— Знаешь, у меня в морозилке большая коробка шоколадного мороженого. Достать?

— И ты говоришь мне об этом только сейчас? — воскликнула Анна с оскорбленной миной. — Немедленно вынимай его, пока я с тобой не раззнакомилась.

* * *

Эрик тяжело вздохнул, увидев машину Луизы, въезжающую на парковку перед офисом. Она никогда не приезжала сюда, и ее внезапное появление не сулило ничего хорошего. Совсем недавно она разыскивала его по телефону, об этом рассказал ему Кеннет, когда Эрик вернулся после небольшого захода в магазин. На этот раз коллеге даже не пришлось врать.

Эрик ломал голову над тем, с какой стати он ей так срочно понадобился. Не прознала ли она о его интрижке с Сесилией? Нет, тот факт, что он с кем-то переспал, не мог подвигнуть ее на то, чтобы сесть за руль и пуститься в путь по глубокому снегу. Внезапно он похолодел. А вдруг ей стало известно, что Сесилия беременна? Неужели Сесилия нарушила их договоренность, которую сама же и предложила? Могла ли жажда мести оказаться сильнее желания получать кругленькую сумму на содержание ребенка?

Он увидел, как Луиза вылезла из машины. Мысль о том, что Сесилия могла выдать тайну, парализовала его. Женщин нельзя недооценивать. Чем больше он над этим размышлял, тем более вероятным казалось ему, что она пожертвовала деньгами ради удовольствия испортить ему жизнь.

Луиза вошла в дверь. Лицо у нее было разгневанное. Когда она приблизилась, он почувствовал запах вина, шлейфом тянущийся за ней.

— Ты что, совсем спятила? — прошипел он. — Села за руль в пьяном виде?

Уголком глаза он видел, как Кеннет с наигранным вниманием уставился в экран своего компьютера, однако, как бы он ни старался, ни одно слово не пролетало мимо его ушей.

— Да наплевать мне на это, — проговорила Луиза заплетающимся языком. — Все равно я лучше вожу машину в пьяном виде, чем ты — в трезвом.

Она покачнулась, и Эрик невольно взглянул на часы. Всего три часа дня, а она уже так набралась.

— Что тебе нужно? — спросил он, желая только одного — как можно скорее закончить разговор. Если она намерена превратить его мир в руины, то пусть уж сделает это прямо сейчас. Он всегда был человеком действия, никогда не пасовал перед неприятностями.

Но вместо того, чтобы пуститься в обвинения и рассказать, что ей известно о ребенке Сесилии, заявить о разводе и разделе имущества, она порылась в кармане пальто и достала что-то белое. Пять белых конвертов. Он мгновенно узнал их.

— Так ты заходила в мой кабинет? И рылась в ящиках моего стола?

— Само собой! Ты ведь ничего мне не рассказываешь, даже когда тебе посылают письма с угрозами. Ты что, считаешь меня полной дурой? Думаешь, я не догадаюсь, что это такие же письма, как те, о которых писали в газетах? Те же, что приходили Кристиану. А теперь еще Магнуса нашли мертвым!

Гнев бурлил в ней, переливался через край.

— Почему ты ничего мне не сказал? Какой-то псих посылает на наш домашний адрес угрозы, а ты считаешь, что мне необязательно это знать? Хотя я целыми днями сижу одна дома и совершенно беззащитна.

Эрик бросил поспешный взгляд на Кеннета, раздраженный тем, что коллега слышит потоки обвинений, которые изливает на него Луиза. Однако, увидев выражение лица Кеннета, он замер. Тот уже не смотрел на экран. Он не сводил глаз с белых конвертов, которые Луиза швырнула на стол. Лицо его побелело, как полотно. На мгновение он посмотрел на Эрика, потом отвернулся, но было уже поздно. Эрик все понял.

— Тебе тоже приходили такие письма?

Луиза вздрогнула, услышав вопрос Эрика, и тоже перевела взгляд на Кеннета. Поначалу казалось, что он вообще не слышит — настолько он был занят изучением таблицы доходов и расходов в «Экселе», однако Эрик не намеревался оставлять его в покое.

— Кеннет, я задал тебе вопрос, — проговорил Эрик тем требовательным тоном, каким всегда обращался к Кеннету все те годы, что они знали друг друга. И Кеннет с самого детства всегда реагировал одинаково, всегда оставаясь ведомым и подчиняясь авторитету Эрика.

Он медленно повернулся на своем вращающемся стуле лицом к Эрику и Луизе, сплел пальцы на коленях и тихо ответил:

— Я получил четыре. Три пришли по почте, а четвертое положили мне прямо на кухонный стол.

Луиза побелела. Ее гнев запылал с новой силой, и она повернулась к Эрику:

— Что все это означает? Кристиан, ты и Кеннет? Что вы такого натворили? И Магнус туда же? Ему тоже приходили такие письма?

На некоторое время воцарилось молчание. Кеннет вопросительно посмотрел на Эрика. Тот медленно покачал головой:

— Насколько я знаю, нет. Магнус никогда об этом не упоминал — впрочем, это ничего не значит. А тебе что-нибудь известно? — спросил он, обращаясь к Кеннету, который тоже покачал головой:

— Нет. Если бы Магнус и стал с кем-нибудь делиться, то скорее с Кристианом.

— Когда тебе пришло первое письмо? — спросил Эрик. Его мозг снова начал перерабатывать информацию, поворачивать ее и так, и этак, ища решения и пытаясь снова взять ситуацию под контроль.

