– Но ты же профессионал! За что я вам деньги плачу!? – закричал Сорокин.
– На том свете деньги ни к чему, – флегматично отозвался охранник. – А вы правильно заметили, Валерий Дмитриевич, мы профессионалы и потому хотим жить, а не умирать. Вот гопоту погонять или от наемного убийцы вас защитить – это мы можем, а вступать в бой с крупным отрядом без шансов выжить, извините, не наш профиль. Кстати, в нашем контракте так и написано, черным по белому и скреплено печатями.
– Предатели! – прошипело банкир и в этот момент к машине, под прикрытием товарищей, которые взяли водителя и охранника на прицел АКМов, подошел человек. Прикладом автомата он постучал по бронированному стеклу и, Рагимов, дождавшись кивка Володи, опустил его.
– Дверь открой, – совершенно спокойно потребовал незнакомец с автоматом.
Снова Храпунко кивнул, и водитель разблокировал двери. После чего автоматчик присел рядом с Сорокиным и сказал:
– Значит так, господа. Объясняю сразу. Мы из \"Дружины\" и пока вы выполняете наши приказы, будете здоровенькие и целехонькие. А кто дернется, тот поправится на несколько грамм стали и умрет. Доступно выражаюсь?
– Охранник и водитель кивнули, а \"дружинник\" посмотрел на оружие в их руках:
– На выход. Стволы сдайте и не шалите. Сейчас всех обыщут, и вы останетесь здесь. Временно. Всего на пару часов.
– А гарантии? – Храпунко вопросительно кивнул.
– Никаких, – в голосе партизана проскользнули веселые нотки.
– Черт с тобой! – выдохнул Володя и вылез.
Рагимов последовал за главным охранником, который уже бросил пистолет на асфальт и поднял руки, а \"дружинник\" посмотрел на притихшего и испуганного банкира:
– Теперь с тобой разговор.
– А ч-ч-то в-в-вам, собственно, н-нуж-но? – Сорокин стал заикаться.
– Деньги нужны, которые ты в особняке хранишь, и выбор у тебя небольшой. Всего три варианта. Первый, ты упираешься, и тебя пытают. Мы получаем доступ к твоему сейфу, и ты умираешь. Второй, ты держишь удар, не сдаешься, и тебе вкалывают интересное лекарство. Мы получаем доступ к сейфу, и ты умираешь. Ну и третий вариант. Ты сотрудничаешь. Мы забираем то, что было тобой украдено и присвоено, но в итоге ты будешь жить.
Сорокин затравленно огляделся, увидел, что кортеж окружен и бравые профессионалы, которым он платил огромные деньги, сдаются и позволяют себя обыскивать, и понял, что это конец. Спасения не будет. За бумажки с президентами США никто умирать не собирался. Вот она реальность. И тогда он, подняв голову, взвыл:
– Господи! За что!?
Партизан засмеялся, весело и беззаботно, а спустя минуту места водителя и охранника заняли его товарищи, экскаватор отъехал в сторону и кортеж продолжил движение к особняку.
Глава 12.
Московская область. Зима 2014-го.
– Уважаемые товарищи! Соратники!
Голос лидера партии \"Социальная Справедливость\" Димы Трубникова, который стоял на трибуне, прокатился по залу районного ДК и я вслушался в его слова:
– Сегодня мы проводим первый съезд нашей партии и, прежде чем перейдем к решению текущих вопросов и выслушаем докладчиков, мне бы хотелось кратко подвести некоторые итоги. Несмотря на то, что наша политическая партия одна из самых молодых в России, мы стартовали настолько резво, что на нас уже обратили внимание в Госдуме и в правительстве. А почему? Ответ прост. \"Социальная Справедливость\" близка к народу, выражает его волю и отстаивает интересы простых граждан, а не толстосумов, высокопоставленных чиновников и кучки вороватых олигархов. А люди это видят, вступают в наши ряды, и вчера в Самаре был выдан двадцатитысячный партийный билет…
После этого были аплодисменты. Не сказать, что бурные, но хлопали все – рядовые партийцы-активисты, представители регионов, приглашенные гости (депутаты от нескольких оппозиционных партий, пяток журналистов и парочка не особо известных единороссов), спонсоры Трубникова (нашлись такие) и даже я со своими боевиками, которые заняли места вокруг. Однако продолжалось это недолго. Дима взмахнул рукой, остановил овации и продолжил:
– Итак, соратники, нас уже двадцать тысяч. Действующие отделения партии есть в тридцати двух регионах страны, наши однопартийцы занимают должности в государственном аппарате и возглавляют администрацию районов в Московской, Рязанской и Тверской области, а так же в Ставропольском крае. Члены партии есть в бизнесе, в аграрном секторе, в научном сообществе, в армии и в полиции. Это несомненный успех, но для достижения наших целей, основная из которых создание общества равных возможностей для всех граждан страны и возрождение России, нам нельзя останавливаться. Поэтому \"Социальная Справедливость\" должна участвовать во всех выборах, как местных, так и на федеральном уровне, и представители партии обязаны вести активную работу среди народонаселения, пропагандировать наше движение, служить примером честности и целеустремленности, и быть готовыми в любой момент встать на защиту граждан. Только так мы сможем заслужить доверие людей, которые поддержат нас и делегируют наших товарищей по партии на ответственные посты в регионах и в Госдуму. Но для этого, еще раз обращаю ваше внимание, требуется много работать, проявлять инициативу и не бояться ответственности…
Снова аплодисменты и один из молодых партийцев, кажется, активист из Питера, даже выкрикнул \"Трубникова в президенты!\". Однако его одернули, хлопки стихли и лидер \"СС\" повел речь далее.
Дима говорил о наболевшем. Об угрозе терроризма, о неизбежных военных конфликтах, которые принесет новый две тысячи пятнадцатый год, о коррупции, о неспособности властей справиться с внутренними проблемами страны, о защите коренных народов России от инородцев и межнациональной вражде, о разрушенной промышленности, о губительной сырьевой игле, о продовольственной безопасности и о многом другом. Но все это в рамках разумного, без упоминания истинных виновников развала страны, ибо для этого пока не время и не место. Тем более, что в зале находились штатные стукачи ФСБ и депутаты от правящей партии. А \"Социальная Справедливость\" слишком молодая партия и пока еще не имеет серьезной опоры среди населения. И отредактированная старшим Трубниковым речь Димы мало чем отличалась от сотен подобных, которые звучали по всей стране, от Калининграда до Владивостока, и меня она интересовала мало. Поэтому я вжал голову в плечи и вскоре задумался о своем…
Осень пролетела незаметно, и в моей жизни все было неизменно. Труды, заботы, планирование операций, контакты с нужными людьми, захват ключевых точек в районах, где нет сильной руки, постоянные переезды с одной съемной квартиры на другую, проверка боеготовности ударных групп и тренировки. В общем, ничего экстраординарного, будни партизана-подпольщика, и сегодняшний день начинался как обычно. Подъем, зарядка, душ, завтрак и просмотр новостей. За окном рабочие окраины Зеленограда, где должен был пройти съезд партии \"Социальная Справедливость\". В соседней комнате вооруженные гвардейцы. От большой кружки идет ароматный запах свежезаваренного чая. На столе ноутбук и пистолет, а в зубах сигаретка.
