«Не подумает», – тут же ответил я … но больше ничего добавить не смог. Я чувствовал себя Мартином Борманом. Куда попадет эта несчастная, когда мы её оставим? В тюрьму, на панель? Как поступил бы в таких обстоятельствах Дарвин? (Выживание … наиболее приспособленных? Какое слово здесь лучше подходит? Рассматривал ли Дарвин возможность временной неприспособленности? Как временного помешательства. Нашлось ли бы в его теории место для ЛСД?)

Это все, конечно, гипотезы, а на практике у нас на шее камнем висит Люси и тянет нас на дно. Выбора не было, кроме как бросить неё и надеяться, что она ни хрена вспомнит. Но некоторые жертвы кислоты – особенно нервные олигофрены – обладают странной способностью вспоминать случайные подробности – и ничего больше. Возможно, что Люси проведет еще двое суток в полной амнезии, а потом очухается и в памяти у неё всплывет только номер нашей комнаты во «Фламинго»… .

Я задумался … но единственная альтернатива – отвезти её в пустыню и скормить ящерицам. Я не был готов спасать своего адвоката такой ценой. Поэтому надо придумать так, чтобы она не спятила и обошлось без катастрофических последствий для нас.

У неё были деньги. Мой адвокат в этом уже удостоверился: «Не меньше двухсот баксов. Если что, сможем позвонить в Монтану и сдать её местным копам».

Я был против. Сдавать её «властям» еще хуже, чем бросать на произвол судьбы в Лас-Вегасе … это в любом случае исключено. Не сейчас. «Вот ты чудовище! – сказал я. – Сперва похитил девчонку, изнасиловал её, а теперь хочешь упрятать её за решетку?»

Он пожал плечами. «Да я просто подумал, что у нее нет никаких свидетелей. Всё, что она против нас скажет –голословные обвинения».

– Нас? – спросил я.

Он уставился на меня. Было видно, что его попускает. А значит, и Люси тоже. Пора рубить канаты.

Люси ждала нас в машине, слушая радио с кислотной улыбкой на лице. Мы стояли в метрах десяти поодаль. Со стороны это можно было принять за разборку из серии «чья эта девка». Обычная сцена на стоянке в Лас-Вегасе.

В итоге мы решили забронировать ей номер в «Американе». Мой адвокат подошёл к машине и под каким-то предлогом выведал у неё фамилию, а я поспешил внутрь и позвонил в гостиницу, представившись её дядей, я сказал, что хочу, чтобы с ней «обращались очень осторожно», потому что она художник и слегка на нервах. Администратор заверил меня, что с ней будут обходиться предельно учтиво.

Потом мы отвезли её в аэропорт, сказав, что собираемся поменять Белого кита на «Мерседес-600», а мой адвокат вывел её в коридор со всеми вещами. Когда он её уводил, она всё еще была не в себе, и что-то лепетала. Я заехал за угол и стал его ждать.

Минут через десять он вышел. «Трогайся неспеша, – сказал он. – Не привлекай внимания».

Когда мы выехали на бульвар Лас-Вегас, он объяснил, что дал зазывале такси десятку, чтобы тот отвез его «пьяную подружку» в «Американу», где у неё забронирован номер. «Я сказал ему, пусть проследит, чтобы она туда доехала».

– Думаешь доедет?

Он кивнул. «Пообещал, что заплатит за проезд той пятеркой, что я ему дал сверху, и скажет таксисту, чтоб с ней был пообходительней. Я ему сказал, что у меня пока кое-какие дела, но через час я подъеду туда сам, и если девчонки там не будет, вернусь и вырву ему легкие».

– Правильно. В этом городе никому нельзя давать спуску.

Он ухмыльнулся.

– Как твой адвокат, советую сказать мне, куда ты дел мескалин.

Я остановился. Чемоданчик лежал в багажнике. Он вытащил два катышка, и мы их съели. За поросшими кустарником холмами на северо-западе от города садилось солнце. Радио хрипло играло приятную мелодию Кристофферсона. Мы неспешно ехали в город под теплыми лучами закатного солнца, расслабившись на красных кожаных кресла нашего электрического «Куп де вилля».

Когда мы проезжали мимо «Тропиканы» я сказал: «Может, сегодня стоит отдохнуть».

– Точно. Давай найдем хороший рыбный ресторан и отведаем красной нерки. Меня пробило на красную нерку.

Я согласился. «Но сначала надо вернутьcя в гостиницу и разобрать вещи. Можно будет искупаться и выпить рому».

Он кивнул, откинулся на сиденье и воткнул в небо. Понемногу смеркалось.



4. Нет убежища выродкам … Размышления о кровожадном наркомане



Мы проехали через стоянку «Фламинго» и через лабиринт сзади в наш корпус. Спокойно припарковались, спокойно поднялись на лифте, вошли в номер: мертвая тишина, полумрак и умиротворенная элегантность лужайки и бассейна за раздвигающимися стенами.

Подавал признаки жизни только телефон, мигавший красным огоньком ? сообщение. «Наверно, обслуживание номеров, – сказал я. – Я заказывал выпивку и лёд. Наверно приносили, пока нас не было».

