– Почему?
– Если наша миссия не удастся, смартплекс ему не поможет.
Однако было видно, что существовал и другой мотив, не позволивший Конфетке оставить устройство в ангаре. И Октавии не составило труда его угадать:
– Ты не доверяешь Линкольну…
Она не задала вопрос, но Сандра кивнула в ответ.
– Почему?
– Я не знаю… то есть я не уверена, что будет, когда они установят контроль над кораблём.
– Мы вернёмся домой.
– Да. А дальше?
– Ну… – Октавия пожала плечами. – Полагаю, люди как-нибудь договорятся.
– А если они не захотят договариваться?
– В смысле?
– К сожалению, в прямом. – Сандра вздохнула. – Технологии, из которых состоит корабль, могут придать ускорение цивилизации и подарить нам звёзды, а могут обеспечить военно-политическое превосходство любой стране или блоку.
– Ни одной стране не позволят захватить корабль.
– Уверена?
Некоторое время они шли молча, после чего Октавия грустно улыбнулась:
– Райли ты тоже не доверяешь?
– И Райли, и Линкольну, и Емельяновой, если на то пошло. Я не доверяю политикам.
– Политики – это часть системы управления. Другой у нас нет.
– Я знаю…
Но Леди не закончила мысль и не позволила себя перебить:
– Политики тем и занимаются, что договариваются друг с другом, поднаторели в этом и, я уверена, справятся. Корабль достанется всем.
– Но раз у меня есть возможность повлиять на происходящее, я хочу быть уверена, что они договорятся.
– У тебя ещё нет такой возможности.
– Но мы работаем над этим. И очень плотно работаем… Подожди.
Коридор привёл девушек в небольшой холл, вдоль одной из стен которого располагались два больших пассажирских лифта – судя по ширине дверец, и один маленький, как потом выяснилось – на двенадцать-пятнадцать существ среднего инопланетного сложения. Конфетка уверенно подошла к маленькому и нажала кнопку вызова.
– Он работает? – удивилась Октавия.
– Это командирский лифт, – объяснила Сандра, вновь запуская смартплекс Баррингтона. – Он работает всегда. – Дверцы бесшумно распахнулись, и девушка вошла в кабину. – Ты со мной?
– А куда я денусь? – Октавия встала рядом с Конфеткой, которая вводила на панели секретный код. – Только скажи: что ты сделаешь, если сумеешь завладеть кораблём?
По тону и по тому, как Леди выделила «ты», стало понятно, что вопрос очень беспокоит девушку. И потому Сандра постаралась ответить предельно искренне и твёрдо:
– Клянусь: ничего плохого.
А затем дверцы закрылись, и кабина плавно поехала вниз.
…
– Повторяю ещё раз: за ворота никого не выпускать. Ни на шаг, ни на полшага, никакого нытья: «Можно я хоть одним глазком посмотрю!» Все сидят внутри. – Хиллари старался говорить столь же внушительно, как Линкольн или Коллинз, но получалось не очень похоже – владеть голосом так же, как привыкшие командовать офицеры, Арнольд ещё не научился. Поэтому добирал физическим давлением, буквально нависая над Сергеем, благо рост и сложение позволяли здоровяку так давить на кого угодно. – Ты здесь на посту, понял?
– Да.
– И самое правильное – вообще не вступать в разговоры.
– Хиллари усмехнулся. – И не забывай посматривать в коридор, мало ли что из него выскочит.
– Что из него выскочит? – растерялся Сергей.
– Пришелец! – заржал Арнольд. – Хищник какой-нибудь.
Саймон послушно поддержал веселье. Сергей тоже улыбнулся, но про себя подумал, что, наверное, напрасно поддался уговорам Линкольна и оказался в подчинении грубого Хиллари. С другой стороны, ради личной благодарности капитана и обещания «не забыть ребят, проявивших свои лучшие гражданские качества» после возвращения, можно было потерпеть здоровяка и стать членом составленной из подростков милиции.
