— За наше будущее! — сказал он и чокнулся с Лэйни. Лэйни вспомнила, что чокаться безалкогольными напитками — дурная примета. Но момент был упущен, бокалы уже соприкоснулись, и тост прозвучал.

— Вы не понимаете, леди Морган! Он приказал мне проследить, чтобы вы пришли.

— Мне жаль, если это ставит вас в сложное положение, — холодно ответила Эффи. — Ладно, я сама с ним поговорю. Где он?

Все-таки Лэйни не стала сразу пить. Она помедлила, надеясь отдалить неудачный тост от себя, подождала, пока Бретт отхлебнет виски, и только после этого сделала глоток.

— На военном совете.

— Прекрасно. Побеседую с ним после совета. — Эффи отвернулась от Алмасея и побрела к лагерю.

— Ну так что у тебя за предложение? — спросила Лэйни.

По пути ей пришлось пересечь площадку, приготовленную для казни, и пройти буквально в десяти футах от столбов, к которым привяжут Рако и тана Сигрида.

— Ты сразу берешь быка за рога, — хмыкнул Бретт.

— Это невыносимо, — простонала Эффи. — Это просто невыносимо!

Она побежала к шатру, оскальзываясь на влажной траве, и тут же остановилась, услышав свое имя.

— Именно так, — подтвердила она.

— Эффи?

— Узнаю старушку Лэйни.

— Давай, выкладывай.

Шоретские солдаты вывели Рако на площадку — очевидно, затем, чтобы понаблюдать за приготовлениями к собственной казни. Сид был заперт в деревянной клетке — такой узкой, что он не мог даже сесть в ней. В бессчетный раз Эффи прокляла свою наивность и мягкосердечие. Она была не подготовлена к реальностям этого сурового и жестокого мира, где человеческая жизнь часто так неимоверно коротка…

На первый взгляд предложение звучало великолепно.

— Рако! — Эффи попыталась ободряюще улыбнуться, но результат оказался более чем жалок. Впрочем, Рако улыбнулся в ответ. — Как ты? О Господи, что за идиотский вопрос!

Фирма «Тойлэнд» не хотела вступать в соревнование за право производить ее медвежонка — ну да, конечно, он слыхал и об «Идеале», и о «Мэттеле», у него везде свои уши, и он следит за тем, чем интересуются крупные компании…

— Все нормально. Я примирился со своими богами. Салкит сойдет с небес и заберет мою душу.

— Я порадовался за тебя, Лэйни. Ведь ты очень талантлива, и это только справедливо, чтобы ты наконец была вознаграждена за тяжкие годы ученичества…

Кусая губы, чтобы не расплакаться, Эффи подошла ближе и взяла Рако за медвежью лапу; она была мягкой и теплой, и Рако осторожно свел когти вокруг запястья девушки. Одно короткое прикосновение — вот и все, чем она могла ему помочь.

Хорошенькая оценка, нечего сказать. Какое такое ученичество? У нее уже около десятка пошедших в производство игрушек — и в продажу, кстати сказать. Но Лэйни не стала возражать, а предпочла послушать Бретта, который потянулся, чтобы долить себе еще виски.

— Мне жаль, — прошептала Эффи.

Бретт сказал, что он понимает, что «Идеал» и «Мэттел», соперничая, могут взвинтить цену, и потому он хочет купить у нее преимущественные права и надеется, что Лэйни устроит это предложение — а именно…

— Талискер говорил, что ты добрая девушка, — сказал Рако. — И я слышал, как солдаты говорили, будто ты имеешь большое влияние на Туланна. Может, уговоришь его отпустить Сигрида? Тан ни в чем не виноват. Он не заслужил такого…

Лэйни нетерпеливо потянулась вперед. Когда она волновалась, ее глаза начинали косить особенно безжалостно. Она прямо чувствовала, как дергается дважды прооперированный мускул. И снова глаз проиграл это сражение.

— И ты тоже, Рако. Никто не заслужил… кроме разве что самого. Туланна.

— Вот чего мы хотим, Лэйни. Фирма «Тойлэнд» желает производить твоего медвежонка, используя твое оформление и твою зарегистрированную торговую марку…

— Да ладно. На самом деле ты так не думаешь.

Эффи посмотрела на Рако сквозь навернувшиеся слезы.

Лэйни восприняла это как победу.

— Еще совсем недавно ты ненавидел его.

— …и выплатить тебе значительный аванс в счет авторского гонорара…

— Я не хочу тратить последние часы моей жизни на ненависть.

— Насколько значительный? И какой будет гонорар?

— Ради всего святого, Рако! Разозлись! Ты имеешь на это право. На гнев. На ярость! — Его тихое смирение показалось Эффи ужаснее, чем всепоглощающая ненависть. Ей хотелось усесться на землю и расплакаться — самозабвенно, как она поступала, когда была ребенком. Однако в следующую секунду Эффи вспомнила одну очень важную вещь.

