– А где я л-л-лежу?

– У Красных ворот.

– Закрой их, а то мне дует.

* * *

Муж говорит жене:

– Я сейчас лягу спать, а когда захочу выпить, ты меня разбуди.

– А как я узнаю, когда ты захочешь?

Вечером четвертого дня, после утомительнейшего перехода по чрезвычайно неровной местности, они достигли вершины холма, на котором дон Марсиаль предполагал остановиться.

– Ты меня только разбуди…

Асиендадо согласился на это с тем большим удовольствием, что сам испытывал крайнюю усталость, так как не привык к подобного рода путешествиям. После скудного ужина, состоявшего из маисовых лепешек и жареных водяных курочек, обильно посыпанных перцем и облитых пульке, дон Сильва даже не подумал выкурить сигару, что он неизменно делал каждый вечер перед отходом ко сну, а прямо завернулся в свой сарапе, растянулся на земле ногами к огню и мгновенно заснул.

* * *

Дон Марсиаль и донья Анита сидели несколько минут молча, устремив глаза на асиендадо и с беспокойством следя за его сном. Наконец, когда Тигреро окончательно убедился, что дон Сильва действительно спит, он приблизился к молодой девушке и, наклонившись к ее уху, тихо проговорил:

Мальчик приходит из школы:

— Простите меня, донья Анита, простите меня!

– Пап, я четверку принес!

— Простить вас? За что? — удивленно спросила она.

— Боже мой, да ведь я вижу, что вы из-за меня переносите все эти лишения.

– Поставь в холодильник.

— О, эгоист! — ответила она, взглянув на него своими жгучими глазами. — Да разве я и не для себя переношу их?! Ведь я люблю вас!

* * *

— Благодарю, благодарю вас! — закричал он вне себя от радости. — Вы мне возвращаете бодрость, которая, я уже чувствовал, покидала меня! Но, Боже мой, как теперь выкрутиться из всего этого?

Приходит муж домой навеселе, а жена ему:

— Как выкрутиться? Я знаю, как, — живо отвечала она. — Надо только иметь терпение. Мой отец, поверьте мне, скоро изменит свое мнение относительно вас.

Тигреро печально улыбнулся.

– Выбирай: или я, или водка!

— Но ведь не могу же я без конца водить вас по прерии.

Муж почесал затылок:

— Это верно, — сказала Анита упавшим голосом. — Что же делать?

– И много водки?

— Не знаю. Вот уже два дня мы ходим вокруг Гетцали. Отсюда до колонии всего лишь около двенадцати миль, но я никак не решусь войти в нее.

* * *

— Неужели! — пробормотала молодая девушка.

Встречаются два алкоголика. Один говорит:

— Ах! — продолжал Тигреро, и в глазах его загорелся огонь. — И почему только человек этот — ваш отец, донья Анита?

– Пойдем ко мне, выпьем.

— Не говорите так, дорогой мой! — воскликнула она и зажала ему рот своей маленькой ручкой. — Зачем отчаиваться? Бог добр, Он не оставит нас. Мы не знаем, что нас ожидает, возложим на Него надежды наши.

– Пойдем.

— Однако положение наше незавидное, — отвечал на это Тигреро, покачав головой. — Ходить вот так, бесцельно, наудачу далее невозможно. Хотя ваш отец совершенно не знает прерий, но в конце концов все же догадается, что я его обманываю, и тогда я безнадежно упаду в его глазах. С другой стороны, войти в колонию, это значит отдать вас в руки человека, которого вы ненавидите. Это возмутительно, и я не желаю способствовать этому. О! Я с удовольствием отдал бы десять лет жизни, чтобы знать, что мне делать.

В это время как будто само Небо услышало его слова и пожелало прийти ему на помощь. Произнося последние слова, Тигреро машинально огляделся по сторонам. Прерия лежала окутанная тьмою, но неподалеку от того места, где они расположились, он заметил светящуюся точку, которая два раза поднималась к небу из высокой травы, описывая каждый раз странные, причудливые линии в воздухе. В то же время его привычное ухо различило тихое ржание лошади.

Хозяин открывает квартиру, стараясь не шуметь.