Мой адвокат пожал плечами. «У нас его и так полно, – сказал он. – Но лишний не будет. Хули, скажи, пусть приносят».

Я снял трубку и набрал номер регистратуры. «Звонили? У меня лампочка мигает».

Портье замешкался. Послышался шелест бумаг. «Ах, да, – он наконец подал голос. – Мистер Дьюк? У вас два сообщения. Первое: «Национальная ассоциация окружных прокуроров приветствует вас в Лас-Вегасе».

­– Замечательно, – сказал я.

– … и второе – «позвоните Люси в «Американу, номер 1600».

– Что?

Он повторил. Ошибки быть не могло.

– Блядь! – выругался я.

– Что? – спросил клерк.

Я повесил трубку.

• • •



В ванной адвокат совершал очередной Большой Проблёв. Я вышел на балкон и воткнул в бассейн, дрожащим мешком воды в форме почки светившийся под нашими окнами. Я чувствовал себя Отелло. Всего несколько часов в городе, а мы уже заложили основу классической трагедии. Наш герой был обречен; он уже посеял всходы своей гибели.

Но кто он, Герой этой скверной драмы? Я отвернулся от бассейна и узрел своего адвоката, что выплывал из ванны, утирая рот полотенцем. Глаза его были ясные, стеклянные. «Мескалин, сука, – пробурчал он. – Хули его делают таким чистым? Бодяжили бы противорвотными порошками.

– Отелло применял драмамин, – сказал я.

Он кивнул, повесил полотенце на шею и включил телевизор.

– Ну да, слышал я про эти средства. А твой толстяк Арбакл использовал оливковое масло.

– Люси звонила, – сказал я.

– Что? – он обмяк, как подстреленный зверь.

– Я звонил портье. Она в «Американе, номер 1600 … просила перезвонить.

Он уставился на меня … вдруг зазвонил телефон.

Я пожал плечами и взял трубку. Прятаться ни к чему. Она нас нашла.

– Алло, ? сказал я.

Это был снова портье.

– Мистер Дьюк?

– Да.

– Мистер Дьюк, прошу прощения, нас разъединили минуту назад … но я подумал, что следует вам перезвонить, потому что я …

– Да что такое?

Кольцо сжималось. Сейчас этот гад меня обрадует. Что эта овца ему наплела? Я попытался сохранять спокойствие.

– Мы смотрим новости! – завопил я. – За каким хером ты меня беспокоишь?

Молчание.

– Чего тебе надо? Я заказывал лёд и выпивку! Где они? Война идет, ты слышишь? Люди гибнут!

– Гибнут? – переспросил он почти шёпотом.

– Во Вьетнаме! В телевизоре!

– А … да … да, – Ужасная война. Когда ж она кончится?

– Скажи мне, – вкрадчиво осведомился я, – что тебе надо?

– Да, конечно, – он переключился на свой обычный тон портье. – Я подумал, что вам надо сказать … потому что вы, я знаю, приехали на съезд полиции … у женщины, которая оставила вам сообщение, был очень расстроенный голос.

Он замолк, но я ничего не ответил.

– Я подумал, что вам следует об этом знать, – наконец сказал он.

– Что ты ей сказал?

– Ничего. Ничего не сказал, мистер Дьюк. Я просто принял сообщение.

Он замолчал.

– Но с ней было очень трудно разговаривать. Она … в общем… очень сильно расстроена. По-моему, она плакала.

– Плакала? – от мескалина мой мозг переклинило. Я не мог думать. – Почему она плакала?

– Ну … а … она не сказала, мистер Дьюк. Но поскольку мне известен род вашей деятельности, я подумал …

– Понятно, – выпалил я. – Слушайте, если она позвонит еще раз, будьте с ней помягче. Мы проводим исследование. Мы внимательно за ней наблюдаем.

Я почувствовал, как снова закрутились шестеренки в голове, слова находились сами собой.

– Она, разумеется, совершенно безобидна … никаких неприятностей не будет … Она находится под действием настойки опия, это контролируемый эксперимент, но я подозреваю, что нам понадобится ваше содействие.

– Конечно … разумеется. Мы всегда рады оказать содействие полиции … главное, чтобы не возникло неприятностей … для нас, я имею в виду.

– Не беспокойтесь, вы под нашей защитой. Главное, обращайтесь с ней, как со всяким человеком, попавшим в беду.

– Что? – он начал запинаться. – Ах… да, конечно-конечно. Я вас понимаю … да … то есть ответственность вы берете на себя.

– Разумеется, – сказал я. – Я теперь мне надо посмотреть новости.

– Благодарю вас, – промямлил он.

– Принесите лёд, – сказал я и повесил трубку.

Мой адвокат блаженно улыбался в телевизор.

– Молодец, – сказал он. – После этого они будут обходиться с нами как с проклятыми прокаженными.

Я кивнул и налил в бокал «Шивас ригал».

– Новостей по ящику не было уже часа три как, – сказал он небрежно.

