— Тео, мне сегодня утром позвонила Молли и рассказала про Дейла. Я ей ответила, что не видела его. Она тебе разве не передала?
— Конечно. Конечно передала. Я просто, видишь ли, думал, ты что-нибудь знаешь. То есть твой друг, конечно, прав, Дейл не пропал без вести в официальном смысле еще примерно двенадцать часов, но город ведь маленький, а у меня, понятно, работа такая и все прочее.
— Спасибо, Тео.
Лена помахала ему на прощанье, хотя он стоял лишь в нескольких футах от нее и никуда не уходил. Летчик тоже махал — и улыбался. Тео не нравилось бывать вблизи от свеженьких любовников, которые только что трахнулись, — особенно если в его собственной любовной жизни все оставляет желать лучшего. Парочки выглядят самодовольными, хоть и не нарочно.
С потолка свешивалось что-то темное — там, где на их с Молли веранде висел бы ветряной колокольчик, если бы Тео только что не принес их благополучие в жертву поднявшему голову наркотическому чудовищу. Не может быть, что оно — то, на что похоже.
— Так, а… э-э… у вас это тут, похоже…
— Летучая мышь, — ответила Лена.
«Ёшкин дрын, — подумал Тео, — да она огромная».
— Летучая мышь, — повторил он. — Ну да. Конечно.
— Крылан, — уточнил Такер Кейс. — Из Микронезии.
— Больше ничего нет. Клянусь, я вам все рассказал! Матерью клянусь!
— А, ну еще бы, — сказал Тео. Все равно нет такого места — Микронезия. Блондинчик мозг ему трахает. — Ну ладно, увидимся, ребятки.
— Отлично, договорились. Если скажешь нам, где этот Каморра может болтаться.
Вернон начал уверять их, что он не знает. На это Ленгтон ответил, что и уговора тогда не будет. Вернона била нервная дрожь, но все-таки он признался, что точного адреса назвать не может, знает только, что живет Каморра где-то в Пекэме.
— Не забудь про Одинокое Рождество в пятницу, — сказала Лена. — И привет Молли.
— Ты дома у него был?
— Хор, — ответил Тео, забираясь в «вольво».
Он закрыл за собой дверцу. Пара зашла в дом.
Вернон признался и в этом. Его отвез туда Рашид в машине с затемненными стеклами. Глаза ему закрыли черной повязкой, а руки связали электропроводом. Повязку сняли, только когда ввели в дом. Дом, по его словам, был большой, двухквартирный, правда, он не понял, на какой улице; что дом большой, он понял только потому, что рядом стоял гараж на двух владельцев, из которого они прошли в дом по длинному коридору. Лица Каморры он совсем не видел, потому что его скрывал белый капюшон с прорезями для глаз. Каморра подробно расспросил его об аресте Артура Мерфи, явно пытаясь разузнать, нет ли тут какой-нибудь связи с ним самим. Вернон объяснил, что Мерфи обвиняют в убийстве Ирэн Фелпс и ему нужно срочно выехать из страны.
Голова Тео упала на руль.
«Они все знают», — подумал он.
— Тут он и мне начал угрожать: даже если хоть крупица информации о его сети просочится, мало мне не покажется. Он велел передать Артуру, чтобы тот закрыл рот на замок, и предупредить Сикерта, чтобы тоже молчал.
— Ну и ты предупредил Сикерта?
— Да. По-моему, Рашид тоже ему что-то сказал.
— Я знаю, что ты этого не хочешь, — сказала она, — но если это случится, по крайней мере останемся мы.
— Как, по-твоему, Каморра связан с убийством Гейл и ее детей?
Он медленно кивнул:
— Не знаю.
— Порой я думаю, именно это и придает мне силы. — И добавил: — Хотя, возможно, недолго нам осталось жить — русские не дадут.
Он вдруг осознал, как уходит время.
Вернон вдруг разрыдался и, всхлипывая, сказал, что больше он ничего не знает и боится теперь возвращаться обратно в свой блок. Ленгтон открыл дверь и приказал увести его. Потом он сел за стол и начал складывать свои заметки в портфель. Мимо стоявшей Анны офицер провел насмерть перепуганного Вернона в коридор.
— Если случится, что я потеряю свой пост, — сказал он, — ты ведь знаешь: у нас очень мало денег.
— Слово сдержите? — спросил Вернон.
Маргарет печально сказала:
— Да, знаю.
Ленгтон не ответил, лишь посмотрел на часы. Из коридора раздались ругательства и крики Вернона: «Обманщик! Сволочь!»
— Будут подарки — возможно, даже крупные суммы. Я решил не принимать.
— Ты попросишь, чтобы его перевели? — спросила Анна.
И подумал: поймет ли это Маргарет? Поймет ли, что к концу жизни — после долгой дороги вверх, от сиротского дома до высшего поста в своей стране — он не может вернуться к подаяниям?
Ленгтон пожал плечами:
Маргарет протянула руку и сжала его пальцы.
— Подумаю.
Он вынул из портфеля бутылку воды и пузырек с таблетками.
— Не имеет значения, Джейми. — В голосе ее звучало волнение. — О, я считаю это позором, что премьер-министры должны быть бедными, после того как ты отдал всего себя стране и сделал столько всего бескорыстно. Быть может, настанет день, когда кто-то это изменит. Но для нас это не имеет значения.
— Ты хоть считаешь, сколько ты их съедаешь за день? — спросила она.
