—  А где ж мне быть? — удивился Алешка.— Ты-то как? К Никите, угадывая в нем хозяина, бросился огромный

гайдук.

—  Их сиятельство  Аглая Назаровна Черкасская требует к себе парфюмера Гаврилу!

—  Сумасшедший дом! — Никита бросился к «Гавриловым апартаментам», за ним поспешили Алеша и Саша. Из-за закрытой двери раздавался громкий голос Гаврилы:

—  В апартаменты не входить! Понеже идет реакция! Все на воздух взлетим!

—  Гаврила, это я! — крикнул Никита под дверью, она немедленно распахнулась.

Гаврила отступил в глубь комнаты и рухнул на колени.

—  Никита Григорьевич, невиновен я! Я могу румяны с закрытыми глазами делать! Это Санька-казачок, дурак пустопорожний, взялся мне помогать и все напутал. А теперь у княгини Черкасской всю рожу прыщами закидало!

—  Да кто она такая, эта Черкасская?

—  Аглая Назаровна — весьма важная дама, супруга их сиятельства Ивана Матвеевича Черкасского. А знаком я с ней через ихнюю карлицу Прошку, а с карлицей меня познакомила мамзель госпожи Урюпиной, а мамзель я знаю через дочь пекаря... — тараторил Гаврила, размазывая сажу по лицу.

—  Гаврила — ты ловелас,— сказал Никита с глубоким изумлением.— Ты бабник.

—  Химик я,— Гаврила с достоинством изогнул лохматую бровь.

—  И что теперь, химик, делать? Гайдуки сейчас разнесут дом.

—  Отбиваться,— вздохнул Гаврила.

—  Ни в коем случае,— вмешался в разговор Саша.— Будем лечить рожу Аглаи Назаровны! — и, видя недоуменные лица друзей, расхохотался.— Сейчас я  вам все объясню...



Аглая Назаровна, грузная дама с болезненно красным лицом, восседала в кресле на крытом ковром возвышении. Вокруг стояла одетая в белые одежды свита: гайдуки, приживалки, пажи, и вся эта публика гневливо взирала на Гаврилу и Алешу, стоящих в центре зала на коленях.

Алеша был в крестьянской одежде, на боку у него висела огромная сумка. Гаврила был заметно испуган, но храбрился.

—  Мерзавец, потрох свиной! Колесовать тебя мало! Из дома не вылущу, пока ланиты прежнего вида не примут! А не вылечишь — засеку! — вопила княгиня, и дворня вторила ей пронзительно: «В Сибирь! В кандалы!»

Потом все разом смолкло, и княгиня вполне спокойно спросила:

—  Почему сразу не приехал?

—  Узнав о великой беде вашего сиятельства,— слегка дрожащим, но значительным голосом начал Гаврила,— я с помощником,— небрежный кивок в сторону Алеши,— сразу углубился в научные занятия, дабы найти противоядие от вашей хвори.

Он встал, снял сумку с плеча Алеши, встряхнул ее выразительно.

—  Здесь мы найдем все необходимые компоненты. А теперь извольте спуститься вниз. Тяжелые одежды эти надлежит снять и в спаленку. Лечиться будем...



Лядащев лежал на кушетке в своей комнате и равнодушно смотрел, как капает с потолка вода в подставленный таз. За окном шумел дождь. Перед Лядащевым стоял Саша Белов.

—  Вы меня искали, Василий Федорович? Я вам нужен?

Лядащев зорко на него глянул.

—  Зачем-то был нужен... Я уж забыл.

—  А откуда вы узнали, что я к Оленеву переехал?

—  Марта сказала. Помнишь Марту? Дочку хозяина в гостином дворе?

— Ах, Марта...— радостно воскликнул Саша и сел за стол, ответ Лядащева полностью развеял его подозрения.— А у меня к вам дело... Во-первых, спасибо за крест. Я был на казни.

—- Ну и помалкивай об этом,— строго сказал Лядащев, зажигая спиртовку и ставя на нее небольшой чайник.

