— Действительно, нас сейчас не ругает только самый ленивый или самый занятый.

Ругают, забывая о том, что борьба с преступностью — дело всего общества, а не только одной милиции. Пусть это звучит громко, но это действительно так. А общество от этой самой борьбы отстранилось, в лучшем случае просто наблюдает со стороны. Один политик в прошлом адвокат, сказал, что какого-либо особого всплеска преступности, в том числе и организованной, у нас нет, а есть просто новые формы взаимоотношений между «новыми русскими». В таком случае прав был другой человек, который сказал: чем больше я узнаю новых русских, тем больше мне нравятся алкоголики. Во всех нормальных странах в ответ на рост преступности следует ужесточение уголовного законодательства. У нас — все наоборот. Так называемая гуманизания перешла все мыслимые границы. Грабителя отпускают до суда под залог в смехотворную сумму пять миллионов рублей, а через пару месяцев этот залог ему вообще возвращают в связи с «тяжелым материальным положением», хотя суд состоится не раньше чем через полгода. Торговец наркотиками на суде получает шесть месяцев тюремного заключения и выходит на свободу И прямо из зала суда, потому что эти шесть месяцев он уже успел отсидеть на предварительном следствии. Разбойники и вымогатели получают условные сроки, а судья, радостно хихикая, говорит, что гордится тем, как много преступников он освободил, и уверяет всех, Н что те три-четыре месяца, которые эти «мальчики» отсидели в следственном изоляторе, И стали для них хорошим уроком на всю жизнь. По-твоему, это нормально? К этому следовало стремиться?

— Ты смотришь со своей колокольни, — поморщилась Вика. — Не все так мрачно, как ты говоришь.

— Возможно, — кивнул Костя. — Но каждый, кто сидит на колокольне, считает, что именно его — самая высокая. Каждый делает свое дело. Я не разбираюсь в политике, искусстве, почти ничего не смыслю в бизнесе, но свое дело знаю и делать его умею. Поэтому меня гораздо больше волнует то, что обычные люди не могут вечером спокойно пройти по улице, а не то, что у нас появилась очередная новая политическая партия с очередной гениальной программой.

— А по-другому ты не можешь?

— По-другому — что?

— Не волноваться за то, кому как по улицам ходится?

— Нет. Не могу.

Утром Ковалев проснулся за несколько секунд до того, как должен был зазвенеть будильник, и успел выключить его, чтобы не разбудить Вику. Она спала, уткнувшись в его плечо и раскидав волосы по подушке. Костя осторожно откинул одеяло, встал и прошел на кухню.

Пока нагревался чайник, Костя успел принять душ. Скопившееся за последнее время напряжение ушло, он чувствовал себя легким и бодрым, появилось даже какое-то умиротворение, и он впервые после происшествия с Катей подумал о том, чем займется тогда, когда завершится последний этап этой истории.

— Ты не опаздываешь?

Вика вошла на кухню неслышно и теперь стояла возле холодильника, кутаясь в легкий халат. Возраст брал свое, и, поднявшись с кровати, она выглядела далеко не так привлекательно, как вчера вечером, но Костя посмотрел на ее лицо с нежностью и благодарностью.

— Вообще-то опаздываю. Мне сегодня к восьми нужно, но меня об этом все равно никто не предупреждал, так что обойдутся.

— А как же старушки, которых ты защищаешь?

— Они еще спят.

— Хочешь — возьми машину. Мне она до вечера все равно не понадобится, а ты в обед пригонишь.

Предложение было заманчивым, но, подумав, Костя отрицательно покачал головой.

— Не надо. Да и все равно у меня ведь ни прав нет, ни доверенности твоей.

— А ты гаишникам удостоверение покажешь, если они тебя остановят. Капитан ты или кто?

— Капитан. Тебе кофе дать?

— Налей немного.

Завтрак был недолгим. Пока Ковалев торопливо ел бутерброды, Вика мелкими глотками пила свой кофе и тоскливо смотрела в окно.

— Послушай, капитан, мы еще увидимся или ты попрощаешься и дорогу забудешь?

— Не забуду. У меня твоя визитка осталась.

— Господи, я-то думала, ты мне приятное что-нибудь скажешь! Неужели тебя не учили хотя бы иногда комплименты говорить? Или ты весь словарный запас на своих арестованных тратишь?

— Гм… Ну они тоже ведь люди! Да и потом, если не я, то кто им слово доброе

скажет?

— Да, от тебя дождешься!

— Все, спасибо! Я побежал. Позвоню вечером. Как-нибудь.

— Число уточнить не хочешь? Или хотя бы месяц?

— По крайней мере, в этом году.

Пока Ковалев обувался и пристраивал на место пистолет, Вика успела поставить грязную посуду в мойку и тоже вышла в коридор.

— Слушай, ты даже лицом посветлел, — заметила она, придирчиво оглядывая его костюм и поправляя воротник куртки. — Не ходи с поднятым воротником, как Штирлиц, тебе это не идет. И вообще тебе классический стиль носить надо.

— Ну я же не знал, что тебя встречу. А для работы и это сойдет. В следующий раз надену что-нибудь поприличнее. У меня где-то был почти новый смокинг.

— Не юродствуй. Не забудешь про следующий раз-то?

— Не забуду. Ну все, пока! Спасибо!

— Не за что. Пока!

Ковалев сбежал вниз по лестнице, выскочил на улицу, успел вовремя отпрыгнуть от струи припозднившейся поливальной машины и направился к троллейбусной остановке. Впервые за последнее время он чувствовал себя легко и свободно, в голове вертелись обрывки популярных песен, он с удовольствием вдыхал влажный, чистый утренний воздух и останавливал взгляд на симпатичных девушках без риска опять погрузиться в составление планов и способов их реализации.

Запущенный им механизм постепенно набирал обороты, и теперь оставалось только ждать результатов. Каких-либо активных действий больше почти не требовалось, за исключением некоторой чисто «бумажной» работы, время которой наступит после того, как Вова Янович умрет в камере ИВС.

В том, что Вову убьют, и убьют именно в изоляторе, Костя не сомневался. .\"Достать\" его в тюрьме будет потруднее, да и время теряется. Сделать это удобнее всего ночью. Срок содержания Яновича в ИВС истекает завтра вечером, то есть предстоящая ночь, скорее всего, будет последней. Ковалев надеялся, что «уберут» Вову каким-нибудь тихим, незаметным способом, замаскировав это под естественную смерть или, на худой конец, под несчастный случай. Последнее не очень. устраивало Костю, так как могло навлечь на сотрудников ИВС неприятности со стороны руководства или прокуратуры, но Ковалев очень рассчитывал на благоразумие и технические возможности «другой стороны».

После ликвидации Яновича наступит очередь последнего — Саши Зубченко. И если предположить, что Янович умрет в ночь с понедельника на вторник, то земная жизнь грешника Зубченко, скорее всего, прекратится где-нибудь к середине среды.

