— Прости меня.

— Тебе-то извиняться не за что. — Он успокаивающе погладил меня по запястью.

— Еще как есть за что, — шепнула я. О боги, все собрались здесь в честь расправы с тем, что он и другие, такие же как он, называли отречением. В честь казни его матери. — Можешь идти. Даже лучше, чтобы ты ушел. А то здесь… — я покачала головой.

— Куда ты, туда и я, — он сжал мою ладонь.

В горле у меня встал… не комок, нет, будто целый валун, и я оглядела толпу, чутьем понимая, что его здесь не будет. Не будет ни Гаррика, ни Боди, ни Имоджен — ни тем более Ксейдена. Неудивительно, что сегодня Лиам был в таком поганом настроении.

— Ты этого не заслужил. — Я обожгла взглядом пехотного офицера, которому хватило наглости изобразить шок при виде запястья Лиама.

— Весьма сомневаюсь, что тебе самой нравится праздновать годовщину смерти своего брата. — Лиам держался с таким чувством собственного достоинства, какого я и вообразить не могла.

— Бреннану бы это не понравилось, — я обвела рукой толпу. — Ему больше нравилось делать дело, чем почивать на лаврах.

— Да, прямо как… — он осекся, и я сжала его руку сильнее, заметив, как перед нами расступилась толпа.

Показался король Таури вместе с моей матерью, и, судя по его широкой зубастой улыбке, направлялся он в мою сторону. Его дублет рассекала пурпурная лента, приколотая к груди десятком медалей, которые он заслужил (точнее, не заслужил) на сотнях полей сражений, где ни разу не ступала его нога.

А вот медали матери были заслужены — и они, словно жемчуга, украшали ее черную ленту, охватывавшую форменное платье с высоким воротом и длинными рукавами.

— Иди, — прошипела я Лиаму, выдавив ради матери улыбку при виде генерала Мельгрена.

Может, Мельгрен и гений, но находиться в его присутствии жутко.

— Когда показалась главная для тебя угроза? Не дождешься. — Его спина выпрямилась.

Хотелось оторвать Ксейдену его очаровательную головушку за то, на что он обрек Лиама.

— Ваше величество, — пробормотала я, убрав ногу назад, как учила Мира, и присела, склонив голову, заметив, что Лиам поклонился в пояс.

— Ваша мать говорит, что вы связаны не с одним, а с целыми двумя исключительными драконами, — произнес король Таури, сверкнув улыбкой из-под усов.

— Да, и она весьма уверена в твоей силе, — холодно добавил Мельгрен, смерив меня взглядом.

— Сейчас бы я так не сказала, — ответила я с вежливой улыбкой. Я достаточно пообщалась с самовлюбленными генералами, политиками и знатью, чтобы знать, когда показать скромность. — Я только учусь владению силой.

— Не прибедняйся, дочь, — подала голос мать. — Ее профессора говорят, что видели столь мощный дар всего пару раз за десятилетие — у Бреннана и мальчишки Риорсонов.

Этот «мальчишка» — двадцатитрехлетний мужчина, но мне хватало соображения не поправлять ее и не вешать на Ксейдена мишень еще заметнее.

— А ваш дар? — спросил король у Лиама.

— Дальний взор, ваше величество, — ответил Лиам.

Мельгрен прищурился при виде метки восстания, затем поднял взгляд на его ленту.

— Майри — то есть сын полковника Майри?

В немой поддержке я стиснула его руку крепче — и это не прошло мимо внимания матери.

— Да, генерал. Хотя в основном я рос у графа Лиддела в Тирвейне — Его челюсть закаменела, но больше он ничем не показывал неловкости или недовольства.

— А, — король Таури кивнул. — Да, граф Лиддел хороший человек. Верный.

Из-за чувства превосходства, которое так и сквозило в голосе, хотелось посрывать медали с королевской груди.

— Это ему я обязан своей стойкостью, ваше величество. — Лиам умел играть в эту игру.

— Это верно, — снова кивнул Мельгрен, окидывая взглядом толпу. — А где же мальчишка Риорсонов? Люблю увидеть его раз в год и убедиться, что он не чинит неприятностей.

