Совершенно убитый, Валера поехал домой. Риты дома не было. Он прошёл на кухню, достал из холодильника порезанную тонкими слайсами сырокопчёную колбасу, сделал себе бутерброды, налил рюмку водки и выпил. Обида и злость душили его. Не закусив после первой, Валера выпил вторую и только потом поднёс бутерброд ко рту.
Он пил и без аппетита закусывал. Вспомнил почему-то, каким вкусным казался свежий хлеб с тонким слоем горчицы, который ел он в девятом классе с Сёмкой Толстым, оставаясь после уроков в автоцентре ДОСААФ. На большее денег тогда не было. Сейчас он жалел о той, прежней жизни…
* * *
Воскресный день у Перевозчика не задался с утра. Злость на Рустама и желание отомстить не покидали его почти всю предыдущую ночь, пока не пришла с работы усталая Рита. Делиться проблемами с ней Валера не стал, хотя и очень хотелось выговориться. Решил – пусть отдыхает, ей вечером опять на работу: в ресторане на выходных посетителей больше, чем в будние дни, порой за смену и присесть не удаётся.
«Почему у меня не жизнь, а бочка дерьма?» – спрашивал он себя и не находил ответа. А тут еще в полную бочку добавил ложку дёгтя военный контрактник из соседнего подъезда: подъехал к дому на своей «Приоре» в девять утра с музыкой такой громкости, что дремавшие на крыше голуби сорвались прочь. «Бум-бум-бум», – гремели низами огромные колонки в багажнике. Настроение испортилось окончательно. Перевозчик вскочил с постели и вышел на балкон в одних трусах. Сосед выключил музыку, заглушил двигатель и как ни в чём не бывало пошёл к своему подъезду. Кричать ему с балкона смысла уже не было. А вот догнать и настучать по голове имело смысл – он бы запомнил урок надолго. Но давать такие уроки Валера не привык.
– Сссука! – процедил он и вернулся в комнату.
– Что там? – приподняла голову сонная Рита.
– Ничего, спи!
Перевозчик оделся и вышел на улицу. Свой «Опель» он оставил вчера, как обычно, в ближнем гараже, так что вызывать такси нужды не было, тем более что свежий воздух и мягкий свет восходящего солнца действовали успокаивающе. Валера неспешно дошёл до гаражного кооператива и свернул в нужный переулок. Почти все гаражи здесь были закрыты, лишь один справа приблизительно в середине ряда был открыт, да в самом конце слева пожилой мужчина в камуфлированной одежде и рыбацких сапогах загружал в багажник синей «шестёрки» телескопические удочки и прочие снасти.
Проходя мимо открытого гаража, Перевозчик машинально взглянул на мужчину, начавшего закрывать ржавые ворота с полустершейся цифрой двенадцать. Можно было видеть только широкую спину, обтянутую синим халатом, какими пользуются автослесари и которые не привлекают внимания в подобных местах. Дважды щелкнул запираемый замок, мужчина повернулся. Перевозчик будто споткнулся и даже остановился.
Председатель молчит, половина его лица затекла иссиня-черным. Дронов носком сапога покачал под ним табуретку.
– Наполеон? – удивлённо произнёс вслух.
— Заплатишь ты мне нынче свой должок…
Человек-зверь резко обернулся и сунул руку в карман. Яростный взгляд, который уперся в Перевозчика, заставил его пожалеть, что он просто не прошёл мимо.
– А, это ты… Следишь за мной? Кто послал?!
— Папаня!.. — прозвенел над площадью отчаянный девчачий голос.
Валера даже отшатнулся, на него повеяло смертью.
– Да ты что?! Я и не думал! У меня тут давно машина стоит …
Но ярость тут же погасла. На губах цвета сырого мяса появилось подобие улыбки.
И осужденный, стоявший рядом с Сургановым, дернулся, чуть не упал с табурета. Худощавый, с мальчишеским веснушчатым лицом, он привстал на цыпочки, силясь высмотреть в толпе узнавшую его дочку.
– Да ладно. Шучу!
Полицаи вломились в толпу, но люди не расступались, они нарочно создавали заторы, будто в испуге и обалдении.
На шутку это было мало похоже. Во всяком случае, первая реакция была интуитивной и совершенно естественной. Но настроение изменилось, и у Перевозчика отлегло от сердца.
Ксения Герасимовна схватила на руки и с силой прижала к себе Настю, накрыла ей голову полой жакета.
– И где твоя машина? – спросил Наполеон, рассматривая его так, будто собирался сожрать целиком.
