Джелой бросила на него нетерпеливый взгляд.
Пахнет алыми розами снег.
— Членством в Ордене Манускрипта следует гордиться, и ликтор не мог жалеть о том, что делал для него Диниван. — Ее веки опустились, ей в голову пришла новая мысль. — Но ликтор мертв, если дошедшие до нас слухи правдивы. Поговаривают, что его убили те, кто почитает Короля Бурь.
— Да, я слышал об Огненных танцорах, — сказал Джошуа. — Те, кто пришел в Новый Гадринсетт с юга, только о них и говорят.
И горят от зари облака.
— Но после того как до нас дошли слухи о смерти ликтора, Диниван больше со мной не связывался, — продолжала Джелой. — И к кому могли попасть его птицы? И если он пережил нападение на ликтора — мне сказали, что в Санцеллане Эйдонитисе случился большой пожар, — почему не написал сам?
— Возможно, он получил ожоги или ранения, — неуверенно предположил Стрэнгъярд. — И тогда он попросил бы написать письмо кого-то другого.
И стоит у окна человек,
— Верно, — задумчиво ответила Джелой, — но в таком случае он использовал бы свое имя, если только не опасался отправлять с птицей письмо, подписанное его собственной руной.
— Значит, если письмо отправил не Диниван, — сказал Джошуа, — мы должны быть готовы к тому, что это обман. Возможно, за письмом стоят те, кто виновен в смерти ликтора.
Улыбаясь чему-то слегка.
Воршева приподнялась в постели.
— Возможно, все иначе, — сказала она. — Кто-то нашел птиц Динивана и воспользовался ими по собственным причинам.
На душе у него так светло,
Джелой задумчиво кивнула.
— Верно, — сказала она. — Но тогда этому человеку известно, кто является друзьями Динивана и где они могут находиться: в письме названо имя вашего мужа, словно тот, кто его отправил, знал, что записка сразу попадет к нему.
Что слабеет внезапно мороз,
Джошуа снова принялся расхаживать по шатру.
— Я думал о Наббане, — пробормотал он. — Много раз. Север — это пустоши, и я сомневаюсь, что Изорн и остальные найдут там достаточное количество сторонников. Люди разбросаны на больших расстояниях войной и погодой. Но если нам каким-то образом удастся вытеснить Бенигариса из Наббана… — Он остановился и, нахмурившись, посмотрел на потолок шатра. — Тогда мы сумеем собрать армию, а потом корабли… У нас появится реальный шанс разрушить планы моего брата. — Он нахмурился еще сильнее. — Но мы не знаем, можно ли доверять этому письму. Мне не нравится, когда кто-то пытается мной управлять. — Он хлопнул ладонью по ноге. — Эйдон! Почему все так сложно?!
Будто с неба на землю легло
Джелой заерзала на стуле. В голосе мудрой женщины неожиданно появилось сочувствие.
Вдохновенное облако роз,
— В жизни никогда не бывает просто, принц Джошуа.
Будто с ночи бессонной плывут
— О чем бы ни шла речь, — заметила Воршева, — верно это или ложь, в письме сказано, что появится посланец. И тогда мы узнаем больше.
По небесным путям корабли,
— Может быть, — сказал Джошуа. — Если только это не попытка заставить нас здесь задержаться.
Будто ангелы где-то поют
О нечаянной вечной любви…
— Очень маловероятно, если вы простите мне мои слова, — вмешался Стрэнгъярд. — Кто из наших врагов настолько слаб, чтобы пасть так низко?.. — Он смолк, глядя на жесткое, отрешенное лицо Джошуа. — Я хочу сказать…
* * *
— Я думаю, ты прав, Стрэнгъярд, — поддержала его Джелой. — Это слабая игра, и я думаю, Элиас и его… союзники… на такое просто не способны.
Тебя ни летом, ни зимой
— В таком случае тебе не следует спешить собирать Раэд, Джошуа. — В голосе Воршевы появились триумфальные интонации. — Не имеет смысла строить планы, пока ты не узнаешь, можно ли верить тому, что написано в письме. Тебе следует подождать посланца. Во всяком случае, некоторое время.
Не встретить мне никак.
Принц повернулся к ней, они обменялись взглядами, и, хотя остальные не понимали, что означало молчание между мужем и женой, они ждали. Наконец Джошуа коротко кивнул.