— Это мы согласуем, Лэйни. Я обещаю, что здесь тебя никто не станет пытаться обмануть.

— Рако! Ты встретился с Талискером?

— Да. Мы вместе пришли в город.

— Вы назовете медвежонка Глэдли?

Эффи бросила взгляд в сторону Руаннох Вера, который сейчас был затянут плывущим над озером туманом.

— Он в городе? А Йиска? Малки?

— Мы оставим то имя, которое дала ты.

— Нет. Йиска и Малки несколько дней назад ушли из Руаннох Вера.

— И не станете ничего менять? Ни в медвежонке, ни в очках?

— Ушли… Каким образом? И куда? — Она не могла скрыть своего страха.

— Мы будем выпускать его в полном соответствии с твоими спецификациями.

— Они ищут Совет Темы. — Рако пропустил мимо ушей первый из ее вопросов. — Талискер полагает, что это важно…

— Леди Морган? — Алмасей незаметно подошел сзади и положил руку ей на плечо. — Не надо растравлять себе душу. Если уж Туланн уперся — ничего не попишешь. Мне действительно жаль.

— Ну а в чем тут кроется подвох?

— Никаких подвохов, Лэйни. Я просто не хочу расхлебывать эту кашу.

— Черт побери! Зачем извиняться передо мной? — разъярилась Эффи. — Вы ему это скажите! — прибавила она, кивнув на Рако. Сбросив с плеча руку Алмасея, Эффи побежала к своему шатру. Она надеялась, что на сей раз Алмасею хватит ума не преследовать ее.

Это означало, что Бретт считает, что судья Сантос решит дело отнюдь не в их пользу.



— Так что если ты считаешь мое предложение разумным, — произнес Бретт, — ты можешь попросить Мэттью позвонить моему адвокату…

— Пожалуйста, Туланн, не заставляй меня идти туда, — умоляла Эффи.

Лэйни про себя отметила, что вместо фамильярного «Сидни» Бретт употребил безличное «мой адвокат» — возможно, потому, что считал дело уже проигранным… — …и они обсудят размеры гонорара и подготовить передачу авторских прав и торговой марки.

— Все ждут только тебя, — сказал он с неизбывным терпением в голосе.

— Что ты думаешь по этому поводу?

— Я никогда тебе этого не прощу!

— По поводу передачи?

Выражение лица Туланна сделалось задумчивым. Казалось, Эффи высказала новую, не вполне понятную для него мысль. До сих пор императору не случалось беспокоиться из-за того, что кто-то не готов его простить или затаил обиду. Что ж, Эффи права. Туланну еще многому предстоит научиться, дабы понять, что такое дружба.

— Да. Фирма «Тойлэнд» будет хотеть полной передачи прав на медвежонка и его имя.

— Полной?

Едва они вышли из шатра, как зазвучали фанфары и раздался барабанный бой. Эффи огляделась. Все было готово для казни. А меж тем девушка по-прежнему не могла поверить, что она состоится.

— Ну, я уверен, что на этом стала бы настаивать любая компания.

— Полная передача всех прав?

Лучники стояли, выстроившись в ровную линию, ветер развевал их волосы и играл короткими форменными плащами. Эффи вгляделась в лица солдат, пытаясь прочесть выражения, но трудно было понять, о чем они думают. Туланн и приближенные уселись за заграждением, украшенным императорским вензелем. Внутри заграждения стояли простые деревянные скамьи, принесенные из палаток. Только Туланн должен был восседать отдельно. Солдаты вытащили из шатра его походный трон, что потребовало усилий пяти человек.

— В постоянное владение, — сказал Бретт.

Откуда-то раздалась резкая барабанная дробь, и желудок Эффи подскочил к горлу. Она почувствовала тошноту, сердце бешено застучало в груди. В тот миг, когда девушка уже готова была сорваться с места и бежать куда глаза глядят, на поле вывели Рако. Его руки были связаны за спиной, он шел, высоко подняв голову, и все же Эффи чувствовала страх и отчаяние сида, эхом отдававшиеся в ее сердце.

— В постоянное владение… — эхом повторила Лэйни.

Дойдя до возвышения, Рако споткнулся. Солдаты быстро подняли его на ноги и привязали к столбу. Рако что-то сказал им; Эффи сидела слишком далеко, чтобы услышать. Да и в любом случае шореты не ответили. Их лица были такими же сосредоточенными и бесстрастными, как и у лучников. Рако поймал взгляд Эффи и слегка улыбнулся. Девушка беззвучно заплакала, не стирая слез, катившихся по щекам.