— Молчи, молчи, молчи!.. — шептала она исступленно.
– Вон там, в двадцать седьмом! – Валера показал рукой.
Анна Тимофеевна притиснулась к ним и загородила своей широкой фигурой.
– Подвезешь в центр?
Ищейки отступили, поняв, что им не пробиться.
– Конечно! – обрадовался Перевозчик этому жесту расположения. И указал на запертые ворота. – А ты что, на своей не ездишь?
Комендант сложил приказ и сунул за обшлаг шинели. Затем резко махнул рукой.
– Что-то клапана стучат. Регулировать надо.
Ударом ноги Дронов вышиб табурет из-под осужденного, стоящего с краю. Тетивой напряглась веревка, вытянулись босые ноги.
– На «Мерседесе»? – изумился Валера.
Наполеон отмахнулся.
– «Мерседес» общаковый, на нем я просто Арсения возил. У меня «девятка».
Широко открытыми, немигающими глазами смотрел Юра на казнь. Он и хотел бы отвернуться, да не мог — страшное зрелище притягивало против воли. И почему-то его зрение сфокусировалось на большом, корявом сапоге Дронова с толстой, на гвоздях, подметкой и подкованным каблуком. Вот подымается этот ужасный сапог, чуть задерживается на весу, примериваясь к табуретке, затем резко выбрасывается вперед, и вытягиваются босые ноги повешенного.
– Как там Арсений, не в курсе?
Наполеон усмехнулся.
— Да здравствует Советская… — не договорил Сурганов: задушило в нем голос.
– В курсе, конечно. У него все в порядке. Держит зону, заводит бизнесы на воле… Скоро уже выйти должен.
– Даа, – протянул Валера, вспомнив былое. – Арсений мне тогда сильно помог. Положение было – хоть в петлю лезь… А он одной рукой всё развел!
— Смерть Гитлеру! — успел крикнуть Настин отец, прежде чем дроновский сапог вышиб из-под него опору.
– Ему так положено, – кивнул Наполеон. – Он по всей стране на разборы ездил. Как решал – так и делали! А на кону и деньги стояли, и жизни…
И все было кончено. Вместо восьми израненных, избитых, изувеченных, но все же живых людей осталось восемь безгласных трупов.
Они подошли к двадцать седьмому гаражу, Валера вывел «Опель», и они поехали в центр города. Как ни странно, но присутствие человека-зверя, когда он не выказывал враждебности, успокаивало его. У него вновь появилась проблема, которая жгла, мучала и распирала изнутри. Требовалось выговориться, облегчить душу. И вдруг захотелось рассказать всё Наполеону.
Толпа молча и поспешно расходилась, никто не глядел друг на друга.
«Он старше, опытнее и вообще серьёзный по жизни. Может, совет даст или подскажет что-то путное…».
Лишь завернув за угол, осмелилась Ксения Герасимовна опустить Настю на землю. Девочка не плакала. Лицо ее было сухо и странно спокойно.
Но Наполеон сидел молча и не был расположен к общению. Надо было как-то завязать разговор.
— Н-ну, ничего… Н-ничего… — Губы учительницы тряслись.
– А ты что, живешь поблизости? – спросил Валера.
Девочка не отозвалась.
Вопрос оказался неудачным.
— Настя, что с тобой? Почему ты молчишь? — еще больше испугалась вдруг она странного взгляда девочки. — Ну скажи мне что-нибудь… Ты меня слышишь?
– А ты что, в уголовном розыске работаешь? – хищно прищурился Наполеон.
Девочка медленно кивнула.
– Да нет, при чём тут уголовный розыск… Я просто так спросил!
— Ты не хочешь говорить?
Наполеон довольно рассмеялся.
Настя увела взгляд.
– Да что ты всё пугаешься? Неужели я такой страшный?
— Ты не можешь говорить?!
Валера молчал.
– Говори, не бойся!
Настя снова медленно наклонила голову…
– Честно? Иногда я действительно тебя боюсь…
– Может, вину за собой чувствуешь?
Утро. Фельдфебель Альберт Фозен, жилец Гагариных, возится в своей мастерской. Что-то случилось с движком, и Альберт тщетно пытается его завести. Но движок, пыхнув раз-другой, вновь замирает.
– Нет никакой вины! Брось свои прихватки!
К сараю подъехал грузовик. Из кабины высунулся белобрысый унтер и закричал по-немецки:
– Вот это молодец, по-пацански! – тяжелая рука похлопала его по плечу. – Надо всегда оборотку давать, иначе сожрут!
Валера осмелел.