— Странно, — проговорил он будто сам с собою, — что бы это значило? Не сигнал ли это? Но мы здесь одни, вчера весь день я не мог обнаружить ни малейшего следа. Что же это за свет показался и сейчас же исчез? И это ржание?..

– Проходи тихонько на кухню.

— Что с вами, дорогой мой? — заботливо спросила его донья Анита. — Вы чем-то обеспокоены. Не угрожает ли нам какая-нибудь опасность? Говорите, вы знаете, я не из трусливых, а рядом с вами разве может что-то испугать меня? Не скрывайте ничего. Происходит что-то необыкновенное, не правда ли?

Гость осторожно открывает холодильник, достает бутылку коньяка. Вдруг нечаянно звякнул стакан.

— Да, правда, — отвечал дон Марсиаль, — происходит что-то не совсем обыкновенное, но успокойтесь, опасности нет никакой.

— Но что же это такое? Я ничего не вижу.

Хозяин:

— Смотрите! — проговорил дон Марсиаль, показывая рукой в направлении привлекшего его внимание места.

– Тише ты!

Девушка внимательно посмотрела в ту сторону и увидела то, что несколько раньше заметил дон Марсиаль. В траве засветился слабый свет и описал в воздухе замысловатую линию.

– А чего мы так боимся?

— Это сигнал, несомненно, — заметил Тигреро, — кто-то засел там.

— Разве вы кого-то ждете? — спросила она его.

– В спальне жена с любовником, а это его коньяк.

— Никого, но только мне кажется, что этот знак относится ко мне.

* * *

— Не забывайте, что мы находимся в прерии и, по всей вероятности, окружены индейскими отрядами. Может быть, это они переговариваются между собой при помощи этого света, который мы видели уже два раза.

У алкоголика взяли кровь на анализ. Через день он получает результат, где написано:

— Нет, донья Анита, вы ошибаетесь. В настоящее время вокруг нас не может быть ни одного индейского отряда. Мы одни, совершенно одни.

— Откуда вам это известно? Ведь вы ни на минуту не отходили от нас и не можете знать, что делается вокруг.

«Гражданин Сидоров, в вашем вермуте крови не обнаружено».

— Донья Анита, дорогая моя, — отвечал дон Марсиаль торжественным голосом. — Прерия есть великая книга Господня, на ней Бог запечатлел неизгладимые письмена, которые тот, кто привык к жизни в ней, может читать легко и свободно. Ветер, шумящий среди деревьев, ручей, катящийся по песку, птица, летящая в воздухе, лань или бизон, пасущийся в высокой траве, аллигатор, лениво валяющийся на брюхе в иле, — все это для меня знаки, которые никогда не обманут. Два дня, как мы не встречаем ни одного следа индейцев. Бизоны и другие животные, которые попадались нам, пасутся спокойно, не выказывая ни малейшей тревоги, птицы также не выражают никакого волнения, аллигаторы почти совершенно зарылись в ил. Все эти живые существа чуют приближение человека, и особенно индейца, на значительном расстоянии, и как только почувствуют его, убегают и скрываются со страшной быстротой — такой страх внушает им венец творения — человек. Повторяю вам, мы здесь одни, совершенно одни, сигнал может относиться только ко мне. Вот он повторяется опять, смотрите.

* * *

— Да, да, верно, я вижу.

Муж пьяный возвращается домой. Жена ругается, спрашивает, почему опять выпил так много.

— Надо узнать, что мне хотят сообщить! — воскликнул он громко и взялся за карабин.

— О! Дон Марсиаль, умоляю вас, будьте осторожны, будьте благоразумны. Подумайте обо мне, — прибавила она с беспокойством.

– Да не много, взяли только бутылку на троих.

— Не волнуйтесь, донья Анита, я слишком опытный охотник, чтобы попасться на какую-нибудь грубую уловку. Я мигом.

– Почему же ты такой пьяный?

И не слушая более молодой девушки, которая старалась мольбами и слезами удержать его, дон Марсиаль быстро поднялся и сбежал, чутко прислушиваясь ко всему окружающему, с холма.

– Двое не пришли.

