— Это танцевальный клуб, — доктор Флорес. — Нам оттуда уже несколько пациентов привезли с передозировкой.

— Наш мир такой маленький, — прошептал Терри. — Вы понимаете? Маленький, как бусинка, которую бросили в бассейн.

Доктор Флорес вышел из палаты, а двое посетителей последовали за ним. Бун отстал от Ричардсона и тут же набрал по телефону чей-то номер.

— Другие пациенты с теми же симптомами к вам поступали? — спросил Ричардсон доктора Флореса.

— За последние два месяца уже четверо. Несколько дней мы давали им фонтекс в сочетании с другими препаратами, доводили до бессознательного состояния, а потом снижали дозу и приводили в себя. Через некоторое время ягуары исчезали.

Натан Бун с Ричардсоном вернулись к автомобилю. Бун успел принять еще два телефонных звонка, сказал обоим собеседникам «да», а затем выключил телефон.

— Куда мы едем теперь? — спросил доктор Ричардсон.

— Следующая остановка — клуб «Чан-Чан-Рум».

Клуб располагался на Пятьдесят третьей улице. Перед входом стояли ряды лимузинов и черных автомобилей. За ограждением из бархатной ленты, натянутой перед дверями, толпились люди, дожидаясь, когда охранники проверят их ручными металлоискателями и пропустят внутрь. Все женщины были в коротких платьях или юбках из тонкой ткани с разрезами на боку.

Бун проехал мимо толпы и припарковался рядом с седаном, в половине квартала от клуба. Из автомобиля выбрались двое парней и подошли к боковому стеклу внедорожника. Один из них, невысокий чернокожий, был одет в дорогой замшевый плащ. Второй, белый здоровяк, носил армейскую куртку и выглядел так, будто ему не терпится схватить любого встречного за шиворот и размазать несчастного по асфальту.

Чернокожий парень ухмыльнулся:

— Здорово, Бун. Давненько не виделись. — Он кивнул на доктора Ричардсона. — Кто твой новый друг?

— Доктор Ричардсон, познакомьтесь. Это детектив Митчелл и его напарник, детектив Краузе.

— Мы получили твое сообщение и сразу приехали сюда. Потолковали с вышибалами. — Голос у Краузе оказался низким и раскатистым. — Они говорят, этот Ромеро тут, пришел час назад.

— Вы оба идите к пожарному выходу, — сказал Митчелл. — Мы его туда выведем.

Бун поднял боковое стекло и проехал вниз по улице. Припарковав машину в двух кварталах от клуба, сунул руку под переднее сиденье и достал черную кожаную перчатку.

— Вы пойдете со мной, доктор. У мистера Ромеро может оказаться нужная нам информация.

Ричардсон отправился вслед за Буном в переулок, куда вел запасный выход клуба. В стальную дверь глухо била ритмичная музыка. Через несколько минут дверь распахнулась, и детектив Краузе вытолкнул на улицу худого пуэрториканца. Парень потерял равновесие и упал на асфальт. Жизнерадостный детектив Митчелл подошел к упавшему и пнул его в живот.

— Познакомьтесь, господа. Пайус Ромеро собственной персоной. Сидел в зале для особо важных персон и попивал что-то фруктовое с зонтиком в бокале. Разве это честно? Мы с Краузе преданно служим обществу, а в зал для особо важных персон нас никогда не приглашали.

Пайус Ромеро, задыхаясь, лежал на асфальте. Бун надел черную перчатку и взглянул на молодого человека так, словно тот был всего-навсего пустой картонной коробкой.

— Слушай меня внимательно, Пайус. Мы не собираемся тебя арестовывать. Мне просто нужна кое-какая информация. Если соврешь, мои люди найдут тебя и обработают так, что мало не покажется. Ты меня понял? Я спрашиваю — ты меня понял?

Пайус сел и потрогал расцарапанный лоб.

— Я ничего плохого не делал.

— Кто поставляет тебе ЗБЗ?

Услышав название наркотика, молодой человек слегка вздрогнул.

— Никогда про такой не слышал.

— Ты продал его нескольким людям. Меня интересует, кто продал его тебе?

Ромеро кое-как поднялся на ноги и попытался сбежать. Бун поймал наркодилера и, пихнув к стене, принялся правой рукой бить его по лицу. Кожаная перчатка при каждом ударе издавала чмокающий звук. Из носа и рта молодого человека хлынула кровь.

Доктор Ричардсон понимал, что на его глазах избивают человека — по-настоящему избивают, — однако ничего не чувствовал. У него появилось ощущение, что он смотрит на происходящее со стороны, на экране кинотеатра или телевизора. Бун продолжал избивать Ромеро, и доктор посмотрел на двух детективов. Митчелл улыбался, а Краузе одобрительно кивал, будто бейсбольный болельщик, который только что увидел отличный трехбалльный бросок.

Бун остановился и заговорил тихо и убедительно:

— Я сломал тебе нос, Пайус. Если я сейчас ударю вот так, снизу вверх, то сломаю тебе кости носовой раковины. Эти кости, в отличие от рук или ног, никогда не срастаются удачно. Ты будешь мучиться от боли весь остаток своей жизни.

Пайус Ромеро по-детски поднял руки к лицу.

— Чего вам надо? — забормотал он. — Имена? Скажу я вам имена. Я все скажу…

Около двух часов ночи они отыскали нужный адрес — неподалеку от аэропорта Кеннеди, в районе Флашинг. Человек, который изготавливал ЗБЗ, жил в белом дощатом домике с крыльцом. Рядом стояли алюминиевые садовые стулья, прикрепленные к перилам цепочкой. Это был тихий рабочий район, где жители сами подметали улицы, а на крохотных лужайках перед домом ставили бетонные статуи Девы Марии. Бун припарковался и велел доктору вылезти из автомобиля. Детективы остались сидеть на заднем сиденье.

— Помощь нужна? — спросил Митчелл.

— Оставайтесь здесь. Мы с доктором пойдем внутрь. Если возникнут сложности, я вызову вас по телефону.

Чувство отстраненности, которое защищало Ричардсона в то время, когда Бун избивал Ромеро, по пути в Квинс успело исчезнуть. Доктор устал и был испуган. Ему хотелось бежать от этих людей, но он понимал, что в побеге не было бы никакого смысла.

Дрожа от холода, доктор поплелся за Буном через улицу.

— Что вы собираетесь делать? — спросил он.

Бун остановился на тротуаре и всмотрелся в освещенное окно третьего этажа.

— Пока не знаю. Сначала надо выяснить, в чем проблема.

— Я ненавижу насилие, мистер Бун.

— Я тоже.

— Но вы ведь чуть не убили того молодого человека.