– Этот дурила подумает, что мы наверно настроились на какой-то специальный полицейский канал. Тебе надо перезвонить ему и заказать конденсатор на 3000 ватт вместе со льдом. Скажешь ему, наш только что перегорел …

– Ты забыл про Люси, – сказал я. – Она ищет тебя.

Он засмеялся.

– Нет, она ищет тебя.

– Меня?

– Тебя. Она на тебя запала. Чтобы там в аэропорту от неё избавиться, мне пришлось наплести ей, будто ты везешь меня в пустыню на разборку – из-за неё, – он пожал плечами. – Нужно же было ей что-то сказать. Ну я и сказал, пусть поезжает в «Американу» и ждет, кто из нас вернется.

Он снова засмеялся.

– По ходу, она решила, что победил ты. Сообщение-то не для меня, так?

Я кивнул. Какой-то бред, но я знал, что это правда. Наркоманская логика. Ритмы звучали зловеще и четко, рисуя совершенно понятную для него картину.

Он развалился в кресле и сосредоточился на сериале «Миссия невыполнима».

Я задумался, потом встал и принялся запихивать вещи в чемодан.

– Что ты делаешь? – спросил он.

– Неважно, – ответил я.

Молния заела, но я рывком застегнул её. Затем я обулся.

– Ну-ка постой. Ты что, уезжаешь?

Я кивнул.

– Ты, черт тебя подери, прав. Я уезжаю. Но не волнуйся. Я загляну в регистратуру. О тебе позаботятся.

Он вскочил, опрокинув свой бокал.

– Ладно, чёрт подери, дело серьезное! Где мой пистолет?

Я пожал плечами, не глядя на него, и запихал бутылки скотча в рюкзак.

– Я продал его в Бейкере. С меня 35 баксов.

– Он обошелся мне в сто девяносто!

Я улыбнулся.

Ты мне рассказывал, откуда у тебя этот пистолет, помнишь?

Он замялся, притворился, будто думает.

– А, да, – наконец сказал он. – От того засранца из Пасадены …

Тут он снова завелся.

– Он обошелся мне в штуку зелени. Этот мудак завалил копа. Ему светил пожизненный срок! … Черт, три недели работы в суде и что я получил – какой-то сраный револьвер.

– Болван, я предупреждал тебя не работать с торчками в кредит – особенно когда они виновны. Тебе повезло, что этот урод не отплатил тебе пулей в живот.

Адвокат поник.

– Это был мой кузен. Присяжные признали его невиновным.

– Нихуя себе! Скольких этот вонючий наркоман успел завалил с тех пор? Шестерых? Восьмерых? Этот уебок виновен настолько, что я бы сам его грохнул, из принципа. Как он грохнул копа, так он грохнул и ту девчонку в «Холидей Инн» … и того парня в Вентуре!

Он осмотрел меня ледяным взглядом.

– Поосторожней на поворотах. Ты гнусно клевещешь.

Я рассмеялся, бросил свой багаж у подножья кровати и присел допить свой виски. Я в самом деле намеревался уехать. Вообще-то уезжать мне не хотелось, но я посчитал, что всё лучше, чем связываться с Люси … Нет, конечно, она прекрасный человек, когда трезвая … очень чувствительная, а за повадками питбуля скрыта прекрасная карма, большой талант и чуткость … Простая девочка-переросток, у которой – вот несчастье – напрочь съехала крыша еще до того, как ей исполнилось восемнадцать.

Я против неё лично ничего не имел. Но я знал, что она запросто сможет – в таких обстоятельствах – отправить нас в тюрьму лет на двадцать; а за что, мы узнаем только на суде:

«– Да, сэр, эти двое на скамье обвиняемых дали мне ЛСД и отвезли в гостиницу …

– А что они сделали потом, Люси?

– Ну, я не могу точно вспомнить …

– Неужели? Тогда, возможно, этот документ из архива окружного прокурора освежит вашу память, Люси … Вот показания, которые вы дали сотруднику полиции Сквейну, обнаружившему вас в окрестностях озера Мид24, где вы бродили без одежды.

– Я точно не помню, что они со мной сделали, но помню, что это было ужасно. Один познакомился со мной в аэропорту в Лос-Анджелесе, это он дал мне капсулу … а второй пришел к нам в гостиницу. Он все время потел и говорил так быстро, что я не понимала, что ему надо … Нет, сэр, я не помню точно, что они со мной тогда делали, потому что я всё еще была под действием того наркотика … Да, сэр, ЛСД, которое они мне дали … И кажется, я долго была без одежды, может быть даже всё время, что они меня там держали. Вроде был вечер, потому что показывали новости. Да, сэр, с Уолтером Кронкайтом, мне запомнилось его лицо».

Нет уж, увольте. Присяжные ничуть не усомнятся в её показаниях, особенно произнесенных дрожащим голосом, со слезами на глазах и непристойными кислотными флэшбэками. А то, что она не сможет вспомнить точно, что мы с ней сделали, означает, что отпираться бесполезно. Присяжные догадаются. Он читали о таких, как мы в дешевых книжонках с названиями вроде: «По самые гланды» и «Во все щели» и видели таких, как мы, в дешевых порнофильмах.