— Никаких неприятностей, — ответила я, заслужив суровый взгляд от мамы. — Вообще-то он наш командир крыла. Спас мне жизнь в Монсеррате.

Заставив меня уйти, вместо того чтобы остаться и помочь. Но все же он заслуживал благодарности за то, что не дал мне отвлечь Миру и погубить тем самым ее, себя и Тэйрна вдобавок. Ксейден не просто спас меня. Он поверил, когда я рассказала, что это Эмбер привела ко мне бездраконных. Заказал для меня целый арсенал из кинжалов. Придумал седло для Тэйрна, чтобы я могла влетать в битву наравне с товарищами. Защищал меня, когда требовалось, и научил защищаться самой, чтобы я не зависела от него.

И когда все торопятся встать передо мной, Ксейден всегда встает со мной плечо к плечу, зная, что я могу постоять за себя.

Но всего этого я не сказала. Зачем? Ксейдену плевать, что о нем думают другие, — значит, плевать и мне. Я просто продолжала лучиться жеманной улыбкой, словно восхищалась могучими людьми передо мной.

— Их драконы — пара, — добавила мама с убийственной улыбкой. — И из необходимости она весьма с ним сблизилась.

Из похоти, потребности, боли в груди, которой я боялась отказать, но ладно уж, сойдет и «необходимость».

— Превосходно. — Король Таури широко улыбнулся. — Хорошо, что за ним присматривает не кто-нибудь, а Сорренгейл. Уж сообщите, если он решит — ну, не знаю, — он рассмеялся. — Разжечь новую войну?

Мельгрен отлично знал неизбежный итог таких глупостей — и все же прожигал меня и Лиама пристальным взглядом.

Я напряглась всем телом:

— Смею вас уверить, он вам предан.

— А где же он? — король осмотрел двор. — Я просил, чтобы все были на месте, все меченые.

— Я видела его ранее, — я улыбнулась, не совсем соврав. Инструктаж и правда был ранее. — Наверное, держится немного в стороне. Он не большой любитель празднеств.

— О, глядите-ка! Даин Аэтос! — воскликнула мама, кивая кому-то за моим плечом. — Для него высокая честь услышать от вас доброе слово, — подсказала она королю.

— Ну конечно. — Все трое ушли, оставив меня и Лиама стоять в полном молчании — провожая их взглядом, чтобы ненароком не повернуться спиной к королю.

Казалось, будто я избежала верной смерти — или не меньше чем природной катастрофы.

— Я убью его за то, что он заставил тебя сюда прийти, — пробормотала я под нос, глядя, как Даин вышколенно приветствует короля.

— Ксейден меня не заставлял.

— Что? — я вскинула на него взгляд.

— Он ни о чем не просил. Никого не просил. Но я обещал тебя охранять — и вот охраняю. — Он криво улыбнулся.

— Ты хороший друг, Лиам Майри. — Я прижалась головой к его плечу.

— Ты спасла мне жизнь, Вайолет. Теперь меньшее, что я могу, — улыбаться как дурак и терпеть этот хренов праздник.

— А вот я не уверена, что могу улыбаться и терпеть.

Особенно из-за того, как часто люди поглядывают на его запястье, — будто он лично привел армию к нашей границе.

Даин улыбнулся вслед королю, затем оглянулся через плечо, поймал мой взгляд и направился к нам.

Он улыбался — и с легкостью вспомнилось, как часто за прошедшие годы мы посещали подобные мероприятия. Нежно коснулся моей щеки:

— Ты сегодня прекрасна, Ви.

— Спасибо, — я улыбнулась. — Ты и сам великолепен.

Опустив руку, он повернулся к Лиаму:

— Она еще не пыталась сбежать? Ви всегда ненавидела такие собрания.

— Пока нет, но еще не вечер.

Должно быть, Даин заметил жесткость в лице Лиама, потому что ко мне повернулся уже с угасшей улыбкой.

— Лестница — в паре ярдов справа от нас. Я отвлеку, а ты скрывайся.

