КОНАН И ПОХОД ОБРЕЧЕННЫХ

ПОХОД ОБРЕЧЁННЫХ  

Глава 1

Засада

Кавалькада всадников неторопливо двигалась по узкой лесной дороге. Впереди, на двух вороных конях, скакали сигнальщики, облаченные в легкие кольчуги, круглые шлемы и белоснежные накидки. Пояса украшали короткие мечи и кинжалы, через плечо на кожаном ремне переброшены изогнутые, отделанные золотом и серебром рога.

Следом за герольдами двигались рыцари в тяжелых доспехах. Один ряд воинов был в зеленых одеждах, второй — в коричневых, третий в — черных, а последний — в белых. В самом центре колонны, восседая на пегой тонконогой лошади, ехала красивая молодая женщина. Ее отличали мягкий овал лица, тонкие, слегка поджатые губы, прямой носик и огромные зеленые глаза. Длинные светлые волосы фессалийки были собраны в изящную прическу и прикрыты золотой сеточкой, украшенной жемчугом и драгоценными камнями. Нежная белая шея и открытый лоб подчеркивали утонченность и гордое величие королевы.

Покачиваясь в седле, Селена задумчиво смотрела вдаль, на линию горизонта. Когда-то она была принцессой из захудалого приграничного королевства между Хаураном и Немедией, беглянкой из родительского дома, туранской нищенкой, мелкой мошенницей в Заморе и даже ученицей великого волшебника Андурана...

Теперь Селена стала правительницей некогда могущественного, а теперь раздираемого на части врагами и изменниками, государства. Для ее сравнительно молодого возраста Селена пережила слишком много ударов судьбы. Не очень везло королеве и с мужчинами. Покойного мужа женщина не любила, хотя уважала и ценила. Это был честный, добрый и отзывчивый человек. Он не побоялся пренебречь традициями вкупе с родовыми законами и женился на простой девушке, случайно встретившейся в лесу во время охоты.

Король Эдрик даже не догадывался, что его жена оказалась в Фессалии по воле колдовских чар. История появления Селены в государстве Эдрика была такова: чародей Сиптах Атхемон выпустил на свободу четырех демонов Стихий. Кошмарные твари были ненасытны, они убивали и пожирали людей сотнями. Хайборию ожидала страшная участь. Селена тогда находилась во дворце правителя Кироса и изучала тайны магии под руководством Андурана. Волшебник познакомил Селену с Конаном, сильным варваром-киммерийцем.

В первый момент наемник Селене не понравился. Конан был грубоват, заносчив, упрям и самолюбив. Красавцем его назвать тоже было нельзя — прямоугольное лицо, массивный подбородок, жесткие синие глаза, длинные черные волосы перехвачены ремешком. Кто мог подумать, что Селене и Конану предстоит провести вместе больше пяти лун?

Во время долгой охоты на демонов Стихий, девушка узнала воина ближе. За грозной внешностью скрывалось чистое, искреннее сердце. Душа волшебницы жаждала любви, и их взаимные чувства нарастали и крепли. Увы, счастье оказалось недолгим. Во время последней битвы, когда победа была уже близка, Атхемон схватил Селену за руки и увлек ее в бездну. Однако, вместо мрачного царства Нергала, девушка увидела яркие лучи солнца и зеленую листву высоких деревьев Фессалии...

Лишь три года спустя Селена узнала, что Конан заключил сделку с могущественным чародеем Ратом, и теперь жизнь юной волшебницы целиком и полностью зависела от варвара. По первому требованию колдуна северянин был обязан отправиться в Фессалию, чем бы он ни занимался. В противном случае — Селена умрет.

За семь последующих лет тучи над головой королевы сгущались дважды. После подлого убийства Эдрика на поединке, гаран Данвила Ксатлин попытался захватить власть в стране. С помощью магинцев — приверженцев зла, предатель переманил на свою сторону мидлэймского военачальника Холона. Атака замка стала полной неожиданностью для правительницы, и ей пришлось спасаться бегством. Королева была обречена.

Вот тут-то и появился киммериец. Воин сумел заключить договор с альвами Валвила. В кровопролитном сражении у Трунсома союзники одержали победу. Враг отступил за пределы провинции. Отбить королевскую вотчину Селене не удалось. Казалось, что в войне наступил перелом. Однако правительница недооценила коварство мятежного гарана — спустя два года, собрав новую армию, Ксатлин вновь вторгся на территорию Хусорта.

Королева с немногочисленными сторонниками оказалась в окружении. Вдобавок ко всему альвы потерпели ряд серьезных поражений от бафирцев, и помочь Селене были не в состоянии.

Конану пришлось вновь отправиться в дальний путь. Освободив торгийских гномов от чар злой колдуньи, воин получил от короля гномов Аериса несколько тысяч отличных бойцов. Внезапная атака, организованная северянином, заставила изменников убраться восвояси. И словно в насмешку над влюбленными, время, отведенное киммерийцу, истекло прямо на поле битвы. Успев подарить Селене лишь прощальный поцелуй, воин исчез в голубой магической дымке...

Конан даже не предполагал, что у него есть сын. Впрочем, все жители Фессалии считали наследника Селены Кристана отпрыском королевского рода Андаров. О тайне королевы догадывались только валвилские жрецы, но они умели держать язык за зубами. Между наемником и Селеной была заключена удивительная сделка. Влюбленные поклялись друг другу соблюдать обет безбрачия, при этом спокойно относясь к мимолетным увлечениям. Разлука слишком длинна, а главное, неизвестно увидятся ли правительница и воин снова.

В качестве фаворита королева избрала себе корнирстонского рыцаря Линка. Он был красив, смел, хотя несколько глуповат и заносчив. В государственные дела фессалиец не встревал, ограничиваясь исключительно титулом «ночного короля», и слухи о скором замужестве Селены угасли довольно быстро...

* * *

Рядом с женщиной ехал худощавый юный альв по имени Ивон, являвшийся первым советником правительницы. Долгое время рыцари относились к данному назначению скептически, но постепенно привыкли к чужаку. Валвилец обладал незаурядным умом, быстрой реакцией, говорил редко и всегда по существу. Кроме того, воины знали, что Ивон являлся чародеем. Высшей степени жреца он еще не достиг, но совершенствовался постоянно, поскольку в борьбе с магинскими колдунами без волшебства не обойтись.

Альв не всегда сопровождал королеву в путешествиях, но сегодня был особый случай. Селена оставила Кристина на попечение валвилцев, чтобы укрыть от врагов — в городах лесных жителей ребенку не будет угрожать опасность, чего не скажешь о Хусорте. На правительницу за два последних года покушались три раза — дважды пытались отравить и один раз Ксатлин подослал наемного убийцу. Заговоры удавалось раскрыть лишь после того, как умирали слуги, повара или служанки. Последователи владыки мертвых Волара необычайно коварны и изобретательны. Уберечь мальчика в замке было непростым делом. Женщина тяжело переживала разлуку с сыном, однако рисковать она не стала.

Один раз в полгода королева отправлялась тайными тропами к Миссини под охраной сильного отряда. Жрецы на плоту перевозили через реку Кристана, и мать несколько дней проводила с мальчиком наедине. Наследнику почти исполнилось шесть лет. Это был смышленый, подвижный и светловолосый малыш. Общение с альвами благотворно отразилось на ребенке. Он был весел, добр, честен, мягок, проводя в валвилских лесах прекрасное, беззаботное детство. А ведь Кристану предстояло вступить на трон Фессалии.

Быть королем нелегко. Необходимо уметь сочетать жестокость и милосердие, дипломатическую сдержанность и нетерпимость к врагам страны. Хорошо правит лишь умный, дальновидный государь, который достаточно тверд в своих решениях. Селена надеялась, что валвилцы выработают у мальчика эти черты характера. В противном случае, его ждет трагическая участь отца. Эдрик был чересчур мягок и терпим по отношению к гаранам. Они способны понимать и уважать только силу.

* * *

Ивон уже четыре года жил среди людей. Юноша окреп, возмужал, стал гораздо серьезнее. Валвилец носил фессалийскую одежду, привык к вину и больше не боялся лошадей. Ивону даже понравилась лихая, безудержная скачка.