Да, Господи! Да, Боже мой!
Воршева удовлетворенно улыбнулась.
Да, как же это так?!!
Пусть не сестра ты, не жена,
— Я согласна, принц Джошуа, — сказала Джелой. — Но остается еще многое, о чем мы не…
Не дочь мне и не мать,
Пусть то, что ты мне так нужна,
Она замолчала, когда у входа в шатер появился Саймон. Он не стал сразу входить, и Джошуа нетерпеливо его поманил.
Никто не будет знать,
— Заходи, Саймон, не стой у входа. Мы обсуждаем странное письмо и еще более странного посланца, который должен к нам прибыть.
Но знаешь ты, и знаю я,
— Посланца? — удивленно спросил Саймон,
От Бога не тая,
— Нам прислали письмо, возможно, из Наббана. Заходи. Ты что-то хотел?
Что у тебя – душа моя,
А у меня – твоя!
Юноша сглотнул.
* * *
— Быть может, сейчас не самое лучшее время, — сказал он.
Не тебе меня одолеть.
— Могу тебя заверить, — сухо сказал Джошуа, — что любой твой вопрос покажется простым по сравнению с проблемами, с которыми я сегодня столкнулся.
Не тебе меня превозмочь…
Казалось, Саймон все еще колеблется.
Я могу тебя пожалеть
— Ну… — сказал он и шагнул в шатер.
На одну всего только ночь.
За ним вошел кто-то еще.
Но зачем тебя мне жалеть?
— Благословенная Элизия, мать нашего Спасителя, — сдавленным голосом пробормотал Стрэнгъярд.
И за что тебя унижать?...
— Вовсе нет. Моя мать дала мне имя Адиту, — ответила спутница Саймона.
Слишком долго после болеть
Несмотря на свободное владение вестерлингом, у нее был странный акцент, не позволявший понять, прозвучала ли в ее голосе насмешка.
Да от совести всё бежать,
Стройная, как копье, с золотыми глазами и огромной копной снежно-белых волос, перевязанных серой лентой, она была одета во все белое, и в шатре возникло нечто вроде сияния, будто внутрь вошел маленький кусочек зимы.
Всё бежать, лететь, говорить,
— Адиту — сестра моего друга Джирики. Она ситхи, — добавил Саймон, хотя в этом не было никакой необходимости.
Мол, не я, мол, пришла сама…
— Клянусь Деревом! — сказал Джошуа. — Святым Деревом!
Ночь всего одну подарить,
Адиту мелодично рассмеялась.
А потом… всё себя корить
— Неужели слова, которые вы произнесли, должны заставить меня исчезнуть? Если так, то они не работают.
И сходить по тебе с ума
Женщина-ведьма встала, и на ее морщинистом лице появились противоречивые эмоции.
* * *
— Добро пожаловать, Дитя Рассвета, — медленно проговорила она. — Меня зовут Джелой.
ДВОЕ
В ответ Адиту мягко улыбнулась
«Курица не человек, орёл не птица.»
— Я знаю, кто вы такая. Первая Бабушка о вас рассказывала.
Всё что не делается – не говорится,
Джелой подняла руку, словно собралась прикоснуться к удивительному видению.
Не называется, не признаётся.
— Амерасу всегда была мне дорога`, хотя я никогда с ней не встречалась. Когда Саймон рассказал, что произошло… — Внезапно на ее ресницах задрожали слезы. — Ее будет многим не хватать, вашей Первой Бабушки.
Звёзды сияют со дна колодца.
Реки текут от устья к истоку,
Адиту склонила голову.
Ливень к засухе, солнце к востоку,
— Так и есть. Весь мир скорбит о ней.
Слёзы к радости, спина к спине,
Джошуа загнул вперед.
Крыльями к ветру, лицом к стене…
— Прошу простить мою неучтивость, Адиту, — сказал он, стараясь правильно произнести имя. — Я Джошуа, кроме валады Джелой здесь также находятся моя жена, леди Воршева, и отец Стрэнгъярд. — Он провел ладонью по лицу. — Мы можем предложить вам что-нибудь выпить или поесть?
* * *
Адиту поклонилась.
Мягкий запах солёного ветра
— Благодарю вас, но я напилась из источника перед рассветом, и я не голодна. У меня к вам послание от моей матери, Ликимейи из Дома Ежегодного танца, вероятно, вам будет интересно его услышать.
