Когда проезжаю перекресток, мне приходит сообщение. Знаю, нельзя отвлекаться за рулем на телефон, и все-таки смотрю, кто написал. Снова тот номер с кодом 630, с которого я получала угрозы. Знакомые цифры мгновенно вселяют в меня ужас, и я сворачиваю на парковку возле поля для гольфа. Не могу дальше ехать — руки трясутся, да и хочется внимательно прочитать сообщение. Я вспоминаю про Джоша — сидит, наверное, сейчас, смотрит на карту в приложении и думает, зачем я остановилась.

«Что конкретно велел передать Вестник?»

Сделав глубокий вдох, я настороженно читаю:



«Первое: в Солнечной системе может появиться лазутчик загалактического разума. Необходима реакция формата «внезапная военная угроза». Второе: по оценке действий посланцев Ланиакеи можно сделать вывод, что она в свою очередь управляется более мощной системой, которую мой создатель назвал «моране».

Надеюсь, не забыла про меня? Потому что я о тебе помню.



Голос умолк.

На этот раз в конце стоит другой эмодзи — кричащее в ужасе лицо.

Прошла секунда, вторая, третья.

Кейт

«Вы ещё здесь?!» – испугалась Диана.

Одиннадцать лет назад Май

«У меня осталась одна минута двадцать секунд».

Приемная доктора Файнголда находится на третьем этаже соседствующего с больницей медицинского центра. Здание центра очень современное — много стекла и естественного освещения. Войдя в вестибюль, мы с Беа решаем не стоять в длинной очереди к лифту, а пойти по лестнице. Идем практически молча, сберегая силы для крутых ступенек, но даже без слов ясно: Беа хочет, чтобы я передумала.

Однако меня не переубедить. Решено — я обязана с ним увидеться.

«Что за лазутчика следует ожидать?»

Мы поднимаемся на третий этаж, проходим по коридору, и когда до кабинета остается совсем немного, Беа не выдерживает.

«У меня нет ответа на этот вопрос».

— Вот на что ты надеешься? — сердится она и останавливает меня за руку, чтобы взглянуть в глаза.

«Ну хотя бы скажи, откуда он. Из пузыря, из какой-то галактики скопления Девы, самой Ланиакеи? Может быть, это посланец Дракона-5? Или Чёрного Принца?»

Я никак не могу подобрать нужные слова, поэтому не отвечаю.

Тогда Беа прерывает мое молчание:

«У меня нет ответа…»

— Думаешь, он вдруг возьмет и во всем сознается?

«Проехали! – перебила Диана собеседника. – О какой связи разума Ланиакеи с моранами говорил Вестник? Где, по его версии, стоит искать моран?»

— Нет, конечно, — я качаю головой. — Не думаю.

— Тогда сама спросишь? — не унимается Беа.

«Полное информационное насыщение мне неподвластно. Могу лишь сформулировать подобие ответа из общей речи моего носителя».

— Ну конечно нет, — повторяю я и пытаюсь объяснить, что вовсе не намерена вытягивать из доктора Файнголда признание. Скорее надеюсь на некое предчувствие, на интуицию, которая в случае чего подскажет: да, это он что-то сделал с нашей Мередит.

Приемная возле кабинета не очень большая, но довольно уютная. Девушка-регистратор спрашивает мое имя, подает бумаги и просит пока сесть и немного подождать — медсестра скоро подойдет. Я сажусь и начинаю заполнять формы, вписываю имя, адрес. Тут Беа бросает взгляд на документ и резко толкает меня в бок.

«Давай побыстрей!»

— Ты с ума сошла?! — шепчет она, видя, что я написала свои настоящие данные.

Беа редко на меня злится, а сейчас это и не злость вовсе — у нее в глазах страх. Она боится, что я ввяжусь во что-то, во что не следует, так же как и Мередит. По моему мнению, выдумывать имя и адрес необязательно, вряд ли кто-то здесь будет вдаваться в такие подробности. Очевидно, Беа считает иначе.

«Моране – могущественная раса, которая должна владеть не только пространством, но и временем. Каким-то образом она воздействует на прошлое. Это всё, что я могу сообщить вам».

— Сходи за новой анкетой! — просит Беа.

Поздно — ровно через секунду открывается дверь и меня вызывает медсестра.

«И за то спасибо! Через кого или через что они воздействуют на прошлое?»

— Вот, — вставая, подаю я документы.

Медсестра приветливо улыбается Беа, видимо полагая, что та останется ждать в приемной. Однако Беа, неожиданно для медсестры, поднимается со стула вслед за мной.

«Они программируют уже существующие в космосе разумы. Прощайте». – Голос умолк.

— Что ж, конечно! — говорит девушка. — Вашей подруге тоже можно.

— Спасибо, — говорю я, — а то отец ребенка не смог со мной пойти.

Пелена, накрывшая зонтиком голову Дианы, растаяла. Она поняла, что пси-закладка, оставленная Копуном (ну и предвидение у этого неземного искина, лучше, чем у нашего Нострадамуса) там, где её не мог найти случайный человек, перестала существовать.

Изо всех сил пытаюсь сохранить спокойствие. Вдох-выдох, вдох-выдох. Пусть мне и кажется, будто все вокруг догадываются, зачем я здесь, ни у доктора Файнголда, ни у кого из его сотрудников все-таки нет причин сомневаться, что я действительно пришла на прием. В их глазах я просто-напросто счастливая будущая мама. Поэтому натягиваю блаженную улыбочку, следую за медсестрой в смотровую и принимаюсь там болтать о беременности, о ребенке, о том, как жду его появления на свет, сыплю вопросами: мол, в семье у нас часто рождаются двойняшки — могут ли и у меня быть? Когда станет ясно?

— Могут, — любезно отвечает медсестра, а затем спрашивает, у кого именно в семье двойня и обрадуемся ли мы с мужем такой новости.

Музейные редкости отошли на второй план.

— А как же иначе? — восклицаю я. — Это ведь такое счастье! Всегда хотела большую семью.

