— Задумываясь над этим …. есть множество вещей, которые я не понимаю во всей этой ситуации.

— И какого рода объяснения ты хочешь? — спросил мужчина, садясь на церковную скамью рядом со мною.

Я чуть не выпрыгнул из кожи.

Это был пожилой мужчина. У него была темная кожа и серебристо-белые волосы, и он был одет в синий рабочий комбинезон, такой часто можно увидеть на уборщиках. Надпись на бейджике гласила «Джейк».

— Вы, — выдохнул я. — Вы — архангел. Вы — Уриил.

Он пожал плечами. Жест нес признание, так или иначе.

— Что вы здесь делаете? — Я, возможно, говорил немного невнятно. Я был избит, да и половина фляжки уже куда-то исчезла.

— Возможно — я галлюцинация, порожденная травмой головы и алкоголем, — улыбнулся он.

— А, ну хорошо. — Я внимательно всмотрелся в него и предложил ему фляжку. — Хотите глоток?

— Очень мило, — сказал он и, сделав большой глоток, протянул фляжку мне обратно. — Я обычно так не делаю, но если у тебя есть вопросы, задавай их.

— Ладно, — кивнул я. — Почему ваши ребята позволили, чтобы Майкл так пострадал?

— Мы не позволяли этому случиться, — ответил Джейк спокойно. — Он хотел рисковать, сражаясь с врагом. Враг выбрал и куда направить оружие и когда спустить курок. Он пережил это испытание.

— Итак, говоря другими словами, Бог ничего не сделал, чтобы помочь.

Джейк улыбнулся.

— Не сказал бы. Но ты должен понять, сынок. Бог не выбирает, какие хорошие вещи случатся с тобой, или какие плохие вещи случатся с тобой. Он весь в том, чтобы ты сам делал выбор — испытывал дар свободы воли. Бог хочет, чтобы у тебя были хорошие вещи и хорошая жизнь, но он не может просто завернуть их в упаковку и подарить тебе. Ты выбираешь, какие действия поведут тебя по жизни.

— Свобода воли, ха?

— Да. Например, твоя свобода воли на том острове.

Я глянул на него и хлебнул еще немного виски.

— Ты заметил, что Валькирия смотрела на Майкла. Ты подумал, что он был в опасности. Так что, несмотря на то, что была твоя очередь, ты отравил его в вертолет, вместо себя.

— Никакое хорошее дело не остается безнаказзанным, — сказал я, возможно чуть увеличив количество «з» в последнем слове. — Именно тогда он и пострадал.

Джейк пожал плечами.

— Но если бы ты так не сделал, ты бы умер в тех постромках, и он бы умер на острове.

Я смог только изумленно сказать:

— Что?

Джейк поднял руку.

— Я не буду надоедать тебе деталями, но будет достаточно сказать, что твой выбор в тот момент изменил все.

— Но вы потеряли Рыцаря, — нахмурился я. — Воина.

Джейк улыбнулся.

— Неужели?

— Он с трудом может ходить без палочки. Конечно, он управился с Дугласом, но это большая разница по сравнению со схваткой с Динарианцем.

— Ах, — Джейк пару раз кивнул. — Ты имеешь в виду воина в буквальном смысле.

— А что есть другой вид воина? — спросил я.

— Важный вид.

Я снова нахмурился.

— Гарри, — вздохнул Джейк, — У конфликта между светом и тьмой так много уровней, что ты буквально не сможешь понять их все. Не сейчас, во всяком случае. Иногда это буквально поля сражений. Иногда это бывает туманным и метафорическим.

— Но Майкл и я, очень буквальные парни, — возразил я.

Джейк почти смеялся.

— Неужели? Ты думаешь, мы впутали тебя в эту ситуацию только потому, что нам надо было, чтобы ты кого-то избил?

— Нуу. В целом говоря. Да. — Я взмахнул фляжкой. — В значительной степени все, что мы сделали, это избили парня, у которого были хорошие намеренья и который, дойдя до отчаянья, пытался что-то сделать.

