Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

— Курт говорил, что Уолтер, скорее всего, сломал ему руку. — Комаров подошел ближе. — А ты сломал руку Уолтеру. — «Хорошо, — подумал я, — жаль, что не сломал его чертову шею». — И ты за это заплатишь. — Внезапно Комаров улыбнулся. — Но Уолтер всегда был таким импульсивным. Вероятно, он хотел вышибить тебе мозги клюшкой для поло. — Он вновь улыбнулся. — Возможно, ты еще пожалеешь, что не вышиб. — Я похолодел, весь покрылся потом, но тем не менее улыбнулся в ответ.

Гэри липкой лентой примотал гипс к другому подлокотнику стула. Потом точно так же соединил мои лодыжки с ножками кресла. Меня обездвижили, словно индейку, перед тем как взрезать ей горло. Потом Гэри достал из сумки что-то еще, напоминающее замазку, мягкую белую замазку. Замазка эта находилась в длинном пластиковом мешочке, прямо-таки белый колбасный батон. Я похолодел еще сильнее: Гэри достал из сумки пару фунтов пластиковой взрывчатки.

Белую колбасу он прикрепил к стулу между моими ногами. Господи! Только не мои ноги. Ноги Мэри-Лу, точнее их отсутствие, продолжали преследовать меня по ночам. Только теперь мне предстояло пережить мой кошмар наяву. Из сумки появилась металлическая трубка размером с сигарету, которую Гэри очень осторожно воткнул в мягкую белую взрывчатку, как вставляют пластинку шоколада в сбитые сливки. Из верхней части трубки выходили два коротких проводка, соединенных с маленькой черной коробочкой. Дистанционно управляемый детонатор, заключил я. Теперь меня бросило в жар, пота явно прибавилось. Комаров наслаждался моим страхом. И я действительно насмерть перепугался, осознав, что мне предстоит умереть, и надеяться я мог лишь на то, что смерть будет быстрой и безболезненной, а не долгой и мучительной. Мог я не сказать ему, где оставил этот чертов металлический шар? Мог умереть, не выдав эту тайну? Удалось бы мне обезопасить моих близких, что бы со мной ни сделали? Эти самые вопросы более пятидесяти лет тому назад задавали себе схваченные гестапо разведчики и бойцы Сопротивления. Ни я, ни они не знали ответа, пока не наступал момент истины.

— Где он? — спросил Комаров.

— Где — кто? — переспросил я.

— Мистер Мортон, — он обращался ко мне, словно мы сидели на совещании совета директоров, — давайте не будем терять времени. Мы оба знаем, о чем речь.

— Я оставил его у миссис Шуман.

Джорджу стало как-то не по себе.

— А у меня несколько другие сведения, — покачал головой Комаров. — Миссис Шуман дала тебе две эти вещицы. Одну удалось вернуть, вторую — нет. — Он обошел меня сзади. — Миссис Шуман вообще не следовало держать их в своем доме. Все они теперь изъяты, за исключением одной. — Он вновь оказался передо мной. — И ты скажешь мне, где она, рано или поздно. — Опять улыбнулся. Ему все это очень даже нравилось. Мне — нет.

Из кухни донесся какой-то звук. Не так чтобы громкий, но отчетливый. Словно металлическая ложка упала на пол. «Должно быть, Каролина», — подумал я.

— Неужели ты ничего не можешь сделать как следует? — бросил Комаров Джорджу Кейли. Голос переполняло раздражение. — Следи за ним. — Он указал на меня. — Если дернется, прострели ему ступню. Только не попади во взрывчатку, а не то мы все умрем. — Перевел взгляд на Гэри. — Ты пойдешь со мной.

Комаров и Гэри прошли на кухню через дверь, которой обычно пользовались мои официанты, а не хладнокровный убийца. Мне оставалось только молиться, чтобы они не нашли Каролину.

Стоявший передо мной Джордж явно нервничал.

— Как вы могли влезть в это дело? — спросил я его.

— Заткнись! — фыркнул он, но я его реплику пропустил мимо ушей.

— Почему вы отравили всех гостей на обеде?

— Заткнись! — повторил он, но я опять его не послушал.

