— В качестве аперитива он подходит лучше всего. Ну, расскажите, чем вы занимаетесь?

— У меня турагентство.

— Похоже, дела у вас идут неплохо… А я, по правде говоря, думал, что теперь все покупают авиабилеты через интернет.

— Я занимаюсь экскурсиями для пожилых — золотое дно, дружище!

— Приятно слышать, что хоть у кого-то дела идут хорошо.

— Вам тоже грех жаловаться. Нас тут человек двенадцать, и тридцать тысяч евро с каждого, если не ошибаюсь, дают в сумме триста шестьдесят тысяч. И это за одну ночь! Боюсь, что даже на экскурсиях для старичков столько не заработаешь.

— У меня много расходов: официанты, охрана, крупье, шампанское лучших сортов…

— Ой, только не надо плакаться! К тому же у вас наверняка есть другие источники дохода. Карты вещь хорошая, но далеко не единственная в мире азартных игр.

Андони Аристеги пристально посмотрел на Сарате, и тот испугался, что слишком рано обнаружил свой интерес. Но Аристеги тотчас улыбнулся снова.

— Единственное, на что я не играю, — это матчи «Реал Сосьедад», они для меня святое. Все остальное идет в ход. Поиграйте еще немного, ведь для этого мы здесь и собрались. У нас еще будет время потолковать.

— Хорошо, Сарате, пока все хорошо, — прошептала Элена. — Думаю, сегодня ночью мы узнаем даже больше, чем рассчитывали.

Глава 35

Игра продолжалась еще несколько часов, прерываясь беседами с Кортабарриа. У всех в фургоне появилось ощущение, что Сарате нравится хозяину: тот держался все непринужденнее, они перешли на «ты» и успели обсудить свои несостоявшиеся карьеры футболистов, бизнес, спортивные пари…

— Но если тебе так нравится играть, почему я никогда не видел тебя ни на одной игре в Мадриде?

Элена встрепенулась: сейчас они узнают, сработает ли выдуманная Сарате отговорка.

— Из-за жены, я дал ей слово, что никогда не буду играть.

— А что теперь?

— Эта стерва снюхалась с тренером по спиннингу, представляешь? Я от нее ушел и скоро с ней разведусь. Она совершила большую ошибку: я позаботился о том, чтобы ей не досталось ни гроша. Теперь все клятвы можно забыть. Буду играть, сколько захочу! Для этого я и зарабатываю деньги, набивая автобусы старичьем. К тому же и карта идет неплохо: знаешь, сколько я сегодня срубил?

— Примерно двадцать пять тысяч, мне известно, сколько выиграл и проиграл каждый в этом зале.

— Я-то думал, что спущу тысяч сто пятьдесят, еще сто пятьдесят на следующей неделе и так пока не устану, а в результате, похоже, заберу больше, чем внес…

— Это прекрасно, что ты так четко все спланировал. Помню, ты говорил, что любишь играть во все, не только в карты?

— Во все, даже в «Угадайку». Ну ладно, я пошел к столу, а то до закрытия остался всего час.

Все были довольны: Сарате закинул удочку. Баск захотел прибрать к рукам деньги, которые новичок готов был проигрывать каждую неделю, и вскоре предложит ему новые развлечения. Однако время приближалось к четырем утра, в фургонах было душно, все устали.

В общей сложности Элена и ее сотрудники просидели в машинах девять часов — на два часа больше, чем Сарате провел в игорном доме. Наконец крупье стали один за другим объявлять, что столы закрываются. Тут-то Кортабарриа и обратился к своему новому знакомому.

— Если ты не против, задержись на секунду, потолкуем, — послышалось в динамиках фургонов. — Мы наверняка найдем что-нибудь, что развлечет тебя больше, чем покер.

Все снова насторожились.

— Неужели решил пригласить его на какое-нибудь мероприятие «Пурпурной Сети»? — предположила Ческа.

— Или расколол его, — отозвалась Элена. — Что-то мне неспокойно.

Мимо фургона уже шли игроки и прислуга. Полицейские фотографировали автомобильные номера, чтобы впоследствии идентифицировать владельцев машин. Вдруг раздался голос Сарате:

— Ушли абсолютно все. Не думаю, что мне стоит оставаться с этим типом наедине.

Элене очень хотелось сказать ему: «Уходи!» — но такой возможности у нее не было. Пришлось положиться на здравомыслие Сарате.

— Спецназу на всякий случай приготовиться, — велела она.



Сарате забеспокоился, увидев, как охранники выходят из дома с полными чемоданами фишек и денег. В течение ночи многие из тех, кто проиграл всю переведенную на счет сумму, доставали наличные и меняли их на фишки. Сарате слышал, что некоторые игроки обращались к хозяину за кредитом, и его поразили чудовищные, ростовщические проценты. Он с безмерной жалостью подумал об Ордуньо, страдавшем игроманией.

Сам он в конце ночи обменял фишки на сто шестьдесят тысяч евро, отбив тридцать тысяч организационного сбора да еще заполучив десять тысяч сверху. Сто пятьдесят тысяч должны были вернуться на тот же счет, с которого были перечислены, и на руки он получил только долговую расписку, в которой говорилось, что деньги поступят на счет завтра.

— Не сомневайся. Уверяю тебя, здесь все строится на доверии, — заявил Кортабарриа. — Правда, в суд с такой бумагой не обратишься, но деньги точно получишь. Стоит потерять доверие игроков, и все полетит к черту.

Оставшиеся десять тысяч ему выдали на руки купюрами по пятьдесят евро, перехваченными обычной резинкой.

— Можешь пересчитать.

— Это ни к чему, — ответил Сарате, убирая пачку во внутренний карман пиджака.

К ним подошел кто-то из обслуги, скорее всего начальник охраны.

— Желаете, чтобы кто-то остался?