Обстановка спокойная, но настроение было не очень. И все потому, что я устал, а тут еще вчера с Галиной поговорил, и на душе остался неприятный осадок. Девушка вроде бы немного оклемалась и перестала при встрече осыпать меня упреками. Но былой близости между нами уже не было, и она попросила отпустить ее к родителям. Да только как ее отпустить, если она знает о нашей организации слишком много? По этой причине мой ответ был отрицательным и, выслушав его, Галина попыталась сбежать. Однако ее перехватили ребята Гнея, которые посадили боевую подругу под замок, и я не знал, что делать дальше.
Конечно, самый простой и надежный вариант – убрать девушку и забыть, что она была, но это не наш метод. А если продолжать держать ее в подвале, то она сойдет с ума или попытается покончить с собой. И чем больше я над этим вопросом размышлял, тем больше негатива во мне скапливалось. Это мешало сосредоточиться на важных делах, и я вновь начинал ощущать себя подонком, который загубил Галине жизнь.
Впрочем, внешне я свою слабость ничем не проявлял, понадеялся на то, что девушка одумается, и собрался. После чего мысли о Галине отступили на второй план, ибо утро принесло новые заботы. Сначала позвонил Гаврилов, который сообщил, что по непроверенным сведениям ночью в Невинномысске произошла массовая драка между кавказцами, в которой пострадали русские. Есть убитые и раненые и в город, памятуя события двухлетней давности, когда чеченцы зарезали местного парня, а так же народные волнения в Пугачеве и других городах страны, спешно стягиваются отряды полиции и наемники, а мобильная связь отключена. Следом звонок от старшего Трубникова, который хотел знать, не забыл ли я про съезд. А затем на связь вышел командир \"Зульфакара\", который доложил, что дело о продаже нам крупной партии вооружения вышло на финишную прямую, и продавец требует обещанную ему предоплату в размере двух миллионов евро наличными.
В общем, я отвлекся, и каждый из звонивших услышал именно то, что хотел. Гаврилову – выслать разведку в Невинномысск, разобраться, в чем дело, и собрать в кулак бойцов бригады \"Юг\". Трубникову – на съезде буду в обязательном порядке. Рустаму Шарафутдинову – деньги уже в пути, будь осторожен, на помощь группе \"Зульфакар\" высылаю двадцать бойцов, схроны под оружие готовы, в случае подозрения на подставу, плевать на деньги, сваливайте.
Наконец, телефон замолчал. Я посмотрел на часы, переоделся и, в сопровождении гвардейцев, отправился на съезд \"СС\". И пока мы добирались до ДК, пока жали руки знакомым и незнакомым товарищам по партии, пока занимали места в зале и слушали вступительную речь Димы Трубникова, прошло два часа. Но когда новизна ушла и началась говорильня ни о чем, бла-бла, общие фразы о спасении родины, снова стала возвращаться хандра. Опять на душе муторно и захотелось закурить.
Однако в этот момент лидер \"Социальной Справедливости\" покинул трибуну и занял место в первом ряду. Массовка проводила его бурными аплодисментами, а ко мне подошел кряжистый широкоплечий мужик в ладно скроенном сером костюме, который хорошо скрывал наплечную кобуру. Это был телохранитель старшего Трубникова, отставной боец \"Вымпела\" капитан Николай Колесников. Надо отметить, весьма примечательная личность. Человек с острым умом и почти без слабостей, который имел превосходную боевую подготовку и в совершенстве знал три иностранных языка, но после увольнения из отряда едва не спился и если бы не отыскавший его Лопарев, то сейчас бы он уже лежал в могиле. Впрочем, лидеры \"СС\" о его связях с майором, который вытащил спецназовца из запоя и пристроил к делу, ничего не знали. Поэтому, по факту, Колесников был нашим человеком, который прошел все хитрые проверки Антона Ильича, смог заслужить его доверие и все время находился с ним рядом.
Мои ребята, увидев Колесникова, заметно напряглись, а он усмехнулся и кивнул на выход:
– Антон Ильич просит вас уделить ему полчаса.
\"Фу ты, ну ты, палки гнуты, – подумал я. – Какие церемонии от Антона Ильича. Нет бы сразу сказал, что как только Дима закончит говорить, и место на трибуне займут идеологи партии, будет время для серьезного разговора один на один. Но нет. Трубников захотел подчеркнуть свой статус, мол, смотри, Егор, какие у меня люди есть, не чета твоим соплякам, головорезам и убийцам. И если они мне подчиняются, а помимо того в моих руках нити управления динамично развивающейся партией, то будь добр воспринимать нас с сыном всерьез, как равных, а не как подчиненных. Хм! Что же, пусть будет так – это не самый плохой вариант развития наших отношений с Трубниковыми, и я не против. Вот было бы мне, действительно, слегка за двадцать, как в паспорте записано, тогда да, возможно, я бы вспылил. Но на деле Егор Нестеров гораздо старше, моего житейского опыта хватит на троих, и мне все равно, кто будет играть первую скрипку после нашей победы. Главное, чтобы эта скрипка играла мою мелодию и победа была, потому что хуже уже не будет, а Трубниковы, с какой стороны ни посмотри, настоящие патриоты, которые способны вершить великие дела. Другой вопрос, принесут ли они пользу нашему народу и не станут ли отец и сын со своими друзьями-соратниками кровавыми шакалами, которым все равно кого грызть, своих или чужаков. Однако с этим будем разбираться потом\".
– Все в порядке, парни, – я кивнул \"дружинникам\". – Сопровождения не нужно.
Бойцы остались, а я последовал за Колесниковым, который проводил меня в небольшой, но уютный кабинет рядом с залом. Кто здесь заседал до нас, мне было неизвестно, однако, если судить по нотам на подоконнике и духовым инструментам на стене, это было помещение руководителя музыкального кружка.
– Проходи, Егор. Присаживайся.
Антон Ильич, который находился за столом у глухой стены, кивнул на кресло напротив себя, но я не торопился. Мы не виделись с ним пару месяцев. Срок немаленький и потому изменения в его внешности и повадках бросились в глаза сразу. Невольно я сравнил того Трубникова, которого привлек в Сопротивление, и сегодняшнего, и едва не засмеялся. Чекист это, конечно, заметил, и когда Колесников оставил нас одних, спросил:
– Что-то не так?
– Нет, – я присел. – Все в порядке. Просто вспомнил, как мы познакомились. Ведь кем вы тогда были, Антон Ильич? Отставным пенсионером, который никому не был нужен, с сыном-инвалидом на попечении. А теперь? Орел. Грудь расправлена. Спина прямая. Глаза горят. Костюмчик пошит на заказ, сразу видно. Телефон дорогой. Часы золотые. Туфельки, наверняка, из натуральной кожи. В телевизоре мелькать стали, пусть на заднем плане, за плечом сына, но все-таки. Короче, другой человек. Солидный, респектабельный и со связями.
– Зря ты так, Егор, – полковник насупился и приподнял левую руку. – Часы эти, между прочим, подарок от сослуживцев по случаю выхода на пенсию. А одежда и дорогой телефон для дела. Не могу же я с серьезными людьми, которые желают поддержать партию, в старых обносках встречаться.
– Да я не в претензию это сказал. Понимаю, что встречают по одежке, а провожают по уму. Поэтому констатирую факт и не более того.