Спустившись вниз, Тигреро остановился, чтобы осмотреться. Бивак был расположен на расстоянии двух полетов стрелы от берега Рио-Хилы, почти напротив большого острова, представляющего собой громадный обломок скалы, несколько напоминающий своими очертаниями человеческую фигуру, почему индейцы называли его Господином Человеческой Жизни.

Во время своих набегов на мексиканские территории индейцы никогда не забывали останавливаться на этом острове, чтобы принести жертву — обряд, состоящий в том, что в воду бросались с подходящими к случаю плясками такие предметы, как табак, волосы и птичьи перья.

* * *

Эта скала издали имеет чрезвычайно живописный вид. Здесь расположены две естественные пещеры, каждая около сорока шагов в ширину, стены их вверху сходятся в виде свода.

Муж поздно пришел домой и заметно навеселе.

Что особенно возбудило любопытство Тигреро и заставило его убедиться в значении замеченного им сигнала, так это то обстоятельство, что сигнал посылался с описанного здесь острова. Этого он никак не мог объяснить себе, так как знал, что индейцы испытывают к этому месту религиозный страх, и ни один индейский воин, как бы храбр он ни был, не осмелится перебраться на него ночью. Это и подбивало его разгадать тайну.

Жена:

Высокая жесткая трава буйно разрослась до самого берега реки. Скрываясь сначала в траве, затем в густой чаще корнепусков, лиан, плюща, Тигреро незаметно проскользнул к самому краю воды и так тихо зашел в нее, что самое чуткое ухо не могло бы слышать его движения.

– Где ты был?

Погрузившись в воду, он поплыл к острову, работая одной рукой, а другой держа над водой карабин. Скоро он достиг того места, где хотел выйти на берег.

– Да у Петьки просидел, в картишки перекинулись.

Выбравшись на остров, он пополз между кустами, прислушиваясь к малейшему шуму и внимательно вглядываясь в густую тьму.

Он никого не увидел, ничего не услышал и направился к одной из пещер, перед входом в которую он заметил горевший костер. Около костра сидел человек, подперев рукой подбородок, и так спокойно курил, как будто он находился в пулькерии в Гуаймасе.

Жена звонит по телефону:

Дон Марсиаль с минуту вглядывался в этого человека, но затем, едва сдержав радостное восклицание, быстро, уже больше не скрываясь, подошел к нему.

– Петя, мой у тебя был?

В сидевшем у костра он узнал своего доверенного, леперо Кукареса.

– Да, до сих пор сидит.

Шаги приближавшегося Тигреро заставили того быстро обернуться.

— Э! Добро пожаловать, дон Марсиаль! — воскликнул он. — Вот уже целый час я бьюсь, подаю вам сигналы, какие только могу, а вы даже не замечаете их.

* * *

— Compadre, — весело отвечал дон Марсиаль, — если бы я знал, что это ты, то давно был бы тут, но я вовсе и не ожидал тебя…

Инспектор останавливает выпившего водителя, который едет по левой стороне шоссе против движения:

— Вы правы. Мы находимся в местах, где никакая предосторожность не помешает.

– Ты куда собрался, приятель?

– Н-не знаю, но думаю, что опоздал. Все уже едут обратно.

— Ну, есть что-то новое? — обратился к нему с вопросом Тигреро, садясь перед огнем, чтобы обсушиться.

* * *

— Caspita! Есть ли что-то новое?! Да разве я был бы здесь, если бы не было ничего нового?

— Это правда. Ты хороший товарищ; благодарю, что ты пришел. Ты знаешь, что память у меня хорошая.

Муж возвращается с охоты. Входит в дом и говорит:

— Я знаю это.

– Ну жена, теперь мы месяц не будем мясо покупать.

— Ну, к делу. Что хочешь ты рассказать мне нового?

– Неужели кабана убил?

— Спрашивайте.

— Дурные или хорошие вести принес ты?

– Не, получку пропил.

— Превосходные! Вы это сейчас увидите.

* * *

— Слава Богу, если это так. Возьми этот перстень. Я должен был бы отдать его тебе, когда мы закончим дело, но будь уверен, что при окончательном расчете я найду что-нибудь другое, что понравится тебе так же, как этот перстень.