Расправу над Сысолятиным и убийство Овчинникова, совершенное каких-то сорок восемь часов назад, Ковалев почти не вспоминал и не ощущал ни жалости, ни угрызений совести. Смерть Сысолятина, причастного ко всей этой истории более чем отдаленно, была тем не менее «технологически необходимой», и, кроме того, ему ведь вначале предлагали выбор. Что касается Овчинникова, то он просто получил свое, и его счастье, что умер он легкой смертью.

К зданию РУВД Ковалев подошел около половины десятого. Машины Петрова нигде видно не было. Перед крыльцом курили несколько омоновцев, в стороне урчал мощным мотором «ЗИЛ» с решетками на окнах фургона и предостерегающей табличкой «Люди». Операция «Ударник» началась полтора часа назад, но, хотя основная нагрузка должна была прийтись на семнадцать-двадцать часов, когда усталые подвыпившие мужики возвращаются домой со своих заводов, строек и автохозяйств, личный состав управления, вместе с приданной помощью, усиленно патрулировал улицы и потрошил «места концентрации лиц криминальной направленности».

Благополучно проскользнув мимо дежурной части, где один из заместителей начальника управления энергично раздавал задания всем не успевшим вовремя смыться или придумать себе занятие сотрудникам, Ковалев добрался до кабинета. За дверью надрывался телефон. Доставая связку ключей, Костя уронил ее на пол, потом долго возился с заклинившим замком и уже думал, что не успеет снять трубку. Успел.

— Алло, Константин Егорович? Это Павел…

— Привет, Паша, я узнал…

Разговор был недолгим. Положив трубку, Костя потер подбородок и ухмыльнулся. Потом, повесив куртку на вешалку, прошелся по кабинету, насвистывая популярную мелодию и раскручивая на пальце связку ключей. Выражение его лица было спокойным и в общем-то благожелательным, но если бы кто-нибудь окликнул его в этот момент, то, встретившись с Костей взглядом, непременно отшатнулся бы, а мелодия, которую он так старательно выводил, вышагивая по истертому паркету кабинета, была последней, какую слышал в своей жизни Гоша Сысолятин.

Начинался первый рабочий день новой недели. Продолжая играть ключами, Костя сел за стол и опять придвинул к себе телефонный аппарат.

Все шло именно так, как он рассчитывал.

* * *

В офис АОЗТ «Парус» Серый приехал первым. Пройдя в кабинет, он запер дверь, сел за стол и придвинул к себе телефон. Несмотря на то, что воскресные события вроде бы в полной мере подтвердили необходимость ликвидации Вовы, у Серого все равно оставались некоторые сомнения. Раскрыв записную книжку, он задумчиво пролистал несколько страниц, нашел нужный номер и снял трубку.

Через несколько минут Серый отодвинул аппарат в сторону и вздохнул. Собеседники так и не смогли переубедить его, но никаких весомых аргументов в пользу своих сомнений он не получил. Достав из холодильника банку безалкогольного пива, Серый развернул кресло к окну и решил в последний раз все обдумать.

Офис постепенно наполнялся людьми.

В коридоре звучали голоса, хлопали двери кабинетов, оживали телефоны. Мысли Серого на первый взгляд были бесконечно далеки от дел фирмы, но, с другой стороны, касались ее самым непосредственным образом. Маленькая песчинка может остановить и испортить отлаженный часовой механизм. Толстый Вова своим необузданным языком мог причинить неприятности сотням людей, даже не подозревающим о его существовании.

Выпив половину банки, Серый убрал пиво обратно в холодильник и покинул офис. Пройдя мимо своей машины, он дошел до перекрестка, проводил задумчивым взглядом проплывший мимо «мерседес» Крутого и остановил первого попавшегося частника.

Конечной цели своего путешествия Серый достиг только часа через полтора. За это время он поменял четыре автомашины, и в маленькую вымирающую деревеньку, расположенную на берегу озера в тридцати километрах от города, он въехал в кабине армейского «ЗИЛа». Рассчитавшись с пожилым прапорщиком. Серый дождался, пока тяжелый грузовик, оставляя шлейф пыли, скроется за поворотом, и направился к вросшему в землю дому с прогнившей крышей. Хозяин был во дворе и колол дрова. Заметив Серого, неторопливо приближающегося к распахнутой калитке, он помрачнел, одним мощным ударом разнес полено и вогнал топор в колоду. Продолжать занятие не имело смысла. После встречи с Серым он должен был вернуться в свой дом не раньше чем через пару лет, и то при самом благоприятном раскладе.

На обсуждение деталей ушло немного времени. День был по-настоящему жаркий и безветренный, и они устроились во дворе, на колченогих табуретках. Серый снял пиджак, аккуратно сложил его подкладкой наружу и перекинул через обух воткнутого в колоду топора. Сверкающая белая рубашка так же соответствовала окружающей обстановке, как его тихий неприметный голос — смыслу произносимых им слов. Хозяин дома состряпал простенький шашлык, который они запили бутылкой хорошего белого вина. Потом Серый остался сидеть, покуривая сигарету и разглядывая подступивший вплотную к деревне лес и заросшее камышом озеро, а хозяин прошел в дом, собрал какие-то вещи и сжег лишние бумаги. Вернувшись, он с трудом раскрыл двери покосившегося сарая и вывел оттуда помятую старую иномарку.

Она уже несколько месяцев числилась в угоне по соседней области, но все это время простояла в этом сарае, а сейчас, снабженная новыми документами, была готова исполнить свою роль.

— Я готов, поехали, — сказал хозяин, устраиваясь за рулем.

Серый надел и застегнул пиджак, еще раз оглянулся на озеро и сел в машину.

В дороге молчали. Выбравшись на шоссе, хозяин высадил Серого около остановки междугородного автобуса, прощально махнул рукой и, не оборачиваясь, погнал к городу.

Оказавшись в нужном районе, он остановился в каком-то глухом дворе, выкинул в канализационный люк все документы и выехал обратно на оживленные улицы. В конце проспекта стоял патрульный автомобиль ГАИ. Оказавшись в поле зрения инспекторов, он грубо нарушил правила дорожного движения, столкнулся с хлебным фургоном и, бросив машину, побежал. Его задержали и доставили в ближайшее отделение. Вскоре выяснилось, что иномарка числится в угоне, и его передали в уголовный розыск. В конце концов, порядком измотав операм нервы, он сознался в совершении угона, прошел все положенные процедуры и оказался в камере районного ИВС. Как и планировал Серый, в одной камере с Вовой.

В анальном отверстии хозяина деревенского дома была спрятана капсула с веществом, стоимость которого сопоставима с ценой новенькой отечественной автомашины популярной модели. Аккуратно переложив капсулу в боковой карман пиджака, он улегся на нары между мирно сопящим во сне Вовой и подозрительно сверкнувшим глазами вонючим бомжом, повернулся на бок и стал ждать.