— Поверьте, далеко не все бывают рады двойне.

Диана нашла Мигеля, поблагодарила его за экскурсию и заторопилась в Центр. Полученные сведения требовали немедленного анализа сотрудниками российских космических спецслужб.

На слове «муж» медсестра бросает взгляд на мою руку. Да, обручального кольца на ней нет, ведь мы с Беа не женаты. Пока. Мы очень надеемся, что однажды у нас в штате все-таки узаконят однополые браки. Нас, конечно, посещала идея пожениться в другом месте — например, в Массачусетсе, — но было бы странно потом вернуться домой и жить с мыслью, что здесь наш брак все равно не признан. Зато я ношу другое кольцо — помолвочное. Оно аккуратное, утонченное: серебряная полоска с изящным узелком. Внимательный глаз заметит, что у Беа точно такое же. Мы выбирали их вместе и пообещали друг другу пожениться сразу, как только появится возможность.

— Возможно, срок у вас еще маленький, чтобы УЗИ показало, многоплодная ли беременность, — объясняет медсестра. — Доктор Файнголд — настоящий профессионал, он разберется.

Она измеряет мне температуру, пульс, давление, задает вопросы, например когда была последняя менструация, — ответ я подготовила заранее, так как знала, что меня об этом спросят. Я называю выдуманную дату, такую, чтобы срок получался совсем небольшой, недель пять-шесть. Затем медсестра просит меня пройти в уборную и подготовить образец мочи.

Вернувшись в кабинет, медсестру я уже не застаю, но замечаю оставленную для меня одноразовую рубашку и переодеваюсь. Теперь остается ждать, когда придет доктор.

Глава 7. Тайна «Чёрного принца»

— Еще не поздно, — говорит Беа, пока я пристраиваюсь на кресле, глядя на подставки для ног и чувствуя подступающую тошноту.

Я не знаю, как все будет, не знаю, чего ожидать, да и вряд ли мои ожидания имеют значение. Того и гляди медсестра получит результаты анализа, выяснит, что я не беременна, и тогда прием будет окончен, едва начавшись: доктор озвучит грустную новость, я изображу на лице печаль, и мы с Беа уйдем. Тем не менее я успею хотя бы взглянуть на Файнголда, а это уже что-то.

Как всегда, речь Шапиро звучала веско и безапелляционно, будто он обсуждал со студентами всем известные истины.

— Мы можем уйти, — продолжает Беа. — Можем отказаться от этой затеи.

— И что скажем? — Будет странно, если мы вдруг возьмем и уйдем.

– Фаза развития персональных носителей разума в нашей Вселенной, – говорил он в окружении слушателей в кают-компании «Салюта», – заканчивается или уже закончена в большинстве случаев его существования. Именно поэтому мы в течение почти двух столетий с момента создания программ поисков разума не могли поймать сигналы от других цивилизаций. В будущем перспективен лишь коллективный разум типа «стая» или «рой», своеобразная нейросеть из сотен миллионов или миллиардов разумных существ.

— Соврем про семейные обстоятельства.

Я не хочу уходить, пока не взгляну на него, не поговорю с ним. Мы так близко к цели.

– Но человечество существует и развивается, – возразил ему ксеноархеолог Любищев, в отличие от Весенина редко показывающий Всеволоду свою независимость от его суждений. – А оно до сих пор никакая не «стая».

Я закрываю глаза, делаю глубокий вдох и отвечаю:

— Мы уйдем уже через несколько минут. Ничего плохого, поверь мне, не случится. Для него я просто очередная беременная женщина. Главное, веди себя естественно, и всё. — Показываю на журналы на столике. — Возьми, сделай вид, что читаешь.

– Ошибаетесь, Мудр, – отмахнулся Шапиро. – В какой-то степени этот процесс и можно назвать развитием, однако не в духовном плане. Только слепой не видит, во что превращается человечество.

Вдруг раздается два коротких грубоватых стука, и дверь распахивается. А вот моя гинеколог перед тем, как войти, всегда сначала немного приоткрывает дверь и спрашивает, одета ли я. В отличие от доктора Файнголда, который входит сразу же. Он высокий, суровый на вид, а на его лице та неискренняя улыбка, когда улыбаются одни только губы, но не глаза. На нем серые брюки и белый халат, из-под которого выглядывает воротник рубашки. Возраста он примерно такого, как я себе и представляла. Когда Джанетт поведала, что доктор Файнголд чересчур принципиален, я сразу предположила, что он немолод, этакий врач старой закалки, который немало повидал и прочно укоренился в своих убеждениях. Ему около шестидесяти пяти, и он наверняка мечтает поскорее уйти на пенсию, махнуть куда-нибудь в теплые края — и вовсе не хочет, чтобы вишенкой на торте его многолетней карьеры стала судебная тяжба с Тибоу.

– Во что, милостивый сударь?

Волосы у доктора Файнголда седые, тонкие, да и сам он довольно худой.

— Меня зовут доктор Файнголд, — представляется он и обращается ко мне: — А вы у нас кто?

– В цифровую платформу, в ту же самую систему «роя», потому что уже девяносто процентов населения Земли, по сути, являются потребителями прочищающего их мозги машинного контента и перестали думать. То есть они нынче – клетки мозга, кирпичики единого компьютеризированного сознания, и лишь мы с вами как индивидуалисты в развлечениях и интеллектуальных устремлениях мешаем завершению процесса цифровизации.

Мне тут же становится неприятно, что он не знает, как меня зовут, что даже не удосужился заглянуть в бумаги перед тем, как прийти. Он холодный, циничный, в то время как моя гинеколог очень душевная. Не уверена на сто процентов, что она действительно меня помнит, однако поводов сомневаться в этом она ни разу не давала. Всякий раз, когда я прихожу на прием, она сначала немножко разговаривает со мной, спрашивает, как у меня дела, как поживает семья — словно мы давние друзья. Да что говорить — даже я, как ветеринар, сначала даю собакам себя понюхать. Так мы поближе знакомимся друг с другом, и уже только потом я их осматриваю.