— Точно не помню. Во всяком случае, еще до Рождества. В декабре, наверное.

Эрик потянулся к письмам, лежащим на столе. Луиза как-то обмякла, ее гнев утих. Она молча стояла и смотрела на своего мужа, пока тот сортировал письма по дате на штемпеле. Самое раннее оказалось внизу; он взял его в руки и прищурился, пытаясь разобрать цифры.

— Пятнадцатое декабря.

— Похоже, и у меня что-то в этом духе, — сказал Кеннет, глядя в пол.

— У тебя они сохранились? — заговорил Эрик напористым, деловым тоном. — Ты можешь проверить даты, когда они были отправлены — те, что пришли по почте?

Кеннет кивнул и вздохнул.

— Когда на столе появилось четвертое письмо, рядом с ним лежал один из наших кухонных ножей.

— И ты точно не сам его туда положил? — спросила Луиза. Язык у нее больше не заплетался — от страха она мигом протрезвела, туман в мозгу рассеялся.

— Нет, я точно знаю, что все за собой убрал, на столе ничего не оставалось, когда я пошел ложиться.

— Входная дверь была не заперта? — спросил Эрик, мысля по-прежнему холодно и четко.

— Вполне возможно. Иногда я забываю ее запереть.

— Мои, во всяком случае, всегда приходили по почте, — констатировал Эрик, перебирая конверты. Внезапно ему вспомнилась статья о Кристиане, которую он прочел в газете.

— Кристиан начал получать письма раньше всех. Ему они начали приходить полтора года назад, а нам с тобой — всего три месяца назад. Так что, скорее всего, вся эта история в первую очередь связана с ним. Анонимный отправитель целит в него, а мы всего лишь случайно попали в оборот, поскольку общаемся.

В голосе Эрика зазвучали возмущенные нотки:

— Черт бы побрал этого Кристиана! Неужели он что-то знает обо всем этом, но не говорит нам? Подставляет меня и мою семью под угрозу! Имеет дело с психопатом и не предупреждает!

— Он ведь не знает о том, что мы тоже получаем письма, — возразил Кеннет, и Эрик вынужден был согласиться, что он прав.

— Нет, но теперь он об этом узнает, — заявил Эрик, сложив свои письма и выровняв стопочку, постучав ими о крышку стола.

— Ты собираешься поговорить с ним? — испуганно спросил Кеннет, и Эрик вздохнул. Временами его раздражала манера Кеннета до последнего избегать конфликтов. Так было всегда — Кеннет всегда плыл по течению, никогда не протестовал, со всем соглашался. Строго говоря, ему самому это было на руку. Лидером может быть только один. До сих пор в этой роли выступал Эрик — так будет и впредь.

— Само собой, я поговорю с ним. И заявлю в полицию. Мне давно следовало бы это сделать, но я не относился ко всему этому серьезно, пока не прочел о письмах, которые получал Кристиан.

— Ну что ж, лучше поздно, чем никогда, — усмехнулась Луиза, и Эрик кинул на нее недовольный взгляд.

— Я не хочу волновать Лисбет, — проговорил Кеннет, поднимая подбородок, и в глазах у него блеснуло упрямое выражение.

— Кто-то заходил к тебе в дом, подложил тебе на стол письмо, а рядом нож. Будь я на твоем месте, меня куда больше тревожило бы это, а не то, что Лисбет разволнуется. Она одна дома большую часть дня, а что, если этот неизвестный проберется в дом, пока тебя нет?

По выражению лица Кеннета он понял, что тот уже задумывался над такой возможностью. Раздражаясь по поводу вялости коллеги, он на секунду забыл, что сам не сообщил в полицию о письмах. С другой стороны, ни одно из них не приносили ему прямо в дом.

— Тогда так и решим. Ты поедешь домой и привезешь все письма, которые тебе пришли, и мы отнесем их все в полицию, чтобы они немедленно занялись этим делом.

Кеннет поднялся.

— Еду немедленно. Скоро вернусь.

— Давай, — сказал Эрик.

Когда Кеннет ушел и дверь за ним закрылась, Эрик повернулся к Луизе и произнес:

— Нам надо кое о чем поговорить.

Луиза посмотрела на мужа долгим взглядом, потом подняла руку и залепила ему пощечину.

~~~

— Говорю тебе, с ней все в порядке!

Голос матери звучал сердито, и, казалось, она вот-вот расплачется. Он спрятался за спинкой дивана чуть в стороне, но не настолько далеко, чтобы не слышать. Все, что касалось Алисы, казалось важным.

Теперь она нравилась ему куда больше. Она уже не смотрела на него прежним взглядом, который хотел все у него отнять. Чаще всего она лежала тихо, и это было очень хорошо.

— Ей уже восемь месяцев, а она пока не делает никаких попыток ползать или передвигаться. Мы должны показать ее врачу.

Голос отца звучал глухо. Так он говорил в тех случаях, когда хотел уговорить мать сделать то, чего она не хотела. Он повторил свои слова, положив руки ей на плечи, чтобы заставить ее слушать.

— С Алисой что-то не так. Чем раньше ей помогут, тем лучше. Мы оказываем ей медвежью услугу, закрывая на это глаза.

Мать покачала головой. Длинные темные волосы рассыпались у нее по спине, ему так хотелось протянуть руку и прикоснуться к ним. Но он знал, что ей это не понравится и она лишь отстранится от него.

Мать продолжала качать головой. Слезы потекли у нее по щекам — он понял, что она все же начала сдаваться. Отец чуть повернулся и бросил на него быстрый взгляд. Он улыбнулся отцу, не понимая, что тот имел в виду. Но улыбка, видимо, оказалась некстати — отец нахмурил брови и посмотрел на него строго, словно хотел видеть у него какое-то другое выражение лица.

Он не понимал, почему мать и отец так озабочены и расстроены. Теперь Алиса стала спокойной и послушной. Матери не приходилось все время носить ее на руках — она спокойно и мирно лежала, где ее положили. Однако мать и отец не радовались. И хотя теперь они не были так заняты Алисой, на него все равно не обращали внимания. То, что отец его в упор не замечал, его не очень расстраивало. Но и мать смотрела на него редко, а если и смотрела, то с отвращением.

Потому что он уже не мог остановиться. Он не мог сдержаться, сидя за столом, раз за разом поднимал вилку, подносил ко рту, жевал, проглатывал, ощущал, как все тело наполнялось тяжестью. Его не покидал страх, что она вообще перестанет его замечать. Он давно уже перестал быть ее любимым мальчиком, однако он присутствовал и занимал место за столом.