— Да. Лэйни, я уверен, что это не является для тебя неожиданностью. Если мы будем пытаться раскрутить этого медвежонка, нам нужно заранее убедиться, что мы сможем беспрепятственно производить его в течение всего срока действия авторских прав.

Император поднялся на ноги.

— А я представляла это себе скорее в форме лицензионного соглашения.

— Рако, ты признан виновным в убийстве моего отца императора Теброна. — Его ломкий высокий голос разнесся над полем, и Эффи вновь прокляла Туланна.

— Передача прав, лицензия — какая разница. Это же одно и то же.

— Надо мной даже не состоялось суда, — ровно ответил Рако.

— А мне так не кажется.

Туланн пожал плечами.

— Я уверен, что ни «Идеал», ни «Мэттел» не станут подписывать соглашение, предусматривающее частичную передачу авторских прав.

— Таково правосудие императора, — объявил он.

— А я думаю, что станут.

Туланн кивнул капитану лучников, тот выкрикнул короткую команду. Стрелки вскинули луки и прицелились.

Лэйни лгала. Представители обеих компаний были очень осторожны по поводу проблемы авторских прав.

— О боже, — прошептала Эффи. Она стиснула в руке святого Христофора, прижала кулак ко лбу и крепко зажмурила глаза. Последнее, что она видела, — Туланн, вскинувший руку и готовящийся дать сигнал.

— Ну, может, и так. Чего только не бывает. Но мы хотим полностью решить вопрос с гонораром и с дополнительными правами…

Это был самый долгий момент тишины, который Эффи могла припомнить за всю свою жизнь. Где-то позади, возле озера, раздался неясный звук, на который она поначалу не обратила внимания. И лишь затем, когда звук приблизился, Эффи поняла, что это стук копыт. А проклятие, сорвавшееся с губ Туланна, заставило ее понять, что случилось нечто неожиданное.

— Что значит «полностью»?

Эффи открыла глаза и сквозь пелену слез увидела шоретскую женщину, мчавшуюся на лошади вдоль опушки леса по направлению к месту казни. Она вылетела на поле и осадила коня на полпути между лучниками и их жертвой, заслонив стрелкам цель. Эффи услышала, как зашипел от ярости и негодования Туланн. Очевидно, ему было хорошо известно, что это за женщина, и ее лицезрение не доставило императору радости.

— Фереби Везул, — процедил он. — Что за спешка? Ты явилась, чтобы присоединиться к своему сообщнику? Как трогательно…

— Увеличение платежей в том случае, если медвежонок действительно хорошо пойдет. Возможность выплаты премий. Участие в дополнительных прибылях…

Туланн обернулся к стражникам, собираясь отдать приказ об аресте, но остановился, когда женщина заговорила.

— Это каких?

— Я не предательница, мой император. Кармала Сью пала. А еще мы отрезаны от Дурганти, ибо Аон Кранн разрушен. Я привела сюда тех, кому удалось выжить.

— Ну, мало ли. Телешоу или там фильм. В любых. В любом случае тебе будет отчисляться определенный процент.

— Что?! Что ты говоришь? Кто это сделал? — испуганно спросил Туланн. Шореты начали перешептываться — изумленно и недоверчиво.

— Какой возможностью контроля я буду располагать, Бретт?

— Заррус. Это сделал генерал Заррус. Он предал всех нас.

— Мы будем гарантировать качество изделия.

— Но какой возможностью контроля я буду располагать?

— Я думаю, ты понимаешь, что означает фирменный знак «Тойлэнд». Кроме того, твое вознаграждение будет гарантировать оптимальное выполнение нашей части.

С точки зрения Лэйни, все это звучало довольно двусмысленно.

ГЛАВА 14

— Ну как это тебе в целом?

Он лжец! Он лгал мне! Он не собирался делать меня богом. И не для меня он старался, а для себя самого! День ото дня он становится все сильнее, вспоминает, кем он был, действует по собственной воле, а мне приходится уступать. В последнее время, когда я был занят подготовкой атаки на Руаннох Вер, он то и дело подменял меня. В буквальном смысле. Он занимал мое тело, ходил, разговаривал, ел, шутил и смеялся вместе с моими офицерами.

Мне страшно. Если мне суждено умереть, пусть это произойдет на поле боя. Лучше так, чем это медленное вытеснение из моего собственного тела. Я смотрю в зеркало и вижу его. Теперь не осталось ни малейших сомнений. Это его тело, черты его лица. Так он выглядел при жизни.

— Не знаю. Мне нужно обсудить это с Мэттью, — ответила Лэйни, поправила очки и уже собралась было встать с банкетки, когда Бретт взял ее за руку.

И теперь я знаю его имя. Его зовут…

— Ах, перестань! Ты же хотел власти. Ты ведь мог бросить меня в огонь, помнишь?