Трубников качнул головой, положил на стол папочку, которую я пересылал ему несколько недель назад, помедлил и спросил:
– Кто это составлял?
В папке была программа, которую я минувшим летом озвучил на Алтае, слегка доработанная и развернутая, но основа осталась неизменной. Пришла пора сводить ручейки наших с Трубниковым намерений в единую реку, и разговор должен был состояться серьезный. Я этого ожидал, и ответил:
– Программа моя.
– И ты хочешь, чтобы наша партия двигала это в народ?
– Да. А вас что-то не устраивает?
– Многое.
– В таком случае, давайте обсудим пункты, с которыми вы не согласны.
– Обсудим. Обязательно. Но сначала скажи – что будет, если мы не пойдем у тебя на поводу?
– Ничего.
– Как это?
– А вот так. Мое дело предложить, а ваше отказаться. На место Димы я не лезу, президентское кресло не для меня.
Тут я лукавил. Просто так, бросать все на самотек было глупо. Однако я был уверен, что основные пункты Трубников одобрит и, сделав наивные глаза, улыбнулся. Да и как не улыбаться, если в партии \"Социальная Справедливость\", которую мы подпитываем финансами, почти сотня \"дружинников\" и без помощи партизанской бригады власть не захватить, слишком много на нас завязано. А если лидеры партии начнут упираться всерьез, руководство \"СС\" можно поменять. Но нет гарантии, что следующий лидер будет лучше Трубниковых, и пока от них серьезных неприятностей нет. А значит, наше сотрудничество продолжается.
Полковник мне не поверил, наверняка, ведь он человек не глупый и многое подмечает. Но развивать тему не стал и перешел к обсуждению спорных моментов моей программы.
– Значит так, Егор. Большинство пунктов в программе вполне адекватные. Президент русский. Выборы только для граждан, а гражданином может стать только полезный для общества человек. Смертная казнь для маньяков, рабовладельцев, наркоторговцев и предателей. Природные ресурсы и стратегические объекты за государством. Уголовная статья за тунеядство, проституцию, сутенерство и содомию. Национализация компаний сотовой связи и СМИ. Поддержка малоимущих. Борьба с коррупцией. Поддержка отечественных производителей. Патриотическое воспитание молодежи. Вооружение граждан. Все это понятно. А вот с остальным есть проблемы.
– А конкретней? Что именно вас не устраивает?
– Национализация банковской системы и запрет ростовщичества. Как ты себе это представляешь?
– Просто. Пришли бойцы. Всех банкиров под арест, документацию изъяли, учреждение закрыли. А далее по накатанной колее: допросы, выдача денег государству и тюрьма. После чего в стране останется только один банк.
– Но так же нельзя! Это не по закону!
– Хорошо. Назовите мне хотя бы одного честного банкира, и я изменю свое мнение.
– Я таких не знаю, – полковник слегка смутился.
– Вот то-то же. Не можете. Нет таких людей, и если мы идем по пути насильственного свержения оккупационного режима, то разбор с банковской системой это мелочь. Вы только представьте себе, при каких условиях будет происходить переворот. Кровь. Хаос. На окраинах страны идет резня русских, а в центре погромы и уничтожение кавказцев. Наши \"заклятые друзья\" из США и Европы подбрасывают в этот котел дровишки. Границы на замок. Весь мир против нас, пока новое правительство не признают. Экономическая и финансовая блокада России. И тут вопрос банков, откуда мы должны успеть выкачать все финансы, какие еще не утекли на запад. Это необходимо для выживания. Следовательно, мы обязаны это сделать. А вы говорите про какие-то законы. Начхать! Кто успел, тот и съел. За кем сила, тот и власть. За кого народ, тот и есть реальный лидер, который должен принять новые законы, справедливые и направленные на благо людей.
– Понимаю, Егор. Однако наших действий не поймут спонсоры, которые появились у партии…
– Кстати, о спонсорах, Антон Ильич. Они вам кто, друзья или товарищи?
– Нет. В основном это люди, которые недовольны Кремлем. Они понимают, что под ногами вот-вот земля заполыхает, и ведут поиск новых точек опоры.
– А сколько денег они дали вам за минувшие три-четыре месяца?
– Полтора миллиона.
– А мы?
– Девять миллионов.
– Так о чем разговор? Ваш настоящий спонсор это партизанская бригада \"Дружина\", которая с вами, а не какие-то там деляги. Так что давайте говорить по существу. Они расходный материал, который может получить в будущем какие-то поблажки, и только. Как говорили большевики в семнадцатом году прошлого столетия – попутчики? Вот и ваши спонсоры из той же породы, временные попутчики, и они не должны знать наших истинных намерений. Точка. Таково мое мнение.
– Резко.
– А иначе никак. Что еще вас волнует?
– Обнуление кредитов. Как это будет осуществляться?
– Всем гражданам простим долги, которые были взяты при прежнем режиме.
– И даже крупные суммы?
– Да. А знаете почему?
– Ну, скажи.
– Потому что ворье пересажаем в любом случае, а честные граждане из среднего класса за прощение долгов скажут нам огромное человеческое спасибо и встанут на нашу сторону. Ведь если мы проиграем, то они опять будут должны. Логично?
– Слишком все просто.
– А я не вижу в этом ничего сложного, Антон Ильич. Трудности будут, разумеется, и под этот пункт программы, как и любой другой, нужен четкий обоснованный закон, в котором будут прописаны все мелочи. Но основа неизменна. Мы прощаем народу долги, даем свободу от финансового ярма, и люди нас поддерживают.
– Допустим, что ты прав. Время покажет. А как быть с границами? Ты предлагаешь закрыть их. Но чем? Откуда ресурсы? Граница огромнейшая, а людей у нас не так уж и много.
– Есть погранвойска, Антон Ильич, которые необходимо увеличить. Есть современные средства связи и слежения, которые помогут обеспечить нашу безопасность. Но более всего я надеюсь на граждан. Дать им оружие и полномочия, пообещать премии за пойманных нелегалов, шпионов и диверсантов, конкретно, приз за голову, и проблема решится сама по себе. Главное, слабину не давать. И если люди на той стороне будут знать, что на нашей территории они могут получить пулю не только от погранца, но и от любого обывателя, желающих добровольно пересечь невидимую черту между государствами будет немного.
– А что по осужденным, которые сидят по 282-й статье?
– Всех наших, я имею в виду русских, которых девяносто процентов осужденных по этой статье, выпустить и амнистировать.
– Даже тех, кто отбывает срок за убийство?
– Да.
– Чушь!
– Может быть, Антон Ильич. Но вы мыслите несколько иначе, чем современная молодежь. Это для вас убийца какого-нибудь азиата или кавказца преступник, а для русского молодняка он герой. И если этих героев не выпустим мы, то их освободят другие люди. Но мы этот контингент уже контролировать не сможем.
– Ишь ты какой! – Трубников всплеснул руками. – Ты их еще и контролировать собираешься?
– Разумеется.
– Каким образом?
– Развернем информационную кампанию – кто за русский народ, тот должен ехать на Кавказ. После чего освобожденных сразу же отправлять в Ставрополь. Там их обучим, создадим из самых отмороженных бойцов дивизию или корпус, снабдим патриотов оружием, разбавим ветеранами Чеченских кампаний и поставим над ними авторитетного командира. Возможно, из осужденных по статье два-восемь-два. Ведь сидят за решеткой достойные мужчины – Квачков, Хабаров, Молодидов.