—  Понятно,— Саша с готовностью кивнул головой.— И еще... У меня есть девушка. Я должен ей помочь. Вернее не ей, а ее отцу.

Лядащев внимательно посмотрел на Сашу.

—  Вряд ли покойному кабинет-министру Ягужинскому нужна моя помощь.

—  Вы меня не поняли. Это другая девушка,— не моргнув глазом сказал Саша.— Она сирота. Ее отец был арестован десять лет назад, и с тех пор о нем ничего не известно. Узнайте у себя в тайной канцелярии, а? Жив ли он, куда сослан. Зотов его фамилия.

—  Ты думаешь я всех по фамилии помню? — прищурившись, спросил Лядащев.— По какому делу он арестован?  Заговорщик, католик, раскольник? А может, о делах царского дома разговоры вел?

—  Да разве за это судят? О царском доме все разговаривают.

—  А «всех» и арестовывали — болтливых. Поинтересовался человек, чем великая княжна недужит, да куда великий князь гулять любит... А любопытство тоже вещь подсудная...

Лядащев с раздражением посмотрел на полный таз, открыл окно, вылил на улицу скопившуюся воду и опять поставил пустой таз под капель.

—  А размножением пашквилей наш подследственный не баловался? — спросил он Сашу строго.

—  Каких пашквилей?

—  Подметных тетрадей. Тех,что от руки переписывали в обход типографии и цензуры?

—  Не знаю. Я ведь этого Зотова не видел никогда... А могли эти тетради попасть в Смоленск?

—  Так он из Смоленска? — Лядащев задумался на мгновенье.— Если твой Зотов взят в Смоленске в тридцать третьем году, то помочь тебе может только один человек — князь Иван Матвеевич Черкасский, бывший губернатор.

—  Из Смоленска? Черкасский? — вскричал Саша, ему вдруг вспомнилась одна из бумаг Бестужева.

—  Именно Черкасский,— повторил Лядащев во внезапном озарении, вспомнив письмо Котова.— А что ты так встрепенулся? Ты его знаешь?

—  Что вы? Откуда мне знать? Просто фамилия звучная. А что произошло в Смоленске?

—  Это, брат ты мой, дело очень секретное,— Лядащев цепко держал взглядом Сашу.

— О, поверьте, я умею хранить секреты!

—  Это я уже понял. Но про смоленское дело ничего толком не знаю. Заговор дворянства... Письмо какое-то написали... Одним словом, заговор был раскрыт.

—  Письмо? — переспросил Саша и встал.— Спасибо, Василий Федорович. Я пошел.

—  Погоди, погоди... У меня к тебе тоже есть вопросы. Кто этот добрый молодец, который намедни появился у твоего друга Оленева?

—  Какой молодец? Алешка что ли? — Саша начал пятиться к двери.— А он уехал. Приехал и сразу же уехал...

—  Куда же ты? А кофий? — насмешливо сказал Лядащев, но Саша уже выбежал из комнаты.

Лядащев подошел  к столу, снял со спиртовки  закипевший чайник, обжегся, чертыхнулся,  потряс обожженной рукой.

—  Как же я сразу не догадался? Конечно, Черкасский... Котов, теперь этот Зотов... Интересный узелок получается. А мальчишка откуда-то знает Черкасского, хитрая бестия! И еще этот де Брильи... Зачем он вернулся в Москву? Или это половинки от разных яблок?



Ночь... Высокая чугунная ограда парка сбегала прямо в воды Фонтанки. Место было глухое, болотистое.

По одну сторону ограды стоял Алеша, по другую — Никита.

—  Крапива, черт! — выругался он.— Ну и место ты выбрал для встречи!

—  Зато нас здесь никто не увидит. А Сашка где?

—  Придет. Мы из дома вместе вышли, заметили за собой слежку и разделились.

—  За домом следят? — взволнованно спросил Алеша.

—  А как же! Лесток не оставляет нас своими заботами.