— Лэйни, я хочу, чтобы мы ударили по рукам сегодня вечером.

Что за безумие? Кто из нас пишет? Я смотрю на свои руки. Оказывается, я держу по перу в каждой из них. Он водит моей левой рукой, а я…

— Нет, не могу. Сперва я поговорю с Мэттью.

— Не бери в голову. Подумай, каково это — обрести… позаимствовать тело после стольких лет, проведенных в глубинах «пустоты». Тебе не дано понять, что я испытал.

— Сантос пообещал принять решение к двадцать седьмому сентября.

— Ты заслужил эту участь. Я знаю, кто ты такой.

— Ну, пообещал, и что?

— Тогда ты знаешь, что я отказался от своей божественной сути.

— Или к концу месяца уж наверняка. Ты понимаешь, что можешь проиграть?

— Вряд ли она когда-либо была твоей по праву. Я читал историю феинов. И предупреждаю: любая попытка завладеть моим телом — и я приму экстренные меры.

— Тогда почему ты предлагаешь мне сделку?

— Например, какие?

— Я предпочитаю, чтобы мы с тобой решили эту проблему по-свойски.

— Может, и решим. Дай мне посоветоваться с Мэттью.

— Когда ты собираешься с ним поговорить?

— Я покончу с собой. Смотри, кольцо на руке, которой ты пишешь, выводишь свои каракули, — в нем яд, который убивает мгновенно, за несколько ударов сердца. Готов поспорить, ты не успеешь вовремя сбежать из моего тела. Ты вернешься в «пустоту» — вместе с моей богами проклятой душой.

— Я попытаюсь ему дозвониться, когда вернусь домой.

— Ты этого не…

— А когда ты сообщишь мне результат?

— Ты меня знаешь. Загляни в мое сердце — ты увидишь, что я не боюсь принять смерть от собственной руки.

— Как только мы примем решение.

— У меня теперь есть Горза.

Бретт протянул руку. Лэйни пожала ее. Пистолет лежал на столе, рядом с фарфоровым блюдцем.

— Да-да. Сбегай проверь, как он управляется там, в другом мире. Или боишься?

— Тогда я в последний раз видела его живым, — сказала мне Лэйни.

— Боюсь?



— Ты же бывал там раньше. Разве нет?

Уоррен сидел в темноте, ожидая, пока она вернется домой. В сущности, это вовсе и не похищение. Согласно законам штата Флорида, под похищением понимается «насильственный или достигнутый при помощи угроз увод или тайное заточение какого-либо человека, происходящее против его воли и без законных на то оснований…»

Ответа не последовало. Полагаю, он действительно ушел.

Именно это Уоррен и собирался сделать.

«С целью…»

В последний раз, когда я писал в дневнике, то собирался рассказать о молитвах. Видите ли, кто бы ни готовился стать богом — он или я, — божественность невозможна без веры. Пусть эта вера будет слепой и бездумной — нам сгодилась бы и такая. Каждый раз, когда появляется новый шард или флэй, мы вставляем в него хетурит. Это слово на древнем языке феинов обозначает молитву. Материальное ее воплощение выглядит как крошечная бусинка из агата, помещенная в тело каждого «солдата» нашей армии. У шардов и флэйев нет выбора. Они обретают веру вместе с появлением хетурита. Именно он генерирует энергию, которая нам необходима.

Постепенно энергии становится все больше, и в один прекрасный момент ее хватит, чтобы превратить человека в бога. Он не сказал мне когда, но я подозреваю, что это произойдет в скором времени. Теперь он силен. Например, он только что изошел из моего тела, чтобы посмотреть, как продвигается операция Горзы. И от его ухода мало толку — он все равно узнает, если со мной что-то произойдет. Возможно, он понимает и то, что моя угроза самоубийства — не более чем блеф. Он способен покинуть мое тело за считанные мгновения. А жаль! Мысль о том, чтобы утащить его душу в ад, согревает мне сердце.

Вот оно — ключевое слово.

О да! Я напишу это, пока он не вернулся: его зовут Джал.

«С целью получения выкупа или вознаграждения, или с намерением использовать этого человека в качестве заложника, или причинить ему телесные повреждения, или запугать жертву либо другого человека, или помешать исполнению правительственных либо политических должностных обязанностей».



Никаких таких намерений у Уоррена не было.

— Это история о том, как Койот принес людям огонь. Когда-то мне рассказывала ее моя мать, Эллис Таллоак из народа Черной Воды. — Йиска улыбнулся, вспоминая о матери. Она «рассказывала руками», как говорил Родни. Когда Эллис говорила, ее руки танцевали и порхали в воздухе, словно белые бабочки.