Вова умер под утро, во сне. Умер, так и не успев ничего понять, не досмотрев кошмарный долгий сон, в котором он, захлебываясь и опускаясь все глубже, брел по какому-то зловонному болоту к маячившим вдалеке туманным берегам. В последний момент тело Вовы выгнулось дугой, а пальцы бессильно царапнули по отполированным тысячами тел деревянным нарам. Глаза широко распахнулись, и взгляд успел зацепиться за ускользающий кусочек серого предрассветного неба, ржавой металлической решеткой разделенного на четкие квадраты. Из горла вырвался тихий хрип, тоненькая струйка слюны потекла по подбородку, и тело, обмякнув, распласталось на досках. Голубые глаза оставались все так же широко раскрытыми, но они не видели уже ничего и только отражали холодный свет укрепленных под потолком электрических ламп.

Приоткрыв один глаз, хозяин деревенского дома убедился, что все кончено, вздохнул и уже через несколько минут спал спокойным сном человека, честно выполнившего свою работу и заслужившего отдых. В его желудке медленно растворялась капсула из-под использованного вещества.

* * *

Уставший и раздраженный начальством муж пришел как раз к началу очередной серии мексиканского телесериала. Торопливо сбросив в прихожей грязные ботинки, он попытался поцеловать жену в лоб, но, занятый своими мыслями, промахнулся, мазнул губами по ее виску и прошел на кухню, оставив после себя запах водки и солярки.

Забросив его ботинки на полку, Алла Сергеевна погасила свет и тоже зашла на кухню.

— Устал, — объявил муж, не поворачиваясь от плиты и продолжая греметь кастрюлями. — А чего ты котлеты не пожарила? Думаешь, я одним борщом наемся?

— А ты в холодильник загляни, — посоветовала Алла Сергеевна, глядя в широкую , спину супруга с нескрываемой ненавистью и презрением. — Там уже неделю кроме льда ничего нет.

— Да? Ну ладно, не обижайся. — Налив полную тарелку, он отломил кусок хлеба и сел за стол, угрожающе заскрипев табуреткой. — Подожди, я ж в понедельник килограмм говядины от Пашки приносил! И тушенка еще должна остаться.

Распахнув дверцу холодильника, Алла Сергеевна вытащила банку консервов, поставила на стол, швырнула рядом открывашку и ушла в комнату.

Минут через двадцать вошел и муж. После ужина он несколько успокоился и подобрел. Переодевшись в домашнее — трикотажные шаровары с оттянутыми коленками и старую армейскую рубашку, — он завалился на диван и с подозрением уставился на экран телевизора, где сериал успел смениться публицистической программой. Ведущий программы изящно шевелил пальцами и высоким дрожащим голосом рассуждал о проблемах «голубых».

— Э-э, блин, хренотень какая-то, — немного послушав, заключил муж и посмотрел по сторонам в поисках чего-нибудь более интересного.

Вытянув толстую волосатую руку, он схватил жену за талию, привлек к себе и успокоился, положив голову ей на бедро. Успокоился, однако, ненадолго. В голове вертелась радостная мысль о том, что со следующего месяца ему все-таки увеличивают зарплату, причем в два раза. Приятная мысль порождала энергию, энергия требовала выхода, а поскольку ничего алкогольного в доме на данный момент не было, то он, заскрипев пружинами продавленного дивана, рывком повалил жену на себя и просунул свободную руку в разрез шелкового халатика. После недолгого блуждания широкая заскорузлая ладонь утвердилась на груди.

— Мне с июля зарплату увеличивают. В два раза. Я им сегодня как рубанул все, что про них думаю! Думал, все — хана, уволят. Директор на меня как попер, так я ему чуть в морду не звезданул — думаю, один хрен, терять нечего! Так меня мужики наши поддержали. Говорят, уволите Петровича, так мы все заявления подадим, никто работать не станет. Даже Вадька-компьютерщик, представляешь!

Алла Сергеевна продолжала смотреть в телевизор и явно ничего не представляла. Не дождавшись ответа, супруг радостно заключил:

— В общем, Алька, готовься: в августе поедем к моим в деревню, отдохнем как следует.

Судя по тону, каким были сказаны эти слова, деревня с его родственниками располагалась как минимум на Кипре.

Так и не дождавшись никакой реакции, муж засопел громче обычного и перешел к более активным действиям. Пока он тискал ее грудь, Алла Сергеевна оставалась достаточно спокойной и лишь иногда, во время особо неловкого его движения, морщилась, но продолжала смотреть телепрограмму. Когда в рекламном ролике мелькнула толстая жизнерадостная корова, она вспомнила слова мужа о грядущей веселой поездке в деревню и подумала, что именно там, среди буренок и доярок, его подлинное место.

Когда супруг, понемногу распалившись, стал опускать руку все ниже и ниже, она оттолкнула его.

— Не надо, Вася. Потом.

— Почему потом?

Вопрос был задан беззащитным тоном обиженного ребенка. Одновременно была предпринята новая попытка атаковать запретное место. Когда нестриженый ноготь больно царапнул по бедру, Алла Сергеевна вскрикнула, отпихнула мужа и вскочила с дивана, поспешно приводя одежду в порядок.

Муж остался лежать на животе, занимая своим большим неряшливым телом почти весь диван. Затягивая поясок халата, Алла Сергеевна прошлась по комнате, выключила телевизор и встала, прислонясь к нему спиной. Некоторое время она молча смотрела на супруга, потом, решившись, сказала:

— Послушай, Василий! Я не хотела пока говорить, но… У нас будет ребенок. Я беременна.

Переваривая сообщение, Вася оставался лежать вверх задом, с подогнутой ногой. Когда смысл сказанного все-таки дошел до мозга и утвердился там, он перевернулся на бок и недоверчиво спросил:

— Точно?

— Точно.

— И… когда?

— В конце февраля.

Вася начал отсчитывать время назад, одновременно вспоминая тот нерегулярный прерывистый график, по которому они с женой вели половую жизнь. Совместную половую жизнь, так как количество «левых» партнеров Аллы Сергеевны за последний год-пол тора уже давно перевалило на третий десяток, а сам Вася, приняв на работе стакан-другой водки, не отказывался воспользоваться радушием крановщицы Веры, обладавшей пышными формами, несложившейся судьбой и способностью пить наравне с мужиками.

Подсчеты завершились удачно. Вычислив время, Вася смог припомнить одну или две ночи, когда «это» могло произойти, и успокоился. Периодически поднимавший голову червь сомнения в верности жены был загнан на свое обычное место. Приняв сидячее положение, Вася неуверенно улыбнулся:

— Ну ты даешь, Алька! Видишь, как удачно, что зарплату поднимут. Я как чувствовал. А ведь точно, чувствовал, во, бля! Ты давай собирай на стол, это надо отметить. Собирай, а я сейчас у Славки двадцатник займу и принесу чего-нибудь.

Сбросив шаровары, Вася успел напялить брюки и выскочить за дверь раньше, чем жена напомнила ему о невозможности собрать на стол ввиду почти полного отсутствия продуктов в доме.