Саша быстро шел по темной улице. Сохраняя дистанцию шагов в десять, за ним неотступно шел человек. Саша бросился бежать, на какое-то время человек отстал. Юноша сбежал вниз к реке и спрятался под мостом.

Чья-то длинная тень легла на воду. Саша поднял голову и увидел «шиша» на мосту. Он с задумчивым видом плевал на воду. Где-то рядом был гостиный двор Штосса, Саша бросился туда.

Трактир был полон народу. Саша взбежал по лестнице на второй этаж, закрыл дверь, накинул крючок, прислушался... Вдруг ближайшая дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель выглянула Марта в капоте, с распущенными волосами. Саша кинулся к ней, Марта выскользнула в коридор, плотно прикрыла за собой дверь.

—  За мной шпион гонится,— прошептал Саша.— Как уйти?..

Схватив Сашу за руку, Марта отвела его в конец коридора, распахнула окно:

—  Прыгаль!..



Никита с Алешей вели тихий разговор.

—  Гаврилу здесь не обижают?

—  Что ты? Княгиня души в нем не чает. Он лечит ей кожу, желудок, печень, а главное — истерию. Гаврила меня за пустырником послал. Будем сок жать и лечить всех поголовно,— Алеша рассмеялся.— Имей в виду, добром тебе Гаврилу не отдадут. Странный дом...

—  Что же в нем странного?

—  Княгиня не может простить князю какой-то любовной измены и поэтому поделила дом невидимой чертой. У княгини свой двор, все люди носят белое. На половине князя — вся дворня в синем, и мне туда хода нет. Белые и синие не враждуют, но и не общаются.

Хрустнула ветка под чьей-то ногой. Никита обернулся.

—  Сашка! Ты?

Это действительно был Саша, он схватился за прутья решетки, отдышался...

—  Ох и настырный наблюдатель попался! Как хвост! Ты отдал Алешке письмо? — обратился он к Никите.

—  Ах да, совсем забыл... в бестужевских бумагах был интереснейший документ. Вот он.

Раздался какой-то невнятный шорох, кажется совсем близко, потом ветер пробежал по верхушкам деревьев. Друзья замерли,  напряженно прислушиваясь,

—  Ветер...— сказал наконец Алеша и взял протянутую ему бумагу.

—  Отец твоей Софьи,— сказал Саша,— участвовал в заговоре в Смоленске, а руководил этим заговором — князь Черкасский.

—  Этот самый? — потрясенный Алеша ткнул пальцем куда-то в глубь парка.

—  Этот самый. Он был тогда губернатором. Ты должен попасть к князю, а письмо это — твой пропуск. До завтра...

—   Вперед, гардемарины! — тихо сказал Алеша.

Друзья разошлись. Алеша постоял, прислушался, потом поднял с земли серп, взял охапку пустырника и пошел в глубь парка.

Как только шаги друзей стихли, ближайший куст раздвинулся и из него, отирая паутину с лица, вылез Лядащев. Он сделал шаг в сторону и тут же выругался:

—  Крапива, черт! Ну и место для встречи выбрали ребятишки!..



Алеша с охапкой пустырника шел по аллее, тревожно озираясь и шарахаясь от мраморных дев на постаментах. Поднырнул под колючую крону елок, продрался через сухие ветки и увидел вдалеке фонтан, освещенный слабым светом фонаря. У фонтана стояло трое в  плащах  синего цвета.  Один из мужчин вдруг наклонился и стал пить воду, тонкой струйкой бьющую из трубки. Потом выпрямился, вытер рот и, запрокинув голову, уставился на луну. Алешины руки сами собой разжались и, слабо ахнув, он повалился на охапку пустырника. В бородатом худом человеке он узнал...  Котова.



Ночь. Тихая, пустынная улица. Саша стоял под деревьями и внимательно всматривался в особняк, в котором де Брильи прятал Анастасию. Ее окно было приоткрыто, трепетала на ветру штора, что-то белело на подоконнике — ваза, кувшин?