Ленгтон посмотрел на нее и отвернулся. Иногда у нее по спине пробегали мурашки от такого его взгляда — холодного, безразличного, ранящего.
Он почувствовал благодарность к ней и любовь. И подумал: насколько может хватить щедрости и веры? Он сказал:
За все время длинного допроса Вернона она не сказала и двух слов, Ленгтон просто не дал ей этого сделать. Он держал все под контролем с того самого момента, как Вернон вошел в кабинет. Когда их провожали к выходу из тюрьмы, Ленгтон шел, не говоря ни слова.
— И что теперь с Верноном? — осторожно спросила Анна.
— Есть еще кое-что, о чем мне следовало тебе сказать годы назад.
— В каком смысле?
И протянул ей старую программу съезда, которую принес ему Бонар Дейц, — той стороной, где был написан текст.
— Ну, он же все рассказал. Его за это могут изувечить.
Маргарет внимательно прочла.
— Я сейчас заплачу! Он подонок, грязный, лживый подонок, всю жизнь на маленьких детей охотился. Отсидит свой срок, выйдет, и снова больная фантазия заработает. Меня больше это волнует, чем то, что с ним тут сделают. Пусть хоть под корень все отрежут.
— Откуда бы это ни пришло, — сказала она, — я считаю, что ты должен теперь это сжечь.
Ленгтон уселся на пассажирское сиденье патрульной машины, Анна, как обычно, устроилась сзади. Неожиданно он обернулся и сказал с ухмылкой:
Он с любопытством спросил:
— Это не вызывает у тебя протеста?
— Расколол я его все-таки! Теперь главное — этот Каморра. — Он развернулся и стал смотреть в окно, бросив водителю, чтобы тот ехал обратно в участок. — Будем надеяться, что парни его выследят. По-моему, это не так уж трудно.
— Да, — ответила она, — в определенном смысле вызывает. Ты мог бы по крайней мере довериться мне.
Анна сидела сзади и думала о разговоре с Верноном Крамером. Расследование убийства Гейл Сикерт и ее дочери шло полным ходом, но Ленгтон об этом почти не говорил.
— Мне, наверно, было стыдно.
Она наклонилась вперед:
— Что ж, — сказала Маргарет, — могу понять. — И, поскольку он молчал, добавила: — Если тебе от этого станет легче, хотя я не думаю, что бумага что-то меняет, кроме как для Харви Уоррендера. Я всегда считала, что тебе была предназначена такая доля, предназначено делать то, что ты делал. — Она вернула ему бумагу и мягко добавила: — Каждый совершает что-то плохое и хорошее. Сожги ее, Джейми. Ты уже давно это ликвидировал.
— Эксперты закончили работать у Сикертов?
Подойдя к камину, он зажег спичку, и вспыхнула бумага. Он держал ее за уголок, пока пламя не добралось до руки. Тогда он бросил бумагу, увидел, как она вся сгорела, и каблуком превратил ее в пепел.
— Да, улик больше нет.
— Хочешь сказать, другие тела не нашли.
А Маргарет что-то искала в сумке. Наконец вытащила квадрат печатной бумаги и сказала ему:
— Именно.
— Я увидела это в сегодняшней утренней газете. И вырезала для тебя.
Он взял у нее бумажку и прочитал: «Для родившихся под знаком Стрельца сегодня успешный день. Удача поворачивается…»
— Значит, двое детей и Сикерт…
Не докончив чтения, он скомкал бумагу.
Она не договорила, потому что он резко обернулся и взглянул ей прямо в лицо:
— Мы сами создаем свои богатства, — сказал он. — Я создал свое, женившись на тебе.
— Они где-то есть, только бог знает где.
— Это я прекрасно понимаю, но мне кажется, расследование…
Без трех минут четыре Артур Лексингтон стоял в правительственной гостиной.
Она запнулась в поисках нужного слова.
— Лихо вы это раскроили, — сказал министр внешних сношений.
— Что расследование? — требовательно спросил Ленгтон.
— Вот сейчас, например, мы разбираемся с этим Каморрой, и ты, по идее, должен бы предположить, что здесь не простое совпадение, но мы как будто распыляемся… — Он вздохнул:
Джеймс Хоуден кивнул:
— Ну да…
— Немало пришлось потрудиться.
— Может, Каморра и Сикерта впутал — мы же знаем, что он, скорее всего, имеет отношение к убийству Мерфи. Этот Рашид Барри, похоже, посредник — поддерживает связь между Мерфи, Верноном и Сикертом. Но мы по-прежнему ничего не знаем о том, куда пропали двое детей и где сам Сикерт.
— У меня плохие новости, — быстро произнес Лексингтон. — Сразу после вашего выступления Несбитсон и остальные пятеро намереваются выйти из палаты.
Это было последним ударом. Раскол кабинета министров при шести подавших в отставку — это достаточно серьезно. А чтобы бывшие министры к тому же ушли из палаты — окончательно порвали с правительством и своей партией, — это уже похоже на катастрофу. Какой-то один член парламента еще может раз в поколение уйти из палаты в высокодраматичный момент. Но чтобы четверть кабинета министров…
— Что же ты предлагаешь? — спокойно спросил он.
Хоуден мрачно подумал: это — как ничто другое — сосредоточит внимание на оппозиции Акту о союзе и ему самому.
— Ничего я не предлагаю. Я просто говорю, что мы как будто потеряли цель и, вместо того чтобы тратить время на розыск Рашида Барри и Каморры, лучше бы потратили его на поиск детей.
— Может быть, ты, Анна, и попробуешь решить эту головоломку, а?