Последнее обстоятельство Васю не смущало. Вернувшись с поллитровкой сомнительной водки и маленькой бутылкой лимонада, он подарил супруге шоколадку, после чего почти всю водку выжрал сам. Пригубив отдававшую техническим спиртом «бодягу», Алла Сергеевна так и просидела с ополовиненной рюмкой в руке, пропуская мимо ушей разглагольствования мужа о политике, начальстве и зарплате, становившейся по мере опустошения бутылки все более тихими и менее связными. Допив последние капли, драгоценной жидкости, Вася громко икнул, извинился и, так и не совладав с отчаянно не желавшей прикуриться «беломориной», захрапел, опускаясь носом все ближе и ближе к тарелке.

Выйдя на кухню, Алла Сергеевна достала из тайничка ароматную «Море», покурила, пуская дым в форточку, приняла душ и легла в кровать.

Сон долго не шел. Закрывая глаза, она видела перед собой улыбку и глаза Вовы, одно воспоминание о его жарких объятиях и умелых сильных руках моментально возбуждало ее. Последний раз они были вместе четыре дня назад. Вова отвез ее в загородный ночной клуб, где кормили блюдами кавказской кухни, а на сцене показывали прекрасно исполненный мужской и женский стриптиз. Ближе к утру для немногих оставшихся более или менее трезвыми клиентов было показано самое «горячее»: те же актеры и актрисы, на той же сцене, совокуплялись парами и тройками, а потом устроили общую свалку, приведя зал в неистовство. Алла Сергеевна посмотрела на Вову. Они встретились глазами и поняли друг друга. Сметя посуду, Вова легко поднял учительницу, положил на стол, с треском сорвал застежки юбки и яростно вошел в нее. На других столиках творилось то же самое. Необычность окружающей обстановки, крики и стоны «соседок», ритмично мерцающий свет и небольшая доза хорошего алкоголя сделали свое дело — она получила ощущения, ранее никогда не испытанные.

На обратной дороге в город она неожиданно разрыдалась. Не понимая, в чем дело, Вова остановил машину и принялся неумело ее успокаивать. Он так и не понял, что случилось и в чем причина внезапной истерики, поэтому, наверное, и избегал ее в последующие дни.

Именно во время той поездки, после безумной, навсегда оставшейся в памяти ночи, Алла Сергеевна, страдая, осознала, что обходиться без Вовы, без его рук, она не сможет. Как бы смешно это ни звучало, но она любит его, и он ей нужен. А самое страшное заключается в том, что она для него — не более чем интересная новая кукла, призванная какой-то период, пока не надоест, ублажать своего хозяина. Имея достаточно полное представление о профессии Вовы, она горячо захотела, чтобы его посадили в тюрьму. Посадили на несколько лет. И все эти годы она ждала бы его, благодаря чему ее жизнь приобрела бы новый смысл. А дождавшись возвращения, она доказала бы свою преданность, и он просто не смог бы ее бросить.

На следующий день, сходив к своему врачу, чтобы проконсультироваться насчет новых, незнакомых ощущений в организме, Алла Сергеевна узнала, что беременна. Противозачаточные таблетки, которые она принимала в течение двух лет, дали сбой, и она увидела в этом знак судьбы. Никаких сомнений относительно личности отца будущего ребенка не возникло — естественно, это был Вова. Мыслей об аборте даже не возникло. Теперь даже в случае полного и бесповоротного разлада с Вовой жизнь не теряла смысл, и Алла Сергеевна смотрела в будущее с оптимизмом.

Она была уверена, что у нее обязательно родится сын и она сможет воспитать его достойным своего отца.

* * *

Костя проводил взглядом удаляющуюся машину Петрова, сошел с тропинки, присев на большой, нагретый солнцем валун, поднес к глазам бинокль. Мощная оптика сократила расстояние, и, оставаясь незамеченным, Ковалев смог детально рассмотреть огромный полуразвалившийся амбар, заросший берег озера, две дорогие иномарки и слоняющегося поблизости от них долговязого парня в черном спортивном костюме.

Была среда. Время приближалось к пятнадцати часам. Несколько минут назад веселые ребята — одна из боевых бригад «центровой» группировки — привезли в амбар Сашу Зубченко. Бандит в черном спортивном костюме носил кличку Весло, являлся водителем одной из «боевых машин» и был оставлен на улице для наблюдения за окрестностями.

Сжимая в руке рацию. Весло вразвалку обошел вокруг амбара, провалился по колено в заросшую канаву, матерясь, отодрал от брюк колючки и выбрался на берег озера. Для купания место было неудачным, но солнце раскалило костюм парня до температуры плавления стали, и он подумывал о том, чтобы быстренько окунуться. Однако единственная приличная тропинка была густо усеяна ржавыми консервными банками и осколками бутылок, поэтому Весло плюнул на это дело и, расстегнув и приспустив с плеч куртку, переключил все внимание на более интересный объект. На другом краю озера, метрах в ста от того берега, где стоял амбар, покачивалась на воде черная резиновая лодка. Сидевший на корме молодой худосочный парень в майке и нелепой цветастой панаме длинной удочкой ловил рыбу. Его подруга устроилась на носу, томно подставляя обнаженное тело жарким солнечным лучам. Присмотревшись, Весло решил, что им обоим, наверное, еще нет и шестнадцати, а девушка загорает по меньшей мере без верхней части купальника. Одно было плохо — она сидела спиной и явно не собиралась оборачиваться. Немного подождав. Весло хотел свистнуть, но вовремя одумался, рассудив, что его «братаны» могут принять это за сигнал тревоги. Сплюнув, он повернулся и поплелся обратно к амбару, где происходило самое интересное.

Проходя мимо ворот, между створками которых осталась щель в полметра шириной, Весло остановился и заглянул внутрь.

В амбаре было темновато (дневной свет пробивался только через два крошечных окошка под крышей), прохладно и пахло плесенью. Сашу привязали к опорному столбу в центре помещения. Запястья сведенных назад, в обхват столба, рук плотно стягивала пластмассовая лента одноразовых наручни ков, ноги и живот обвивали кольца толстой просмоленной веревки.

Выпятив похожий на рюкзак живот и сунув руки в карманы брюк, напротив Саши стоял Циклоп — руководитель «бригады» и один из самых жестоких людей во всем криминальном обществе города. В отличие от Билла, руководящего «бригадой» аналогичного профиля, Циклоп никакими специальными знаниями и навыками не обладал и личными физическими качествами похвастаться не мог. Образование свое он получил в десятках тюрем и лагерей, где отбывал сроки по доброй половине статей Уголовного кодекса. Там же, во время одной из разборок лет двадцать назад, он лишился левого глаза и приобрел рваный шрам через весь лоб, за что впоследствии и получил свое прозвище. В конце восьмидесятых годов, совершив вместе с другом побег из одной северной зоны, Циклоп захватил с собой и молодого паренька, только начинавшего криминальную биографию небольшим сроком за пару квартирных краж. Сбившись с курса, они несколько дней нарезали круги по тундре. К маленькому железнодорожному полустанку Циклоп вышел вдвоем с другом и сразу же попал в руки милицейского патруля.