— Ничего подобного, — возразил Бун, и у него изо рта вырвался белесый пар. — Вам стоит подучить историю, доктор. Великим преобразованиям всегда сопутствуют боль и разрушения.

Они прошли по подъездной дорожке к задней двери дома. Бун поднялся на крыльцо и кончиками пальцев прикоснулся к дверной раме. Затем отступил назад и резко ударил ногой чуть выше дверной ручки. Раздался треск, и дверь распахнулась. Бун вошел в дом, а за ним последовал и Ричардсон.

Внутри оказалось тепло, но запах стоял резкий и очень неприятный, будто здесь пролили бутылку нашатырного спирта. Двое мужчин прошли через темную кухню, и доктор Ричардсон случайно наступил в мисочку с водой. По полу и на столах двигались какие-то существа. Бун щелкнул выключателем, и в кухне загорелся свет.

— Кошки. — Бун чуть ли не выплюнул это слово. — Терпеть не могу кошек. Их ничему не научишь.

По кухне бродили четыре кота, и еще два оказались в коридоре. Они тихо передвигались на мягких лапах, а их глаза отражали тусклый свет и становились то золотыми, то розовыми, то темно-зелеными. Хвосты у кошек поднялись вверх в форме маленьких вопросительных знаков, усы настороженно шевелились.

— Наверху горит свет, — сказал Бун. — Давайте-ка поднимемся и посмотрим, кто есть дома.

Они поднялись по деревянной лестнице на третий этаж. Бун открыл дверь и увидел чердак, переоборудованный в лабораторию. На столах стояла стеклянная посуда для химических опытов, спектрограф, микроскопы и горелка Бунзена.

В плетеном кресле сидел старик с белым персидским котом на коленях. Он был гладко выбрит и опрятно одет, а на кончике его носа сидели бифокальные очки. Вторжению незнакомцев он, судя по всему, ничуть не удивился.

— Добрый вечер, джентльмены, — сказал хозяин дома, четко выговаривая каждый слог. — Я знал, что рано или поздно вы должны появиться. Собственно говоря, я это предвидел. Третий закон Ньютона гласит, что действию всегда соответствует равное и противоположно направленное противодействие.

Бун уставился на старика так, будто тот мог куда-то сбежать.

— Меня зовут Натан Бун. А как ваше имя?

— Ландквист. Доктор Джонатан Ландквист. Если вы из полиции, то можете уходить отсюда прямо сейчас. Ничего противозаконного я не сделал. Препарат ЗБЗ не запрещен, потому что правительство о нем не знает.

Пестрая кошка собралась потереться о ноги Буна, но тот ее отпихнул.

— Мы не из полиции.

Доктор Ландквист удивленно приподнял брови.

— Тогда вы, вероятно… ну, конечно… вы работаете на Братство.

Бун, похоже, собирался натянуть свою черную кожаную перчатку и сломать старику нос. Ричардсон слегка покачал головой: «Не стоит». Он подошел к хозяину дома и сел на складной стул.

— Меня зовут Филипп Ричардсон. Я невролог из Йельского университета, занимаюсь научными исследованиями.

Ландквист, по всей видимости, был рад знакомству с другим ученым.

— И вы работаете на фонд «Вечнозеленые»?

— Да. Работаю над особым проектом.

— Много лет назад я подавал заявку на получение гранта от «Вечнозеленых», но на мое письмо даже не ответили. Это случилось до того, как я прочитал в интернете о Странниках. — Ландквист мягко рассмеялся. — Потом я понял, что работать самостоятельно гораздо лучше. Не надо писать никаких отчетов. Никто не заглядывает тебе через плечо.

— Вы хотели повторить то, что случается со Странниками?

— Нет, доктор, не просто повторить. Я пытался ответить на фундаментальные вопросы. — Ландквист перестал гладить кота, и тот спрыгнул с его колен. — Несколько лет назад я работал в Принстоне, преподавал органическую химию… Мало-помалу делал карьеру — неплохую, но в то же время не блестящую. Меня всегда интересовала общая картина мира. Не только химия, но и другие области науки. Как-то раз я посетил семинар, который устроили на кафедре физики. Семинар был посвящен так называемой теории мембраны. У современной физики масса проблем. Все теории, которые объясняют устройство вселенной — такие как Эйнштейнова теория относительности, — в некоторой степени противоречат квантовой механике и миру микрочастиц. Некоторые физики обходят это противоречие при помощи так называемой цепной теории. Они утверждают, что вся вселенная составлена из крохотных субатомных частиц, которые колеблются в многомерном пространстве. Их расчеты довольно убедительны, однако «цепи» эти настолько малы, что экспериментально ничего не доказать. Теория мембраны идет дальше и пытается дать ответ с космологической точки зрения. Ученые полагают, что мироздание представляет собой нечто вроде мембраны из пространства и времени. Вселенную обычно сравнивают с захламленным прудом, где тонкий слой бытия плавает на чем-то гораздо более объемном. Все сущее, включая наши тела, находится в той самой тонкой мембране. Другие мембраны, другие измерения или другие миры — называйте, как хотите — могут находиться очень близко друг от друга, однако мы ничего о них не знаем, потому что ни свет, ни звук, ни радиоактивное излучение не в состоянии вырваться из собственного измерения.

К Ландквисту подошел черный кот, и ученый почесал его за ушком.

— Вот вкратце и вся теория. В очередной раз я вспомнил о ней, когда приехал в Нью-Йорк и пошел на лекцию одного тибетского монаха. Я сидел в зале и слушал, как он рассказывает о шести сферах бытия в буддистской космологии, и вдруг понял, что речь идет о тех самых мембранах — различных измерениях и барьерах, которые их разделяют. Однако там было и важное различие. Мои принстонские коллеги полагали, что перейти в другую мембрану нельзя. Тибетский монах утверждал, что Странник на это способен. Человеческое тело остается здесь, а заключенный в нем Свет уходит туда.

Ландквист откинулся на спинку кресла и улыбнулся гостям.

— Такая взаимосвязь между физикой и миром духовного заставила меня взглянуть на науку с абсолютно иной точки зрения. Современные ученые расщепляют атомы и разрывают хромосомы, опускаются на дно океанов и заглядывают в космос, а то, что находится в нашей собственной черепной коробке, изучают до обидного поверхностно. Мы используем магнитно-резонансные и компьютерные томографы, чтобы увидеть мозг, и ограничиваемся одной физиологией. Никто не понимает, насколько наше сознание безгранично. Оно неразрывно связано со всей вселенной.

Ричардсон огляделся вокруг и заметил еще одного кота — полосатого. Тот сидел на кожаной папке, битком набитой пожелтевшими листками бумаги. Стараясь не вспугнуть Ландквиста, доктор встал и подошел к столу.

— Значит, вы начали проводить собственные эксперименты?