— Спасибо, — кивнула я, вздернув уголки губ. — Давай убираться отсюда, — прибавила я Лиаму.

Когда мы вернулись в квадрант всадников, я вышла во двор, позволив силе закружиться вокруг и во мне. Я почувствовала золотую энергию Андарны, обжигающую силу Тэйрна, соединяющую меня со Сгаэль, и, наконец, клубящиеся тени Ксейдена.

Я открыла глаза, прослеживая колебания тьмы, и поняла, что он где-то впереди.

— Лиам, ты же знаешь, что я тебя обожаю?

— Это, конечно, приятно…

— Уходи, — я двинулась прямо через двор.

— Что? — Лиам догнал меня. — Я не могу бросить тебя одну.

— Без обид, но я при желании могу кого угодно поджарить молнией, и сейчас мне нужно увидеться с Ксейденом, так что уходи. — Я похлопала его по руке и двинулась дальше, ориентируясь на свое чутье.

— Сама же говорила, что не умеешь целиться, но намек понял! — откликнулся он вслед.

Обойдясь без магического огня, я миновала место, где мы обычно стояли на построении, и направилась к силуэтам в единственном просвете в этой проклятой стене. Ксейден мог быть только в одном месте.

— Скажите, что он не там, — бросила я Гаррику и Боди, чьи лица с трудом различила в лунном свете.

— Сказать-то можем, но соврем, — заметил Боди, закинув руку за затылок.

— Тебе не захочется его видеть. Не сегодня, Сорренгейл, — предупредил с кислой миной Гаррик. — Простое самосохранение. Обрати внимание — нас с ним нет, а мы его лучшие друзья.

— Ага, а я его… — я открывала и закрывала рот, потому что… хрен знает, кто я ему. Но желание, что держало мое сердце в заложниках, горячо требовало быть рядом, потому что я знала, что он страдает. Даже если придется броситься в неизвестность… Я не могла отрицать, кто он для меня. Я скинула кожаные туфли — все равно они больше мешали, а уж на этом ветру? Что ж, посмотрим. — Я просто… его.

И впервые с прошлого года вышла на парапет.



Глава 32

Что до ста семи невинных — детей казненных офицеров, — теперь они носят то, что зовется меткой восстания, наложенную драконом, который привел королевский приговор в исполнение. А в знак величайшей милости нашего короля они будут зачислены в престижный квадрант всадников в Басгиате, чтобы доказать свою верность нашему королевству службой либо смертью. Аретийский договор. Приложение 4.2


Идти по парапету в день Призыва — неоспоримый риск.

Идти по парапету в парадном платье, босой, в темноте? Это уже просто безумие.

Первые пять ярдов, пока меня еще защищали стены, дались просто, но выйдя туда, где ветер трепал юбку, как парус, я уже засомневалась в своем плане. Трудно будет добраться до Ксейдена, разбившись насмерть.

Но я видела, как он сидит примерно на трети пути, глядя на луну так, словно и ее вес ему приходится нести вдобавок к своему бремени, и у меня сжалось сердце. На его спине вырезаны жизни ста семи человек, он взял за них ответственность. Но кто возьмет ответственность за него — кто позаботится о нем?

За рвом все праздновали гибель его отца, а он оплакивал ее здесь в одиночестве. После смерти Бреннана со мной были Мира и папа, но у Ксейдена не было никого.

«Ты не знаешь меня настоящего. Мою суть». Так ведь он ответил, когда я призналась, что влюблюсь в него? Будто если бы я его знала, меньше бы хотела, — но пока что все, что я узнавала, только ускоряло мое падение.

О боги. Знакомое чувство. Сколько с ним не спорь, оно останется правдой. Я чувствовала то, что чувствовала. Я не сбегала от вызова с тех пор, как год назад пересекла этот парапет, и не начала бы сейчас.

В последний раз, когда я здесь стояла, я тоже была в ужасе, но не от расстояния до земли заходилось мое сердце. Падать можно по-разному. Проклятье. Боль в груди разгоралась ярче, чем сила, курсирующая в венах.

Я люблю Ксейдена.