— Нет, Хосе Луис. Можете идти. Анхель Сарате мой приятель.

Они взяли себе еще по джину-тонику, съели несколько бутербродов и сели на диван.

— Как прошла ночь?

— Прекрасно, я заработал почти столько же, сколько ты заколачиваешь, отвозя старичков посмотреть на Бургосский собор.

— Не верю, — засмеялся Сарате. — Громкие слова.

— Нужно это отметить.

Андони подошел к барной стойке и достал из-под нее небольшой поднос с аккуратными дорожками кокаина.

— Ты любитель?

— Один из немногих пороков, которыми я не страдаю.

— Обещание жене? — засмеялся баск.

— Нет, память о спортивной карьере.

Они продолжали разговор, пока Андони втягивал в себя одну дорожку за другой. Из личного дела Сарате знал, что у Кортабарриа больное сердце, из-за чего ему пришлось оставить футбол, что он, скорее всего, перенес несколько операций. Он заплыл жиром, с трудом дышал — и тем не менее продолжал объедаться, выпивать и нюхать кокаин. Видимо, до сих пор его спасала врожденная выносливость.

— Ты сказал, что можешь пригласить меня на другие игры. Там что, ставки крупнее?

— Нет, я имел в виду не карты.

— А что?

— Разное: бега, запрещенные бои…

— Это интересно. Что еще?

— Есть еще кое-что, но для этого мы должны познакомиться получше. Тебе придется набраться терпения.

— Что ж, я готов.

— Отлично. Но всему свое время.

Вдруг Андони, задрав и скомкав рубашку, начал скрести ногтями грудь. Потом посмотрел на Сарате с кривой, почти карикатурной улыбкой, с какой пьяница-отец смотрит на ребенка, прежде чем поцеловать. И рухнул на пол как подкошенный.



Сидящие в фургоне мысленно готовились откупорить бутылку вина и поднять бокалы за успех операции. Всего за одну ночь они почти нашли то, что искали. Внезапно раздался встревоженный голос Сарате:

— Андони! Андони, что с тобой?

Все снова замерли. Наконец Сарате произнес в микрофон:

— Похоже, он умер.

Глава 36

Элене нужно было срочно решить, что делать. Войти в дом? Просто приказать Сарате убираться оттуда? Нельзя, чтобы в «Пурпурной Сети» узнали, что полиция подобралась так близко, — это означало бы поставить крест на расследовании. Поэтому вариант отправить в дом спецназ не годился.

— Все свободны, операция окончена.

— А Сарате?

— Я сама за ним схожу.

Спецназовцы напрасно прождали всю ночь, и уговорить их уйти было не так-то просто.

— Я с тобой, — сказала Марьяхо. — Нельзя упустить информацию, которая есть в доме. Там точно найдется компьютер.



Прошло пять минут, а Сарате все еще ждал в гостиной. Скончавшийся от сердечного приступа хозяин лежал на полу: реанимировать его не удалось.

— Наконец-то! Я уж и не знал, что делать.

Элена с трудом приняла решение и все еще сомневалась, правильно ли поступила, войдя в дом. Некоторое время ушло на то, чтобы отговорить спецназовцев сопровождать инспектора. С ней была только Марьяхо.

— Здесь наверняка есть камеры. Нужно найти их и стереть все записи, а еще — скопировать информацию со всех компьютеров, — заявила хакерша.

Она пришла с большой сумкой, где лежало все необходимое, чтобы скопировать информацию с жестких дисков.

— Забираем только данные, вещи не трогаем.

Они обошли дом и обнаружили кабинет, а в нем — несколько ноутбуков и внешних накопителей. Пока Марьяхо работала, Сарате и Элена стерли отпечатки пальцев со всего, к чему прикасался Сарате. Нельзя было допустить, чтобы полиция, обнаружив труп Андони, по отпечаткам вышла на ОКА. Потом они обыскали помещение на предмет сейфа, оружия или чего-нибудь в этом роде.

— Тебе еще долго?

— Пять минут. — Марьяхо не отрывалась от монитора. — Через пять минут уходим.

Обходя дом в последний раз, в одной из комнат Элена увидела то, чего раньше не замечала: мультимедийный жесткий диск. Она и сама не знала, почему приняла такое странное решение, но вдруг подумала, что не все найденное в доме Кортабарриа должно попасть в руки ее коллег. И сунула диск в сумку. Через несколько секунд вошел Сарате, но Элена успела сделать вид, что просто осматривается.

— Марьяхо говорит, что закончила. Мы можем уходить.

Все трое вернулись в Мадрид на «Ауди», которую взяли для операции в полицейском гараже. Когда они довезли Марьяхо до ее дома в районе парка Дехэса-де-ла-Вилья, уже начало светать. После короткого отдыха хакерше предстояло отправиться на Баркильо, чтобы проанализировать извлеченную из компьютеров информацию. Сарате повез домой Элену.

— Когда все ушли и этот тип велел мне остаться, я подумал, что они засекли микрофон и хотят меня грохнуть, — признался Сарате.

— Мы тоже этого боялись, — кивнула Элена.

— Думаю, я заслужил право узнать, что именно мы ищем в «Пурпурной Сети».

Элена поколебалась, но решила, что, пожалуй, он действительно это заслужил. Машина остановилась на светофоре. Город потихоньку оживал, словно сердце, которое вновь начинало биться.

— Восемь лет назад у меня похитили сына, — прервала молчание Элена. — Его украли именно они. Я знаю, что он жив. И увяз в этой сети.

Зажегся зеленый, но Сарате не тронулся с места. Услышанное не укладывалось в голове. Казалось, Элена ждет, что он ее обнимет, и он чувствовал себя виноватым, что не может этого сделать. Как давно она это знала? Как давно скрывала ото всех? Как он ни старался сдерживаться, в его голосе все же прозвучало осуждение.

