— Оно намного красивее моего, — великодушно заметила Франки.
— Нет.., но оно.., как бы это сказать.., преследовало меня. А потом, когда мы оказались в той мансарде и ты вела себя так отважно.., ну, я забыл и думать о ней. Она мне стала безразлична. Для меня существовала только ты. Ты была просто великолепна! Так невероятно отважна.
— Это была одна видимость, — сказала Франки. — На самом деле я вся дрожала. Но мне хотелось, чтобы ты мной восхищался.
— Я и восхищался, Франки, милая. Всегда восхищался. И всегда буду восхищаться. Ты уверена, что тебе не будет тошно в этой Кении?
— Я уверена, что буду ее обожать. Англией я сыта по горло.
— Франки…
— Бобби…
ВЕРА: Она тут? Юля?
— Пожалуйте сюда, — сказал викарий, отворяя дверь в комнату, где они сидели, и пропуская перед собой даму из Доркасского благотворительного общества
[41].
КОСТЯ: Да… Она осталась в той комнате на матрасе. Вчера работали до ночи.
И тотчас с извинениями закрыл дверь.
ВЕРА: Костя… Давай поговорим.
— Мой.., э-э.., один из моих сыновей. Он.., э-э.., помолвлен.
Вдруг одновременно со стуком открывается дверь, заходит Юля. В трусах и в майке.
— Мы так и поняли, — язвительно отозвалась дама-благотворительница — Хороший мальчик, — сказал викарий. — Прежде он был несколько легкомыслен. Но в последнее время сильно изменился к лучшему. Будет управлять кофейной плантацией в Кении.
А дама-благотворительница шепотом осведомилась у другой:
ЮЛЯ: Доброе утро. Я зайду?
— Вы видели, кого он целовал? Уж не леди ли Франсез Деруэнт?
ВЕРА: Да ты уже как бы…
Не прошло и часу, как новость облетела весь Марчболт.
ЮЛЯ: Я тебе принесла майку и штаны классные. Они мои… Погоняй. Ты так расстроилась из-за этого шмота…
КОСТЯ: Юль, спасибо. Как это мило…
ВЕРА: Да… Это круто. Спасибо, Юль.