Вспышка гнева, сквозь который проглядывал страх.
— У меня есть список любовниц Эдварда Миры за последний год. Одна из них, возможно, виновна в его смерти. Мне нужно знать, встречался ли Джонас Вайманн с кем-то из женщин сенатора и разделял ли слабость друга к женскому полу в целом.
— Маршалл… — Прежде чем Истердей успел заговорить и выразить ту злобу, которая полыхала в его глазах, Петра взяла его за руку. — Они мертвы, и если причина в этом, твой долг — рассказать правду. Прошу тебя.
— Эдвард не скрывал, что заводит связи на стороне. Мэнди была в курсе. — Истердей говорил отрывисто, выплевывая слова. — Джонас вел себя более скрытно, но… оба его брака распались именно потому, что он изменял женам. Однако если Эдвард с Джонасом и делили одну женщину на двоих, мне об этом ничего не известно.
— А как насчет вас, мистер Истердей? Позволяете вы себе выходить за рамки дозволенного?
— Разговор окончен.
— Еще нет. — Петра крепко стиснула руку мужа. — Наши отношения основаны на доверии, любви и уважении. Я знаю, что первой жене Маршалл изменял. Мой первый муж тоже крутил романы на стороне. Я больше года отказывалась выйти за Маршалла, потому что разучилась доверять. Мы встретились вскоре после того, как развелись с прежними супругами.
— С тех пор как мы с тобой начали встречаться, у меня не было ни одного романа.
— Знаю. — Петра прижала ладонь к его щеке. — Я жила с неверным мужчиной, — обратилась она к Еве. — Признаки измены мне хорошо известны. Я пообещала себе, что больше с таким жить не стану. А я никогда не нарушаю обещаний, лейтенант. Мы с Маршаллом построили прочную семью, и ее краеугольные камни — это доверие, верность и уважение.
— Вы знаете, где искать, — добавил Истердей. — Можете проверить мои финансы, информацию о поездках, поговорить с моими подчиненными. С тех пор как я встретил Петру, у меня не было отношений с другими женщинами.
— А как насчет Бетца?
– Это почему, Эвелин?
— Лейтенант, я ценю вашу заботу о моей безопасности и с уважением отношусь к вашему званию, однако не намерен сплетничать о своих друзьях. Поговорите с ним сами.
– Ты знаешь, что ты не единственный в мире частный сыщик.
— Непременно. Вы дружите с сенатором Фордхемом?
– Что ты хочешь этим сказать, Эвелин?
— Не особо. Он был другом Эдварда. Конечно, мы общаемся, но он скорее мой знакомый, чем друг.
– Я беспокоилась за тебя, – в ее голосе послышалось волнение. – Я наняла человека, чтобы он разыскал тебя, чтобы узнал, все ли у тебя в порядке, не попал ли ты в беду?..
— То есть Фордхем вам не брат?
Вот черт.
— Нет, — резко ответил Истердей, и его рука с чашкой задрожала. Он поставил чашку на поднос. — С меня хватит. Не понимаю, чем наш разговор поможет следствию. Кроме того, вы заставляете меня предавать умерших друзей. Я хочу отдохнуть.
– Э, это очень мило с твоей стороны, Эвелин, но...
— Да, тебе нужно отдохнуть, — сказала Петра. — Я поднимусь, только провожу офицеров.
– Мило?! Первое, что выяснил этот сыщик, это то, что из моего дома ты звонил в Чикаго. Номер, по которому ты звонил, оказался рабочим номером телефона в табачной лавке, которой владеет некий мистер Кампан, являющийся чикагским гангстером, как тебе, наверное, хорошо известно.
Когда Истердей выходил из комнаты, Еве показалось, что груз, давящий ему на плечи, стал еще тяжелее.
– Эвелин...
— У нас хорошая охранная система, — заговорила Петра. — Я прослежу, чтобы ее поставили на максимум. Без меня муж никуда выходить не будет. Готова нанять и личную охрану, если посоветуете.
В ее голосе теперь слышалось странное раздражение:
— Не помешает. Пусть ни с кем не встречается наедине, — добавила Ева, вставая. — Обоих убитых заманили в ловушку именно таким образом.
– Ты лгал мне. Ты обо всем докладывал им в Чикаго, ведь так?
— Маршалл не такой, как они. Он очень любил их обоих, но сам он не такой. Да и я не Мэнди Мира, лейтенант, уж поверьте.
– Это не должно тебя интересовать, Эвелин. Это может быть опасно для\' тебя.
— Верю. — Ева встретилась с ней взглядом. — Спасибо за потраченное время.
Когда они вышли на улицу, Ева сделала глубокий вдох.
— Какие впечатления, Пибоди?
— Истердей что-то скрывает. Что-то, о чем не рассказывал даже жене. О чем ей знать не положено. Напуган до смерти. Однако если бы Истердей изменял Петре, она бы знала. Когда он сказал, что верен ей, это прозвучало искренне.
— Он не говорил «верен», — заметила Ева. — Он сказал, что у него не было романов на стороне, не было других отношений. По-моему, это не одно и то же.
— Не вижу разницы.
— Истердей не бегает за каждой юбкой, как его приятели. Если бы бегал, жена узнала бы и вышвырнула его вон. Однако покувыркаться в постели, выпить вместе, поужинать, поговорить — не то же самое, что выследить женщину, изнасиловать, а затем вернуться к обычной жизни.
— Ну и ну…
– Ты мне теперь угрожаешь?