… Неожиданно альв приподнялся в седле и прислушался. Лицо ученика жреца было встревожено. Подняв правую руку, он потребовал от рыцарей прекращения разговоров. Воины послушно замолчали. Вокруг царила блаженная тишина леса, слышалось лишь переливчатое пение птиц. Шелест листвы, и шум ветра создавали иллюзию мира и покоя.

— Что случилось? — спокойно поинтересовалась королева.

— Не знаю,— пожал плечами юноша.— Хруст веток показался мне подозрительным.

— Напрасные опасения,— улыбнулась женщина.— Наемным убийцам Ксатлина сюда не добраться. Посты альвов и гномов надежно закрывают провинцию со стороны Полудня. Мимо стражей не проскочит и мышь. Земли Хусорта и Трунсома целиком и полностью принадлежат мне.

— Когда человек настолько самоуверен, он наиболее уязвим,— возразил валвилец.— Ты можешь потерять бдительность и осторожность, а враг хитер и коварен. Магинцы умеют наносить внезапный удар.

— О чем ты говоришь, Ивон,— рассмеялась Селена,— посмотри вокруг! Здесь пятьдесят отличных, закованных в броню бойцов. Они защитят свою королеву от кого угодно.

— Надеюсь... — задумчиво вымолвил ученик жреца.

Ситуация в стране после второй победы над гараном Данвила действительно изменилась. Положение правительницы Фессалии стало куда более крепким, чем прежде. Теперь женщина уже не зависела от капризов корнирстонского гарана Инхама и у нее появилась собственная армия. Пять тысяч гномов и тысяча альвов были готовы в любой момент выполнить любой приказ Селены. В разрозненной, раздираемой склоками стране, это немалая сила. Кроме того, в замках Хусорта, Трунсома и Гатвэя сейчас властвовали преданные королеве люди — новые гараны Салмир, Алгар и Ланкор, возвысившиеся благодаря Конану.

В случае нападения мятежников на помощь правительнице придут торгрийцы и валвилцы.

Селена еще никогда не чувствовала себя в большей безопасности и теперь постепенно собирала армию для решающего удара. Пришло время отвоевать родовой замок Андаров — Мидлэйм. Его сейчас защищают войска данвилцев, предателя Холона и немногочисленные приверженцы бывшего хусортского гарана Лоуна. Сражение ожидалось тяжелым и кровопролитным, однако в успехе королева не сомневалась. С Полуденной стороны ее поддержит старый друг мужа Одрин, переговоры с калдарцами о союзе идут уже две луны. Одновременный удар с двух сторон заставит врага сложить оружие. Неудачи остались позади, дела идут просто превосходно. Еще несколько лет и правительнице удастся вновь объединить Фессалию. А уж тогда не поздоровится и подлым магинцам. Пора окончательно истребить мерзкий народ колдунов, принесших столько зла своим соседям!

Неожиданно раздался пронзительный свист, и альв тотчас дернул за поводья лошадь Селены. Женщина невольно наклонилась вперед. Стрела пролетела у самой головы королевы, и тотчас на отряд обрушился рой камней и дротиков. Закрывая правительницу щитами, воины сбились в тесную группу, тонко завизжали раненые лошади, повалились на землю первые убитые. Накидки рыцарей королевы окрасились кровью. С каждым мгновением потери увеличивались.

Внезапно на дорогу повалились подпиленные деревья, преграждая путь вперед и назад. Ловушка захлопнулась. Неизвестный враг хорошо подготовился к атаке.

— Надо прорываться! — выкрикнул один из рыцарей.

— Куда? — зло спросил второй.— Мы даже не знаем, кто на нас напал.

— Всем спешится!— послышалась громкая команда.— Прячьтесь за лошадей!

Стрелы безжалостно впивались в бока и шеи несчастных животных. Несколько обезумевших коней вырвали поводья из рук фессалийцев и ускакали в чащу. На мгновение все затихло — запас камней и дротиков у противника оказался не бесконечен. Тишину леса разорвал воинственный клич сотен глоток. Размахивая копьями, легкими топорами и мечами на маленькую горстку уцелевших рыцарей бросилась толпа полуобнаженных людей. Лица и тела дикарей были причудливо раскрашены белой и красной краской.

— Ингасы! — Вырвалось у кого-то из воинов.— Но откуда они здесь?

Закончить говорить он не успел. Зазвенела сталь клинков, послышались крики, ругань, стоны.

Воины королевы встретили варваров достойно — сказалось преимущество в снаряжении и навыках. Разметая нестройные ряды врагов, фессалийцы легко отбили натиск дикарей. Зеленая трава обильно окропилась алой кровью. Первая волна варваров схлынула, но их места тут же занимали другие...

Схватка оказалась необычайно жестокой, силы рыцарей таяли на глазах, но каждый рыцарь успевал поразить трех, а то и четырех врагов. К сожалению, дикарей это не останавливало.

Ингасы с невероятным упорством атаковали королевскую охрану. Вскоре рядом с Селеной осталось не более двадцати рыцарей. Многие уже потеряли шлемы, щиты оказались расколоты, латы прорублены. Еще немного — и варвары доберутся до королевы! Правительница сняла сетку и вуаль, распустила волосы, вскинула вверх руки, ее губы тихо шептали заклинание. В глазах женщины вспыхнул колдовской зеленый огонь. Земля неожиданно вздрогнула, растрескалась и покрылась глубокими ямами.

Ингасы в ужасе завопили, несколько дикарей не удержались на ногах и рухнули в разверзшуюся бездну. Враг начал медленно отступать. Казалось бы, опасность миновала, но вдруг действие заклятья прекратилось. Дикари после некоторого замешательства вновь бросились в атаку.

— Ивон, помоги мне!— воскликнула женщина.— Кто-то противодействует моей магии!

Валвилец приблизился к Селене, осторожно положил руки ей на плечи.

— Расступитесь! — грозно приказала правительница фессалийцам.

Воины поспешно отошли в сторону, поскольку хорошо знали магическую силу своей госпожи. Выставив копья перед собой, к королеве бежал отряд варваров. Женщина отступила на шаг назад, а затем резко выставила ладони вперед. Возникшая огненная волна смела ингасов, превратив тела варваров в пылающие факела. Загорелись деревья, кустарники и сухая трава.

Дикари замерли в нерешительности. Чтобы заставить противника отступить, королева обрушила на ингасов всю оставшуюся у нее волшебную силу, но к ее огромному удивлению огненная волна разбилась о невидимую стену, не причинив врагу, ни малейшего вреда. Варвары зарычали от восторга. Перепрыгивая через обугленные трупы товарищей, дикари вновь устремились к волшебнице.

Только в последний момент воины Селены успели сдвинуть щиты. Совершенно обессилевшую Селену поддерживал под локоть Ивон. Теперь стало окончательно ясно, что сражение проиграно. Не считаясь с потерями, противник неуклонно сжимал кольцо. Один за другим падали на землю фессалийские рыцари, еще немного — и враг окончательно сомнет остатки королевского эскорта...

Закрыв глаза, женщина тихо читала прощальную молитву, поскольку на спасение уже не надеялась. Сейчас ей не поможет даже Конан.

Но, видимо, смертный час королевы еще не пробил. В воздухе вновь раздался свист стрел. Несколько ингасов беззвучно рухнули в густую траву и натиск противника ослаб. Послышались испуганные, невнятные команды. Вскоре племя варваров обратилось в бегство, спасаясь от ливня стрел.

Дикари исчезли так же неожиданно, как и появились. Из чащи леса к дороге двигался большой отряд альвов и гномов. Рассыпавшись в цепь, союзники безжалостно добивали уцелевших после боя ингасов.

Из королевской свиты остались в живых лишь четырнадцать человек. По лицам рыцарей текли струйки пота и крови, на шлемах отчетливо видны глубокие вмятины, звенья кольчуг во многих местах рассечены.

— Вы подоспели вовремя,— заметил советник, обращаясь к командиру отряда своих соотечественников.— Еще бы немного и дикари нас прикончили...

— Мы спешили, как могли,— произнес валвилец.— Скоро здесь будет Ролин. С ним идет пятьсот лучников и тысяча торгрийцев. Они проводят королеву до Хусорта.