Ну и, разумеется, ни в коем случае не стоит нам самим выступать в свое оправдание, особенно после обыска в машине: «И я хотел бы отметить, Ваша Честь, что присяжные могут ознакомиться со свидетельствами №1–№25. Это невероятная коллекция наркотиков, обнаруженная у подсудимых при задержании, произведенного силами целых девять сотрудников полиции, шесть из которых до сих пор находятся в больнице … а также с свидетельством 26, показаниями под присягой трех профессиональных экспертов по наркотикам, специально отобранных председателем Национальной конференции окружных прокуроров, который был поставлен в крайне неловкое положение попытками подсудимых проникнуть на их ежегодный съезд, извратить и сорвать его … Эти эксперты показали, что количества наркотиков, обнаруженного у потерпевших при задержании, хватило бы, чтобы убить целый взвод морской пехоты США … Господа, я употребляю здесь слово «убить», сознавая, какой страх и ненависть вызывает в каждом из вас мысль о том, что эти насильники-дегенераты применили весь свой арсенал наркотиков, чтобы полностью разрушить разум и нравственность этой некогда невинной девочки, погубленной и поруганной девочки, что сидит, обесчещенная, перед вами … да, они напичкали девочку наркотиками, чтобы выжечь ей мозг, чтобы она даже вспомнить не смогла мерзкие подробности той оргии, которую ей пришлось пережить … а потом, дамы и господа, использовали её в своих богомерзких целях!»





5. Страшный опыт с чрезвычайно опасными веществами.





Ничего не поделаешь. Я встал и собрал свой багаж. Нужно срочно уезжать из города.

До адвоката, наконец, дошло. «Подожди! – закричал он. – Ты не можешь бросить меня одного в этой змеиной яме! Номер записан на мое имя!»

Я пожал плечами.

– Ладно, черт с тобой, – сказал он и пошёл к телефону. – Смотри, я ей позвоню. Я от нее отделаюсь.

Он кивнул.

– Ты прав, это моя проблема.

Я покачал головой.

– Нет, это зашло слишком далеко.

– Адвокат из тебя хреновый, – ответил он. – Расслабься. Я всё сделаю.

Он набрал «Американу» и попросил номер 1600.

– Привет, Люси. Да, это я. Я получил твое сообщение … что? Нет, что ты, я проучил ублюдка так, что ввек не забудет … что? … Нет, живой, но еще долго никого не побеспокоит … да, я бросил его там. Отдубасил, а потом выбил все зубы …

Вот это да. Рассказывать такие ужасы человеку под кислотой.

– Но вот какая незадача, – продолжал он. – Мне надо срочно сваливать отсюда. Этот гад обналичил внизу фальшивый чек и назвал тебя как поручителя, так что искать будут вас обоих … да, да, я знаю, Люси, но нельзя судить книгу по обложке; такие мрази встречаются … короче, больше сюда ни в коем случае не звони. Звонок проследят и тебя посадят за решетку … нет, прямо сейчас я переезжаю в «Тропикану», я позвоню тебе оттуда, когда поселюсь … да, часа через два. Мне нужно вести себя естественно, а то возьмут и меня … Я, наверно, впишусь под другим именем, но я тебе сообщу … да, как только заселюсь … что? … конечно, мы пойдем в «Цирк-цирк» и посмотрим на номер с белым медведем, ты офигеешь …

Он то и дело нервно перекидывал трубку из одной руки в другую.

– Нет … послушай, мне пора; телефон наверняка прослушивается … да, я знаю, это было ужасно, но всё кончено … О БОЖЕ! ОНИ ЛОМАЮТ ДВЕРЬ!

Он швырнул телефон на пол и завопил: «Нет! Пустите! Я невиновен! Это всё Дьюк! Богом клянусь!» Он пнул телефон об стену, наклонился к трубке и снова заорал: «Нет, я не знаю, где она! Наверно, вернулась домой, в Монтану. Вам никогда не поймать Люси! Она улетела!» Он еще раз пнул трубку, поднял её на локоть от лица и издал протяжный дрожащий стон. «Не надо! Не надо! Не надевайте на меня эту штуку!» – завопил он. Потом впечатал трубку в аппарат.

– Ну вот, – тихо произнес он. – И все дела. Она наверно сейчас лезет в мусоросжигатель, – Он улыбнулся. – Да, думаю больше мы от Люси ничего не услышим.

Я рухнул на кровать. Его представление выбило меня из колеи. На миг мне показалось, что он спятил и в самом деле решил, что на его напали невидимые враги.

В комнате снова стало тихо. Он вернулся в свое кресло смотреть «Миссия невыполнима» и завозился с трубочкой для гашиша. Она была пуста. «Где опиум?» – спросил он.

Я кинул ему чемоданчик: «Не переусердствуй, там немного осталось».

Он усмехнулся.

– Как твой адвокат, советую тебе не волноваться. – Он кивнул в сторону ванной. – Угостись-ка из коричневого пузырька в моем бритвенном наборе.

– Что там?

– Адренохром. Много не надо. Всего капельку.