Глаза леперо загорелись от жадности. Он схватил перстень и присоединил его к тем драгоценностям, которые получил от дона Марсиаля несколько дней тому назад.

— Благодарю, — проговорил он. — Какое счастье иметь с вами дело. Ничего не скажешь, вы не скряга!

Муж приходит вечером домой. У него выбит глаз и рука в гипсе. Жена в ужасе:

— Ну, какие новости?

— Их мало, но они хорошие. Сеньор граф в отчаянии от исчезновения своей невесты, которую, он полагает, похитили апачи. Он покинул асиенду во главе своего отряда и теперь мечется по прерии во всех направлениях, гоняясь за Черным Медведем.

– Вася, что с тобой?

— Благодарение Богу! Это самая лучшая новость, которую ты только мог принести мне. А ты сам, что думаешь делать ты?

– Да я сегодня в пивной с одним мужиком на глаз поспорил, что он мне руку не сломает.

— Э! Разве между нами не было условлено, что граф…

* * *

— Конечно, — живо перебил его Тигреро. — Но для этого его, прежде всего, нужно встретить, а это в настоящее время, я думаю, нелегко.

Пьяные у пивной говорят о своих женах.

— Напротив.

Первый:

— Ну, как же?

— Сеньор дон Марсиаль, вы совершенно несправедливо принимаете меня, кажется, за неотесанного мужика!

– У меня жена такая стройная, подтянутая, темпераментная, породистая, как борзая.

— Нисколько, compadre, нисколько, но…

Второй:

— Да нет, я вижу, что это так… Ну ладно, только вы ошибаетесь, кабальеро, я вот сейчас вам докажу, что ошибаетесь. В течение нескольких часов, которые я провел на асиенде, я обращался ко всем с вопросами, и так как я объявил, что у меня очень важное письмо к графу, то никто не скрывал от меня ничего. Оказывается, апачи не только ничего не взяли, но французы так здорово их поколотили (хотя, заметим, они все-таки продолжают чувствовать немалый страх перед краснокожими), что индейцы отступили в самую глубь прерий к пустыне дель-Норте, к своим селениям, и граф, конечно, будет преследовать их.

– А у меня жена маленькая, кудрявенькая, ласковая, как болонка.

— Да, ты мне это уже говорил.

— Ну вот, только едва ли граф решится углубиться в саму пустыню.

Третий:

— Ну конечно, — согласился Тигреро и почувствовал, как дрожь пробежала по его телу при воспоминании об ужасах, таящихся в глубине американской пустыни.

– А у меня жена тоже сука, только не знаю, какой породы.

— Значит, он может остановиться только в одном месте.

— В Каса-Гранде! — живо воскликнул дон Марсиаль.

* * *

— Совершенно верно! Вот я и уверен, что встречу его там.

Школьник спрашивает:

— Заклинаю тебя Святым Телом Иисуса Христа, отправляйся туда.

– Мам, что такое трансформатор?

— Я отправлюсь туда сразу же после вашего отъезда.

Тигреро с изумлением посмотрел на него.

– Как тебе объяснить? Это, как наш папа: двести двадцать получает, сто двадцать семь домой приносит, а на остальные гудит.

— Великий Боже! — воскликнул он через минуту. — Да ты действительно умнейший человек, Кукарес. Как я счастлив, что не ошибся на твой счет!

* * *

— Что же делать, — скромно отвечал на это Кукарес, ехидно прищуривая глаза, — мне так нравится иметь дело с вами, что я не в силах в чем-либо вам отказать.

Муж собирается на субботник, а жена злится.

И оба они принялись хохотать, довольные тем, что так хорошо поняли друг друга.

— Теперь, когда мы обо всем переговорили и обо всем условились, нам остается только разойтись каждому в свою сторону, — предложил дон Марсиаль.

– Опять придешь поздно и пьяный, знаю я тебя.

— Как вы попали сюда?

В три часа ночи раздается звонок в дверь. Жена открывает, пьяный муж, гневно кричит:

— Вплавь, конечно. А ты?

– Ну что, накаркала?

— Верхом на лошади. Я бы предложил доставить вас на берег, но нам в разные стороны.

— Что ж, это правильно.

* * *

— Итак, вы рассчитываете переправиться сейчас?