~~~

В доме было тихо, когда Кеннет вошел. Лисбет, по всей видимости, спала. Поначалу он собирался заглянуть к ней, но потом решил не будить, если она только что заснула. Лучше сделать это потом — ей сейчас очень нужен отдых.

На мгновение Кеннет остановился в холле, прислушиваясь к тишине — скоро он останется наедине с этой тишиной. Правда, ему и раньше приходилось сидеть дома одному — Лисбет была очень увлечена своей учительской работой и часто задерживалась по вечерам. Но когда он возвращался домой раньше ее, в доме царила иная тишина. Она была полна обещаний и ожиданий того момента, когда хлопнет входная дверь и раздастся ее голос: «Дорогой, а вот и я!» Этих слов он больше не услышит. Лисбет скоро покинет этот дом, но уже не вернется.

Внезапно на него накатила скорбь. Всеми силами души Кеннет сдерживал это чувство, откладывая его на потом, но теперь все плотины прорвало. Прижавшись лбом к стене, он почувствовал, что сейчас заплачет. И он сдался, беззвучно заплакал, и слезы закапали на ботинки. Впервые он в полной мере представил себе, каково ему будет без нее. Ибо она уже почти покинула его. Любовь по-прежнему жила, но изменилась. Ибо от той женщины, которую он когда-то любил, осталась лишь тень. Ее уже не было с ним, и он горько оплакивал ее.

Долго простоял он так, прижавшись лбом к стене. Через некоторое время слезы стали капать реже. Когда они прекратились, Кеннет глубоко вздохнул, поднял голову и вытер щеки ладонями. Достаточно, больше он не может позволить себе расслабляться.

Кеннет зашел в кабинет. Письма лежали в верхнем ящике стола. Его первым движением было выбросить их, проигнорировать, но что-то помешало ему. И когда накануне вечером появилось четвертое, подброшенное прямо в дом, он порадовался, что сохранил их. Теперь он понимал, насколько это все серьезно. Кто-то желал ему зла.

Кеннет понимал, что надо было сразу отнести их в полицию, вместо того чтобы сидеть и бояться нарушать покой Лисбет, смиренно ожидавшей смерти. Для того чтобы защитить ее, надо было воспринять это всерьез и что-то предпринять. Слава богу, что он вовремя это осознал — что Эрик заставил его вовремя это осознать. Если бы с ней что-то случилось из-за его бездействия, он никогда бы этого себе не простил.

Собрав дрожащими руками письма, Кеннет проскользнул в кухню и сложил их в обычный полиэтиленовый пакет. Поразмыслил над тем, не уйти ли тихонько, чтобы не разбудить ее. Однако он не мог удержаться от того, чтобы еще раз взглянуть на нее. Увидеть, что все в порядке, увидеть ее лицо — в спокойном сне.

Кеннет осторожно приоткрыл дверь в гостевую комнату — открыл беззвучно и увидел жену. Она спала. Глаза были закрыты, и он внимательно разглядывал ее, каждую черточку ее лица — исхудавшего, высохшего, но все же красивого.

Он беззвучно вошел в комнату, охваченный желанием прикоснуться к жене. Но внезапно почувствовал, что что-то не так. Вид у нее был такой же, как всегда во сне, но вдруг он понял, что заставило его внутренне сдаться. В комнате царила полная тишина — дыхания Лисбет не было слышно.

Кеннет кинулся к ней, приложил два пальца к шее, потом к запястью, ища биения пульса. Но все усилия были напрасны — он ничего не почувствовал. В комнате было тихо, и ее тело оставалось неподвижным. Она покинула его.

Он услышал звук, похожий на рычание раненого зверя. Жуткий гортанный рык. Кеннет не сразу понял, что этот звук вырвался у него из груди. Он сел на кровать и приподнял ее — осторожно, словно она по-прежнему могла ощущать боль.

Ее голова тяжело опустилась ему на колени. Он погладил Лисбет по щеке и почувствовал, что слезы снова жгут ему глаза. Горе навалилось на него с такой силой, что все прочие горести растворились в нем. Он понял, что никогда не знал, что такое настоящая скорбь. Острая физическая боль растекалась по всему телу, закручивая каждый нерв. От этого невыносимого чувства он закричал в голос. Звук отдался эхом в маленькой комнатке, отраженный бледными обоями и цветастым пододеяльником.