— Альберт, гони аккумулятор, я привез шнапс! — И потряс в воздухе бутылкой с сырцом.
– Ну что, раз уж так вот встретились… Может, посидим где-нибудь? Выпьем немного за Арсения, перетрём одну тему…
– Что за тема?! – насторожился Наполеон.
Фозен высунул из дверей перепачканное маслом злое лицо.
– Да у меня одна проблема нарисовалась… Может, подскажешь чего?
— Придется обождать, Ганс Гейнц, движок заело.
– Я тебе что, подсказчик? – нахмурился Наполеон. – Ты, прям, ходячая проблема! Хотя выпить за Арсения можно! Да и мяса бы я похавал. Куда поедем?
— Хорош специалист! Не может движка наладить!
– Во «Фрау Марту». Там колбаски хорошие, да стейки свиные, пиво настоящее немецкое…
— А поди ты!.. — рассвирепел Альберт и скрылся в сарае.
– Ну, давай! Только я этот халат у тебя оставлю…
Они подъехали к ресторану, который только открылся. Оксана была на месте, она посадила их на веранде, приняла заказ и быстро ушла.
Грузовик умчался, а фельдфебель вновь начал проделывать все ритуальные действия, которые призваны были оживить замолкший двигатель: отвинчивал какие-то гайки, что-то продувал, подкачивал, завинчивал и до седьмого пота крутил заводную рукоять. Но тщетно.
Вскоре на столе появились холодные закуски, овощной салат в большой глиняной миске, шипящая сковорода с яичницей и жареными немецкими колбасками.
Перевозчик наполнил рюмки.
Послышался резкий, требовательный сигнал комендантского «оппеля». Фозен выскочил наружу, вид у него был разнесчастный.
– За встречу!
— Извините, господин лейтенант, ночью стал движок. Зарядка прекратилась.
Наполеон молча кивнул и жадно накинулся на еду. Под халатом на нем оказались мятые брюки и несвежая рубашка. Валера понял, что он всю ночь провел на ногах, оттого так одет и так голоден. Впрочем, на его лице усталость не отражалась.
«Идиот», «дубина», «проклятый лентяй», «олух» были самыми мягкими определениями человеческой и профессиональной сути фельдфебеля Фозена в устах разгневанного коменданта Затем он сунул наручные часы к носу Фозена, погрозил ему кулаком и умчался.
Водка была чистая и холодная, пиво свежее и вкусное, кружки быстро опустели, пришлось заказать еще. Водка тоже заканчивалась. Выпили за Арсения, за удачу, за счастье. Наполеон понемногу разговорился. Нет, тостов он не произносил, но когда это делал Валера, не просто кивал, а еще говорил «угу». И даже спросил, таксует ли Валера так же, на вокзале?
Фельдфебель чуть не заплакал. Он вернулся к движку, в сердцах стукнул его кулаком и взвыл от боли. Несколько секунд метался по сараю, сжимая отшибленную кисть, затем в полной растерянности отвинтил пробку радиатора и обнаружил в нем тряпку. Потянул и вытащил длиннющие обтирочные концы. Он стал ковыряться в радиаторе, оттуда лезли и лезли тряпки. Тогда он заглянул в глушитель, в карбюратор и с проклятиями выскочил из сарая.
– Таксую, но теперь в разных местах, – обтекаемо ответил Валера, и собеседника такой ответ удовлетворил.
Ударом ноги Фозен распахнул дверцу и ворвался в подземное жилье Гагариных. Алексей Иванович лежал с грелкой на животе, Борька чего-то мастерил, но при виде фельдфебеля забился в угол, Анна Тимофеевна стряпала. Изрыгая страшные проклятия, Фозен потребовал, чтоб ему представили сию же минуту «омерзительного бандита и преступника Юрку».
Когда водка была допита, а еда съедена, слегка разомлевший Наполеон откинулся на спинку стула:
– Ну, давай, какая у тебя проблема? – довольно добродушно спросил он.
Анна Тимофеевна наконец разобрала в яростном потоке немецкой речи имя сына.
– Я недавно тачку пригнал из Германии на продажу… Заработать хотел…
— Нет его, пан. Не ночевал он дома, вот те крест! Мы уже думали, в комендатуру его забрали!
Валера рассказал, как его кинул Рустам. Наполеон слушал не перебивая, и даже когда тот закончил рассказ, продолжал молчать. Неловкая пауза затягивалась.
– Такие дела, – вздохнул Перевозчик и показал Оксане пустой графин. Та кивнула.