— Откуда ты знаешь?

— Два месяца назад, когда мы работали над делом цыганских невест, я получила видеосообщение. На нем мой сын пытал молоденькую девушку и предупреждал меня, чтобы я его больше не искала. Я не смогла сохранить это видео. Как только я его посмотрела, оно исчезло из телефона. (Элена решила не рассказывать всю правду и умолчала о том, что смогла сфотографировать экран, на котором был виден Лукас.) Когда его украли, он был еще ребенком. Теперь он один из них.

Требовательный автомобильный гудок заставил их вздрогнуть, и Сарате молча поехал дальше. Уличные фонари уже погасли. Он думал о том, как ей, должно быть, тяжело, и о том, чего она недосказала.

— Кто та девушка, которую он пытал? Айша? — Он чувствовал, что должен это знать.

— Аурора, дочь Мар Сепульведы. Поэтому мне было так важно знать, что ее дочь жива, что мой сын, по крайней мере, не убил ее.

Элена прижалась лбом к стеклу. Она вдруг почувствовала, как наивны все ее надежды. Она казалась себе девочкой, которая ищет фантастических животных, зная, что их не существует. Жизненный опыт настойчиво твердил: ничего не выйдет, реальность жестока, и в ней нет места чудесам. Если они и найдут Аурору, то уже мертвую. А что касалось Лукаса… Об этом даже думать не хотелось.

— Мы разоблачим «Пурпурную Сеть», Элена, — пообещал Сарате, останавливая машину возле ее дома. — Мы разоблачим ее и вытащим оттуда твоего сына.

— Боюсь, ему уже не помочь. Но нужно сделать все, чтобы в этот ад не угодили другие дети.



К себе Элена поднялась еле живая. Ей очень хотелось найти утешение в объятиях Сарате, и он, конечно, был бы не против, но Элена по-прежнему считала, что Анхелю лучше держаться от нее подальше. Нужно сохранять дистанцию. Она закрыла глаза, надеясь забыться сном, но почувствовала, что не сможет. Тогда она достала из сумки жесткий диск, тайком унесенный из дома Кортабарриа, и присоединила к компьютеру. На экране появилась папка с десятками заархивированных файлов. Она открыла первый и стала просматривать длинный список видеозаписей пыток, убийств и изнасилований. Элена не знала, сколько времени прошло, прежде чем она наткнулась на ролик, заставивший ее оцепенеть.

На экране был ангар, что-то вроде промышленного склада. В него вошли два полуголых мальчика лет тринадцати. Прозвучал сигнал, и начался бой, дикий бой. Еще совсем дети, они не испытывали ни малейшей жалости друг к другу: дрались ногами, кулаками, кусались и пытались пальцами выдавить сопернику глаза.

Один из них был какой-то африканец. Другой — Лукас.

Африканец был выше ростом и казался сильнее, но Лукас дрался решительней и злее.

Бой выиграл сын Элены. Видео закончилось.

Часть третья

Совсем ничего

Я не говорю, что ты не похож на себя, что ты изменился. Это не так, ты все такой же, какой и был[15].


Лукаса поставили в пару с Павлом, парнем из Узбекистана, здоровяком на голову выше его, не потерпевшим ни одного поражения. Его первый противник продержался несколько секунд, пока не получил удар ногой в затылок. Павел сломал ему шею. Второго убил ударом в ухо. Ему приказали вести себя не так агрессивно, потому что бой не интересен, если заканчивается слишком быстро. С тех пор Павел научился растягивать зрелище, заставляя противника плясать вокруг себя, как боксера на ринге, и лишь изредка нанося опасные удары.

Она видела, как он дерется. Павел был смертельно опасным хищником. Непобедимым. С минуты на минуту готового к бою Лукаса уведут. Она молча смотрела на него. Невысокий, плотно сбитый, он так и не вытянулся, не превратился, вопреки ее опасениям, в долговязого, как цапля, хилого подростка. Но против Павла шансов у него не было. Она внимательно наблюдала за Лукасом. Мальчик сидел на кровати, неподвижно уставившись в пол. Одной рукой он по очереди оттягивал пальцы другой, словно разминая их. Готовился к бою — как всегда, лениво, застенчиво, чуть неуверенно.

Ей хотелось попрощаться с ним. Сказать, что все эти годы он скрашивал ее жизнь. Что для нее было счастьем заботиться о нем, заставлять его смеяться, видеть, как он растет. Но она боялась смутить и отвлечь мальчика, которому предстояло бороться за жизнь, своими сентиментальными излияниями. Димасу не нужно было переступать порог, произносить какие-то слова. Он просто открыл дверь, и Лукас вышел, даже не посмотрев в ее сторону, не дав ей понять, — на тот случай, если они больше не увидятся, — что он благодарен ей.

Она решила подготовить аптечку: девяностошестиградусный спирт, перекись водорода, йод, шовную нить. Простерилизовала иглы и ножницы, достала бинты, вату и хирургические перчатки. Затем проверила чемоданчик травматолога: лонгеты, корсеты, наколенники. Открыла футляр со стоматологическими инструментами: тиски, щипцы, средства местной анестезии. Подумала, что предается иллюзиям, как наивная мать, слепо верящая в своего сына, и грустно улыбнулась. Этот бой мог привести только к гибели Лукаса, о Павле нечего было беспокоиться.

Прошел час. Два димасовских молодчика торопливо внесли в комнату Лукаса, придушенного, посиневшего, почти бездыханного. Ее охватил идиотский приступ гордости: ее мальчик продержался дольше других! У него была асфиксия, воздух не поступал в легкие; она приказала положить его на кровать и, прежде чем надеть медицинскую маску, поняла, что у Лукаса в глотке застряло инородное тело. Указательным пальцем она пробралась ему в гортань до самого небного язычка и специальным приемом извлекла предмет. Это были два пальца, слипшиеся от свернувшейся крови. Внимательно следя за дыханием Лукаса, которое понемногу восстанавливалось после нескольких спазмов, она не заметила, как в комнату вошел Димас. Некоторое время он пристально смотрел на парня, недоверчиво качая головой. Она обернулась.