Формировать её никто не собирался, но другого выхода у Линкольна не было. Вирус вывел из игры всех военных, а распахнутые ворота требовали постоянной охраны: и для того, чтобы осмелевшие ребята не расползлись по кораблю, и на случай возникновения непредвиденных обстоятельств. Во второе капитан не очень верил, но возможность появления кого-нибудь недружелюбного в голове держал. Все эти соображения делали необходимым временную мобилизацию лояльных парней, желательно покрепче, а поскольку Пятый ушёл с Райли, а Даррел отправился за ними следом, обратиться Линкольн мог только к Хиллари. По той простой причине, что обратись он к кому другому, Арнольд немедленно начал бы против нового «любимчика» войну.
В итоге – договорились.
Хиллари ожидаемо обрадовался возможности заполучить «официальную власть», подобрал нескольких ребят покрепче, причём не из богатых представителей «лучших школ планеты», которые оказались в числе победителей «Фантастического Рождества» благодаря толстым родительским кошелькам, и организовал охрану ворот. Однако ещё на совещании, выслушав все соображения Линкольна, Арнольд разумно заметил, что гарантировать защиту от внешней угрозы не сможет при всём желании. «Допустим, из коридора явится монстр, что мы будем с ним делать? Тюбиками от еды забрасывать?» Капитан замечание принял и, поколебавшись, пообещал обучить отобранных Арнольдом ребят обращению с оружием. И теперь, оставив Сергея на посту, Хиллари и Саймон отправились на первый урок.
– Баррингтон опять одна.
– И что? – поинтересовался Арнольд, машинально посмотрев на сидящую возле брата девушку.
– Просто. – Саймон облизнулся. – Пятый ушёл, Бесполезный сбежал, Вагнер чинит VacoomA…
– Коллинз в коме, – продолжил мысль приятеля Хиллари.
– А твой авторитет на подъёме. – И поэтому, что бы они ни сделали с Анной, это наверняка останется безнаказанным. – Думаю, нужно отомстить сучке.
Мысль поиздеваться над дерзкой Баррингтон Арнольду понравилась, но поразмыслив, он решил отложить экзекуцию.
– Не сейчас.
– Не сейчас?
– Мы торопимся на урок, – напомнил Хиллари. – И уже вечером у нас будет оружие.
Саймон сначала нахмурился, а потом, сообразив, заулыбался:
– Да!
Чем меньше человек, тем приятнее ему чувствовать твёрдый ствол.
– Кроме того, Коллинз пообещал наказывать тех, кто бьёт женщин, поэтому бить её нет никакого резона…
Договаривать Арнольд не стал, но так посмотрел на приятеля, что тот сначала вздрогнул, а затем осклабился:
– Ты серьёзно?
– Тварь должна страдать, – решительно ответил Хиллари. – Она заплатит и за свою наглость, и за ложь своего любовника. – И повернулся к «Чайковскому». – А теперь пошли за автоматами.
…
Перес и Микша ослабли одновременно, однако первая стадия заражения – до комы – протекала у них по-разному. У Хуаниты – очень бурно, кровь потекла сразу и отовсюду: из глаз, из ушей, из пор. И скрутило сильно – Перес выла, несмотря на то, что Вагнер дал ей двойную дозу болеутоляющего, выла и ругалась, проклиная всех и вся: Райли, который позвал её в самоубийственную экспедицию, себя – за то, что согласилась, Бога, допускающего, чтобы люди испытывали такие муки, и даже кадета – за то, что его зараза не коснулась. Объяснять корчащейся от страшной боли женщине, что он через это испытание уже прошёл, Павел не стал. Просто следил за тем, чтобы она себя не поранила. Микша подобного ужаса избежал: его вырвало кровью, после чего бортинженер сразу потерял сознание. К счастью, при первых же признаках заражения Вагнер попросил Микшу переместиться в пассажирское кресло, и ему не пришлось выносить бортинженера самому или оставлять в трюме.
Затем кадет по внутренней связи доложил о случившемся Линкольну, однако удивить капитана не сумел. Получил приказ «присматривать и сообщить Нуцци в случае ухудшения», дождался, когда в кому впадёт и Перес, сжевал обед и отправился в трюм – продолжать работу.