Правительница Фессалии неплохо владела языком союзников и сейчас внимательно слушала мелодичную речь альвов. Тяжело вздохнув, Селена тихо спросила:

— Но откуда вождь барадов узнал о засаде?

— Его послали жрецы,— ответил воин.— К сожалению, гонцов Ланкора ингасы перехватили. Обезглавленные трупы трунсомцев мои разведчики обнаружили лигах в пяти от этого места.

— Ничего не понимаю,— задумчиво сказала женщина, присаживаясь на снятое с убитого коня седло.— Племена дикарей и раньше совершали набеги на приграничные деревни, но так далеко варвары никогда не продвигались. Отсюда до Плана лиг двадцать! Да и кого ингасам грабить в лесу?

— Моя королева,— проговорил Ивон.— Не надо тешить себя иллюзиями. Посмотрите правде в глаза. Нападение на ваш эскорт вовсе не случайность. Это была отлично подготовленная засада. Деревья подрублены заранее, стрелки тщательно спрятались, атакующие лишь ждали сигнала. Их цель — убийство правительницы Фессалии.

— Но зачем это понадобилось ингасам? — удивилась Селена.

— Думаю, мы скоро узнаем,— вымолвил советник. — Меня настораживает другое: врагу слишком многое оказалось известно — и дорога, по которой поедет отряд, и точное время, и даже количество воинов в королевском кортеже. Противник все рассчитал...

— Но не учел предусмотрительность валвилских жрецов,— добавила королева.

На устах юного чародея появилась снисходительная улыбка. Ивон уже понял, как развивались события в последние сутки: под покровом ночи варвары переправились через реку и двинулись в двух направлениях. Одна группа должна была перехватить правительницу, а вторая уничтожить альвов и Кристана. Они наносили одновременно два удара. Однако, еще никому не удавалось застать валвилцев врасплох. Учителя будущего короля обнаружили дикарей, и враг дорого заплатил за допущенную ошибку. Предупредить Селену жрецы не успели.

Говорить о своих догадках Селене Ивон не стал, зачем ее волновать?

— Нам очень повезло,— заметил альв.— Противник не сомневался в успехе и промедлил. Впредь надо действовать осторожнее. Королевский кортеж придется усилить дополнительной сотней...

— Ни за что!— надменно произнесла правительница. — Я на своей земле и не собираюсь путешествовать с целой армией на хвосте! Ингасы не решаться на повторную вылазку.

— Королева, дело не в дикарях,— спокойно возразил валвилец.— Предатель — в Хусорте. И это не рядовой воин, а кто-то из рыцарей. Человеческие пороки безграничны. Вспомните Олбина — его погубила алчность, похоть и мстительность. Некто весьма умело играет на людских слабостях...

— Намекаешь на Ксатлина и магинцев? — догадалась Селена.

— Именно,— кивнул головой ученик жреца.— Укрепление власти в Фессалии нравится далеко не всем. Кое-кто из дворян неплохо нажился на страданиях народа, в стране процветает рынок рабов, чего не было сотни лет. Шайки разбойников промышляют и в Хусорте, и в Гатвэе, и в Мидлэйме. Солдаты ловят и вешают мерзавцев, но любителей легкой наживы не становится меньше. Исключать возможность заговора нельзя.

— Я не верю в предательство рыцарей,— возмутилась женщина.— Большинство из них пролитой кровью на полях сражений доказали свою преданность. Кого мне подозревать — Салмира, Алгара, Инхама?

— Речь не о гаранах, — проговорил Ивон. — О походе к Миссини знают слишком много людей. И это значительно усложняет поиск изменника. А найти его надо. Над Фессалией вновь сгущаются черные тучи. Дикари не случайно так обнаглели. Я нутром чувствую близость приверженцев Волара. Зло буквально витает в воздухе.

— Ты ошибаешься,— устало улыбнулась правительница.— Магинцы избегают союзов с язычниками.

— Времена меняются,— альв поправил на голове маленькую зеленую шапочку. — Для достижения победы враг не станет выбирать средства. Да и как объяснить противодействие нашей магии?

— У ингасов тоже есть жрецы, — сказала королева.

— Они не обладают подобной силой,— заметил валвилец.— Необходимо допросить пленников. Не люблю жестокие меры, но если убийцы не заговорят, придется прибегнуть к пыткам.

Селена изумленно посмотрела на советника. Подобных речей из уст Ивона женщина еще никогда не слышала. Альвы ярые приверженцы добра и милосердия. Во время войны лесные жители либо отпускали захватчиков, либо добивали на месте.

Между тем торгрийцы и валвилцы прочесали лес. Ингасов поблизости не оказалось. Сотня гномов в стальных доспехах, выстроившись в каре, закрывала королеву Фессалии со всех сторон. Силы постепенно возвращались к Селене. Она встала, убрала волосы в предусмотрительно подданную советником сеточку и неторопливо двинулась к месту побоища.

Мертвые рыцари и дикари лежали рядом. Рядом с женщиной шли два фессалийца. Охранники тщательно осматривали каждый труп. Перевернув очередного мертвеца, рыцарь в коричневой накидке хусортца недовольно покачал головой. Селена сразу заметила этот жест.

— Что-то не так, Остин?— спросила у него королева.

— У меня плохие новости, госпожа,— негромко вымолвил воин.— Я почти десять лет провел на границе с дикарями. Срок немалый... Еще с Дараном мы топили этих мерзавцев в водах Плана. Их повадки изучить несложно. Рисунки на груди означают, что варвары не просто совершали вылазку, а вступили в войну. Такого на моей памяти еще не было...

— Ингасы не представляют серьезной опасности,— произнесла правительница.— Два полка тяжелой пехоты и тысяча лучников без труда отбросят неприятеля в северные степи. Сотни лет форты вдоль реки сдерживали дикарей. Они справятся с задачей и сейчас.

— Не смею спорить,— рыцарь покорно склонил голову.— Но хочу кое-что пояснить. Слабость варваров в разобщенности. Ингасы живут племенами, которые часто враждуют между собой. Их налеты носят случайный, стихийный характер. Если же найдется вождь, способный объединить дикарей, то их армия превратится в грозную силу. При всех недостатках варварам нельзя отказать в смелости и решительности. Вы сами видели, что с потерями они не считаются. Не стоит забывать и о кровожадности ингасов. В качестве трофея дикари отрезают убитому врагу уши, затем их высушивают и носят, как символ боевой доблести. Мужчин варвары вырезают поголовно, а женщин и детей угоняют в рабство. Я слышал, что невольников продают где-то в горах.

— И, тем не менее, Даран не раз вторгался во владения ингасов,— возразила волшебница.— О его походах до сих пор ходят легенды. Дикари дрожат при одном упоминании имени этого военачальника!

На устах хусортца появилась грустная улыбка. Сразу было видно, что он очень жалел о гибели великого полководца. Два года назад Даран, сохранив преданность гарану Валену, погиб при штурме замка сторонниками королевы: честь превыше всего. Для многих дворян Фессалии это не просто слова, а принцип жизни.

Тяжело вздохнув, Остин ответил:

— В те времена, прежде чем переправляться через реку План, мы выясняли, какое племя совершило налет на пограничные деревни. С остальными на время мы заключали перемирие. Таким образом, трех полков вполне хватало, чтобы навести ужас на варваров. Солдаты безжалостно сжигали деревни вместе с жителями. После нас оставалась черная, мертвая степь.

— Звучит зловеще, — заметила Селена.

— Правда редко бывает приятной,— спокойно сказал рыцарь.— По общей территории Ингасия не уступает Фессалии. Сколько в ней племен можно только догадываться. При желании враг соберет армию в тридцать-сорок тысяч бойцов за пару лун.

— Я об этом не знала,— удивленно проговорила королева.

— Никто не верил, что дикари сумеют преодолеть внутренние противоречия, — хусортец пожал плечами. — Вожди варваров чересчур властолюбивы, алчны и мстительны. Между некоторыми кланами существует кровная вражда, тянущаяся долгие века.

— Так ты думаешь, ингасы объявили мне войну?— спросила правительница.

— Простите, госпожа,— вымолвил воин.— Я лишь высказал некоторые предположения. Раскраска убитых дикарей выглядит угрожающе. Но возможно они пытались ввести нас в заблуждение.