Я взял пузырек и макнул туда головку спички.

– Где-то столько, – сказал он. – По сравнению с этой штукой чистый мескалин покажется детской микстурой. Если переберешь, тебя перекроет так, что мало не покажется.

Я лизнул кончик спички.

– Где достал? Такое не продается.

– Неважно. Он абсолютно чистый.

Я с грустью покачал головой.

– Господи! Какое чудовище ты защищал в этот раз? У этого вещества есть только один источник …

Он кивнул.

– Надпочечники из живого человеческого тела, – продолжил я. – Труп не годится.

– Я знаю. Но у него не было денег. Отмороженный сатанист. Предлагал мне человечью кровь, сказал, вставляет круче всего, – он рассмеялся. – Я думал, он шутит, сказал ему, пусть лучше достанет унцию чистого адренохрома – или хотя бы свежие надпочечники – пожевать.

Я уже ощущал действие вещества. Первая волна походила на смесь мескалина и метедрина. Мне захотелось поплавать.

– Так вот, – продолжал адвокат. – Парню пришили растление несовершеннолетних, но он клялся, что этого не делал. Зачем мне, говорит, ебать детей? Они же маленькие! – он пожал плечами. – Ну что я мог ответить? Даже поганый оборотень имеет право на адвоката … Я не осмелился ему отказать. А то вдруг он схватил бы ножик для конвертов и вырезал мне шишковидную железу?

– А что? – откликнулся я. – Тогда бы его защищал Мелвин Белли25.

Я кивнул, уже не в силах говорить. Мое тело будто меня включили в сеть на 220 вольт.

– Чёрт, надо достать, – наконец выдавил я. – Закинуть горсть и посмотреть, что будет.

– Горсть чего?

– Экстракта шишковидки.

Он вытаращился на меня.

– Ага, отличная мысль. Да ты от одного запаха превратишься в иллюстрацию из медицинской энциклопедии. Башка у тебя раздуется как арбуз, за два часа наберешь пятьдесят килограмм… вырастут когти, кровоточащие бородавки, а потом ты заметишь у себя на спине шесть огромных волосатых сисек …

Он решительно покачал головой.

– Я попробую всё что угодно, но в жизни не дотронусь до шишковидной железы.

– На прошлое рождество мне подарили целый корень дурмана, весил чуть ли не килограмм. Хватило бы на целый год – но я сточил его минут за двадцать!

Я подался к нему, внимая каждому слову. Малейшая пауза – и мне хотелось схватить его за горло и заставить говорить побыстрее.

– Да! – восторженно воскликнул я. – Дурман! И как?

– К счастью, я сразу выблевал его почти весь, – ответил он. – Но даже так я ослеп на три дня. Я даже ходить не мог! Всё тело как воск. Меня пришлось тащить обратно на ранчо в тележке … потом рассказывали, что я пытался говорить, но похоже было на вопли енота.

– Потрясающе, – сказал я.

Но я его почти не слышал. Меня скрутило так, что руки сами вцепились в покрывало и дергали его из-под меня, пока он рассказывал. Пятки вжались в матрас, колени заклинило … я почувствовал, что скоро глаза у меня полезут из орбит.

– Давай нахуй заканчивай историю, – прохрипел я. – Что было дальше? Что там с железами?

Он попятился в другой конец комнаты, не сводя с меня глаз.

– Может тебе еще выпить? – в его голосе слышалось волнение. – Тебя, я смотрю, мощно плющит, да?

Я попытался выдавить улыбку.

– Ну … не хуже … ой, уже хуже …

Челюсти едва двигались, язык горел, как магний.

– Не, всё нормально, – прошипел я. – Может сбросишь меня в бассейн, или там …

– Вот это да, – сказал он. – Ты перебрал. Ты сейчас взорвешься. Ну и рожа у тебя!

Я не мог пошевелиться. Полный паралич. Все мышцы свело. Я не мог даже вращать глазами, не то что поворачивать голову или разговаривать.

– Сейчас попустит, – сказал он. – Первая волна – самая жесть. Главное перетерпеть. Если я тебя сейчас брошу в бассейн, ты утонешь, как кирпич.

Смерть. Вот и все. Даже легкие отказали. Мне требовалось искусственное дыхание, но я и рта раскрыть не мог, чтобы сказать об этом. Я умирал. Сидя прямо здесь на кровати, обездвиженный … ну, хотя бы не больно. Еще несколько секунд, и я отключусь, а что потом – уже неважно.

Мой адвокат вернулся к телевизору. Снова показывали новости. Лицо Никсона на весь экран, но все его слова безнадежно искажались. Удалось разобрать только слово «жертва». Снова и снова: «жертва … жертва … жертва … «

Я слышал свое тяжелое дыхание. Адвокат, похоже, заметил. «Не напрягайся, – сказал вполоборота, не глядя на меня. – Не пытайся сопротивляться, а то мозг запузырится … аневризмы, инсульт … скрючишься и загнешься». Из-за кресла к телевизору вылетела его рука и переключила канал.