Фозен, надрываясь, орал, что этот уголовник испортил ему движок и что он застрелит его собственной рукой. Но по расстроенному лицу Анны Тимофеевны он понял, что она говорила правду Неизвестно, чем кончилось бы это объяснение, но снаружи сильно и плотно забили зенитки. Фозен выскочил. Анна Тимофеевна последовала за ним.
– Ну, и какая тут проблема? – спросил, наконец, Наполеон. – Найди его и завали! Без разговоров. Будет что забрать – забери, не будет – не надо. Тут главное – принцип!
Валера смотрел на него и переваривал сказанное. Наконец понял, что говорит тот не фигурально, а в прямом, совершенно буквальном смысле.
– Завалить? – растерянно повторил он. – Но я не умею никого валить. Да и нечем…
Над деревней низко шла шестерка краснозвездных бомбардировщиков, направляясь к ближним немецким тылам. Давно уже не видели в Клушине советских самолетов, и все жители высыпали на улицу, не обращая внимания на осколки зенитных снарядов. И немецкие солдаты, в том числе Альберт Фозен, глазели с тревогой и злобой на уверенный ход мощных бомбовозов.
Он хотел еще сказать, что зато умеет угонять машины, но в последний момент удержал язык. Зачем болтать лишнее?
Наполеон смотрел на него со странным выражением – смесью сожаления и презрения.
Самолеты скрылись, истаял в воздухе их звуковой след, а фельдфебель Альберт, как-то разом утратив боевой пыл, скрылся в своей мастерской.
– Тогда твои дела плохи! Потому тебя и кидают все подряд. Ты сам на это напрашиваешься!
Зависла пауза. Оксана принесла еще графинчик. Но Наполеон покачал головой.
Анна Тимофеевна понимающе усмехнулась. Кто-то тронул ее за подол. Оглянулась — Настя.
– Хватит! Спать пойду. Всю ночь не спал. Кинь меня на Богатяновку.
— Что тебе, маленькая? — спросила с нежностью.
Валера проехал по набережной, поднялся по крутому косогору и высадил молчаливого пассажира там, где он показал. Наполеон вышел не прощаясь, сильно хлопнув дверцей. Доехав до конца квартала Валера остановился и зашел в киоск купить сигарет. Слова Наполеона не выходили из головы.
«Легко сказать – завалить, – размышлял он. – Взял бы и помог! С такой-то рожей он точно сможет! Хотя кто я для него? Я даже не входил в кодлу Арсения! Так, болтался под ногами… Я бы, конечно, отработал, тачку классную для него дёрнул, и номера перебил, и документы сделал… Впрочем, он не знает, что я это умею…»
Настя поманила ее.
Валера вышел на улицу, с наслаждением закурил, выпустил дым… Почему-то всегда, когда выпьешь и плотно поешь, хочется выкурить сигарету. И тут мимо проехал тот самый черный «Мерседес», за рулем невозмутимо сидел Наполеон. Вот тебе и общаковая машина, вот тебе и «девятка» с разрегулированными клапанами! Где же он бродил ночью и что делал в гараже, если машина совсем в другом месте? Впрочем, ладно, это его дело! Лучше забыть этого зверя и держаться от него подальше!
— Куда ты меня зовешь?
Но сев в «Опель», он увидел забытый пассажиром синий халат. Вот тебе раз! Надо отдать… А то неизвестно, как этот волк отреагирует… Вдруг завалит?!
Настя прижала пальцы к губам. Она настойчиво тащила ее за собой, и Анна Тимофеевна повиновалась.
На другой день, со свернутым халатом под мышкой, Валера подошел к двенадцатому гаражу, но он был заперт. И на второй день тоже. А на третий обнаружил на воротах надпись мелом: «Сдаётся, обращаться по телефону…» Валера тут же набрал номер.
– Алло! – ответил женский голос.
Настя привела ее к дому Ксении Герасимовны, но зайти не дала, а поманила дальше, за огород, к старой заброшенной баньке. Толкнула кособокую дверцу Из темноты на пришедших глянули блестящие глаза Юры.
– Скажите, вы гараж сдаёте?
— Что же ты делаешь, парень?.. Мы с отцом чуть с ума не сошли.
– Да.
Юра молчал, потупив голову.
Валера растерялся.
– А как же… Его мой товарищ снимал, он халат забыл…
— Альберт убить тебя грозится. Видать, крепко ты ему досадил.
– При чем здесь халат? Арендатор срочно съехал, будто на пожар спешил. Вам нужен гараж?
– Да. То есть… Скажите, а как мне найти товарища?
Юра махнул рукой. Что-то новое появилось в его лице — взрослое, что ли?