И неважно, что скоро он улетит или даже не чувствует того же ко мне. Даже неважно, что он предостерегал, велел в него не влюбляться. Не из-за мимолетного увлечения, физической химии или даже связи наших драконов я не прекращала тянуться к этому человеку. А из-за безрассудного сердца.

Я держалась подальше от его постели — его объятий, потому что он настаивал, чтобы я в него не влюблялась, но раз уже поздно поворачивать назад, зачем теперь сдерживаться? Разве не стоит смаковать каждый миг, пока он еще здесь?

Я сделала первый шаг на узкий каменный мост и подняла руки для равновесия. Прямо как идти по спине Тэйрна — а это я делала сотни раз.

Только теперь я в юбке.

И если я упаду, Тэйрн меня не подхватит.

Как же он разозлится, когда узнает…

«Уже узнал».

Голова Ксейдена повернулась ко мне.

— Вайоленс?

Я сделала шаг, за ним другой, держась прямо благодаря мышечной памяти, какой еще не было год назад, и двинулась к нему.

Ксейден закинул ноги на парапет и буквально подскочил.

— Развернись немедленно! — крикнул он.

— Идем со мной, — я попыталась перекричать ветер, остановившись, когда очередной порыв хлестнул юбкой по ногам. — Надо было надевать штаны, — пробормотала я и продолжила идти.

Он уже двигался навстречу — такими же широкими и уверенными шагами, как по земле, легко сокращая расстояние, пока мы не встретились.

— Какого хрена ты тут делаешь? — спросил он, обхватив меня за талию.

Он был не в парадной форме, а в летных доспехах — и никогда не выглядел лучше.

Что я там делала? Рисковала всем, лишь бы дойти до него. И если он меня отвергнет… Нет. На парапете для страха места нет.

— Могу тебя спросить о том же.

Его глаза расширились.

— Ты могла упасть и умереть!

— Могу сказать то же самое, — я улыбнулась, но слабо.

Его взгляд был диким, словно его довели уже до того состояния, когда он не мог поддерживать аккуратный фасад апатии, как обычно на публике.

Меня это не пугало. Все равно он мне больше нравился настоящий.

— Ты хоть подумала, что если ты упадешь и умрешь, то могу умереть и я? — Он наклонился ко мне — и у меня екнуло сердце.

— Опять же, — тихо ответила я, положив руки на его твердую грудь, прямо над сердцем. — Могу сказать то же самое.

Даже если смерть Ксейдена не убила бы Сгаэль, я сомневалась, что пережила бы это сама.

Поднялись тени — темнее окружающей нас ночи.

— Ты забываешь, Вайоленс, что я управляю тенями. Мне здесь не страшнее, чем во дворе. А ты собираешься спасать себя в падении молнией?

Ладно. Это логично.

— Я… пожалуй, об этом я не подумала, — призналась я.

Мне хотелось быть ближе к нему — вот я и приблизилась, и плевать на парапет.

— Ты правда меня погубишь. — Его пальцы сжались на моей талии. — Возвращайся.

Это не отказ — только не с таким взглядом. Весь прошлый месяц — проклятье, даже дольше — мы эмоционально фехтовали, и кому-то из нас уже пора подставить яремную артерию. Я наконец ему доверяла и знала, что он не нанесет смертельный удар.

— Только с тобой. Хочу быть везде, где и ты, — и я говорила искреннее.

Все остальные — все остальное в мире пусть хоть пропадут пропадом, а мне будет плевать, если я с ним.

— Вайоленс…

— Я знаю, почему ты сказал, что не видишь для нас будущего. — Мое сердце билось, словно хотело вырваться из груди и улететь, когда я наконец это сказала.

— Правда? — Ну конечно, он не стал бы упрощать разговор.

Я даже сомневалась, что он понимает, что такое «просто».