Ходить и говорить я смог только после полуночи … но всё равно вещество меня не отпустило, лишь упало напряжение – с 220 до 110. Я как угорелый скакал по комнате, нес всякую чушь и не мог сосредоточиться на одной мысли дольше двух-трёх секунд.

Мой адвокат тем временем сделал несколько звонков и положил трубку. «Есть только одно место, где мы можем поесть свежей сёмги, – объявил он. – И по воскресеньям оно закрыто».

– Ну конечно, чертовы фрики Христовы, плодятся как кролики!

Он окинул меня любопытным взглядом.

– Как насчёт «Процесса»? – спросил я. – Разве у них нет мест? Или может в деликатесный магазин? Где сзади столики? В Лондоне потрясающее меню. Я там ел однажды, превосходная еда …

– Возьми себя в руки, – сказал он. – В этом городе о «Процессе» лучше и не заикаться.

– Ты прав. Надо вызвать инспектора Блора. Он разбирается в еде. Думаю, у него есть список.

– Лучше позвонить в обслуживание номеров. За двадцать баксов нам принесут крабов и кварту муската «Братья во Христе».

– Нет! – завопил я. – Надо выбираться отсюда. Мне нужен воздух. Поехали в Рено, закажем большой салат с тунцом … чёрт, это не долго, всего-то 400 миль; дорога в пустыне свободна.

– Не выйдет, это территория военных. Они там испытывают бомбы и нервно-паралитический газ – нам не прорваться.

В итоге мы оказались в месте под названием «Биг Флип» на полдороги к центру. Я заказал «бифштекс по нью-йоркски» за 1,88, а мой адвокат – «корзинку койота» за 2,09 … потом мы выпили кофейник водянистого «Голден Вест» и пронаблюдали, как четыре бухих ковбоя до полусмерти отколошматили педика между игровыми автоматами.

– В этом городе всюду бурлит жизнь, – заметил мой адвокат по дороге к машине. – Любой, кто покрутится здесь какое-то время и обзаведется нужными связями, легко достанет столько адренохрома, сколько надо.

Я согласился, но сейчас на адренохром меня не тянуло. Я не спал уже больше трех суток, и то страшное испытание веществом вымотало меня окончательно … завтра надо браться за голову. Конференция по наркотикам начиналась в полдень … а мы до сих пор не знали, как к ней подойти. Поэтому мы вернулись в гостиницу и посмотрели британский фильм ужасов.





6. Принимаясь за дело … Открытие конференции по наркотикам



«От имени прокуроров нашей страны приветствую вас».

Мы сидели в главном зале гостиницы «Дюны» позади полуторатысячной толпы. Далеко впереди, настолько, что сзади едва было видно, исполнительный директор Национальной ассоциации окружных прокуроров Патрик Хили – средних лет, холеный, на вид – преуспевающий бизнесмен, член республиканской партии по имени – открывал их Третий национальный семинар по наркотикам и психотропным веществам. Его реплики доносились до нас из большого дешевого репродуктора, установленного на металлическом шесту в ближайшем углу. Еще штук десять было развешаны по залу и нацелены на толпу … так что где бы ты ни сидел и даже где бы ты ни прятался, на тебя всё время смотрело дуло большого репродуктора.

Эффект получался странный. В слушатели каждой секции зала смотрели на ближайший динамик, а не на того, кто выступал где-то далеко впереди на подиуме. Такая схема размещения репродукторов образца 1935 года полностью обезличивала помещение, создавала зловещую авторитарную атмосферу. За акустику здесь, видимо, отвечал технический помощник шерифа из оклахомской глубинки, подрабатывавший в кинотеатре для автомобилистов, чьи владельцы не могли расщедриться на индивидуальные динамики для каждой машины и просто повесили десяток огромных громкоговорителей на телеграфных столбах вокруг стоянки.

Где-то за год до того я побывал на рок-фестивале «Скай Ривер» в сельской глуши штата Вашингтон, и там акустика, собранная группой нищих хиппи из Фронта Освобождения Сиэтла доносила до полуоглохших жертв кислоты в кустах в полумиле от концертной площадки не то что самые тихие нотки акустической гитары, а даже кашель и стук башмака по сцене.

Но, видать, лучшим звукотехникам в распоряжении у руководства Национальной конференции окружных прокуроров в Лас-Вегасе, такая задача была не по силам. Через такую акустику, наверно, еще сам Улисс Грант обращался с речью к войскам во время осады Виксберга. Голос вырывался из динамиков размытый, с треском и назойливым взвизгиванием, а задержка была такая, что слова оратора не совпадали с жестами, и это сбивало с толку.

«Мы должны принять факт существования наркокультуры в нашей стране! … стране … стране … «, – до задних рядов волнами доплывало искаженное эхо. «Окурок самокрутки с травкой называется «тараканом», потому что он напоминает таракана … таракана… таракана… «

«Что за хуйню они там несут? – прошептал адвокат. – Сколько надо сожрать кислоты, чтоб решить, что косяк похож на таракана».