— Так вот почему вы не пришли в субботу на скачки.

— Я же сказал, заткнись!

— Это Гэри бросил фасоль в соус? — не унимался я. Он промолчал. — Глупое, между прочим, решение. Не будь отравления, я бы и не дергался. Не стал бы задавать вопросы. — Подумал: «И не сидел бы здесь, связанный, на пороге смерти».

— Зря ты их начал задавать. — Тут я понял, что задел его за живое.

— У вас, значит, неприятности? С боссом? — Я посыпал соль на рану. Он молчал, а я продолжил наступление: — Вы напортачили, не так ли? Джордж оказался не таким умником?

— Заткнись! — Он замахнулся на меня пистолетом. — Заткнись!

— А что думает Эмма? Она знает, чем вы занимаетесь?

Он повернулся и направился к двери, за которой исчезли Гэри и Комаров. Надеялся на подкрепление, потому что я начал доставать его.

— Это Эмма нарубила для вас фасолины?

— Какая чушь. — Он вернулся ко мне. — Фасоль предназначалась только для того, чтобы отравить ее.

— Чтобы отравить Эмму? — в изумлении переспросил я.

— Эмма настаивала на том, что мы должны пойти в эту чертову ложу. Я не мог ее отговорить. Она и Элизабет Дженнингс готовились к этому ленчу с того самого момента, как нас туда пригласили. Я же не мог сказать ей, почему мы не можем пойти. Так?

— Вот вы и отравили обед, чтобы она не пошла на ленч?

— Да. От этого чертова Гэри требовалось подсыпать фасоли только Эмме и Дженнингсам, а этот идиот отравил всех. Даже меня, мерзавец.

— Хорошо. Это послужит вам уроком. — Я сказал ему то самое, что услышал от Каролины.

Гэри я понимал: проще отравить весь обед, чем три тарелки, которые потом каким-то образом должны были попасть к определенным людям. Ему пришлось бы договариваться с кем-то из официантов. Опять же, массовое отравление позволяло ему самому в субботу не приходить на ипподром, чтобы помогать готовить ленч.

— Но Элизабет Дженнингс все равно пришла на скачки, — напомнил я Джорджу. — Почему?

— Я понятия не имел, что у нее аллергия к грибам. Элизабет ела курицу без соуса. Я очень об этом сожалел.

«Очень, но не настолько, чтобы не прийти на похороны Элизабет, — подумал я. — Не настолько, чтобы не принести Нейлу Дженнингсу соболезнования у церкви».

— Тебе следовало спустить все на тормозах. — Он впервые встретился со мной взглядом.

— Что спустить на тормозах?

— Очень уж ты рвался выяснить, кто отравил обед.

— Разумеется, рвался.

— А я не мог этого допустить.

Я уставился на него.

— Так это вы пытались меня убить?

— Я только нанимал людей, — ответил Джордж. И угрызений совести в его голосе не слышалось.

Мне нравился Джордж. Всегда видел в нем друга, и тем не менее он дважды пытался отправить меня на тот свет. Его стараниями сначала мой автомобиль превратился в груду покореженного металла, потом он сжег мой дом и все мои вещи, а теперь стоял передо мной с пистолетом в руке и вновь думал об убийстве. На прошлой неделе я сказал Дороти Шуман, что многих людей убивают друзья. Но никак не ожидал, что жизнь наглядно продемонстрирует мне справедливость моих слов.

— Но получилось у вас не очень, не правда ли? — Я опять принялся злить его. — Готов спорить, Комарову ваши неудачи не понравились. Вы не смогли убить даже деревенского повара. Или вы ничего не можете сделать как следует? — Я чуть перефразировал слова Комарова.

— Заткнись! — в который уж раз крикнул Джордж. От злости он буквально выпрыгивал из штанов. — Это у чертова Гэри руки растут из жопы!

— Так это Гэри пытался меня убить?

Он не потрудился ответить, подошел к двери на кухню, заглянул в круглое окно.

— Почему Комаров взорвал ложу? — спросил я, сменив тему.

— Я тебе сказал, заткнись! — Джордж махнул в мою сторону пистолетом.

— Он хотел убить Ролфа Шумана? — настаивал я.