– А кто не захочет воевать?
– Значит, он не патриот. И нахрена нам такой нужен? Нет уж, время перемен все расставит по своим местам. Кто реально за народ радеет и готов за него чем-то жертвовать, тот наш человек. А кто говорун, болтун или просто психически нездоровый тип, которому в радость толпой одного слабосильного азиатского дворника отмудохать, тот обуза.
– А дальше что?
– К тому моменту, когда корпус будет развернут, противника со Ставрополья вышибем. Боевые действия сместятся в горы, и бойцы окажутся при деле. Назвался патриотом – будь им. Кричишь, что готов зубами черных рвать? Да не проблема, на тебе в руки автомат и вперед. Хочешь экстрима? Пожалуйста, РПО на плечо и пуляй в тех, кого ты считаешь врагами. И экстрима полные штаны, и родине польза, ептыть.
– Ну, а что с ними делать потом?
– Кто выживет, тот может остаться на Кавказе. Дать бойцам льготы, освободить их от налогов, осыпать орденами-медалями и обеспечить жильем. В общем, сделать так, чтобы служба на юге котировалась очень высоко, как в моральном плане, так и в финансовом. Впрочем, подробней это обсудим, когда возьмем власть.
– Разумеется.
Было, я вытащил пачку сигарет и хотел закурить, но полковник остановил меня:
– Не надо.
– Как скажете, Антон Ильич. Давайте следующий каверзный вопрос.
– Льготы для церкви. Почему мы должны их отменить?
– Наверное, по той простой причине, что современные религиозные движения замарали себя сотрудничеством с оккупантами. Да и зачем нам поддерживать жидоверские религиозные течения? В этом нет никакого смысла. Пусть делами и поступками доказывают, что они действительно за народ, а не пышными торжествами за счет продажи табака и алкоголя. Вот только зачахнут они, ибо без халявных денег и административного ресурса на самом верху, церковники ничто, нуль без палочки, и они уйдут, тихо и спокойно.
– А кто придет на их место?
– Родноверы задавят церковь, сначала христианскую, а затем и муслимскую.
– Не думаю, – Антон Ильич покачал головой.
– Посмотрим. Но я вам так скажу. На Кавказе и в Татарстане, несмотря на влияние мусульманства, уже Тэнгри славят и языческие общины создают. На Алтае, в Бурятии и на Урале природных небожителей все активнее поминают. А славяне вспомнили Перуна, Святовида, Мокошь и других старых богов. И это такой противовес авраамистским культам, который перетянет людей. Не сразу, но за пятнадцать-двадцать лет, может быть, больше, без государственной опоры так называемые \"традиционные культы\" зачахнут. Это по нашей стране, а заграницей то же самое. В Армении храм Солнца построили. В Скандинавии на подъеме культы старых небожителей. В Польше, в Германии, в Чехии, на Балканах, в Белоруссии и на Украине – родноверие развивается и, хотя лично я не верю ни в богов, ни в чертей, кто наши союзники в борьбе мне ясно и понятно. Христианские пастыри живо объяснят пастве, что в Кремле святые люди, а мы враги и агенты Госдепа. С мусульманами тоже проблемы, общий язык после бойни найти будет сложно. Ну, а про раввинов промолчу, Кремль для них кормушка, там же все свои. Следовательно, мы должны опираться на другие религиозные движения. А какие, если выбор не велик? Не на буддизм ведь с даосизмом и синтоизмом?
– Вообще-то, – Трубников поморщился, – я крещеный и обвинения в адрес РПЦ мне слушать неприятно, хотя ты прав.
– Так и что? На том основании, что вы христианин, надо попам льготы оставить и дальше Гундяева с его сворой подкармливать? Нет уж. Если строим общество, в котором люди будут иметь равные возможности, а церковь отделена от государства, давайте трусить всех. Никаких привилегий толстопузам с золотыми крестами на шее. Никаких поблажек мусульманам. Никаких льгот иудейским раввинам. Каждый волен верить, во что пожелает, но не за счет государства и не вопреки законам. Поймите же, наконец, Антон Ильич, что не мы с вами запустили процесс развала страны и развязываем очередную бойню. Но нам предстоит собирать империю в единое целое, ведь никого другого на горизонте не наблюдается, или шваль, или мечтатели, или подставные фигуры. Поэтому, хотим мы того или нет, придется подстраиваться под ситуацию, искать новые ходы и выбирать те, которые выгодны стране и нашему народу, а не зарубежным президентам и премьер-министрам. И ход об отмене льгот для церковных объединений логичен. Нам не нужны дармоеды и это факт.
– Ладно. Подумаем.
Полковник замолчал и я решил, что наш разговор близится к своему концу. Но это было только началом. Съезд продолжался и пока члены партии решали, как им жить дальше и каким путем двигаться в светлое будущее, мы тоже общались и спорили, а затем Трубников сказал:
– Знаешь, Егор, чем дольше мы с тобой знакомы, тем больше я удивляюсь. Нет в тебе ничего, чтобы привлекало людей. Ты самый обычный человек. Но тебя невозможно переспорить, и я никак не мог понять, отчего так. А недавно сообразил. Ты веришь в то, что делаешь, и чувствуешь себя вправе решать чужие судьбы. И это ощущение непробиваемой правоты придает тебе силу и передается твоим \"дружинникам\". Вот в чем твой главный секрет.
– И к чему вы затронули эту тему? Опять ищите черную кошку в темной комнате, и пытаетесь разглядеть во мне второе дно?
– Нет. Все проще. Недавно мы с Димой разговаривали о тебе, и возникла мысль, чем ты можешь заниматься после нашей победы.
– Интересно-интересно, – я подался вперед. – Ну и что же вы мне уготовили?
– В твоей программе есть пункт о создании комиссии по расследованию преступных деяний прежнего правительства. А при комиссии должен быть отряд по отлову преступников.
– Понятно. Я глава комиссии, а \"Дружина\" станет боевым элементом этой структуры. Так?
– Верно. Ты схватил суть.
– Что же, я готов. Но опять же, всерьез об этом поговорим, когда Дима станет главой государства.
– Согласен.
Неожиданно, прерывая наш разговор, зазвонил мой телефон. Странно, звонков вроде бы не ждал, но ответил и услышал взволнованный голос Гаврилова:
– Егор?
– Да.
– Я возле Невинки.
– И что там?
– Полная жопа. В городе идут бои. Кто и с кем бьется непонятно. Видим наемников, судя по эмблемам, ЧВК \"Омикрон\", полицейских и военных. Невинномысск в блокаде.
– Что намерены делать?
– Посылаю в город три ударных группы и подтягиваю остальные.
– Одобряю. Держи меня в курсе и не забывай менять телефоны. Мои резервные номера ты знаешь.
– Договорились.
Телефон отключился и Трубников спросил:
– Что-то серьезное?
– Пока не знаю. Посмотрим.
Глава 13.
Из личных воспоминаний Андрея Черкашина \"Как это было\".