— Да. Сначала в Принстоне. Потом вышел на пенсию, ради экономии переехал в этот район и стал работать здесь. Не забывайте, кстати, что я химик, а не физик. Именно поэтому я решил создать препарат, который помог бы Свету вырваться из человеческого тела.

— И вы открыли формулу…

— Да какую там формулу. — Ландквист раздраженно поморщился. — Это ведь не рецепт пирога. ЗБЗ — живое существо. Точнее, новый штамм микроорганизма. Человек выпивает жидкий раствор, бактерии проникают в кровь и воздействуют на нервную систему.

— Похоже, небезопасная вещь.

— Я принимал его десятки раз и по-прежнему не забываю выносить мусор и оплачивать счета за электричество.

Ричардсон встал около стола. Полосатый кот замурлыкал и подошел к гостю.

— Значит, ЗБЗ позволяет человеку увидеть другие реальности?

— Нет. Он оказался неудачен. Вы можете принять любую дозу, но Странником все равно не станете. Путешествие получается очень недолгое — не настоящее приземление, а краткий контакт. Вы замечаете один-два образа и тут же возвращаетесь обратно.

Доктор Ричардсон открыл папку и взглянул на диаграммы и небрежные записи.

— Вы не могли бы дать нам эти бактерии, чтобы мы провели испытания?

— Пожалуйста. Образец есть в чашке Петри прямо перед вами. Только все это пустая трата времени. Как я сказал, препарат толком не действует. Поэтому я и стал отдавать его тому молодому человеку, Пайусу Ромеро. Он чистил мою подъездную дорожку от снега. Я подумал, может, проблема во мне самом, в моем сознании. Я надеялся, что другие люди примут ЗБЗ и смогут перейти в параллельный мир. Оказалось, что проблема не во мне. Всякий раз, когда Пайус приходил за очередной партией, я требовал подробный отчет. У людей, как и у меня, были видения других миров, но остаться там они не могли.

Ричардсон взял со стола чашку Петри. В ней был налит раствор агара, в котором изящным завитком росли зелено-голубые бактерии.

— Это и есть ваш ЗБЗ?

— Да, это и есть он, мой провал. Возвращайтесь в свое Братство и посоветуйте его членам уйти в монастырь. Или молиться. Или медитировать. Или изучать Библию, Коран и Каббалу. Быстрого способа покинуть наш убогий мирок не существует.

— А что, если ЗБЗ примет Странник? — спросил Ричардсон. — Может так получиться, что ваш препарат поможет ему отправиться в путь, а закончит путешествие он уже самостоятельно?

Доктор Ландквист подался вперед, и Ричардсон подумал, не собирается ли старик выскочить из кресла.

— Любопытная идея, — сказал он. — Но разве на свете остался хоть один Странник? Братство потратило кучу денег, выслеживая их. Хотя кто знает? Может, они еще прячутся где-нибудь на Мадагаскаре или в Катманду.

— Мы уже отыскали Странника, который согласен с нами сотрудничать.

— Значит, вы будете его использовать?

Ричардсон кивнул.

— Невероятно. С какой стати Братство занялось такими экспериментами?

Ричардсон взял папку и чашку Петри.

— Вы совершили удивительное открытие, доктор Ландквист. Я хочу, чтобы вы об этом знали.

— Мне не нужны комплименты. Я прошу объяснений. Почему Братство изменило тактику?

Бун приблизился столу и тихо спросил:

— Это именно то, за чем мы пришли, доктор?

— Думаю, да.

— Вы уверены или нет? Возвращаться сюда мы не будем.

— Больше нам ничего не понадобится. Послушайте, мне бы не хотелось, чтобы с доктором Ландквистом случилось что-то нехорошее.

— Ну, разумеется. Я понимаю, что вы имеете в виду. Он ведь не преступник, как Пайус Ромеро. — Бун мягко положил руку доктору на плечо и проводил его до двери. — Идите к машине и ждите меня там. Я просто объясню доктору, что в нашем деле надо соблюдать секретность. Это не займет много времени.

Ричардсон медленно спустился по лестнице, прошел через кухню и вышел на задний двор. От порыва холодного ветра глаза у доктора заслезились, будто он плакал. Он постоял на крыльце, чувствуя такую усталость, что хотелось лечь и свернуться калачиком прямо на земле. По его венам, как обычно, текла кровь, желудок переваривал пищу, а легкие вдыхали воздух. Однако жизнь его изменилась навсегда. Теперь он не был ученым, который пишет доклады и мечтает о Нобелевской премии. Он будто уменьшился в размерах, стал маленьким, незначительным винтиком в огромном и сложном механизме.

С чашкой Петри в руках доктор побрел по подъездной дорожке. Бун беседовал с Ландквистом совсем недолго и нагнал Ричардсона еще до того, как тот успел дойти до машины.

— Все в порядке? — спросил доктор.

— Конечно, — ответил Бун. — Я знал, что никаких проблем не возникнет. Иногда лучше вести себя честно и говорить напрямую. Ни лишних слов, ни фальшивой дипломатии. Я выразился твердо и сразу получил нужный ответ.

Бун открыл дверцу автомобиля и комично поклонился, состроив из себя важного шофера.

— Вы, наверное, устали, доктор Ричардсон. Долгая выдалась ночь. Позвольте отвезти вас обратно в центр.

36

Холлис проехал по району, где жил Майкл Корриган, в девять часов утра, в два часа дня и в семь часов вечера. Молодой человек искал наемников Табулы, высматривая их в припаркованных машинах, на садовых скамейках или в образе электриков и дорожных рабочих. После каждой поездки Холлис останавливался перед салоном красоты и записывал в блокнот все, что увидел. «Пожилая дама с магазинной тележкой. Бородатый мужчина с детским сиденьем для автомобиля». Вернувшись через пять часов, Холлис сравнил записи и никаких совпадений не обнаружил. Значит, на улице наемники Табулы не дежурили. Однако они могли засесть в самом доме и наблюдать за квартирой Майкла оттуда.

Холлис составил план после того, как провел вечерние занятия по капоэйре. На следующий день он нарядился в синий комбинезон и взял швабру с ведром на колесиках, с которыми мыл полы у себя в школе.

Комплекс зданий, в одном из которых жил Майкл Корриган, занимал целый квартал на бульваре Уилшир, недалеко от Баррингтона. Комплекс состоял из трех небоскребов, четырехэтажной автомобильной стоянки и просторного внутреннего двора с бассейном и теннисными кортами.

«Будь осторожнее, — сказал сам себе Холлис. — Ты ведь хочешь не сражаться с Табулой, а просто поморочить ей немного голову».