Следовательно, то, что задумал Уоррен, являлось незаконным лишением свободы, каковое определялось в статуте как «насильственный или достигнутый при помощи угроз увод или тайное заточение какого-либо человека, происходящее против его воли и без законных на то оснований…»

Это случилось в начале времен, когда люди только-только пришли на равнины и жили в мире со всеми прочими народами.

А вот с этого места начинались отличия.

Койоту, как и многим другим созданиям, огонь был ни к чему, сперва он даже и не думал о нем. Но как-то одним весенним днем Койот проходил мимо человеческой деревни. Тамошние женщины пели песню-плач о детях и стариках, умерших во время зимних холодов. Их голоса стонали как западный ветер, и шерсть на шее Койота поднялась дыбом. Койот почувствовал печаль. Ему стало жаль несчастных мужчин и женщин, и он подумал: хорошо бы помочь им.

«С любой целью, помимо тех, которые перечислены в разделе 787.01» — то есть, в разделе, дающем определение похищения.

А надо сказать, Койот знал, что на вершине высокой горы живут трое Огненных Созданий.



К этому еще может добавиться обвинение в краже со взломом, поскольку в десять вечера, увидев, как подъезжает ее темно-зеленый «шевроле», Уоррен снова незаконно проник в ее квартиру. Он сидел прямо у двери, чтобы не пропустить момент, когда она вставит ключ в замочную скважину. Уоррен притащил с кухни стул и поставил его рядом с дверью. У его носа стояли бутылка и стакан.

— Что-то типа троллей?

— Заткнись, Малк.

С улицы долетел бой колоколов.



Эти Создания берегли огонь для себя, ревностно охраняя его. Они опасались, что люди сумеют обрести его и станут такими же могущественными, как они сами. Койот решил, что он добудет огонь. Сделает доброе дело для людей и заодно проучит жадных Огненных Созданий. Итак, он отправился на вершину горы и стал наблюдать, как Создания охраняют огонь. Но едва Койот подошел ближе, как Огненные Создания почуяли его. Они вскочили на ноги и начали озираться по сторонам. Их глаза горели будто рубины. Они размахивали огромными руками с кривыми когтями, похожими на когти коршуна.

Уоррен прислушался.

Однако Койот схитрил. Он поднялся на вершину горы на четырехлапах, припав брюхом к земле. Огненные Создания подумали, что это обыкновенный койот, который охотится среди деревьев, уселись на свои места и больше не обращали на Койота внимания.

Одиннадцать вечера.

И так он наблюдал весь день и всю ночь, пока Огненные Создания стерегли огонь. Койот смотрел, как они кормили огонь сосновыми шишками и сухими ветвями. Он видел, как они яростно наступали на язычки пламени, которые ухитрялись сбежать по сухим травинкам. А ночью, когда приходило время сна, Огненные Создания охраняли свое сокровище по очереди.

Он посмотрел на свои часы.

Те спешили на две минуты.

Да, Огненные Создания стерегли огонь на совесть — всегда, кроме одной-единственной части дня. Это было самое раннее утро, когда в горы поднимаются первые предрассветные ветры. Тогда страж спешит вернуться в теплую пещеру и вызвать на смену собрата. Но и собрату не хочется просыпаться. Он неторопливо встает с постели и медленно бредет наружу, чтобы занять место у огня. Его голова клонится на грудь, а веки еще слеплены сном.

Или, возможно, церковные часы на две минуты отставали.

Увидев все это, Койот спустился с горы и поговорил со своими друзьями из других народов. Он рассказал им о несчастных людях, лишенных шерсти и потому боящихся холода и зимы. И еще он рассказал об Огненных Созданиях, о тепле и свете их пламени. И все друзья Койота согласились, что люди должны получить огонь, и все пообещали помочь Койоту.

Или, возможно, колоколам требовалось две минуты, чтобы прозвонить одиннадцать раз. Уоррен задумался — а существуют ли абсолютно точные часы? Когда секундная стрелка переходит на следующее деление, эта секунда уже уходит. Или нет? Или когда на циферблате часов высвечиваются цифры 11:02:31, разве на самом время уже не ушло? Уже прошли какие-то доли секунды после 11:02:31, нет, 11:02:32, нет, уже 11:02:33… Нет, к чертям метафизику, так и свихнуться недолго.

Потом Койот снова отправился на вершину горы. Опять Огненные Создания вскочили, когда он подошел ближе. Но, присмотревшись, они увидели обычного серого койота, который охотился среди кустов. Поэтому они и не обращали на него внимания. Койот же наблюдал весь вечер, всю ночь и дождался момента, когда двое из Созданий отправились спать в пещеру. Он наблюдал, как сменяются стражи, — до тех пор, пока не поднялись утренние ветры.

Уоррен услышал шаги в коридоре — перестук высоких каблуков. Когда леди отправляется за покупками, она должна выглядеть безукоризненно.