— Заткнешься ты или нет? — Он подошел ко мне, наставил пистолет мне в голову с расстояния в каких-то двенадцать дюймов.

Я продолжал гнуть свое. Возможно, выйдя из себя, он бы мог убить меня быстро, безо всяких мучений.

— Почему взорвали ложу? Это какой-то перебор. Почему он не застрелил одного Шумана, если уж хотел его убить? Тихо и без свидетелей, на какой-нибудь темной улочке в Висконсине?

— Комаров не любит по-тихому, — ответил Джордж. — Нужно показать, кто в доме хозяин, вот что он сказал. Показать всем, что он настроен серьезно. Шуман крал у него, а воров Комаров не выносит. И хотел, чтобы все это уяснили. — Джордж определенно повторял те самые слова, которые сказал ему Комаров.

«Странная логика, — подумал я. — Шуман оказался вором, вот Комаров и попытался его убить, но при этом он убил девятнадцать невинных человек, в том числе очаровательную Луизу и честно исполнявшую свои обязанности Мэри-Лу, не говоря о десятках раненых». Комаров являл собой зло.

Из-за двери на кухню донесся крик, потом выстрел. Я насмерть перепугался. Молил бога, чтобы стреляли не в Каролину.

Джордж попятился от меня, вновь заглянул в круглое окно в двери. Прогремел второй выстрел, третий, раздались крики. Оставалось только сожалеть, что соседей у нас нет. Иначе кто-нибудь услышал бы выстрелы и вызвал полицию.

Вернулся Комаров.

— Снаружи кто-то есть. Думаю, если я их не убил, то ранил. Иди и прикончи их. Я послал туда и Гэри, так что смотри не подстрели его. — Джордж, похоже, колебался. — Джордж, поторопись!

Джордж вышел за дверь, всем своим видом показывая, что идти ему ужасно не хочется. В охоте на людей с пистолетом и в темноте он был явно не силен. Но ему следовало хорошенько подумать, прежде чем связываться с такими, как Комаров.

— Зачем вам нужен этот шарик? — спросил я Комарова. — У вас же их сотни.

— Зачем мне нужны сотни? — спросил он. В голосе послышалось любопытство. Ему хотелось выяснить, что мне известно. Следовало мне ему сказать? Имело это значение?

— Чтобы закладывать в лошадей, — выложил я.

Мои слова произвели ошеломляющий эффект.

Он побледнел как полотно, его рука дрогнула.

— Кто об этом знает? — Он даже возвысил голос.

— Все, — ответил я. — Я рассказал полиции.

Я не ожидал, что мои слова спасут меня, совсем наоборот. Просто надеялся, что смерть будет быстрой.

— Ты поступил безответственно. — Голос стал обычным. — За это ты умрешь. — Я и так знал, что умру. Ничего не изменилось.

Он начал обходить меня. «Хорошо, — подумал я, — он выстрелит мне в затылок. Я ничего не увижу и не почувствую. Просто… уйду».

И когда Комаров уже обошел мое плечо, Каролина вошла в распахнутую дверь и ударила его в лицо своим альтом. Со всего размаха, держа обеими руками за гриф. Удар был такой силы, что от бедного альта остались рожки да ножки. Гриф сломался, корпус разлетелся в щепки, но, что было для меня главным, Комаров повалился на пол. Каролина сама была на грани обморока. По щекам катились слезы.

— Быстро! — крикнул я ей. — Возьми нож! — Она посмотрела на меня. — В том буфете. В верхнем левом ящике. — Она направилась к буфету, вернулась с острым ножом для резки стейков. Посетителям я их обычно не давал, полагал, такой нож — признание, что стейк может быть жестким, но несколько на всякий случай держал под рукой. И слава богу. Однако даже ножом разрезать намотанную в несколько слоев клейкую ленту оказалось нелегко. Каролина все-таки справилась, от отчаяния и ужаса, боясь, что Комаров может очнуться в любую секунду.

Едва моя левая рука освободилась, я сказал Каролине:

— Быстро возьми у него пистолет и дай мне.

Падая, Комаров не выпустил пистолет из руки.