— Он чудом выжил, — сказал Димас. — Ты ведь этого хотела?

И недобро осклабился.

— Павел в лазарете, истекает кровью от трех ранений. Не знаю, дотянет ли он до утра.

Она не сводила с мальчика изумленных глаз. Лукас начал кашлять. Синюшная кожа постепенно розовела.

Чуть позже, пока Павел боролся за жизнь, Лукас увлеченно пересказывал ей подробности боя. Говорил о вырванных из суставов пальцах, об ударах ногами и головой, о том, как шире раздирать нанесенные противнику раны. Войдя в раж, он чуть ли не с восторгом расписывал страшные детали. А она смазывала ему йодом ссадины на левой брови, на скуле, на подбородке и отмачивала его руки в растворе соли, спирта и чабреца, который, как она где-то вычитала, способствовал восстановлению содранной кожи.

Глава 37

Сарате знал, что не сможет сомкнуть глаз: всю ночь он играл в покер, находясь в постоянном нервном напряжении, стал свидетелем смерти Кортабарриа и несколько раз думал, что не выйдет из того дома живым, — но угнетало его не это. Рассказ Элены о сыне камнем лег ему на сердце. Какой уж тут сон? Поэтому по возвращении домой он принял душ, сел на диван и включил телевизор, чтобы отвлечься на утренние политические дебаты. Наверное, нельзя было оставлять Элену одну. Конечно, ему хотелось быть рядом, поддержать ее, но сегодня он узнал, что все это время она лгала. Обманывала не только его, но и весь отдел. Зазвонил телефон, и Сарате захотелось, чтобы это была Элена, чтобы она попросила его прийти. Он знал, что не сможет отказаться. Однако номер на экране был ему незнаком.

— Слушаю.

— Сарате, это я, Ордуньо. Мне нужна твоя помощь. Можешь достать шесть тысяч евро?

Не услышав ответа, Ордуньо настойчиво добавил:

— Это не шутка, они мне нужны.

Не успел он договорить, как кто-то вырвал у него из рук телефон и сообщил Сарате, куда тот должен приехать, чтобы передать деньги: в магазин на улице Гоири, рядом с Куатро-Каминос.

— Поторопись, за каждый час задержки мы будем что-нибудь отрезать твоему другу: ухо, палец, даже не знаю… Все, что нам взбредет в голову.

— Спокойно, у меня есть деньги, не трогайте его. Я уже еду.

Несколько секунд Сарате осмысливал произошедшее. В какую беду угодил Ордуньо? Догадаться было нетрудно. Сарате почувствовал вину — это он попросил коллегу стать его наставником в карточной игре. Как поступить теперь — звонить в ОКА или спасать Ордуньо в одиночку? Ответ пришел сам собой: нельзя подвергать жизнь товарища опасности впопыхах спланированной операцией. Невероятно, но ночные приключения, оказывается, еще не закончились. Единственное, чему радовался Сарате, так это тому, что не принял снотворное: оно сильно осложнило бы дело.



Как и следовало ожидать, на улице Гоири их не было. Сарате вышел из машины и огляделся. Пока он прикидывал, что делать дальше, к нему подошел какой-то человек.

— Ты приехал один?

— Да.

— Давай деньги.

— Как я могу быть уверен, что вы отпустите моего друга?

— Никак. Ты можешь быть уверен только в том, что, если не отдашь мне бабки, точно его не увидишь.

Сарате отдал незнакомцу конверт с шестью тысячами евро — частью денег, которые выиграл в покер. Если бы беда случилась с Ордуньо в другой день, нужную сумму Сарате не нашел бы.

— Через десять минут у метро Эстречо.

Незнакомец ушел, и Сарате отправился туда, куда ему велели. Выбора у него все равно не было. Через пятнадцать минут из толпы поднимавшихся по лестнице пассажиров появился нетвердо державшийся на ногах Ордуньо. Торопливо, почти испуганно Сарате бросился ему навстречу. Он инстинктивно оглядел его руки, уши, слабо освещенное, как на картинах Сурбарана[16], лицо. Поискал глазами раны, но ничего не обнаружил.

— Со мной все в порядке.

— Поедем ко мне или отвезти тебя домой?

— Лучше к тебе.



Ордуньо принял душ и переоделся в спортивные брюки и майку Сарате. Голова у него раскалывалась, и он не сомневался, что загубил свою жизнь.

— Я должен тебе шесть тысяч. Я верну, честное слово.

— Об этом не волнуйся. Лучше расскажи, что произошло.

— Я их проиграл. И это после всего, что со мной было! Я играл двадцать четыре часа без перерыва, с тех самых пор, как бросил монету в один евро в игровой автомат в баре на первом этаже моего дома.

Ордуньо не стал ничего скрывать. Он рассказал, как бросил первую монету и выиграл, потом сыграл на весь выигрыш, надеясь получить главный приз, но проиграл. Тогда он разменял двадцатиевровую купюру. К тому времени, когда он спустил все наличные деньги, в его душе поселился дьявол. Пришлось идти в банкомат и снимать двести евро. С этими деньгами он отправился в Гиндалеро — давно знакомое ему местечко. Игра в покер началась очень удачно, и уже через пару часов его двести евро превратились в тысячу.