Ивон очень внимательно слушал Остина. Опытный рыцарь уже два года служил Селене, но разговорился впервые. Альв почерпнул для себя много новых сведений. Похоже, фессалийцы недооценили своего соседа с Полуночи, и теперь приходится пожинать плоды своей недальновидности.

Осторожно и незаметно советник потянул правительницу за рукав. Этот сигнал они использовали давно, желая обсудить важные вопросы наедине, без посторонних. Королева и ученик жреца отошли от рыцарей в сторону. Вокруг них сразу сомкнулось кольцо гномов.

— Надо немедленно, не дожидаясь Ролина, возвращаться в Хусорт,— произнес Ивон. Цепь замкнулась. Войны с ингасами теперь не избежать. Я не удивлюсь, если одновременно с варварами начнет наступление и Ксатлин. Мы должны успеть подготовиться.

— Зачем такая поспешность?— раздраженно проговорила женщина.— Куда подевалась твоя сдержанность? Это не первое покушение на меня. Опасность уже позади.

— Сомневаюсь,— довольно резко возразил альв.— Вы просто не желаете видеть очевидных свидетельств заговора. Заранее подготовленная засада, боевая раскраска дикарей, противодействие магии... Доказательств более, чем достаточно. А скоро развяжутся языки у пленников. Торгрийцы нашли двух раненых варваров.

                                                Предисловие  (В. Глоцер)

— Остин вполне может ошибаться, — продолжала сопротивляться Селена.



Только сейчас валвилец догадался, с чем связано упорство правительницы. Она еще все надеялась на встречу с сыном. Собственная безопасность Селену волновала мало. К сожалению, даже очень умные женщины склонны допускать роковые ошибки в порыве чувств, поддавшись эмоциям.

Эта книга неожиданна. Неожиданна для нашей литературы. Неожиданна для этого писателя.

Опустив глаза, юноша едва слышно вымолвил:

— Кристана нет у Миссини. Узнав об ингасах, жрецы переправили мальчика через реку обратно в Валвил. Рисковать жизнью последнего отпрыска Андаров жрецы не стали.

Его имя в литературе — Л. Пантелеев (при этом инициал не расшифровывается), а настоящее имя — Алексей Иванович Еремеев.

Королева закрыла лицо руками и отвернулась в сторону. Плечи Селены слегка вздрагивали. Разочарованию матери не было предела — несколько последних лун она жила в предвкушении встречи с ребенком.

Он умер больше трех лет назад, в июле 1987 года, не дожив двух месяцев до своих восьмидесяти лет.

Слегка успокоившись, правительница пришла в себя. Теперь о страданиях королевы напоминали только раскрасневшиеся уголки глаз. Селена обернулась к воинам и громко, тоном, не терпящим возражений, приказала:

При его имени всегда вспоминается его первая книга, написанная вместе с другом юности Григорием Белых, который, уже будучи сложившимся писателем, погиб в застенке в 1938 году, — «Республика Шкид». Это действительно очень известная, знаменитая книга конца 20-х годов, которую издавали десятки раз. Она вышла в свет, когда Л. Пантелееву не было и двадцати лет. Так что не будет преувеличением сказать, что он был прославлен с юности. За «Шкидой» последовали чудесные «Часы», повесть «Пакет» с необыкновенным героем Петей Трофимовым, — и Пантелеев стал очень заметной фигурой в нашей литературе для детей.

— Коня! Мы возвращаемся назад!

Еще при жизни он был признан ее классиком. В учебниках по детской литературе ему отводили целые монографические главы, о нем, хорошо ли, плохо написанные — не о том сейчас речь,— появлялись книги. Он, конечно, входил в литературные энциклопедии, причем к статье давали и его портрет, чего, как известно, удостаивается не каждый. В конце жизни (в 70-е и 80-е годы) у него вышли два четырехтомных собрания сочинений, и в них были включены его дневники и записные книжки, что, по негласным правилам госкомпечати, дозволяется только покойным авторам. И так далее и тому подобное.

Напуганные сражением и потерявшие седоков лошади разбрелись по лесу. Несколько скакунов погибло, но большинству удалось убежать. Поймать их труда не составило, и вскоре маленький отряд устремился на Закат. Вслед за всадниками двигались разведчики — валвилцы. В случае новой атаки дикарей, лучники подоспеют вовремя. Гномы остались на дороге, чтобы похоронить погибших в бою воинов и дождаться отряд вождя барадов Ролина.

Но при всем том жил он как-то негромко. И, конечно, не бежал впереди своей славы.

Ближе к вечеру лес расступился, и на горизонте показались зубчатые стены замка. Правительница натянула поводья, заставив лошадь перейти на шаг. Животное хрипело, мотало головой, и жадно хватало ртом воздух — длительная скачка утомила не только людей, но и коней. Ворота крепости были открыты, и кавалькада беспрепятственно въехала во внутренний дворик. Стражники удивленно смотрели на вернувшихся рыцарей.

Началось это давно, с первых лет его литературной известности.

Слух о нападении на королеву мгновенно разнесся по Хусорту. Из донжона навстречу Селене выбежал гаран провинции Салмир. Несмотря на свой возраст (Салмиру давно перевалило за пятьдесят), дворянин выглядел великолепно. Стройная фигура, крепкие мышцы, худощавое вытянутое лицо, прямой, уверенный взгляд серых глаз.

Когда-то Салмир участвовал в походах великого правителя Фессалии Торосара, отца Эдрика. В те далекие времена никто даже не смел подумать о вторжении в фессалийские земли, ибо возмездие последовало бы незамедлительно.

Случилось так, что, когда они с Гришей Белых написали (примерно по половине текста каждый) свою книгу, они не знали даже, куда и кому ее отнести. Воспитанники Школы имени Достоевского (сокращенно: Шкиды), которая собрала на Старо-Петергофском проспекте в Ленинграде несколько десятков беспризорников, они, несмотря па то, что после школы уже попробовали себя в печати, не очень-то и представляли себе, кто может ее прочесть и потом издать. Единственное важное лицо, которое им было хорошо известно, — Злата Ионовна Лилина, не раз посещавшая Шкиду, потому что возглавляла губернский отдел народного образования. Ей и понесли рукопись.

— Госпожа, что случилось?— взволнованно спросил Салмир, помогая женщине спуститься с лошади.

«В огромном кабинете, за большим письменным столом, — рассказывал мне Пантелеев в 1972 году,— сидела невысокая, уже седая женщина в синей люстриновой кофточке. Она поднялась нам навстречу.

— На нас напали ингасы,— ответила Селена,— они точно знали, по какой дороге я поеду, и подготовили засаду. Если бы не помощь союзников...

— Что вы хотите, мальчики?

— Вы ранены? — не удержался от реплики рыцарь, заметив бурые пятна на светло-голубой ткани платья королевы.

Я оробел окончательно, а Гриша нашел силы улыбнуться и развязно выдавил из себя:

— Нет,— правительница отрицательно покачала головой.— Это кровь моих рыцарей и врагов. Охрана показала чудеса храбрости и доблести, отбиваясь от превосходящих сил противника. Надо обязательно наградить живых и помочь семьям погибших.

— Книжечку написали.

— Непременно,— вымолвил гаран.— Но откуда в лесу взялись дикари? Варвары осторожны и трусливы. Совершив набег, мерзавцы сразу возвращаются в родную степь.

Лилина с ужасом посмотрела на наш огромный сверток:

— Ситуация изменилась,— вставил Ивон.— Скоро альвы приведут пленников, допрос многое прояснит. Думаю, здесь не обошлось без предательства. Необходимо немедленно провести разведку в приграничных землях — не готовятся ли ингасы к вторжению?

— Сомневаюсь,— скептически проговорил дворянин.— Они боятся нашей тяжелой кавалерии, как огня. Мы сразу отбросим их к Плану и утопим при переправе, даже без поддержки со стороны союзников.

— О чем?!

— Очень справедливое замечание,— молниеносно вставил советник.— Во время боя королева использовала магию. Огненная волна разбилась о невидимую стену. К сожалению, увидеть колдуна среди нападавших нам не удалось, однако у меня есть серьезные подозрения...

— О детском доме.

— Магинцы! — догадался Салмир.

— Как?!! Об одном детском доме такую махину!