Каролина наклонилась и выхватила его из пальцев убийцы, когда тот уже начал приходить в себя. Отдала пистолет мне, выдавила из себя улыбку, вновь принялась резать клейкую ленту, теперь освобождая правую руку. И тут я вспомнил про взрывчатку. Где пульт дистанционного управления? У Комарова в кармане?

Каролина принялась за мои ноги, но дело шло крайне медленно. Комаров очнулся и наблюдал за происходящим. Кровь текла из носа на рот, подбородок, стекала по шее. Он поднес руку к лицу и поморщился. Думаю, Каролина сломала ему нос.

— Ни с места, — приказал я, нацелив на него пистолет.

Он приподнялся на левом локте и сунул правую руку в карман.

— Держите руки так, чтобы я мог их видеть.

Он вытащил руку из кармана, и я заметил в ней маленькую плоскую черную коробочку с красной кнопкой по центру. «Боже, — подумал я, — мои ноги! Неужели он нажмет на кнопку? Но ведь он погибнет и сам. Застрелить мне его? Если я выстрелю, успеет он нажать на кнопку? Нажмет, если не выстрелю?»

Я наблюдал за ним и видел, что он просчитывает варианты. Если я действительно сообщил в полицию, его империя рушилась. Он, конечно, мог попытаться сбежать в Россию или Южную Америку, но вдруг ему уже перекрыли пути отхода? А это означало, что его ждет пожизненное заключение. Организаторы таких взрывов, как на ипподроме Ньюмаркета, не могли рассчитывать на досрочное освобождение.

И внезапно я почувствовал, что он намерен сделать: взорвать нас всех и поставить жирную точку.

Я наклонился, опустил руку и за провода выдернул детонатор из пластиковой взрывчатки. Зашвырнул его через обеденный зал. Комаров нажал на красную кнопку, но слишком поздно. Детонатор взорвался в воздухе, никому не причинив вреда. Словно из бутылки шампанского вылетела пробка.

Поняв, что просчитался, Комаров пришел в ярость. Начал подниматься с пола.

— Оставайтесь на месте, — повторил я. Мои слова он проигнорировал, встал на колени. — Я буду стрелять. — Но он продолжал подниматься.

Вот я и выстрелил.

Удивился, как это легко. Направил на него пистолет и нажал на спусковой крючок. И выстрел прозвучал не так громко, как я ожидал: обеденный зал размерами значительно превосходил вестибюль, где Комаров застрелил Ричарда.

Пуля попала ему в правую ногу, повыше колена. Я не целился именно в ногу. Я — правша, но из-за гипса пришлось стрелять с левой руки. Просто нацелил пистолет ему в пупок и выстрелил. Если б целил в ногу, скорее всего, промахнулся бы. Комаров выронил дистанционный пульт управления, двумя руками схватился за рану и вновь повалился на пол. Из ноги текла кровь, и я задался вопросом: а не повреждена ли артерия? Сам Комаров меня особо не волновал, но он пачкал дорогой ковер обеденного зала.[44] Я подумал, не выстрелить ли в него еще раз, уже в голову, чтобы остановить кровотечение. Слишком много вытекало крови, алой, насыщенной кислородом крови. Потом решил, пусть течет. В конце концов, лилась не невинная кровь, а ковер я мог и заменить.

Каролина стояла на коленях справа от меня. Она наконец-то справилась с липкой лентой. Я поднялся, отодвинул стул, шагнул к ней, держа под контролем и Комарова, и дверь на кухню. Помнил о Джордже Кейли и Гэри. Каролина держала в руках разбитый альт и рыдала. Только четыре струны связывали воедино верхнюю часть грифа с колышками для натяжки струн и корпуса. Нижняя часть грифа отвалилась, корпус в том месте, где соприкоснулся с лицом Комарова, превратился в месиво щепок. Повреждения альта показывали, с какой силой Каролина наносила этот удар. Оставалось только удивляться, что Комаров так быстро пришел в себя.

— Будь осторожна, дорогая моя, — предупредил я ее. — Еще двое где-то здесь. Я собираюсь их найти, а ты иди в мой кабинет и вызови полицию.

— Что я им скажу? — Она пребывала в шоке.

— Скажи, что убили человека. И убийца еще здесь. Тогда они приедут быстро.