– Не знаю. Это же ваш товарищ!
— Чепуха!.. Понимаешь, мамань, я должен был что-то сделать… Должен! — Он мучительно сморщился, не в силах выразить словами владевшее им чувство.
Перевозчик отбил вызов и в недоумении пошёл к машине. Это было похоже на бегство Наполеона. Но чем его объяснить?!
— Я понимаю, сынок, — тихо сказала Анна Тимофеевна. — Только побереги себя. Теперь уже недолго осталось. Наши наступают.
Часть четвертая
Охота друг на друга
— Ладно, маманя. Ты не беспокойся. Я здесь отсижусь.
Глава 1
— Может, тебе чего нужно?
Старая любовь не ржавеет
2016 г. Тиходонск
— У меня все есть. А понадобится — вот мой связной. — Он с улыбкой кивнул на Настю. — Вы там тоже…
Рита не послушалась своего жениха и не уехала из города. Куда ей ехать? Где её ждут? На что жить в новом месте? Попросилась на недельку-другую к Татьяне, благо та переселилась к очередному гражданскому мужу и квартира была свободна. Она мучительно рассуждала – что делать? Как поступать? Какую линию поведения выбрать? Принять правильное решение было довольно затруднительно. Она не обладала аналитическим мышлением, широким кругозором и способностью предвидеть развитие событий. В школе училась посредственно, в вуз не поступила, вдобавок в обыденной жизни часто попадала в неловкие ситуации, ляпала глупости, иногда путала понятия «право» и «лево». Она сама, не смущаясь, объясняла это типичным поведением своего пола – мол, все женщины думают не так, как мужчины, не так поступают, допускают ошибки, которые на самом деле ошибками не являются, а являются особенностями их мышления…
Он не договорил. Послышался слитный гул возвращающихся с работы бомбовозов. Юра выглянул наружу. Машины шли тем же четким строем, но теперь их осталось только пять.
Такую позицию не разделяли школьные учителя и вузовские преподаватели, выражавшие свое несогласие в выставляемых ей оценках. Опровергали эти оправдания и студентки-отличницы, и многочисленные успешные женщины, добивавшиеся заметного места в жизни и общественного признания. Но зато мужчины, с которыми она общалась чаще и дольше, полностью поддерживали её доводы и хвалили за разумность и дальновидность. Впрочем, сами они не приглашали ее использовать свои умственные способности в своих бизнесах, ограничиваясь засовыванием крупных купюр в трусики или за подвязки. Да и вообще, они ухитрялись оценивать ум через призму тела, которым она действительно могла похвастать.
Вот и сейчас, после долгих бесплодных раздумий, она приняла решение идти по хорошо известной, проторенной дорожке, которая всегда приводила ее туда, куда она хотела. Размеры у них с Татьяной были одинаковые, вкусы – тоже, поэтому она легко подобрала себе наряд из шифоньера: короткий красный топик, короткую красную юбочку, черные сетчатые колготки, черные лабутены на двенадцатисантиметровой «шпильке» и черную сумочку на длинном ремне через плечо. Потом вызвала такси и назвала адрес, который не забыла за прошедшие годы. Через сорок минут она высадилась в элитном коттеджном поселке в зеленом кольце города.
— Видать, сбили одного, — вздохнула Анна Тимофеевна.
Изменения, произошедшие с момента их расставания, Рита заметила сразу: между металлическими пиками на высоком кирпичном заборе, окружающем дом, появилось несколько видеокамер, которых раньше не было, а у ворот дежурили уже две машины с охраной. Завидев её, охранники выставили физиономии в окна и пускали слюни – она удовлетворенно улыбнулась: так и должно быть, значит, все идет по плану!
У калитки ее остановил широкоплечий парень в черном костюме с галстуком и спросил, что девушка здесь ищет? Раньше она не сталкивалась с контролем на входе. Впрочем, ведь и заходить с улицы никогда не доводилось: её всегда завозил во двор личный водитель Авила.
Нет, не сбили, хотя и ранили. Он появился над деревней и шел низко, почти задевая верхушки старых берез, темный хвост дыма тянулся за ним. Немцы открыли по самолету бешеный огонь. Пули дырявили фюзеляж. Самолет вспыхнул. Уже объятый пламенем, он развернулся и врезался в колонну немецких грузовиков у заправочной станции. Раздался взрыв, и все задернулось черным дымом.
– А я к Гене… В смысле, к Геннадию Петровичу…
– Вам назначено?
– Нет, но… Скажите, что пришла Рита Синельникова.