— Тогда меня пригласили на другую игру, со ставками покрупнее. Я чувствовал себя непобедимым. Не знаю точно, где я был, потому что меня отвезли на машине, к тому же я изрядно выпил, но думаю, что в Пуэбло-Нуэво или в Кинтане. На улице еще было светло. Там я тоже начал удачно и разбогател примерно на две тысячи евро — и вдруг проиграл партию, которую считал уже выигранной. У меня был фулл-хаус из королей и рыцарей[17]. Но я проиграл. Я говорил тебе, что хуже всего играть, когда ты раздражен, но это не так… Хуже всего играть в тоске, когда тебя что-то грызет; тогда ты не можешь остановиться. За несколько часов я проиграл все деньги и влез в долги. Потом, уже ночью, меня привезли на другую игру, куда-то в районе Куатро-Каминос.

— Там я тебя и подобрал.

— К тому времени я уже перестал соображать, что происходит. Не понимал ни где я, ни который час. А потом мне приставили к горлу нож и сказали, что либо я плачу все, что задолжал, либо мне крышка.

— Почему ты позвонил именно мне?

— Звонить Элене или Ческе было стыдно. А Марина… Думаю, Марину я потерял.



Марина не могла уснуть всю ночь, сто раз звонила Ордуньо, но безрезультатно. Она гадала, на задании он или с ним что-то случилось. И жалела, что накануне не смогла вернуться в его квартиру.

Она удивилась, что так беспокоится о человеке, которого знает всего неделю. Однако проведенные с Ордуньо дни сделали ее счастливой. Все это не входило в ее планы, но, когда он сел рядом в самолете, она почувствовала к нему расположение. Чистая душа, он влюбился в нее по-настоящему, не так, как все, с кем она встречалась прежде, кто ею просто пользовался. Ей было с ним непривычно хорошо; она чувствовала, что он никогда не причинит ей зла, что рядом с ним ей не надо постоянно быть начеку.

И теперь она не знала, что делать: то ли ждать его, то ли возвращаться домой и ждать, пока воспоминания о Канарских островах сотрутся из памяти.

Усталость скосила Ордуньо, но не Сарате. На часах было уже семь тридцать утра. Анхель не мог решить, что делать: отправиться на работу или позвонить Элене и рассказать о случившемся. Будь у него свои шесть тысяч евро, он заплатил бы за Ордуньо и скрыл утренний инцидент ото всех. Да, Ордуньо наломал дров, но он был другом Сарате, а друга нужно выручать хотя бы и ценой собственной жизни. Вот бы найти Марину и оставить ее с ним. Но о женщине, которую так превозносил Ордуньо, Сарате ничего не знал. Единственный выход –– обратиться за помощью к Ческе.

Глава 38

Элена несколько часов просматривала видео с диска Кортабарриа. Она старалась ни на чем не концентрироваться, но некоторые, самые чудовищные зверства сами впечатывались в мозг — как она знала по опыту, навсегда. Среди них были несколько боев с участием Лукаса, завершившихся одинаково: из чудовищных драк со смертельным исходом ее сын выходил победителем. Видимо, поэтому он до сих пор жив: он превзошел всех соперников, одного за другим. Одному богу известно, как долго крутилось это адское колесо. Все видеозаписи на диске были датированы последними месяцами, поэтому понять, как менялся Лукас, не представлялось возможным. Она видела только, что он мастер своего дела, не знает сомнений и угрызений совести в минуту, когда надо проявить жестокость, что он усвоил все правила выживания. Сомнения теперь терзали Элену: действительно ли она хочет его найти? Сможет ли посмотреть ему в глаза? Она пыталась убедить себя, что сын вынужден делать то, что делает, спасая свою жизнь, что совсем ребенком он угодил в чудовищную западню. Страшно было представить, что он мог выйти на смертельный ринг уже в семь-восемь лет. Воображая, как он с детским любопытством постигает страшные правила этой игры, она так разбередила себе душу, что казалось, больше ни секунды не сможет смотреть на пытки и агонию умирающих. Но нужно было найти хоть какую-то зацепку, хоть какую-то ниточку. И Элена продолжала открывать файл за файлом.

На диске было достаточно материала, чтобы привлечь к ответственности и Андони Аристеги по прозвищу Кортабарриа, и «Пурпурную Сеть», но что толку? Андони мертв, а видеозаписи получены Эленой нелегально. Так что придется продолжить поиски, найти способ подобраться к центру «Сети». К сердцу монстра. Элена прекрасно понимала, каковы будут последствия: о преступлениях ее сына узнает не только Сарате, но и остальные сотрудники ОКА, в дело вмешается суд… Но Лукас — не единственная жертва. Надо думать и о других. Об Айше. Об Ауроре — возможно, она еще жива.

Было уже восемь утра — время отправляться в отдел. Неожиданно на нее навалилась страшная усталость. Хотелось одного: упасть в постель и уснуть, забыть обо всем, ощутить прикосновение чистых простыней и позволить себе отключиться. Но вместо этого она приняла душ, оделась и поехала на Баркильо. Не стала даже заезжать к Хуанито, хотя любила несколько минут в баре, в течение которых чувствовала себя обычным человеком, на чьих плечах не лежит тяжким грузом весь мир.

На работе она застала только Марьяхо — та просматривала записи камер наблюдения из дома в Эль-Плантио.

— Тебе удалось хоть немного поспать?

— С тех пор как убили ту девочку, я не могу толком спать, — призналась Марьяхо.

— Если тебя это немного утешит — я тоже. На камерах что-нибудь есть?

— Много разного, но ничего такого, что может нам пригодиться именно сейчас.

Марьяхо показала Элене кадры из подпольного казино, которые предстояло увидеть их коллегам: знаменитого телеведущего и двух прославленных спортсменов; охранников — чьи личности еще предстояло установить, — выводивших из зала игрока, который попытался обвинить крупье в обмане. Но Элену заинтересовали кадры, которые были на экране, когда она только вошла: какой-то человек подходит к Кортабарриа и отдает ему конверт. Взглянув на конверт, баск кивает и прячет его во внутренний карман пиджака.