Создание, охранявшее огонь, кликнуло одного из своих братьев. А брат, кому пришла очередь сторожить, выбирался из постели медленно и неохотно. И прежде чем он выбрался из пещеры, Койот выскочил из кустов, подхватил мерцающую головню и помчался вниз по склону горы.

Уоррен снова подумал о том, где же она теперь отоваривается.

Огненные Создания завопили от ярости и пустились в погоню. Они были быстры и, хотя Койот бежал изо всех сил, догнали его. Самый резвый протянул к нему руку, готовый схватить Койота. Однако тот увернулся, и когтистые пальцы зацепили только самый кончик хвоста. Правда, этого оказалось достаточно, чтобы — шерсть на хвосте побелела. Вот почему кончик хвоста у койота остался белым до наших дней. Койот закричал и отшвырнул от себя огонь, но прочие народы уже собрались у подножия горы и были наготове.

Шаги остановились перед дверью.

Она пришла домой.

Белка первой заметила, что огонь падает. Она подхватила его, положила себе на спину и помчалась прочь по верхушкам деревьев. Огонь жег ей спину так сильно, что ее хвост закрутился вверх, и до наших дней все беличьи хвосты таковы. Огненные Создания погнались за Белкой, и та ловко перекинула огонь Бурундуку.

Уоррен поднял бутылку и осторожно передвинул стул, освобождая дорогу.

Трусоватый Бурундук заверещал от страха и замер на месте, точно пригвожденный к земле. В мгновение ока Огненные Создания оказались рядом с ним, и тогда Бурундук бросился бежать. Одно из Созданий схватило его когтями за спину, и, хотя Бурундук вырвался, на спине у него остались три черные полосы. И такова шкурка у бурундука — с тех пор и до наших дней.

Слышно было, как ключ повернулся в замке.

Уоррен откупорил бутылку и засунул ее себе в карман.

Тем временем Бурундук перекинул огонь Лягушке, и Создания погнались за ней. Один из братьев схватил Лягушку за хвост, а та дернулась изо всех сил. Хвост оторвался, оставшись в руках преследователя, и, разумеется, именно поэтому у лягушек больше нет хвостов. Лягушка же, в свою очередь, перекинула огонь Древесине.

Щелкнул замок.

А Древесина проглотила его. Огненные Создания собрались вокруг, но они не могли достать огонь из Древесины. Они обещали ей подарки, пели ей песни и резали ее своими ножами. И все же Древесина не отдала огонь. В конце концов, отчаявшись, Огненные Создания вернулись на вершину горы и оставили народы в покое.

Уоррен прижался к стене сбоку от двери и постарался взять себя в руки.

Койот же знал, как добыть огонь из Древесины. Он отправился в поселение, где жили люди, и показал им, как это делается. Он показал, как нужно тереть друг о друга два куска дерева, вращая одну палочку в отверстии, сделанном в другой. И с тех пор люди живут в тепле и безопасности, потому что знали, как победить зимний холод.

Дверь отворилась. Она вошла в квартиру, прикрыла за собой дверь, заперла ее, потянулась к выключателю…



— Привет, Тутс, — произнес он.

Йиска смущенно улыбнулся.

— Уоррен? — удивленно спросила она, поворачиваясь, и в этот момент он прижал к ее лицу смоченный хлороформом носовой платок.

— Такую сказку мы рассказываем детям, — сказал он. — Я вспомнил о ней сегодня, когда смотрел на Пса. Мы называем койотов хитрецами. Они и впрямь очень и очень умны.

— Да, но Пес-то — не койот, верно?

— Я не удивлюсь, если узнаю, что его мать повязалась с койотом. У Пса похожая расцветка и форма ушей, хотя он несколько больше и шире в кости.

— Что значит повязалась?

— Ну, значит, она родила его от койота.

— А-а. И такое возможно?

— Да, — сказал Йиска. — Например, эскимосские ездовые собаки зачастую вяжутся с волками.

Несколько секунд все глядели на Пса. Его смутило всеобщее внимание, и он растерянно заскулил. Малки рассмеялся и потрепал кудлатую морду собаки.

Глава 3

— Не беспокойся, Пес. Мы все равно тебя любим.

— Вот, Йиска.

Тутс открыла глаза.

Талискер извлек из кармана небольшой предмет и кинул его через огонь. Йиска поймал вещь. Это был камень. Йиска озадаченно посмотрел на Талискера, ожидая разъяснений.

— Тебе это что-нибудь говорит?

Комната плавно покачивалась. Через некоторое время Тутс сообразила, что находится на яхте. Ее правая рука была прикована к какой-то скобе в стене, или в переборке, или как там эта фигня называется. В узком вытянутом помещении было темно. Тутс решила, что оно должно располагаться в носу яхты. Она лежала на пенопластовом матрасе. Видимо, это был спальный отсек.