Паренька с ними уже не было. По словам Циклопа, тот провалился под лед и утонул в какой-то реке. Знающие люди потом говорили, что вор был просто съеден Циклопом и его другом и что именно с этой целью, в качестве «ходячего мяса», паренек и был приглашен участвовать в побеге. Вернувшись через несколько лет в город, Циклоп эти слухи не опровергал.

В стороне от Циклопа на ящиках сидели братья Кочины — бывшие десантники и мастера рукопашного боя. За происходящим они наблюдали с полным равнодушием и даже немного скучали. Кочин-младший поигрывал ключами от своей машины и старался зевать как можно незаметнее, а его брат часто поглядывал на часы и растирал ноющее после вчерашней тренировки запястье.

Ближе к воротам, покуривая папиросу с марихуаной, топтался Чирик. Единственным его достоинством была подлинная справка о «неполной психической вменяемости», и в случае необходимости он мог всегда безбоязненно взять на себя ответственность за «мокрое» дело. Увидев приблизившуюся к щели между створками ворот любопытную физиономию Весла, он сначала неодобрительно нахмурился, а потом, растоптав папиросу, замахал руками и выпроводил коллегу обратно, бормоча сквозь зубы неразборчивую смесь ругательств и междометий. — Ну так что, Зубик, стукачок ты или нет?

Стоя перед Сашей, Циклоп покачивался с каблука на носок и все сильнее склонял набок голову с блестящей от пота лысиной. При этом подбородок он постепенно выпячивал вперед, отчего на шее проступали мерно пульсирующие жилы, и все это в сочетании с мертвым стеклянным глазом и сверкающими золотыми коронками усиливало общий кошмарный эффект.

— Не слышу, Зубик, ответа, — отчеканил Циклоп и резким движением склонил голову к другому плечу. — Ну, рожай быстрее, падла!

— Я не стукач. Меня кто-то подставил.

Голос Саши пока еще звучал твердо. Он поднял голову, и глаза его бешено сверкнули, натолкнувшись на взгляд единственного глаза Циклопа.

— Вот так, не стучишь, значит? — удивился Циклоп.

— Нет.

Циклоп вытащил из кармана руку, поправил надетый на пальцы металлический кастет и одним несильным ударом выбил Саше несколько зубов.

— Не стучишь, значит? — как ни в чем не бывало опять спросил он и подбросил кастет на раскрытой ладони.

Саша сплюнул сгусток крови и зубное крошево, помотал головой и, морщась от боли, прохрипел:

— Я не стукач, матерью клянусь. Чем угодно могу поклясться.

— Чем угодно? — заинтересованно проговорил Циклоп, обтирая кастет о Сашину рубашку. — А задницу свою поставишь? Ну, не слышу! Отвечаешь задницей своей? Отвечаешь или нет, я спрашиваю?! Да или нет? Да? Да! Ах ты, коз-зел!

Теперь кастет ударил в левое ухо. Лопнула барабанная перепонка, и острая боль пронзила голову насквозь. Саша вскрикнул и захрипел, тряся опущенной головой. Третий удар, в промежность, заставил его заорать и завыть от невыносимой, мучительной боли.

По ногам что-то потекло.

— Ах ты, сука рваная, — продолжал орать

Циклоп, нанося удары кастетом и тяжелыми ботинками, целясь под ребра и между ног. — Козел вонючий! Да я твой рот топтал, падла! Не стучишь, значит, да? Не стучишь! Да мы таких, как ты, на зоне в параше топили!

Удары сыпались один за другим, постепенно утрачивая свою силу и меткость, но Саша уже ничего не чувствовал. Поняв это, Циклоп в последний раз долбанул Сашу каблуком под ребра, отошел в сторону и закурил.

Чирик, отойдя в дальний угол, справлял малую нужду. Братья вполголоса обсуждали достоинства какой-то новой автомашины.

Через несколько минут Саша пришел в себя. Он постарался ничем не показать этого, выгадывая себе маленькую передышку и надеясь неизвестно на какое чудо, но Циклоп все понял, подошел к Саше, рывком за волосы задрал его голову и затушил сигарету о лоб. По сравнению со всем испытанным ранее это уже было мелочью, и Саша лишь дернул головой, пытаясь освободиться от захвата. Мутный взгляд скользнул по стенам амбара и с трудом остановился на Циклопе.

— Я не стучал, — с трудом выдавил Саша. «Бригадир» несколько секунд смотрел на него, потом выпустил голову и сунул руку обратно в карман. Когда он заговорил, голос звучал спокойно и даже сочувственно:

— Послушай, Зуб, пойми одну вещь. Нам известно, что ты стучал ментам. Такие, как ты, и в ментовке есть, так что все их секреты мы отлично знаем. Соображаешь? А ты у них даже по бумагам проходишь. Я сам копию видел, — абсолютно убежденно сказал Циклоп и соврал: он лишь с чужих слов знал содержание рапорта, который Ковалев написал и подсунул одному из людей Серого. — Толстого Вову операм ведь ты сдал? Ты! А то взяли бы они его так быстро, да еще с «мокрым» стволом на кармане. Так что, как говорят твои друзья, запираться бесполезно, лишь чистосердечное раскаяние смягчит твою участь. Если расскажешь все, как оно было, то обещаю: я тебя пристрелю. Будешь молчать или врать — я тебя все равно правду говорить заставлю, только перед этим запарафиню и собственные кишки глотать заставлю. Если не веришь, можешь попробовать проверить. Понял? Не придуривайся, давно уже очухался… Меня интересует, на чем тебя менты «подцепить» смогли и кого еще кроме Толстого Вовы ты вложить успел. Кого еще из-за тебя, падла, менты возьмут. Понял? И давай быстрей, у нас времени мало!

— Я не стучал, — прошептал Саша и заплакал.

— Не п…и, — равнодушно посоветовал Кочин-младший и звякнул ключами от машины.

Слезы текли по лицу Саши все сильнее и сильнее. Опустив голову, он давился рвотой и выбитыми зубами, стянутое веревками изломанное тело сотрясалось рыданиями, а разорванные губы, пуская кровавые пузыри, бормотали, как молитву, три все тех же заветных слова. После первого же удара Циклопа «Колобок» куда-то исчез, и теперь Саша остался один, чего не случалось с ним уже много лет. Он не знал, что ему делать. Было страшно. Так же страшно, как и в дождливый летний вечер пятнадцать лет назад.

— Я не стучал, — продолжал шептать Саша.

— Ты просто вкладывал, — усмехнулся Кочин-старший и поморщился: боль в запястье была довольно ощутимой.

Циклоп снова закурил и, опустив голову, обошел вокруг столба, к которому был привязан Саша. Весь опыт двадцати проведенных за решеткой лет уже не просто говорил, а прямо кричал о том, что здесь что-то не так. Остановившись перед Сашей, Циклоп опять схватил его за волосы, задрал голову и посмотрел в глаза.