— Я — Кейт, а это моя подруга Беа.

– А вам не кажется, что мы изгои? – хмыкнула Вия Аматуни. – Ведь мы чаще проводим время вне Земли, чем на ней.

Та сидит на стуле, и я прекрасно вижу, что ей не по себе. Впрочем, вряд ли это замечает доктор Файнголд, ведь он и не смотрит в ее сторону. Она держит руки на коленях, сжимая их в замке так крепко, что костяшки белеют. Беа терпеть не может, когда она не владеет ситуацией.

– Ни в коем разе, – помотал головой Шапиро. – Нас никто в космос не выгонял. Мы болтаемся по Вселенной по своей собственной воле, пытаясь найти в ней смысл жизни.

— Говорите, вы беременны? — обращается ко мне доктор Файнголд.

Для него беременность пациенток всего лишь ежедневная рутина, а для женщины, которая узнает, что впервые станет мамой, это чудо. Поэтому я стараюсь не забываться и выглядеть радостной, а не встревоженной.

– Вы настоящий философ, дорогой Всеволод, – с укоризной заметил Тим Весенин, астрофизик, много сделавший для теории суперструн. В заседаниях космолётчиков он обычно молчал, но как только начинал говорить Шапиро, Весенин тут же кидался на него, как бык на тореадора.

— Да, — расплываюсь я в улыбке и воодушевленно рассказываю: — Целых три теста сделала.

– Поневоле станешь философом, – успокаивающе пробурчал Мудр Любищев, оправдывающий своё имя точными формулировками, – глядя на то, как умирает родная цивилизация.

Любая женщина на моем месте, увидев в сумме шесть полосок, нисколько не засомневалась бы, что беременна.

— И?.. — ждет продолжения доктор Файнголд.

– Почему вы считаете, что наша цивилизация умирает? – удивилась Вия.

— Положительные, — отвечаю я и с довольной ухмылкой кладу руку на живот.

Доктор Файнголд, взглянув на меня со скептическим прищуром, переспрашивает:

— Все три?

– Потому что это факт, не подлежащий сомнению. Наш уважаемый гость из параллельной Вселенной, – Шапиро ухмыльнулся, – прав, утверждая, что человечество переходит в стадию машинно-коллективного интеллекта. Почти девяносто процентов живущих в Сети пользователей – юзеры-неудачники, завистники, подражатели и моральные уроды, которыми легко управлять, чем правительства и пользуются. Именно они, а не люди науки и культуры, создающие великие творения искусства и достижения цивилизации, показывают креативный, интеллектуальный и духовный уровень человечества! Почему ядране не хотят признавать нас как разумную силу? Да потому что мы, несмотря на владение энергиями планетарного масштаба, до сих пор не перешли границу самоуничтожения!

— Все три, сэр, — говорю я, сбавляя энтузиазм и теряя улыбку. — А что? Что-то не так? — Изображаю беспокойство, поскольку мне только что дали причину волноваться.

— Результат анализа, который мы провели, отрицательный.

После этих слов в комнате повисает тишина. Ни «мне очень жаль», ни «увы, у меня для вас не очень хорошая новость» — ничего такого. Доктор Файнголд никак меня не подготовил — и теперь просто стоит и ждет моего ответа.

В кают-компании воцарилась тишина. Слушатели переглядывались, пожимали плечами, улыбались, но молчали. Первым заговорил Шапиро:

— Ничего не понимаю, — в замешательстве произношу я после паузы. От искреннего страха, который с самого начала меня не отпускает, голос у меня дрожит, и это приходится очень кстати. — Я сделала тесты, и… — Тут я на полуслове замолкаю в ожидании, что скажет доктор Файнголд.

Он начинает равнодушно объяснять:

– Эк вы нас приложили! Не стану спорить с этим утверждением. По моему мнению, действительно до перехода человечества в стадию ульевого состояния осталось не так уж и много времени, но шанс у нас повернуть ещё есть. Особенно если нам помогут высшие силы.

— Возможно, у вас была так называемая биохимическая беременность, то есть ранний выкидыш на стадии имплантации, который женщины очень часто принимают за начало критических дней.

«Критических дней»? Как это древне и к тому же уничижительно… В старшей школе — еще до того, как разобраться в себе, — я встречалась с парнем. Так вот, каждый раз, когда я была не в настроении, он донимал меня тем, что, мол, «это просто у тебя критические дни». Как-то раз после ссоры притащил мне пачку тампонов. «Я же пошутил, Кейт! — оправдывался он, когда я с ним тут же порвала. — Ты что, шуток не понимаешь?»

– За-Разум? – усмехнулась Вия скептически.

— Поэтому женщина может и не знать о своей беременности, — продолжает доктор Файнголд. — Вполне вероятно, что как раз по этой причине ваши тесты дали положительный результат.

Затем он спрашивает, наблюдалось ли у меня после тестов кровотечение, возможно мажущее. В ответ я энергично трясу головой.

– Нет, он как раз, хотя и радеет за долгосрочное сохранение жизни, не свободен от аргументов Судного дня. То есть от новой войны и нового передела Вселенной. Должна существовать третья сила, заинтересованная в сохранении множества культур.

— Для большей уверенности сделаем еще анализ крови, — говорит доктор Файнголд, объясняя, что тот покажет мой уровень ХГЧ, который вырабатывается только у беременных. — Нет ХГЧ — нет ребенка, — безучастно бросает он, словно мы обсуждаем тут какие-то пустяки, а не человеческую жизнь.

И не важно, что моего ребенка нет и не было. Доктора Файнголда это не оправдывает — ведь вместо меня могла сидеть другая женщина, та, для которой в данную минуту все рухнуло бы.

– До-Разум? – теперь уже обозначил ещё более скептическую улыбку Весенин.