Ее руки были сложены на груди, и он осторожно расцепил ее пальцы — ему хотелось в последний раз подержать ее руку в своей. Он почувствовал пальцами шершавость ее кожи — ее рука утратила свою мягкость от облучения, но не перестала быть родной и знакомой.

Он поднес ее ладонь к губам, чувствуя, как слезы смачивают руки, соединяя их вместе. Соленый вкус его слез смешивался с ее запахом. Более всего на свете ему хотелось бы так и остаться здесь, не отпуская ее руку. Но он понимал, что это невозможно. Лисбет больше не принадлежала ему — он должен разжать руки и отпустить ее. Ей больше не больно, боль ушла. Рак победил, но и проиграл, ибо он умер вместе с ней.

Кеннет осторожно положил ее руку вдоль тела. Правая рука по-прежнему лежала так, словно была сплетена с левой, и он поднял ее, чтобы тоже положить вдоль тела.

Внезапно он замер. В руке что-то лежало. Что-то белое. Сердце учащенно забилось. Ему захотелось снова соединить ее руки и спрятать то, что скрывалось в них, но он не смог. Дрожащими пальцами он разжал руку Лисбет, и белый предмет упал на пол. Это был свернутый вчетверо листок белой бумаги. Однако Кеннет уже догадывался, какой посыл он хранит. Он почувствовал в комнате дыхание зла.

Кеннет потянулся за бумажкой. Поколебался с минуту, потом развернул ее и прочел.

* * *

Анна только что ушла, когда в дверь снова позвонили. У Эрики возникла мысль, что сестра что-то забыла, однако Анна обычно не утруждала себя вежливым ожиданием — она просто входила.

Поставив чашки в мойку, Эрика пошла открывать дверь.

— Габи? Как ты здесь оказалась? — удивленно воскликнула она, пропуская в прихожую директора издательства, которая на этот раз красовалась на фоне сероватого зимнего пейзажа в ярко-бирюзовом пальто и с огромными золотыми серьгами.

— Я была в Гётеборге по делу, вот и решила заехать к тебе поболтать.

Заехать? Дорога из Гётеборга в одну сторону занимала полтора часа, а Габи даже не удосужилась позвонить, чтобы узнать, дома ли Эрика. Какое же срочное дело привело ее сюда?

— Я хотела бы поговорить с тобой о Кристиане, — ответила Габи на ее молчаливый вопрос и прошла в кухню. — У тебя найдется кофе?

— О, да-да, — пробормотала Эрика.

Как всегда при встрече с Габи, ее не покидало ощущение, что на нее несется скоростной поезд. Габи даже не потрудилась снять сапоги, а лишь обтерла их об коврик и зацокала по паркету своими острыми шпильками. Эрика с тревогой смотрела на свои вощеные полы, опасаясь, что на них останутся следы. Но вряд ли имело смысл делать Габи замечание. Эрика не могла припомнить ни одного случая, чтобы та разгуливала в одних чулках. Скорее возникал вопрос, не забывает ли Габи скинуть туфли на шпильке, когда ложится спать?

— Как у вас тут уютно! — проговорила Габи, широко улыбаясь, однако Эрика видела, что та с ужасом озирает горы игрушек, детских вещей, бумаг Патрика и всего остального, безудержно распространившегося по первому этажу дома. Габи уже доводилось бывать у них в гостях, но тогда Эрика заранее знала о ее приходе и успевала прибраться.

Директор издательства стряхнула крошки с кухонного стола, прежде чем усесться. Эрика поспешно взяла тряпку и провела ею по столу, который не успела протереть после завтрака и чая с Анной.

— Ко мне только что заходила сестра, — сказала она извиняющимся тоном и убрала пустую коробку из-под мороженого.

— Ну, ты, конечно, знаешь, что беременная женщина не должна есть за двоих — это миф! — заявила Габи, оглядывая необъятный живот Эрики.

— Угу, — пробормотала Эрика, сдерживаясь, чтобы не ответить колкостью. Габи никогда не отличалась особой деликатностью. Ее собственная стройная фигура являлась результатом строжайшей диеты и тренировок три раза в неделю с личным тренером. К тому же ее тело не носило следов рождения детей — карьера всегда оставалась для нее главным приоритетом.

Эрика выставила на стол блюдо с пирожными и придвинула его Габи.

— Ты ведь попробуешь пирожное?

Она увидела, что Габи разрывается между желанием быть вежливой и необходимостью отказаться. В конце концов она нашла компромиссное решение.

— Я возьму половинку, если можно, — проговорила Габи и осторожно отломила половинку пирожного с таким лицом, словно собиралась засунуть в рот живого таракана.

— Так ты хотела поговорить со мной о Кристиане? — спросила Эрика и, несмотря ни на что, почувствовала приступ любопытства.

— Да. Прямо не знаю, какая муха его укусила.

Габи, кажется, испытала большое облегчение, что инцидент с пирожным был исчерпан, и запила его большим количеством кофе.

— Он говорит, что не будет участвовать в продвижении книги, но ведь так не делается! Это непрофессионально.

— Похоже, его выбили из колеи статьи в газетах, — осторожно произнесла Эрика и снова почувствовала угрызения совести за свою оплошность.

Габи взмахнула украшенной маникюром рукой.