Я пожал плечами. Было понятно, что мы зашли на огонек в пещеру к доисторическим людям. Из динамиков трещал-вещал голос «эксперта по наркотикам», некого Блумквиста: «… об этих флэшбеках пациент и не догадывается. Он думает, что всё кончилось и живет полгода нормальной жизнью, … а потом – бац! и снова видит те же самые галлюцинации».

Ох уж это коварное ЛСД! Доктор медицины Е. Р. Блумквист значился основным докладчиком; большой человек на этой конференции. Он выпустил книжку под названием «Марихуана», в которой – судя по обложке – «рассказано всё как есть». (Он же автор гипотезы таракана … )

Если верить обложке, Блумквист – «адъюнкт-профессор хирургии (анестезиологии) медицинского факультета Южно-калифорнийского университета», а также известный специалист по проблемам наркомании». Доктор Блумквист «выступал в программах центрального телевидения, работал консультантом государственных структур, является членом Комитета по проблемам наркомании и алкоголизма Совета по проблемам психического здоровья Американской медицинской ассоциации». Как уверяет издательство, его труды переиздаются и распространяются широкими тиражами. Короче, этот ученый входит в авангард второсортных шарлатанов от науки, которым отстегивают от 500 до 1000 долларов за выступление перед копами.

Блумквистовская книжка – это сборник заскорузлой херни. На странице 49 он сообщает о «четырех рангах» в обществе курителей конопли: «Цивил, чувак в теме, хипповый и системный» – в порядке возрастания. «Цивил» едва ли может быть «в системе», ? утверждает Блумквист, ? он не «втыкает», не знает, «что происходит». Но если ему удастся «воткнуть», он переходит на новый уровень – «чувак в теме». Если он одобряет то, «что происходит», «втыкает», он становится «хипповым». Затем, при наличии везения и настойчивости, он сможет дорасти до «системы» …

Блумквист пишет так, будто он однажды вызвал на диспут Тима Лири в университетском коктейль-баре и заплатил за все напитки. И, видимо, кто-то вроде Лири с серьезным лицом поведал ему, что в наркокультуре солнечные очки зовутся «беспалевными стеклами».

Потом этой опасный бред множили на мимеографе и развешивали в раздевалках полицейских управлений.

Типа того: «РАСПОЗНАЙ НАРКОМАНА. ОТ ЭТОГО МОЖЕТ ЗАВИСЕТЬ ТВОЯ ЖИЗНЬ! Ты не увидишь его глаз, скрытых за «беспалевными стеклами», но костяшки его пальцев белеют от напряжения, а на брюках – засохшая сперма, потому что он постоянно онанирует, когда не может найти жертву для изнасилования. Когда задаешь ему вопрос, он запинается и мямлит. Ему плевать на твой полицейский значок. Наркоман ничего не боится. Он нападает без повода, с любым подвернувшимся под руку оружием – даже твоим. БУДЬ БДИТЕЛЕН. При задержании подозреваемого в употреблении марихуаны любой сотрудник полиции должен не раздумывая применять силу. Один сделанный вовремя стежок (на нем) заменит семь стежков на тебе. Удачи.

Начальник





Верно. Удача всегда нужна, особенно в Лас-Вегасе … а наша удача от нас отворачивалась. С одного взгляда было ясно, что эта не та Конференция, на которую мы рассчитывали. Треть сидящих в зале выглядели так, будто они зашли поглазеть по пути на матч-реванш Фрезер-Али в «Конвеншн-центре» на другой стороне города. Или на благотворительный бой между Сони Листоном и Маршалом Каем в пользу старых торговцев героином.

В зале повсюду были бороды, усы и супермодные прикиды. Конференция окружных прокуроров явно собрала немало тайных агентов и прочих темных типов. Помошник окружного прокурора из Чикаго был одет в бежевые трикотажные брюки и жилетку; его дама – звезда казино «Дюны»; она прошлась по залу, как Грейс Слик26 на встрече выпускников колледжа Финч. Классическая парочка; укурки-свингеры.

Даже если ты коп, не значит, что ты не можешь быть В Теме. На эту конференцию приехали несколько настоящих павлинов. Но мой наряд – остроносые фэбээровские туфли за 40 баксов и спортивная курточка были в самый раз для представителя средств массовой информации ? средний вариант. Потому что на каждого модного горожанина здесь приходилось по двадцать сурового вида фермеров, которые сошли бы за помощников футбольного тренера в Миссисипи.

Такие люди заставляли моего адвоката нервничать. Как всякий калифорниец, он был потрясен, взаправду увидев целую толпу народа из Перди.

Я попытался его утешить.

– На самом деле они приятные люди, – сказал я. – Если с ними познакомиться поближе.

– Поближе? – он улыбнулся. – Ты что, прикалываешься? Эти твари выпили столько моей крови!

– Не произноси здесь этого слова. А то возбудятся.

Он кивнул.

– Да уж, я видел этих ублюдков в «Беспечном ездоке», но не верил, что они бывают на самом деле. А их здесь сотни!