— Не расстраивайтесь раньше времени, — говорит доктор Файнголд, и хотя слова, казалось бы, сочувственные и должны меня успокоить, в том, как именно он их произносит, нет ни капли сострадания: ровно, бесстрастно, без ободряющей улыбки, даже притворной. Хочет, наверное, чтобы я попридержала свои слезы до дома, ведь здесь они ему не нужны. — Анализ будет проводить лаборатория, поэтому результат узнаем через пару дней. Как закончу осмотр, позову медсестру — она возьмет у вас кровь. А пока давайте-ка взглянем, — говорит он и делает жест, чтобы я откинулась на кресло.

У меня перехватывает дыхание и бросает в пот. Для меня не новость, что на первом приеме беременных осматривают и берут мазок, — читала, когда готовилась. Просто я не ожидала, что до этого дойдет. Раз беременность у меня практически исключили, какой смысл доктору Файнголду проводить осмотр до результатов анализа, до того как станет известно точно, беременна я или нет? От одной мысли о прикосновении этого человека, о его пальцах внутри мне становится тошно. Я вдруг представляю, как умирала Шелби, как кто-то тащил ее голое тело и в конце концов бросил у реки.

– До-Разум ушёл, возможно, трансформировался в нечто совсем непонятное для нас. С другой стороны, и он может вмешаться в наши конфликты, если владеет временем.

Доктор Файнголд?..

— А разве не нужно сначала сделать анализ крови? — спрашиваю я.

– Тогда о какой третьей силе вы говорите? О разуме Ланиакеи? Или о ядранах?

На его лице наконец появляется хищная, надменная улыбка.

— Если вы хотите у меня наблюдаться, — говорит он, — то вам лучше мне доверять. Договорились, Кейти?

– Эти интеллектуальные системы недалеко ушли вперёд, особенно в морально-этическом плане, несмотря на энергетическую независимость. Кто-то ещё сидит в засаде, наблюдая за нами и за событиями. Копун назвал эту силу – моране.

Я лишаюсь дара речи и машинально киваю, не в силах его поправить — я не Кейти и не Кэтрин. Мое имя — Кейт, и никак иначе. Так меня назвали родители, и это полная форма, не краткая.

Снова в кают-компании стало тихо.

— Во время беременности с маткой происходят изменения, и при осмотре их иногда можно обнаружить, — объясняет доктор Файнголд заученной фразой.

И хотя у меня он эти изменения, естественно, не почувствует, любая будущая мама на моем месте наверняка согласилась бы на все, лишь бы услышать подтверждение, что беременность все-таки есть.

– Что или кого он имел в виду? – озадаченно спросил Любищев.

Поэтому ничего не поделаешь — ложусь. Так, стоп. Снова приподнимаюсь на локтях. Мне нужно задать подготовленные вопросы, причем сию минуту, ведь когда доктор Файнголд закончит осмотр и вынесет вердикт — не беременна, — в них автоматически отпадет необходимость. Нет ребенка — незачем и врач-акушер.

— Одна моя подруга… — торопливо говорю я, вся во власти своих переживаний. — Другая подруга, не эта, — уточняю я, чтобы доктор не подумал на Беа, — недавно родила. Ужас что было! Роды длились долго, за это время успело прийти и уйти три смены медсестер и побывать три разных доктора. Подруга совсем не так мечтала родить первенца. Уже после родов она задумалась, что ей стоило нанять доулу, и тогда рядом был бы человек, который непрерывно ее поддерживал бы. А вы что думаете? — решаюсь-таки я спросить. — Насчет доул.

– Не знаю, – развёл руками Шапиро. – Могу только догадываться. Мы с ним не успели обсудить эту тему.

– Поделитесь догадками?

Доктор Файнголд уходит к стене и достает из коробки на полке одноразовые перчатки, затем возвращается и, стоя передо мной, натягивает их на руки. Из доктора в перчатках он резко превращается в моем воображении в убийцу, скрывающего отпечатки. Сердце у меня стучит так, что вот-вот выпрыгнет из груди.

— Здесь я единственный доктор, поэтому опыт подруги вы не повторите, — убеждает доктор Файнголд. — Если вы беременны, роды у вас принимать буду именно я, будьте уверены. А вообще я считаю, что с хорошим доктором никакая доула не нужна.

Физик с некоторым смущением передёрнул плечами:

— Понятно… — бормочу я, стараясь пересилить дрожь в голосе.

– Разрешите не отвечать, дружище? Мне ещё надо самому разобраться в проблеме, прежде чем заявлять о ней во всеуслышание.

На этом можно было остановиться, не продолжать, но я не могу.

Словно дождавшись этого момента, в помещении раздался вежливый голос Калифа:

— И все же странно, потому что я искала информацию о доулах на случай, если все-таки беременна, читала блоги, отзывы и все такое — и многие женщины просто в восторге от поддержки и помощи, которую они получили от своих доул.

— Доула может обойтись вам в кругленькую сумму, — предупреждает доктор Файнголд.

– Товарищи, капитан приглашает всех занять свои экспедиционные места. Мы начинаем манёвр.

— А я приценилась, посчитала и решила, что потяну.

Зашумев, члены экипажа и пассажиры начали расходиться.

Доктор Файнголд в ответ на мои слова лишь молча улыбается. Тогда я прошу Беа подать мне сумку, и та нехотя слушается. Она и не подозревает, что там у меня.

* * *

Я достаю из сумки листок бумаги, на котором написаны имена, и подаю доктору Файнголду. Тот берет его и принимается изучать.

— Вы действительно брали интервью у Николае Карпатиу?

— Пока я читала в интернете информацию, мне то и дело попадались имена вот этих местных доул, — объясняю я.

Полюбоваться кольцом из одиннадцати звёзд и одной бланеты Вирго 444, на которой был обнаружен «склад» боевых роботов древней цивилизации, никому на борту эскора не удалось. Он вышел из «струны» ВСП-режима аккурат в миллионе километров от цели путешествия, доработал шпугом[14] девять десятых этого расстояния, и компьютер «Салюта» выдал на экран обзора изображение бланеты, синтезированное из десятка сканов разной частоты электромагнитного спектра.