—  Милая моя,— прошептал Саша,— неприкаянная...

Горло его перехватило от жалости и нежности к девушке, ноги сами принесли его к высокой ограде. Он подпрыгнул, ухватился за выступающий из кладки камень, подтянулся и, перекатившись по верхнему уступу стены, спрыгнул на газон. Не замедляя движения, метнулся к дому, прижался к стене его, прислушался — тихо. По водосточной трубе он достиг верхнего этажа, дотянулся до наличника и перебросил тело на подоконник. Оконная рама распахнулась, раздался звон разбитого стекла. Саша оцепенел.

—  Анастасия... не пугайтесь,— прошептал он в темноту комнаты,— это я... Александр Белов.

Подозрительная тишина стояла во всем доме. Ощупью он двинулся вперед, добрался до стола. Под руку ему попался подсвечник с огарком свечи. Саша запалил свечу и поднял ее над головой.

В комнате был беспорядок. В незадвинутых ящиках комода виднелись обрывки веревки, клочки бумаги, забытые ножницы, на туалетном столике валялись пустые флаконы.

Саша осторожно толкнул дверь, она оказалась открытой. За ней сияла черная дыра лестничного провала. Саша спустился на первый этаж, там было пусто и темно, всюду царил беспорядок.

Уже не таясь, Саша взбежал по лестнице на второй этаж,

—  Анастаси-и-ия! — крикнул он во весь голос. Дом ответил ему гулким эхом...



Никита стоял у окна своей библиотеки и, приоткрыв штору, смотрел в окно. Саша сидел за столом.

—  Сегодня уже двое,— сообщил Никита.— Тот рыжий с ушами и какой-то новый в желтом кафтане. Что это он так  вырядился? Эти господа хорошие любят немаркие цвета...

—  Ну их к черту! — воскликнул Саша.— Скажи лучше — где искать Анастасию?

—  Не знаю... но найдем. Ага... желтый кафтан пропал. И рыжий куда-то удалился.

В библиотеку вошел Лука.

—  Коляска подана,— доложил он с поклоном,— но вас там какая-то мамзель спрашивает.

—  Меня? — удивился Никита.

—  Их,— Лука кивнул в сторону Саши и неодобрительно поджал губы.

Саша вскочил на ноги, кинулся к двери, но Никита удержал его.

—  Зови! — сказал он Луке. Дворецкий вышел.

—  Опомнись, это не может быть Анастасия...

В комнату вплыла Марта.

—  Давно не виделись,— разочарованно проворчал Саша.

—  О, господин Саша,— сказала Марта с неподражаемым акцентом,— меня присылаль к вам мой фатер Штосс. Он убедительно... да, так убедительно просиль пожаловать вас к себе. Он имеет сообщить вам что-то относительно интересующей вас особы.

—  Анастасии?..

Марта улыбнулась, пожала пышными плечами: мол, может, да, а может, нет, — сами узнаете...

—  Я еду с тобой,— решительно сказал Никита, и все трое вышли из комнаты.

Коляска довезла их до заведения Штосса.

Народу в зале почти не было. Поманив друзей за собой, Марта легко вбежала на второй этаж, толкнула дверь в номер, который когда-то снимал Саша.

На кровати сидел Лядащев.

—  Василий Федорович! — воскликнул Саша.— Почему же Марта говорила?..

—  Чтоб заманить тебя сюда,— мрачно сказал Никита.

—  Вот именно. Когда я тебе нужен, ты всегда под рукой,— сказал Лядащев,— но когда ты нужен мне, тебя довольно трудно сыскать.

Саша с невинным видом пожал плечами.

—  Это мой друг, Никита Оленев, — представил Саша,— а это...— он умолк на мгновенье, соображая, как отрекомендовать Лядащева.

—  Твой друг Василий Лядащев,— подсказал Никита, на лице его было надменное выражение.