Он припарковал машину в двух кварталах от входа, налил из пластиковых бутылок в ведро мыльной воды и, поставив туда швабру, двинулся по тротуару. Недалеко от входа в здание Холлис постарался настроиться на нужный лад и представить себя уборщиком.

Из здания появились две пожилые дамы.

— Только-только прибрал на тротуаре, — сказал им Холлис, — а кто-то уже взял и намусорил в коридоре.

— Сколько на свете невоспитанных людей, — сказала одна из дам, а вторая придержала дверь, пока Холлис проталкивал ведро.

Холлис с улыбкой кивнул им, и пожилые дамы отправились по своим делам. «Уборщик» постоял несколько секунд на месте и направился к лифтам. Один из них открыл двери, и Холлис в одиночестве доехал до восьмого этажа. Квартира Майкла находилась в самом конце коридора.

В квартире напротив могли сидеть люди Табулы, наблюдая за коридором через дверной глазок, поэтому Холлис сразу приготовился соврать. «Мистер Корриган платит мне, чтобы я тут убирался. Да, сэр. Я прихожу сюда раз в неделю, сэр. Как так мистер Корриган пропал? Он не заплатил мне за целый месяц!»

Открыв дверь ключом Габриеля, Холлис осторожно вошел в квартиру. Он приготовился к драке, однако никто ему навстречу не выскочил и нападать не стал. В комнатах оказалось жарко и пахло пылью. На кофейном столике лежал выпуск «Уолл-стрит джорнал» двухнедельной давности.

Холлис оставил ведро со шваброй у двери и направился в спальню. Там он уселся возле телефона и, достав маленький диктофон, набрал номер Мэгги Резник. Дома ее не оказалось, но Холлис в любом случае не собирался говорить с самой Мэгги. Он был уверен, что Табула прослушивает оба телефона. Как только заработал автоответчик, Холлис включил диктофон и поднес его к телефонной трубке.

— Мэгги, привет. Это я, Гейб. Я собираюсь уехать из Лос-Анджелеса, попробую пересидеть где-нибудь в другом городе. Спасибо тебе за все. Пока.

Холлис выключил диктофон. Положил телефонную трубку. Быстро вышел из квартиры и повез ведро со шваброй вдоль коридора, нервно оглядываясь по сторонам. «Все нормально, — думал он — не так уж это оказалось сложно. Главное, не забывать, что я все еще уборщик».

Когда лифт спустился на первый этаж, Холлис вышел и кивнул молодой паре с кокер-спаниелем. В следующий момент открылась входная дверь, и в дом вбежали трое наемников Табулы. Выглядели они как трое переодетых полицейских. На одном джинсовая куртка, а двое других оделись малярами. Кисти рук у маляров были обмотаны полотенцами и запачканными краской тряпками.

Наемники проскочили мимо Холлиса, и он невозмутимо направился к дверям. До выхода оставалось всего пять футов, когда распахнулась дверь в помещение бассейна, и появился пожилой латиноамериканец.

— Эй, в чем дело? — спросил он Холлиса.

— На пятом этаже кто-то пролил пакет клюквенного сока. Я только что все вытер.

— В утреннем отчете про сок ничего не написано.

— Да его только-только пролили.

Холлис уже был у самого выхода и потянулся к дверной ручке.

— И вообще, это ведь обязанность Фредди. У кого ты работаешь?

— Меня недавно нанял…

Не успел Холлис договорить, как почувствовал за спиной какое-то движение. Через секунду ему в поясницу уперлось жесткое дуло пистолета.

— Точно, — подтвердил другой, — и он еще не закончил.

За спиной у Холлиса стояли двое наемников, переодетых в маляров. Они развернули «уборщика» и подтолкнули его обратно к лифту. Человек в джинсовой куртке подошел к администратору и стал что-то объяснять, показывая какие-то официальные бумаги.

— В чем дело?

Холлис старался выглядеть удивленным и напуганным.

— Заткнись, — прошептал один из наемников. — Попробуй мне только пикни.

Холлис и двое маляров вошли в лифт. Перед тем как закрылась дверь, в кабину заскочил человек в джинсовой куртке и надавил кнопку восьмого этажа.

— Ты кто такой? — спросил он Холлиса.

— Том Джексон. Я тут уборщиком работаю.

— Нечего нам лапшу вешать, — сказал невысокий маляр. — Тот парень тебя знать не знает.

— Меня всего два дня назад наняли.

— Какая фирма тебя наняла? — человек в куртке.

— Я с мистером Ригелом разговаривал.

— У тебя про название фирмы спрашиваю.

Холлис отступил немного в сторону, чтобы уйти от дула пистолета.

— Простите, сэр. Честное слово, простите. Я знаю только мистера Ригела, сэр. Он нанял меня и сказал…

Холлис сделал полуоборот и, схватив вооруженного наемника за запястье, отвел его руку в сторону и ударил ребром ладони по адамову яблоку. Пистолет оглушительно выстрелил, и пуля угодила во второго маляра. Тот закричал. Холлис рванулся вперед и ударил лбом наемника в куртке, разбив ему губы в кровь. Затем вывернул вооруженному наемнику руку, и тот выронил пистолет.

Холлис снова повернулся. Ударил кулаком. Потом ногой с разворота. Прошло всего несколько секунд, а трое наемников уже лежали на полу. Двери лифта открылись. Холлис надавил красную кнопку «стоп», выскочил из кабины и бросился бежать по коридору. Отыскав пожарный выход, он помчался вниз, перепрыгивая через две ступеньки.

37

Когда Майкл жил вместе с братом и родителями в постоянных переездах, у него имелся один и тот же ответ и на безумные мамины истории, и на фантастические прожекты Габриеля по быстрому обогащению. «Пора спуститься на твердую землю», — повторял он в таких случаях, имея в виду, что хоть кто-то в семье должен трезво смотреть на вещи. Себя Майкл считал властелином той самой твердой земли — места не из приятных, но устойчивого и определенного.

Теперь он жил в научно-исследовательском центре фонда и никак не мог решить, как следует относиться к своему положению. С одной стороны, он был пленником. Охранники центра никогда не позволили бы ему выйти за ворота и спокойно сесть в автобус до Нью-Йорка. Вся его жизнь находилась под постоянным контролем. С другой стороны, Майкл чувствовал здесь свою значительность. Впервые в жизни ему уделяли столько внимания и проявляли такое уважение.

По вторникам они с генералом обедали в гостиной, обшитой дубовыми панелями, и Майкл получал от беседы с Нэшем необычайное удовольствие. Генерал рассказывал о нововведениях во всемирной компьютерной сети или о взорванном в Москве автомобиле, а затем объяснял, что на самом деле стоит за такими обычными на первый взгляд событиями. Майкл считал, что именно тайные знания делали членство в Братстве настолько приятным. Другие люди просто реагировали на события и не догадывались об их истинной подоплеке.