— Они внесли предложение, — сказал Лексингтон. — Если вы отложите объявление, они приостановят свою акцию, пока мы снова не встретимся.
— Какую же головоломку? Вот факты — двое маленьких детей сейчас с Сикертом, Гейл и ее ребенок погибли! Естественно, мы должны ускорить поиски.
На секунду Хоуден заколебался. Хотя и поздно, но он все еще может успеть позвонить в Вашингтон. У Милли прямая линия…
— А я чем занимаюсь? — спросил Ленгтон. — Забыл, что дети пропали? Так, по-твоему, что ли?
Затем он вспомнил слова президента: «Время не терпит. Расчет, разум, логику — мы все использовали… Если у нас еще есть время, то благодаря Божьей воле… Я молюсь, чтобы нам был дарован год… Самое лучшее для наших детей; для их еще не родившихся детей…»
— Нет, этого я не говорила. Я сказала, что, может быть, все эти розыски Рашида и Каморры отвлекают нас от…
Он снова перебил ее:
И он решительно заявил:
— Ничего откладывать мы не будем.
— Что ты говоришь? Пошевели мозгами! Посиди и подумай, как все сходится. Наверху Каморра — он организовал приезд Сикерта в Англию. Рашид достает Сикерту лекарства и фальшивые документы.
— Так я и думал, — спокойно произнес Лексингтон. И добавил: — Я полагаю, нам следует идти.
— Думаешь, Сикерт вывез детей из страны?
Зал палаты общин был забит до отказа — ни одного свободного места внизу, да и все галереи заполнены. Каждый дюйм зала был до предела занят — публика, пресса, дипломаты, почетные гости. Зал волновался, когда вошел премьер-министр с Артуром Лексингтоном позади. Выступавший член парламента с задних скамей правительственной стороны, глядя на часы и памятуя указания партийных вождей, заканчивал свою речь.
— Думай сама! Куда ему деваться — в бегах, без денег?
Джеймс Хоуден вторично за день поклонился спикеру палаты и занял свое место. Он чувствовал это множество глаз, смотревших на него. Скоро, когда заработает пресса и телетайпы начнут выплевывать срочные сообщения, на него будет смотреть вся Северная Америка, даже весь мир.
— Может, деньги ему дал Рашид? И документы тоже?
Над собой, на галерее для дипломатов, он видел советского посла, сидящего напряженно, без улыбки; посла США Филиппа Энгроува; высокого комиссара Великобритании; послов Франции, Западной Германии, Италии, Индии, Японии, Израиля… и с дюжину других. Сегодня вечером отчеты пойдут по телеграфу и с курьерами во все основные столицы.
— Значит, Сикерт едет в аэропорт с двумя белыми детьми — полагаешь, Каморра и им паспорта сделал? Вряд ли! Ниточка к Сикерту и детям тянется от Каморры, так что если Сикерт куда-нибудь и кинется, то, скорее всего, к нему. Каморра занимается торговлей детьми, Анна. Поэтому если они живы, то наверняка у него в лапах…
В галерее спикера послышался шелест, когда Маргарет проходила на свое место в первом ряду. Она посмотрела вниз и, встретившись взглядом с мужем, улыбнулась. Напротив центрального прохода расположился Бонар Дейц, внимательный, выжидающий. Сгорбившись, за Дейцем сидел калека Арнолд Джини с горящими глазами. На правительственной стороне, справа от Хоудена, с легким румянцем на щеках сидел Эдриен Несбитсон, расправив плечи, и тупо смотрел перед собой.
Рассыльный уважительно положил перед премьер-министром записку. Она была от Милли Фридман. «Объединенная сессия конгресса собралась, и президент вошел в Капитолий. Он задержался из-за приветствовавших его толп на Пенсильвания-авеню, но речь начнет вовремя».
Ленгтон вдруг замолчал, согнулся и сильно закашлялся. Его трясло, было похоже, что он задыхается. Шофер спросил, не остановиться ли им, Ленгтон отрицательно покачал головой, но лицо его пылало, по лбу катился пот, он судорожно ловил ртом воздух.
«Задержался из-за приветствовавших его толп». Джеймс Хоуден почувствовал приступ зависти. Сила президента держалась твердо и возрастала, в то время как его сила таяла.
— Вон туда, к магазинам, — распорядилась Анна.
И однако же…
— Добрый вечер, доктор. Доктор Стэнли уже прибыл.
Водитель поехал медленнее, затем припарковался у бордюра. Анна велела ему пойти купить воды, а сама вышла из машины и открыла дверцу со стороны, где сидел Ленгтон. Он скрючился на своем месте, кашель прекратился, но дышал он тяжело.
Никогда — до последнего часа — не считай, что ты проиграл. Если он пойдет ко дну, то будет бороться до конца. Шесть членов кабинета министров — это еще не вся страна, и он обратится к народу, как делал раньше. Быть может, он все же сможет выжить и выиграть. В нем появилась сила и уверенность.
Анна попросила его выпрямиться, он не разгибался и часто дышал. Торопливо подошел водитель с бутылкой воды, открыл крышку и передал воду Анне.
Мистер Уилсон вернулся в маленькую привратницкую у главного холла. В открытую дверь Лидия заметила сложенную газету и дымящуюся чашку кофе, которые помогали мистеру Уилсону скоротать одинокую ночь.
— Джеймс, вот, попей. Попробуй чуть-чуть откинуться…
Четыре секунды до четырех. Палата общин затихла.