Каролина ушла, прижимая к груди останки альта.

Комаров пытался подняться. Кровотечение заметно уменьшилось, и я подумал, не всадить ли в него вторую пулю. Но ограничился тем, что схватил за шиворот и толкнул к двери на кухню, приставив пистолет к затылку. Если бы Джордж Кейли попытался меня застрелить, то пуля попала бы в его босса. Но кухню я нашел пустой. Джордж и Гэри по-прежнему обыскивали окружающую ресторан территорию.

Я повел Комарова через кухню, с силой впечатал в стену рядом со стальной дверью в холодильную камеру. Двинул коленом по раненой ноге, и он застонал. Мне это понравилось, и я двинул его вновь.

Повернул рычаг-ручку и распахнул дверь, затем толкнул Комарова в спину, и он распластался на деревянном полу. Площадь холодильной камеры составляла десять квадратных футов, высота — семь, вдоль стен тянулись четыре полки из нержавеющей стали для продуктов. Стоила она целое состояние, но отрабатывала каждый вложенный в нее пенс. Я захлопнул дверь. В камере имелся такой же рычаг-ручка, чтобы открывать дверь изнутри, но снаружи ушки позволяли закрыть ее на висячий замок. Замка у меня не было, поэтому я вставил в дырки ушек вертел для приготовления кебаба, таким образом отрезав Комарова от окружающего мира.

Прошел в кабинет и увидел, что Каролина, дрожа всем телом, стоит у стола. Она рыдала, но тихо, без истерических воплей. Я прижал ее к себе, поцеловал в шею.

— Сядь и подожди здесь. — Я усадил ее за стол. — Мне нужно найти остальных. Ты позвонила в полицию? — Она кивнула.

Я вернулся на кухню и услышал, как Джордж Кейли зовет Гэри. Вытащил шомпол, осторожно открыл дверь в холодильную камеру. Комаров сидел на полу, привалившись спиной к нижней полке. Посмотрел на меня, но сломанный нос, рана в ноге и потеря крови лишили его боевого духа.

Я услышал, как Джордж через посудомоечный закуток идет на кухню. Услышал и Комаров.

— Джордж, — попытался крикнуть он, но с губ сорвался только хрип.

Я распахнул дверь в холодильную камеру и спрятался за ней. Почувствовал — не увидел, как Джордж пересек кухню и подошел к камере. Заметил Комарова, шагнул в нее, и я тут же захлопнул дверь. Быстро вставил шомпол в дырки ушек.

Услышал, как Джордж поворачивает рычаг, пытаясь открыть дверь, но шомпол надежно удерживал ее на месте. Он выстрелил, но пистолетная пуля, конечно же, не могла пробить три слоя изоляции и две стальные пластины, изнутри и снаружи.

Так что остался только Гэри.

Мне потребовалось время, чтобы найти его. Он привалился к одному из деревьев на дальней стороне автостоянки. Мне он никаких хлопот не доставил. Собственно, уже никому не мог доставить хлопот, кроме гробовщика. Из его груди торчала ручка рыбного филетира, а все восемь дюймов тонкого, острого лезвия находились в груди. Крови практически не было, только узенькая струйка стекла из уголка рта. Нож пронзил сердце, и, вероятно, биться оно прекратило мгновенно.

И кто это сделал? Определенно не Джордж Кейли. Ему бы сил не хватило.

Я огляделся. Значит, был кто-то еще.

Внезапно из ресторана донесся крик Каролины, и я вихрем пересек автомобильную стоянку, через посудомоечный закуток влетел на кухню, метнулся к кабинету. Каролина, широко раскрыв глаза, стояла посреди комнаты, и не одна.

Перед ней застыл Яцек, тоже в крови. Большие капли падали с пальцев левой руки на деревянный пол, образовав у ноги ярко-красную лужу. «Неужто, — подумал я, — кровопролитие никогда не закончится?» Я поднял пистолет, но напрасно. Прежде чем успел произнести хоть слово, Яцек упал на колени и медленно повалился на пол, застыл на спине. Ему прострелили левое плечо.

Яцек, человек, которому я не доверял, кухонный рабочий, на деле оказался хорошим парнем и, несомненно, спас мне жизнь.