— Да уж. И ты права — он что-то скрывает. А еще напуган. Напуган и обозлен. Истердей — член братства. Верность братьям и желание скрыть от жены, чем они занимаются, может стоить ему или еще кому-нибудь жизни. Посмотрим, что удастся вытрясти из Бетца.
– Нет! Черт, нет... Я просто не хочу, чтобы ты попала в беду.
Дом Фредерика Бетца в Верхнем Ист-Сайде некогда представлял собой небольшой эксклюзивный отель для непомерно богатых. Именно непомерное богатство отеля сделало его желанной целью мародеров во время Городских войн. Само здание не было разрушено, зато всю начинку — мрамор, камень, дерево, позолоту, хрусталь, листовое серебро — разбили, разломали, отковыряли и растащили. Почти двадцать лет унылое, покрытое граффити здание простояло без дела, пока Бетц, предприимчивая натура, не купил его за бесценок в самом начале эпохи восстановления. Потратив на отделку в десять раз больше, чем на само здание, он превратил его в свой личный дворец, а заодно наглядно доказал, что вкус за деньги не купишь.
– Ладно, ты был в больнице. Я знаю, у тебя огнестрельное ранение. Я беспокоилась, я и сейчас беспокоюсь о твоем здоровье. Может, ты сможешь мне все объяснить как следует, и я снова буду хорошо к тебе относиться. Но ответь мне на один вопрос.
На красной сводчатой двери, покрытой блестящим лаком, толстые амуры в чем-то вроде стрингов резвились с лукавыми кентаврами и крылатыми лошадьми. Скалили зубы трехголовые псы, драконы со свирепыми глазами плевались огнем. Некоторые амуры были вооружены луком и стрелами и, судя по виду, готовились пустить их в ход. Ева так и не смогла решить, какого эффекта хотел добиться художник — прихотливого или непристойного.
— Жуть какая, — сказала Пибоди.
— Да уж, другого слова не подберешь.
Я вздохнул.
Ева взглянула на сканер для считывания отпечатка ладони, который крепился к стене золотыми пальцами, и решила, что о вкусах не спорят. Непонятно, почему, но не спорят.
– Какой вопрос, Эвелин?
Она нажала кнопку звонка, окруженную золотыми виноградными лозами.
– Почему ты лежал в больнице, главный хирург которой приходится тестем какому-то известному гангстеру?
– Это тоже выяснил твой частный сыщик?
«Доброе утро, — произнес компьютер глубоким певучим голосом с британским акцентом. — Сейчас мистер и миссис Бетц не принимают. Пожалуйста, сообщите свое имя, если хотите, чтобы с вами связался кто-нибудь из персонала».
– Да.
— Отсканируй, — велела Ева и подняла значок. — Лейтенант Даллас, полиция Нью-Йорка. Мне необходимо срочно поговорить с мистером Бетцом.
– Эвелин, эти гангстеры управляют всем Чикаго. Это просто совпадение. Не беспокойся о том, чего нет.
«Минуточку».
– Они и тобой управляют?
Луч красного света просканировал значок.
– Иногда да. Когда появляется такая необходимость. И я иногда оказываю им услуги, потому что еще хочу жить.
«Лейтенант Даллас, ваша личность подтверждена. К сожалению, мистера Бетца нет на месте. Если хотите переговорить с его личным или деловым ассистентом…»
– Бруно Ричард Хауптман мертв.
— Тогда пусть будет миссис Бетц, — перебила Ева.
«К сожалению, миссис Бетц нет на месте. Если хотите…»
– Я знаю. Но что я могу теперь сделать?
— Да ну тебя! А кто есть на месте? Согласна на любого живого человека.
– Ничего. Ничего.
«Минуточку».
– Эвелин... Эвелин, ты плачешь?
— Позвони Бетцу в офис, — велела Ева напарнице. — Постарайся поговорить с живым человеком. Нужно выяснить, куда, черт возьми, он запропастился.
– Будь ты проклят, Геллер! Будь ты проклят.
— Минуточку, — с интонацией компьютера проворковала Пибоди и поспешно отступила в сторону, доставая телефон.
Почти все женщины в конечном итоге говорят мне это. Даже светские женщины.
Прежде чем Ева решила, усмехнуться или нарычать на нее, послышалось щелканье открываемых замков.
– Прости меня, Эвелин. Прости, что я не оправдал твоих ожиданий.
— Лейтенант, детектив…
– Ты еще можешь оправдать их. Я знаю, в глубине души ты хороший человек.
— Сила! Вы здесь работаете?
– В самом деле? Означает ли это, что должность твоего шофера все еще вакантна?
— Да, мэм. — Уборщица слегка склонила голову и отступила назад, давая им пройти. — Уже полгода как. Миссис Бетц расторгла договор с предыдущей клининговой компанией, и сенатор Мира дал ей наш телефон. Что-то случилось?
– Ты жестокий, – сказала она, потому что я сделал ей больно.
— Возможно. Я ищу Фредерика Бетца.
Мне стало ее жаль, и я снова попросил у нее прощения.
— Ох, даже не знаю, где он может быть. Слышала только, как миссис Бетц говорила, что едет в загородную резиденцию — на Бимини, кажется, — вместе с ребенком, няней и няниной помощницей.
Искренний тон, с которым она произнесла следующие слова, разбил бы мне сердце, если бы я поддался чувствам:
— У няни есть помощница?
– Нейт, я знаю, этот маленький мальчик жив... Я уверена в этом. Если мы сможем его найти, то мы восстановим доброе имя Ричарда Хауптмана.