— Собственно говоря, это можно понять. Однако об этом скоро забудут, а шумиха очень способствовала популярности книги. И сам Кристиан, и его роман возбуждают у людей любопытство. Я имею в виду — в конечном счете он от всего этого выигрывает. Кроме того, он должен понимать, что мы вложили немалые средства в рекламу и продвижение книги. И ожидаем соответствующих усилий с его стороны.

— Понятное дело, — пробормотала Эрика, но ей самой была не до конца ясна ее собственная позиция в этом вопросе. С одной стороны, она понимала Кристиана — ужасно, когда во всех СМИ обсуждается твоя частная жизнь. С другой стороны, ситуация и впрямь резко менялась. Стоя в самом начале своей карьеры, он должен был бы радоваться всякому интересу к себе и своему творчеству. — А почему ты говоришь все это мне? — осторожно спросила она. — Может, тебе побеседовать с самим Кристианом?

— Вчера у нас с ним была встреча, — сухо проговорила Габи. — Могу сказать, что она прошла не лучшим образом.

Габи поджала губы, и Эрика догадалась, что все на самом деле обстоит очень плохо.

— Грустно, — сказала она. — Но Кристиан находится сейчас в очень сложной ситуации, так что, как мне кажется, стоило бы проявить такт…

— Я все прекрасно понимаю, но мы делаем бизнес, и у нас с Кристианом контракт. Хотя в документе не указано в деталях, каковы обязательства автора в отношении прессы, маркетинга и так далее, однако подразумевается, что мы вправе ожидать от него некоторых вещей. Есть некоторые писатели, которые позволяют себе жить затворниками и отказываться от всего, что им не по нраву. Но это могут позволить себе лишь знаменитости, уже завоевавшие широкую читательскую аудиторию. Кристиану до такого состояния еще далеко. Возможно, впереди у него прекрасное будущее, но карьера создается не за одну ночь. И, учитывая тот прекрасный старт, который получился у него с «Русалкой», его обязанность по отношению к самому себе и издательству — пойти на некоторые жертвы. — Габи сделала паузу и уставилась на Эрику. — Я надеюсь, что ты сумеешь ему это объяснить.

— Я? — изумилась Эрика. Она очень сомневалась в том, что ей удастся убедить Кристиана снова броситься в волчье логово. Ведь именно она когда-то привела этих волков к его дверям.

— Не уверена, что я самый подходящий… — она пыталась подобрать дипломатичную формулировку, но Габи перебила ее:

— Отлично! Значит, договорились. Ты встретишься с ним и объяснишь, чего мы от него ожидаем.

— Но ведь… — Эрика с удивлением воззрилась на Габи, пытаясь понять, что в ее словах могло быть воспринято как знак согласия. Но Габи уже встала, на ходу расправляя юбку и перекидывая через плечо сумочку.

— Спасибо за кофе и беседу. Как приятно, что у нас такое плодотворное сотрудничество!

Чуть наклонившись вперед, она на расстоянии поцеловала Эрику в обе щеки и направилась к входной двери.

— Не беспокойся, я сама найду выход! — крикнула она оттуда. — Пока!

— Пока! — произнесла Эрика и помахала рукой. Теперь ей казалось, что она не просто столкнулась с поездом, но и попала под колеса.

* * *

Патрик и Йоста сидели в машине. Прошло всего пять минут с того момента, как поступил сигнал. Поначалу Кеннет Бенгтссон вообще не мог выдавить из себя ни слова, но через некоторое время Патрику все же удалось разобрать: он говорил, что его жену убили.

— Что за чертовщина у нас тут происходит? — покачал головой Йоста, крепко вцепившись в ручку над дверью — так он делал всегда, когда за рулем оказывался Патрик. — Послушай, не прибавляй газу на поворотах — меня буквально размазывает по стеклу.

— Прости, — пробормотал Патрик и слегка сбавил скорость, но вскоре его нога сама собой снова вдавила педаль газа в пол. — Что происходит? — переспросил он и кинул взгляд в зеркало заднего вида, чтобы убедиться, что Паула и Мартин успевают за ними. — Я и сам хотел бы получить ответ на этот вопрос.

— Что он сказал? У нее тоже ножевые раны? — спросил Йоста.

— От него ничего невозможно было добиться. Парень в шоке. Он только сказал, что пришел домой и обнаружил свою жену убитой.

— Насколько я знаю, ей и так немного оставалось, — пробормотал Йоста. Он ненавидел все связанное с болезнью и смертью и большую часть своей жизни ожидал, что его тоже вот-вот охватит какая-нибудь неизлечимая болезнь. Его задача заключалась лишь в том, чтобы успеть до того сыграть как можно больше партий в гольф. Однако сейчас жертвой болезни скорее выглядел Патрик, чем он сам.

— Между прочим, у тебя нездоровый вид, — сказал он.

— Ну, и к чему ты мне об этом говоришь? — раздраженно спросил Патрик. — Знал бы ты, что такое работа и маленькие дети — когда ничего не успеваешь, постоянно не высыпаешься.

Едва произнеся эти слова, Патрик пожалел. Он знал, что Йосту постигло большое горе — его сын умер вскоре после рождения.

— Прости, я сказал глупость, — проговорил он, и Йоста молча кивнул:

— Да ладно, ничего.

Некоторое время они сидели молча — слышалось лишь шуршание шин по проселочной дороге в сторону Фьельбаки.

— Здорово, что у Анники все получается с девочкой, — произнес наконец Йоста, и его лицо смягчилось.

— Жаль только, что приходится так долго ждать, — ответил Патрик, радуясь возможности сменить тему.