В одну из таких еженедельных встреч генерал рассказал Майклу о том, что произошло с Габриелем. По всей видимости, его захватила в плен одна фанатичка, работавшая на террористическую группировку под названием «Арлекины». Она убила в Лос-Анджелесе несколько человек, а затем увезла Габриеля из города.

— Мои люди постараются их найти, — сказал Нэш. — Мы не хотим, чтобы ваш брат пострадал.

— Пожалуйста, если найдете его, сразу сообщите мне.

— Ну, конечно. Разумеется. — Генерал намазал крекер сливочным сыром, положил сверху икры и капнул чуть-чуть лимонного сока. — Я рассказал вам о Габриеле, потому что Арлекины наверняка попытаются превратить его в Странника. Если дар имеется у вас обоих, то есть маленькая вероятность, что вы встретитесь где-нибудь в другом измерении. Если это случится, вы могли бы спросить у брата, где находится его физическое тело, а мы попытались бы его спасти.

— Забудьте, — сказал Майкл. — Габриель попадете другое измерение только в том случае, если туда можно добраться на мотоцикле. Будем надеяться, что Арлекины поймут это и отпустят его.

Майкл не знал, есть ли у него дар Странника, но был уверен, что Габриель перейти в другое измерение не способен. Если верить доктору Ричардсону, то Странники вырывались из своего тела, как луч света. Для перехода требовались огромный труд и сосредоточенность — то, чем всегда руководствовался Майкл. «Пора спуститься на твердую землю и взглянуть на реальность трезво». А реальность заключалась в том, что Габриель никогда не мог сосредоточиться на чем-нибудь, кроме езды на своем мотоцикле.

Однажды утром Майкл проснулся раньше обычного. Принял душ, надев шапочку для плавания, чтобы не намочить серебряные пластинки на голове. Затем натянул футболку, брюки на шнурке и резиновые сандалии. Завтракать в то утро Майкл не стал. Доктор Ричардсон счел бы это неправильным. Майкл сидел на кушетке и слушал музыку, когда в дверь осторожно постучали. В комнату вошел Лоуренс Такава.

— Вся команда готова, — сказал он. — Нам пора идти.

— А что, если я решил отказаться? — спросил Майкл.

Лоуренс испуганно вздрогнул.

— Дело ваше, Майкл, но Братство будет очень недовольно таким решением. Мне придется позвонить генералу и…

— Успокойтесь. Я от своих слов не отказываюсь.

Майкл натянул на бритую голову вязаную шерстяную шапочку и вышел за Лоуренсом в коридор. Там их встретили двое охранников — как обычно, в черных галстуках и темно-синих пиджаках. Они образовали что-то наподобие почетного караула, двигаясь впереди и позади Майкла. Вся группа вышла через запертую обычно дверь во внутренний двор центра.

Майкл с удивлением увидел, что все сотрудники, занятые в проекте «Переход» — администраторы, химики, программисты, — высыпали во двор, чтобы посмотреть, как он входит в Гробницу. Основную часть персонала не посвятили в истинную суть проекта, однако им сказали, что «Переход» поможет охранять Америку от ее врагов, а Майкл является очень важной его частью.

Майкл поприветствовал толпу, слегка наклонив голову, как идущий к рингу боксер, и медленно направился к Гробнице. Именно ради него были выстроены все эти здания и привезены сюда все эти люди. «Держу пари, тут потрачена куча денег, — подумал он. — Наверное, многие миллионы». Майклу всегда казалось, что он особенный, предназначенный судьбой для чего-то великого. Наконец-то к нему относились достойно, как к кинозвезде высокобюджетного фильма, где была всего одна-единственная роль и исполнял ее он, Майкл Корриган. Если он действительно способен переходить из одной реальности в другую, они станут уважать его еще сильнее. Он оказался здесь не случайно. Это была не удача, а право, данное ему по рождению.



Стальная дверь мягко отворилась, и они вошли в огромный затемненный зал с гладким бетонным полом. Вдоль всех четырех стен, футах в двадцати от пола, тянулась застекленная галерея. Внутри нее мерцали огоньками пульты управления и экраны мониторов, а несколько сотрудников смотрели сверху вниз на Майкла. Воздух здесь оказался холодным и сухим. Откуда-то доносилось тихое гудение.

В центре зала находился стальной операционный стол с маленькой подушкой в изголовье. Возле стола стоял доктор Ричардсон. Доктор Лау вместе с медсестрой проверял оборудование и содержимое металлической стойки с пробирками, наполненными жидкостью разных цветов. Рядом с подушкой лежали серебристые пластинчатые электроды, а к ним тянулись восемь проводков. Все они сливались в один толстый черный кабель, который уходил куда-то в пол.

— Вы в порядке? — спросил Лоуренс.

— Пока что да.

Лоуренс слегка тронул Майкла за руку и вместе с двумя охранниками остался стоять у дверей. Они вели себя так, будто Майкл собирался выскочить из здания, перепрыгнуть через забор и спрятаться в лесу. Он вышел на середину Гробницы, снял шапочку и отдал ее медсестре. Затем, оставшись в одной футболке и брюках, лег на операционный стол лицом вверх. В зале было холодно, но Майкл чувствовал, что готов ко всему, как спортсмен перед ответственным матчем.

Доктор Ричардсон наклонился над ним и подсоединил восемь проводков к восьми пластинчатым электродам на голове пациента. Теперь мозг Майкла был напрямую подключен к квантовому компьютеру, и специалисты в стеклянной галерее могли наблюдать за его активностью. Ричардсон заметно нервничал. Майкл пожалел, что лицо доктора не скрыто под хирургической маской.

«Пошел он к черту! — подумал Майкл. — Это мой мозг проткнули медными проводками, а не его. Моя жизнь — хочу и рискую».

— Удачи, — сказал Ричардсон.

— Черт с ней, с удачей. Давайте просто начнем и посмотрим, чем все закончится.

Доктор Ричардсон кивнул и надел наушники с микрофоном, чтобы переговариваться с персоналом в галерее. Ричардсон отвечал за мозг Майкла, а доктор Лау и медсестра — за его тело. Они прилепили датчики ему на грудь и на шею, чтобы отслеживать пульс и дыхание. Медсестра смазала Майклу локтевой сгиб местным анестетиком и ввела в вену иглу. К игле была подсоединена пластиковая трубочка, и через нее Майклу в кровь начал поступать физиологический раствор.

— Вы настроились на полосу частот? — прошептал Ричардсон в микрофон. — Отлично. Да. Очень хорошо.

Он повернулся к Майклу.

— Чтобы начать, нам надо выйти на исходный уровень. Сейчас мы будем подавать вам в мозг различные стимулы. Думать здесь ни о чем не надо. Просто реагируйте.