Ленгтон медленно распрямился и оперся о подголовник. Анна протянула ему бутылку, он выпил почти половину, возвратил бутылку ей.
Вестибюль тонул в полумраке. Лидия в одиночестве шла по натертым полам, стук ее каблуков гулко отдавался в тишине, словно кто-то бил в барабан. Поднявшись наверх, Лидия миновала мансарду и пошла мимо столов, на которых сквозь простыни бесформенными буграми проступали тела. Свет сюда попадал только из кабинета Харлана.
Здесь бывало порой буднично — скука, заурядность, мелкие перебранки. Но палата при необходимости могла проникнуться осознанием большого события. Это и произошло сейчас. Наступил момент, который запомнит история, сколько бы лет у истории ни осталось.
— Может, встанешь пройдешься? — взволнованно предложила она.
Положив сумочку на письменный стол, Лидия надела фартук и затянула завязки на поясе. В кармане фартука лежали полотняные перчатки, в которых она проводила вскрытия.
— Нет, — еле слышно отозвался он. Он похлопал руками по карманам, ища таблетки, Анна склонилась над ним, чтобы ему помочь. — Другие, — хрипло сказал Ленгтон. — В портфеле посмотри.
«В известной мере, — подумал Хоуден, — мы — зеркало самой жизни и, несмотря на нашу малость и слабость, достигаем таких высот, на какие человеческие существа способны подняться. Такой высотой является свобода — в любой ее форме и достигнутая любой ценой. И если, чтобы удержать большее, надо пожертвовать меньшим, такую жертву следует принести».
Анна потянулась за портфелем, открыла его: в кармашке лежали четыре разных пузырька. Она вынула один, показала ему, он покачал головой. Она показала другой.
Рабочий стол, стоявший сбоку, был уставлен самыми разными весами, предназначенными для взвешивания извлеченных органов. Рядом с весами помещалась неустойчивая на вид стопка разнокалиберных металлических тазов, которым предстояло принять в себя извлеченные из тела органы. Ротой пузатых солдат выстроились невысокие бутыли с реагентами. Мутные жидкости отливали охрой и драгоценным янтарем. Лидия стала мыть руки, скребя под ногтями щеточкой, которую она держала на каменной раковине.
— Давай две штуки.
Он изо всех сил постарается найти слова, которые укажут нужный путь.
Анна извлекла две таблетки, дала их ему вместе с водой. Ленгтон проглотил таблетки, и постепенно дыхание его стало тише.
— Пора начинать, — проговорил Харлан, высунувшись из двери. — Носильщики доставили тело через въездную арку. — И он кивнул на стол в центре прозекторской.
— А от чего они?
Высоко наверху, на башне Мира, пробили часы.
— От боли в груди, сейчас все будет нормально.
Оба врача приблизились к столу. Тело уже извлекли из муслинового мешка, и теперь останки Анны покрывала белая простыня. Харлан сноровистым движением отогнул верхнюю часть простыни, обнажив торс покойной, после чего в три приема сложил простыню, открыв тело полностью.
Спикер возгласил:
Анна закрыла крышку, положила пузырек обратно в портфель, потрогала его лоб:
— Да у тебя температура.
— Премьер-министр.
В этой прозекторской Лидия наблюдала смерть во всех обличьях: тела людей, умерших в забвении, плоть, гниющую оттого, что ее оставили на жаре, червей, кишащих на коже; тела с мелкими и обширными кровоподтеками от побоев или падений; тела с порезами от ножевых ран. Человеческое страдание многолико. Но теперь ее ждал незнакомый еще ужас: тело молодой женщины, о которой она заботилась как о своей пациентке. С того дня, как стало известно о смерти Анны, Лидия успела перейти от потрясения к неверию: не может быть, чтобы эта полная сил молодая женщина встретила такой конец. Что она испытала в последние, самые страшные минуты своей жизни? Как она, должно быть, была напугана. Сейчас тело Анны с мертвенно-серой кожей было полностью обнажено, на нем уже появились слабые признаки разложения, кожа в нижней части живота приобрела зеленый оттенок. Процесс остановили благодаря многочисленным консервирующим жидкостям. Харлан постоянно экспериментировал с техниками бальзамирования, с которыми познакомился во время войны, в ход шли составы из мышьяка, ртути, спирта и других веществ, которые могли замедлить процесс гниения.
— Нет, просто пропотел. Сейчас все будет в порядке. Закрывай дверцу и садись в машину.
Не спеша, не зная, что принесет будущее, Хоуден поднялся для выступления в палате.
Водитель стоял у машины, облокотившись на крышу, видимо не зная, что делать. Анна закрыла дверцу Ленгтона и кивнула водителю, чтобы он садился. Они подождали еще немного, потом Ленгтон сказал, что можно ехать. Машина тронулась с места, Ленгтон откинулся на сиденье и закрыл глаза. Анна молча смотрела на него, сама не своя от беспокойства. Через некоторое время она заметила, что Ленгтон задремал, и немного успокоилась. Водитель смотрел на нее в зеркало заднего вида.
Лидия схватилась за край стола. Боль и горе в этой скорбной комнате, где все словно замерло, давили грудь. Она сделала глубокий вдох; она чувствовала такую печаль, что боялась, что не сможет сдержаться. Здесь лежала ее подруга, чья молодая жизнь безвременно оборвалась. Вспомнились ее разговоры с Анной, вспомнилось, как она поощряла девушку читать и изучать мир, искать возможности учиться. Как мало она сделала для этой девушки! У нее, Лидии, было в распоряжении все: и связи, и возможности. Ну что ей стоило вмешаться, позволить Анне учиться дальше, ведь она уже делала это для множества других людей.