Увиденное заставило его отшатнуться.

Со своего места Ковалев не мог ни видеть, ни слышать происходящего в амбаре, но этого и не требовалось. Даже минимально развитое воображение давало возможность представить ход идущего там диалога. Костя курил, поглядывал на слоняющегося вокруг машин бандита в черном костюме и все чаще смотрел на часы. Отбросив окурок, Ковалев поднес к глазам бинокль. Весло в очередной раз подошел к манящим его дверям амбара, постоял около щели, ковыряя землю носком кроссовки, потом вернулся к машинам и сел за руль одной из них.

Тихо запищал радиотелефон. Вздрогнув от неожиданности. Костя поспешно поднес трубку к уху и ответил. Звонил Петров.

— Алло, Костик! У меня все в порядке, минут через пять уже будем. У тебя как?

— Нормально. Пока все без изменений.

— Они все внутри?

— Один топчется снаружи. Длинный, худой, светловолосый. В черном спортивном костюме. У него, по-моему, рация есть. Оружия не видно.

— Понял. Напомни, какие у них машины. Костя продиктовал данные бандитских машин, а потом друзья попрощались и прервали связь.

Доставив Костю на место, Дима отправился в местный РУОП и сообщил, что, согласно поступившей информации, «бригада центровых» похитила человека — возможно, своего бывшего бойца, — вывезла за город и пытает в заброшенном амбаре. Через несколько минут дежурный взвод СОБРа уже сидел в своем автобусе, а оперы занимали места в машине Димы и руоповском «форде». Завывая сиренами, колонна помчалась через город.

Весло сидел на водительском месте своей машины и, прикрыв глаза, слушал магнитофон. Плавная мелодия, сопровождаемая характерными женскими стонами и шепотом, настраивала на волнующие мысли, далекие от окружающей обстановки.

— Не спи, солдат, замерзнешь, — рявкнул над самым ухом незаметно подобравшийся Чирик.

Весло вздрогнул и обернулся. Чирик уже ковырялся в открытом багажнике машины. Раскидав какие-то тряпки и ключи, он выволок большую канистру с бензином и потащил ее в амбар.

— Да пошел ты…— лениво пробормотал Весло ему вслед, а потом вылез из машины, с хрустом потянулся, захлопнул крышку багажника и сел на место.

Песня уже закончилась, и магнитофон с шипением мотал пустую ленту. Наклонившись к бардачку, Весло искал там другую кассету и поэтому проморгал момент, когда около машины появились двое мужчин в камуфлированной форме и черных масках с прорезями для глаз. Один из них держал в руке пистолет и, когда Весло, выронив найденную кассету, остолбенело уставился на него, жестом предложил выйти из машины и вести себя тихо.

Весло все-таки попытался схватиться за рацию, но одеревеневшие пальцы слушались плохо, да и не особенно он старался, понимая, что все равно не успеет, и дергаясь скорее для самоуспокоения. Так и получилось. Весло царапнул ногтями по кожаной подушке сиденья в сантиметре от рации, получил увесистый удар по шее и был извлечен из машины. Оказавшись на твердой земле, он резко развернулся, подсек ногу милиционера с пистолетом и успел вдохнуть полную грудь воздуха, чтобы хотя бы криком оповестить соратников. Тяжелый ботинок с рифленой подошвой врезался ему между ног, навсегда поставив крест на мыслях о потомстве. Тоненько хрюкнув, Весло завалился на траву, — удар рукоятью пистолета по голове лишил его возможности наблюдать дальнейшее развитие событий.

Из перелеска выскочили еще несколько собровцев в камуфляже и масках и оперы в обычных костюмах. Пригибаясь к земле и подстраховывая друг друга, они добежали до амбара и оцепили его. Двое бесшумно вскарабкались по стенам и замерли около окон, направив стволы автоматов внутрь помещения.

Командир взвода приблизился к полуоткрытым воротам, заглянул в амбар и, мгновенно сориентировавшись в ситуации, дал команду, после чего первым влетел в помещение.

— Стоять, суки, милиция!

Рев нескольких здоровых глоток, черные маски вместо лиц и вид оружия сделали свое дело. Завизжав и прикрыв голову руками, Чирик метнулся в угол, зацепился ногой за канистру с бензином и растянулся на полу. Кочин-старший чисто механически спрыгнул с ящика, принял боевую стойку и подбежавшего к нему собровца встретил хлестким ударом ноги в голову. Удар был выполнен идеально, но имел один решающий недостаток: вместо прикрытого черной маской виска пятка протаранила пустоту, а коленная чашечка опорной ноги жалобно хрустнула, соприкоснувшись с металлическим прикладом автомата. Лишенный возможности сопротивляться, старший брат повалился на пол. Более благоразумный Кочин-младший сам упал между ящиками, сцепив руки на затылке и лихорадочно соображая, убрал он гранату из машины или она так и осталась лежать в тайнике.

Каким-то образом уловив изменение общей обстановки, Саша поднял трясущуюся голову, растянул разорванные губы в некое подобие улыбки и забормотал:

— Я не стучал…Я не стучал… Яне стучал…

Циклоп задумчиво посмотрел на приближающиеся фигуры в пятнистой форме, потом перевел взгляд на привязанное к столбу тело, вспомнил проведенные за решеткой годы, оценил свой возраст, добавил к нему новый срок и сделал выбор.

В заднем кармане его брюк лежал маленький дамский пистолет, красивая шестизарядная игрушка с никелированным стволом и рукоятью из слоновой кости. С громким протяжным выдохом Циклоп выдернул ее из кармана и даже успел сбить в нижнее положение флажок предохранителя. Сжимающая оружие рука только начала выпрямляться в направлении подбегающего опера, когда откуда-то сзади и сверху ударил выстрел. Пуля пробила ему спину, изменила траекторию движения и, многократно отразившись от ребер, разорвала весь кишечник и легкие, после чего замерла, войдя в поврежденную циррозом печень.

— Готов, — констатировал опер, остановившись над телом Циклопа и разглядывая блестящий, похожий на игрушечный пистолет. — Красивая штука…

Саша взвизгнул и забормотал что-то совсем неразборчивое, дергая связанными руками и пуская кровавую слюну. Левая половина его лица была неподвижна, но зато правая беспрерывно дергалась, а взгляд безумных глаз метался по всему амбару…

— Да, досталось парню, — вздохнул кто-то из собровцев. Петров, вздрогнув, отвернулся и зашагал к выходу из амбара, убирая в кобуру свой ПМ и глядя под ноги. Уже подходя к воротам, он услышал, как старший группы говорил кому-то из своих подчиненных:

— Давай, звони в управление, пусть высылают группу и «скорую» закажут… Скажи: у нас труп и… один живой труп.