Джейк покачал головой.

— Настоящая война происходила, когда ты этого не видел.

— Ну да?

— Кортни, — Джейк махнул рукой. — Маленькая девочка, которую почти сбила машина.

— Что относительно неё?

— Ты спас ей жизнь, — серьезно сказал он. — Более того, ты отметил синяк на её щеке — который она получила от своего жестокого отца. Твоё присутствие придало силы, и ответственности ее матери, что привело к осознанию того факта, что с её дочерью плохо обращаются. Она съехала от мужа на следующее утро. — Он развел руками. — В тот момент, ты спас детскую жизнь, уберег её мать от алкогольной зависимости, которую вызвала бы эта потеря, и разорвал замкнутый круг жестокого отношения в семье, которому уже более трех сотен лет.

— Я… хм.

— Электрик Чак, — продолжил Джейк. — Он был выпивший, потому что повздорил с женой. Спустя два месяца от того дня, их четырехлетней дочери диагностируют рак, и потребуется трансплантация костного мозга. Ей отец — единственный подходящий донор. Ты спас его жизнь тем, что ты сделал — и жизнь его дочери, тоже. И борьба этой семьи перед лицом трудностей объединит их и сделает сильнее и счастливее, чем когда-либо до этого.

Я фыркнул.

— Это выглядит ужасно похожим на предназначение, как для меня. Но если бы эти люди выбрали что-то другое?

— Это сложная проблема, — согласился Джейк. — Но думай о направлении будущего, как о, эээ, текущей воде. Если ты хорошо знаешь рельеф, то сможешь предсказать, куда она потечет. Теперь, кто-то всегда может прийти сам и выкопать канаву, и изменить направление воды — но откровенно, ты будешь изумлен, как редко люди действительно желают сделать выбор и изменить жизнь.

Я хмыкнул.

— Как насчет игрока второй базы, Кэли? Ей я тоже спас жизнь?

— Нет. Но ты поддержал девушку в тот момент, когда это было для неё необходимо, а у неё не было никого, с кем бы она могла об этом поговорить. Всего несколькими добрыми словами. У нее есть хороший шанс стать отличным социальным работником в своей среде. Пятью минутами доброты ты показал ей, как помочь тысячам остальных. — Он развел руками. — И это только насчет прошедшего дня. Отчаянье и боль были отведены, потеря и трагедия предотвращены. И ты думаешь, что ты не несешь копье света, Воин?

— Гм.

— И последнее, но не по значимости. Давай не будем забывать Майкла, — продолжил он. — Он хороший человек, но когда дело касается его детей, он может быть абсолютно иррациональным. Он был на волоске от потери контроля над собой, когда стоял над Дугласом на пляже. Твои слова, твоё присутствие, твоя воля помогли ему выбрать милосердие вместо мести.

Я растерянно смотрел на него.

— Но… я не специально делал то или иное.

Он улыбнулся.

— Но ты выбрал действия, которые привели к этому. Никто не заставлял тебя делать это. И для этих людей, которых ты спас, опасность была такой же реальной, как любое создание ночи. — Он повернулся посмотреть на церковь под нами и сжал губы. — У людей гораздо больше силы, чем они используют, если только они хотят использовать её. Майкл может уже и не рубит демонов с помощью меча, Гарри. Но не думаю даже на секунду, что он перестал сражаться за добро. Просто с твоей точки зрения сложнее увидеть результаты.

Я выпил еще виски, размышляя над его словами.

— Он гораздо счастливее теперь, — сказал я. — Его семья тоже.

— Забавно, как создание хорошего выбора приводит к этому.

— Как насчет отца Дугласа? — спросил я. — Что произойдет?

— По большей части, — пожал плечами Джейк, — это послужит уроком для него. Надеюсь, он сможет осознать ошибки и изменить жизнь к лучшему.

Я медленно кивнул.

— Давай поговорим о моем счёте.