Сила чуть заметно усмехнулась:
— Еще бы! По-моему, миссис Бетц взяла с собой и личного ассистента. Возможно, мистер Бетц тоже поехал с ними, хотя ничего такого она не говорила. Мы как раз прибираемся наверху. В хозяйской спальне полный бардак — как обычно. Однако я не заметила, чтобы что-нибудь из его вещей отсутствовало.
– Посмертное помилование не оживит его. Может быть, история оправдает этого бедолагу, но я не собираюсь делать этого. К тому же я не уверен, что этот ребенок жив.
— «Мы» — это кто?
– Я буду продолжать поиски, Нейт. Я никогда не смирюсь с этим.
— Мама и Дара — моя дочка. У нас уходит два дня, чтобы отдраить весь дом, столько в нем всяких кисточек и финтифлюшек. Домашний робот прибирается каждый день, а мы приходим два раза в месяц и вычищаем все сверху донизу.
– Я в этом не сомневаюсь, Эвелин. Ты найдешь себе новое занятие. Всегда есть дело, за которое можно взяться, как всегда найдется бриллиант, который можно купить, если есть деньги.
— Сила, окажите мне услугу — попросите остальных подождать с уборкой.
– Ты очень жесток.
– Иногда я бываю жестоким. Но никогда глупым. Прощай, Эвелин.
— Я… Хорошо. — Она достала из кармана телефон, быстро набрала сообщение. — Не скажете, почему?
Я положил трубку.
— Произошло еще одно несчастье — убит друг сенатора. Я проверяю, все ли в порядке с остальными его друзьями.
Некоторое время я сидел неподвижно и затем что было силы ударил кулаком по столу так, что подскочил телефон и у меня разошелся шов. Боль была адской. Я расстегнул рубашку и увидел на повязке кровь. Теперь придется снова идти в больницу, чтобы рану зашили. Боже, как мне было больно. Я начал плакать.
— Господи боже… Что же нам делать? Мы больше часа прибирались в спальнях.
— Ничего страшного, просто больше ничего не трогайте. Хорошо бы поговорить с домашним роботом.
Несколько минут я плакал, как ребенок.
— Он в кухне. Не знаю, как включается. Миссис Бетц сказала, что мистер Бетц отключит его на время поездки, а перед возвращением удаленно активирует и прикажет слегка освежить дом.
Это все рана, говорил я себе. Но раны бывают разные.
— Если не сможем включить робота сами, вызовем кого-нибудь из электронщиков. Пибоди?
Эпилог
— Пытаюсь добраться до администратора. Ассистенты рангом пониже то ли не знают, то ли не хотят говорить, где сейчас Бетц.
1936 – 1990
— Продолжай в том же духе. Сила, покажете, где робот?
— Конечно.
Глава 42
Уборщица провела их через холл. В его центре находился пруд с золотыми рыбками, на потолке висела массивная золотая люстра, которую украшали бесчисленные…
Я никогда больше не видел Эвелин.
— Финтифлюшки, — вслух произнесла Ева, вызвав у Силы улыбку.
— А также безделушки и побрякушки. По-моему, на этот дом ушла целая тонна золотой краски и акра два шелков и бархата. Если на что-нибудь можно привесить кисточку, Бетцы вешают шесть.
Она продолжала заниматься расследованием этого дела и в 1938 году написала серию статей для журнала «Либерти» о своих приключениях, но в конце концов ее энтузиазм угас. В 1941 году в психиатрической больнице скончался ее муж. В 1946 дочь Эвелин, носившая имя своей матери, приняла слишком большую дозу снотворного и больше не проснулась; Эвелин не смогла перенести этого горя и через год умерла, формально от пневмонии. Как это ни печально, но даже последние ее часы были отмечены неким безрассудством: у ее смертного одра собрались многочисленные знаменитые друзья и родственники, словно это был один из ее званых обедов.
Сила качала головой, проходя мимо картин в резных позолоченных рамах — резвящихся амуров, женщин в легких белых одеждах и мужчин с мечами и луками.
Я потерял из виду многих других людей, имевших отношение к этому делу. С другой стороны, как я ни пытался ее прекратить, моя сомнительная «дружба» с Фрэнком Нитти продолжалась, пока он сам не положил ей конец, покончив с собой при подозрительных обстоятельствах в 1943 году.
— Я прошлась по дому и назвала цену в два раза больше обычной. Миссис Бетц даже глазом не моргнула, так что мы обе довольны. В спальне у них две отдельные ванные комнаты — мужская и женская. Ничего необычного, но у него в ванной целый бар со стойкой и табуретами, а у нее — диван, обитый розовым шелком, и холодильник с вином. Представляете? Никогда не слышала, чтобы кто-нибудь принимал гостей в туалете, даже самом роскошном.
Незадолго до этого его, Рикка, Кампана и несколько других обвинили в вымогательстве денег у голливудской кинокорпорации; по общему мнению, Нитти не захотел снова садиться в тюрьму. На самом деле Нитти сломила смерть его любимой жены Анны, чем не преминул воспользоваться могущественный Рикка. Этот переворот совершился бескровно: сильная личность Рикка на фоне нерешительности Нитти привлекла парней на сторону Официанта.
Они шли мимо арок, ведущих в другие комнаты. Комнаты были заставлены мебелью, а мебель завалена подушками — каждая с тысячей кисточек. Основным цветом кухни оказался кроваво-красный. Целая миля блестящих красных шкафчиков и бытовой техники: два массивных холодильника, духовые шкафы, плита. Рабочие поверхности белые, пол — полночно-черный.
Самоубийство Нитти явилось актом неповиновения Рикке, чье царствование над чикагским преступным миром началось с тюремного заключения.