— Перетрудился, — негромко сказала она.
Водитель кивнул, продолжая следить за дорогой. Анна закрыла глаза, как Ленгтон, но не заснула. Мысленно она старалась соединить части головоломки и связать все с Каморрой, как предлагал Ленгтон. Неужели этот кошмарный человек отправил на тот свет ни в чем не повинных детей Гейл? Допустим, Вернон — отец младшей дочери Гейл, хоть он это и отрицает, но он даже ухом не повел, когда узнал, что обеих нет в живых. «И это называется — человек, — думала Анна, — выродок, извращенец!»
Керосиновые лампы горели в полную мощь. Харлан взглянул на Лидию, и она молча кивнула, показывая, что готова.
Вспомнила она и о неопознанном теле маленького мальчика, которое нашли в канале. Следствие пришло к выводу, что, скорее всего, это было ритуальное убийство культа вуду. Вероятно, в страну ребенка привезли незаконно. Анна подумала, не связано ли все это с Каморрой, и решила, что, когда они вернутся, она расспросит следователей по этому делу.
Харлан передал ей нечто вроде указки с деревянной ручкой и длинным металлическим острием. Такая же указка была в руках у него самого, она служила для того, чтобы показывать отметины и ссадины, а также для того, чтобы пробовать на прочность кожу и ткани, не загрязняя их.
Ленгтон все еще спал, когда они приехали в участок. Анна тихо попросила водителя выйти, не закрывать за собой дверцу и отправляться обедать.
Она перебралась на водительское место. Дыхание Ленгтона было ровным, и ей не хотелось его будить. Она посмотрела на часы. Было начало пятого, Анна подумала о том, что сегодня успела сделать их бригада; на парковке стояли полицейские машины, значит, все уже были на месте и, наверное, ждали Ленгтона. Она тихонько, чтобы его не разбудить, приоткрыла дверцу машины, но он заворочался, выпрямился на сиденье, открыл глаза и сонно спросил:
Другой такой указкой Харлан раздвинул спутанные черные волосы и подергал корни этого жуткого густого парика, прилаженного к раздувшемуся лицу. Проткнув ткани под кожей, он прижал край прокола инструментом, и наружу вытек ручеек прозрачной жидкости.
— Что, приехали уже?
— Ткани насквозь пропитались водой, — констатировал Харлан. Наклонившись, он осмотрел рот покойницы, покрытый тонким слоем пены.
— Да.
Он был удивлен, увидев, что она сидит рядом с ним:
— На лице неглубокие царапины, — заметила Лидия.
— Ты что здесь делаешь?
— Отправила водителя поесть. Начало пятого. Я уже и тебя хотела будить.
Харлан обошел стол, рассматривая тело. Кожа на руках и ногах осталась нетронутой, как и открытая часть шеи над воротником платья. Грязи под ногтями было немного — Лидия предположила, что это следы естественной борьбы за жизнь. Наверное, Анна, почувствовав, что тонет, стала цепляться за ветки деревьев и за илистые берега реки.
— Понятно. — Ленгтон глубоко вздохнул и открыл дверцу. Подумав немного, он обернулся к Анне. — Я сам не выберусь: колено совсем затекло.
Она обошла машину, он протянул руку, оперся о нее и с трудом вышел, Анна чуть не согнулась под его тяжестью.
— Ну, извини, — мягко сказал он.
Лидия и Харлан встали по обе стороны стола, чтобы перевернуть тело. Харлан просунул руки под поясницу трупа, Лидия потянула тело на себя. Труп был скользким и тяжелым. Харлан положил на стол два деревянных бруска, и они с Лидией, приподняв труп, перевалили его на правый бок. Казалось, что покойная свернулась в постели, прижав к груди деревянную подушку.
— Да ничего.
По спине трупа расплылись багровые пятна — кровь, пропитавшая ткани, свернулась и стала темной, как вино. Лидия сильно надавила пальцем на поясницу трупа. Когда она отняла палец, цвет не изменился.
Ему было так трудно стоять, что он не отпускал ее.
— Это не кровоподтек. И цвет появился явно после смерти, — заметил Харлан. — Это трупные пятна.
— Мне кажется, тебе надо поехать в свою гостиницу и хорошенько отдохнуть, — предложила она ему.
— Сейчас все будет в порядке, просто, когда я долго сижу в машине, колени болят.
— Но у утопленников такое бывает редко, — возразила Лидия.
Ее захлестнули эмоции оттого, что он так близко, что она в прямом смысле слова держит его в своих руках. Стоит разжать руку — и он упадет.
Харлан склонился еще ниже.
— Прямо как раньше, — прошептал он.
Анна посмотрела на него. На лице проступала щетина, и от этого Ленгтон выглядел совсем изможденным, под глазами залегли темные круги.
— Согласен. Когда тело переворачивается в воде, трупные пятна появляются на лице, шее и груди. Или, если течение было достаточно бурным, могут вообще не проявиться.
— Я переживаю за тебя, — сказала она.
— Не стоит. А водителю скажи, чтобы много не болтал. Ты же знаешь, любой участок — рассадник сплетен. Вот смотри, все со мной хорошо.
Но если человек после смерти лежит на спине, подумала Лидия, то кровь скапливается там, где на тело сильнее всего действует сила земного притяжения, — на спине, ягодицах и ляжках. Перед Лидией и Харланом был именно этот случай. Сначала светло-фиолетовые пятна проявлялись по отдельности, а потом сливались. Цвет доходил до багрового часов через восемь-двенадцать. После этого ни цвет, ни форма пятен больше не менялись.