Из дверей амбара начали выходить собровцы и оперы. Почти все сразу же закуривали. Некоторые усаживались прямо на траву и усталыми после пережитого стресса голосами комментировали ситуацию, другие разглядывали бандитские машины, третьи разбрелись по берегу озера. Наконец появился Петров. Он сразу же сел в свою «шестерку», переваливаясь на ухабах, выбрался на дорогу и развернулся в сторону города.

Ковалев поднялся со своего места и тоже пошел к дороге, наперерез приближающейся машине. Из кармана брюк торчала антенна радиотелефона. Не останавливаясь. Костя вытащил трубку, широко размахнулся и швырнул ее в перелесок. Вращаясь, как бумеранг, она черной точкой прочертила безоблачное небо и пропала. Звука падения Костя не услышал.

— Живой, — сказал Дима, как только Ковалев сел в машину. — Но только это уже не жизнь. Если б он мог думать, то пожалел бы, что его не убили.

— Жалко, — безразлично отозвался Костя, немного опуская спинку сиденья и закрывая глаза. — У тебя сигареты есть? Спасибо.

— Когда Бог хочет кого-то наказать, он отбирает у человека разум.

— Ерунда. Разум у него отобрали еще в детстве, но только вот наказали этим не его, а тех, кто с ним по жизни столкнулся, — ответил Костя и щелкнул зажигалкой.

На пересечении набережной Красной речки и Первоапрельской улицы тяжелый рефрижератор перегородил движение, и Серый попал в затор. Он никуда не спешил, поэтому, выключив двигатель, поудобнее устроился в кресле и прибавил громкость приемника.

Тягач чадил дизельными выхлопами, рычал могучим двигателем, но проезд не освобождал. Вдалеке появилась машина ГАИ, и в эту минуту зазвонил радиотелефон. Серый ответил. По мере того как он слушал, лицо его вытягивалось все больше, а пальцы свободной левой руки начали выбивать беспорядочную дробь по рулевому колесу.

— …Циклопа убили, все остальные сейчас в изоляторе. Зуб в психушке. Их повязали руоповцы, но наводку дали опера из Правобережного райуправления. Я чуть позже уточню их фамилии… Мне кажется, они уже где-то мелькали у нас…

— Спасибо, — вежливо поблагодарил Серый и положил трубку на соседнее сиденье.

Гаишники разбирались с водителем тягача. Патрульный автомобиль, вспыхнув огнями мигалок, стоял рядом.

Серый неотрывно смотрел в их сторону, и когда наконец тягач освободил дорогу и инспектора сели в свою машину, его губы тронула легкая злая усмешка. Разбросанные кусочки мозаики сорвались со своих мест и закружились, складываясь в единую четкую картину.

Стоявший впереди автомобиль медленно пополз к перекрестку. Серый включил двигатель и осторожно повел свою «Волгу» следом. Кажется, он знал, что ему делать.



ПОСТАНОВЛЕНИЕ

об отказе в возбуждении уголовного дела

г. Новозаветинск … июня 1995 г.

Следователь прокуратуры Правобережного района г. Новозаветинска юрист второго класса Коновалов О. К., рассмотрев материалы КП-1001, поступившие из 14-го отделения милиции Правобережного РУВД,

УСТАНОВИЛ:

14.05.95 г. в 14-е о/милиции поступила телефонограмма из городской больницы № 10 о том, что автомашиной «скорой помощи» у главного входа в Яблоневый парк (ул. Союза Печатников, 3) подобрана и доставлена в больницу гр-ка

ВЕТРОВА Екатерина Петровна, 25.11.75 г. р., ур. г. Новозаветинска, прож.: Железнодорожный пр., д. 20, к. 2, кв. 173, студентка Государственного областного финансово-экономического института, с многочисленными телесными повреждениями. Дежурной бригаде врачей гр-ка Ветрова пояснила, что она была изнасилована тремя неизвестными ей молодыми людьми на территории Яблоневого парка.

В течение нескольких последующих дней гр-ка Ветрова отказывалась давать какие-либо показания, ссылаясь на плохое самочувствие. Впоследствии она заявила сотрудникам 14-го о/милиции, что претензий ни к кому не имеет, просит уголовное дело не возбуждать и прекратить проверку материала.

Мероприятиями, проведенными в ходе первоначальной проверки материала, установить обстоятельства получения гр-кой Ветровой телесных повреждений не представилось возможным. Свидетели не установлены. Осмотром предполагаемого места происшествия данных, объективно подтверждающих наличие состава преступления, не получено.

Из объяснения дежурного врача больницы № 10 гр. Обломова И. О. следует, что первоначально гр-ка Ветрова действительно заявила об изнасиловании, но впоследствии от своих слов отказалась, говорила, что все произошло по взаимному согласию. Полученные ею телесные повреждения, по мнению Обломова, могли быть получены в результате изнасилования, но типичными для данной ситуации не являются. Аналогичные , показания дали врач и медсестра а/м 0577 3-й станции «Скорой помощи», доставлявшие Ветрову в больницу.

Из объяснения близкой подруги Ветровой, гр-ки Козловой В. Я., прож.: ул. Союза Промышленников, д. 14, кв. 41, следует, что вечером 14.05.95 г. Ветрова была у нее в гостях и ушла около 23 часов, сказав, что намеревается ехать прямо домой. Ветрову она характеризует как человека отзывчивого, доброго, легко идущего на контакт. Аналогичные характеристики дали и другие лица, опрошенные в ходе работы по материалу.

Вызванная в прокуратуру Правобережного района, гр-ка Ветрова еще раз подтвердила, что не желает привлекать кого-либо к уголовной ответственности и не считает, что в отношении нее было совершено преступление. Согласившись дать письменное объяснение, она показала, что вечером 14.05.95 г. после ухода от подруги. Козловой В. Я., она изменила свое первоначальное намерение отправиться домой и недалеко от троллейбусной остановки на пр. Ударников познакомилась с тремя молодыми людьми, которым сама и предложила отправиться на территорию Яблоневского парка для вступления в совместную половую связь. Они согласились, и на имевшемся у молодых людей «Запорожце», гос. номеров которого гр-ка Ветрова не запомнила, поехали в парк. Там гр-ка Ветрова вступила в связь с каждым из молодых людей, при этом никакого давления на нее не оказывалось, никто ее не принуждал. Так как у нее было плохое настроение, то она неоднократно употребляла спиртные напитки: шампанское и водку, в результате чего пришла в состояние алкогольного опьянения, которое сама определяет как сильное, после чего устроила скандал и потребовала, чтобы молодые люди уехали. После того как она неоднократно употребила нецензурные выражения, молодые люди, видимо, обидевшись, уехали, и она осталась в парке одна. Находясь в состоянии алкогольного опьянения и плохо координируя свои действия, она упала в овраг, в результате чего и получила телесные повреждения. Потом она самостоятельно добралась до выхода из парка, где и была подобрана «скорой помощью». Врачам «скорой помощи» и медперсоналу больницы она первоначально говорила, что ее изнасиловали, так как боялась, что в противном случае ей не окажут медицинскую помощь, и, кроме того, ей надо было оправдаться перед своей матерью.