—  К делу, господа,— серьезно сказал Лядащев.— Я знаю, что бумаги, похищенные из тайника Бестужева, находятся у вас. Их передала вам Анастасия Ягужинская.

—  Господь с вами... с чего вы взяли? — воскликнул Саша с искренним изумлением,— Никаких бумаг нам Анастасия не передавала. Хотите на кресте присягну? Никита, подтверди! — Саша повернулся к Никите.

Никита и Лядащев с вызовом, как показалось Саше, смотрели друг на друга.

—  Вперед, гардемарины,— тихо сказал Лядащев,— нас ждут великие дела! Неплохой пароль...

Никита сжал зубы, на скулах его заходили желваки.

—  И что вы намерены делать с этими документами? — продолжал  Лядащев.— Это очень серьезная политическаяигра. Вам не приходило в голову вернуть их Бестужеву?

—  Василий Федорович,— умоляюще сказал Саша,— поверьте, вы ошибаетесь...

—  Нам это приходило в голову,— твердо сказал Никита.

Лядащев удовлетворенно кивнул.

—  То, что бумаги у вас, знаю не только я, но и Лесток. За каждым вашим шагом следят, и то, что вы спрятали Корсака у князя Черкасского, тоже не сегодя-завтра будет известно Лестоку... Вы «накрыты», как говорят в тайной канцелярии, и в какой-то момент можете просто исчезнуть...

Никита и Саша молчали. Ледящев встал, прошелся по комнате,

—  Я понял: вы хотите сами отдать бумаги Бестужеву.

Что ж — это ваше право. Но будет лучше для дела, если вы встретитесь с вице-канцлером не в его канцелярии. Да вас туда и не допустят. Послезавтра в Петергофе большой маскарад. Там будет и Бестужев. Вот приглашения.

Лядащев протянул им билеты.

—  А как мы узнаем Бестужева? — спросил Никита недоверчиво.

—  Таких персон узнают в любом обличии. У него маска с огромным красным клювом, лиловый плащ. Он сам подойдет к вам.

—  А как он нас узнает? — спросил Саша.

—  Это не ваша забота. Сколько нужно костюмов: два, три?

—  Три,— ответил Никита.

—  Вот и договорились,— Лядащев удовлетворенно улыбнулся. — Да, Белов... Забыл сказать. Не езди больше в особняк на Фонтанной речке. Де Брильи вместе с мадемуазель Анастасией отбыли в Париж. А горящая свеча в пустом доме — отличная мишень.

Лицо Саши помертвело.



Алеша вылез из окна своей комнаты на галерею и, прижимаясь к стене, направился на половину «синих». Освещая поочередно окна, по анфиладе комнат двигалась свеча. Увлеченный ее движением, Алеша не заметил, как сзади неслышно отворилась дверь. На галерею вышли два гайдука, повременили немного, наблюдая за Алешей, потом стремительно бросились на него и заломили за спину руки. Алеша хотел крикнуть, но большая ладонь закрыла ему рот. Он дернулся, тогда второй гайдук ударил его коленкой в живот, и он, скорчившись, повис на руках верзилы...

Алешу бросили на пол в библиотеке. Он открыл глаза и прямо перед собой увидел большой портрет Петра  I  в мундире Преображенского полка.

—  Кто это? — раздался голос.

Алеша покосился и увидел мужчину в дорогом халате.

—   Должно быть, шпион,— сказал гайдук.— Высматривал что-то в окнах... тайно.

—- Развяжите его,— приказал князь.

—  Обыскать?

—  Ваше сиятельство...— начал Алеша дрожащим голосом, но гайдук, обыскивая, так бесцеремонно вертел его, что он неожиданно для себя расхохотался,— щекотно же.

Рука гайдука полезла за пазуху и нащупала переданную Сашей бумагу. Алеша тут же вцепился в эту бесцеремонную руку зубами. Гайдук взвыл от боли и ударил Алешу головой об пол.

—  Перестаньте его колотить,— с раздражением сказал князь, — Он совсем мальчишка. Откуда мне знакомо его лицо?