Ленгтон отошел от нее и нагнулся взять портфель из машины, у него получилось, он широко улыбнулся и помахал портфелем.
— Все, к делу, — сказал он, захлопывая дверцу машины.
Лидия, стоявшая справа, взяла руку Анны и подняла — мускулы оказались податливыми.
Она показала ему связку ключей:
Голос от возбуждения дрожал и явно принадлежал совсем молодой девушке.
— Сдам их и поднимусь наверх.
Лидия принялась осматривать мышцы шеи. Во время первых вскрытий ее ужасно пугали дьявольские гримасы трупов. Трупное окоченение, развивавшееся вскоре после смерти, затрагивало сначала мелкие мышцы лица, веки и рот, далее оно захватывало мускулы покрупнее, верхние и нижние конечности. Примерно через двадцать четыре часа начинался обратный процесс, мышцы снова становились вялыми. Мышцы лица и шеи расслаблялись первыми, челюсть отвисала. Произошло это и теперь — тело вернулось в первоначальное состояние.
— Ладно, — ответил он и пошел к участку.
– Ой! – войдя в комнату, воскликнула она. Непонятно почему, но инстинкт подсказал Янгу, что ему следует и дальше притворяться Лоренсом Уилсоном. Открыв глаза, он рассеянным взглядом обвел потолок, а затем, как и подобает только что проснувшемуся человеку, медленно повернулся лицом к двери и, приподнявшись на кровати, удивленно посмотрел на вошедших.
— Давайте-ка присядем, — предложил Харлан.
Ей было тяжело смотреть, как трудно ему идти без помощи и не показывать виду, что это очень больно.
Невысокого роста девушка впилась глазами в обмотанную бинтами голову Янга. Она явно была шокирована. Ее узкое лицо с тонкими чертами показалось ему знакомым. Конечно же это ее фотографию видел он в бумажнике Лоренса Уилсона. Тогда по снимку Янг не смог определить цвет ее волос. А они оказались у нее ярко-рыжие и коротко подстрижены. Одета она была безукоризненно: на ней было зеленое платье из плотного льна, ослепительно белые туфли и того же цвета перчатки. В этой одежде подруга Уилсона выглядела еще моложе, чем на фотографии. Янг был потрясен: такая юная, почти девочка, никак не могла быть подругой преступника. Наверняка это еще ребенок, избалованный и своенравный, разглядывая ее по-детски веснушчатое лицо и ярко-оранжевую помаду на узких губах, подумал он.
Оба придвинули стулья к рабочему столу.
Анна отвернулась, чтобы забрать свой портфель и закрыть машину, и не видела, как Ленгтон, прислонившись к стене и переводя дыхание, набирал код, чтобы войти в участок, не видела она и того, как он медленно, отдыхая на каждой ступеньке, начал подниматься наверх.
Она не увидела также, как он забарабанил в дверь комнаты, где работала их бригада, и весело произнес:
Янг перевел взгляд на стоявшую за ее спиной черноволосую миссис Уилсон. Она тоже смотрела на него. Отчаяние, которое он увидел в ее глазах, потрясло его. И тут он понял: брюнетка страшно боялась, что обман ее сейчас раскроется.
— После смерти тело перемещали. Рисунок трупных пятен позволяет предположить, что покойная какое-то время лежала на спине, — сказала Лидия. — Похоже, она все-таки погибла не в воде.
— Ну что, все собрались? Сейчас приведу себя в порядок, и начнем совещание.
Ленгтон медленно пошел к себе в кабинет, никто не замечал, как ему больно и нелегко. Он захлопнул за собой дверь, опустил шторы, открыл портфель, вынул пузырек с таблетками, проглотил несколько штук и запил холодным кофе, который стоял у него на столе.
Немая сцена длилась долго. И та и другая боялись даже пошевелиться. Наконец Элизабет Уилсон качнулась и, чтобы удержаться на ногах, схватилась за дверную ручку. Она испуганно посмотрела на Янга, и тому показалось, что женщина вот-вот упадет в обморок. Лейтенант почувствовал к ней жалость – ведь он сам вот уже несколько дней пребывал точно в таком же состоянии.
— Значит, ее убили до того, как она попала в реку. И в воду погрузили уже труп.
Анна пошла в столовую, купила сэндвич и кофе, чтобы поесть у себя. Она переговорила с водителем, который доедал яичницу с жареной картошкой, и только дошла до своего стола, как открылась дверь кабинета Ленгтона и он энергично вошел в комнату бригады. Было совсем незаметно, что он сильно устал или болен. Хлопнув в ладоши, он начал:
– Привет, Зайчик, – облизнув пересохшие губы, прошептал Янг.
— Так, все за работу! Интересный разговор у меня был с Верноном Крамером…
— Да. Трупное окоченение прошло, — продолжала Лидия. — Возможно, холодная вода и повлияла на процесс, но мы можем констатировать, что Анна мертва сорок восемь часов, если не дольше.
Анна ела сэндвич, а Ленгтон тем временем крупными буквами писал на доске, рисовал стрелки, которые связывали подозреваемых, обводил имя Каморры — их главную цель. Закончив, он отбросил маркер в сторону, упер руки в бока и горделиво посмотрел на Гарри Бланта и Майка Льюиса:
Миссис Уилсон тут же облегченно вздохнула. Девушка в ответ не проронила ни слова. Когда же она заговорила, то голос у нее оказался немного громче, чем следовало бы. Было ясно, что ее все еще смущала забинтованная голова Янга, которого она принимала за своего приятеля.