По большому счёту, ничего другого Вагнеру не оставалось: помочь заболевшим он был не в силах, да и Нуцци, если на то пошло, тоже, а сидеть возле них не имело смысла. Перед тем как отключиться, Перес собиралась отправить кадета потрошить «Чайковского» – они как раз составили список деталей, приборов и устройств, которые следовало снять с разбитого клипера, но теперь поход откладывался, и Павел решил заняться ремонтом корпуса, в котором снаряды пришельцев оставили изрядное количество пробоин. Микша упоминал, что на борту VacoomA есть четыре полноценных ремкомплекта: «Мистер Райли распорядился взять больше на тот случай, если инопланетяне поведут себя враждебно», и Вагнер отправился за ними в трюм. Запустил на служебном терминале стандартную карго-программу, в которой в том числе описывалось местонахождение грузов, отыскал ремкомплекты, машинально пробежал взглядом по другим наименованиям – на «Чайковском» кадет отвечал за трюм, поэтому привык знать, что у него на борту – и запнулся на строке: «Научное оборудование класса «N». Просто: «класса «N». Хотя все остальные приборы суперкарго сопроводили кратким описанием – так требовали правила Космического флота. Помимо лаконичного и неинформативного названия, Павла смутил чрезмерно большой вес «оборудования». Заинтригованный, Вагнер отправился в указанную часть трюма и обнаружил объёмный чёрный контейнер, больше напоминающий гигантский сейф. Закрывался он не стандартными запорами, а электронным замком, и на стенках отсутствовала маркировка. Однако дотошного кадета это обстоятельство не остановило. Он включил освещение, вытащил из кармана фонарик и принялся тщательно оглядывать контейнер, разумно предположив, что если на нём были хоть какие-то следы, то их, возможно, не сумели уничтожить полностью. И не ошибся. Судя по всему, контейнер не зачистили, а просто покрасили перед погрузкой на клипер, и при определённом угле падения света начинали проступать старые надписи. Текст кадет не разобрал, а вот круглый знак радиационной опасности опознал мгновенно.
После чего выключил фонарик, уселся рядом с контейнером и собрал воедино три факта: букву «N» в описании груза, настойчивые расспросы Перес об его умении обращаться с ядерными материалами и закрашенный знак.
Вывод напрашивался один: на борту VacoomA находится ядерный заряд. А человек, который его сопровождал, по всей видимости, погиб. Но это не важно. Важно то, что у Перес появились сомнения относительно целости контейнера. А значит, нужно в первую очередь отыскать дозиметр и проверить сомнения Хуаниты. И уже потом думать, что делать дальше.
Вагнер посмотрел на контейнер и неожиданно понял, что очень хочет курить.
…
Размером этот холл оказался точно таким же, как тот, из которого они спустились, только выходило в него не три лифта, а один; проход в коридор был перекрыт мощными, во всяком случае внешне, раздвижными стальными дверями, и точно такие же были врезаны в стену напротив. К ним-то и подошли девушки. То есть к ним уверенно направилась Конфетка, а Леди следовала в полушаге от подруги. И когда Сандра остановилась, тихо спросила:
– Волнуешься?
Хитрить не имело смысла.
– Да, – честно ответила Конфетка. – Безумно.
С лифтом они справились, но что делать, если не откроется дверь? А если откроется, то вдруг – такое ведь возможно! – ей не удастся подключиться к системе? Обидно будет проиграть, пройдя столь длинный путь, из-за такой мелочи, как дверь. А ещё обиднее, потому что успех… почти гарантирован. Сандра вздохнула, но продолжила стоять, не торопясь открывать проход в рубку управления. Она не говорила подруге, что не просто надеется на успех – она знала алгоритм, знала, как нужно действовать, чтобы получить доступ к системе, но всё равно нервничала.
Не хотела проигрывать.
– Остался один шаг.
– Два, Октавия, два шага: войти и взломать.
Но торопиться не хотелось.
– Звучит довольно… просто.
– Согласна.
Они вновь помолчали.
– Если получится, мы изменим ход истории.
– И спасёмся.
Октавия с лёгким удивлением посмотрела на подругу:
– Что для тебя важнее?