На прозрачных пальцах рассвета...
(Дрожи , душа, дрожи...)
— Конечно. — Джошуа не мог отвести от нее взгляда. Из-за его спины Воршева также смотрела на ситхи, хотя на ее лице было совсем другое выражение. — Конечно, — повторил Джошуа. — Пожалуйста, садитесь.
Терпкий отблеск влажного взгляда
Ситхи легко села на пол, невесомая, как пух чертополоха.
На протянутой звёздной ветви...
— Вы уверены, что сейчас подходящий момент, принц Джошуа? — В ее голосе слышался затаенный смех. — Вы выглядите не лучшим образом.
(Дрожи, душа, и пой...)
— Сегодня выдалось странное утро, — ответил принц.
Зыбкий шелест незримого моря
— Значит, они уже отправились в Эрнистир? — осторожно спросил Джошуа. — Это неожиданная новость.
На иссохшем песке желаний...
— Кажется, вы не слишком рады, — заметила Адиту.
(Дрожи, душа, дрожи...)
— Мы надеялись на помощь ситхи, хотя и не рассчитывали на нее, и никогда не думали, что будем достойны. — Он поморщился. — Я знаю, что у вас нет поводов любить моего отца или народ. Но я рад, что Эрнистир услышал зов рогов ситхи. Я жалею, что мы ничего не смогли сделать для народа Ллута.
Острый камешек воспоминаний,
Адиту подняла руки над головой — жест, показавшийся детским, совсем не подходившим для серьезного разговора.
На ладони безвольно-печальной...
— Как и мы, — сказала Адиту. — Но мы давно отошли от деяний смертных, даже тех, что живут в Эрнистире. Возможно, так бы и продолжалось, пусть и с ущербом для нашей чести, — сказала она с небрежной откровенностью, — но события вынудили нас признать, что война в Эрнистире касается и нас. — Она обратила сияющие глаза на принца. — И вас, конечно. Вот почему даже теперь, после того как Эрнистир освобожден, зида’я готовы отправиться в Наглимунд.
(Дрожи, душа, и пой...)
— Как вы и говорили. — Джошуа оглядел собравшихся, словно хотел убедиться, что остальные слышали те же слова, что и он. — Но вы так и не объяснили причину.
Ты – дым сквозь пальцы в темноту,
— Причин много, — ответила Адиту. — Происходящее слишком близко подобралось к нашему лесу и землям. Кроме того, у хикеда’я не должно быть крепостей к югу от Наккиги. Есть и другие опасения, о которых я не имею права говорить.
Сон, излучающий мечту,
— Но если слухи правдивы, — сказал Джошуа, — норны уже в Хейхолте.
С ресниц вспорхнувшее мгновенье,
Адиту склонила голову набок.
Вздох, растворившийся в груди…
— Да, там есть некоторое количество норнов, несомненно для того, чтобы закрепить договор вашего брата с Инелуки. Но, принц Джошуа, вы должны понимать, что между норнами и их восставшим из мертвых господином существуют определенные различия, как между вашим замком и замком Элиаса. Инелуки и его Красная Рука не могут войти в Асу’а — вы называете его Хейхолт. Так что именно зида’я должны позаботиться о том, чтобы они не обосновались в Наглимунде или любом другом месте южнее Фростмарша.
И как просить «не уходи»,
Коль ты – незримей привиденья?!..
— А почему они не могут… войти в Хейхолт? — спросил Саймон.
Не уходи, постой, побудь
Хоть там, во сне, хоть кем-нибудь,
— Как это ни странно, но вам следует поблагодарить узурпатора Фингила и других умерших королей, которые поступили так с Асу’а, — сказала Адиту. — Когда они увидели, что сделал Инелуки в последние мгновения своей жизни, они пришли в ужас. Они не представляли, что кто-то, пусть даже ситхи, может быть наделен таким могуществом. Они произнесли молитвы и заклинания — если между ними есть какие-то различия — над каждой пядью того, что осталось от нашего дома, прежде чем смертные его заняли.
Не исчезай во тьме бездонной!
Отстраивая заново замок, они повторяли свои заклинания снова и снова, и вскоре Асу’а окружил такой защитный барьер, что Инелуки не сможет туда попасть до скончания времен, но это не будет иметь значения. — Ее лицо застыло. — Впрочем, он все еще невероятно силен и способен отправить в Асу’а своих живых приспешников, которые помогут ему управлять вашим братом, а через него — людьми.