— Да, я и не подозревал, что это может затянуться так надолго. Ребенок есть — в чем же проблема?

Казалось, Йоста переживает не меньше, чем Анника и ее муж Леннарт.

— Бюрократия, — проговорил Патрик. — С другой стороны, нужно радоваться, что они так скрупулезно проверяют всех и каждого и не отдают детей кому попало.

— Да, ты прав.

— Мы приехали.

Патрик остановился перед домом четы Бенгтссонов. Через секунду за ними остановилась вторая полицейская машина, которую вела Паула, и когда моторы заглохли, стало слышно шуршание леса.

Кеннет Бенгтссон распахнул дверь. Лицо у него было совершенно белое и потерянное.

— Патрик Хедстрём, — представился Патрик и протянул ему руку. — Где она?

Он сделал знак остальным остаться снаружи. Если они все ввалятся в дом, это значительно усложнит работу криминалистам.

— Там… Я… Я могу остаться здесь? — спросил он, глядя на Патрика отсутствующим взглядом.

— Побудьте здесь с моими коллегами, я зайду один, — сказал Патрик и глазами показал Йосте, чтобы тот занялся супругом погибшей. Йоста отнюдь не был талантливым полицейским, но с людьми обращаться умел, и Патрик знал, что оставляет Кеннета в надежных руках. Кроме того, скоро подъедут медики. Он вызвал их еще перед выездом из участка, так что они должны были прибыть с минуты на минуту.

Патрик осторожно вошел в холл и снял уличные ботинки. Пойдя в указанном Кеннетом направлении, он определил, что речь идет о двери в конце коридора. Она оказалась закрыта, и Патрик замер, уже занеся руку. Возможно, на ручке остались отпечатки пальцев. Он нажал на ручку локтем и, надавив всем весом, открыл дверь.

Женщина лежала в кровати, закрыв глаза, вытянув руки вдоль тела. Со стороны можно было подумать, что она спит. Патрик приблизился, ища следы насилия на теле. Никаких ран, никакой крови — только признаки тяжелой болезни. Тонкая кожа обтягивала кости, а под платком у нее на голове, кажется, совсем не было волос. В сердце у него кольнуло при мысли, что ей довелось перенести и как тяжело было Кеннету видеть свою жену в таком состоянии. Но все выглядело так, словно она тихо умерла во сне, и ничто не указывало на иное развитие событий. Он осторожно вышел из комнаты.

Когда Патрик снова вышел на холод, Йоста стоял и успокоительным тоном разговаривал с Кеннетом, в то время как Паула и Мартин помогали водителю «Скорой помощи» подъехать задним ходом к дому.

— Я только что заходил к ней, — тихо проговорил Патрик, положив руку на плечо Кеннету. — И не заметил никаких признаков насильственной смерти. Насколько я понимаю, ваша жена была серьезно больна?

Кеннет мрачно кивнул.

— Возможно, она просто заснула и не проснулась?

— Нет, ее убили, — упрямо возразил Кеннет.

Патрик и Йоста переглянулись. Случается, что люди, находящиеся в состоянии шока, реагируют неадекватно и говорят странные вещи.

— Почему вы так думаете? Как я уже сказал, я только заходил к вашей жене — на ее теле нет никаких повреждений, ничто не указывает на то, что произошло нечто… ненормальное.

— Ее убили! — повторил Кеннет, и Патрик начал понимать, что дальше они не продвинутся. Придется перепоручить его медикам. — Взгляните вот на это! — Кеннет достал из кармана какой-то предмет и протянул Патрику, который, не успев подумать, взял его в руки. Это был листок бумаги, сложенный вчетверо. Патрик бросил на Кеннета вопросительный взгляд и развернул бумажку. На ней черными чернилами, причудливым почерком было написано: «Правда о тебе убила ее».

Почерк Патрик узнал мгновенно.

— Где вы это нашли?

— В ее руке, — заикаясь, проговорил Кеннет, — я вынул это из ее руки.

— И это не она писала?

Ненужный вопрос, и Патрик сам это понимал, однако все же решил задать его, чтобы отмести все сомнения. Ответ он уже знал. Это был все тот же почерк. Простые слова несли в себе тот же заряд зла, что и в письмах, которые Эрика принесла от Кристиана.

Как он и ожидал, Кеннет покачал головой.

— Нет, — сказал он и поднял что-то, что держал в руке и на что Патрик обратил внимание только сейчас. — Это тот же человек, который написал вот это.

Сквозь прозрачный полиэтиленовый пакет Патрик смог разглядеть несколько белых конвертов. Адрес был написан черными чернилами, тем же элегантным почерком, что и на бумажке, которую он держал в руке.

— Когда вы получили эти письма? — спросил он, чувствуя, как сердце забилось чаще.

— Мы как раз собирались отдать это вам, — глухо проговорил Кеннет, протягивая пакет Патрику.

— Мы? — переспросил Патрик, внимательно разглядывая содержимое пакета: четыре письма.

— Да. Я и Эрик. Ему тоже такие приходят.

— Вы имеете в виду Эрика Линда? Он тоже получает такие письма? — переспросил Патрик, проверяя, не ослышался ли он.

Кеннет кивнул.

— Но почему же вы до сих пор не обратились в полицию? — проговорил Патрик, стараясь приглушить раздражение в голосе. Человек, стоявший перед ним, только что потерял жену — не самый удачный момент, чтобы укорять его.