— Ужас, правда? Я у многих людей убираюсь, и у каждого свой вкус, но это… что-то с чем-то, как выражается мама.
Безжалостный Официант, как и предсказывал Нитти, в конце концов усвоил урок, касающийся отцов и детей. Его собственный сын пристрастился к наркотикам, и Рикка во время своего правления запретил членам Команды торговать наркотиками. Он сосредоточился на «преступлениях без жертв», таких как игорный бизнес. В преклонном возрасте он, чтобы избежать депортации, старался не нарушать законов и умер в 1972 году во сне в возрасте 74 лет.
Сила подошла к резной двери — красной, естественно, — с изображениями обнаженных людей: они обжирались фруктами, лежащими в вазах, свисающими с деревьев и кустов, зажатыми в руках других персонажей.
Капоне, разумеется, больше никогда не вернулся к власти; его настиг сифилис, и выйдя из тюрьмы на острове Алкатраз, он вел практически растительное существование и умер в 1947 году.
— Здесь хранятся роботы — домашний и вспомогательные, — объяснила Сила. — Робот-пылесос, робот-полотер и так далее. Вот этот у них главный.
С некоторыми мелкими жуликами типа Роснера, Спитале и Битза я больше никогда не встречался и не знаю, что с ними стало. С некоторыми копами, правда, мне приходилось время от времени сталкиваться.
Ева подошла к одетому в темный костюм роботу. Высокий, худощавый, исполненный достоинства, он чем-то напоминал Соммерсета. Черные с проседью волосы, расчесанные на прямой пробор, тонкие губы, острые скулы.
Элиот Несс тоже боролся с сифилисом, но не так, как Капоне, – во время второй мировой войны он возглавлял правительственный отдел по борьбе с проституцией – полицию нравов. Однако в послевоенные годы после того, как ему не удалось стать мэром города Кливленда, где он когда-то успешно работал директором департамента общественной безопасности, дни его славы подошли к концу. Он занялся бизнесом, однако не добился успеха на этом поприще и умер в 1957 году незадолго до того, как его опубликованная автобиография «Неприкасаемые» сделала его посмертно легендарной личностью.
Ева оглянулась на Пибоди. Та кивнула, подняла палец и продолжила разговаривать по телефону.
Элмер Айри стал координатором правоохранительных органов министерства финансов; в его ведении находилась не только группа разведки министерства финансов, но и секретная служба – группа, занимающаяся налогами на спиртные напитки, таможня, подразделение по борьбе с наркотиками и разведка береговой охраны. Будучи человеком исключительной честности, он брался за расследование любых преступлений и злоупотреблений независимо от политической конъюктуры; добившись осуждения Тома Пендергаста, политического заправилы, он в 1946 году ушел в отставку, не пожелав конфликтовать с пришедшей к власти администрацией Трумэна. Спустя год с небольшим он скончался.
Тогда Ева принялась искать кнопку включения и, к своему удовольствию, нашла. Кнопка оказалась слева под волосами.
Фрэнк Уилсон стал все-таки руководителем секретной службы в конце 1936 года и оставался на этом посту до 1947 года. Главным его достижением в этом качестве стало ужесточение мер против фальшивомонетчиков. После своей отставки он стал консультантом по вопросам безопасности комиссии по атомной энергии. Он умер в 1970 году в возрасте 83 лет.
Робот негромко загудел, его веки задрожали, открылись, и взгляд голубых глаз сфокусировался на Еве.
— Доброе утро, — произнес он тем же глубоким голосом с британским акцентом, что и домофон. — Меня зовут Стивенс. Боюсь, я не запрограммирован на то, чтобы вам помочь, пока вы не будете авторизованы мистером или миссис Бетц.
Шварцкопф был уволен губернатором Хоффманом в июне 1936 года. Далее судьба бывшего администратора магазина складывалась неожиданным образом: Филип Лорд, известный радиопродюсер, предложил ему стать официальным полицейским, ведущим знаменитой программы «Гэнгбастерс» за такую же ставку, какую он получал будучи начальником нью-джерсийской полиции. В это же время Шварцкопф становится одним из руководителей транспортного хозяйства Нью-Джерси; я бы сказал, весьма подходящая сфера для ведущего программы «Гэнгбастерс». Как и некоторые другие друзья Линдберга, Шварцкопф во время второй мировой войны работал за границей, а именно в Италии и Германии – вероятно, в Управлении стратегических служб. Точно установить мне это не удалось. Но как бы там ни было, он в течение пяти послевоенных лет (кто бы мог это представить!) возглавлял полицию Ирана. Кто знает, может, он и там выполнял задания ЦРУ.
Ева достала полицейский значок.
В конце концов Шварцкопф вернулся в Нью-Джерси, где возглавил недавно созданный правоохранительный орган, занимающийся расследованием финансовых нарушений в правительстве штата. Первым крупным делом Шварцкопфа стала проверка деятельности комитета, ведающего выплатой пособий по безработице, и он вскоре обнаружил, что директор комитета занимался присвоением имущества. Этим директором был бывший губернатор Гарольд Хоффман.
— Отсканируй. Я здесь в качестве офицера полиции. Мне нужна информация. Либо ты предоставишь нужные сведения сам, либо я отвезу тебя в Центральное, и их извлекут электронщики.
— Минуточку.