— Этот тип… Найди кадр, где он снят крупным планом.

Марьяхо стала просматривать записи с разных камер, открыв их на экране одновременно. Наконец она остановилась на кадре с камеры у главного входа.

— Этот?

Разглядеть лицо было трудно — мужчина словно умышленно отворачивался от камер. Но Элена не сомневалась, что узнала его, хоть и не решилась сказать об этом вслух. Димас. Будь съемка почетче, на его лице можно было бы различить оспины. Палача в мексиканской маске выдавала манера двигаться. Итак, зацепка, которую они ищут, лежит в кармане у мертвеца, оставленного ими вчера в подпольном казино.





Инспектор Бланко решилась нарушить закон. Она выехала на шоссе, ведущее в Ла-Корунью, а с него повернула в Ла-Флориду. Казалось, в дом никто не входил с тех пор, как она, Сарате и Марьяхо покинули его этим утром. Элена припарковала машину в пятидесяти метрах от входа на случай, если какая-нибудь камера все же работает, и замотала голову платком, чтобы ее невозможно было узнать. Сигнализацию они вчера отключили, на этот счет Элена не волновалась. Зная расположение всех комнат, инспектор подошла к дому с задней стороны, перелезла через забор и пробралась в подвал через окно. Оттуда поднялась по лестнице в игорный зал: покойник лежал на том же месте, теперь уже окоченевший, с кожей лилового оттенка.

Конверт действительно был во внутреннем кармане пиджака Аристеги. Элена забрала его, не заглядывая внутрь. Вдруг раздался какой-то звук, и она спряталась. В зал вошла пожилая женщина, наверное уборщица, и, увидев труп, закричала. Воспользовавшись ее замешательством, Элена поспешила скрыться тем же путем, каким пришла: выбралась из окна и перелезла через забор.

Оказавшись в машине, она сразу открыла конверт. Внутри лежал листок с адресом:

«Каньяда-Реаль. Сектор 6, позади строения 20. Пятница, 11:00».

Элена взглянула на часы: была пятница, десять пятнадцать утра, и при желании она могла успеть. Возможно, речь шла о другой пятнице или об одиннадцати часах вечера, но упустить малейший шанс встретиться с Димасом она не могла.

Когда Элена завела двигатель, до нее донесся нарастающий вой сирен.

Глава 39

Каньядас-Реалес — это дороги шириной метров по семьдесят пять, любое строительство вдоль которых запрещалось. Их проложили еще в Средние века для прогона овец-мериносов, осенью — с севера на юг, весной — с юга на север. Главной из них считалась Каньяда-Реаль-Галиана; она начиналась в Ла-Риохе и заканчивалась в Сьюдад-Реаль. Дорога огибала Мадрид, и одно из ее ответвлений проходило всего в двенадцати километрах от Пуэрта-дель-Соль. В конце семидесятых годов прошлого века некоторые горожане, не встречая противодействия властей, начали селиться по обеим ее сторонам. Спустя почти пятьдесят лет проходящая через Мадрид Каньяда-Реаль уже представляла собой зону хаотичной застройки, самую протяженную во всей Испании, а может, и во всей Европе: на шестнадцати километрах, принадлежащих Мадриду, Костаде и Ривасу, роскошные виллы соседствовали с трущобами, бараками, нелегальными автомастерскими, конюшнями и даже крупнейшим в стране наркорынком.

Худшим местом в этом районе считался Вальдемингомес, сектор 6, примыкавший к мусорной свалке, куда свозили отходы со всего Мадрида. На территории примерно в два километра вокруг прихода Санто-Доминго-де-ла-Кальсада жили беднейшие из бедных: колония румынских цыган и потерявшие квартиры наркоманы — эти рабы преступных кланов коротали свои дни в палатках. Здесь продолжали функционировать около сорока точек из ста двадцати с лишним, которые процветали лет пять назад; сюда приезжали нарковозы из районов Вальекас и Эмбахадорес; здесь в поисках ежедневной дозы бродили живые мертвецы. Немногие жители Мадрида отважились бы заехать в эти места на собственной машине; и немногие знали, что костры, горящие по сторонам дороги, указывают места, где можно купить наркотики.

Задний двор дома номер двадцать представлял собой участок, на котором проживало тридцать или сорок семей румынских цыган. Было уже почти одиннадцать, когда Элена, готовая к любому повороту событий, вышла из машины. Взволнованная и испуганная, она не представляла, встретит ли здесь Димаса и как поведет себя, если встретит.

Завибрировал телефон, и она посмотрела на экран. Звонил Сарате. Элена решила, что это ее шанс выжить, если дело примет плохой оборот.

— Сарате?

— Элена, ты где? Нам сообщили, что труп Кортабарриа обнаружен.

— Сарате, мне кажется, я кое-что нашла.

— Что?

— Не знаю, не могу пока сказать. Я сейчас в Каньяда-Реаль, в секторе шесть.

— Не делай глупостей, возвращайся.

— Пожелай мне удачи. Я должна найти сына. Только не вздумай здесь появляться.

И Элена отключила телефон, чтобы Сарате не уговорил ее вернуться, не подвергать себя опасности. Ей вспомнилась фраза из какого-то фильма: «Отступивший солдат пригодится в следующем бою». До сих пор она всегда следовала этому принципу. Но не сейчас.

Она снова села в машину и спрятала телефон за подпоротой обивкой пассажирского кресла. Туда же сунула табельное оружие и документы. Впрочем, не исключено, что стоит ей отойти, как машина лишится сидений, а инспектор — телефона, оружия и полицейского удостоверения. Элене было страшно, но она подумала о том, что чувствовал Лукас перед первой дракой. Ради него она подавила свой страх.