– Это взаимосвязано: ты спасёшь мир, а я просто спасусь, – ровно ответила Сандра.
– Мы спасём мир и придадим цивилизации ускорение.
– Нет: ты и Райли. Или только ты.
– Но почему?
– Такова договорённость.
– Из-за твоего прошлого?
– Да, ОК, из-за моего прошлого. – Сандра продолжала смотреть на дверь. – Если у нас всё получится, моей наградой станут полная амнистия и работа на «Vacoom Inc.». Если какая-нибудь спецслужба не захочет взять меня к себе. Я ведь… – Короткая улыбка. – Я ведь очень ценный актив.
– То есть в покое тебя не оставят?
– Ну, надо же как-то зарабатывать на жизнь. А они предлагают стабильный доход, социальный пакет и приличную пенсию.
«И пребывание под постоянным надзором, – закончила про себя Октавия. – Такого специалиста больше на свободу не отпустят…»
Помолчала и тихо спросила:
– Ты довольна сделкой?
– У меня нет выхода.
– Это значит «нет»?
– Это значит, что «довольна» – не то определение, которое следует использовать. – Сандра вновь улыбнулась. Не едва заметно, а по-настоящему. Но продолжая смотреть на дверь. Улыбнулась и тихо продолжила: – Когда-то давно мой папа сказал, что цифровое пространство – полностью искусственное, каждый его закоулок создан человеком, и потому в нём возможно что угодно. И сделать с цифровым пространством можно что угодно, потому что чужую работу всегда можно разобрать на составляющие. Ведь тебе известен принцип, ты владеешь теми же инструментами, что и создатели пространства, поэтому твоя способность преобразовать результат чужого труда нужным тебе способом – всего лишь вопрос знаний. Эта аксиома позволяет мне крушить любые цифровые преграды.
– Она придаёт тебе уверенность в себе.
– Не придаёт, – качнула головой Сандра. – Она и есть моя уверенность. И ни разу меня не подвела.
– Но сейчас ты собираешься преобразовать то, что создали инопланетяне.
– Разве они не люди?
Октавия поперхнулась:
– Что?
– Я пошутила, – успокоила подругу Сандра.
– А…
– Я просто хотела сказать, что мы всё равно говорим о цифровом пространстве. Люди его создали или инопланетяне – не важно, важно то, что пространство – искусственное. Оно было создано на принципах, в которых я уже немного разобралась. Я взломаю эту консервную банку и заставлю служить себе.
– Твой отец гордился бы тобой.
– Возможно. – Сандра выдержала паузу и неожиданно спросила: – А о чём думаешь ты?
– Жалею, что с нами нет Августа, – честно ответила Октавия. И тоже – не глядя на подругу. – Не потому что боюсь, а с ним чувствую себя спокойно… Нет. Я просто хочу, чтобы он сейчас держал меня за руку. И чтобы мы вошли в эту дверь вместе.
– В эту дверь?
– Надеюсь, в новый мир.
– Постараемся сделать так, чтобы именно в него.
– Я в тебя верю, Сандра. Если это кому-то под силу, то только тебе. – Леди ОК запустила все свои микродроны – до сих пор они не снимали происходящее, и спросила: – Идём?
– Да, хватит терять время, – ответила Конфетка, после чего подошла к экрану цифрового замка и ввела полученный из смартплекса Артура код.
Двери распахнулись – никакого дополнительного подтверждения не понадобилось, и девушки оказались в большом, но отнюдь не огромном зале. Вся его дальняя стена представляла собой гигантский монитор, на который в обычное время выводилась нужная вахтенным офицерам информация. А вахтенные здесь бывали – об этом говорили три удобных кресла, расставленные на комфортном расстоянии от дальней стены, – чтобы каждый офицер мог видеть весь монитор. Но сейчас вахтенные отсутствовали, изрядная часть экрана оказалась безжизненно чёрной, а центр был заполнен длинной последовательностью символов и цифр, заканчивающейся стоящим в начале строки мигающим курсором.
– Нам предлагается ввести код? – догадалась Октавия.
– Да, – подтвердила Сандра.
– Ты это знала?
– Я надеялась, что так будет, и рада, что не ошиблась.