Брови Джейка удивленно приподнялись.

— Что?

— Мой счёт, — сказал я, отчетливо выговаривая слова. — Вы втянули меня в этот бардак. Вы можете заплатить мне, как и любой другой клиент. Куда мне выслать счёт?

— Ты… ты пытаешься выставить счет Господу Богу Всемогущему? — воскликнул Джейк, с недоверием в голосе.

— Адски… хм, нет, черт возьми. Я выставляю счёт вам.

— Это не совсем так, как мы работаем.

— Это если вы хотите работать со мной, — сказал я ему, зевая. — Раскошеливайтесь. Иначе в следующий раз, возможно, я буду просто стоять и ничего не делать, когда вам понадобится моя помощь.

Лицо Джейка расплылось в широкой, очаровательной усмешке и смех наполнил его голос.

— Нет, не будешь, — сказал он, и исчез.

Я сердито смотрел на то место, где он был секунду назад.

— Скряга, — пробурчал я.

Но я был абсолютно уверен, что он прав.



_{Перевод: Е. Глушкин, И. Гвоздева}



09 Проклятия

_{«Проклятия» — рассказ из цикла «Досье Дрездена, впервые опубликованный в антологии «Naked City: Tales of Urban Fantasy» под редакцией Эллен Датлоу в июле 2011 года. Хронологически расположен между книгами «Маленькое одолжение» и «Продажная шкура».}


Уже более 60 лет проклятие, которое висит над стадионом Ригли, не позволяет местной команде попасть в высшую лигу бейсбола. Но проклятие подобной силы надо всё время обновлять и поддерживать, а значит, за этим кто-то стоит. И поисками этого кого-то займётся Гарри Дрезден.






Большинство моих дел довольно обыденные. Кто-то теряет часть ювелирных изделий, имеющих большую сентиментальную ценность, или кто-то приходит ко мне, потому что они только что переехали в новый дом, и он оказался немного чаще посещаем привидениями, чем указал продавец.

Единственный профессиональный чародей в Чикаго не сидит сложа руки, — но дела обычно не приносят больших денег, в любом случае.

Так что, когда человек в двухтысячедолларовом костюме открывает дверь в мой офис и заходит внутрь, я обращаю на это внимание. Я не имею в виду, что убрал ноги с письменного стола или ещё что-нибудь такое. Но я обратил внимание.

Он осмотрел мой офис сверху донизу и нахмурился, как бы не одобряя того, что увидел. затем он посмотрел на меня и сказал:

— Извините, это офис…

— Дольче, — сказал я.

Он моргнул.

— Простите?

— Ваш костюм, — сказал я. — Дольче-Габана. Шёлк. Просто классный. Вы должны были подумать о пальто, сейчас холодает. В газете написано, что скоро пойдет дождь.

Некоторое время он пристально меня изучал. Он был мужчиной, оставившим лучшие годы позади. Его волосы были выкрашены в слишком тёмный цвет, а костюм, вероятно, прятал несколько лишних фунтов.

— Вы должно быть, Гарри Дрезден.

Я наклонил голову в его сторону.

— Агент или адвокат?

— И то и другое, — сказал он, ещё раз оглядев мой офис.

— Я представляю профессиональную корпорацию развлечений, которая желает пока остаться неизвестной. Меня зовут Донован. Мои источники проинформировали меня о том, что вы тот человек, который мог бы нам помочь.

Мой офис не представляет собой ничего особенного. Он угловой, с окнами на двух стенах, но обставлен функционально, а не стильно — потертые деревянные конторки, пара удобных стульев, старый металлический шкаф, подержанный деревянный стол, и кофейник, который достаточно стар, чтобы принадлежать неандертальцам. Я полагал, Донован был обеспокоен тем, что не защитил свой костюм от сомнительных элементов, и сопротивлялся иррациональному импульсу пролить на него половину чашки остывшего кофе.

— Это зависит от многого.

— От чего?

— Что вам нужно, и можете ли вы позволить себе меня.