Разговор с Эленой не на шутку встревожил Сарате. Он решил позвонить Ческе и рассказать ей о неприятностях Ордуньо. Он не знал, правильно ли поступает и не предает ли приятеля, но не мог нянчиться с ним, когда Элена в такой опасности. Оставлять Ордуньо одного тоже было нельзя, потому что, проснувшись, тот мог приняться за старое. Ческа предложила неожиданное решение:

— Женщина, о которой он говорил, Марина, сегодня звонила в отдел. Сказала, что ничего о нем не знает и сходит с ума от беспокойства. Она оставила свой номер, я ей позвоню.

Марина сразу предложила остаться с Ордуньо, чтобы Сарате и Ческа могли сосредоточиться на расследовании. Они отвезли Ордуньо домой. Марина ждала их в подъезде. Оба отметили ее красоту, синие глаза и перепуганное лицо.

— Позаботитесь об Ордуньо? — Сарате не стал рассказывать, откуда забрал коллегу ранним утром. Пусть сам ей признается, когда сочтет нужным.

— Пожалуйста, называйте его Родриго. Он же человек, а не только полицейский, — ответила она. — Да, я о нем позабочусь.

Сбыв с рук Ордуньо, Ческа и Сарате вернулись на виллу в Эль-Плантио. В доме нашли труп, и расследование сразу передали ОКА. Не подчиняющиеся отделу полицейские из Монклоа-Аравака, которые первыми прибыли на вызов, не заставили себя упрашивать и быстро уехали. Теперь Ческа и Сарате могли, если понадобится, стереть любые следы. Шагнуть еще дальше за пределы закона.

Сарате рассказал Ческе о странном разговоре с Эленой, но о догадке инспектора, что ее сын принадлежит к «Пурпурной Сети», решил умолчать.

— Нужно ехать за ней.

— Она запретила.

— Тогда ты оставайся, а я поеду, — предложила Ческа.

Сарате на секунду задумался, но он не мог допустить, чтобы опасности подверглась еще и Ческа.

— Нет-нет. Поеду я, а ты пока оставайся здесь. Я обязательно позвоню.



Отдел провел утреннее совещание прямо на вилле в Эль-Плантио. Прекрасно зная, как умер Андони, они тем не менее собирались выполнить все необходимые формальности. Буэндиа должен был забрать труп и произвести вскрытие, Марьяхо полагалось конфисковать все компьютеры и изучить их содержимое, Ческе предстояло вызвать экспертов для снятия отпечатков пальцев и опросить возможных свидетелей. Соблюдение формальностей позволит в том числе легализовать данные с камер наблюдения, которые Марьяхо получила еще утром.

— Приехал брат покойного.

— Я с ним поговорю, — предложила Ческа.

Хосеба Аристеги был очень похож на Кортабарриа, хотя весил килограммов на двадцать меньше и выглядел лет на десять моложе.

— Приношу вам свои соболезнования.

— Что случилось?

— Инфаркт.

— Этого следовало ожидать. — Он на секунду помрачнел.

А затем торопливо обвел глазами помещение. В нем сотрудники уголовной полиции снимали отпечатки пальцев и отбирали вещи на экспертизу; несколько человек осматривали здание снаружи.

— И это все по поводу инфаркта?

Ческа пожала плечами.

— Я задам вам несколько вопросов.

— Мне только что сообщили, что мой брат скончался. Если кто-то и должен задавать вопросы, так это я. Что здесь делают эти люди? Где разрешение на конфискацию компьютера?

— У нас есть подозрения, что прошлой ночью здесь проходила нелегальная игра в покер.

— Так что же тут все-таки произошло? Нелегальная игра или инфаркт?

— И то и другое.

— Или вы показываете мне ордер, или немедленно уходите отсюда.

— Мы не можем оставить труп. Пока не будет произведено вскрытие, нельзя утверждать, что причина смерти была естественной.

— Труп — это единственное, что вы можете увезти. И немедленно верните все остальное, или я позвоню адвокату…

В отсутствие Элены Ческа проконсультировалась с Марьяхо и Буэндиа.

— Он прав, нам придется уйти. Сворачиваемся. Конфисковать компьютер еще успеем.

Глава 40

Элена ждала, прислонившись к машине. Курить она бросила много лет назад, когда забеременела, и после рождения Лукаса не вернулась к этой вредной привычке, но сейчас чувствовала острую потребность в никотине.

Мимо шастали какие-то типы. Почти все — голые по пояс, в коротких, едва доходивших до середины голени джинсах, покрытые неряшливыми татуировками. Они спешили кто куда, не задерживаясь на ней взглядом и не говоря ни слова. Вскоре к Элене не спеша подошла тощая женщина в ядовито-желтых спортивных штанах. Элене невольно вспомнилась Мар, ее гнилые зубы и следы от уколов на коже — следы дьявола, который привел несчастную на больничную койку, погрузил в кому, почти не оставив шансов вернуться к жизни.

— Тебя прислал Кортабарриа?

— Да.

Но эта женщина, пожалуй, не была наркоманкой: волосы собраны в хвост, взгляд не блуждает, тонкая кожа выглядит ухоженной. На левой руке поблескивает кольцо, которое любая наркоманка уже давно продала бы ради вожделенной дозы. Несколько секунд женщина молча смотрела Элене в глаза. Наконец инспектор опомнилась, достала из кармана записку, найденную в пиджаке Кортабарриа, протянула женщине, и та, глянув на листок, вернула его Элене.

— Пойдем со мной, дорогуша.

Больше она не сказала ничего: ни куда они идут, ни зачем. Сдерживая нервную дрожь, Элена последовала за ней.



Сарате гнал, насколько позволяло движение. Но при выезде на М-203, ведущую к Каньяда-Реаль, десятки машин стали в бесконечную пробку. Сарате слез с мотоцикла и заговорил с водителем, который явно запасся терпением и курил, прислонившись к капоту своего внедорожника.