Полиция в конце концов прибыла. И «Скорая помощь». Позвонить Каролина позвонила, но пребывала в таком шоке, что не смогла связать двух слов. Дежурный определил, с какого номера сделан звонок, и направил в «Торбу» патрульный автомобиль и машину «Скорой помощи».

Сначала Яцека, потом Каролину увезли в больницу. Медики заверили меня, что с ними все будет в порядке, но эту ночь и Яцек, и Каролина проведут в больнице. Каролина никак не могла прийти в себя от шока и, похоже, второй раз упускала возможность побывать в отеле «Бедфорд лодж».

Полицейские, приехавшие на первом патрульном автомобиле, не знали, что и делать, вот почему даже не подходили к двери холодильной камеры, а в ожидании подкрепления растягивали вокруг ресторана бело-синюю ленту с повторяющейся надписью: «ПОЛИЦИЯ — ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН».

Я попытался уехать в «Скорой помощи» с Каролиной, но меня остановил полисмен, сказав, что я должен остаться в ресторане и дать показания.

Так что я прошел в вестибюль, где на каменных плитках, лицом вниз, лежал Ричард. Ногой отодвинул часть осколков, опустился рядом с ним на колени. Не сомневался, что он умер, но на всякий случай пощупал пульс на запястье левой руки. Пульса не было, а кожа уже похолодела. Как такое могло случиться с моим метрдотелем? Какое-то время я постоял на коленях, положив руку ему на плечо, словно мог утешить в смерти, а потом подошел полицейский и попросил отойти от трупа.

Наконец прибыло подкрепление: детективы в штатском, группа спецназа и армейские саперы. Понятное дело, никто из них не стремился открыть дверь в холодильную камеру. Потому что внутри находился человек с заряженным пистолетом. Они решили подержать преступников там, чтобы они охладились в прямом смысле слова. Три градуса тепла — не слишком комфортная температура без пальто, перчаток и шляпы. А поскольку дело происходило погожим днем в конце мая, Петр Комаров и Джордж Кейли пришли в ресторан в рубашках с короткими рукавами. Но я совершенно не переживал из-за этого.

Один из детективов допросил меня, и я попытался объяснить, что произошло. Получилось сложно, да и его больше занимали мысли о преступниках в холодильной камере. Он сказал мне, что меня допросят позже, в полицейском участке. Я зевнул, надеясь, что произойдет это утром.

Перед тем как разобраться со взрывчаткой, саперы потребовали, чтобы и я, и полиция покинули ресторан. Так что какое-то время я сидел на пластиковом стуле на автомобильной стоянке. Один из медиков подошел, накинул мне на плечи красное одеяло, спросил, как я себя чувствую.

— Все отлично, — ответил я и вспомнил другой случай, когда мне накидывали на плечи красное одеяло: на ипподроме Ньюмаркета в день взрыва. Но теперь действительно все было отлично. Кошмар закончился.

Эпилог

Шестью месяцами позже я открыл «У Максимилиана» — великолепный ресторан в южной части Беркли-сквер в Мейфэре, где в основном подавали блюда французской кухни с тонким английским влиянием.

Открытие стало грандиозным событием, собравшим множество гостей. В одном углу обеденного зала даже играл струнный квартет. Я частенько поглядывал на его участниц, четырех элегантных молодых женщин в черных платьях. Особо мое внимание привлекала альтистка. С длинными, до плеч, забранными в конский хвост волосами, синими глазами, высокими скулами, тонким носом, широким ртом, волевым подбородком. На ее левой руке сверкали бриллианты обручального кольца. Я подарил его ей, встав на колено в кухне, перед прибытием первого гостя.

— Я-то всегда думал, что твое имя Максуэлл, а не Максимилиан! — громыхнуло у моего уха. Подошел Бернард Симс. — Слышал, ты решил превратить истицу в жену. — Он покачал головой, улыбнулся.

— Виновен, — ответил я, не в силах сдержать улыбку.

Все обвинения по статье семь Закона о качестве пищевой продукции от 1990 года с меня сняли, по гражданскому иску об отравлении мы решили все проблемы во внесудебном порядке. Истица сочла, что обвиняемый с ней полностью рассчитался.