Донован смерил меня строгим взглядом. Я сверлил его в ответ лучшим из своих.

— Вы намерены вымогать у меня гонорар, мистер Дрезден?

— Каждый пенни в пределах разумного, — сказал я ему.

Он уставился на меня.

— Вы… вы требуете аванс?

— Экономит время, — сказал я.

— Что заставляет вас думать, что я стерплю такое?

— Люди не приходят ко мне, пока не дойдут до полного отчаяния, мистер Донован, — сказал я, — особенно богатые люди, и вряд ли когда-нибудь представители любых корпораций. Кроме того, вы приезжаете сюда, весь такой интригующий и скрытный, не желая выдавать, кто ваш работодатель. Что означает, что в дополнение к тому, что вы от меня хотите, вы хотите также и моё благоразумие.

— Так ваш повышенный гонорар — это вежливая форма шантажа?

— Стоимость ведения бизнеса. Если вы хотите что-нибудь скрыть от жены, вы делаете мою работу более трудной. Если вы требуете больше, чем мой обычный клиент, то следует ожидать, что вам придется заплатить большую цену.

Он сощурил на меня глаза.

— Сколько вы собираетесь содрать с меня?

Я пожал плечами.

— Давайте выясним. Чего именно вы от меня хотите?

Он встал и повернулся к выходу. Он остановился перед дверью, читая слова «ГАРРИ ДРЕЗДЕН, ЧАРОДЕЙ» на матовом стекле задом наперёд, и взглянул на меня через плечо.

— Я предполагаю, что вы слышали множество историй о проклятиях в местном фольклоре.

— Конечно, — сказал я.

— Я полагаю, вы ожидаете, что я верю в их существование. — Я пожал плечами. — Они существуют или не существуют независимо от того, верите ли вы в них, мистер Донован. — Я сделал паузу. — Ладно. Кроме тех, которые не существуют, кроме как в чужих мыслях. Они реальны только потому, что кто-то в них верит. Но, этот вид больше относится не к паранормальному, а к психологии. У меня нет лицензии психолога.

Он скривился и кивнул.

— В таком случае…

Я почувствовал, что слегка заблуждался, поскольку сообразил, о чём мы говорим.

— Проклятие местной индустрии развлечений, — сказал я. — Типа спортивной команды.

Он и виду не подал, как хороший игрок в покер.

— Вы говорите о Проклятии козла, — сказал я.

Донован выгнул брови, снова повернулся ко мне лицом, и почти незаметно кивнул.

— Что вы об этом знаете?

Я выдохнул и запустил пальцы в волосы на затылке.

— Э-э, в 1945 году или около того, владельцу таверны, некоему Сианису, было предложено покинуть игру Мировой Серии [46] на стадионе Ригли.

Кажется, его любимый козел попал под дождь, и от него плохо пахло. Некоторые болельщики жаловались. Оскорблённый отсутствием у них дружеских порывов, Сианис наложил проклятие на стадион, заявив, что никогда больше игра ежегодного чемпионата не будет проходить на нём. Ну, на самом деле он сказал что-то вроде: «Эти Кабс [47] больше никогда не выиграют», но Мировая Серия — общая интерпретация.

— И? — спросил Донован.

— И я думаю, что если бы меня выгнали с игры Серии, которую я с нетерпением ждал, я мог бы сделать то же самое.

— У вас есть козёл?

— У меня есть лось, — сказал я.

Примерно секунду он удивлённо моргал, ничего не понимая, и решил проигнорировать.

— Если вы в курсе, то вы должны знать, что многие люди верят, что проклятие сработало.

— Когда там проводились Серии, болельщики Кабс заполняли стадион до отказа, но после 1945-го команда села в лужу, — признал я. — Неважно, как сильно они стараются, стоит их игре наладиться, как сразу что-нибудь идет не так в самый неподходящий момент. — Я сделал паузу. — Я могу попробовать.

— Вы что, фанат?

— Больше родственная душа.