Медсестра подошла к металлической стойке и стала подносить оттуда разные пробирки. Сначала Майклу давали попробовать различные на вкус вещества — соленые, сладкие, кислые, горькие. Потом запахи — розы, ванили и жженой резины. Доктор Ричардсон, не переставая бормотать что-то в микрофон, светил Майклу в глаза разноцветными фонариками. Потом проигрывали музыку — то громко, то тихо — и прикасались к его лицу то мехом, то куском дерева, то стальным бруском.

Доктор Ричардсон остался доволен полученными от сенсоров данными и попросил Майкла считать в обратном порядке, складывать разные числа, а затем потребовал рассказать, что он вчера ел на ужин. Затем перешли к далекому прошлому, и Майклу пришлось рассказать, когда он впервые побывал на берегу океана и первый раз увидел голую женщину.

«Когда вы были подростком, у вас была собственная комната? Как она выглядела? Опишите мебель и фотографии на стенах.»

Когда доктор Ричардсон наконец закончил с вопросами, медсестра дала Майклу глоток воды.

— Все хорошо, — сказал Ричардсон в микрофон. — Думаю, мы готовы.

Медсестра подошла к стойке и взяла емкость, наполненную раствором препарата ЗБЗ. Несколько дней назад генерал Нэш вызывал Майкла и рассказал ему о ЗБЗ. Генерал объяснил, что это особая бактерия, созданная в Швейцарии группой передовых ученых. Препарат был очень дорогим и сложным в изготовлении, но токсины, которые производила эта бактерия, увеличивали объем нейроэнергии. Медсестра подняла емкость, и в ней плеснулась густая бирюзовая жидкость.

Медсестра сняла с капельницы физиологический раствор и заменила его бирюзовым. ЗБЗ, капля за каплей, побежал по трубке к руке Майкла. Ричардсон и доктор Лау смотрели на подопытного так, словно бедняга вот-вот должен был испариться.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Ричардсон.

— Нормально. Когда эта штука должна подействовать?

— Мы не знаем.

— Пульс слегка повышенный, — сообщил доктор Лау. — Дыхание в норме.

Несколько минут Майкл смотрел в потолок, стараясь не показывать своего разочарования. Может, он никакой не Странник или их новый препарат не действует. Столько денег и усилий потрачено зря.

— Майкл.

Он открыл глаза. Рядом стоял Ричардсон. В зале было все так же холодно, но на лбу у доктора блестели капельки пота.

— Считайте от ста в обратном порядке, — сказал он Майклу.

— Я уже считал.

— Они хотят, чтобы мы снова вернулись в исходное состояние.

— Да бросьте. Ни к чему это не…

Майкл взмахнул левой рукой и увидел что-то странное. Из его настоящей, сделанной из плоти и крови руки появилась другая. Сотканная из множества световых точек, она появилась, как призрак сквозь закрытую дверь. Затем настоящая рука безжизненно упала обратно на стол, а призрачная осталась вверху.

В ту же секунду Майкл понял, что эта штука — это видение — всегда была частью его тела, прячась где-то внутри. Внешне призрачная рука напоминала рисунок созвездия, такого как Близнецы или Стрелец. Она состояла из крохотных звездочек, соединенных между собой тонкими, едва заметными лучиками света. Однако двигать призрачной рукой и остальным телом Майкл не мог. Он попробовал пошевелить пальцами или сжать кулак, но ничего не получилось. Тогда он стал думать о том, как именно хотел бы подвигать рукой, и после короткой паузы она подчинилась. Это оказалось непросто — тело двигалось с небольшой задержкой, будто находилось под водой.

— Что скажете? — спросил Майкл доктора.

— Пожалуйста, начинайте считать, — повторил Ричардсон.

— Что вы думаете о моей руке? Разве вы не видите, что происходит?

Ричардсон покачал головой:

— Обе ваши руки лежат на операционном столе. Объясните мне, что вы видите?

Майклу вдруг стало трудно говорить. Не потому, что онемели губы или язык, а из-за необычно тяжелого усилия, которое требовалось, чтобы осмыслить собственную идею и воплотить ее в слова. Мозг стал работать настолько быстро, что слова за ним не поспевали.

— Мне… кажется… — Майкл замолчал, и ему показалось, что замолчал надолго, — это не галлюцинация.

— Опишите, что вы видите.

— Оно всегда… было во мне.

— Майкл, опишите, что вы видите.

— Вы… слепой…

Раздражение Майкла переросло в злость. Оттолкнувшись руками от стола, он сел и тут же почувствовал, будто вырвался из чего-то старого и хрупкого, как пожелтелая стеклянная капсула. В следующее мгновение Майкл понял, что его призрачное тело сидит на операционном столе, а настоящее осталось лежать. Почему никто не замечает, что с ним произошло? Это ведь так очевидно! Доктор Ричардсон продолжал смотреть на тело, лежащее на столе, будто это уравнение, которое способно решить само себя.

— Пульса и дыхания нет, — сказал доктор Лау. — Он или мертв, или…

— Что значит — мертв? — вскинулся Ричардсон.

— Хотя нет, сердце бьется. Был один удар. И легкие работают. Он впал в нечто, наподобие неактивного состояния. Так бывает, когда человека надолго заваливает снегом. — Доктор Лау снова посмотрел на мониторы. — Все замедлилось. Очень сильно замедлилось. И все-таки он жив.

Доктор Ричардсон низко склонился над столом и сказал Майклу прямо в ухо:

— Майкл! Вы меня слышите? Вы можете?.. Слушать человеческие голоса оказалось очень трудно — они были связаны с грустью, страхом и слабостью. Майкл выдернул остальную часть своего призрачного тела из плоти и взмыл вверх. Он чувствовал себя очень неуклюжим, как ребенок, который учится плавать. Сначала он поднялся вверх. Потом опустился вниз. Майкл видел все, что происходит вокруг, однако не ощущал никакой связи с тем суетливым, нервозным миром.

Он посмотрел вниз и не увидел, а скорее почувствовал, что в бетонном полу зала появилась маленькая черная дыра, похожая на сливное отверстие на дне бассейна. Какая-то сила мягко тянула туда Майкла. «Нет, — подумал он. — Я хочу остаться здесь». Он мог сопротивляться и при желании остался бы в холодном зале, но что же там, в темноте? Может, чтобы стать Странником, надо спуститься туда?

Прошло какое-то время. Сколько именно — несколько секунд или несколько минут, — Майкл не знал. Его светящееся тело опускалось все ниже, а сила, что тянула его вниз, становилась все сильнее и начинала пугать. Майклу привиделось лицо Габриеля и отчаянно захотелось снова встретиться с братом. Им все следовало делать вместе. Когда человек одинок, опасность подстерегает его повсюду.