Жена проснулась от стука на кухне. Входит и видит: пьяный муж открывает дверь холодильника и кричит:

— Да, хотелось бы, — отвечал дон Марсиаль с неопределенной усмешкой.

– В аэропорт повезешь?

— О! Ну, так мы скоро увидимся.

— Надеюсь.

И так несколько раз. Жена снова пошла спать, приговаривая:

— Слушайте, дон Марсиаль, теперь платье ваше высохло, мне не хотелось бы, чтобы вы его снова замочили. Кажется, я видел где-то здесь пирогу — вы ведь знаете, что индейцы всюду прячут пироги.

– Вот пьяный дурень, холодильник за такси принял.

Тигреро вошел в грот и нашел в глубине его тщательно запрятанную за камнями пирогу. Он взял ее и легко взвалил себе на спину.

Утром входит на кухню: ни мужа, ни холодильника.

— Вот еще что, — опять обратился он к Кукаресу. — Зачем ты назначил мне свидание на этом островке?

– Вот дьявол, уехал все-таки!

— Чтобы нам никто не помешал. Ведь вы не хотите, чтобы нас кто-нибудь подслушал?

* * *

— Нет, согласен с тобой. Итак, до свидания.

— До свидания.

Пьяный привел домой незнакомую женщину. Дверь открыла жена. Муж отвел жену в сторону и шепнул ей на ухо:

Два приятеля, довольные друг другом, расстались. Один отправился в долгий и утомительный путь, а другой вернулся к своим спутникам.

– С-скажи ей, что ты моя сестра.

Оба они, однако, ошибались, полагая, что их никто не слышал.

* * *

Едва они покинули островок, разойдясь в разные стороны, как густая чаща далий и флорибондов, закрывавшая вход в грот, раздвинулась, и из нее выглянула голова в уборе из орлиных перьев, с горящими, как уголья, глазами. Голова осторожно повернулась направо и налево. Затем, минуту спустя, сучья затрещали, раздвинулись еще больше, и вслед за головой появилось туловище апачского воина, расписанного и вооруженного по-боевому.

– Мама, а что, папа вчера зарплату получил?

Апачским воином, так неожиданно появившимся, был Черный Медведь.

— О-о-а! — проговорил он с угрожающим жестом. — Бледнолицые собаки! Апачские воины пойдут по их следам.

– Как ты догадался?

Несколько минут он стоял, уставившись в небо, усеянное звездами, затем вошел в грот.

– А он в ванной зеркало бреет.

Дон Марсиаль в это время достиг своего бивака.

* * *

Донья Анита, обеспокоенная долгим отсутствием, ожидала его с живейшим нетерпением.

Трое пьяных ползут по шпалам железной дороги.

— Наконец-то, — воскликнула она, увидев его, и бросилась навстречу.

— Добрые вести, — отвечал он ей.

Один:

— О! Я так беспокоилась!

– Ч-черт, какие ступени высокие!

— Благодарю вас. Случилось то, что я и предвидел. Мы видели сигнал, поданный мне.

Второй:

— Так что…

– Да. И перила низкие.

— Я встретил друга, который подсказал мне, каким образом выйти из нашего сложного положения.

— Как же?

Третий:

— Не беспокойтесь ни о чем. Повторяю вам опять, предоставьте действовать мне.

– Ничего, ребята, вон лифт идет.

Молодая девушка покорно склонила голову и, несмотря на снедавшее ее любопытство, удалилась, не говоря более ни слова, в хакаль, приготовленный специально для нее.

* * *

Дон Марсиаль после ее ухода не заснул, а сел у костра, скрестил на груди руки, прислонился к дереву спиной и так до самого рассвета и просидел неподвижно, погруженный в невеселые думы.

Двое у винного отдела:

Когда настал день, Тигреро стряхнул с себя оцепенение ночи, поднялся и разбудил своих товарищей.

– Ну что, две возьмем или три?

Десять минут спустя небольшой отряд дона Марсиаля тронулся в путь.

– Наверное, три…

— Ого, дон Марсиаль, вы что-то сегодня раненько проснулись и нас подняли! — обратился к нему дон Сильва.