Но этот разговор состоялся не сразу.
Войдя в зал – двери бесшумно закрылись за их спинами, – девушки медленно прошли мимо кресел – они показались очень удобными, но рассчитанными на существ более мощного, нежели люди, сложения, и остановились у пятиметрового шара, расположенного между монитором и креслами. Шар находился в углублении, поднимаясь над полом сантиметров на семьдесят, не больше, и не мешал вахтенным смотреть на монитор. Углубление окружал невысокий бордюр, по которому шла тонкая чёрная ограда. Могло показаться, что это вся защита, но когда Октавия попыталась протянуть за ограждение руку, то почувствовала преграду – устройство оказалось закрыто силовым полем.
Тем не менее верхняя полусфера была прекрасно видна, и сейчас она была почти полностью окрашена всеми оттенками красного – от розового до бордового. Серой, видимо, нормальной, оставалось не более десяти процентов поверхности.
– Это их компьютер? – спросила Леди.
– Процессор, – поправила подругу Конфетка. – Кодовое обозначение – Первое Ядро.
– По нему ты врезала?
– Да.
– Ты молодец, – с уважением произнесла Октавия, разглядывая процессор. – Такую махину завалить – дорогого стоит.
– Ещё нет, – отрывисто бросила Сандра. – Я буду молодцом, если сумею воспользоваться первой победой.
– У тебя получится.
– Надеюсь.
И вот тогда они обратили взгляд на монитор.
– А что будет после того, как ты введёшь код?
– Его ещё нужно ввести, – по-прежнему отрывисто ответила Конфетка.
– То есть ты не знаешь, как это сделать?
– Я приблизительно знаю, как это сделать, и в общем более-менее уверена в том, какой код нужно ввести.
– Звучит не очень оптимистично, – заметила ОК. – Поэтому ты так долго стояла перед дверью?
– Поэтому, пожалуйста, не отвлекай меня.
Прежде чем вводить код, Сандре требовалось запустить устройство, с которого это можно сделать: таким устройством был украденный смартплекс. Артур подключал его к сети инопланетян, и сейчас следовало восстановить соединение, но девушка не была уверена, что пароль, который она сумела отыскать – полный. Однако другого у неё не было.
– Почему ты не запустила смартплекс раньше? Не хотела показывать Райли?
– Во-первых, потому что это не оригинальное устройство, оно не прописано в памяти системы безопасности. Во-вторых, мне нужен не смартплекс в системе, а сама система, добраться до которой можно только отсюда. В-третьих, я просила не отвлекать…
– Извини.
Судя по всему, над смартплексом Баррингтона поработали пришельцы: он с лёгкостью обнаружил сеть, которую «не видели» смартплексы Леди и Конфетки, сам за неё «зацепился», предложил воспользоваться оставшимся в памяти паролем, и сам же прервал соединение – на экране появился жирный красный крест. А в следующее мгновение из динамика смартплекса раздалась длинная фраза на незнакомом, немного щёлкающем языке.
– Они так говорят? – удивилась ОК.
– Сейчас.
Конфетка запустила приложение, помеченное как «Универсальный переводчик», смартплекс запнулся, помолчал, после чего голос из динамика зазвучал на привычном языке:
– Внимание! Попытка несанкционированного подключения неопознанного устройства!
– Это мы? – Леди задала вопрос шёпотом, словно её могли услышать.
– Ага, – кивнула Сандра.
Конфетка уже поняла, что об обещаниях не отвлекать Октавия забывает практически мгновенно, слишком много вокруг интересного, и перестала об этом просить. Делала своё дело и отвечала короткими репликами, с трудом разбирая, о чём подруга спрашивает.
– Внимание! Вероятность угрозы.
– И «вероятность угрозы» – это тоже мы?
– А кто ещё?
– Что с нами будет?
– Если не докажем, что мы белые и пушистые – нас уничтожат.
Сандра надеялась, что суровый ответ заставит Леди притихнуть, но ошиблась.
– А ты сможешь доказать? – поинтересовалась ОК.
Мама Стифлера : Дед Мороз
А у меня дома живёт Дед Мороз…
Он живёт на телевизоре, и ему там нравится.