— Говорит? В каком смысле?

Внезапно она вспомнила Уоррена, стоявшего в темноте рядом с дверью ее квартиры, и крикнула: «Уоррен!» — точно таким же тоном, которым рассерженная мать или старшая сестра кричат на испорченного мальчишку.

— Ты не чувствуешь… ничего необычного?

Пускай он немедленно освободит ее. Чем он вообще думал, когда приковывал ее к стене? Но на зов никто не пришел. Внезапно она испугалась, что яхту ведет вовсе не Уоррен. Вдруг он нанял какого-нибудь рыбака, чтобы тот отвез ее в Мексику и продал в бордель?

Яхта явно находилась в море, никаких сомнений. Значит, на ней обязательно должен кто-то находиться — у нее над головой, или где-нибудь в стороне. В общем, рядом со штурвалом. Кажется, это действительно называется штурвал. Ей редко доводилось бывать на яхтах.

— Нет, ничего. А что?

Она поднесла левую руку к лицу и посмотрела на светящийся циферблат часов. Десять минут третьего. Ну и где, черт подери, они находятся?

— В нем есть хозро?

— Нет. А в чем дело? — А-а, понимаю, — усмехнулся Малки. — Талискер думает, что ты можешь быть кем-то вроде Сандро. Сеаннахом. Он и сам не знал об этом в тот момент, когда впервые явился сюда. Земля избрала его. Я правильно излагаю, Дункан?

— Уоррен! — снова позвала она, все тем же повелительным тоном «А-ну-тащи-сюда-свою-задницу!». На этот раз она услышала какой-то звук, донесшийся предположительно с кормы. Потом на лестнице раздались шаги, потом они приблизились к маленькой каюте. Тутс села. Короткая юбка сбилась и поднялась еще выше. Тутс отметила, что вся одежда по-прежнему на ней, даже туфли на высоком каблуке.

— Вполне. Сандро стал так созвучен с землей Сутры, что истории, которые он рассказывал, были соединены со скалами и стихиями; Сандро говорил мне, что он не знал этих историй раньше — прежде чем слова срывались с его губ. А слова здесь имеют силу… по крайней мере имели в те времена.

Щелкнул выключатель.

Йиска кивнул:

— Я понял твою точку зрения, Талискер. Путь динех тоже созвучен со стихиями мира.

Тутс прищурилась.

— Это не точка зрения, — отозвался Талискер. — Здесь так происходит на самом деле. Или происходило. Это была неотъемлемая часть жизни обитателей Сутры. Хотя теперь, кажется, связь разорвана.

Теперь она рассмотрела невысокую перегородку, отделяющую спальный уголок от места, в котором, наверное, обедали: стол, покрытый огнеупорной пластмассой и банкетки, обтянутые кожзаменителем. Дальше — еще одна низкая перегородка, за ней маленькая кухня. Камбуз. Кажется, так это называется. Значит, это был самый маленький из отсеков яхты — наверное, это называется каютой, — разделенный перегородками, то есть переборками. Уоррен прошел через каюту. Из-за низкого потолка ему приходилось стоять согнувшись. Тутс подумала, что она ненавидит яхты.

Йиска опустил взгляд и посмотрел на камень в своей ладони. Это был гладкий кусок розового гранита — очень красивый, — но индеец не чувствовал в нем ничего особенного.

— Ну и что все это значит? — требовательно спросила она.

— Возможно, нам нужен Мориас, — вздохнул Малки. — Именно он помог Сандро найти свое место в Сутре.

— Что — «все это»?

— Мне не кажется, что я сеаннах, Малк. Если бы мы знали, что Сутре необходим именно он, то привели бы с собой Алессандро, верно?

— Почему я прикована к стене? Где ты выкопал эти дурацкие железки? — спросила Тутс, подергав наручник.

— Да. — Малки многозначительно покосился на Дункана. — Если бы некоторые не были так чертовски упрямы…

— В сент-луисском полицейском управлении.

— Давайте не будем о Чаплине, Малк. — Талискер послал призраку предостерегающий взгляд, но горца было уже не остановить.

— Ключ у тебя?

— О, теперь он «Чаплин», а? Сдается мне, ты так называл его, когда вы еще не стали друзьями. Что случилось, Дункан?

— Да, у…

— Тогда открой их сейчас же, — приказала она и еще раз дернула за наручник.

— Ничего. Скажем так: ничего особенного. Мы по-прежнему друзья, честное слово. Просто он не одобрил один поступок, который я совершил, а укоряющих суждений Сандро мне хватит на три жизни… — Талискер замолчал, и даже Малки понял, что он больше не станет говорить на эту тему.

— Извини, Тутс.

Горец вздохнул.