— Не исключено,— подтвердил валвилец.— Присутствие приверженцев Царства Мертвых многое объясняет. Вот откуда уверенность у дикарей. Имея за спиной могущественных чародеев, варвары способны пренебречь опасностью. Они всегда мечтали разграбить Фессалию. И теперь им такой шанс представился. Сделка наверняка заключена с согласия Ксатлина.

...Покидая дом на Казанской, мы были уверены, что наше дело проиграно... Гриша сказал, что он и не подумает идти к Лилиной узнавать о результатах. Хватит с нас позора...»

— Но данвилцы и армия Холона не сдвинулись с места,— возразил рыцарь.

Оказывается, их уже разыскивали по всему городу, потому что рукопись попала к Маршаку, в Детский отдел Госиздата, и ее собирались издать.

— Пока...— задумчиво произнес альв.— Я уверен, что наступление противника начнется в ближайшее время. Мятежники ждут известия о смерти королевы. Предатели долго ждали подходящего момента для удара. Убийство Селены подорвет моральный дух союзников и позволит войску Ксатлина разбить Хусорт, Корнирстон, Трунсом и Гатвэй по частям...

Но авторы-то были не из привычного рода писателей, которые сидят за столом и пишут. Бывало, что Маршаку позарез нужен автор по имени Алексей Пантелеев, а писатель, войдя в очередной конфликт с властью, находится за решеткой, и требуется вмешательство самого Горького, чтобы освободить его.

Тут на сцену вышло новое действующее лицо: высокий, красивый молодой человек в блестящих дорогих доспехах и черной накидке быстрым шагом приближался к воротам замка. Он бесцеремонно растолкал воинов, подошел к правительнице и с нескрываемым возмущением в голосе вымолвил:

Отсиживая (по счастью, недолго) автор в уме переделывал главу, которая вызвала редакторские нарекания.

— Дорогая, я только что узнал о вылазке ингасов. Надеюсь, ты не пострадала? Поверь мне, мы завтра же отправимся в поход и выжжем степь!

Но к 1927 году все это было уже позади. Повесть вышла, и у нее был шумный успех.

— Сколько раз говорить, не называй меня так при подданных!— раздраженно прошипела женщина. — Не забывай, что я королева! И пожалуйста, умерь свой пыл. Некоторые твои высказывания граничат с сумасшествием.

В литературе, однако, бывают не предусмотренные судьбой сочетания.

Не дожидаясь ответа молодого красавца, Селена направилась к донжону. Линк обиженно надул щеки, но послушно поплелся вслед за королевой. Корнирстонец уже несколько лет являлся любовником правительницы Фессалии, но до сих пор не имел на неё ни малейшего влияния. Стоило воину хоть немного забыться, как королева тотчас ставила рыцаря на место. Любил ли он Селену? Вряд ли. Гордость, тщеславие, властолюбие и похоть — вот, что двигало поступками Линка. Однако, отказать ему в смелости и решительности Линку было нельзя: во время обороны Хусорта рыцарь сражался в передовых рядах, получил серьезное ранение и долго болел от ран.

В те же годы в детскую литературу вошел Аркадий Гайдар. Вошел своей «Школой», рассказом «РВС» и другими произведениями.

Нет, они, конечно, писали совсем не похожие вещи,— пускай кое-где совпадал даже не материал, а только фон: гражданская война.

К сожалению, боги обделили красавца — корнирстонца умом. Поддерживать беседу для него было настоящей мукой, замечания и предложения Линка всегда вызывали у советников королевы снисходительную улыбку, но, тем не менее, рыцарь на правах фаворита постоянно присутствовал на военных советах. В конце концов, он был дворянином с древней родословной.

Но — воля критиков и читателей (последние, впрочем, в меньшей степени) — их сравнивали. Гайдар и Пантелеев. Пантелеев и Гайдар.

Тем временем Ивон и Салмир развернули бурную деятельность. До захода Солара осталось не более трех колоколов — времени не так уж и много. Гонцы с тревожным известием поскакали в Корнирстон и Гатвэй. Теперь оставалось выяснить главное — узнать, каковы истинные намерения врагов. Десятки разведчиков-альвов отправились к Плану и к городам Мидлэйма, расположенным на Полуночи, поскольку было необходимо отследить каждый шаг неприятеля. Только тогда союзники успеют подготовиться к удару. За последние два года жители Фессалии немного успокоились и расслабились, но, видимо, напрасно. Ксатлин по-прежнему был силен и опасен, кроме того не стоит забывать о могучих колдунах Магины...

«Пантелеев и Гайдар всегда пользовались любовью детей, — говорил Маршак в 1938 году.— В детских письмах к Горькому, которые мне несколько лет тому назад пришлось разбирать, эти два имени встречались несчетное число раз».

* * *

Да, жили они в разных городах — Гайдар в Москве, Пантелеев в Ленинграде, но их постоянно сопрягали. Я не уверен, что отсвет работы Пантелеева падал на Гайдара, на оценку его вещей, но на оценку того, что писал Пантелеев, безусловно, влиял. Если не вдаваться в тонкости, то Пантелеева «подравнивали» к Гайдару. Ибо Аркадий Гайдар все больше становился в общественном сознании тем необходимым детским писателем, которого требовало время.

Небо на Восходе окрасилось в нежные розовые тона. Из-за горизонта показался край огромного оранжевого диска. Свет божественного ока еще не слепил глаза и разглядеть его четкую правильную форму труда не составляло. На сторожевой башне, то и дело, поправляя рассыпавшиеся по плечам волосы, стояла правительница страны. На ней были строгое темно-красное платье, и изящные атласные сапожки, на плечи наброшена меховая накидка. Возле узкого входа, сдвинув щиты и выставив копья, застыли два телохранителя королевы. Еще четверо прохаживались по крепостной стене — в свете последних событий мера предосторожности совсем не лишняя.

А Л. Пантелеев, начав очень интенсивно, стал с годами как бы отставать. У Гайдара в ЗО-е выходили всё новые и новые рассказы и повести, а Пантелеев чуть ли не на десятилетие предался поискам самого себя. Арест и смерть друга и соавтора первой книги, которую, конечно же, немедленно перестали издавать, тоже сыграли свою печальную роль.

Селена сегодня очень плохо спала, то и дело снились кошмары. Встав засветло, женщина отправилась на раннюю прогулку. Объединив четыре провинции, собрав внушительную армию, она посчитала, что наступил перелом в войне. За собственными приготовлениями к походу правительница не заметила тлеющую искру нового заговора.

Почти вся проза Л. Пантелеева всегда была автобиографическая, и писатель умел претворять свою биографию в интересный рассказ для детей. А тут, продолжая писать для них, то есть оставаясь писателем детским, он все больше, все чаще рассказывал о детях. Обычно эту грань — о детях и для детей — не очень-то чувствуют. Но в даровании Пантелеева это о и длябыло заложено. И можно вспомнить такие прекрасные рассказы, как «Буква \"ты\"», «На ялике», «Маринка», всем знакомый — «Честное слово», чтобы понять, как талантливо он сочетал о и д л я.

Ивон прав, без предательства тут не обошлось. Сейчас правительница уже не сомневалась в этом. О путешествии к Миссини было известно лишь небольшой группе людей. Все — рыцари и дворяне. Если сказать им о своих подозрениях, то многие воспримут слова королевы, как личное оскорбление. Портить же отношения с командирами полков Селена не хотела, поскольку ей с трудом удалось сгладить разногласия между представителями разных провинций.

Гайдар в годы засилья пионерского движения, вернее, пионерской жизни, назы­вался пионерским писателем, потому что писал для этого возраста. И Л. Пантелеев тоже считался... Да, я вовремя остановился. Но возраст читателя и принадлежность в этом возрасте к пионерской организации, по тем меркам, характеризовали и писателя. К тому же почти уже не существующая в те годы критика детской литературы, честно говоря, мало разбиралась в оттенках.

Все хорошо помнили, что еще совсем недавно хусортцы и гатвэйцы сражались на стороне мятежников. Только единство спасет страну от вновь нависшей опасности. А может советник ошибается и сгущает краски? Может, это была банальная случайность? Отряд дикарей решил заняться разбоем на пустынной лесной дороге и именно в этот момент по ней проезжал эскорт правительницы Фессалии. Неожиданное стечение обстоятельств...