Агент Каролины попытался потребовать свои пятнадцать процентов, но Бернард объяснил ему, что он имеет право на пятнадцать процентов ее заработка, а в данном случае компенсацию истица получила не в денежной форме. Агенту, конечно, такой расклад не понравился, но, опять же, у Каролины возникли бы немалые сложности, попытайся она играть на 85 % альта, сработанного в 1869 году Стефано Скарампеллой.

Детектив-инспектор Тернер в конце концов мне отзвонился и, едва я сказал, что знаю, кто взорвал бомбу на ипподроме, тут же примчался в Ньюмаркет. А после этого постоянно сообщал мне о ходе процесса. Комаров оправился от ранения в ногу и от переохлаждения в холодильной камере, после чего ему предъявили обвинение в двадцати убийствах, включая Ричарда, моего метрдотеля, которого мне теперь так недоставало. Ожидалось, что в скором времени ему предъявят обвинения в организации преступной группы и контрабанде наркотиков. Джорджа Кейли тоже обвинили в убийстве Ричарда, хотя Тернер полагал, что осудят Кейли только за пособничество убийствам, поскольку Джордж пел как соловей, чтобы остаться на свободе или хотя бы получить небольшой срок. Проведя обыск в доме Кейли, полиция обнаружила коробки с металлическими шарами. А в квартире Гэри удалось найти некий серебряный брелок вместе с ключом от парадной двери моего сгоревшего дома. Многие подробности публиковались в газетах, наиболее полной информацией могла похвастаться Клер Хардинг из «Кембридж ивнинг ньюс».

Как я и ожидал, Джордж Кейли работал на Комарова в Англии, точно так же, как Ролф Шуман в Соединенных Штатах. Джордж был официальным представителем «Хос импортс, лтд» в «Таттерсоллс», аукционном доме, торгующем лошадьми в Ньюмаркете, и возглавлял «Восточный английский поло-клаб».

Как и Ролф Шуман, Джордж принимал активное участие в торговле наркотиками, на постоянной основе обеспечивая некоторых крупных оптовиков партиями высококачественного кокаина. Кокаин делился на более мелкие партии, его разбавляли сахарной пудрой, витамином С и содой, затем он попадал к уличным торговцам. По той же цепочке, только в противоположном направлении, шли деньги. Ролф действительно крал чуть ли не половину прибыли от продажи наркотиков, чтобы удерживать на плаву свой завод. И через три месяца после взрыва в Ньюмаркете завод закрылся, что наверняка не обрадовало ту даму в Делафилде, которая торговала расшитыми подушками.

В отличие от Ролфа Джордж, похоже, хранил верность Комарову, во всяком случае, пока его не арестовали и не обвинили в убийстве.

В результате информации, полученной от Джорджа, полиция нанесла неожиданные визиты нескольким наркобаронам, и теперь они ожидали суда в одной из тюрем Ее Величества. Ниточки потянулись и в другие страны, прибавив работы тамошним детективам. И я полагал, что спрос на лошадей в Южной Америке разом сильно уменьшился.

Тем временем Курта и Уолтера навестили сотрудники Управления шерифа Делафилда, подозревая их в нападении на дом миссис Дороти Шуман. Уолтер, всегда такой импульсивный, похоже, попытался ударить одного из помощников шерифа клюшкой для поло, за что его и пристрелили. Меня это нисколько не огорчило.

…Я стоял у бара и оглядывал мои новые владения. Марк Уинсам сдержал свое слово, но, думаю, ему пришлось выписать чек на сумму, которая превышала первоначально оговоренную. Деньги мы потратили не зря. Глазам посетителей открывались акры стекла и лес берез, тогда как на кухне царствовала нержавеющая сталь. Столиков было в два раза больше, чем в «Торбе», но я не сомневался, что мы сумеем обслужить всех гостей, благо в мегаполисе период от заказа до появления обеда на столе увеличивался в сравнении с маленьким городком.