— Ты меня хочешь, — сказала я, глядя ему прямо в глаза. — И нет, я не только о постели. Ты. Хочешь. Меня, Ксейден Риорсон. Ты об этом не говоришь, зато показываешь. Показываешь каждый раз, когда решаешься мне довериться, каждый раз, когда не отводишь взгляда от моих глаз. Показываешь каждой тренировкой, для которой тебе приходится выкраивать время, и каждым летным уроком, отрывающим тебя от учебы. Показываешь, когда отказываешься до меня дотронуться из-за сомнений, правда ли я тебя хочу. А потом показываешь снова, когда находишь время нарвать фиалок перед важным собранием, чтобы я не страдала от одиночества с утра. Показываешь миллионом способов. Пожалуйста, даже не отрицай.

Его челюсть напряглась, но он не отрицал.

— Ты думаешь, что у нас нет будущего, потому что боишься, вдруг мне не понравишься ты настоящий, скрывающийся за всеми твоими внутренними стенами. И мне тоже страшно. Я это признаю. Ты выпускаешься. Я — нет. Через считаные недели тебя не будет, и мы, наверное, обречены. Но если мы позволим страху убить то, что между нами, мы этого и не заслуживаем. — Я обхватила его затылок ладонью. — Я тебе говорила, что это мне решать, рисковать сердцем или нет, — и я решила рискнуть.

Его взгляд — с той же смесью надежды и опасений, что переполняли меня, — словно давал мне новую жизнь.

— Ты не понимаешь, что говоришь, — он покачал головой.

И пожалуйста — тут же высосал жизнь обратно.

— Понимаю.

— Если это из-за Имоджен…

— Нет, — я тоже покачала головой — ветер подхватывал и трепал локоны, на которые Квинн потратила столько времени. — Я знаю, что у тебя больше никого нет. Я бы не вышла на парапет посреди ночи, если бы думала, что ты мне изменяешь.

Он нахмурился и прижал меня к теплу своего тела.

— Тогда с чего ты это вообще взяла? Должен признать, меня это выбесило. Я не давал ни одной причины думать, будто я сплю с кем-то еще.

Значит, он спит только со мной.

— Это все мои комплексы и то, как она смотрела, когда вы с Гарриком спарринговали. Может, ты к ней ничего не чувствуешь, зато она к тебе — еще как. Я знаю этот взгляд. Точно так же на тебя смотрю я.

От стыда загорелись щеки. Я могла бы сменить тему или уйти от ответа, но нашим отношениям — если их можно так назвать — не пойдет на пользу, если я буду скрывать свои чувства, пусть даже покажусь из-за их нелогичности уязвимой.

— Ты ревнуешь. — Он подавил улыбку.

— Может быть, — призналась я, но решила, что это неполноценный ответ. — Ладно. Да. Она сильная, жесткая, в ней есть та же безжалостность, что и в тебе. Мне всегда казалось, что она подходит тебе больше.

— Очень знакомое чувство. — Он покачал головой. — Ты тоже сильная, жесткая, в тебе тоже есть безжалостность. Не говоря уже о том, что ты самый умный человек, какого я встречал. Твой ум охренительно сексуальный. Мы с Имоджен просто друзья. Поверь, она на меня не смотрела, а если и смотрела… — Он помолчал, положил руку мне на затылок, поддерживая, противостоя порывам ветра. — Помогите мне боги, я смотрю только на тебя.

Надежда пьянила сильнее, чем любая выпивка на приеме.

— Она на тебя не смотрела?

— Нет. Вспомни, что ты сейчас сказала, но убери из уравнения меня. — Он поднял брови, ожидая, когда я приду к правильному выводу.

— Но на мате… — У меня округлились глаза. — Ей нравится Гаррик.

— Схватываешь на лету.

— Да. Ты больше не будешь меня отталкивать?

Он отстранился, заглянул мне в глаза в лунном сиянии, затем посмотрел через плечо.

— А ты больше не будешь рисковать здоровьем, чтобы что-то доказать?

— Наверное, буду.

Он вздохнул:

— Есть только ты, Вайоленс. Это тебе было нужно услышать?

Я кивнула.

— Даже когда я не с тобой, есть только ты. В следующий раз просто спроси. Раньше тебе было несложно говорить со мной откровенно. — Вокруг задувал ветер, но Ксейден стоял прочно, как сам парапет. — Насколько я помню, ты даже метала мне в голову ножи, что мне нравится намного больше, чем смотреть, как ты сама себя заживо поедаешь. Если мы все-таки решимся, нужно доверять друг другу.