Новое Л. Пантелеев писал медленно, мучительно долго. Известные его книжки (кроме «Шкиды») продолжали выходить. Но наступили годы, когда даже не все причастные к детской литературе помнили, что Пантелеев еще жив.

Магия! Ее так просто со счетов не сбросишь. За последние годы волшебная сила Селены значительно возросла. Каждый день королева читала колдовские книги, изучала заклинания, совершенствуя искусство чародейства. Многое Селена почерпнула у жрецов альвов. Противодействовать женщине сейчас способен только очень могущественный маг.

Мне рассказывали, как один не по заслугам известный детский писатель, увидев на столе редактора радио передачу о Пантелееве, искренне спросил:

— Госпожа, сюда идет гаран Салмир,— предупредил правительницу стражник.

— А разве он еще жив?..

Королева неторопливо повернулась к проему в стене. Воины расступились, пропуская внутрь башни рыцаря. Прочесть озабоченность на лице мужчины труда не составляло. Гаран остановился в четырех локтях от Селены, сделал вежливый кивок, заложил руки за спину и с металлом в голосе произнес:

Между тем Пантелеев писал всегда, но печатался все реже.

— Королева, у меня очень плохие новости. Все наши опасения подтвердились. Войска Ксатлина и Холона покинули замки и двинулись к границе Хусорта. Разведчики сообщают примерно о десятитысячной армии.

Пережив самые тяжелые месяцы ленинградской блокады, он опубликовал свой дневник. Один из первых стал говорить в печати о безобразии с переименованием улиц в однотипные для всех городов и весей штампы. Писал воспоминания о Горьком и Маршаке, Евг. Шварце и Чуковском, в которых в лучших традициях мемуаристики не стеснялся и самого себя изобразить в нелепом виде, а не, как бывает, ретроспективно всезнайкой. С рождением дочки стал вести особый дневник, и в середине 60-х годов издал книгу, повествующую об удивительных отношениях отца и дочери, — «Наша Маша». А еще писал рассказы о своем детстве, о том, как мальчиком видел и понимал события и просто незначительные, на взгляд взрослого, происшествия тех невообразимо далеких лет.

— Что мы им противопоставим? — уточнила женщина.

Кое-что из этого печаталось в «Новом мире», у Твардовского («Маршак в Ленинграде», дневник 1944 года, рассказ из цикла «Дом у Египетского моста»...), потому что все это могло быть интересно и выросшим детям, взрослым. Но он оставался детским писателем.

— Около пяти тысяч солдат, столько же торгрийцев и две тысячи лучников, — сообщил Салмир.

И если назвать нерв его прозы, то, что ее определяет, то это, разумеется, этика.

— Перевес на нашей стороне,— заметила волшебница.

Вы скажете, что она обязательна для каждого писателя, тем более детского, но не у каждого она так осязаема, как у Л. Пантелеева.

— Совершенно верно,— рыцарь утвердительно кивнул головой. А ведь скоро сюда подойдут подкрепления из Трунсома, Корнирстона и Гатвэя. Армия увеличится вдвое...

И что самое хорошее — он и жил по ее высоким законам, не поступаясь ради нее ничем. В мемуарах о Маршаке было всего лишь мимолетное упоминание о Солженицыне, и другой бы его снял, чтобы перепечатывать эти воспоминания (лучшие о Маршаке, по моему мнению) снова и снова. Пантелеев на это не пошел. Он публично — телеграммами и письмами — протестовал против изгнания из Союза писателей А. Солженицына, Лидии Чуковской... Ему, конечно, мстили. Но он оставался самим собой.

— Это хорошо или плохо? — не поняла правительница.

Мужчина неторопливо подошел к бойнице и посмотрел на оборонительный вал — высокий, гладкий, очищенный от зарослей кустарника. По приказу гарана все укрепления приведены в идеальный порядок. После осады и штурма стены замка представляли собой жалкое зрелище. Проломы достигали в ширину десяти локтей, многие башни покосились и обрушились. Катапульты данвилцев отлично поработали. Очень долго строители возились со рвом, — его тщательно вычистили, воткнули в дно острые колья, наполнили водой. Взять сейчас Хусорт будет очень непросто.

Что же заставляло его жить по законам, по которым не все живут даже в писательской братии, то есть в среде, думающей о себе как об учителях жизни?

— Я не знаю, — задумчиво вымолвил Салмир.— Ксатлин отнюдь не дурак. Ему прекрасно известно, сколько у нас воинов. И, тем не менее, он начал наступление. Почему?

До самой его кончины это оставалось для многих таинственным. Думали, что только  характер, замкнутость, упрямство. Наблюдательный Евгений Шварц отметил эту черту даже в молчании Пантелеева. «Держится он независимо, даже наступательно независимо. Эта независимость, даже когда он молчит, не теряет своей наступательной окраски. А он крайне молчалив».

— Ингасы? — предположила Селена.

Но теперь мы знаем, что дело было не только в характере. Изо дня в день пополняя свой дневник и удивительные записные книжки (смотри его книгу «Приоткрытая дверь», изданную в 1980 году), он, как и положено, таил от беззастенчивых и глумливых глаз свое сокровенное.

— Боюсь, что да,— подтвердил рыцарь.— Вопрос лишь в том, какова цена сделки. Не упустят своего и магинцы.

Но в середине 70-х, на склоне жизни почувствовал потребность рассказать об этом, излить это на бумаге, и принялся за свою «исповедную повесть», которую тщательно прятал.

— Мы сумеем отразить нападение?— напрямую спросила женщина.

На листе, ее предваряющем, он написал: «Разрешаю печатать эту рукопись — или отдельные отрывки ее — через три года после моей смерти. Л. Пантелеев».

— Трудно сказать,— пожал плечами гаран.— Я никогда не воспринимал варваров всерьез. Два полка пехотинцев без труда удерживали границу длиной в десятки лиг. Однако беседа с Остином поколебала мою уверенность. На память сразу приходят нашествия дафратцев, произошедшие около века назад. Их тоже никто не боялся. Армия дикарей была настолько огромна, что смела заслоны бафирцев и за две луны захватила всю страну. Орды варваров хлынули в Фессалию и наши предки лишь ценой огромных потерь одолели врага. Боюсь, что данная ситуация может повториться. Атака с двух направлений представляет серьезную угрозу: Хусорт окажется между молотом и наковальней. Цель врага проста — расчленить государство. Не пришлось бы нам отступить в Восходные области страны. Возле Трунсома у нас больше шансов на победу.

Всей книги журнал не мог бы напечатать из-за ее размера, и поэтому я выбрал отдельные страницы. Но посчитал необходимым сохранить и в этом фрагментарном виде те эпизоды, которые отдают «манией преследования». Сохранить не только потому, что они целиком относятся к теме книги, но и потому, что без них представление о жизни советского человека будет неполно.

— Нет!— мгновенно отреагировала правительница.— Я не брошу подданных на произвол судьбы. Злобные язычники вырежут мужчин и угонят в рабство всех женщин и детей.

И, разумеется, нигде не посягал на суждения и оценки, с которыми кто-то может и не согласиться.

— Обстоятельства часто бывают сильнее желаний,— возразил рыцарь.— Порой приходится жертвовать чем-то малым, чтобы добиться успеха в большем. Война не терпит проявлений жалости.

Таким писателя Л. Пантелеева, кроме самых близких ему людей, наверняка не знал никто. И еще меньше кто-либо ожидал, что он когда-нибудь объяснит причину своего несколько странного для многих человеческого и писательского поведения.

— Пока об этом говорить рано, — заметила королева. — Собирайте Совет!

Но вот она — разгадка.

— Слушаюсь, — гаран покорно склонил голову и направился к выходу.

ВЛАДИМИР ГЛОЦЕР.

В отличие от потомственных гаранов, новые властители провинций были всем обязаны Селене. Салмир, Ланкор, и Алгар являлись выходцами из Трунсома и придерживались жестких правил рыцарской чести. Слово правительницы Фессалии служило для них законом. Волшебница могла полностью положиться на своих гаранов — даже в самые трудные времена, пять лет назад, когда женщина скиталась по стране, а ее искали шпионы Ксатлина, трунсомцы не оставили королеву в беде.