Он умеет играть на гитаре, петь, и топать ножкой…
Иногда у него садятся батарейки, и он молчит.
А я вставляю новые…
И Дед Мороз снова поёт, притоптывая в такт ватным валенком…
* * *
- Алло, привет! Ты чё такая гундосая?
- Привет. Болею я. Чего хотел?
- Дай посмотреть чё-нить стрёмное, а? Какую-нибудь кровавую резню бензопилой, чтоб кишки во все стороны, и мёртвые ниггеры повсюду.
- Заходи. Щас рожу мою увидишь – у тебя на раз отшибёт всё желание стрёмные фильмы смотреть.
- Всё так сугубо?
- Нет. Всё ещё хуже. Пойдёшь ко мне – захвати священника. Я перед смертью исповедоваться хочу.
- Мне исповедуешься. Всё, иду уже.
- Э… Захвати мне по дороге сока яблочного, и яду крысиного. И того, и другого – по литру.
- По три. Для верности. Всё, отбой.
Я болею раз в год. Точно под Новый Год. Всё начинается с бронхита, который переходит в пневмонию, и я лежу две недели овощем, и мечтаю умереть.
Я лежу, и представляю, как я умру…
Вот, я лежу в кровати, уже неделю… Моя кожа на лице стала прозрачной, глаза такие голубые-голубые вдруг… Волосы такие длинные, на полу волнами лежат… Вокруг меня собралась куча родственников и всяких приживалок, и все шепчутся: «Ой, бедненькая… Такая молоденькая ещё.. Такая красивая… И умирает… А помочь мы ничем не можем…»
А у изголовья моего склонился седовласый доктор Борменталь. Он тремя пальцами держит моё хрупкое запястье, считает мой пульс, и тревожно хмурит седые брови. А я так тихо ему шепчу: «Идите домой, доктор… Я знаю, я скоро умру… Идите, отдохните. Вы сделали всё, что могли…» - и благодарно прикрываю веки.
Доктор выходит из комнаты, не оглядываясь, а его место занимает Юлька. Она вытирает свои сопли моими длинными волосами, и рыдает в голос. Потому что я, такая молодая – и вдруг умираю…
И однажды вдруг я приподнимусь на локте, и лицо моё будет покрыто нежным румянцем, и я пылко воскликну: «Прощайте, мои любимые! Я ухожу от вас в лучший из миров! Не плачьте обо мне. Лучше продайте мою квартиру, и пробухайте все бабки! Потому что я вас очень люблю!»
И откинусь на высокие подушки бездыханной.
И сразу все начнут рыдать, и платками зеркала занавешивать, и на стол поставят мою фотографию, на которой я улыбаюсь в объектив… Нет. Это дурацкая фотка. Лучше ту, где я в голубой кофточке смотрю вдаль… Да. Точно. Я там хорошо вышла.
И закопают меня под заунывные звуки оркестра, и пьяный музыкант будет невпопад бить в медные тарелки…
Но я не умираю.
Я мучаюсь две недели, а потом выздоравливаю.
И наступает Новый Год.
Болею вторую неделю.
Изредка мне звонят подруги, и интересуются степенью моего трупного окоченения. Потом спрашивают, не принести ли мне аспирина, получают отрицательный ответ, и уезжают в гости к бойфрендам.
А я болею дальше…
И пока мне не позвонил никто.
Кроме соседа Генри.
Понятия не имею, как его зовут. Генри и Генри. Как-то, правда, спросила, а с чего вообще вдруг Генри?
Отвечает:
- А… Забей. У меня фамилия – Раевский. Мой прапрадед – генерал Раевский, может, слышала? Так что погоняло у меня вначале было Генерал. Потом уже до Генри сократилось…
Логично. Значит, Генри…
И вот никто больше не позвонил… Суки.
Открываю дверь.
На пороге стоит сугроб.
- Привет! – говорит сугроб, и дышит на меня холодом.
- Привет, - говорю, - ты сок принёс?
- Принёс, - отвечает сугроб. И добавляет: - А яду нет. Кончился яд. – И, без перехода: - Ой, какая ты убогая…
- Спасибо, - поджимаю губы, и копаюсь в сугробе в поисках сока.