—  Так больно же, ваше сиятельство. Он мне палец прокусил,— проворчал гайдук.— Еще улыбается...— Он отдал князю бумагу.

Алеша действительно улыбался. Минутная потеря сознания сняла с него стеснительность и как бы прояснила мозги.

Князь развернул сложенную вчетверо бумагу. На лице его появилось крайне удивленное выражение.

—  Посадите его в кресло... дайте вина... это его подкрепит,— командовал князь, читая бумагу.

Те поспешно выполнили его приказание и удалились.

—  Как к тебе попал этот документ?

— Сложными путями, ваше сиятельство,— сказал Алеша пылко.— Меня привела в ваш дом любовь!

—  Любовь? — переспросил князь.

—  Я пришел узнать у вас о дворянине Георгии Зотове. Если он жив, то мы вместе с дочерью его Софьей поедем просить его благословения и будем заботиться о нем всю жизнь... — Алеша перевел дух.

—  Зотову уже не нужна ваша помощь,— сказал князь тихо. — Он умер год назад в Верховенском остроге.

—  Вот оно что...— Алеша помолчал.— Но у Зотова осталась дочь, ваше сиятельство, и ей грозят монастырем!

—  Монастырем?! — крикнул князь гневно.

Он встал, оттолкнул кресло и заходил по комнате.

—  Дочь Зотова твоя невеста?

—  Да.

—  Хорошая   партия,— князь криво усмехнулся.— И приданое богатое — покойный отец каторжанин. И еще этот документ,— Черкасский взял в руки письмо.— Его мы вместе с Зотовым сочиняли, слог у него был легкий.  Заговор наш был игрушечный, а наказали за него всерьез. Хочешь отомстить за свою невесту?

—  Да! — Алеша вскочил.— Что я должен делать?

—  Десять лет назад от имени смоленского дворянства я написал письмо герцогу Голштинскому, и Красный-Милашевич повез его в Киль. Письмо попало в руки Бестужева и очень его заинтересовало. Ведь мы предлагали на трон русский взамен Анны дочь Петра — Елизавету! Но, видно, преждевременно. Бестужев решил выслужиться перед Бироном и донес на нас,— князь словно взвесил на руке бумагу.— С Бестужевым я счеты сводить не собираюсь. Слава богу, в России русский канцлер, причем весьма неглупый и делу русскому преданный. К тому же Бестужев запоздал со своим доносом. Тайной канцелярии все уже было известно. Был тихий человечек, отцом моим обласканный. В списках, которые он отнес в тайную канцелярию, фамилия Зотова стояла первой. И этого человечка я тебе дарю.

—  Где он? Владеет ли он шпагой?

—  А ты, вроде меня, дурак,— сумрачно усмехнулся князь.— Не могу казнить гадину, как того заслуживает. Шпаги на полке, в футляре.

Черкасский отворил дверь в стене.

—  Ступай,— он указал в темноту.—  Там  лестница, дверь. Вот ключ. И помни, одну шпагу ты можешь оставить у входа...



Алеша вступил в темноту...

Ключ сразу попал в замочную скважину. Алеша распахнул дверь и зажмурился от яркого света. Подземелье светилось от множества лампад. На вбитых в стену крюках висели иконы, ни стола, ни лежанки.

В углу под иконой сидел лысый бородатый человек.

—  Защищайся,  мерзавец! — крикнул Алеша и бросил шпагу.

Человек повернул к Алеше лицо, это был Котов. По лицу штык-юнкера было видно, что он сразу узнал своего воспитанника и ничуть не удивился его появлению.

— Прости, нечистый попутал,— тягуче сказал он и пополз к Алеше.

В этом «прости» не было живого чувства, а только заученная покорность. Он дополз до Алеши и потянулся руками к юноше, припал губами к башмаку. Этого Алеша уже не мог перенести. Брезгливо вскрикнув, он бросился вон из подземелья.

—   Ну что, дрались? — спросил князь, как только Алеша вернулся в кабинет.