Ты – мысль, ожившая в строке,
Весь мир теперь в твоей руке,
— Значит, вы полагаете, что у Инелуки именно такие планы? — спросила Джелой. — Так считала Амерасу?
Как я, тобою прирученный…
— Мы никогда не узнаем наверняка. Саймон, вне всякого сомнения, вам говорил, что она умерла до того, как успела поделиться с нами плодами своих размышлений. Одного из членов Красной Руки послали в Джао э-Тинукай’и, чтобы заставить ее замолчать, и это деяние исчерпало существенную часть сил Утук’ку и Неупокоившегося под Наккигой, и это многое говорит о том, как сильно они боялись мудрости Первой Бабушки. — Адиту сложила руки на груди, потом прикоснулась пальцем к каждому глазу. — Все Дома в Изгнании пришли в Джао э-Тинукай’и, чтобы обдумать случившееся и составить план войны. Зида’я считают, что Инелуки, весьма вероятно, намерен править людьми через вашего брата.
Адиту наклонилась над жаровней, взяла ветку, которая горела с одного конца, и подержала ее перед собой — огонь окрасил ее лицо в алый цвет.
ПОВЕСТЬ О НАСТОЯЩЕЙ ЛЮБВИ
1.
— Инелуки в некотором смысле жив, но никогда не сможет по-настоящему существовать в нашем мире — а в месте, которое он ценит больше всего, у него нет прямой власти. — Она оглядела собравшихся, одарив каждого взглядом золотых глаз. — Но он сделает все, что в его силах, чтобы взять под контроль ненавистных ему смертных. И если сумеет при этом унизить собственную семью и народ, у меня нет сомнений, что так и будет. — Адиту вздохнула и бросила ветку обратно в жаровню. — Возможно, это к лучшему, что большинство героев, погибших за свой народ, не смогут вернуться и увидеть, как люди поступают со столь тяжело добытой свободой.
И она любила его…
Долгое молчание прервал Джошуа.
И он её не любил…
— А Саймон вам сказал, что мы похоронили наших мертвых здесь, на Сесуад’ре?
И любил он –
Адиту кивнула.
Не её…
— Мы знаем, что такое смерть, принц Джошуа. Мы бессмертны, но лишь в том смысле, что умираем только по собственному выбору — или выбору кого-то другого. Быть может, из-за этого смерть для нас имеет большое значение. Из того, что у нас долгая жизнь, если ее сравнить с вашей, еще не следует, что мы готовы с ней расстаться. — Она позволила появиться быстрой холодной улыбке. — Ваш народ храбро сражался, защищая свою жизнь. Нам не стыдно разделить эту землю с теми, кто погиб.
2.
И он любил её…
— В таком случае я бы хотел показать вам кое-что еще. — Джошуа встал и протянул руку в сторону ситхи.
И она его не любила…
Воршева, которая внимательно наблюдала за происходящим, выглядела недовольной. Адиту встала и последовала за принцем к двери.
И любила она –
— Мы похоронили моего друга — лучшего друга — в саду за Домом Прощания, — сказал он. — Саймон, быть может, ты составишь нам компанию? А также Джелой и Стрэнгъярд, если вы не против, — поспешно добавил он.
Не его…
— Я останусь с Воршевой, — ответила Джелой. — Адиту, я надеюсь, мы сможем поговорить позже.
— Конечно, — ответила ситхи.
3.
Со многими это было…
— Пожалуй, я пойду с вами, — сказал Стрэнгъярд, словно хотел извиниться. — Там очень красиво.
Вроде как ничего.
— Теперь Сесу-д’асу стало печальным местом, — сказала Адиту. — Когда-то оно действительно было прекрасным.
Но кончился дивный сон:
Они стояли перед открытым пространством Дома Прощания, и его поблекшие под воздействием ветра камни тускло сияли под лучами солнца.
И расстались она и он.
— Я считаю, что здесь и сейчас очень красиво, — смущенно сказал Стрэнгъярд.
— И я тоже, — эхом отозвался Саймон. — Как старая женщина, которая была прелестной девушкой, и красота осталась на ее лице.
А вот не он – не она:
Адиту усмехнулась.
Сто лет как - Муж и Жена!