По-видимому, Хоффман был нечист на руку задолго до того, как стал губернатором, когда еще был президентом банка в Сауф Амбое. Ему не удалось снова стать губернатором в 1937 году, он пытался выставлять свою кандидатуру также в 1940 и 1946 годах, но оба раза неудачно – дело Уэндела ходило за ним по пятам. Во время второй мировой войны он в звании полковника (еще один полковник, связанный с делом Линдберга) служил в Военном транспортном командовании.
— Прошу.
Гарольд Хоффман был во многих отношениях преданным своему делу чиновником, и он принес в жертву свою карьеру, став на сторону Бруно Ричарда Хауптмана либо потому, что рассчитывал стать знаменитым, если бы ему удалось оправдать этого парня, либо искренне верил в его невиновность. Он всю жизнь любил женщин и вино и умер в 1954 году в номере гостиницы в то время, как человек, ниспровергший его, – полковник Норман Шварцкопф – продолжал расследовать его залоупотребления.
— Личность подтверждена. Лейтенант Ева Даллас. Произошел несчастный случай?
Шварцкопф умер в 1958 году от болезни желудка.
— Надеюсь, что нет.
— Даллас…
Дело Уэндела стало роковым и для Эллиса Паркера. Он и все его помощники оказались в тюрьме. Их погубила правовая практика, порожденная делом Линдберга. Оба, отец и сын, попали в федеральную тюрьму в Льюисберге, штат Пенсильвания. Паркер продолжал настаивать на виновности Уэндела, и сторонники провинциального Шерлока добивались для него президентского помилования, когда он скончался в тюремном госпитале в 1940 году от опухоли мозга. Я слышал, сын его умер через несколько лет после смерти отца.
Ева сделала роботу знак подождать и повернулась к Пибоди:
Сам Уэндел неожиданно стал знаменитым: заключив контракт с одним из национальных журналов, он где-то в течение года позировал перед камерой, с помощью балетмейстера и актеров воспроизводя пытки, которые перенес. Он издал книгу о своем пленении и стал чем-то вроде знаменитости или даже героя. Потом про него забыли, и я не знаю, что с ним стало.
— Администратор говорит, что Бетца ожидают в офисе с минуты на минуту. С женой он не уехал. Она улетела вчера утром, а Бетц присоединится к ней завтра-послезавтра.
Гастон Минз, придя в себя в тюремном госпитале после сердечного приступа в 1938 году, обнаружил у своей постели агентов ФБР, посланных Эдгаром Гувером, чтобы еще раз попытаться выяснить, куда он подевал деньги Эвелин. Минз улыбнулся им своей плутоватой улыбкой, мигнул и испустил дух.
Ева снова повернулась к роботу:
— Когда мистер Бетц вышел из дома?
Джон Хьюз Кертис многие годы добивался, чтобы отменили его осуждение, но верховный суд Нью-Джерси отказал ему в этом. Он продолжал заниматься судостроением и судоходством, достигнув в этой области неплохих успехов. В 1957 году он руководил строительством трех копий британских военных кораблей, которые демонстрировались во время большого праздника в Норфолке. Он умер в 1962 году, будучи уважаемым гражданином своего города.
— Не могу дать точный ответ. Миссис Бетц выключила меня вчера в десять тридцать восемь утра. К тому времени мистер Бетц уже уехал на работу. Он вышел из дома около девяти пятнадцати.
Другой известный житель Норфолка, адмирал Бэрридж, больше никогда публично не заговаривал о деле Линдберга; он умер в 1954 году. Его преподобие Добсон Пикок умер в Англии в 1959-м.
— А вернулся?
«Бруклинский бык», он же «Камера смертников», он же Эдвард Рейли лишь изредка появлялся в судах после процесса над Хауптманом. Он то жил дома с матерью, то ложился в психиатрическую больницу в Кингз-Парке. Пристрастие к спиртному и три неудачных женитьбы сыграли свою роль: он умер в больнице в первый день рождества в 1946 году в результате закупорки сосуда мозга.
— Не могу дать точный ответ, поскольку я оставался выключен с десяти тридцати восьми вчерашнего утра.
Дела Дэвида Уиленза складывались гораздо успешнее. Хотя он не оправдал слухов, ходивших во время суда над Хауптманом, и не стал выдвигать своей кандидатуры на должность губернатора – в конце концов он был евреем – Уиленз стал главным политическим боссом среди демократов Нью-Джерси. Он продолжал практиковать в качестве адвоката, но главным занятием его становилась политика. К 1950 году он уже был политическим воротилой, оказывающим влияние на национальную политику, кроме всего прочего организуя отбор кандидатов в президенты и вице-президенты от демократической партии. Были люди, которые утверждали, что Уиленз связан с мафией; в последние годы своей жизни он представлял казино Атлантик-Сити. Он умер 7 июля 1988 года, дожив до 93 лет.
— Бетц обычно включает тебя, когда возвращается?
Главный свидетель Уиленза, Джон Кондон, подобно Уэнделу, воспользовался своей известностью, чтобы писать статьи для журналов и издать превозносящую его книгу. Он умер в возрасте 84 лет ровно через десять лет после начала суда над Хауптманом. У его смертного одра находились две Майры – его жена и дочь.
— Обычно — да.
— Как мистер Бетц добирается до работы?
Судьба некоторых других участников тех событий осталась для меня неизвестной. Я не знаю, что сталось с Гертой Хенкель и ее мужем. Неизвестно мне также, как сложились дела у Мартина Маринелли и его жены, Сары Сивеллы. Эдгар Кейси, разумеется, стал очень знаменитым; в январе 1946 года в Виргиния-Бич он за несколько часов до смерти предсказал, что он скоро поправится.