Ближе. Совсем близко. Майкл перестал сопротивляться и почувствовал, что его призрачное тело превратилось сначала в сферу, а потом в точку, которую затянуло в темное отверстие. У него не осталось ни легких, ни рта, ни голоса. Он исчез.

Майкл открыл глаза и увидел, что плывет посреди темно-зеленого океана. Над его головой светили три маленьких солнца, раскаленных добела в соломенно-желтом небе. Майкл расслабился и постарался обдумать, что с ним происходит. Вода была теплой, с легкой рябью. Никакого ветра. Отталкиваясь ногами, Майкл покачивался на поверхности воды, как пробка, и осматривался по сторонам. Вокруг виднелась только темная, подернутая дымкой линия горизонта и никаких признаков земли.

— Привет! — крикнул Майкл.

На секунду звук собственного голоса заставил его почувствовать себя сильным и живым, однако слово быстро затерялось в бесконечности океана.

— Я здесь! — закричал Майкл. — Здесь!

Ответа не последовало. Майкл вспомнил о записях, которые доктор Ричардсон оставлял у него в комнате. В них были сведения, полученные от Странников на допросах. Они рассказывали, что на пути в иные измерения стоят четыре преграды — Вода, Огонь, Земля и Воздух. Определенного способа пересечь барьеры не было, и каждый Странник пробирался через них по-своему. Все находили собственный путь через преграды и описывали пройденное испытание по-разному. У кого-то была дверь. У кого-то коридор. Один русский Странник описывал нож, рассекающий длинные черные занавеси.

Все Странники в один голос заявляли, что ты или переходишь через преграду, или возвращаешься обратно, в реальный мир. Однако никто не дал руководства, как проделать такой фокус. «Надо найти свой путь», — объясняла одна женщина. «Путь сам находит тебя», — утверждал кто-то другой. Различные объяснения раздражали Майкла. Почему нельзя просто сказать: «Пройдите вперед восемь футов и поверните направо». Ему нужна была карта, а не философские рассуждения.

Майкл громко выругался и хлопнул ладонями по воде, чтобы услышать хоть какие-то звуки. Брызги ударили ему в лицо и стекли по щекам в рот. Майкл ожидал соленого, неприятного вкуса, как в обычном океане, но вода оказалась абсолютно безвкусной и не имела никакого запаха. Набрав жидкость в ладони, Майкл изучил ее поближе. В воде плавали какие-то мелкие частички. Это мог быть песок, или водоросли, или просто пыль — Майкл не знал.

Может, он просто спал? Или он на самом деле мог утонуть? Глядя в небо, Майкл пытался вспомнить истории о заблудившихся рыбаках или туристах, которые упали с корабля в море и плыли до тех пор, пока их не спасли. Как долго они держались на воде? Три, четыре часа? Сутки?

Майкл опустил голову под воду, потом снова поднял ее и выплюнул попавшую в рот воду. Почему в небе светят три солнца? Неужели он попал в другую вселенную с собственными законами жизни и смерти? Майкл пытался обдумать эти вопросы и ситуацию саму по себе, но мысль о том, что он оказался один в открытом море, не давала ему покоя.

«Без паники, — сказал он себе. — Ты способен продержаться очень долго».

Майкл начал вспоминать старые песни и громко их петь. Потом посчитал вслух в обратном порядке и прочитал несколько детских стишков — только для того, чтобы почувствовать себя живым. Вдох. Выдох. Всплеск. Поворот. Еще всплеск. Однако всякий раз, когда Майкл останавливался, маленькие волны и рябь на воде пропадали, растворяясь в окружающем спокойствии. Может, он умер? Да, наверное, он умер. Доктор Ричардсон, вероятно, суетится сейчас над его безжизненным телом. Или он не совсем умер, но если пойдет на дно сейчас, то жизнь окончательно уйдет из его тела.

Майкл напугался собственных мыслей и, выбрав направление, поплыл. Сначала он плыл кролем. Потом у него устали руки, и Майкл поплыл на спине. Понять, сколько прошло времени, он не мог. Может, пять минут. Или пять часов. Когда он остановился и, покачиваясь на воде, огляделся по сторонам, вокруг была все та же линия горизонта, а вверху — все те же три солнца и соломенно-желтое небо.

Майкл нырнул, потом быстро всплыл на поверхность и, выплюнув воду, закричал. Затем лег на спину и закрыл глаза. Однообразие и спокойствие этого странного мира напоминали искусственное творение чьего-то разума. Однако самому Майклу всегда снился или Габриель, или другие люди, которых он знал. Такое абсолютное одиночество казалось ему странным и пугающим. Если бы это был его сон, то там непременно появился бы пиратский корабль или роскошная яхта с красивыми женщинами на борту.

Внезапно к ноге Майкла прикоснулось что-то скользкое. Он перевернулся на живот и поплыл, отчаянно работая руками и ногами. Он хотел только одного — уплыть как можно дальше от той штуки, которая к нему прикоснулась. Вода попала Майклу в ноздри, и он стал отфыркиваться. Потом закрыл глаза и поплыл вслепую, отчаянно колотя руками и ногами по воде. Наконец Майкл остановился и прислушался. Ничего, кроме звука его дыхания. Страх вернулся с новой силой, и Майкл снова поплыл в никуда, к уходящему в бесконечность горизонту.

Шло время. Время во сне или в пространстве, Майкл не знал. Обессилев и задыхаясь от нехватки воздуха, он остановился, лег на спину. В тот момент он не испытывал ничего, кроме желания дышать. Майкл сосредоточился на движении своих легких, на том, что прежде казалось таким простым и непроизвольным. Прошло еще время, и он почувствовал нечто новое. Теперь Майклу казалось, что его подталкивает течение и он движется в определенную сторону горизонта. Мало-помалу поток становился сильнее.

Сначала Майкл слышал только плеск воды, потом до него донесся слабый гул, похожий на шум далекого водопада. Майкл перевернулся со спины и постарался поднять голову как можно выше над водой, чтобы увидеть, куда его несет течением. Далеко впереди в воздухе висел легкий туман, а поверхность воды разбивали небольшие волны. Течение делалось все сильнее, плыть против него стало очень сложно. Гул тоже усиливался, пока не стал таким громким, что заглушил крики Майкла.

Он поднял вверх правую руку, словно надеялся, что огромная птица или ангел спустятся сверху и спасут его от верной гибели. Течение все несло его и несло, и вдруг океан как будто расступился.