Несмотря на открытие лондонского ресторана, я решил не закрывать ресторан в Ньюмаркете. Я провел с Карлом разъяснительную работу на предмет контактов с людьми и назначил шеф-поваром «Торбы», где под его началом теперь трудились трое поваров, в том числе и Оскар, который принял наши извинения, получил разовую компенсацию и должность заместителя Карла. Рей и Джин решили поискать работу где-то еще, но желающих занять их место в застеленном новым ковром обеденном зале хватало. Не остался и Яцек.

Насчет его я оказался прав. Он действительно мог не только мыть кухонную утварь. Прибыв из Чешской республики, он практически не знал английского, вот почему в агентстве по найму его определили на самую неквалифицированную работу. Но Яцек доказал, что квалификация у него есть, и очень высокая. На родине он не оттирал кастрюли и сковородки, а пользовался ими. И в «Торбе» не остался потому, что стал моим помощником, поваром в лондонском ресторане. Никогда не знаешь, когда тебе может понадобиться телохранитель. В новом статусе он смог перевезти в Англию жену и дочку.

Я почувствовал, как чья-то рука коснулась моего рукава, и повернулся. Рядом стояла Салли. Она и Тоби с радостью откликнулись на мое приглашение принять участие в открытии ресторана и привезли с собой мою мать.

— Это потрясающе, Макс. — Салли искренне улыбнулась. — Абсолютно потрясающе.

— Спасибо. — Я наклонился и поцеловал ее в щеку.

За последние шесть месяцев я виделся с Тоби и Салли чаще, чем за шесть прошлых лет. Несколько раз они приглашали нас с Каролиной провести у них день-другой, и мне это нравилось, поскольку родительский дом по-прежнему оставался мне домом, тем более что никакого другого у меня больше и не было. Я привык к походному образу жизни, держа вещи в чемодане. Стены моего дома срыли бульдозером, потому что воздействие высокой температуры значительно уменьшило их прочность, и оставлять их было опасно. Теперь участок земли, на котором стоял мой коттедж, вместе с разрешением на новое строительство выставили на продажу, как мне представлялось, по нереально высокой цене. Но мой риелтор не сомневался, что его обязательно купят, и в самом скором времени.

За прошедшие месяцы, находясь в Ньюмаркете, я жил у Карла, за исключением тех дней, когда к нему приезжали жена и дочери, что случалось все чаще и чаще. В этих случаях я снимал номер в «Бедфорд лодж», где наконец-то удалось провести ночь и Каролине, после того как ее выписали из больницы.

Моим временным адресом в Лондоне стала полуподвальная квартира на Тэмуорт-стрит, где полиция обнаружила два миниатюрных подслушивающих устройства, одно под раковиной, второе — в темных глубинах аптечного шкафчика.

Каролине не удалось дать сольный концерт в «Кадогэн-Холл», и она окончательно потеряла альт, останки которого мы привезли к лучшему мастеру-реставратору. Он качал головой, осматривая альт, а потом заявил, что восстановлению инструмент не подлежит. То есть он мог вернуть прежнюю форму корпусу и грифу, но не звучание. Какие-то части альта остались на полу «Торбы» и благополучно исчезли. Мастер мог их заменить, но такая замена негативно сказалась бы на том же звучании. В итоге мы увезли альт с собой и положили на полку как постоянное напоминание о принесенной Каролиной жертве.

Каролина сама быстро пришла в себя и даже уговорила директоров оркестра включить концерт Бенджамина Бриттена для альта и скрипки, произведение, которое она не смогла исполнить в «Кадогэн-Холл», в программу летнего выступления оркестра в Сент-Джеймсском парке. Тот июньский вечер выдался на удивление теплым, а ее талант просто заворожил меня.

Я вновь нашел ее взглядом и улыбнулся. Она улыбнулась мне. Мисс Каролина Эстон, альтистка, моя невеста и спасительница.

Яцек и Каролина вновь подарили мне жизнь. Я словно родился заново, когда уже не сомневался в близости смерти. В ту знаменательную ночь, когда я сидел, ожидая, пока саперы унесут взрывчатку из «Торбы», я дал себе слово взять жизнь за рога и уже не отпускать их.

Вот с того самого момента и стараюсь наслаждаться жизнью сполна, не тратя попусту ни одного отведенного мне на этом свете мгновения.