— Вызывает машину. Служба «Королевский лимузин». Чаще всего за ним приезжает шофер по имени Джордж. Фамилия мне неизвестна.
Полковник Генри Брекинридж сохранил дружеские отношения с Линдбергом и продолжал оставаться его адвокатом. Он баллотировался в 1934 году в сенат, но потерпел неудачу и в 1936 году замахнулся на президентский пост; он был демократом, выступающим против Нового курса Рузвельта. Я думаю, вам известно, как сложилась его дальнейшая судьба. После неудач на выборах он посвятил себя главным образом адвокатской практике. Он умер в 1960 году в возрасте 73 лет.
— Пибоди!
Слим Линдберг, как когда-то Бруно Ричард Хауптман, пострадал из-за пронемецких настроений. Майор Труман Смит, военный атташе в американском посольстве в Берлине, с благословления командующего люфтваффе генерала Геринга пригласил Линдберга, проживавшего тогда в Англии, провести инспекцию немецких военно-воздушных сил. С этого момента началось его злополучное сотрудничество с Германией – однажды он даже принял от Геринга крест «За боевые заслуги», – заставившее его занять изоляционистскую позицию по отношению к войне в Европе. Пресса и общественность, боготворившие его прежде, теперь клеймили его как коллаборациониста; после вступления в войну Америки он летал в качестве летчика-испытателя и выполнял боевые задания, но за ним сохранилась репутация сторонника нацистов. Может быть, все это было не так уж плохо – он в конце концов обрел покой и уединение, к которым стремился. Он продолжал заниматься исследованиями в области аэронавтики и других областях, в частности работал над созданием искусственного сердца. Они с Энн вырастили еще четверых детей. Он умер в 1974 году на острове Мауи, где жил и где был похоронен.
— Сейчас займусь.
Некоторые другие участники тех памятных событий сейчас, когда я пишу эти строки, еще живы. Бетти Гау по-прежнему живет в Англии. Энн Линдберг добилась славы своим литературным трудом. Анна Хауптман вырастила в забвении своего сына и вновь привлекла общественное внимание тем, что начала борьбу в прессе и в судах за восстановление доброго имени своего мужа.
— Вчера у Бетца были назначены какие-нибудь встречи — здесь, в доме?
— В мой ежедневник никаких встреч не внесено.
За эти годы появилось несколько человек, утверждавших или выражавших подозрение, что они являются детьми Чарльза Линдберга. Одним из них был руководитель рекламного агентства из Мичигана, который за последние четыре или пять лет связывался со мной несколько раз, чтобы получить информацию об этом деле.
Возможно, встреча не была назначена — похитители нагрянули неожиданно. Но что его похитили — это точно.
— Мне нужно знать, как связаться с миссис Бетц. А еще где находится центр безопасности. Сначала центр безопасности.
Его звали Харлан Карл Дженсен. Во время наших телефонных бесед он держал себя очень спокойно и почтительно; он совсем не был похож на надоедливого чудака, но я не особенно жаловал его вниманием. Впрочем, пару раз я все-таки выслушал его.
— Даллас, сегодня утром он машину не заказывал.
— Угу, так я и думала.
Его вырастили в Эскабане, штат Мичиган, Билл и Сара Дженсен. Когда он был еще ребенком, его дядя сказал ему, что его мать и отец не являются его настоящими родителями; естественно, что это его заинтересовало, и достигнув юношеского возраста, он спросил об этом своего отца, который сказал только, что он «законорожденный ребенок». В 1952 году, когда он собирался ехать сражаться в Корею, кузина его матери поведала ему о «семейном предании», согласно которому он является Чарльзом Линдбергом-младшим.
Робот провел Еву в другую дверь, и она с одного взгляда все поняла.
— Жесткий диск и записи исчезли. Бетц тоже. Его похитили.
Через несколько лет во время своего медового месяца Харлан и его жена наслаждались морским, пейзажем у причала в Уикфорде, штат Род-Айленд, где они ждали парома, идущего на Кейп-Код. К ним подошла пожилая женщина с рыжеволосой девушкой лет двадцати и представилась как миссис Куртцел. Она сказала Дженсену:
Сила стояла на пороге, обхватив локти руками.
– Я знала вас ребенком, помогала ухаживать за вами. Это моя дочь. Она была вам как сестра.
Понятно, что Дженсен был поражен, но потом женщина сказала:
— Боже мой, лейтенант, боже мой… Думаете, его?.. Мы не успели осмотреть весь дом. Думаете?..
– Можно мне потрогать вмятину в вашей голове?
— Еще нет, однако дом мы все равно обыщем. Сходите за мамой и… Дарой, кажется? Отведите их в прихожую. Мне нужно знать, до чего именно вы дотрагивались. Пибоди…
Удивленный тем, что незнакомый человек знает о его дефекте, оставленном, как ему говорили, щипцами во время его рождения, он позволил ей дотронуться до своего затылка.
— Звоню электронщикам. Бакстера с Трухартом тоже вызвать?
– Вы ребенок Линдберга, – уверенно сказала она. – Я помогала ухаживать за вами.
— Отправь их к администратору. Возможно, понадобится ордер, основания достаточные. Пошли кого-нибудь следить за домом Истердея. За остальными тоже. Скорее всего, Истердею пока ничего не грозит, но рисковать не стоит.
В этот момент подошел паром, и Дженсен с невестой ушли, скрыв свое смущение и страх нервным смехом.