— Я… Мы… Собственно, только сегодня выяснилось, что мы с Эриком оба получали эти письма. А про то, что и Кристиану угрожали, мы узнали в выходные, когда об этом написали в газетах. Не знаю, что думал Эрик, но лично я не хотел волновать… — Голос его дрогнул.

Патрик снова посмотрел на конверты в пакете.

— Три из них отправлены по почте — на них адрес и штамп, а на четвертом только ваше имя. Каким образом было доставлено это письмо?

— Кто-то зашел к нам в дом вчера ночью и оставил его на кухонном столе, — выдавил из себя Кеннет. Он замолчал, но Патрик терпеливо ждал, чувствуя, что последует продолжение.

— А рядом с письмом лежал нож. Один из наших кухонных ножей. И это вряд ли можно истолковать двояко.

На глазах у него выступили слезы, но он продолжал:

— Я понял это так, что кто-то желает навредить мне. Но почему Лисбет? Зачем было убивать Лисбет?

Он вытер слезу обратной стороной ладони, стесняясь плакать при Патрике и остальных.

— Мы точно не знаем, действительно ли ее убили, — мягко проговорил Патрик. — Но кто-то здесь явно побывал. У вас есть какие-нибудь подозрения — кто это мог быть? Кто мог посылать вам эти письма?

Он не сводил глаз с Кеннета, чтоб отметить малейшее изменение в выражении его лица. Насколько ему показалось, Кеннет не кривил душой, когда ответил:

— Я много над этим думал с тех пор, как начали приходить письма, а это началось еще перед Рождеством. Но я не могу припомнить никого, кто желал бы мне зла. Такого человека просто не существует. У меня нет заклятых врагов. Я слишком… ничтожен для этого.

— А Эрик? Как долго он получал письма?

— Примерно так же, как и я. Они у него на работе. Я должен был заехать домой и забрать свои, а потом мы собирались связаться с вами…

Голос снова надломился, и Патрик понял, что мысли унесли его собеседника в маленькую комнату, где он обнаружил свою жену мертвой.

— Что могут означать слова в записке? — осторожно спросил Патрик. — На какую «правду о тебе» намекает ее автор?

— Не знаю, — тихо проговорил Кеннет. — Я правда не знаю.

Он сделал глубокий вдох.

— Что вы собираетесь с ней делать?

— Ее отправят в Гётеборг для дальнейшего обследования.

— Для обследования? Вы имеете в виду — для вскрытия?

— Да. К сожалению, это необходимо для того, чтобы внести ясность в произошедшее.

Кеннет кивнул, но Патрик заметил, что глаза у него влажные, а губы посинели. Он понял, что они слишком долго простояли на улице, учитывая, как легко одет Кеннет, и он поспешил добавить:

— Холодно, вам лучше зайти в помещение. — И сказал, подумав: — А вы могли бы поехать сейчас со мной в ваш офис? Чтобы поговорить с Эриком. Скажите, если вам тяжело — я поеду один. Может быть, вы хотели кому-нибудь позвонить?

— Нет, я поеду с вами, — сказал Кеннет, и в голосе его послышались упрямые нотки. — Я хочу узнать, кто это сделал.

— Хорошо, — сказал Патрик, взял его под локоть и повел к машине. Открыв дверцу, он подошел к Пауле и Мартину, чтобы дать им инструкции. Он взял из прихожей куртку Кеннета, а затем кивнул Йосте, чтобы тот поехал с ними. Криминалисты уже находились в пути, и Патрик надеялся вернуться, пока они не закончили осмотр места происшествия. В противном случае придется переговорить с ними позже. Предстоящая беседа была настолько важной, что ее нельзя было откладывать ни на минуту.

Когда машина задним ходом выехала на дорогу, Кеннет посмотрел на дом долгим взглядом. Его губы шевельнулись, словно произнося беззвучное: «Прощай!»

* * *

Ничто не изменилось, в доме было так же пусто, как и в предыдущие недели. Но сейчас появилось тело, которое надо было предать земле, — и последняя искра надежды угасла. Сбылись ее самые худшие предчувствия, но как она надеялась, что ошибается!

Как она будет теперь жить без Магнуса? Какая жизнь может быть без него? Ей по-прежнему казалось невероятным, что ее муж, отец ее детей, будет лежать на кладбище под мраморной плитой. Магнус, который всегда был полон жизни и энергии, который сам любил повеселиться и заботился о том, чтобы всем вокруг было весело. Иногда ее это даже раздражало — его беззаботность, его вечные выдумки. Случалось, она сердилась, когда пыталась поговорить с ним о чем-то серьезном, а он лишь дурачился и отшучивался, так что в конце концов она сама не могла удержаться от смеха. Однако ей ничего не хотелось в нем изменить.

Дядя Рэй снова исчез. Последний раз его видели двенадцать дней назад. Отец узнал, где тот последний раз расплачивался кредиткой, и нашел дядю на озере Тахо, в казино «Дворец Цезаря». Родители не могли за ним поехать, так что ответственность пала на мои плечи, и я попросила Дэвида составить мне компанию.

– А я смогу покататься на лыжах? – спросил он.

– Ну конечно. Пока я буду отбирать у Рэя бутылку вискаря и расплачиваться за его проституток, ты как раз покатаешься.

– О\'кей, тогда едем, – ответил Дэвид, не оценив моего сарказма.



По пути я надеялась расколоть брата и выяснить, какой компромат накопала на него мама.

– Признайся, Дэвид, тебе неловко рядом со мной.