На мгновение Майкл оказался под водой и отчаянно заработал руками и ногами, чтобы снова подняться к свету. Теперь он был на одной из сторон гигантской воронки — водоворота размером с лунный кратер. Темно-зеленая вода кругами шла куда-то вниз, в темную бездну. Течение толкало Майкла и уносило с собой, прочь от света. «Плыви, — говорил себе Майкл. — Плыви. Не сдавайся». Он знал, если вода заполнит рот и легкие, что-то внутри него погибнет, исчезнет навсегда.

На полпути до дна огромной зеленой чаши Майкл увидел черное пятно размером с корабельный иллюминатор. Оно казалось чем-то независимым от самого водоворота. Время от времени пятно скрывалось под водяными брызгами и пеной, как темный камень на дне быстрой речки, а потом снова появлялось на том же месте.

Отталкиваясь руками и ногами, Майкл стал двигаться вниз, в сторону пятна, на какое-то время потерял его, потом снова нашел и, наконец, протиснулся в его темные недра.

38

Стеклянная галерея, которая опоясывала главный зал Гробницы, в основном была занята техническим персоналом, однако в ее северную часть, где располагался частный офис, вела одна-единственная, охраняемая дверь. Полы в офисе были покрыты коврами, стоял раскладной диван и несколько торшеров из нержавеющей стали. Возле окон с затененными стеклами стояли черные столики и обитые замшей стулья с прямыми спинками.

За одним из столиков сидел генерал Нэш. Его телохранитель, бывший полицейский из Перу по имени Рамон Вега, налил генералу бокал шардоне. Однажды Рамон убил пятерых рабочих, у которых хватило глупости устроить на руднике забастовку, однако генерал Нэш больше ценил его как камердинера и официанта.

— Рамон, что у нас на ужин?

— Лососина, картофельное пюре с чесноком и зеленые бобы с миндальным орехом. Заказ принесут из административного центра сюда.

— Отлично. Проследи, чтобы ничего не остыло.

Рамон вернулся в переднюю, а генерал отпил маленький глоток вина. Один из уроков, которые генерал усвоил за двадцать два года службы в армии, состоял в том, что офицеру всегда следует держаться отдельно от рядовых. Он для них командир, а не друг. Когда генерал Нэш работал в Белом доме, весь персонал следовал тому же правилу. Каждые несколько недель президент выходил на люди побросать бейсбольный мяч или зажечь новогоднюю елку, но основную часть времени его тщательно оберегали от всякого рода опасных случайностей. Несмотря на то, что Нэш был военным, он особенно не советовал президенту посещать солдатские похороны. Эмоционально неуравновешенная супруга погибшего могла раскричаться и расплакаться, его мать — броситься на гроб, а отец — потребовать от командования объяснений. Философия паноптикума научила Братство тому, что истинная власть основана на контроле и предсказуемости.

Поскольку результат проекта «Переход» был непредсказуем, генерал Нэш предпочел не сообщать остальным членам Братства, что эксперимент уже начался. Успех определялся чересчур большим количеством переменных. Сейчас все зависело от Майкла Корригана, молодого человека, чье тело лежало на операционном столе посреди Гробницы. Многие из тех, кто принимал препарат ЗБЗ, оказались в психиатрической лечебнице. Доктор Ричардсон уверял, что не может определить правильную дозу наркотика или предсказать его действие на вероятного Странника.

Будь это военная операция, генерал возложил бы полную ответственность на младшего по званию офицера и не стал участвовать в сражении лично. Когда тебя нет поблизости от места действия, уйти от обвинений гораздо проще. Нэш всегда помнил это правило и часто им пользовался, однако уехать из исследовательского центра он не мог. Именно по инициативе генерала в Братстве разработали квантовый компьютер, построили Гробницу, а теперь пытались создать собственного Странника. Если проект будет завершен удачно, они изменят ход самой истории.

Паноптикум уже сейчас начинал следить за людьми на рабочем месте. Потягивая вино, генерал с удовольствием представил будущую идиллию. В Мадриде компьютер подсчитывает скорость, с которой усталая женщина печатает информацию об использовании кредитных карт. Компьютерная программа следит за работой женщины, составляет ежечасный график по выполнению нормы и автоматически отправляет сообщения с оценкой: «Отличная работа, Мария» или «К сожалению, мисс Санчес, вы отстаете от плана». Не молодая женщина склоняется над клавиатурой и печатает быстрее, еще быстрее, чтобы не потерять работу.

Где-то в Лондоне камеры видеонаблюдения следят за толпой людей, преобразуя человеческие лица в ряды цифр, которые можно сравнить с цифровыми файлами. В Мехико и Джакарте электронные подслушивающие устройства следят за телефонными разговорами и болтовней в интернет-чатах. В Денвере купили одну книгу, в брюссельской библиотеке заказали другую. Книги с опасными идеями свободно стоят на полках, привлекая любопытных, как кусок сыра в мышеловке. Кто купил такую-то книгу? А кто прочитал другую? Даем перекрестную ссылку. Потом отслеживаем снова. День заднем виртуальный паноптикум наблюдает за своими узниками, становится частью их жизни.

Рамон Вега снова проскользнул в дверь и слегка поклонился. Генерал Нэш подумал, что возникли проблемы с ужином.

— К вам пришел мистер Бун, генерал. Говорит, вы хотели его видеть.

— Да, конечно. Пусть войдет.

Кеннард Нэш знал, что, если бы в тот момент он сидел в Зале истины, левое полушарие его головного мозга вспыхнуло бы красным цветом, выдавая неискренность. Нэшу не нравился Натан Бун. Генерал нервничал, когда тот находился рядом. Мистер Бун, нанятый на службу предшественником генерала, знал о самом Братстве и его деятельности очень много. Последние несколько лет он путешествовал по всему миру и завязал личные знакомства с остальными членами исполнительного комитета. Почти все в Братстве считали Буна храбрым и изобретательным человеком — идеальным главой службы безопасности. Генерала раздражало, что он не мог управлять работой Буна полностью. Недавно Нэш узнал, что глава службы безопасности не подчинился прямому приказу. Рамон проводил Буна в галерею и оставил их с генералом вдвоем.

— Вы хотели со мной поговорить? — спросил Бун.

Он стоял, слегка расставив ноги и заложив руки за спину. Предполагалось, что главный здесь генерал, однако оба собеседника знали, что Буну ничего не стоит подойти к собеседнику и за пару секунд свернуть ему шею.

— Присаживайтесь, мистер Бун. Хотите бокал шардоне?

— Не сейчас.

Бун подошел к окну и посмотрел вниз, на операционный стол. Врач-анестезиолог устанавливал Майклу на грудь какие-то датчики.

— Как успехи?

— Майкл вошел в состояние транса. Пульс слабый. Дыхание замедленное. Надеюсь, он становится Странником.

— Или умирает. ЗБЗ мог выжечь ему все мозги.

— Его нейроэнергия вышла из тела. Компьютеры довольно точно следят за ее передвижением.