— И ты хочешь решиться? — Я затаила дыхание.

Он издал вздох, долгий и тяжелый, и наконец признал:

— Да. — Его рука скользнула вверх, погладила мою щеку. — Не могу ничего обещать, Вайоленс. Но я устал с этим бороться.

— Да. — Никогда еще одно слово не значило для меня так много. Затем я моргнула, вспомнив, что он говорил о ревности. — Что ты имел в виду, когда сказал, что тебе очень знакома ревность?

Его рука на моей талии прижала меня крепче, а сам он отвернулся.

— О нет, если я должна тебе доверять и говорить, что думаю, то и от тебя я жду того же.

Я не собиралась быть единственной уязвимой на этой стене.

Он с трудом снова посмотрел на меня.

— Я видел, как Аэтос поцеловал тебя после Молотьбы, и чуть не свихнулся, — проворчал он.

Если бы я его уже не любила, эта фраза стала бы решающей.

— Ты хотел меня уже тогда?

— Я хотел тебя с первой секунды, когда увидел, Вайоленс, — признался он. — И если я был груб с тобой сегодня… ну, просто день такой.

— Я понимаю. А ты знаешь, что мы с Даином просто друзья?

— Я знаю, но тогда в этом сомневался. — Он провел большим пальцем по моим губам. — А теперь возвращайся на твердую землю.

То есть он хотел сидеть здесь дальше и тонуть в своем горе.

— Идем со мной. — Мои пальцы вцепились в его кожанку, чтобы потянуть за собой, если придется.

Он покачал головой и отвернулся.

— Сегодня я не в том состоянии, чтобы о ком-то заботиться. И да, знаю, не стоит так говорить, раз это годовщина смерти Бреннана…

— Знаю. — Я провела ладонями по его рукам. — Идем со мной, Ксейден.

— Ви… — он уронил плечи, и от печали, пронизавшей воздух между нами, у меня ком встал в горле.

— Доверься мне. — Я сделала шаг из его объятий и взяла за руки. — Идем.

Прошло лишь мгновение напряженного молчания — и он кивнул, шагнул навстречу, поддерживая меня, когда я повернулась.

— Я справляюсь намного лучше, чем в прошлом июле.

— Вижу-вижу. — Он оставался рядом, не отпуская мою талию. — Еще и в платье, блин.

— Вообще-то это юбка, — сказала я, оглянувшись через плечо в паре ярдов от стены.

— Вперед смотри! — буркнул он — и только страх в его голосе не дал мне выкинуть что-нибудь дерзкое — например, проскакать последние ярды вприпрыжку.

Как только мы оказались в окружении стен, он прижал меня спиной к себе.

— И больше никогда не рискуй из-за таких мелочей, как разговор со мной, — низко пророкотал он у самого моего уха, отчего мурашки пробежались по позвоночнику.

— В следующем году будет так весело, — подколола я его, двинувшись вперед и сплетая наши пальцы.

Мои и его.

— В следующем году Лиам проследит, чтобы ты больше не вытворяла глупостей.

— Ты будешь в восторге от его писем, — пообещала я, перескакивая последние ступеньки на землю. — Хм, — я оглядела пустой двор, надевая туфли. — Гаррик и Боди только что были здесь.

— Наверное, поняли, что я их прибью за то, что они тебя пропустили. В платье, Сорренгейл? Вот серьезно?

Я взяла его за руку и двинулась через двор.

— Куда мы? — Он снова говорил, как тот засранец, которого я видела в первый день нашей встречи.

— Ты ведешь меня к себе, — бросила я через плечо, когда мы уже приближались к общежитию.

— Что?

Я распахнула дверь, радуясь, что теперь в свете магических огней видела его всего, включая и этот оскал.

— Ты ведешь меня к себе.

Повернув налево, я направилась по коридору сначала к своей комнате, но потом двинулась по широкой винтовой лестнице.