Он снова оглядел мой офис и слегка улыбнулся.

— Но вы следите за командой.

— Я хожу на игры, когда могу.

— В таком случае, — сказал Донован, — вы должны знать, что в этом году команда хорошо играет.

— И Кабс хотят нанять вашего покорного слугу, чтобы предотвратить проклятие, прежде чем опять случится какая-нибудь фигня.

Донован покачал головой.

— Я никогда не говорил, что организация Кабс была вовлечена.

— Занятная история, особенно, если они всё-таки замешаны.

Донован строго нахмурился.

— Сан-Таймс бы напечатала это на первой странице. «КАБС НАНЯЛИ ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ЧАРОДЕЯ, ЧТОБЫ СНЯТЬ ПРОКЛЯТИЕ», может быть. Рик Моррисси здорово повеселился бы над такой историей.

— Мои клиенты, — твердо сказал Донован, — уполномочили меня вознаградить ваши услуги по этому вопросу, если это можно сделать быстро и с максимальной осмотрительностью.

Я убрал ноги со стола.

— Мистер Донован, — сказал я, — никто так не осмотрителен, как я.

* * *

Через два часа после того, как я начал свои подсчеты, я положил карандаш на лабораторный стол и потянулся, разминая спину.



— Ты прав.

— Конечно, я прав, — сказал Боб Череп. — Я всегда прав.

Я окинул высохший, отбеленный человеческий череп, стоящий на полке среди стопок романов в мягкой обложке, сверлящим взглядом.

— В некотором смысле прав, — поспешно поправился он.

Слова были примирительными, но в глазницах черепа весело танцевали мерцающие огоньки.

Моя лаборатория находится в подвале моей полуподвальной квартиры. Там темно, прохладно и сыро, по существу это бетонный бункер, в который я спускаюсь при помощи складной лестницы. Это небольшое помещение, заставленное мебелью. Множество полок стонут под тяжестью книг, свитков, документов, алхимических инструментов и сосудов, наполненных всякой магической всячиной.

Ещё там есть вделанный в пол серебряный магический круг и масштабная модель города Чикаго на длинном столе, занимающем середину комнаты. Единственная полка, которая ещё не забита до отказа — та, на которой стоит Боб, и даже она иногда становится немного переполненной. Боб — мой более или менее верный, не очень надежный помощник, дух разума, который живет в специально зачарованном черепе. Может, я и чародей, но знания Боба по части магии заставляют меня выглядеть подмастерьем.

— Ты уверен, что ничего не упустил? — спросил я.

— Ничего определенного, босс, — сказал череп философски. — Но ты сделал уравнение. Ты знаешь силу, требующуюся для заклинания, продолжающего работать до сих пор.

Я мрачно хмыкнул. Циклы времени в мире ослабляют непрерывную магию, а средней силы чары не продержатся дольше нескольких дней. Для проклятия, действующего с 1945 года, оно должно было бы начаться со злобных чар, достаточно мощных, чтобы пробурить отверстие через кору планеты. Учитывая отсутствие лавы в этом районе, получается, что чем бы ни было Проклятие козла, я могу быть уверен, что это не было простой магической работой.

— Легко никогда не бывает, — пожаловался я.

— А чего ты ожидал, босс? — сказал Боб.

— Да… вариант одного заклятия не пройдет, — проворчал я.

— Да, — сказал Боб.

— Что означает, либо проклятие подпитывается чем-то, что восстанавливает его энергию, либо кто-то обновляет эту штуку постоянно.

— Что насчет семейки этого парня, Сианиса? — сказал Боб. — Возможно, они каждые несколько дней накладывают свежий сглаз или что-нибудь ещё.

Я покачал головой.

— Я послал запрос в Эдинбург. Стражи проверили их ещё несколько лет тому назад, когда всё это началось, и они не практики. Кроме того, они фанаты Кабс.

— Стражи проверили грека, но не проклятие? — с любопытством спросил Боб.