Сугроб подпрыгивает, фыркает, и становится похож на человека, который принёс сок, и плюшевого Деда Мороза.
- Дай! Дай! – тяну руки, и отнимаю Деда Мороза!
- Пошли чай пить, - пинает меня сзади человек-сугроб, и мы идём пить чай…
Дед Мороз стоит на столе, поёт, и топает ножкой…
На улице – холодно.
И дома холодно.
Только под одеялом тепло. И даже жарко.
Я в первый раз за всю последнюю неделю засыпаю спокойно. Я не кашляю, у меня нет температуры, и я прижимаю к себе Деда Мороза.
- А меня, кстати, Димой зовут… - слышу сбоку голос, и чувствую в нём улыбку.
Улыбаюсь в темноте, и делаю вид, что сплю.
- Генри, давай откровенно, а?
- Давай.
- Слушай, ты, конечно, клёвый, но…
- Проехали. Дальше не продолжай. Мне прям щас уйти?
– Если ты не будешь мешать.
- Нет… Ты не понял. Я буду с тобой. Только ты губы не раскатывай, ладно? Как только мне подвернётся кто-то получше – ты уж не обижайся…
- Мадам, у меня нет слов, чтобы выразить моё Вами восхищение, но смею надеятся, что Вы тоже не сильно расстроитесь, если я уйду от Вас, в случае, если встречу девушку своей мечты?
- Насмешил.
– Можно я тебя у лифта подожду?
- Да, я такой.
…Такое яркое всё вокруг… И тихо очень… И тишина эта – звенит… И – голос в тишине:
– Можно, но только дверь открывай сама – смартплекс пока занят.
- Сегодня. Тридцатого. Ноября. Две. Тысячи. Пятого. Года. Ваш. Брак. Зарегистрирован!
Поднимаю лицо кверху, и смотрю на потолок.
В действительности Октавия не паниковала, она просто набрасывала «напряжение» и шутки, чтобы впоследствии смонтировать из них интересное видео. И когда Сандра это поняла – она окончательно успокоилась.
Меня теребят, что-то говорят, а я смотрю на потолок.
У меня глаза стали большие и мокрые. Их срочно надо вкатить обратно.
Не вкатываются.
«Я, мать твою, как будто в кино снимаюсь…»
И щёки тоже мокрые стали.
И губы солёные. Димкины.
- Раевская… - шепчет мне на ухо, - Я тебя люблю…
А я смотрю на него, и всё такое солёное вокруг…
Правда, в этом «кино» действительно могли убить, но после ощущения съёмок эта мысль стала казаться нереальной, и Конфетка неожиданно для себя улыбнулась.
И красивое.
Сижу на работе.
– Получается? – тут же спросила ОК.
Не сезон. Заказов нет. Выкурила уже полпачки сигарет, и лениво рисую на листке казённой бумаги своего Деда Мороза.
Не получается почему-то.
– Да.
Оно и понятно. Художник из меня никакой.
Дзыньк!
Это сообщение пришло.
Сандра наконец-то разобралась, куда следует скопировать пароль, и тревожный голос замолчал.
С фотографией.
Экран телефона маленький, и ничего не понятно.
– Получилось?
Только текст внизу видно.
«Хочу так же…»
– Чуть-чуть потерпи…
Хмурю брови, и кручу телефон во все стороны.
– Код допуска принят. Устройство подключено к сети.
«Хочу так же..»
Что ты хочешь так же?
– Да, всё в порядке, – улыбнулась Конфетка.
А-а-а-а… Улыбаюсь хитро, и начинаю искать на размытом фото трахающихся собак.
Краснею, но ищу.
– Что теперь?
И не вижу!!!
Домой лечу стрелой.
– Теперь мне нужно подключиться к главному терминалу.
Влетаю, и кричу:
- Где? Где там собаки трахаются?! Покажи! Я три часа искала – не нашла!
– Он так и называется?
На кухне у плиты стоит Генри, жарит мясо, и оборачивается:
- Какие собаки?
– Остановимся на том, что я его так назвала.