Как историк минувшей войны и непосредственный участник тех событий, я могу сказать, что кровавые события, которые произошли в городе Невинномысске в декабре четырнадцатого года, никем специально не планировались. И все, что было, являлось следствием случайности, которую можно смело назвать роковой. Правительство не было заинтересовано в дестабилизации обстановки на юге страны до лета следующего года и Невинномысск, крупный транспортный узел, который связывал Центральную Россию и Кавказ, при любом раскладе, не должен был пострадать. Сторонники Кавказского Имарата и боевики из радикальных исламистских организаций тоже собирались с силами, строили планы и переходить к активным боевым действиям в течение зимы не планировали. Партизанская бригада \"Юг\" только-только стала превращаться в боевую организацию и находилась в стадии формирования. Ну, а местным жителям, в большинстве спокойным и мирным гражданам, превращать свой город в поле боя тем более не хотелось.
Однако кровь пролилась, погибли люди, и это повлекло за собой череду других смертей. А началось все с того, что на перекрестке улиц Калинина и Гагарина, в районе ЦУМа, встретились две группы кавказцев и между ними, после короткой словесной перепалки, произошел конфликт на религиозной почве, который перерос в драку со стрельбой. Так записано в материалах следствия и в этом не было ничего необычного, поскольку столкновения между последователями суфийского течения ислама (традиционного для Кавказа) и салафитского (радикального) происходили не только на территории южных республик, но и по всей стране. При этом коренные жители, как правило, не понимали, из-за чего спорят чернявые джигиты, и большинству было наплевать, сколько ЛКН получило травмы или погибло. Ибо как думало большинство? Лишь бы меня не коснулось, а чингачгуков не жаль, чем больше их в землю ляжет, тем лучше и нам спокойнее. Такой вот бытовой нигилизм. Да только в этот раз драка переросла в настоящее побоище и задела многих.
Возле ЦУМа, выкрикивая непонятные слова, сошлись в жестокой рукопашной схватке полтора десятка крепких мужчин. Броски. Удары. Выбитые зубы. Хрипы. Кровавые брызги. Порванная одежда. Последователей суфизма оказалось больше, и они начали одолевать своих противников, которые, кстати сказать, были с ними из одного района. Салафиты стали отступать и тогда один из них, отскочив в сторону, подбежал к своей машине, открыл багажник и достал боеготовый АКМ. После чего он открыл беспорядочный огонь, в две длинные очереди опустошил рожок, запрыгнул в машину и скрылся.
Общий итог драки следующий. Кавказцы разбежались. Полиция прибыла с опозданием. Возле ЦУМа остались двое убитых, уроженец города Ботлих (Республика Дагестан) сорокалетний Рамзан Рамазанов и тринадцатилетняя школьница Юля Воропаева. Плюс семь человек получили ранения разной степени тяжести, в основном порезы от разбитой пулями витрины, и были отправлены в больницу.
Естественно, был объявлен план \"Перехват\" и полиция приступила к поиску вооруженного преступника, а народ, который уже имел опыт народных сходов, начал собираться возле здания городской администрации и требовать справедливости. И, возможно, все удалось бы предотвратить, и последующие кровавые события могли быть отодвинуты. Но местная власть растерялась. К людям никто не вышел, видимо, мэр города испугался, а начальник ОВД получил от краевого начальства указание при помощи полицейских и прикормленных казаков выхватывать из толпы самых горластых горожан и не допускать беспорядков, провокаций и возможных погромов. Так уже было, в две тысячи двенадцатом, после убийства Николая Науменко, когда зарезавшие молодого парня братья Акаевы спокойно и беспрепятственно уехали в родной Грозный. Тогда власть тоже испугалась и по приказу начальника ГУ МВД по Ставропольскому краю генерал-лейтенанта Олдака, который прибыл на юг с Алтая, где он оказался замешан в коррупционном скандале, полиция и ОМОН хватали всех, кто шел на народный сход.
Теперь сценарий повторялся. Недовольство людей планировалось задавить в зародыше и первое, что власти сделали, приказали отключить в городе мобильную связь и выставить на выездах из города усиленные наряды ДПС, а затем в толпу вклинились сотрудники полиции и реестровые казаки. Хотя, какие там казаки? В основе дармоеды и бывшие милиционеры, которые продолжали служить за деньги. Ведь как в свое время сказал советник президента по делам казачества покойный генерал Трошев? \"Мы создадим новое казачество из чего угодно без так называемых казачьих потомков, тянущих нас назад к феодализму\". Вот и создали ряженое войско.
Впрочем, речь не о казаках, они разные бывают, а о событиях в Невинке.
Сотрудники полиции нацелились на группу наиболее агрессивно настроенных мужчин, вокруг которых и собиралась толпа. В центре этой массы находился отец погибшей при перестрелке девочки работник завода измерительных приборов \"Энергомера\" Александр Воропаев. И хотя сам он человеком по жизни был спокойным, именно Воропаев стал тем, на кого стали равняться возмущенные горожане. Значит, требовалось лишить толпу, которая пока еще не перешла к активным действиям, лидера. Все правильно. Однако полицейские не учли одного простого факта. Год четырнадцатый отличался от двенадцатого очень сильно и люди изменились. Они стали злее, потеряли страх и были готовы защитить себя.
Что поделать? Очередной промах районных блюстителей порядка, которых никто не готовил к тому, что им придется работать с большими массами народа и разгонять митинги. И когда полицейские, пробившись к Воропаеву, схватили его и потащили в \"черный воронок\", люди попытались отбить несчастного отца, который стал их знаменем. После чего один из полицейских, для острастки, выстрелил вверх, а неизвестный человек выкрикнул заветные слова, которые стронули лавину. \"Мочи козлов!\" – разнеслось над площадью, а далее события развивались спонтанно и непредсказуемо.
Зажатых в толпе полицейских и реестровых казаков смяли за несколько секунд. В руках у людей появилось табельное оружие правоохранителей, которых затаптывали ногами, и снова над площадью разнеслись выкрики, на этот раз от нескольких людей:
– Потребуем ответа от мэра!
– Начальника полиции сюда!
– Нет! Надо брать горадминистрацию и полицию!
– Люди, пошли!
– Чего мы ждем!? Чтобы нас всех перестреляли!?
– Бей тварей!
– Мужики! Что вы стоите!? В нас стреляют!
Далее разгоряченная толпа разделилась.
Часть людей, отобрав оружие у не успевших разбежаться полицейских, вломилась в администрацию и взломала кабинет мэра, который, по свидетельству очевидцев, дрожал от страха и пытался дозвониться до краевого начальства. А затем, после короткой беседы, в ходе которой \"хозяина города\" избивали, толпа выкинула его из окна и частично разошлась, а кто остался, тот приступил к мародерке.
Другая часть горожан направилась в ОВД, но полицейские сразу же оказали сопротивление. Завязалась ожесточенная перестрелка, и было убито несколько человек, среди которых оказался Воропаев. Но это бунтующих не остановило, а наоборот, разозлило. К почуявшим вкус крови и потерявшим чувство реальности бунтовщикам, они же восставшие, они же повстанцы, стали подходить подкрепления, и многие горожане были вооружены. Но взять здание ОВД они смогли не сразу, а только через пару часов, когда кто-то додумался подогнать к нему тяжелый трактор и снес угол дома. Вот через этот пролом восставшие и смогли проникнуть внутрь и учинили там резню. Ведь после событий на площади полицейские сдавались, а поскольку потери с обеих сторон уже достигли десятка убитых, толпа требовала возмездия и никого щадить не собиралась.