— В 1945 году Белый Совет сделал всё, что мог, пытаясь смягчить негативную ауру от всех этих артефактов, собранных нацистами, — сказал я. — Как только они установили, что ни одна жизнь не была в опасности, они действительно не волновались, если куча парней играет в игру с проклятием.

— Так каков твой следующий шаг?

Я задумчиво постучал пальцем по подбородку.

— Пойдём, взглянем на стадион.

* * *

Я засунул Боба в авоську, в которой иногда перевожу его и, по его настоянию, повесил её возле заднего зеркала моей машины, потрепанного старого Фольксвагена-Жука. Он висел, раскачиваясь взад и вперёд, а иногда и вращаясь то в одну, то в другую сторону, когда что-то привлекало его взгляд.



— Только посмотри на эти ножки! — сказал Боб. — Нет, ты только глянь на неё! Эй, фьють, ночью может быть холодновато!

— Вот по этой причине мы и не выходим чаще, Боб, — вздохнул я. Я должен был хорошо подумать, прежде чем проехать через район клубов на пути к Ригли.

— Мне нравятся брючки у девчонок в этом столетии, — сказал Боб. — Типа, взгляни на эти джинсы. Чуток потяни — и сползут.

Меня это не проняло.

Я припарковал машину в нескольких кварталах от стадиона, сунул Боба в карман черного кожаного плаща, и вошел. Кабс играли на выезде, а Ригли был закрыт. Это было хорошее время, чтобы простучать всё внутри, но так как Донован был явно готов отрицать и отвергать все знания, я не собираюсь просто стучать в двери и бродить везде.

Поэтому я вскрыл пару замков на служебном входе и вошел внутрь. Я не взломал их со скоростью профессионального грабителя или кого-то вроде — я знал пару парней, которые могли бы открыть запоры с помощью набора отмычек так же быстро, как ключами — но зато мне не грозило заработать штраф за праздношатание и воровство. Однажды я уже был внутри, поэтому направился прямо к главному вестибюлю. Если бы я слонялся по административным единицам стадиона, меня, вероятно, прервала бы полномасштабная система наблюдения, и единственное, что я мог бы сделать в таком случае, это полностью её отключить, а большинство систем достаточно умны, чтобы оповестить соседнюю службу безопасности, когда это произойдет. Помимо всего прочего. Я искал то, чего не бывает в любом офисе.

Я достал Боба из кармана, так что мерцание оранжево-золотых огней глаз освещало пространство передо мной.

— Ладно, — пробормотал я. Я понизил голос, на всякий случай, если ночной сторож может быть на дежурстве и рядом.

— Я злюсь на фанатов, и я накладываю на них проклятие. С чем оно будет связано?

— Чтобы никаких вопросов не возникло по этому поводу, так? — спросил меня Боб.

— Игровое поле, — сказали мы одновременно.

Я стал осторожно продвигаться вперед. Не создавать шум, когда ты рыщешь вокруг, не так уж и сложно, конечно, если ты никуда не спешишь. Серьёзные профессионалы могут всё, кроме забега в абсолютной тишине, но главное, что здесь необходимо, это не резвость, это — терпение и спокойствие. Так что я двигался медленно и спокойно, и это сработало, потому что никто не поднял шум и крик.

Пустынный, неосвещённый стадион был… просто неправильным. Я привык видеть Ригли сверкающим от солнечного света или прожекторов, наполненным болельщиками, и музыкой, и ароматами слишком дорогой, жирной, и доставляющей необъяснимое удовольствие пищи. Я привык к крикам продавцов, постоянному, похожему на морской прибой, шуму толпы, и гулу самолётов, пролетающих над головой, волоча за собой баннеры.

Сейчас Ригли Филд был большой, тёмный и пустой. Было что-то печальное в этом безмолвии — акры мест, где никто не сидел, зеленое и красивое поле, на котором никто не играл, табло, на котором было нечего читать, и не было никого, чтобы что-то прочесть. Если бы боги и музы пожелали спуститься с Олимпа и вылепить нереализованный потенциал в виде физической формы, они бы не нашли модели более подходящей, чем это пустынное помещение.