– Еще бы!

– Зачем ты подстраиваешь мне свидания с друзьями?

– Чтобы ты поучилась у них хорошим манерам. Считай, бесплатные уроки этикета.

– Вот уж никогда не поверю! Это все мама постаралась. Но ты никогда бы не пошел на ее уловки просто так. Стало быть, она нарыла на тебя компромат.

– То есть я знакомлю тебя с друзьями, потому что она меня шантажирует?

– В этой семье кто-нибудь может прямо отвечать на вопросы?

– Дядя Рэй.

Через семь часов я нашла Рэя в казино «Харра» – тот резался в карибский покер. Я спросила, где он пропадал последние две недели, на что дядя ответил: «Дай-ка вспомнить. На пять дней я ушел в запой, потом немного просох во время сорокачасовой игры в покер. Встретился с парой крошек в Рено. Опять играл в покер. Еще три дня не помню, хоть убей. И последние четыре я здесь, пытаю счастья за столом. А ты как, милая?»

Дэвид оказался прав. Дядя Рэй умел прямо отвечать на вопросы. Иногда это удавалось и моей сестренке, но она запросто могла соврать, а дядя честно полагал, будто в его кутеже нет ничего дурного. Он им гордился.

Мне пришлось четыре часа скакать по разным казино, прежде чем я нашла Рэя. Дэвид не отступился от своего плана и все это время катался на лыжах, предоставив мне самую грязную работу. Потерянный уик-энд № 22 стоил дяде всех сбережений, шестимесячной пенсии, часов за пятьдесят баксов, золотого зажима для галстука (мамин подарок на день рождения) и даже туфель (по крайней мере, мне так показалось, потому что на Рэе были дешевые тапки). Я попыталась оттащить его от столов, но он отказывался уходить, пока не выиграет.

– Ну хотя бы мелочь какую, Иззи. Не могу же я вот так уехать! Это плохо повлияет на мою карму.

– Лучше бы подумал о банковском счете.

– Иззи, в жизни есть вещи и поважнее денег!

– Ты так говоришь, потому что у тебя их нет.

– Милая, тебе нужно изменить свое негативное отношение к миру.

Рэй сделал ставку и проиграл. Однако на столе еще были фишки, поэтому я сообразила, что есть только один способ увести его отсюда.

– Дядя Рэй, давай пойдем в бар, я куплю тебе виски.

– Ты прелесть, Иззи! Только одной порции мне будет мало, учти.

Рэй отключился, как только сел в машину. Мы пристегнули его к сиденью и положили боком – на случай, если его затошнит.

По дороге домой мы с Дэвидом вспоминали годы своей развеселой юности и другие Потерянные уик-энды.

– На этот раз он просто превзошел себя! – восхитилась я.

– Может, это наивно и глупо, но я всегда верил, что дядя Рэй исправится, – сказал Дэвид.

– Нет, прежний Рэй ушел навсегда. И мы должны понимать, что новый может здорово облажаться.

Дэвид вздохнул:

– Да, знаю.

Дядя Рэй и реабилитация

С финансовой точки зрения Потерянный уик-энд № 22 был самым разгромным из всех. Дядя Рэй оказался на мели. Папа сообразил отправить брата на тридцатидневные курсы реабилитации в центр «Зеленый лист» (добрых пятнадцать минут мы с Дэвидом ржали как лошади, услышав это название). Дядя согласился, но когда они уже въехали на дорогу, по бокам которой зеленели кустики и стояли аккуратные домики, он повернулся к отцу и заявил:

– Ничего не выйдет.

– Ты хотя бы попробуй, – попросил папа.

– Ради тебя все, что угодно, Ал. Но ничего не выйдет.

– Откуда ты знаешь?

– Я знаю себя. Пока знаю, слава Богу.

– И что же мне делать?

– Побереги деньги.

– Но тебе нельзя больше исчезать.

Дядя Рэй ждал подходящей минуты, чтобы задать давно назревший вопрос:

– Так, может, я перееду к вам, пока не встану на ноги, а? С долгами там расплачусь. Все такое.

– Ты хочешь жить с нами?

– Ну да, комната Дэвида все равно пустует. Как считаешь, он не будет против?

– Нет, – коротко ответил папа. Меньше всего на свете Дэвид хотел вернуться в свою прежнюю комнату.

Альберт завел машину и объявил условия соглашения:

– Никаких проституток, наркотиков и покера в моем доме.

– Заметано, брат.

Так дядя Рэй поселился в доме № 1799 на Клэй-стрит.

Допрос

Глава III

– По-вашему, родители правильно поступили, разрешив заядлому игроку, наркоману, алкоголику и развратнику поселиться в одном доме с впечатлительной девочкой?

– Дядя Рэй не развратник. Он любит проституток, понятное дело, но это не зависимость.

– Мне повторить вопрос?

– Рэй абсолютно безобиден. Пусть он не стрижет газон и не моет посуду, однако ему можно доверять.

– Все опрошенные говорят, что ваша сестра отреагировала на его приезд крайне отрицательно. Давайте поговорим об этом.

– Между ними была война.

– Вот и расскажите о войне.

Инспектор Стоун не знает, что это была не просто война, а бесконечная череда битв, сражений и рукопашных схваток. Схема военных действий была похожа на паутину. Среди них нельзя выделить самое важное или определяющее: вытянешь одну карту – рухнет весь карточный домик.

Часть II

Войны Спеллманов

Сладкая война