Наши наступали. На востоке небо то и дело обливалось алым. И все нарастал грохот орудий, все ближе подходил фронт к Гжатску. Уже первые снаряды советской дальнобойной артиллерии разрывались на улицах Клушина. Гарнизон спешно эвакуировался.
Охранник кивнул и поднес к губам рацию.
Авил, в удобном растянутом трико, ходил по своему домашнему кабинету взад-вперед, как недовольный чем-то тигр по клетке. Шторы на окнах были задернуты, и он уже начал привыкать к осадному положению, хотя оно ему совсем не нравилось. И все остальное ему тоже не нравилось. Гаврош валит его людей одного за другим, они просто не могут справиться с ним, как дворняги бессильны против матерого волка. «Не по зубам!» – вот как правильно сформулировать! А волчара чувствует это бессилие… И кого он захочет убить следующим? Может, проберется сюда и вдруг распахнет эту дверь…
Собирался в дорогу и беспокойный постоялец Гагариных Альберт. Подогнал к дому грузовичок, погрузил в машину движок, но оставил в сарае аккумуляторы и прочее оборудование, считая, что в ближайшее время оно ему не пригодится. Зато щедро напихал в кузов узлы с гагаринским имуществом: постелями, скатертями, занавесками, домашней утварью. Даже керосиновой лампой не побрезговал.
Дверь распахнулась.
– Кто тут?! – рявкнул Авил.
Анна Тимофеевна, стоя во дворе, срамила ворюгу:
Но это оказался всего-навсего Голуб.
— Куда же вы, герр Альберт? А ведь обещали супругу свою привезти и все семейство. Мы бы вас обухоживали, и дети наши, и внуки служили бы вам верой и правдой…
– Что ты врываешься, как менты при захвате! Ты эти свои привычки забывай! Что случилось?
— Хальт мауль! — огрызнулся Альберт, втаскивая в грузовик старую швейную машинку.
– Телка пришла, классная!
— Ох ты! Ух ты! Испугал!.. А вещички побереги, они трудом и потом нажитые. Мы еще за ними в твой Мюнхен явимся.
– Куда пришла? – перебил Авил.
Рука Альберта невольно потянулась к кобуре, но в опасной близости Алексей Иванович тесал жердину топоришком, и фельдфебель почел за лучшее не связываться.
– К воротам. К вам просится.
— Руссише швейне! — процедил сквозь зубы привычное ругательство.
– Что за телка? – удивился Авил. – Я шлюх не вызывал!
– Это не шлюха. Это Рита…
— Ан свиньей-то ты вышел!.. У нас все чисто. Мы на чужое барахло не заримся, в чужой карман лапу не суем…
– Рита? – Авил нахмурил лоб. – Какая Рита?
Может, и нарвалась бы Анна Тимофеевна на крупные неприятности, но тут два советских дальнобойных снаряда разорвались рядом, через дорогу… Альберт прыгнул в кабину — и ходу.
– Ну, та, из «Красного Занавеса». Синельникова.
Камень, пущенный меткой рукой ему вдогонку, пробил стеклышко, что аккурат позади водителя. Альберт схватился за шею и увидел на руке кровь.
– А-а-а, Ритуля, звезда стриптиза! Чего хочет?
— Их штербе! — произнес он жалобным голосом, уверенный, что его настигла пуля, и откинулся на спинку сиденья.
Голуб пожал плечами.
Но, обнаружив, что жизнь еще теплится в нем, снова схватился за руль. Не дав машине опрокинуться в кювет, газанул до отказа.
– Впускать?
— Хорошо, сынок, — одобрил Юрин бросок Алексей Иванович, — прямое попадание!
– Конечно! Только не сразу… Сейчас приведу себя в порядок…
Немцы драпали из Клушина. Не в силах вывезти технику и оборудование, они взрывали зенитные установки, склады, поджигали все, что способно гореть. И улепетывали на грузовиках, пикапах, легковушках, мотоциклах, конных фурах, верхом на тяжеловозах.
Рита ждала минут пятнадцать. За это время Авил побрился, спрыснулся одеколоном, прилично оделся. Наконец, вышел Голуб, приветливо поздоровался и провел ее во двор.
За околицей, в Гжатской стороне, полицай Дронов и его прыщавый подручный пытаются уйти вместе с хозяевами. Но все машины и повозки переполнены, и мрачные автоматчики грубо отшвыривают своих вчерашних помощников, бьют по пальцам, суют прикладами в лица. Дронов действует молча и ожесточенно, он не привык никого щадить и не ждет от других снисхождения, но подручный совсем развалился.