— Мой Сеоман, — сказала она, — время, проведенное среди нас, сделало тебя частично зида’я. Скоро ты начнешь сочинять поэмы и нашептывать их летящему ветру.
Кому ж это нужно было:
Они прошли через зал в опустошенный сад, где на могиле Деорнота была сложена пирамида из камней. Некоторое время Адиту молча перед ней стояла, потом положила руку на верхний камень.
Чтобы она любила
— Это хорошее, тихое место. — На некоторое время ее взгляд стал отсутствующим, словно был устремлен в другие места или времена. — Из всех песен, что поют зида’я, — тихо продолжала она, — нам ближе всех те, которые рассказывают о том, что утрачено.
Или чтоб он любил?
………………………….
— Быть может, причина в том, что никто из нас не знает истинной ценности предмета или человека до тех пор, пока мы его не потеряем, — сказал Джошуа.
Всё умерло. Всё остыло…
Он склонил голову. Трава, выросшая между камнями, шевелилась под порывами ветра.
Лишь она о Нём не забыла.
Лишь он о Ней не забыл.
Странное дело, но из всех смертных на Сесуад’ре именно Воршева первой подружилась с Адиту — если смертный вообще способен стать другом бессмертного. Даже Саймон, который жил среди них и спас Джирики, не был уверен, что может считать кого-то из них другом.
* * *
Несмотря на первую неприязнь к женщине ситхи, Воршеву что-то привлекло в чуждой природе Адиту, быть может, именно то, что она сама чувствовала себя непохожей на других все годы, проведенные в Наглимунде. Так или иначе, но жена Джошуа почти сразу приняла Адиту. Казалось, ситхи также с удовольствием проводила с ней время: если Адиту не находилась с Саймоном или Джелой, ее всегда можно было найти рядом с Воршевой, когда та оставалась в постели из-за плохого самочувствия.
Неистовая, словно смерч,
Герцогиня Гутрун, обычная компаньонка Воршевы, очень старалась вести себя вежливо с необычной гостьей, но что-то в ее сердце эйдонитки не позволяло ей чувствовать себя комфортно в ее присутствии. Когда Воршева и Адиту оживленно беседовали и смеялись, Гутрун наблюдала за ситхи, словно за опасным животным, которое якобы приручили.
Немыслимая, словно счастье,
Любовь внезапная, как смерть,
Адиту диковинным образом завораживал ребенок, которого носила Воршева. Теперь у зида’я крайне редко рождались дети, объяснила она. Последний появился на свет столетие назад и стал взрослым, как любой из старших Детей Рассвета. Адиту также заинтересовала Лелет, хотя девочка вела себя с ней так же сдержанно, как с остальными. И все же она соглашалась гулять с Адиту, а иногда позволяла брать себя на руки, что мало кому разрешала.
Ко мне явилась в одночасье...
Адиту занимали некоторые смертные, но обычные жители Нового Гадринсетта смотрели на нее с любопытством и страхом. Историю Улки — следует заметить, весьма странную — рассказывали и повторяли до тех пор, пока все дружно не начали говорить, что Адиту появилась, окутанная дымом и вспышками света; и все дружно твердили, что ситхи, рассерженная тем, что Улка флиртовала с Саймоном, грозила превратить ее в камень, и девушка быстро стала героиней всех молодых женщин, живущих на Сесуад’ре, а Адиту — хотя ее редко видели обитатели поселения — предметом бесконечных сплетен и суеверных причитаний.
Я жил и думал не о том,
К досаде Саймона, он продолжал оставаться предметом слухов и догадок среди небольшого населения Нового Гадринсетта. Джеремия, который часто проводил время на рынке рядом с Домом Прощания, с радостью пересказывал ему диковинные истории — дракон, у которого Саймон украл меч, однажды вернется, и Саймон будет с ним сражаться; на самом деле Саймон наполовину ситхи, и Адиту послали, чтобы вернуть его к Светлым, и так далее. Саймон слушал фантазии, возникавшие из воздуха, и испытывал невероятное раздражение. Он ничего не мог сделать — любые попытки прекратить дурацкие разговоры лишь убеждали жителей Нового Гадринсетта, что он либо скромен, как и подобает мужчине, либо хитрый обманщик. Иногда дикие россказни казались забавными, но ему не нравилось, что все смотрели на него с любопытством, и старался проводить время с теми, кого хорошо знал и кому доверял. Естественно, такое поведение вызывало новые слухи и сплетни.