Я спустился по бетонным ступеням и кружил по бейсбольной площадке, пока не добрался до сидений позади игрового поля. Оказавшись там, я достал Боба и спросил:

— Что у нас есть?

Огоньки глаз черепа вспыхнули ярче на секунду, и он фыркнул.

— О, да. Безусловно, то, с чем связано проклятие, прямо здесь.

— То, что поддерживает его действие? — спросил я. — Здесь внизу проходит лей-линия, или что-то ещё?

— Что-то негативное, босс, — сказал Боб.

— И давно?

— Возможно, несколько дней, — ответил череп. — Может, и больше. Это очень плотное переплетение.

— Как же так?

— Это заклинание сопротивляется износу лучше, чем большинство разновидностей магии смертных. Оно эффективное и прочное — гораздо искуснее, чем ты мог бы сотворить.

— М-да. Спасибо.

— Я говорю так, как есть, — сказал Боб весело. — Итак, либо более опытный член Белого Совета поддерживает это проклятие и обновляет его так часто, либо…

Я понял.

— Либо проклятие был помещено здесь не смертным.

— Ага, — сказал Боб. — Но это мог быть кто угодно.

Я покачал головой.

— Не обязательно. Вспомни, что проклятие наложено на стадион во время игры Мировой Серии в 1945 году.

— Ах, да, — сказал Боб. — Стадион же был битком набит. Это означает, что, кем бы это ни было, оно сумело затеряться. Или действительно клёвая завеса, или, может быть, оборотень.

— Почему? — спросил я.

— Что?

— Почему? — повторил я. — Почему это теоретическое существо решило наложить проклятие на Кабс?

— Многим существам из Небывальщины действительно не нужна мотивация.

— Уверен, что она им нужна, — возразил я. — Логика, стоящая за тем, что они делают, может быть, чужеродная или вывернутая наизнанку, но она для них имеет смысл. — Я махнул рукой в сторону стадиона. — Этот некто не только наложил проклятие на то, что связано с силой человеческих эмоций, оно продолжает действовать, неделю за неделей, год за годом.

— Я не понимаю, к чему ты клонишь, босс.

— Тот, кто это сделал, затаил обиду, — сказал я задумчиво. — Это месть за жестокое оскорбление. Это личное дело.

— Может быть, — сказал Боб. — Но, может быть, эмоциональное состояние стадиона усилило проклятие Сианиса. Или может, после того, как выперли со стадиона Сианиса, который не имел достаточно сил, чтобы проклясть кого-то на самом деле, некто решил сам это устроить.

— Или, может быть… — Мой голос затих, и я расхохотался. — Ох. О-о, это забавно.

Боб развернулся на моей ладони, чтобы посмотреть на меня.

— Это не Сианис наложил чары на Кабс, — сказал я, улыбаясь. — Это был козёл.

* * *

Таверна и гостиница Ллин-ы-Ван-Вах расположена внизу, на берегу озера, на северной окраине города. Неоновая реклама снаружи кричала «ПАБ», словно пыталась перекричать шум драки футбольных хулиганов. У здания были белые оштукатуренные стены и тяжелые перекрытия из морёного дерева. Деревянная вывеска на шесте над дверью оглашала имя таверны, а нарисованные на ней нарцисс и лук-порей скрестились на манер мечей.



Я повернул к таверне и вошёл. Внутренняя отделка совпадала с внешней, продолжая тему морёного дуба — деревянные полы, стены, мебель. Было уже за полночь, что не было на самом деле так уж поздно для тусующихся по барам, но Таверна Ллин-ы-Ван-Вах была почти пуста. Здоровенный рыжий парень, сидевший на стуле у двери, сердито посмотрел на меня. Его бицепсы были достаточной толщины, чтобы носить шины от грузовика вместо нарукавных повязок. Он пялился на меня своими телескопами, на что я постарался не обращать внимания, пока подходил к стойке.

