пусть притолоку дверную покроет иней,
пусть, стоящий в подъезде, я пойму,
что это значит: свет в столовой, белые скатерти,
хрусткий аромат свежего хлеба.
Я так далеко от тебя,
как один глаз от другого,
но, может быть, эта разлука
рождает новое зрение наше.
***
ЗАКЛИНАЮ
Не давай мне отдыха, никогда не прощай меня.
Преследуй меня неотступно, меня - во мне.
Не позволяй мне спать, спуску мне не давай.
Тогда завоюю царство свое,
тогда появлюсь на свет.
Не слушай меня, как слушают легкую музыку;
ни ласки, ни кротости - не надо;
высекай меня, словно искру кремень;
надежды лиши.
Сохрани человеческую любовь, улыбку. Дай их мне.
Приди ко мне - с яростью в ледяных глазах.
Закричи. Забей мне глотку песком, разорви мои губы.
Пусть при свете солнца не узнаю тебя,
но я знаю: ты глаз не прячешь ни от людей,
ни от солнца.
Истерзай.
И я прошу...
прошу о том, о чем не просит никто: вонзи
иглы до самых костей. Сорви с меня это лицо;
заставь выкрикнуть имя подлинное мое.
Париж, 1951-1952 г.
Без перемен. Иду по каменистой улице,
мне наизусть известной. Все без проблем
и впрямь. Я все постиг,
был и ушел.
Сесар Вальехо «Tpuльce»
***
На дороге
нет уже никого -
только сумерки.
Басё
НОЧНЫЕ МЫСЛИ
Всякое рассуждение о любви - это повторе-
ние рассуждений из вечных и увечных. Какой
смысл доискиваться какого-либо смысла в
том, что иррациональнее всего, в том, что мы
называем сердцем. Как рассудок рассудит
стремление сердца вести кровь-корабль прямо
на мель, где неизменно потерпит крушенье?
***
ЖЕНЩИНЕ
Не плачь оттого, что балкон исчез под зеленью плюща,
не печалься оттого что тучи не дают тебе выйти из дому.
Посмотри: туча - вон там,
она постоянна в своем непостоянстве, а ты и я... -
но к чему именовать прах и пепел.
Да, мы ошиблись, думая, что мгновенье -
быстротечно, что капля скользит по листу лишь для
того, чтобы впитаться в землю.
Только быстротечное и живет, нелепое растеньице,
о котором и ведать не ведает черепаха,
эта беспанцирная черепаха, что глядит пустыми
глазами в вечность,
звук без пения, слово без гласных, голосовые связки
без крика предсмертного,
маисовые башни, безглазые горы.
А мы, связанные совестью-временем,
мы не можем бежать от ужаса или наслаждения,
и палачи вырывают нам веки,
чтобы, не закрывая глаз, мы глядели на то, как плющ
закрывает балкон,
как тучи бегут в грядущее.
Что я хочу этим сказать? Ничего. Чашку чая,
пожалуйста.
Бормотанье; и ты - силуэт,
что вырезан ножницами из бумаги. Пустая тщета -
верить:
что-то рождается или же умирает,
ведь только и есть, что дыра в бумаге,
и наши безутешные рыданья - сон и забвенье.
***
ДВОЙНОЙ ВЫМЫСЕЛ
Когда небесной розы лепестки
нам отсчитают время возвращенья
и неподвижною безмолвной тенью
застынут слов холодные ростки, -
пусть нас любовь проводит до реки,
где отойдет челнок - спустя мгновенье,
пусть имя легкое твое в смятеньи
проснется в линиях моей руки.
Я выдумал тебя - я существую;
орлица, с берега, из тьмы слежу я,
как гордо ты паришь, мое созданье,
и тень твоя - сверкание огня,
из-под небес я слышу заклинанье,
которым ты воссоздаешь меня.