На листке три имени: Хлоя Норд, Кристин Фрэнк и Мередит Дики. Все три живут у нас в городе, обо всех трех очень хорошо отзываются в группах местных мам в «Фейсбуке», поэтому логично, что беременная женщина, то бишь я, ими заинтересуется.

Он кивнул.

В сторону Беа я даже не смотрю, потому что представляю, как она, наверное, сейчас негодует. Потом обязательно упрекнет за то, что я так рисковала, за то, что слишком далеко зашла, упомянув Мередит.

Пока космолётчики разглядывали бланету, эскор искал в её окрестностях крипто-капсулу, выпущенную «Пастухом» перед тем, как исчезнуть в неизвестном направлении. Капсула должна была иметь маяк, отзывающийся на запросы «своих», но пока что космос молчал.

— Мы почти друзья.

Но остановиться на полпути я не могу и потому спрашиваю:

— Без шуток?

— Если я все-таки решу рожать с доулой, кого из них вы посоветуете?

С расстояния в сто тысяч километров бланета производила впечатление массивной каменно-металлической глыбы шарообразной формы, и Дарислав долго не мог отвести от неё взгляда, рассматривая застывшие в момент резкого охлаждения гребни и волны бывшей звезды. Что произошло в те далёкие времена, какая невероятная сила превратила звезду в остывший почти мгновенно шар, можно было только гадать.

Доктор Файнголд задумчиво молчит. Он внимательно смотрит на список, размышляет, хотя, как мне кажется, вовсе не из благих побуждений, а просто осторожничает, продумывает ответ, чтобы случайно не сказать лишнего.

— Нет, конечно. Но мы похожи.

— Если все-таки решите, — наконец говорит он, делая упор на слове «если», — то спокойно выбирайте любую из первых двух. А вот Мередит Дики… — Доктор Файнголд стучит по листку, и я жду, что сейчас он станет поливать Мередит грязью. — Ее я не знаю. — Он возвращает листок и собирается приступить к осмотру.

Шапиро предположил, что по звезде ударили из «замерзателя», превращавшего любую материю в лёд с температурой межзвёздного пространства, но спорить с физиками экспедиции Романом Ткачуком и Тимом Весениным не стал. Да и они не смогли предложить альтернативу гипотезе Всеволода, опираясь на известные им законы природы.

— Расскажите мне о нем. Бак принялся рассказывать.

Лжец! Врет прямо в лицо — Мередит ему знакома, причем очень хорошо.

Хетти вернулась немного освеженная, но глаза ее по-прежнему были опухшими. Она села так, будто

Доктор Файнголд снова просит меня лечь, на этот раз более сурово. Я неосознанно запахиваю рубашку плотнее, внезапно ощущая у себя во рту металлический привкус, откидываюсь на спинку и оборонительно свожу вместе колени.

ожидала, что истязания продолжатся. Рейфорд снова повторил, что он совершенно искренен в своих извинениях. В ответ она сказала:

Эскор запустил дюжину беспилотников, устремившихся к разлому, на дне которого виднелась цепочка кратеров – взорванных камер, внутри которых когда-то содержались моллюскоры. Кратеров было одиннадцать, по числу звёзд, соседей Вирго, что наводило на размышления. Последний в цепочке тюремный (или, может быть, обычный складской) бункер был не взорван, а вскрыт: круглый щит диаметром в два километра, накрывающий прежде бункер, стоял торчком, обнажая глубокую шахту в слое камня-металла. Было ясно, что моллюскора кто-то выпустил на волю, оставив камеру открытой.

Беа невольно подается на стуле вперед. Заметив это, доктор Файнголд говорит:

— Давай забудем про все это!

— Если хотите, ваша подруга может выйти.

— Мне нужно знать, что ты простила меня, — сказал он.

Через час беспилотники выдали донесения, и Дарислав предложил специалистам, продолжавшим работать в защитных ложементах кают, высказываться.

Будь мы с Беа всего лишь друзьями, мне и вправду не захотелось бы показываться перед ней без одежды. Было бы очень странно: меня осматривают, а моя подруга сидит рядом… Впрочем, это и сейчас странно, но при мысли, что я останусь голая наедине с доктором Файнголдом и он станет толкать в меня свои пальцы, внутри все переворачивается. Нет, пусть лучше Беа останется.

— Ты прямо-таки зациклился на этом, Рейфорд. Это что, освободит тебГ? Облегчит твою совесть?

— Думаю, что да, — ответил он. — Главное, что я хочу услышать от тебя это то, что ты веришь в мою искренность.

Первым взял слово Таир Эрбенов как главный эксперт экспедиции в области археоинженерии.

— Вы знаете, у меня такая память дырявая, — говорю я и нервно сглатываю. Дрожь в голосе уже не получается унять. — Я сама попросила подругу сходить со мной, а то еще забуду спросить что-нибудь важное… В беременности она кое-что понимает — у нее трое детей. А у меня первый… — договариваю я поникшим тоном женщины, которая, возможно, потеряла ребенка.

— Я верю, — сказала она. — Но от этого не становится легче. Но если тебе от этого лучше, я тебе верю. Я не держу на тебя обиды, так что считай, что я тебя простила.

— Вот теперь я получил то, что хотел. А теперь я хочу быть с тобой совершенно откровенным.

Тут Беа разворачивается вместе со стулом и больше на нас не смотрит.

– Камера не разрушена, – резюмировал черноволосый и смуглолицый специалист грассирующим голосом. – Внутренняя стена камеры подтаяла, что говорит об энергетическом воздействии на её материал. Можно сделать вывод, что внутри находился мощный поглотитель энергии, именно поглотитель, а не излучатель, сродни нашим МК-батареям[15]. То есть объекту был доступен процесс энергонасыщения, подобный тому, что используем мы для отсоса вакуумной энергии для ВАРП-двигателей наших космолётов.

— Ой-ой-ой, еще что-то? Ты, наверно, хочешь просветить меня насчет того, что случилось на прошлой неделе?

— Именно так. Но я должен сказать тебе, что Хлоя не советовала переходить к этой теме сразу.