Тем временем, помимо группы, которая заняла горадминистрацию и штурмующего ОВД сводного отряда, сформировалась еще одна колонна. В основе там были студенты, которые главными врагами видели выходцев с Кавказа, и они направились в свои учебные заведения. Первой остановкой этой колонны, которая постоянно увеличивалась в числе, стал НИУБП (Невинномысский институт управления, бизнеса и права), где произошла стычка с несколькими выходцами из Чечни, был избит преподаватель и попытавшийся заступиться за него охранник. Вторым на очереди оказался технологический институт, где арматурой были забиты насмерть два выходца из Уганды, не кавказцы, но тоже, по мнению молодежи, черные. Далее толпа, в которой было уже свыше трехсот человек, половина школьники, атаковала экономико-правовой колледж и энергетический техникум, а затем, уже вечером, молодежь захватила ДК \"Энергетик\".
Это что касательно жителей сто двадцатитысячного города, из которых участие в беспорядках принимало не более семи-восьми процентов, а остальные отсиживались по домам и квартирам, и ждали, что им скажут по телевизору. А помимо них в городе появилась другая вооруженная сила, приезжие из Кавказа, большинство из которых находилось в Фабричном районе. Именно туда стали стекаться избитые студенты-мусульмане и там же находились виновники драки с перестрелкой возле ЦУМа. И как только в городе прозвучали первые выстрелы, из тайников стало извлекаться оружие, которого было немало, не только стрелковое, но и гранатометы, и пулеметы, и даже один противотанковый комплекс. Судя по всему, эти закладки делались боевиками, знавшими, что вскоре федеральный центр даст им послабление и разрешит резать русских. Однако это только моя догадка и если говорить по факту, всего через несколько часов после захвата горадминистрации в Невинномысске уже было четыре вооруженных отряда.
Первый, понятное дело, мародеры в местном Белом Доме, численностью до сотни человек, к которым присоединилось немало пенсионеров, и главным лозунгом для них стал один – грабь награбленное, а целью становились близлежащие магазины. Второй отряд находился возле ОВД. Это около ста пятидесяти активных бойцов, которые не знали, что делать дальше, но понимали, что отвечать за свои действия придется, и собирались держать оборону. Третий, националистически настроенная молодежь в ДК \"Энергетик\", где не было единого лидера. И четвертый отряд мусульманский, не менее ста человек под предводительством самозваного амира Сайфуллы Бородача. А в дополнение к ним было множество мелких бандитствующих и хулиганствующих звеньев, ночные шакалы из гопников и около криминальных элементов, которые вскрывали банкоматы и пытались под шумок нажиться.
Это расклады в городе на момент наступления ночи и теперь о властях.
О том, что происходило в городе на самом деле и какова ситуация, в Ставрополе практически ничего не знали. Последний доклад, пока не прервалась телефонная связь с городом, был из осажденного ОВД и главный полицейский города кричал в трубку, что здание атакует настоящий боевой отряд. И полицейского можно было понять, он находился под огнем и потому нес околесицу. Но на основании его доклада принимались решения, и высланный из краевого центра отряд полицейских остановился на трассе Ростов-Баку, перед въездом в Невинномысск. Неправильно. Но никто из облеченных властью начальников не хотел брать на себя ответственность. Все ждали толчка сверху, а на мнение прошедших через горячие точки омоновцев, а позже спецназовцев ФСБ, внимания не обратили. Генералы решили ждать подкреплений, а рядовым и офицерам оставалось только выполнять их приказ.
Кстати, о подкреплениях, они были высланы и всю ночь, пока в городе царило безвластие, шли локальные стычки между местными жителями и кавказцами, горели дома и грабились магазины, на окраине Невинномысска происходило сосредоточение сил. Полиция, \"Альфа\", подразделения МЧС, военные и наемники из ЧВК \"Омикрон\". Подразделений стягивалось много и уже к утру на федеральной автотрассе М29 скопилось не менее тысячи хорошо подготовленных и отлично вооруженных бойцов при поддержке бронетехники и спецтранспорта. Электричество в городе отключилось еще ночью, и кто это сделал, до сих пор неизвестно. Телефонная связь пропала. Выезжающие из Невинномысска люди добавляли неразберихи, потому что каждый говорил свое. А руководитель операции по освобождению города генерал-майор полиции Жабрин приказал проверять беженцев из зоны конфликта на предмет причастности к бандитским и террористическим группировкам, и никуда их не отпускать. Ну, а что касается воинских частей, которые находились в городе, то они оказались в окружении и командиры, усилив караулы, заняли выжидательную позицию. Точно так же как отдельная рота ДПС ГИБДД и отдел вневедомственной охраны ОВД на улице Комсомольской.
В общем, в городе и вокруг него воцарился хаос, и дошло до того, что по улицам свободно бродили сбежавшие из местного психоневрологического интерната пациенты и буйно помешанные из психбольницы номер два. И в это же время по железной дороге, которую еще не перекрыли, согласно расписания, следовали поезда и электрички. По трассе двигались автобусы, грузовики и легковые автомобили. В прилегающем к Невинномысску населенном пункте Кочубеевское все было спокойно, если не считать беглецов из города.
В семь часов утра федеральные силы, при поддержке вертолетов, начали полноценную разведку, готовились к полноценному штурму и по-прежнему ждали приказов. Командир бригады \"Юг\" полковник Гаврилов, о котором я тогда ничего не знал, только выехал из Ставрополя. Так что как на ситуацию ни посмотри, сплошной разброд, никто и ни за что не отвечал. Сюрреализм какой-то. И в этот момент на железнодорожную станцию Зеленчук, одну из двух в Невинномысске, прибыла электричка Кавказская – Минеральные Воды, в которой был я со своими друзьями. Вот так судьба кинула меня в пекло, и мы, сами того не ожидая, раньше срока, оказались на войне…
***
Ставропольский край. Зима 2014-го.
– Андрюха, сейчас выходим.
Черкашина толкнули в бок и, проснувшись, он открыл глаза. На соседнем сиденье находился его ровесник, двадцатилетний Макс Холостяков, худощавый жилистый блондин.
– Зачем ты меня разбудил? – Черкашин посмотрел в окно, за которым проплывал высокий забор какого-то завода, и добавил: – Мы ведь только в Невинке и до Минеральных Вод далеко.
Холостяков кивнул в сторону соседнего вагона:
– Потап приказал.
– Тогда понятно.
Андрей поудобней пристроил чехол с видеокамерой, вытащил из-под сиденья туристический рюкзак, положил его на колени и, дожидаясь, пока электричка остановится, снова закрыл глаза и задумался.
С Жекой Потапенко, которого все называли Потап, два закадычных друга, Черкашин и Холостяков познакомились еще в детстве. В родном Ростове они жили в одном доме, и хотя Потап был старше Андрюхи и Макса на четыре года, они приятельствовали и именно он пристрастил друзей к поиску. Романтика. Бродить с поисковиками по дебрям и находить то, что похоронено в земле, в основном эхо Великой Отечественной войны и останки павших бойцов, которые затем передавались в военкомат. Но увлечение скоро прискучило приятелям. Тем более, что старший товарищ ушел в армию и остался служить по контракту в спецназе ГРУ, в отряде, который базировался в поселке Степной и часто выезжал в командировки на Кавказ. Ну, а друзья стали студентами РГУ, благо, родители помогали, и про Потапа они вспоминали редко.