— Кто-нибудь увидит, — возразил он. — Я же не за свою репутацию волнуюсь, Сорренгейл. Ты — первокурсница, а я — твой командир…

— Да почти все и так знают — мы в ту ночь спалили пол-леса, — напомнила я, когда мы миновали дверь в коридор второкурсников. — Ты знал, что, когда я впервые поднималась здесь с Даином, была в ужасе от того, что у лестницы нет перил?

— А ты знала, что я не хочу слышать его имя из твоих уст, когда ты ведешь меня в мою же комнату? — он плелся за мной, и тени расползались по стене, словно чувствовали его настроение и не хотели иметь с ним дел.

Но тени меня не пугали. Больше меня ничто в нем не пугало, кроме широты моих чувств к нему.

— Я о другом. Взгляни на меня теперь. — Я широко улыбнулась, толкая сводчатую дверь на этаж третьекурсников. — Чуть ли не пляшу на парапете в платье.

— Не лучший момент, чтобы напоминать, — он последовал за мной.

Коридор выглядел так же, как у второкурсников, только дверей здесь было меньше, а потолок — высокий и сводчатый.

— Какая твоя?

— Надо бы заставить тебя угадывать, — пробормотал он, но сам не разжал пальцы на моей руке, направившись в конец длинного коридора. Ну естественно, его — последняя.

— Четвертое крыло, — фыркнула я. — Всегда в самой заднице.

Он снял свои охранные чары и открыл дверь, пропуская меня первой.

— Придется либо обновить чары перед отъездом, либо научить тебя открывать их за следующие десять дней.

Я не думала о надвигающемся расставании, впервые ступая в его комнату. Вдвое больше моей — и само помещение, и кровать. Все-таки стоит дожить до третьего года. А может, размер… хм, связан с его званием, кто знает.

Здесь было безупречно чисто. Большое мягкое кресло у кровати, темно-серый коврик, широкий деревянный гардероб, опрятный рабочий стол и книжный шкаф, тут же пробудивший во мне зависть. Все место рядом с дверью занимала стойка для мечей — со столькими кинжалами, что я со счета сбилась, — а напротив, рядом со столом, стояла мишень, прямо как у меня. В одном углу — стол со стульями. Окно выходило на Басгиат. Его обрамляли плотные черные шторы с символом Четвертого крыла по нижнему краю.

— Иногда мы проводим здесь собрания командиров отделений, — сказал он с порога.

Я развернулась и увидела, что он с любопытством разглядывает меня, словно ждет моего вердикта о его жилье. Пройдясь мимо арсенала, я провела пальцами по рукояткам нескольких кинжалов.

— Сколько вызовов ты выиграл?

— Лучше спроси, сколько раз я проигрывал, — сказал он, шагнув через порог и закрывая за собой дверь.

— Вот то эго, которое я так хорошо знаю и люблю, — пробормотала я, направляясь к кровати — с черным постельным бельем, как и моя.

— Я тебе уже говорил, как ты сегодня прекрасна? — Его голос стал звучать ниже. — Если нет, то я глупец, потому что ты сногсшибательно прекрасна.

Жар хлынул к моим щекам, губы изогнулись в улыбке.

— Спасибо. Теперь садись.

Я похлопала по краю его кровати.

— Что? — он поднял брови.

— Садись, — приказала я, не сводя с него глаз.

— Я не хочу об этом разговаривать.

— Я и не говорила, что ты обязан.

Ни к чему спрашивать, о чем «об этом», и я не дала бы тому восстанию, что произошло несколько лет назад, вогнать клин между нами — даже на одну ночь.

К моему полнейшему удивлению, он подчинился и присел на край кровати. Вытянув длинные ноги, он откинулся назад, опираясь на ладони.

— И что теперь?

Я села на его колени и провела пальцами по волосам. Он закрыл глаза и прильнул к моей ладони — и клянусь, я почувствовала, как раскалывается мое сердце.

— Теперь я позабочусь о тебе.