Авил, в наряде для яхтинга из магазина Поль Шарк, сидел за столом под раскидистым вишнёвым деревом недалеко от бассейна. Рита на минуту вспомнила, как хорошо было купаться в тёплой воде под открытым небом во время дождя, но тут же вернулась в реальность: басейн накрыт брезентом, а взгляд хозяина насторожен и подозрителен.
— Родненькие, не бросайте!.. — молит он. — Миленькие, спасите!.. Мы-то, вам-то!.. Будьте отцами!..
Однако она оценила его наряд: белые кроссовки, белые брюки и легкая куртка, тельняшка и белая капитанская фуражка с резвящейся в волнах акулой на месте кокарды. Когда-то он так одевался, когда вез её на речную прогулку. Но не для встречи же с какой-то безразличной просительницей такой парад! Значит, хочет произвести впечатление, а это хороший знак. Так же, как белая скатерть на столе и шампанское в ведерке со льдом.
Но весь этот жалкий лепет не производит никакого впечатления на профессионалов войны, озабоченных спасением собственной шкуры.
Подведя Риту к столу, Голуб отошёл к воротам и внимательно наблюдал, как обычно наблюдает за жестами своего хозяина дрессированная собака в ожидании команды: прикажет хозяин, и пёс тут же набросится на гостя, вцепится в горло и будет рвать, пока не загрызёт. Конечно, мешковатый Голуб на такую роль не годился, но за подходящими слугами дело не станет, к тому же настоящие псы ждали в вольере в конце двора, Рите было их видно отсюда: два больших чёрных добермана с ошейниками из блестящих цепей. Но она чувствовала, что сегодня команду «фас» Авил не отдаст, хотя прекрасно знала – от него можно ждать чего угодно.
И тут более крепкому, сильному Дронову удалось наконец зацепиться за борт полуторки. Он подтянулся на руках, лег животом на борт. Пожилой солдат с косым шрамом через щеку хотел сбросить его, но толстый палач Бруно заступился за коллегу. Оказавшись в кузове, Дронов, то ли желая услужить немцам, то ли чтобы избавиться от лишнего свидетеля своих дел, поднял ногу в подкованном сапоге и тем же ударом, каким вышибал табуреты из-под осужденных, отбросил подручного.
– Здравствуйте, Геннадий Петрович, – она улыбнулась очаровательной улыбкой.
Подручный упал на дорогу прямо под гусеницы бронетранспортера.
– Зачем пришла? – холодно спросил хозяин. Она знала эту его манеру – сбить с толку, напугать человека, а потом воспользоваться перенесенным испугом в своих целях.
— Своего?! Сволочь!.. — взревел солдат со шрамом на лице и выбросил Дронова из грузовика.
– По делу, Геннадий Петрович! – продолжая улыбаться, произнесла Рита, но тут же приняла серьезный и даже скорбный вид. – У меня такие ужасные дела! Такие дела! Я не могу в себя прийти…
Отскочив на обочину, Дронов в слепой ярости выхватил пистолет и открыл огонь по грузовику Автоматчик с бронетранспортера дал, не глядя, короткую очередь по Дронову. Полицай выронил пистолет, упал, скатился в кювет и пополз в поле, пятная снег темной кровью.
– Ну говори, не тяни!
– У меня на квартире, пока нас не было дома, кто-то застрелил троих. Я пришла, а там толпа людей, полиция, санитарные машины… У меня чуть сердце не выскочило!
Красный флаг висит над дверью колхозного правления. Где-то весело, с переборами разливается гармонь.
– Это где? – еще больше насторожился Авил. – На Лермонтовской?
Анна Тимофеевна с помощью Юры и Борьки перетаскивает в избу из землянки уцелевшее имущество, когда перед ними предстал глава семьи в дубленом полушубке и шапке-ушанке со звездочкой.
– Ну да…
— Рядовой Гагарин убывает для прохождения воинской службы!
– Так ты там живешь с… с кем?
— Добился-таки! — всплеснула руками Анна Тимофеевна. — Да как тебе удалось?
– С одним парнем…
– С Перевозчиком! – Авил ударил кулаком по столу, будто забил очередной гвоздь. Бутылка шампанского лязгнула в мельхиоровом ведерке. – Где он, сучий потрох?
А Юра и слова не мог молвить, пораженный блистательным обликом отца-воина.
– Не знаю, честное слово не знаю! Мне приказал из города уехать, может, и сам так сделал…
– Ну, а я тут при чем?! От меня-то что тебе нужно?
— А я командованию минные поля показал и все проходы, — объяснил причину своего возвышения Алексей Иванович.