— Ну что ж. Что мы имеем? Во-первых, взлом, — принялась размышлять вслух Тутс. — Это верные пятнадцать лет. Дальше — похищение…

— Ладно, Йиска, расскажи еще какую-нибудь сказку. Возможно, земля слушает нас…

— Незаконное лишение свободы, — поправил ее Уоррен.



— Спасибо. Это еще пять лет. Может, ты лучше немедленно отомкнешь наручники, повернешь это корыто к берегу и отвезешь меня домой — и мы забудем об этой истории?

Путь Воинов был смыслом всей его жизни. Раны на теле, шрамы на руках, следы хлыста на спине — многочисленные свидетельства актов веры, которая давала ему силу во времена самых тяжелых невзгод. И все же сейчас Горза был несчастлив и растерян. Он не мог позабыть о твари, проскочившей между его телом и телом Зарруса. В полумраке шатра, под звуки ревущей бури, Горза вспоминал это странное существо. Оно было похоже на маленького сморщенного человечка или насекомое. Вернее сказать, и на то, и на другое одновременно. Горза пытался убедить себя, что Заррус оказал ему честь, передав «охранника», но получалось плоховато. Нельзя отрицать: после этого странного происшествия Горза чувствовал себя сильнее, ощущал растущую в нем мощь. Однако перемещение в иной мир, похоже, повлияло на него каким-то загадочным образом. Его некогда светлые волосы за одну ночь сделались черными, а бледная кожа день ото дня становилась все смуглее. В любом случае Горза был воином по рождению и по духу и привык стойко принимать жизненные невзгоды. Что бы ни происходило, он должен следовать Пути и подчиняться приказам.

— Нет, — твердо сказал Уоррен. — Извини.

— Тогда я снова повторяю свой вопрос. Что все это значит?

Здесь было невыносимо холодно, снежные бури следовали одна за другой почти без перерыва. Всю ночь с неба сыпались ледяные иглы, и двое из его пленников умерли от холода. Горза знал, что «разбазаривание материала» рассердит Зарруса, и потому инквизитор приказал принести в шатер пленников побольше тюфяков и стульев, найденных в лагере. Условия были более чем суровыми, но, кажется, местные жители застряли в ущелье, застигнутые обильными снегопадами, и Горза восхищался предусмотрительностью Зарруса. Возможно, если бы погода была иной, он и его воины не обнаружили бы здесь людей — и тогда пришлось бы вернуться обратно несолоно хлебавши. С другой стороны, Горза чувствовал, что находится в ловушке так же, как и его пленники.

— Это значит, что тебе придется отвыкать от наркотиков, — ответил Уоррен.

Некоторые вещи вызывали у Горзы смутную тревогу. Огни в небе, звуки, которых он никогда не слыхивал прежде, огромные, неясные тени, временами проплывающие над головой… Сколько душ нужно Заррусу? Может, следует перерезать всех пленников? Сама мысль о массовом убийстве не претила инквизитору, однако Горзе требовались четкие инструкции.

Ветер завывал вокруг лагеря — словно мертвые дразнили живых, трогали ткань шатра холодными пальцами и трясли полотно со злобным весельем. Горза уныло смотрел в огонь, поплотнее запахнув плащ.



— Гооооррза…

Он подскочил на месте. На миг почудилось, будто сам ветер выговорил его имя.

В пятницу, пятнадцатого сентября, в девять утра большое жюри заслушало показания Пита Фолгера, приглашенного в суд от имени народа штата Флорида. Без шести двенадцать присяжные вынесли свой вердикт и попросили прокурора возбудить дело об убийстве первой степени.

— За… Заррус? Сэр? Это вы?

Нет ответа. Постепенно Горза успокоился. Звук родился в его мозгу — наверное, просто померещилось.

Через десять минут после этого Фолгер позвонил мне в контору. Он сообщил, что вердикт оказался именно таким, какого он ожидал. Еще он сказал, что мою клиентку решено взять под стражу, и что он сейчас пойдет узнавать, под какой залог ее согласятся отпустить. Он также упомянул, что в порядке дружеской услуги сейчас посадит кого-нибудь из своих служащих напечатать список опрошенных сегодня свидетелей. Фолгер выразил надежду, что я сам с ними поговорю, причем по возможности побыстрее. Потом он предложил обсудить одно дело, которое, по его словам, могло сэкономить его конторе кучу времени, а государству — оплату электроэнергии.

— Горза? — Сердце снова бешено заколотилось.

Ответом на его испуг было сухое, злорадное хихиканье.

Я позвонил Лэйни, чтобы сообщить ей эту скверную новость и сказать, что я буду добиваться освобождения под залог…

— Где… где вы?

— Ты думаешь, тебе это удастся?

— У тебя в голове. Здесь довольно пусто, должен заметить. Ажэхо отдается.