* * *

За огромным длинным столом сидели семеро мужчин. Командиры полков терпеливо ждали прихода Селены. Время от времени бросая взгляды на разложенную карту, рыцари обменивались короткими репликами. Скупые сведения о передвижениях данвилцев и предателях — мидлэймцах не позволяли воинам сделать окончательные выводы о замыслах противника.

Два рыцаря, включая Линка, представляли Корнирстон, три хусортца, один трунсомец, а Сильвен, бывший сотник Холона, являлся мидлэймцем. Он перешел на сторону правительницы и тех пор служил ей верой и правдой — ему даже довелось сражаться с бафирцами в лесах Валвила.

Двери открылись, в зал уверенным шагом вошел Салмир. Окинув взглядом присутствующих, он провозгласил:

— Королева Фессалии!

Рыцари тотчас встали, повернулись к выходу, уважительно склонив голову. Пройдя несколько шагов, женщина неожиданно остановилась и удивленно спросила:

— А где Ивон?

— Он в подземелье,— молниеносно доложил начальник стражи.— Ночью валвилцы приволокли в замок пленных ингасов. Советник потребовал начать допрос утром. Я уже отправил туда лучших мастеров заплечных дел.

— Ивон присутствует при пытках? — изумленно проговорил гаран.

— Я тоже спущусь вниз,— вместо ответа ответила правительница.— Сведения, полученные от дикарей, представляют огромную важность. Они позволят дать ответ на многие вопросы.

Вполне естественно, что никто не посмел возразить Селене. Вместе с королевой к лестнице двинулись Салмир, Линк, а также четверо телохранителей. Спуск в подземелье много времени не занял. Здесь пахло сыростью, факелы, висевшие на стенах, горели с легким потрескиванием. Под ногами хрустела солома, в углах пищали мыши, огромная крыса пробежала у самых ног королевы. Стражники в коридорах, завидев правительницу, вытягивались в струну.

На Селену накатила волна ностальгических воспоминаний. Когда-то, очень давно, юной девушкой, она вот так же шла по подземелью дворца в Киросе. Чуть впереди шествовал могущественный маг Андуран, сзади — наемник Конан. Разве могла ученица чародея тогда подумать, что сама станет королевой? История жизни маленькой хорошенькой женщины должна была оборваться возле темницы демона Огня...

Зловещую тишину разорвал громкий крик боли и отчаяния. Этот вопль гулким эхом разнесся по коридорам подземелья. Он резал слух. В душе невольно появлялось чувство страха, по телу пробегала нервная дрожь. Тоннель оборвался довольно резко. Воины расступились, пропуская королеву в пыточную камеру. Здесь запах оказался еще хуже. На огромных изогнутых деревянных сооружениях лежали пленные дикари. Варвары были совершенно обнажены. Боевая раскраска размазалась по телу, рубленые раны ужасно кровоточили, на лицах было мученическое выражение.

Зажимая нос платком, в стороне стоял Ивон, выглядевший лишь самую малость лучше ингасов — казалось, что валвилец вот-вот упадет в обморок.

Трое фессалийцев в кожаных безрукавках надавили на деревянные рычаги. Только сейчас правительница поняла устройство приспособлений. Руки и ноги пленников оказались привязаны веревками к металлическим крючьям. Вервия разрывали сухожилия, на животе лопалась кожа...

Очередной вопль сотряс подземелье. Селена вздрогнула, но сохранила невозмутимый вид. К ней неторопливо двинулся советник. Тяжело дыша, альв тихо заметил:

— Вы зря сюда пришли. Очень неприятное зрелище.

— Меня трудно чем-нибудь удивить,— вымолвила женщина.— Скажи лучше, как идет допрос?

— Молчат,— лаконично произнес Ивон.— В мужестве дикарям не откажешь.

— Тем хуже для них, — печально сказала правительница.

Урок, данный Селене Андураном, она запомнила хорошо. Даже добрый и милосердный властитель должен иногда проявлять твердость и жестокость. Ничто так не держит людей в узде, как страх. Только когда враг боится возмездия, страна живет мирно и спокойно.

— Продолжайте! — ничуть не колеблясь, приказала королева.

Крики варваров слились в единый душераздирающий вой. Валвилец отвернулся и закрыл уши. Альвы никогда не применяли подобных средств для достижения цели. Между тем, фессалийцы несколько ослабили веревки. Тела ингасов обмякли, дикарей облили холодной водой.

— Я обещаю сохранить им жизнь, если получу честные ответы на заданные вопросы,— сказала правительница Ивону.— Мое терпение на исходе. Будут упорствовать — пытки растянуть на несколько дней. Смерть превратится для них в недостижимую мечту.

Л. ПАНТЕЛЕЕВ.  Я ВЕРУЮ. Главы из автобиографической книги

Советник молниеносно перевел слова Селены. На устах одного из пленников появилась презрительная усмешка. После небольшой паузы, он что-то произнес. Королева сразу посмотрела на Ивона.

— Дикарь издевается над нами,— заметил альв,— угрожает и ругается.

Всю жизнь исповедуя христианство, я был плохим христианином. Конечно, догадаться об этом нетрудно было бы и раньше, но, может быть, впервые я понял это со всей грустной очевидностью лишь в тот день, когда от кого-то услышал или где-то прочел слова Н. Огарева о том, что невысказанные убеждения — не есть убеждения. А ведь я почти весь век свой (исключая годы раннего детства) должен был таить свои взгляды. Впрочем, не знаю, то ли я слово употребил: должен. По Огареву НЕ должен. Знаю только, что так поступать вынужден был не я один, а тысячи и даже тысячи тысяч моих единомышленников и сограждан. Потому что многих из тех, кто НЕ таил, давно уже нет с нами. Не всех этих людей мы знаем, не все они и в будущем будут разысканы (не они, конечно, а могилы их), не все будут названы по имени, но и не названные да святятся до скончания века их великие — все до единого великие — имена!..

Женщина кивнула, и палачи вновь нажали на рычаг. Варвар завыл от боли. Второй ингас с ужасом следил за действиями фессалийцев. Его пока не трогали. Парню было чуть больше двадцати зим, и умирать он явно не спешил. Это сразу уловил валвилец.

Сейчас, когда, подводя итоги, я надумал писать свою исповедную повесть, я еще раз вспомнил слова Николая Огарева, взвесил их, задумался над ними и— показалось мне, что, может быть, все-таки не всегда и не ко всему приложима эта огаревская максима. Ведь делом, а не словом подкрепляются и утверждаются убеждения. Вера без дел мертва есть[1]. Без дел, а не без слов... Но нет — все это я себе в оправдание и в утешение пишу. Ведь в той же великой книге сказано, что, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике и светит всем в доме[2].

После непродолжительной беседы пленник, наконец, сдался. Рассказ дикаря действительно многое прояснял. Правительница Фессалии внимательно слушала советника. Ее лицо мрачнело на глазах. Ситуация складывалась угрожающая.

И вот именно потому прежде всего и называю я себя дурным христианином, что редко, слишком редко ставил в свечу на подсвечнике, и если и светила она когда-нибудь кому-нибудь, то очень слабым, отраженным светом. Этот грех, вместе со многими другими, десятки лет камнем лежит на моей душе.

Несколько лун назад на древнем святилище у Конжарских гор собрались вожди ингаских племен. Подобные встречи происходят каждые пять лет. Варвары пытались решить спорные вопросы, заключить союз с соседями, договориться о совместных действиях против врагов. Что произошло на этот раз, никто не знает, но забыв о старых разногласиях, племена устремились к реке План.

И все-таки я не могу не считать себя человеком счастливым. Да, жизнь моя пришлась на годы самого дикого, самого злого, жестокого и разнузданного безбожия, всю жизнь меня окружали неверующие люди, атеисты, в юности было несколько лет, когда я и на себе испытал черный холод безверия, а между тем я считаю, что мне всю жизнь самым чудесным образом везло: я знал очень много людей духовно глубоких, верующих, ведущих или хотя бы ищущих Бога, а с некоторыми из этих людей даже был связан близкой дружбой.

«Чудесным образом» я сказал не случайно, не красного словца ради, а потому что ни я не искал этих людей, ни они меня не искали, а просто так получалось, будто сам Господь Бог посылал нас друг другу навстречу.