Нью-Дели, 1968
Сонеты - в наше бурное время?! Для многих это -
анахронизм, а для меня скорее - со-хронизм. Кроме
того, сонет - это тайный ужас поэзии на испанском
языке, и поэт знает, что в любой момент может явить-
ся Вьоланта и потребовать создать сонет. И неважно,
что у нее будет другое имя, и другой цвет глаз, и дру-
гой цвет волос на лобке - она всегда ждет сонета.
Смешно?, но сколько надобно таланта?..
***
ЦЕРЕМОНИАЛ
В постели, к бесконечности открытой,
я раскрывал тебя среди рыданий
твоих и дрожи тела, но заране
любое сострадание забыто;
я был гончар, из глины, мной добытой,
я медленно лепил обряд желанья;
вода, трава и солнце - в ожиданьи,
когда предстанет миру Афродита.
А ты в моих руках была клубком,
и время пряжу размотает скоро -
нам временных не преступить границ.
Не знаю, что ты видела в моем
лице, но я был зеркалом, в котором
поет змея средь горных трав и птиц.
Под одной и той же крышею
спят придворные,
клевер и луна.
Басё
***
МЕРТВАЯ ГОЛУБКА
Посвящается Эдуардо Кастаньино
Столь тяжела земля, и столь жесток
закон, тебя лишающий движенья,
и смертью обернулось притяженье,
расплющен мир, что прежде был высок.
Кораблик белый, маленькой цветок
небес, по ним летящий легкой тенью!
Крушением закончилось круженье,
крылатой крови остановлен ток.
Средь трав недвижных кажется нагим
лишенное полета птичье тело.
Хоть ты и стала пленницей земли
и крыльям не расправиться твоим -
но суть твоя в просторы без предела
взлетит, растаяв в голубой дали.
***
ЗАКОН ПОЭЗИИ
Я не устану повторять:
стихам оставим равносложность,
пусть это будет непреложно,
коль не хотим их потерять.
Мы - путь извилистой реки,
двойное карт изображенье,
дороги поворот - паденье
фигурок с шахматной доски.
И падают в стихи слова,
в воспоминание - рыданье,
ночь падает - и мирозданье
просматривается едва.
Освободиться от забот?
Освободиться от свободы!
И развязать узлы в два счета,
хоть их завязывал весь год.
Как в яблоко ты - жадным ртом,
как я в тебя - всем жадным телом -
так бабочка в окно влетела
свой танец станцевать с огнем.
***
ГОЛОС ДАФНЫ
Ты веришь - трепет листьев несомненно
одно лишь означает: пощади?!
Но если стон и рвется из груди -
он радости исполнен сокровенной.
На берегу застыла я смиренно.
О, Аполлон, лишь на меня гляди.
Ты был влюблен. Прости меня. Приди,
из твоего уже не вырвусь плена.
Омой меня воздушною волной,
я пряди-ветви в страсти разметала;
и мне жалеть ли о своей судьбе?
Люблю тебя, мучитель нежный мой;
я женщиною от тебя бежала,
и деревом я отдаюсь тебе.
***
ВЕНЕЦИЯ
Лагуны раковина свято
минувшее в себе хранит.
Вот - лев, страж города. Гранит
Сан-Марко. Рядом - мрамор статуй.
Как пепел - стайки голубей,
гондолы след на глади водной -
воочию глядишь сегодня
на то, что знал с младых ногтей.
Мелькают наших дней мгновенья -
с их постоянной суетой -
над изумрудною водой,
над камнем розовых ступеней.
Но и мгновению дано
постичь: есть вечное на свете.
Дворцы встают из тьмы столетий,
хоть их творцы мертвы давно.
(С каким неистовством, с какою
любовью должен был творить
художник, чтобы победить:
окаменеть, став красотою!)
Фонарь гондолы над лагуной,
искрясь, во тьме ночной скользит;
и кажется: собор звучит,
дрожат колонн тугие струны;
Венеция, ты - розой юной
растешь среди могильных плит.
***
СТАТУЯ
(Майоль)
Свет дневной ее не касается,
он обходит ее стороною,
тонкой тенью обводит сквозною,