Доктор Файнголд жестом просит меня придвинуться на край кресла, поставить ноги на подставки, и я оказываюсь перед ним полностью раскрытой. Жестко сжав мне колени, доктор Файнголд разводит мои ноги еще шире и опускается, так что теперь, лежа на спине, я его не вижу. Закрываю глаза и стараюсь перенестись куда-то далеко-далеко отсюда. Гинеколог, к которой я всегда хожу, обязательно разговаривает во время осмотра. «Сейчас ты почувствуешь небольшое давление, — предупреждает она. — Постарайся расслабиться, Кейт. А теперь послышится щелк…»

– Не согласен, – сказал Тим Весенин. – Это всего лишь ваше предположение, Таир Копулович, а не выявленный факт. Оплывшие стены камеры можно объяснить и другими эффектами.

— Как продолжение того разговора, ты это имеешь в виду?

Доктор Файнголд, наоборот, все делает молча. Не успеваю я понять, что происходит, как он вставляет зеркало, фиксирует створки, и от неожиданности и боли я ахаю. Холодный металл двигается во мне быстро, неаккуратно, так что даже глаза невольно распахиваются и я закусываю до крови губу.

– Можно, – смиренно согласился Эрбенов, – однако моё предположение хорошо согласуется со следами вскрытия бункера, оставленными неизвестным устройством. Моллюскору помогли и набрать мощь, и выбраться из камеры.

Едва начиная приходить в себя, я чувствую, как зеркало уже сменяется пальцами доктора Файнголда, как он внутри ощупывает ими, шарит, а другой рукой давит мне на живот. Для него в этих движениях нет ничего необычного, но для меня они мучительны, невыносимы. От осознания, что эти самые руки совершили убийство, сердце у меня колотится как бешеное. В голову снова приходят мысли о трупе Шелби, пролежавшем несколько дней на берегу реки. Возможно, прямо передо мной тот, кто отнял у человека жизнь, тот, кто оставил беззащитного младенца без матери…

– Вы близки к истине, коллега, – сказал Шапиро. – Мои мысли текут в том же направлении. Следы остались явные, особенно в материальном плане: те, кто побывал здесь, пользовались крайне редким изотопом железа, а вмятины на крышке бункера и на силовом агрегате, удерживающем капсулирующее поле на дне шахты, сделаны чем-то вроде неймса.

— Правильно.

В ушах вдруг возникает звон, перед глазами темнеет, словно я вот-вот потеряю сознание. Ноги сами собой сводятся, и доктор Файнголд грубо просит их снова развести, добавляя — будто четырехлетке на приеме у стоматолога, — что чем спокойнее я сижу, тем быстрее мы закончим.

— Прекрасная девушка, — отозвалась она. — Наверно, мы сможем понять друг друга.

– Допустим, сюда прибыли тартарианцы, – задумчиво сказал Эрбенов, – проигравшие схватку с нашими парнями в Пузыре при попытке захвата джинна. Как они узнали о существовании моллюскоров?

— Наверно, потому что разница в возрасте между вами не так велика.

— Все нормально, Кейт? — интересуется Беа.

— Нет, Рейфорд, так не годиться. Если ты намерен представить наши отношения как: «ты достаточно молода, чтобы быть моей дочерью», то это следовало сделать раньше.

– А здесь я бы обратил внимание на сие обстоятельство наших спецслужб. Вполне допустимо, что на Земле находится разведгруппа тартарианцев либо эмиссар, сумевший нанять людей в свои помощники и информаторы. О копии Реестра Мёртвой Руки со списком всех военных баз во Вселенной кто только не болтал в соцсетях, и не исключено, что какой-то из сотрудников Института цифровых исследований доложил патрону о Реестре и о находке тюрьмы моллюскоров, соблазнившись подачкой эмиссара.

В ответ, борясь со слезами, я выдавливаю короткое «угу». Пусть Беа мне отсюда и не видно, по ее голосу все равно понятно, что она испытывает не меньший страх и отвращение.

— Если не считать того, что в таком случае я должен был бы стать твоим отцом в пятнадцать лет, — ответил Рейфорд. — Во всяком случае, Хлоя считает, что ты пока не в таком настроении.

Завершив осмотр, доктор Файнголд резко убирает руку и просит сесть.

– А если это были не тартарианцы?

— После результатов анализа, — сухо заключает он, — станет более ясно.

— Почему? От меня требуется какая-то реакция? Я должна принять твои идеи или что-то другое?

— То есть как? — удивляюсь я, выкарабкиваясь из кресла и дрожащими руками запахивая рубашку.

– Найденные нашими дронами следы железа…

— Возможно, срок еще слишком мал, и потому изменения в матке пока незаметны.

— Я надеюсь на это. Но пока я не ставлю вопрос таким образом. Если ты сейчас не можешь чего-то, я пойму. Но я думаю, что позже ты увидишь необходимость этого.

– И всё-таки? Почему такими же материалами не могут пользоваться другие цивилизации?

— Значит, изменений нет? Я не беременна? Думаете, это выкидыш? Или просто тесты соврали? — Меня одолевают ужас, растерянность, омерзение — даже притворяться не надо.

Похоже, Рейфорд чувствовал себя, как Брюс Барнс в день их первой встречи. Голос его был полон страсти и звучал убедительно. Ему казалось, что его молитва о смелости услышана. Он рассказал Хетти, как складывались его отношения с Богом: что ребенком он ходил в церковь, что за время их брака с Айрин они поменяли несколько церквей, сказал, что именно увлечение Айрин идеями о конце света побудило его искать общества на стороне.

– Не буду спорить, – легко согласился Шапиро.

— Скоро подойдет медсестра взять у вас кровь, — вместо ответа сообщает доктор Файнголд. — Строить догадки я не привык, предпочитаю говорить точно, поэтому давайте сначала узнаем результаты анализа, а там посмотрим. Кстати, с доулой на вашем месте я бы повременил, — произносит он уже в дверях.