Однако судьба вновь свела эту троицу. Так случилось, что младшего брата Холостякова, тринадцатилетнего Володьку, покалечили выходцы с Кавказа, которых практически сразу поймали. Но справедливость не восторжествовала, кавказцев выпустили, и друзья решили наказать их самостоятельно. А тут как раз Потап объявился, в отпуск приехал, и толкнул такую тему, что наказывать обидчиков Володьки надо. Да только делать все нужно по уму и при поддержке реальных людей, которые думают о будущем страны и готовятся к ее освобождению от жидов и черных беспредельщиков. Однако для начала Черкашину и Холостякову, крепким ребятам, но без реальной боевой подготовки, следовало бы пройти обучение в тренировочном лагере.
Что за лагерь? Чему там будут обучать? Где он находится, и кто именно проводит обучение будущих борцов за освобождение родины? На эти вопросы Потап не ответил. Однако прямым текстом заявил, что он собирает группу для отправки в этот тренировочный центр и приглашает друзей поехать с ним.
Говорил Жека Потапенко очень убедительно – это он умел, и в итоге, без долгих уговоров, парни согласились пройти обучение в лагере партизан, и уже через три дня на поезде Москва-Новороссийск, вместе еще с несколькими парнями, прибыли на станцию Кавказская. Там к группе присоединилось еще девять человек, и они сели в электричку до Минеральных Вод. Ехали в разных вагонах, чтобы не привлекать к себе внимание работников полиции, и в дороге Черкашин не раз пожалел, что согласился оставить учебу и по зиме ехать куда-то в горы, навстречу неизвестности. Но выказывать слабость и поворачивать назад, Андрей не любил, а потому продолжал путешествие и старался не думать о том, что за прогулы его и Холостякова могут исключить из университета. Впрочем, парни подстраховались, оформили себе липовые медицинские справки со всеми положенными печатями, и на две-три недели их должно было хватить, а родители парней были уверены, что они уехали на юг по путевке от университета…
– Андрюха, глянь!
Голос друга вновь вернул Черкашина в реальность и, посмотрев в окно, он увидел, что в городе пожары. Один. Другой. Третий. Здания горели в разных концах Невинномысска. Но это было не главным. В утреннем сумраке, над городом проносились ясно различимые очереди трассеров, и на общем фоне это выглядело, словно кадры из военного кинофильма.
– Что это? – спросил Черкашин.
– Кажется, война, про которую Потап говорил. Он еще на Невинномысской станции что-то заметил и с полицейскими на перроне разговаривал. Наверное, тогда и решил с электрички сойти.
– Понятно, – Андрей помедлил и задал другу вопрос: – Слушай, Макс, а нам с тобой это нужно?
– В смысле?
– Ну, война эта… Заваруха… Может, отскочим в сторону, пока не поздно?
– Не знаю, – Холостяков пожал плечами. – Но я с Потапом, верю ему. Да и за братишку моего покалеченного посчитаться надо. Пусть не дома, а в другом месте. Опять же ребята с нами нормальные и бросать их было бы подлостью. А ты хочешь уйти?
Черкашин покачал головой:
– Если ты остаешься, то и я с тобой.
Тем временем электричка Кавказская – Минеральные Воды остановилась на станции Зеленчук. Макс встал и направился на выход, а Андрей последовал за ним.
Парни оказались на перроне, который продувался холодным ветром с реки, зябко поежились и подошли к Потапу. Все члены группы сделали то же самое, и когда вокруг лидера собралось семнадцать человек, молодые и спортивные парни славянской внешности с объемными рюкзаками, к ним подбежали вооруженные \"сучками\", автоматами АКСУ, полицейские, которых было двое.
– Старшина Петров, линейный отдел внутренних дел Минераловодского УВД, – представился один, пожилой усач. – Ваши документы, граждане.
Потап спокойно улыбнулся, кинул взгляд на второго полицейского, который, словно готовый к броску пес, настороженно замер чуть в стороне от напарника, и достал паспорт. Его примеру последовали остальные, и пока полицейский просматривал документы, старший в группе спросил его:
– Товарищ старшина, а что это в городе происходит?
– Беспорядки, – пробурчал усталый полицейский. – Русские с кавказцами дерутся, а бандиты под шумок беспредел творят.
– А правда, что ОВД захватили и администрацию?
– Правда, – неохотно выдавил старшина.
– Ясно.
– А раз ясно, то прыгайте обратно в электричку, молодые люди, и езжайте отсюда. Нам приезжие не нужны, сами разберемся. Без туристов. Вы же туристы?
– Конечно.
Жека окинул пустой перрон взглядом, и сделал то, чего Андрей не ожидал. Двумя руками он сильно толкнул старшину на его напарника и оба полицейских упали. Документы парней разлетелись, а Потап подскочил к блюстителям закона и выкрикнул:
– Парни! Вяжем их!
Черкашин и Холостяков растерялись, зато остальные, будто ждали такой команды, и сворой налетели на полицейских. После чего их автоматы вместе с боеприпасами и рациями оказались в руках парней, а Потап махнул рукой в сторону общественного туалета:
– Туда их! Живее! И документы! Документы соберите!
Полицейских оттащили в туалет. Пассажиры электрички смотрели на все происходящее из вагонов, но ни один не дернулся, а на перроне, по-прежнему, было пусто. Ростовчане в это время находились снаружи, вместе с вооруженными парнями, и о чем Потап говорил с полицейскими, они не слышали. Однако вскоре Жека вышел и вместе со старшиной, который прихрамывал, и несколькими бойцами, уверенным шагом направился в здание станции, где находился еще один полицейский пост. А что касательно остальных ребят, то лидер велел ждать его на площади.
Молодежь вывалилась на пустую площадь. Ларьки и магазинчики были закрыты, автомашин нет. Кругом пустота, только ветер носил по площади обрывки газет и полиэтиленовые пакеты, а вдалеке слышалась чахлая стрельба. И, проанализировав свои внутренние ощущения, Черкашин представил, что он в Петрограде семнадцатого года.
Потап с бойцами присоединился к основной группе через десять минут. Полицейского с ними уже не было, зато у бойцов появилось еще два автомата. Судя по улыбке на лице Жеки, беспокойного человека с авантюрной жилкой, он был доволен собой и, взмахнув рукой, контрактник воскликнул:
– Все ко мне!
Группа сгрудилась вокруг лидера, и он сказал:
– Бойцы, слушать меня. В лагерь не едем. Вот в этом самом городе, – Потап снова взмахнул рукой, – произошло событие, которое войдет в историю. Народ поднялся на борьбу против оккупационного режима и с оружием в руках готов отстаивать свои права. К городу подходят войска, наемники и полицейские, но я остаюсь и хочу присоединиться к восставшим. Они, наверняка, возле городского отдела полиции на Первомайской улице. Где это, я знаю и кто со мной, добро пожаловать. Ну, а кто считает, что он не готов, тот пусть останется здесь или прыгает в первый же поезд и валит отсюда как можно быстрей и как можно дальше. Итак, решайтесь и решайте свою судьбу. Прямо здесь и прямо сейчас, потому что на долгие раздумья времени нет.