На моем адвокате был синий двубортный костюм в полоску, гораздо более модный прикид, чем у меня … но он из-за этого чересчур нервничал. Потому что щеголи в этой толпе были, скорее всего тайными агентами полиции, а мой адвокат ведет дела с людьми, которые очень щепетильны в этом отношении. «Блядь, это какой-то кошмар! – то и дело шипел он. – Проник на конференцию cвиней, и ведь найдется в городе какой-нибудь барыга, который меня узнает, и пустит слух, что я здесь якшаюсь с копами!»

У нас у всех были именные значки. Их выдавали после уплаты 100 долларов «регистрационного взноса». На моем было написано: «частный сыщик» из Лос-Анджелеса – что в каком-то смысле было правдой. А мой адвокат значился как «эксперт по анализу наркотиков». Что тоже, в общем-то, было правдой.

Но всем было всё равно, кто здесь кто и зачем. Слишком небрежная охрана для такой жесткой паранойи. Но мы немного напрягались еще и потому, потому что заплатили за два регистрационных взноса недействительным чеком. Его мой адвокат получил от одного из своих клиентов-сутенеров/наркоторговцев, и его большой опыт подсказывал ему, что чек совершенно ничего не стоит.



7. Если не знаешь, приходи учиться … Если знаешь, приходи учить



Девиз на приглашении на

Национальный съезд окружных прокуроров

в Лас-Вегасе 25-29 апреля 1971 года



Первая секция – вступительные речи – затянулась на полдня. Мы терпеливо просидели первые два часа, хотя с самого начала было ясно, что мы ничему не Научимся, и уж тем более было ясно, что с было бы опрометчиво с нашей стороны попытать Учить. Сидеть здесь под мескалином и выслушивать час за часом очередную порцию бреда нам удавалось без труда … Мы совершенно ничем не рисковали … Для этих баранов что мескалин, что макароны – одна фигня.

Подозреваю, что мы могли бы просидеть здесь и под кислотой … если бы не некоторые персонажи; рядом попадались такие лица и тела, которые под кислотой стали бы невыносимы. Когда выключили свет и начали показывать Фильм О Наркотиках, туша начальника полиции из Техаса весом в полтора центнера полезла обниматься с ненамного более изящной спутницей (жена, или кем там ему приходилась эта бабища). Выдержать такое зрелище едва под силу под мескалином – а это вещество чувственно-поверхностное, оно утрирует реальность, но не искажает её – а уж под кислотой зрелище прилюдных брачных игрищ двух между двумя непомерно ожиревшими человеческими телами, пока тысяча сидящих вокруг копов смотрит кино об «опасностях марихуаны» было неприемлемо на эмоциональном уровне. Мозг её отторгнет: продолговатый мозг попытается блокировать сигналы от лобных долей … а средний мозг будет делать отчаянные усилия иначе интерпретировать сцену, прежде чем передавать её обратно к продолговатому мозгу и рисковать физическими действиями.

Кислота по своему действию – сравнительно сложный наркотик, тогда как мескалин – простой и прямолинейный, но данном случае практической разницы не было никакой. Всё на этой конференции взывало к массовому поглощению Депрессантов: Секонала, Травы и Бухла, потому как ее программу скорее всего составляли люди, не выходившие из состояния барбитуратного ступора с 1964 года.

Здесь собралось свыше тысячи высоких полицейских начальников, твердивших друг другу «мы должны принять факт существования наркокультуры», но не имевших понятия с чего начать. В кулуарах поговаривали, что за всем стоит Мафия. Или «Битлы». А кто-то из аудитории спросил Блумквиста, не связано ли «странное поведение» Маргарет Мид27 в последнее время с тем, что она покуривает марихуану.

«Не знаю, не знаю, – отвечал Блумквист. – Но если в ее возрасте она курнула бы травки, то словила бы кошмарный приход.

Зал ответил дружным хохотом.



Мой адвокат наклонился ко мне и прошептал, что собирается уходить: «Я буду внизу в казино, – сказал он. – Я знаю уйму способов гораздо лучше потратить свое время, чем слушать эту хуету». Он встал, сшиб пепельницу с подлокотника стула и направился к двери.

Расстановке стульев не допускала хаотических перемещений. Люди пытались освободить для него проход, но подвинуться было некуда.

– Смотри, куда прешься! – крикнул кто-то.

– Иди на хуй! – прорычал он.

– Эй, мне не видно! – крикнул еще кто-то.

Вот он уже почти добрался до двери.

? Мне надо выйти! – кричал он. – Мне здесь не место!»

– Скатертью дорога! – сказал кто-то.

Адвокат остановился, огляделся, потом, видимо, передумал и пошел дальше. Когда он добрался до выхода, в задних ряд царил переполох. Даже Блумквист далеко впереди на сцене заметил неладное. Он прервался, озабоченно вглядываясь туда, откуда доносился шум. Наверно, решил, что вспыхнула драка – какой-нибудь конфликт на расовой почве, лучше не вмешиваться.

Я встал и пустился к двери. Удачный момент для побега. «Извините, меня тошнит», – сказал я обладателю первой отдавленной мною ноги. Нога дернулась назад, я повторил: «Извините, меня сейчас стошнит … извините, тошнит … прошу прощения, да, тошнит … «