Под взглядом Хетти Рейфорд сказал, что ему казалось, будто она понимает, к чему он клонит. Когда он рассказывал о том, что он обнаружил дома в тот день их приземления на аэродроме «О\'Хара», Хетти сидела неподвижно.

– Господа, – оборвал Дарислав ненужные в данный момент рассуждения. – Займитесь изучением полученных данных каждый на своём уровне. Отыщем капсулу – обсудим.

Потом Рейфорд поведал ей, как он ходил в церковь, встретился там с Брюсом, о рассказе последнего и о видеокассете. А также об их изучении библейских предсказаний и о том, что нынешние проповедники в Израиле явно подобны тем двум свидетелям, о которых говорится в Откровении.

– Надо спуститься в каньон и тщательно обследовать, – подал голос Лавр Спирин. Парню исполнилось двадцать пять лет, и в силу молодости он изнывал от безделья. – Да, товарищ капитан?

Рейфорд рассказал, как он молился вслед за пастором, как почувствовал свою ответственность за Хлою, как он хочет, чтобы она тоже обрела Бога. Хетти смотрела на него — ничто в ее позе и выражении лица не поощряло его. Но он продолжал. Он не просил ее, чтобы она помолилась вместе с ним, он только сказал, что не будет оправдываться за то, во что он верит.

Мередит

Давлетьяров промолчал. Обладая жёстким характером и подчиняясь собственному положению человека, ответственного за жизни подчинённых и выполнение заданий, он был неразговорчив.

— Теперь, по крайней мере, ты видишь, что, если человек искренне принимает все это, то он должен обращать и других людей. Он будет плохим другом, если не сделает этого. Хетти даже не кивнула в знак согласия.

Одиннадцать лет назад Апрель

Дарислав невольно вспомнил, что такими же немногословными были и другие знакомые капитаны космолётов, с кем он путешествовал по космосу: Бугров и Дроздов. Поэтому каждое их слово ценилось, как говорится в таких случаях, на вес золота.

Прошло почти полчаса, пока он изложил все свое вновь обретенное знание и закончил:

Роды у Шелби Тибоу начинаются на две недели раньше срока. Новость я узнаю посреди ночи, когда с ее телефона мне звонит Джейсон. Интервалы между схватками стали короткими, и я велю ему немедленно везти Шелби в больницу — там и встретимся.

— Хетти, я хочу, чтобы ты обдумала все это, может быть посмотрела кассету. Может быть, потом захотела бы переговорить с Брюсом. Заставить тебя поверить я не могу. Все, что я могу сделать, — это дать тебе понять, к чему я теперь пришел как к истине. Я думаю о тебе и не хотел бы, чтобы ты упустила свой шанс, потому что никто не рассказал тебе об этом.

– Детальное обследование ещё впереди, а пока работаем дистанционно, по аватар-формату.

С Джейсоном я вижусь впервые. Выглядит он именно так, как я себе и представляла, — правда, голос, как сейчас понимаю, вовсе не тот, что я слышала, стоя на пороге их дома. Тот голос принадлежал совсем другому мужчине. Похоже, все, что я знаю о Шелби, теперь под сомнением.

Имелось в виду использование роботов, управляемых операторами, сидящими в корабле. Данный вид космических исследований давно вошёл в норму и не раз спасал исследователей в экстремальных ситуациях. Роботов было, конечно, жалко, зато не гибли люди.

В больнице Шелби сначала осматривает медсестра, чтобы выяснить, принимать ее или отправить домой. Услышав последнее, Джейсон тут же начинает возмущаться, злиться на медсестру, хотя на самом деле осмотр роженицы перед ее приемом — это стандартная процедура.

Через час Калиф наконец обнаружил криптомодуль «Пастуха», прятавшийся, как оказалось, в негустом колечке пыли на расстоянии двухсот тысяч километров от Вирго 444. Он представлял собой невидимое облачко изменённого вакуума, формой напоминающего черепаху (компьютер эскора синтезировал изображение), которая «вспыхивала» коротким сигналом: «Я здесь!»

— Сэр, пожалуйста, держите себя в руках, — обращается к нему медсестра.

Подошли ближе, просветили сканерами район в поисках опасных предметов, закладок или «минных растяжек», ничего не обнаружили (на Земле такие вещи использовались спецслужбами испокон веков, что отразилось и на нынешних программах определения угроз) и переписали запись в сервер Калифа. «Черепаха» не стала сопротивляться «вторжению» и выдала всю информацию, которую имела, бесследно растаяв в вакууме.

Выслушав все это, Хетти откинулась назад и вздохнула.

Пока она проводит осмотр, Джейсон стоит у нее над душой, и медсестра просит его отойти. Раскрытие у Шелби пять сантиметров, а интервалы между схватками всего четыре минуты — ее принимают. Она переодевается в больничную рубашку и ложится в палату.

Записей в её памяти было много, в основном технического плана: параметры среды, характеристики планеты, результаты наблюдений и показания датчиков, – но главным оказался видеофильм, снятый компьютером «Пастуха» во время финального инцидента. Длился он всего семь минут, однако Дарислав и космолётчики пересмотрели его не один раз, прежде чем окончательно пришли к единому мнению.

Через некоторое время приходит доктор Файнголд. Мне еще не выпадало счастья с ним работать, и все же я слышала, что о нем говорят: самонадеянный и бескомпромиссный. Он пытается задвинуть меня в угол комнаты — не выйдет. Шелби не только его клиентка, но и моя.

Начинался фильм с того, что сначала все дроны «Пастуха» попадали в ущелье Вирго. Остался только один – на высоте двадцати километров, он-то и передал запись на борт беспилотника.

Доктор Файнголд хочет проверить, как продвигаются дела, и намного грубее, нежели медсестра, проверяет раскрытие, отчего Шелби тут же вздрагивает. Сжимая колени, она отодвигается от доктора Файнголда.