Если это слава, решил Саймон, он бы предпочел оставаться незаметным поваренком. Иногда, когда он шел по Новому Гадринсетту и люди махали ему или о чем-то перешептывались, он чувствовал себя голым, однако ему ничего не оставалось, как улыбаться и расправлять плечи. Поваренок может спрятаться или убежать; рыцарям этого не дано.
Корпел, о суетном мечтая,
Когда она влетела в дом,
— Он снаружи, Джошуа. И клянется, что вы его ждете.
— Понятно. — Принц повернулся к Саймону. — Должно быть, прибыл таинственный посланец, о котором я говорил, — с новостями из Наббана. И действительно, прошло две недели. Останься и послушай. — Джошуа повернулся к Слудигу и сказал: — Приведи его, пожалуйста.
Всё на пути своём сметая!
Риммер вышел и почти сразу вернулся с высоким бледным мужчиной со впалыми щеками и, как показалось Саймону, немного мрачным. Риммер отступил к стене шатра и остался стоять, положив ладонь на рукоять топора, а другой поправляя желтую бороду.
Посланец медленно опустился на одно колено.
Перевернула всё вокруг,
— Принц Джошуа, мой господин шлет вам привет и просит передать вот это.
Смеясь, безумствуя и плача...
Когда он засунул руку в плащ, Слудиг шагнул вперед, хотя посланец находился в нескольких шагах от принца, но тот вытащил пергамент, перевязанный лентой и запечатанный синим воском. Джошуа посмотрел на письмо и кивнул Саймону, чтобы тот его взял.
— Крылатый дельфин, — сказал Джошуа, глядя на символ, выдавленный на голубом воске. — Значит, ваш господин — граф Стриве из Пердруина?
И, вздрогнув, я поверил вдруг,
На лице посланца появилась усмешка — иначе его выражение было трудно назвать.
— Да, верно, принц Джошуа.
Что можно жить совсем иначе:
Принц сломал печать и развернул пергамент. Несколько долгих мгновений он его изучал, затем свернул и положил на ручку кресла.
Что существуют чудеса,
— Я не стану спешить. Как вас зовут? — спросил Джошуа.
Посланец с заметным удовлетворением кивнул, словно давно ждал этого важнейшего вопроса.
Что стоит захлебнуться новью,
— Меня зовут… Ленти.
Благословляя небеса,
— Очень хорошо, Ленти, Слудиг отведет тебя туда, где ты сможешь получить еду и питье. Кроме того, найдут кровать, потому что мне потребуется время, прежде чем я смогу дать ответ, — возможно, несколько дней.
Посланец оглядел шатер принца, оценивая возможное качество жилища в Новом Гадринсетте.
Омытые земной любовью!
— Да, принц Джошуа.
* * *
Слудиг подошел к Ленти и кивком предложил ему выйти из палатки.
— Посланец не произвел на меня впечатления, — сказал Саймон, когда они ушли.
Спит город у реки, как странник у огня,
Джошуа принялся снова изучать пергамент.
Слезинкой со щеки звезда с небес слетела...
— Он глуп, — согласился принц, — даже для такого простого поручения. Но не надо путать Стриве с его слугами — господин Пердруина умен, как рыночный воришка. И все же трудно поверить, что он способен сдержать обещание, если посылает такого бездарного слугу.
— Какое обещание? — спросил Саймон.
Сегодня ты во сне увидела меня
Джошуа свернул пергамент и засунул его в рукав.
И снова голос мой услышать захотела.
— Граф Стриве утверждает, что готов передать мне власть над Наббаном. — Джошуа встал. — Конечно, старик лжет, но это позволяет сделать ряд любопытных выводов.
Восходит за окном над крышами луна
— Я не понимаю, Джошуа.
Принц улыбнулся.
И в комнату твою глядит голубооко...
— Тебе остается только радоваться. Но твоя невинность после общения с такими людьми, как граф Стриве, быстро и бесследно исчезнет. — Он похлопал Саймона по плечу. — А сейчас, юный рыцарь, я бы не хотел об этом говорить. Мы все обсудим на Раэде.
Спит город у реки, повсюду тишина,
Лишь ветерок ночной танцует одиноко.
— Вы готовы собрать совет?
* * *
Джошуа кивнул.