Его глаза распахнулись — и боги, как же они были прекрасны. Я запомнила каждую золотую пылинку в этих ониксовых пучинах — и это хорошо, ведь я не знала, куда его отправят после выпуска. Видеть его каждые несколько дней будет не то же самое, что и касаться его, когда захочется.

Убрав руку, я опустилась перед ним на колени.

— Вайолет…

— Просто снимаю сапоги, — на моих губах играла усмешка, пока я развязывала сперва один, потом другой, и стягивала их.

Потом встала и понесла к шкафу.

— Можешь просто их поставить, — не сдержался он.

Я устроила их на пол рядом со шкафом и вернулась.

— Я не собиралась копаться в твоей одежде — будто я и так ее не видела.

Он не спускал взгляда с моей юбки, и глаза вспыхивали каждый раз, когда в разрезе мелькало бедро.

— И ты была в этом весь вечер?

— Награда за то, что пошел со мной, — поддразнила я, снова вставая между его ногами.

— Я не против и вида сзади. — Он наклонил голову, глядя на меня сверху вниз.

— Помолчи и не мешай снимать. — Я расстегнула диагональную линию пуговиц на его груди — и он скинул доспехи. — Ты сегодня летал?

— Обычно помогает. — Ксейден кивнул, когда я наклонилась, чтобы сложить доспехи на кресле. — В этот день всегда…

— Мне жаль. — Возвращаясь снять с него рубашку, я посмотрела ему прямо в глаза, надеясь, что он знает, что я это говорю от всей души.

— Ты здесь ни при чем.

Я не отводила глаз, взяла в ладони его лицо и провела пальцем по непокорным чертам, по шраму, рассекавшему лоб.

— Вызов?

— Сгаэль. — Он пожал плечами. — Молотьба.

— Большинство драконов метят своих всадников шрамом, но меня Тэйрн и Андарна не трогали, — сказала я рассеянно, ведя рукой вдоль его шеи.

— Или, может, они уже знали, что у тебя есть шрам. — Он провел пальцами вдоль длинной серебристой полосы, оставшейся на моей руке от лезвия Тайнана. — Я хотел убить их на хрен. А вынужден был стоять и смотреть, как они втроем налетели на тебя. Я уже был на грани того, чтобы вмешаться, когда приземлился Тэйрн.

— Только вдвоем, ведь Джек сбежал, — напомнила я. — И тебе нельзя было вмешиваться. Это против правил, забыл?

Но он сделал тогда шаг вперед. Пусть крошечный. Но тот единственный шаг говорил мне, что Ксейден был готов нарушить правила.

Уголок его рта искривился в одну из самых сексуальных усмешек, что я видела.

— В конце концов, тебе досталось два дракона. — Тут он помрачнел. — Через две недели я даже не смогу увидеть, как тебе бросают вызовы, не то что вмешиваться.

— Все будет хорошо, — пообещала я. — Кого не смогу победить честно, отравлю.

Он не смеялся.

— Давай, пора в постель. — Я наклонилась и поцеловала шрам на его брови. — Когда ты проснешься, будет только завтра.

— Я тебя не заслуживаю. — Его рука легла мне на бедро, и он прижал меня к себе. — Но все равно тебя оставлю.

— Хорошо, — я коснулась своими губами его. — Потому что, кажется, я тебя люблю. — Сердце неистово билось, паника разрывала грудную клетку.

Не стоило этого говорить.

Его глаза вспыхнули, объятия сжались.

— Кажется? Или ты знаешь?

Будь смелее.

Даже если бы он не чувствовал того же, хотя бы мне стоило сказать правду.

— Знаю. Я так дико тебя люблю, что жизнь без тебя представить не могу. И наверное, не стоило этого говорить, но если мы решаемся, то надо начинать с полнейшей честности.

Он впился в мои губы и притянул меня, чтобы я его оседлала. Целовал так глубоко, что я потерялась в поцелуе, в Ксейдене. В нас. Уже не нужно было слов, когда он снял мою ленту, мою блузку, расстегнул мою юбку — ни на секунду не прерывая поцелуя.

— Встань, — сказал он, не отстраняясь от моих губ.

— Ксейден, — мое сердце грохотало.