— Да, это звучит красиво, Рейфорд. Да так оно и есть. Спасибо, что ты изложил мне все это. Действительно, все это для меня странно, потому что я никогда не знала, что об этом говорится в Библии. Моя семья ходила в церковь, когда я была маленькой, главным образом, по праздникам или если нас приглашали. Но я никогда не слышала ничего подобного. Я подумаю об этом. Когда услышишь что-то такое, оно не забывается. Так все это ты собираешься рассказать Баку Уильямсу за обедом?

— Лежите спокойно, — безучастно произносит он.

Затем на цепочку кратеров – взорванных камер моллюскоров – опустилось мерцающее прозрачное облако, запустив туманные «щупальца» в каждый кратер. Обследовав таким образом камеры – весь процесс длился не больше минуты, – облако накрыло последнюю камеру, и через несколько секунд её крышка медленно встала ребром.

— Но мне больно… — жалуется Шелби.

— Слово в слово. Она хихикнула.

Доктор Файнголд не придает ее словам значения.

Облако протиснулось в отверстие этого гигантского люка, исчезло. Движение на дне каньона прекратилось, но ненадолго. Через две минуты из люка выметнулась в атмосферу бланеты струя чёрной жидкости, похожей то ли на нефть, то ли на гудрон, превратилась в бликующий в свете близких звёзд зеркальной поверхностью изогнутый эллипсоид, и кто-то из космолётчиков в рубке эскора прошептал:

— Сомневаюсь, чтобы что-нибудь из этого могло попасть в его журнал.

— Вовсе нет, — говорит он, ни на секунду не прерывая осмотр.

– Моллюскор!

— Но, может быть, и попадет наряду с идеями об инопланетянах, заражении бактериями, смертоносных лучах… ответил Рейфорд.

Ему-то откуда знать? С ним ведь такое не делали.

Шелби извивается от боли, и доктор Файнголд опять велит лежать спокойно — мол, чем спокойнее она будет лежать, тем быстрее все закончится. Он недооценивает ее боль.

Закончилось представление неожиданно.

— Вот и всё, — говорит доктор, стягивая с руки перчатку. — Не так уж и страшно, правда?

Из камеры следом за языком «нефти» вырвалась струя туманно-прозрачного воздуха, по форме напоминающая фонтан человеческих рук, эти «руки» охватили эллипсоид моллюскора, и тот начал таять. Всем было понятно, что неизвестный объект просто накинул на себя какое-то поле, сделавшее его невидимым. Ещё через несколько секунд странное эфемерное облако с моллюскором внутри метнулось к висящему на высоте полусотни километров беспилотнику. Изображение раскололось на множество кривых прозрачных лезвий, и запись закончилась.

Шелби не поднимает на него глаз.

Глава 21

Для прослушивания сердцебиения у ребенка вместо фетального монитора доктор Файнголд использует допплер. Так делают многие акушеры; если высоких рисков в родах для роженицы не ожидают, фетальный монитор необязателен. Однако прерывистая аускультация на то и прерывистая — при ней со стороны доктора Файнголда и медсестры нужен контроль. А в больнице сегодня большая нагрузка — поступило много рожениц, в том числе еще одна пациентка доктора Файнголда.

– Он его съел! – раздался в тишине рубки изумлённый голос Спирина. – Моллюскор сожрал «Пастуха»!

— Полнолуние, наверное, вот и рожают, — замечает медсестра.

– Едва ли, – сказал Шапиро с сомнением. – Он его захватил, перепрограммировав комп.

Когда Бак с Хлоей присоединились к Хетти и Рейфорду, было заметно, что Хетти плакала. Баку показалось неудобным спрашивать, в чем дело, а она сама ничего не сказала.

На самом деле это всего лишь поверье. Роды может вызвать изменение атмосферного давления, но никак не полная луна. Скорее тогда уж гроза надвигается, а не полнолуние наступило.

Доктор Файнголд покидает палату, позвав меня выйти с ним, и с глазу на глаз заговорщически произносит:

– Зачем?!

Бак был рад, что ему представилась возможность взять интервью у Рэйфорда Стила. У него были смешанные чувства. Рассказ капитана, который пилотировал самолет, пассажиром которого Бак был в тот момент, когда там начали исчезать пассажиры, добавил бы драматизма к его истории. К тому же ему уже понравилось проводить время с Хлоей. Баку нужно было забежать в офис, потом домой, чтобы переодеться и вновь встретиться с ними у Карлейля. В офисе его застал звонок от Стентона Бейли, который спросил его, когда он собирается отправиться в Чикаго, чтобы найти замену Люсинде Вашингтон.

— Досталась же вам морока! — А затем с ухмылкой добавляет: — Позерка, да?

– Чтобы использовать.

От неожиданности я теряю дар речи и, разинув рот, смотрю на доктора Файнголда круглыми глазами.

— Я вскоре займусь этим, но не могу упустить развитие событий в ООН.

— Мои клиентки, — наконец прихожу я в себя, — всегда просят меня посоветовать им хорошего врача-акушера. Так вот, вас я ни за что никому не порекомендую.

– Каким образом?!

Если б мне в прошлом доводилось работать с доктором Файнголдом, я уже давно предупредила бы Шелби и велела бежать от него без оглядки. За годы практики у меня наработался список докторов и больниц, с которыми я принципиально не связываюсь, и только что этот список пополнился еще одним человеком. Доктор Файнголд считает, что раз он доктор, то ему все позволено. Ошибается.

— Все, что там произойдет завтра, вы уже знаете от Планка, — сказал Бейли. — Мне сообщили, что дело уже пошло. Планк приступит к своим новым обязанностям завтра с утра. Он будет отрицать, что у Карпатиу есть заинтересованность в том, чтобы занять новый пост, повторит то, что тот предлагает, а дальше мы будем ждать, будет ли кто-нибудь возражать. Я не думаю, что будут возражения.

– А это уже на вашу фантазию, молодой человек, – рассмеялся Шапиро. – Но взял под контроль наш беспилотник не сам моллюскор.

Мы расходимся, и я возвращаюсь к Шелби.

— Терпеть его не могу, — признается она.