Я уселся на стул и кивнул барменше. Она была красивой женщиной с чёрными, как смоль, волосами и гордой осанкой. Её белая рубашка в стиле ренессанс полностью соскользнула с её точёных плеч и держалась лишь за счёт тёмного кожаного бюстье. Она была занята протиранием стойки. Бюстье было занято приподниманием и подчёркиванием.

Она взглянула на меня и улыбнулась. Ее бледно-зелёные глаза скользнули по мне, и улыбка стала шире.

— Ах, — сказала она, её британский акцент был густым, и откуда-то ближе к Кардиффу, чем к Лондону. — А вы высокий.

— Только тогда, когда встаю.

Её глаза засверкали от весёлого лукавства.

— Такое преступление. Что будете пить, любезный?

— У вас есть какое-нибудь холодное пиво? — спросил я.

— Здесь нет колониального пойла, — ответила она.

— Снобы, — сказал я, улыбаясь. — А нет ли у вас тёмного МакЭнелли? Чего-то из настоящего пива Мака.

Её брови взметнулись вверх.

— Фью. На мгновение мне показалось, будто к нам забрёл дикарь.

Она широко мне улыбнулась, зубы у неё были ровные, крепкие и белые, и подошла ко мне, прежде чем нагнуться и выудить тёмную бутылку из-под стойки.

Я оценил её вежливо и политически грамотно.

— Это шоу входит в цену напитка?

Она открыла бутылку профессионально ловким движением и поставила её передо мной вместе с чистой кружкой.

— У меня щедрая душа, милый, — сказала она, подмигивая. — Зачем назначать цену, если я могу заниматься бескорыстной благотворительностью?

Она налила пива в кружку и поставила её на салфетку передо мной. Потом пододвинула ко мне миску с орешками.

— Предпочитаете пить в одиночку?

— Это зависит от того, позволите ли вы мне купить бутылочку для вас.

Она рассмеялась.

— А вы, похоже, джентльмен? Сэр, вы, наверное, приняли меня за шлюху, если думаете, что я бы согласилась выпить с чужаком.

— Я Гарри, — сказал я.

— И теперь мы больше не незнакомцы, — ответила она, и достала ещё одну бутылку эля. Повторение номера потребовало некоторого времени, и она наблюдала за мной, пока этим занималась. Она выпрямилась, так же медленно, и открыла свою бутылку, после чего нежно обхватила её горлышко губами и неторопливо отпила. Потом она выгнула бровь, вопросительно посмотрела на меня и сказала:

— Заметили что-нибудь ещё, что вам нравится? Что-то вкусненькое, может быть?

— Я боюсь, что я из тех, кто любит ушами, — сказал я. — Есть минутка поговорить со мной, Джилл?

Ее улыбка тут же погасла.

— Я никогда не видела вас здесь раньше. Откуда вам известно моё имя?

Я сунул руку под одежду и вытащил свой пентакль, позволив ему упасть поверх футболки. Джилл изучала его несколько секунд, затем снова взглянула на меня. Её рот открылся в беззвучном «о!» понимания.

— Чародей. Дрезден, да?

— Гарри, — сказал я.

Она кивнула и сделала ещё один осторожный глоток пива из своей бутылки.

— Расслабьтесь, — сказал я. — Я здесь не по делам Совета. Но мой друг среди Доброго Народа сказал мне, что вы тот человек, с которым можно поговорить о Тильвит-Тегах.

Она склонила голову набок и слегка улыбнулась.

— Я не знаю, чем я могла бы помочь вам, Гарри. Я всего лишь рассказчица.

— Но вы знаете о Тильвит-Тегах.

— Я знаю рассказы о них, — возразила она. — Это не то же самое, что знать их. Не в том смысле, что беспокоит ваш народ.

Я сейчас вовсе не занимаюсь политикой между членами Неписаного Соглашения, — сказал я.