— Но если она еще несколько дней назад была жива, то где она была все это время? — спросил Харлан. — Ведь в доме Кёртисов ее не видели уже две недели.
— Ну, теперь ваша очередь!
Блант и Льюис подробно рассказали о том, как они искали место жительства Каморры. Начали они с проверки улиц и списков избирателей, но ничего не обнаружили. Опросили агентов по недвижимости, которые работают в Пекэме, поискали, где могут находиться дома, возможно принадлежащие Каморре, но все было впустую. Анализ газетных статей и выпусков теленовостей тоже ничего не дал, не считая звонков от психов.
– Привет, Ларри, – поздоровалась девушка. – Черт возьми, что ты сделал со своей головой?
И верно, подумала Лидия. Но будь Анна безнадежно больна или ее с позором выгнали, она бы наверняка пришла за помощью к Саре. Если только кто-нибудь не сделал так, что она никуда не смогла пойти. Если только Анне не помешали.
Янг даже шепоту попавшего в аварию человека попытался придать интонации Уилсона.
Ленгтон слушал раздраженно и нетерпеливо, никто не сообщал ничего нового. Даже об убийстве Мерфи известия были неутешительные: оба участника убийства все еще сидели в Паркхерсте, а Красиник так и не вышел из своего странного состояния, более того, теперь он даже не мог самостоятельно питаться.
— Ну что же, приступим к обследованию внутренних органов, — сказал Харлан.
Время двигалось к шести, все уже порядком устали и подумывали о том, как бы поскорее разойтись. Возмутителем спокойствия неожиданно выступила Грейс. В «Ивнинг стандард» она прочла о том, что компания по переработке отходов обратилась в полицию, после того как в мусорном контейнере кто-то обнаружил человеческую ногу.
– Знаешь, у меня испортилось настроение. Тогда я решил его поднять. Один парень как-то сказал мне, что для этого есть надежный способ: разогнать машину и направить ее в стену здания. Если удастся ее вовремя остановить, то настроение улучшится. Но он оказался жутким лжецом... Зайчик, спасибо за цветы.
На подносе с инструментами у него за спиной Лидия видела ножницы самых разных размеров и щипцы с загнутыми концами, тонкие и крепкие, предназначенные для изъятия тяжелых органов. Названия инструментов говорили сами за себя: костная пила — прямоугольник с зазубренным лезвием, подобие пилы плотницкой; энтеротом — ножницы с тупыми концами, аккуратно раскрывающие кишечную полость. Имелось там и подобие хлебного ножа с длинным тяжелым лезвием.
Ленгтон закрыл глаза и покачал головой:
– Да ладно, – сказала девушка, а затем настороженно, словно почувствовав что-то неладное, запинаясь, спросила: – С тобой... все в порядке, Ларри?
— Ну, ты даешь, Грейс. А мы-то тут при чем?
В столе были проделаны отверстия, позволявшие жидкостям стекать с поверхности. Лидия подсунула под среднюю часть спины брусок, отчего грудь трупа выгнулась, словно в молитвенном стремлении к небу.
— Этот контейнер привезли из соседнего с Пекэмом района, пока что экспертиза установила только, что нога вместе со ступней, а носок и штанина от спортивного костюма…
– Конечно, – прошептал он в ответ. – Сломанный нос, сотрясение мозга, на голове двадцать пять швов, пара сломанных ребер... И больше ничего. Так что, детка, беспокоиться не о чем. Дай мне пять лет, и я стану как новенький. – Янг хмыкнул и добавил: – Нет, правда. Зайчик, я отлично себя чувствую.
Ленгтон подошел к Грейс:
Харлан рассек грудь и живот трупа, начав от плеч и продолжив разрез через грудину до лобковой кости. Отведя кожу в сторону, врачи стали последовательно рассекать следующие слои, чтобы добраться до внутренних органов.
— И что теперь? Грейс, уже почти шесть часов, при чем тут наше расследование?
Щеки девушки покрылись красными пятнами.
— Сэр, нога принадлежит взрослому черному мужчине примерно двадцати пяти лет.
— Явных повреждений на стенке грудной клетки нет. Ребра целы, признаки внутреннего кровотечения отсутствуют, — проговорил Харлан.
— Ну и…
– Ну, если с тобой все в полном порядке, тогда извините, что побеспокоила, – надрывно произнесла она. – А я-то подумала... Прекрасно! Раз тебе так чертовски хорошо, то я в таком случае уезжаю!
— Мы ищем Каморру, мы знаем, что он, скорее всего, живет в Пекэме, а вы только что сказали, что Джозеф Сикерт в бегах и есть вероятность, что он обратится к Каморре. Фоторобот, составленный инспектором Тревис, напечатан во всех газетах…
Взяв костную пилу, он рассек ребра по обе стороны грудной клетки и убрал их. Отделив грудину от остальной грудной клетки, он вынул кость. В воздухе крупной пылью завертелись костяные опилки. Грудная клетка открылась, как дверь, явив скрытое доселе святилище.
Она вызывающе посмотрела на Янга, потом на миссис Уилсон, круто развернулась и чуть ли не бегом выскочила из комнаты. На лестнице послышался перестук ее торопливых шагов. Тут же громыхнула входная дверь, а чуть спустя взревел мотор, и машина Зайчика резко сорвалась с места.