Авил старался говорить безразличным тоном, но услышанное выбило его из колеи, и Рита это заметила.
— Папаня, ты кто: пехотинец, артиллерист, сапер?.. — обретя дар речи, спросил Юра.
– Ты, конечно, ни при чем… Просто, кроме тебя, я не знаю такого авторитетного человека, который мог бы помочь… Помоги нам с Валерой, я сделаю всё, что ты скажешь!
— Пехота. Царица полей, — горделиво ответил Гагарин.
– На хрен мне твой Валера? – брезгливо скривился Авил. – И что ты можешь сделать такого, что не может любая шлюха?
— А где же твоя винтовка?
И грубость в его манере разговора все с той же целью: унизить собеседника и тем возвыситься над ним.
— В Гжатске выдадут. На складе.
– Насколько я знаю, ни одной шлюхе ты не предлагал жениться. А мне предлагал! Или забыл?
Авил внимательно осмотрел ее с головы до ног, потом снял маску строгой непреклонности и улыбнулся.
— На каком складе?
– Не забыл. Ну ладно, садись тогда, выпьем за встречу…
— На военном, каком же еще? Не все мне картошку сторожить. Буду охранять военное имущество! похвалился Алексей Иванович, не замечая глубокого разочарования сына.
Тон смягчился, шампанское полилось в бокалы… Все покатилось по старым, некогда отполированным до блеска, но теперь слегка проржавевшим рельсам. И купание нагишом в бассейне, и «рюмочка коньяка» в спальне, и вторая «рюмочка», и почти удавшаяся третья… Авил был горд собой и очень доволен. Он лежал на скомканной постели и рассматривал Риту, которая примеряла перед зеркалом белую капитанскую фуражку и принимала при этом разные позы, которые выглядели очень соблазнительно, особенно с учетом того, что кроме фуражки на ней ничего не было. И не имело никакого значения, что она часто ляпает глупости и путает «право» и «лево».
– Предлагал же дуре жениться! – расслабленно сказал он. – Но тебя вечно тянуло на нищебродов!
Клушинские ребята вновь принялись за учебу. Школа, как известно, была уничтожена еще в начале войны, и сейчас занятия возобновились в доме Ксении Герасимовны. Все ребята принесли с собой «учебные пособия».
– Я-то при чем? – огрызнулась Рита. – Это ты на Наташку переключился! А она тебя за это наградила!
— Ксения Герасимовна, вот чернила! — Конопатая Былинкина ставит перед учительницей бутыль с темной жидкостью.
Это была очередная глупость, вылетевшая из умелого ротика со стертой помадой, а может быть, и кожей. Настроение у Авила сразу испортилось.
— Что это?
– У Наташки зато бедра были как у Мэрилин Монро, а трепак – дело житейское, с каждой может случиться!
— Свекольный отвар, густой-густой!..
Рита перестала позировать. Бедра у нее были узковаты, и она задумалась: это выпад в ее адрес или случайность? И пришла к выводу, что случайность.
Пека Фрязин высыпает на стол патронные гильзы.
– У Мэрилин, между прочим, бедра на два сантиметра меньше моих! – парировала она.
– С чего ты взяла?!
— Палочки для счета.
Рита засмеялась.
– Так мы с ней в «Красном Занавесе» в одном номере работали! «Марго и Мэрилин – женский бокс»!
— Бумага! — Лупачев кладет на учительский столик ворох всевозможной макулатуры: тут и обрывки обоев, и какие-то фрицевские приказы, и старая оберточная бумага.
Авил вздохнул, безнадежно махнул рукой и поднялся.
— Вот… заместо учебника. — Юра достает из кармана «Боевой устав пехоты».
– Ладно, пора, у меня дела!
— Отличная хрестоматия! — говорит учительница. — Читать не совсем разучились? Гагарин Юра, начинай!
Рита послушно стала одеваться.
– Гена, так ты поможешь нам с Валерой?
И Юра читает по слогам:
– Твой Валера влез в говно, да взбаламутил его так, что аж мне в нос воняет! Думаешь, я его целовать буду?
— «За-щи-та Ро-ди-ны есть свя-щен-ный долг каж-до-го…»
– Ну пожалуйста! Мы с ним пожениться собираемся! Ему поможешь – значит, и мне поможешь! Я точно знаю, что он тебе ничего плохого не сделает.
В сторонке отрешенно сидит Настя…
– Конечно, не сделает – у него кишка тонка! К тому же его Гаврош ищет, как найдет, так и грохнет. А он найдет обязательно!