На мгновение парни притихли. Но вскоре от общей массы отделилось четыре человека.
– Извините, друзья, – сказал первый, – у меня дома мама больная, а я у нее единственный сын.
– Авантюра все это, – добавил второй и сплюнул на асфальт.
– Я на стрельбу и городские бои не подписывался, – покачал головой третий.
– А я не согласен стрелять в полицейских и военных, – высказался четвертый и добавил: – Они тоже русские, как и мы, а нам неизвестно из-за чего в городе бунт и на чьей стороне нам придется сражаться. Так что, камрады, пока. Мне в террориста превращаться не хочется.
После этого от группы отделилось еще трое, и Потап, ухмыльнувшись, сказал:
– Балласт скинули. Пошли, братва.
Семь человек остались, а десять парней и лидер шмыгнули в переулок, вышли на какую-то улочку и в этот момент перед ними, словно на заказ, остановилась желтая маршрутка. После чего боковая дверь микроавтобуса распахнулась, прямо в грудь Потапа уперся ствол АКМа и раздался истошный крик:
– Аллах акбар! Смерть неверным!
\"Пиздец! – пронеслась у Черкашина мысль, и он почувствовал, что волосы на голове встают дыбом. – Сейчас будет выстрел и Потап упадет. А затем длинная очередь и достанут нас\".
Однако АКМ не выстрелил. Вместо этого в микроавтобусе раздалась ругань, а Потап, который даже не успел испугаться, поднял АКСУ и открыл огонь. Короткая очередь влетела в салон, и там закричали от боли. Еще одна и хрипы, а потом Жека слегка сместился и расстрелял водителя. Пули влетали внутрь маршрутки, и Потап остановился лишь тогда, когда расстрелял рожок.
Из салона на покрытую ледком дорогу упало несколько капель крови, и кто-то из парней сказал:
– Да нихрена себе.
– Вот то-то, что нихрена, – просипел Потап и, заглянув в микроавтобус, выхватил из рук убитого, смуглого бородача в дутой спортивной куртке и шапке с зеленой окантовкой понизу, АКМ, потертый и грязный. После чего он передернул затвор, посмотрел на выпавший патрон и покачал головой: – Оружие надо чистить, а иначе в самый решающий момент оно может подвести.
Сам не понимая, зачем и ради чего, Черкашин достал видеокамеру, привычно включил ее, начал съемку и кто-то из парней сказал:
– Слышь, братишка, не надо. Палево.
Но вмешался Потап:
– Пусть. Это нам память на старости лет будет. Только лица в кадр не бери.
– Понял.
Черкашин, словно на автомате, продолжил съемку, а Жека приказал выбросить трупы ваххабитов, а в том, что убитые были радикальными исламистами, никто не сомневался, из салона и проверить машину.
Парни зашевелились. Автоматчики в прикрытии, Потап ведет обыск, а один боец выкинул труп водителя, сел на окровавленное сиденье и попробовал завести микроавтобус. Как ни странно, но это у него получилось. Движок заработал, и Потап приказал парням грузиться.
Трофеев оказалось немного, один старый видавший виды АКМ и пара пистолетов. Не густо, тем более что боеприпасов было всего ничего. Однако для начала неплохо – так сказал лидер, и один ствол, \"макаров\" с двумя обоймами, достался Черкашину, который залез в маршрутку и присел у окна.
– Поехали! – приказал Потап. – Дорогу покажу, я здесь раньше бывал.
Микроавтобус сорвался с места и помчался к центру. Черкашин при этом продолжал снимать, и посмотреть было на что. Вот сгоревший \"ленд-крузер\", номера девяносто пятого региона. Вот в проулке три человека с охотничьими ружьями, лишь только увидели, что в окнах микроавтобуса стволы автоматов, сразу спрятались за угол. Вот пожилая дамочка в шикарной шубе, толкает перед собой груженную новенькими шмотками тележку, а следом за ней дед с большой коробкой в руках, где-то плазменным телевизором разжился. Вот магазин с разбитыми витринами. А вот окровавленный мужик в камуфляже и с битой в руках, опирается на нее и куда-то ковыляет.
– Стой! – проревел Жека возле мужика, и когда маршрутка замерла, он высунулся в окно и кивнул подранку: – Наши где?
Мужик, лицо которого несло на себе следы серьезных побоев, обнажил окровавленный рот с парой только что выбитых зубов и прошамкал разбитыми губами:
– А што шебе швой?
– Кто мне свой? – уточнил Потап.
– Ага.
– Кто за русский народ, тот и свой.
Раненый махнул рукой дальше по улице:
– Там… Полишия… Вше там…
– А может с нами? – Жека улыбнулся.
– Не-а, – мужик покачал головой. – Шомой надо… К шинке… Отвоевалшя…
– Ну, давай. Удачи.
Маршрутка продолжила движение и чем ближе к центру, тем больше стало попадаться людей. Но рассматривать их было некогда, а вскоре микроавтобус остановили вооруженные люди, мужчины в возрасте, в однотипных камуфляжных куртках, но с разнокалиберным оружием, кто с автоматом, кто с гладкоствольным карабином, а кто-то и с двухстволкой. В общем, первое впечатление Черкашина, что это банда.
Снова микроавтобус замер. Парни напряглись, мало ли что, но в них никто не стрелял, а один из местных приподняв вверх раскрытую правую ладонь, выкрикнул:
– Кто такие?
– Хотим к вам присоединиться! – отозвался Потап.
– А откуда вы и сколько вас!?
– Из Ростова и Краснодара! Одиннадцать человек!
– Далековато вас занесло!
– Это да! Но мимо пройти не смогли! Глядим, у вас революция в полный рост, и мы к вам!
Местный житель приблизился, заглянул в салон и спросил:
– А повоевать где успели? Чего маршрутка в дырках?
– Трофей. У черных отбили. Трое. Наглые и глупые. Были бы реальные боевики, с опытом, завалили бы нас. Но мы парни везучие и потому они дохлые, а мы живы и здоровы.
– Добро. Проезжайте. Дальше по улице, возле полиции кафешка. Спросите Семеныча, он с вами пообщается.
– Спасибо.
– Да не за что.
Через полсотни метров конечная остановка. Маршрутка замерла возле небольшого уютного кафе, и парни посыпались наружу. Потап с \"бывалыми\" направился внутрь, а Черкашин, не выключая видеокамеру, которую зажал под мышкой, последовал за ними. Андрюху никто не гнал и не останавливал. Он продолжал двигаться, а в его голове бились тревожные мысли:
\"Что я здесь делаю!? Зачем я в этом городе!? Ведь скоро начнется бойня, если местные окажут сопротивление, или полиция всех спеленает. Да и вообще странно, что горожане, такие расслабленные и до сих пор не в клетке. Ни баррикад, ни блокпостов. Входи-выходи. Проезжай-выезжай. Никакой организации, сразу видно. И тут я. Так может быть, все-таки свалить, пока не поздно? Хотя нет. Наверное, уже поздно. Попал!\"
– Кто старший!? – Потап оглядел небольшой зал, в котором находилось несколько человек.
– А кого надо? – навстречу парням выдвинулся старый дядька в потертом армейском бушлате.