— О господи, — тихо сказал Ленгтон и потер лицо. — Я тебя слушаю. Я тебя слушаю…
Харлан знаком велел Лидии наклониться к телу, чтобы как следует рассмотреть.
В комнате повисла звенящая тишина. Наконец Элизабет Уилсон оторвалась от дверной ручки и на ватных ногах подошла к окну. Прошло не меньше минуты, прежде чем она заговорила.
— Ногу все еще исследуют, результаты будут завтра, но я подумала, что на это стоит обратить внимание. Дело в том, что по анализам можно определить, болел ли этот человек серповидно-клеточной анемией.
— Прежде чем мы продолжим, я хотел бы рассечь нижнюю трахею, взглянуть на участок легких.
— И тогда с этой ногой мы делаем большой шаг вперед! — пошутил Ленгтон, и напряжение в комнате сразу разрядилось.
– Почему ты это сделал? – тихо спросила она Янга.
Получив напоминание о том, что завтра надо собраться рано утром, все начали расходиться.
Перед ними лежала всего лишь оболочка человеческого существа, но Лидия с восхищением смотрела на открывшееся ей произведение искусства: изысканные дорожки кровеносных сосудов, футляр перикарда, охватывавший сердце, как вторая кожа. Галенов очаг, источник того внутреннего жара, что движет сокровенными телесными процессами. Лидия взяла скальпель и рассекла мембранный мешок перикарда. Сделав надрез, она сунула в него палец и попыталась нащупать сгустки крови.
– Сам не знаю, – ответил тот.
Раздраженная и взвинченная до предела Анна поехала домой. Она сделала себе горячего шоколада и тост с сыром и устроилась в постели со свежими газетами, в том числе и с той, где была напечатана статья о найденной мужской ноге. Анна вздохнула, отложила газету и подумала, что утром в первую очередь надо сделать то, чего раньше она никогда не делала: позвонить на работу и сказать, что она заболела.
Анна чувствовала, что ей надо ненадолго отстраниться и от следствия, и от Ленгтона. Все совещание она просидела молча, Ленгтон сам подробно рассказал о беседе с Крамером. По ее ощущениям, работы у нее почти не было, и ей это совсем не нравилось. Она знала: Ленгтон всячески скрывает, что ему нездоровится, и горстями глотает таблетки. Если кому и нужно передохнуть, так это ему, но утром он первым придет на работу, в этом она не сомневалась, как и в том, что он будет принимать все больше лекарств, которые дают ему силы проводить свои совещания.
Их не было.
– Спасибо. Конечно же я тебе за это очень благодарна, только не могу взять в толк, почему ты так поступил, – на одном дыхании выговорила женщина.
Анна отпила шоколада. Он уже остыл, и тост свой она тоже не доела. Завтра она внимательно перечитает все документы по следствию. Она назначит еще пару встреч и решит, нужно ли поднимать вопрос о пересмотре дела и призывать Ленгтона к ответу. Ей было непривычно разделять свои личные чувства к нему и их служебные отношения, но она уже оставила всякую надежду на то, что они смогут быть вместе. Анна вовсе не считала это предательством: если Ленгтон выходит из-под контроля, его нужно отстранить — для его же блага.
Харлан тоже выбрал скальпель из тех, что лежали на подносе, кончик сверкнул в воздухе. Склонившись над грудной полостью, Харлан сделал разрез в основании трахеи и еще один — в плотной губчатой ткани легкого. Стоило ему надавить скальпелем, как из разреза выступила вода, словно он резал насквозь пропитанную влагой губку. Проступила и пена; то же самое Лидия увидела на твердом кольце трахеи.
Она даже не взглянула на лейтенанта. Ее взор был прикован к чему-то далёкому от дома. Янг приподнялся, чтобы глянуть, на что же она так пристально смотрит. Из окна на улицу открывался вид, ласкающий взор. От стены дома вниз до крутого, поросшего деревьями склона, подходившего к берегу водоема, тянулась зеленая лужайка. Сквозь деревья просматривалась пристань и стоявший у ее причала внушительных размеров парусный шлюп.
Харлан кивнул:
За ними виднелся короткий пролив, выходивший на водный простор, который, судя по его широте, был не чем иным, как Чесапикским заливом. Парусное судно, но меньших размеров, со шлюпкой на палубе, в этот момент, вздымая пенистые буруны, направилось из пролива, а рыбацкая лодка, скорее всего ловца устриц, только что входила в него. Зыбь на воде серебрило яркое солнце.
— Вот что мы видим, когда ткани пропитаны водой, — в легких и верхних дыхательных путях всегда оказывается пена.
Янг вспомнил, что не видел моря целых семь лет, и тут его, бывшего моряка, охватила тоска. Уйдя с головой в свои мысли, он не заметил, как женщина отошла от окна и, подойдя к его кровати, опустилась на колени. Она уткнулась лицом в одеяло, и тут ее плечи затряслись.
— Но это не доказывает, что причина смерти — утопление. Пену мы обнаружили бы в любом теле, которое долго пробыло в воде, — заметила Лидия.
– Нет, я больше не могу! – всхлипывая, воскликнула брюнетка. – Я не могу!
Наконец Харлан сделал последний разрез и одним движением вынул все органы разом, освободив их от связок. Остались только выпуклый купол диафрагмы и кишечник, упрятанный в мускулистый футляр брюшины.
– Что такое? – оторвав взгляд от парусника, удивленно спросил Янг. – Что с вами?
Глава 12