Он начал интересоваться делом Линдберга, много читал о нем, но отвергал точку зрения, что Билл и Сара Дженсены не были его настоящими родителями. Он никогда не заговаривал с ними о «семейном предании», но на смертном одре каждый из родителей пытался ему что-то сказать. Его мать заболела, когда он находился в Корее, и впала в коматозное состояние раньше, чем он добрался до дома; его отец, с которым в 1967 году случился апоплексический удар, пытался сказать сыну что-то важное, но тот не разобрал его слов.
Возможно, Бетцу уже ничем не помочь. А значит, счет три — ноль. Но будь она проклята, если позволит убить хотя бы еще одного.
Через несколько лет, когда Дженсен проходил медицинское обследование в связи с головными болями, ему показали рентгеновский снимок и сказали, что в раннем детстве у него был сильно поврежден череп. Врач спросил его также, почему в детстве ему делали так много пластических операций. Дженсен ответил, что ему не было известно об этом. Тогда врач на рентгеновских снимках показал, что восстановительные операции были сделаны у него на лице под глазами и на подбородке, возможно, с целью удаления ямочки.
После этого он всерьез занялся установлением своей личности, посвятил поискам все свое свободное время. В отличие от других кандидатов в дети Линдберга, Дженсен-младший отказался от всех прав на имение Линдберга, о чем сообщил в письме судье по делам о наследствах в Мауи.
Он хотел еще мне о многом рассказать, но я ему не позволил сделать этого. Я сказал ему, что больше не занимаюсь сыскным бизнесом, что у меня нет желания вспоминать о деле Линдберга и нет интереса обсуждать его с кем-либо. После этого он звонил мне, кажется, еще раза три и каждый раз сообщал что-то новое.
Около года назад я сидел в своей небольшой квартире в Корал-Спрингсе; жены, моей второй жены (впрочем, это никому не интересно) не было – она играла в бридж у соседей с такими же старушками, как она сама. Время от времени я хожу на рыбалку, но чаще всего я либо читаю, либо пишу, либо смотрю телевизор. В этот день я, включив видеомагнитофон, смотрел старый фильм Хичкока. Впрочем, что я говорю?! В настоящее время, по-видимому, уже все фильмы Хичкока являются старыми-старыми, как я сам.
Как бы там ни было, я открыл дверь и увидел стройного мужчину лет пятидесяти пяти, казавшегося робким и слегка смущенным. На нем были желтый свитер, надетый поверх светло-синей рубашки, белые брюки и такие же белые туфли на каучуковой подошве; он походил на отпускника.
Как оказалось, он действительно был в отпуске в тот момент.
– Извините, что я не предупредил о своем приходе, – сказал он. Для человека, достигшего пятидесятилетнего возраста, у него было очень молодое лицо; нельзя сказать, что на нем не было морщин, но нос, глаза, рот были совершенно мальчишескими. – Мы с женой приехали к ее маме, которая живет здесь, ну я и... Меня зовут Харлан Дженсен.
– А! О да.
– Я знаю, вы не хотите со мной знакомиться, но я подумал, раз уж мы сюда приехали и я знал, что вы здесь живете, и...
– Проходите, мистер Дженсен.
– Благодарю вас. У вас здесь уютно.
– Благодарю. Присаживайтесь сюда, за кухонный стол.
Он сел и начал рассказывать мне свою историю; ему хотелось поделиться со мной известными ему фактами, слухами и гипотезами. Очевидно, этот поиск и находки терзали его душу.
– Я разыскал дочь женщины, которая подошла ко мне на причале во время нашего медового месяца, – сказал он. – Ее мать умерла, но дочь, эта рыжеволосая женщина, по-прежнему жива и здорова.
– Как вы ее нашли?
– Вы знали Эдгара Кейси, известного экстрасенса, который сделал предсказание в отношении этого дела?
– Вот как? Нет, не знал.
– Ну, в общем, мы с женой отправились туда, куда он указывал. Мы попытались разобраться в том, что он говорил, иначе толковать его слова и поняли, что важно не написание того или иного названия, а его фонетическое звучание при произношении. И мы нашли на Молтби-стрит в Нью-Хейвене дом, в котором, по-моему, меня могли держать в детстве.
– Да?
– Я узнал, что в 1932 году в том доме проживала Маргарет Куртцел, женщина, которая подошла ко мне в Уикфорде. Через ее сестру мне удалось разыскать ее дочь. Она до сих пор проживает в Мидлтауне, штат Конектикут.
– Вот как?
Он вздохнул.
– Ей мало что было известно. Она знает только, что мать ее была медсестрой, но работала не в больнице, а на частных врачей. Она сказала, что ее мать всю жизнь говорила, что Хауптман невиновен. Но ей неизвестно, действительно ли мать ее ухаживала за ребенком Линдберга.
– Понятно.
– Вы знаете, я уже столько лет пытаюсь разобраться с этим вопросом. Он сводит меня с ума. Я воспользовался законом о свободе информации, чтобы получить отпечатки пальцев того ребенка, но они пропали.
Глава пятнадцатая
– Гм. Когда-то их было хоть отбавляй.
Ева собрала клининговую команду и тут же получила первые интересные сведения от «пенсионерки» Фрэнки.
– Кто-то в какой-то момент избавился от них. Я пытался обратиться к миссис Линдберг, но это было бесполезно. Вы знаете, что сейчас делают анализ ДНК и...
— Первым делом мы принялись за хозяйскую спальню. Она одна сойдет за целый дом — две ванных и куча всяких завитушек. Начали с ванных и гостиных. Сила предложила мне заняться детской, и я как раз собиралась приступить, как пришли вы и попросили ничего не трогать.
— Ничего необычного не заметили?