Возглавил армию некий племенной вождь по имени Чинхак. Удивительно, но все прочие вожди подчинялись ему беспрекословно. На вопрос, сколько воинов движется к реке, дикарь ответить не сумел. Впрочем, слово «тьма» звучало весьма красноречиво. О нападении на эскорт королевы варвар мало что знал — ингасы переплыли на берег хусортцев, преодолели несколько лиг и затаились в лесу. Ждали отряд фессалийцев почти сутки.

Ну, как же иначе объяснишь и растолкуешь такое вот явление.

— Был ли среди варваров чужак?

Ингас утвердительно кивнул головой. Вместе с Чинхаком в становище появились странные люди в длинных светло-коричневых одеяниях с опущенными на лицо капюшонами. Кочевники поговаривали, что это колдуны из далекой горной страны.

Весной 1926 года пришел за чем-то в ленинградский Дом книги, в детский отдел Госиздата (где готовилась тогда к печати «Республика Шкид»), стою где-то в полутемном коридоре, покуриваю, отдыхаю от редакционного шума, от лихорадочно-вдохновенного голоса Маршака, от ослепительных шуток Олейникова, Шварца, Андроникова[3], просто от многолюдья. Вдруг распахнулась дверь, и в коридоре появляется мой редактор Евгений Львович Шварц — молодой, стройный, красивый и такой возбужденный, распаренный, как будто он только что танцевал или в снежки играл. Через плечо у него перекинуты длинные типографские гранки, он направляется в корректорскую. Но прежде чем открыть дверь, он делает шаг в мою сторону, прямо и весело взглядывает на меня большими радостными глазами и спрашивает:

Королева и валвилец переглянулись. Теперь все окончательно стало на свои места. Правительница повернулась к мастерам пыточных дел и приказала:

— Ты в Бога веришь?

— Снимите пленников с дыбы, пусть лекари окажут им помощь. Накормите и напоите несчастных. Они еще могут понадобиться в переговорах с дикарями.

Отвечаю без малейшего стеснения, не задумываясь:

— А я бы вздернул мерзавцев на первом же суку,— вставил Линк,— особенно вон того упрямца... Пусть варвары трясутся от страха при виде высохших, разлагающихся трупов.

— Да. Верю.

— Подобным зрелищем ингасов не напугаешь,— возразил Салмир.— Наоборот, смерть соотечественников вызовет у них прилив ярости. Действовать нужно весьма осторожно.

— Я — тоже,— говорит он. И с той же веселой, счастливой, совсем еще юношеской улыбкой сжав мою руку, слегка тряхнув ее, он бежит со своими бумажными лентами к дверям корректорской.

— Особенно если учесть, что вожди племен заколдованы магинцами,— вымолвил Ивон.— Похоже, что Чинхак, так же как и Ксатлин, заключил сделку с приверженцами Волара. Предводители дикарей, благодаря магии, превратились в безмозглых, послушных кукол. Объединение варваров, которого мы так опасались, произошло. Теперь орды ингасов представляют серьезную опасность. Если же и данвилцы начнут наступление...

Что же — этот коротенький разговор получил какое-нибудь развитие, был продолжен? Нет, никогда он не был продолжен. Почему же? А думаю, прежде всего потому, что оба мы (особенно Шварц) пуще смерти боялись громких слов, велеречия, ханжества, оба мы хороший юмор почитали за четвертую христианскую добродетель, а можно ли с юмором говорить о Боге?! Весело — да, не только можно, но, пожалуй, и нужно, а с юмором — разве что кощунствовать впору.

— Они уже движутся к границе, — произнес гаран.

И вот все долгие тридцать пять лет нашей дружбы мы довольствовались тем, что знали друг о друге самое значительное, что может узнать один человек о другом, понимали, что мы единомышленники, братья, дети одного Отца... А говорить об этом не говорили. Как никогда, кстати, не говорили мы и о нашей дружбе. Кажется, только один раз Шварц произнес это слово, и мне больно вспомнить, при каких обстоятельствах оно было сказано. По легкомыслию ли, по небрежности, по лености я не прочел за ночь рукопись его пьесы, которую он мне принес вечером, и, осерчав, покраснев, даже задрожав, он сказал мне:

— Так друзья не поступают!..

— Хусорт в западне,— печально проговорил альв.— Враг снова нас опередил. Хитроумный, коварный план блестяще осуществлен. Признаться честно, я никогда не принимал в расчет дикарей. Вот расплата за недальновидность... Магинцам не откажешь в умении находить неожиданные ходы. Их удары всегда застают противника врасплох. Без помощи повелителя мертвых здесь не обошлось.

— Ерунда!— воскликнул корнирстонец.— Пока мятежники идут, двинем войска на варваров. Сбросим этих размалеванных мерцавцев в реку. Если у вас не хватает решительности, я могу возглавить армию. Уже через сутки от ингасов на берегу Плана не останется и следа.

...Бывал ли он в церкви? Думаю, что только при случае — на венчаньи, на панихидах, на крестинах. Молиться же в церковь на моей памяти не ходил. Но не только без усмешки, а с большим уважением рассказывал о людях богомольных, — например, о Владимире Ивановиче Смирнове, о нашем прославленном математике, академике, — о том, как тот каждую субботу ездит из Комарова в Никольский Морской собор ко всенощной. И с еще большим почтением (даже с некоторым трепетом) отзывался Евгений Львович (да и он ли один?) об архиепископе Крымском и Симферопольском Луке[4] — об этом удивительном человеке, который в юные годы учился на медицинском факультете университета, работал врачом, хирургом, в трудные для церкви двадцатые годы, не оставляя врачебной деятельности, принял сан священника, овдовев, постригся в монахи, был хиротонисан во епископы, был арестован, без малого двадцать лет провел в заключении и в ссылке, а когда в годы войны его освободили, он сана не снял, до самой смерти возглавлял Крымскую епархию, продолжая одновременно научную, врачебную и преподавательскую работу. В 1946 году преосвященный Лука (в миру проф. В. Ф. Войно-Ясенецкий) получил Сталинскую премию первой степени за научные труды «Очерки гнойной хирургии» и «Поздние резекции при инфицированных огнестрельных ранениях суставов». Архиепископ Лука — это один из тех, кто не только не таил своих высоких убеждений и не ставил свечу под сосудом, но претерпев все гонения, все испытания жестокого века, до последнего дня служил Богу и словом и делом... В доме Шварцев я познакомился с сыном преосвященного Луки — М. В. Войно-Ясенецким, известным патологоанатомом[5]. Евгений Львович любил его до конца жизни.

— Болван!— королева одарила любовника презрительным взглядом и обхватила голову руками.— Вместе с Чинхаком через реку переправятся десятки тысяч воинов. Эта лавина сметет со своего пути кого угодно.

Но был в жизни Шварца другой православный князь церкви — архиепископ Сан-Францисский Иоанн, еженедельные проповеди которого Евгений Львович слушал в передачах Голоса Америки. Этого архиерея Щварц почему-то терпеть не мог.

— Надо срочно посылать гонцов в Валвил,— сказал Салмир. — Без помощи альвов и гномов мы не выстоим. Долго тянуть со штурмом замка Ксатлин не будет. Он уже дважды проиграл осаду, теперь будет действовать решительнее. В нашем распоряжении дней десять, не больше... Или...

— Даже голоса его не могу слышать,— говорил он с раздражением и довольно зло пародировал религиозно-нравственные декламации заокеанского владыки.

Рыцарь повернулся к Селене. Женщина сразу поняла, что хотел сказать гаран.

Частым гостем в доме Шварцев (особенно в комаровские времена) был тезка американо-русского архипастыря — о. Иоанн Чакой, или попросту Иван Иванович[6], как чаще называл его Шварц. Отец Иоанн служил последние годы в кафедральном Никольском соборе. Познакомились с ним Шварцы через его дочь, артистку акимовского Театра Комедии Татьяну Ивановну Чакой. Сам я знал о. Иоанна еще в юности: несколько лет мы жили в одном доме. Много раз видел я его и на служении в храме, но встречаться у Шварцев нам почему-то не приходилось. Помню только некоторые рассказы о нем Евгения Львовича.