— Впереди грузовик врезался в нарковоз. Даже странно, что это происходит так редко. Набьются бухие в машину и едут ширяться в Каньяду…

Не желая упускать драгоценное время, Сарате попытался объехать пробку по обочине, но озлобленные водители подняли крик, а какая-то краснолицая тетка выскочила ему наперерез:

— Куда прешь? А ну жди, как все нормальные люди!

— Сеньора, я полицейский. — Сарате показал ей удостоверение.

Тише едешь — дальше будешь, повторял он про себя, как мантру: так говорила Анхелю мама всякий раз, когда им овладевало беспокойное нетерпение.



Вслед за женщиной в желтых штанах Элена дошла до одной из лачуг на задворках строения номер двадцать. Помещение было практически без мебели, не считая пластикового стола и пары стульев из тех, что обычно стоят на террасах кафе, явно краденых. В углу на полу сидела какая-то женщина; при виде Элены и ее спутницы она вскочила и убежала, как испуганная собака. Они прошли в заднюю комнату, откуда в глубь дома вел коридор. Но провожатая, вместо того чтобы направиться туда, отодвинула стоявшие на полу коробки: под ними обнаружилась крышка люка. Женщина подняла ее. Ступеньки вели в подвал, из которого на поверхность вырывался яркий свет.

— Таков порядок, — извиняющимся тоном сказала она и указала Элене на лестницу.

Элену колотила дрожь, но бежать было бессмысленно, и она начала спускаться. Провожатая, последовав за ней, опустила крышку люка.



Сарате доехал до круговой развязки, на которой случилась авария: грузовик врезался в машину наркотаксиста. Сотрудник дорожной полиции поделился с ним подробностями столкновения. Внутри машины скорой помощи врачи пытались реанимировать одного из пассажиров. Асфальт был залит кровью. Ничего не объясняя полицейскому, Сарате обогнул затор из санитарных машин и спецтехники, кранами убиравшей с дороги искореженные автомобили, и поехал дальше. Он несколько раз звонил Элене, но телефон либо был выключен, либо не принимал сигнал.



Подвал, в котором она оказалась, был залит ярким белым светом. Светодиодные лампы заставляли забыть, что находишься под землей. Пол из белого мрамора, из него же гладкие, ничем не украшенные стены. Кожаный диван, стеклянный стол, рядом — бар, на полках которого мерцали бутылки с разнообразным содержимым. Роскошь лучших отелей Мадрида в сочетании со стерильностью операционной. Человек в костюме, стоявший за барной стойкой, спросил Элену, не желает ли она коктейль. Высокий, почти двухметрового роста, крепко сложенный, он улыбнулся, когда она отказалась. Чисто выбритое лицо, волосы смазаны гелем и зачесаны назад.

— Вы уверены, что не хотите выпить? — настойчиво, но любезно переспросила ее провожатая.

Элена снова отказалась, хотя понимала, что в ближайшие часы ей, вероятно, будет не хватать алкоголя, чтобы притупить все ощущения. Женщина открыла дверь, которую инспектор не заметила. За ней оказалась ванная комната, на деревянной скамейке лежало полотенце.

— Теперь вам надо принять душ. Когда закончите, позовите меня. Меня зовут Пина.

Размеры подвала явно не соответствовали наземному этажу. И комната, и ванная были больше, чем верхнее помещение, но не это удивило Элену. Она знала, что застройка в Каньяде разрасталась хаотично, как опухоль, неравномерно расползалась в разные стороны, захватывая гектар за гектаром. Инспектора поразила несообразная роскошь: отделанный розовым золотом водопроводный кран фирмы «Гунни и Трентино», сантехника той же марки в душевой кабине. Элена не спеша сняла одежду и сложила ее возле полотенца. Прежде чем включить воду, она обратила внимание на тихую музыку. Прижавшись ухом к стене, попыталась разобрать, о чем говорят Пина и человек в костюме, но не услышала ничего, кроме приглушенной классической музыки. Она быстро приняла душ, воспользовавшись гелем и шампунем со стеклянной полки. И то и другое пахло медом. Затем обмоталась полотенцем и позвала Пину.

— Извините, но это моя обязанность. Вы не могли бы снять полотенце?

Элена не понимала, что она собирается делать, но подчинилась. Теперь она стояла голая перед Пиной, которая вошла в ванную и закрыла за собой дверь.

— Я должна убедиться, что вы ничего не пронесли с собой.

— Не представляю, в каком месте я могла бы что-то пронести.

Пина улыбнулась. Подошла к Элене и засунула пальцы ей между ног.

— Извините, но я должна была это сделать.

Затем открыла маленький шкафчик и достала оттуда серый комбинезон и тапочки. Одежду Элены она забрала и, прежде чем выйти, велела ей надеть то, что достала из шкафа.

— Как только оденетесь, мы уйдем.

Элена подчинилась. Прежде чем выйти из ванной, она подумала о Сарате. Она ввязалась в авантюру и прекрасно это понимала, но надеялась, что Анхель сумеет спасти ее, как уже спас однажды. Когда Элена вернулась в комнату, Пина подала ей повязку на глаза.

— Это обязательно? — попыталась уклониться Элена.

— Доверьтесь нам. Мы заботимся о вас; обещаю, вы ни о чем не пожалеете.

Она завязала Элене глаза и натянула ей до носа капюшон комбинезона. Элена оказалась в полной темноте. Она не могла даже определить, изменилась ли интенсивность освещения и горит ли свет вообще. Пина взяла ее за руку и куда-то повела. Лязгнул замок.

— Сейчас будет лестница. Ну вот, очень хорошо, — похвалила Пина, когда ступеньки были преодолены.