— А вы разве не заметили, что мы даже не позавтракали перед отправлением в путь, как делали каждое утро?

– А зачем? Ведь вчера взяли три, а одна осталась.

— Да, правда. Что это значит?

– Тогда возьмем две.

— А то, что завтракать мы будем в Гетцали, куда прибудем через два часа.

К продавщице:

– Девушка! Четыре бутылки водки и две ириски.

— Наконец-то! — воскликнул обрадованный асиендадо. — Вы мне доставили необыкновенное удовольствие этим известием.

— Неужели?

* * *

— Честное слово.

Возле телефона-автомата стоит пьяный мужчина и пытается набрать номер, но у него ничего не получается. Мимо проходит женщина.

Донья Анита, услышав слова Тигреро, бросила на него взгляд, полный изумления и ужаса, но, увидев его спокойное выражение лица и веселую улыбку, успокоилась и сама, уверив себя, что скрытность Тигреро объясняется его желанием приготовить ей неожиданный приятный сюрприз.

– У, пьяница, а еще таксист.

Как и обещал дон Марсиаль, через два часа они действительно прибыли в Гетцали.

Мужчина с недоумением на лице поворачивается к ней:

Как только часовые узнали их, немедленно был спущен подъемный мост, и они вступили внутрь крепости. Их приняли с такими почетом и предупредительностью, какие только могли быть им оказаны со стороны оставшихся в колонии.

Донья Анита не спускала с Тигреро глаз. Она то краснела, то бледнела и не могла понять абсолютного спокойствия дона Марсиаля.

– Почему таксист?

Они сошли с лошадей в патио перед парадной дверью.

– У тебя шапка-то таксистская.

— Где же граф де Лорайль? — обратился асиендадо к встретившим его, удивленный тем, что его будущий зять не только не вышел приветствовать его у входа в крепость, но не появляется даже и тогда, когда они уже стоят на пороге его дома.

Мужчина поднимает руку и ощупывает головной убор.

— Граф будет в отчаянии, когда узнает, что вы прибыли, а он даже не мог вас встретить, — отвечал мажордом, рассыпаясь в извинениях.

– Да. А была ондатровая.

— Стало быть, его нет дома?

* * *

— Да, сеньор, он отсутствует.

— Но ведь он скоро вернется?

Два приятеля пошли в баню. В предбаннике выпили бутылку водки.

— Не думаю. Капитан отправился во главе своего отряда преследовать индейцев.

Первый приятель говорит:

Известие это прозвучало для дона Сильвы, как удар грома.

– Ничего не почувствовал. Наверное, разбавляют. Давай еще одну бутылку выпьем в парилке.

Тигреро и донья Анита обменялись взглядами, в которых светилось счастье.

Зашли в парилку и внизу на скамейке распили вторую.

Второй говорит:

ГЛАВА ХХ. Выступление в поход

– Ты прав. Водка некачественная, не берет. Давай третью разопьем на верхней полке. Там жарко, глядишь, расслабимся.

Великая пустыня дель-Норте представляет собой подобие африканской Сахары, но она больше и ужаснее Сахары.

В ней нет веселых оазисов, затененных красивыми деревьями и освежаемых бьющими из земли ключами. Это царство бесплодного песка.

Распили, обливаясь потом, третью, даже намека нет на опьянение.

Каса-Гранде Моктесумы, где стоял в описываемое время со своим отрядом добровольцев граф де Лорайль, находилась, да и теперь, вероятно, находится на самой границе прерии, милях в восьми откуда уже начинается собственно дель-Норте.

Один вспомнил:

После разговора с Кукаресом граф позвал своих лейтенантов, и снова началось прерванное было веселье, и снова обильно полилось вино.

– Слушай! Тут недалеко от бани друг у меня живет. У него есть спирт. Пойдем к нему, выпьем.

Далеко за полночь, почти к утру сотрапезники разошлись, чтобы освежить себя сном.

Приходят к другу. Звонят в дверь. Друг открывает:

Кукарес не спал, он раздумывал весь остаток ночи. Теперь мы знаем истинную причину его прибытия к графу.

На восходе солнца трубачи проиграли зарю.

– Привет, ребята! Вы из бани?