Некоторые утверждения гр. Ветровой вызывают сомнения, но, поскольку фактические данные, противоречащие ее словам, органами дознания при проверке не были обнаружены, а сама она настаивает на прекращении проверки, руководствуясь п. 1 ст. 5 и ст. 113 УПК РФ,

ПОСТАНОВИЛ:



Оторвавшись от пишущей машинки, Коновалов взял стоявшую рядом на столе чашку с остывшим кофе, сделал глоток и поморщился. С утра у него болела голова. К тому же, придя на работу, он получил разнос от своего непосредственного начальника, что также не способствовало ни поднятию настроения, ни повышению трудоспособности. «Отказняк», который он сейчас печатал, давался с большим трудом и выходил отнюдь не столь блестящим, как обычно.

Перечитав готовый текст, Коновалов вздохнул и полез в карман за сигаретами. Зажигалка долго не хотела срабатывать, и привычный сорт табака приобрел вдруг незнакомый отвратительный вкус. Чтобы отвлечься, Коновалов взял со стола газету и принялся перечитывать статью о деятельности городской администрации. Статья открывалась словами о том, что никакого всплеска преступности нет, нет и организованной преступности как таковой, а есть просто новые взаимоотношения между новыми русскими в новых экономических условиях. Когда сигарета сгорела, Коновалов отхлебнул еще кофе и поставил чашку на брошенную газету. Капля кофе скатилась по наружной стороне и растеклась вокруг донышка, так что, когда следователь в очередной раз поднял чашку, на фотографии вокруг головы одного из городских руководителей осталось круглое пятно, напоминающее нимб или оптический прицел винтовки.

В дверь постучал вызванный на это время свидетель по другому делу, и Коновалов, попросив немного подождать, торопливо допечатал:

ПОСТАНОВИЛ:

1. В возбуждении уголовного дела отказать за отсутствием состава преступления.

2. Материал проверки прекратить и сдать в архив.

3. О принятом решении направить письменное уведомление гр-ке Ветровой.

Следователь прокуратуры Правобережного района г. Новозаветинска юрист второго класса Коновалов О. К.

«СОГЛАСЕН»,

Прокурор Правобережного района г. Новозаветинска советник юстиции Верхорубов А. К. …июня 1995 г.



Прижавшись лбом к оконному стеклу, Катя смотрела на улицу. Время приближалось к полуночи, уже давно стемнело, фонари, как обычно, не горели, и только свет из окон квартир немного рассеивал темноту вдоль асфальтовых дорожек, абсолютно не затрагивая центральную, самую страшную часть двора. Поднявшийся ветер раскачивал верхушки деревьев, швырял в окно сорванные листья, периодически начинала завывать сигнализация брошенной на газоне машины, из самого дальнего и темного угла двора, где располагались детские горки и качели, доносился пьяный хохот и женские выкрики. Катя представила, что ей надо выйти на улицу и дойти хотя бы до соседнего дома… Во дворе что-то хлопнуло, яркая вспышка и разлетевшиеся в стороны искры разорвали темноту, новый всплеск пьяного гогота и матерных выкриков перекрыли даже шум ветра и скрип гнущихся деревьев. Нет, на улицу она не пойдет ни за что. Переступив босыми ногами по холодному линолеуму, Катя обернулась, как будто хотела лишний раз удостовериться в том, что находится в теплой и безопасной квартире, за надежными стенами, на кухне гремит кастрюлями ее мать, а в углу мерцает экран телевизора. Шла программа городских новостей. Когда на экране мелькнули фотографии каких-то молодых людей. Катя вздрогнула, прибавила звук и села на диван.

— …Как нам сообщили в пресс-центре МВД города, сегодня днем, в ходе проведенных сотрудниками РУОПа оперативно-розыскных мероприятий, были задержаны четверо активных членов так называемой «центровой» преступной группировки. У них изъято огнестрельное оружие и взрывчатые вещества, средства связи, две автомашины и крупная сумма денег. Их пятый сообщник оказал вооруженное сопротивление, и сотрудникам милиции пришлось открыть огонь на поражение. В результате полученных ран он скончался. Задержанные подозреваются в незаконном ношении оружия, похищении человека и нанесении тяжких телесных повреждений. Как стало известно корреспонденту нашей программы из конфиденциальных источников, одновременно, при задержании этих преступников, сотрудниками РУОПа был освобожден находившийся у них в качестве заложника двадцатилетний Александр 3., житель нашего города, у которого преступники вымогали крупную сумму денег и информацию о его деловых партнерах. Независимые специалисты отмечают, что вполне возможна связь между сегодняшним происшествием и событиями прошлой недели, когда преступником, впоследствии скончавшимся в следственном изоляторе от болезни головного мозга, был застрелен один из лидеров того же «центрового» сообщества Геннадий О., в определенных кругах известный под кличкой Денди.

Сжав кулачки. Катя смотрела на экран, где фотографию расстрелянного за рулем «ниссана» Гены сменил старый, еще школьных лет, снимок улыбающегося Вовы.

— В заключение выпуска — о погоде…

— Господи, опять стреляют, — вздохнула неслышно вошедшая в комнату мама. — Когда же, наконец, порядок-то наведут?

Посмотрев на дочь привычным за последнее время жалостливым взглядом, она покачала головой и, вытирая руки о передник, прошла обратно на кухню.

Несколько минут, находясь в каком-то оцепенении, Катя сидела на диване. Взгляд застыл на мигающей надписи: «Не забудьте выключить телевизор». Губы девушки тронула легкая неуверенная улыбка — первая за последние три недели. Наконец она встала, прошлась по комнате и опять остановилась у окна.

Фонари по-прежнему не горели, но двор уже не выглядел таким холодным и жестоким. Скрип деревьев теперь казался даже приятным, темные углы перестали таить опасность.

Катя закрыла глаза и осторожно коснулась лбом холодного стекла. Прислушиваясь к своим мыслям, она опять улыбнулась — теперь уже гораздо шире и уверенней, а потом тихо засмеялась. Самое плохое осталось далеко позади и никогда уже больше не вернется — не вернется, потому что не сможет.

Открыв глаза. Катя заново осмотрела двор. Мысль о необходимости выйти из квартиры больше не пугала ее. Она поняла, что пройдет еще совсем немного времени, и она перестанет бояться людей, которые ходят по улицам, и воспоминаний о том теплом майском вечере, и любые будущие неприятности — ерунда по сравнению с тем, что было.

Катя вспомнила своего дядю и данное им обещание, подумала о том, какое он ко всему этому может иметь отношение, и решила, что никакого. Мало ли в жизни совпадений! Видимо, есть все-таки какая-то справедливость — вот судьба и покарала именно тех, кто заслужил. А дядя все равно бы ничего не сделал… Или это все-таки он?

Так и не решив этот вопрос, Катя выключила телевизор и отправилась на кухню, откуда неслись дразнящие ароматы и где гремела посудой мама.



С.-Петербург