– Они с мужем много лет назад решили, что их ребенок умер.
— В спальне — нет. Но когда вы велели подождать с уборкой, я сразу поняла, что что-то не так, и по пути сюда заглянула в комнату для гостей — в золотую. Это самая большая из гостевых спален, самая дальняя от хозяйской. Там все приготовлено.
Он устало покачал головой.
— К чему?
– Что вам от меня нужно, мистер Дженсен? Я уже давно не работаю сыщиком.
Фрэнки слегка поджала губы.
– Я хочу, чтобы вы рассказали мне то, что вам известно.
— Скажем так — к рандеву. Бутылка французского шампанского в серебряном ведерке — лед растаял, так что теперь она стоит в воде. Два дорогих бокала и клубника, залитая шоколадом — темным и белым. Хотя не знаю, можно ли считать белый настоящим шоколадом?
— Не важно, — ответила Ева.
Черт. Как мог я сказать этому парню, что если бы в 1932 году у меня хватило смелости войти в этот чертов женский туалет на вокзале «Ла Сал Стрит Стэйшн», то вся его жизнь сложилась бы иначе? Независимо от того, был он Чарльзом Линдбергом-младшим или не был.
— На подушке — роза. Раз уж я все равно сунула туда нос, то заглянула и в ящик прикроватного столика — в нем полно, так сказать, взрослых игрушек и прочих приспособлений. По-моему, мистер ждал кого-то в гости — не жену, — что, в общем-то, бывало и раньше.
— Раньше?
Он внимательно смотрел на меня.
— С тех пор как мы здесь работаем, я дважды там убирала. Оба раза миссис отсутствовала, и комнатой явно пользовались. Кровать была расправлена, а я заправляю кровати достаточно долго, чтобы понять, чем в них занимались. Смятые простыни, ведерко из-подо льда, пустая бутылка, бокалы и так далее. Набор всегда один и тот же. В ванной принимали душ. В этот раз постелью и ванной не пользовались, но все приготовлено для шуров-муров.
– Вы знаете, я помню, как мне помог какой-то человек. Может, мне просто кажется. Я припоминаю это очень смутно.
— Мама… — Сила покачала головой. — Ты сама у нас что-то с чем-то.
– Да?
— Сенатор Мира умер страшной смертью, а теперь и тот, другой. Я знаю — пока мы ждали, попросила Дару проверить по наладоннику, не убили ли еще кого. Ужасное несчастье, хотя я и не любила сенатора. Но нельзя же убивать человека только за то, что он мудак.
Дара захихикала и тут же прикрыла рот рукой.
– Бывает же, когда ребенок помнит то, чего не было на самом деле. Может, это покажется вам глупым. Я помню, что в моей спальне я слышал выстрелы. Какой-то человек сказал мне... он велел мне спрятаться под кроватью и не вылезать, пока он не произнесет: тили-бом, тили-бом, загорелся кошкин дом.
— Извините.
— Ничего. Миссис Трент, вы очень нам помогли. Еще что-нибудь заметили?
Мне на глаза навернулись слезы.
Фрэнки втянула носом воздух, наморщила лоб.
Он улыбнулся мне улыбкой Слима:
– Не вы ли тот человек, мистер Геллер? Это не вы случайно тогда спасли меня?
— Ну, не знаю, насколько это вам поможет… По-моему, мистер Бетц переоделся, когда приехал с работы. На кресле лежал смятый деловой костюм, под креслом стояли туфли. Тут никто не кладет вещи на место. Не могу сказать, что именно он надел, но мне кажется, дело было так: мистер Бетц вернулся домой, принял душ, переоделся в чистую одежду и приготовил гостевую спальню. Думает, если не приводит женщин в супружескую постель, это не считается. Прикрой рот, Дара, потому что я собираюсь сказать, что мужчина, который изменяет жене, последний мудак, однако надеюсь, его за это не убьют.
Я ничего ему не ответил. Встал, налил себе чашечку кофе и предложил ему. Он сказал, что с удовольствием выпьет кофе, но только без сливок.
Ева думала точно так же, поэтому спорить не стала.
– Давайте перейдем в гостиную, – сказал я, подав ему чашку кофе, – и устроимся немного поудобнее. Это длинная история.
Она задала еще несколько вопросов — просто на всякий случай — и разрешила им уйти.
Конец
В холл вошла Пибоди.
Этим людям я многим обязан
— Позвонила жене. Постаралась ее не напугать. Сама она слишком увлечена своим утренним массажем, чтобы что-то заподозрить. К тому же тупа как пробка. Причем я бы на месте пробки на такое сравнение обиделась. Сказала, что «Фредди» присоединится к ней завтра или послезавтра. Говорит, ей нужно немного побыть одной. «Одной» — значит с целым штатом прислуги, личным ассистентом, двумя нянями и массажистом. Массажиста зовут Свен.
Несмотря на значительную историческую основу, эта книга является художественным произведением, и я позволил себе минимальную вольность в обращении с фактами. Таким образом, вся ответственность за исторические неточности ложится на меня, и объясняется появление этих неточностей, как я надеюсь, ограниченностью исходного материала.
— Если Бетца убьют, у нее будет полно времени, чтобы побыть одной. Фрэнки Трент говорит, Бетц водит подружек в гостевую спальню, когда жена в отъезде. Сейчас комната тоже приготовлена. Не использовалась, но приготовлена. — Ева дернула подбородком в сторону лестницы и направилась наверх. — За те полгода, которые они здесь работают, Фрэнки убирала там дважды, после того как Бетцу тоже якобы хотелось немного побыть одному.