Тот отрицательно мотнул головой.

—  Шпага у него осталась?

Алеша кивнул.

—  Хоть бы закололся он, что ли,— с тоской сказал князь,— или повесился. Ему уж веревку подбрасывали. Что с ним делать?

—  Если бы он мог повторить путь Георгия Зотова,— сказал Алеша.— И чтоб был он молод, и любил жену и дочь...

—  Вспомнил, где я тебя видел! — воскликнул князь.— Не убегай ты тогда в женском платье...

—  Я курсант навигацкой школы, а девок в театре играл не по своей воле.

—  Хочешь быть мичманом?

—  О да, ваше сиятельство.

—  А Софье напиши — пусть приезжает. Приходите ко мне оба. Имя Зотова будет вашим паролем. Я помогу вам...



Утром перед домом князя Черкасского грузили в дальнюю дорогу карету. Старый слуга хлопотал возле лошадей. Из дома вывели Котова со связанными руками.

Князь Черкасский вышел на порог. Слуга замер в почтительном поклоне.

—   Ну, Петр, путь долгий. Жду тебя через год. Устрой своего подопечного в Козицкий монастырь: «Чтоб содержался там  вечно и в монастырских трудах никуда не отлучно»,— с особым выражением произнес князь, вспоминая слова десятилетней давности приговора.— Ну а если помрет в дороге, на то воля божья.

Котов бросил на князя последний взгляд, губы его что-то шептали.

Карета тронулась...



Лесток сидел за столом в своем кабинете и внимательно смотрел на стоящего перед ним Лядащева.

—  Мальчишки подозрительны и упрямы,— сказал Лядащев жестко,— неизвестно, где они прячут бумаги. Мне так и не удалось войти к ним в доверие.

Лесток с сомнением посмотрел на Лядащева.

—  Я ожидал от вас большей ловкости.

—  Трудно иметь дело с молодостью. Их ходы нельзя предугадать. Они наивны и подозрительны, бескорыстны и тщеславны. Мой план прост. Надо заставить их взять бумаги из тайника. Мне удалось заманить их на маскарад.

— И?..— Лесток внимательно посмотрел на Лядащева.

—  Там они хотят передать бумаги Бестужеву.

—  Вот как? У кого же из них бумаги?

—  Не знаю. Думаю, что они их поделят. На маскараде я скажу вам, в каких они будут костюмах. Знаю, что один из них   нарядится девицей... Ну тот, который играл в театре женские роли. С мушкой на щеке...

—  В тайной канцелярии есть своя костюмерная?

—  В тайной канцелярии есть все.

—  Выходит, я в вас не ошибся?

—  Благодарю вас, ваше сиятельство. Но прикажите снять наблюдение, а то они из дома носа не высунут...



Бестужев крупными шагами расхаживал по приемной императрицы. Именно здесь он понял, как смертельно устал. В многократно отраженных зеркалах он увидел старого, худого, если не сказать, тощего человека, черные глазницы расплылись в пол-лица.

Из спальни императрицы неслышно выскользнула статс-дама.

—  Ее императорское величество просят подождать. Они изволили плохо спать ночь. Лихорадка, должно быть...— она   вздохнула,— лейб медик Лесток делает горячие припарки.

—  Печи да камины топить надо. Сквозняки кругом, и от Невы дует,— сказал, как сплюнул, Бестужев и зябко передернулся...



Лесток и государыня Елизавета, цветущая дородная тридцатипятилетняя женщина, неторопливо вели беседу. Лесток, склонившись над бархатной подушкой, растирал белую полную ногу императрицы.

В угловой печи трещали березовые поленья, подле грелись аккуратные деревенские валенки.

Елизавета следила за уверенными движениями лекаря, искоса поглядывая на свое отражение в зеркале.

—  Спала плохо... сны какие-то... непонятные,— сказала она капризно.

—  Я составлю вам порошки, ваше величество. Но позвольте вернуться к прежнему разговору... На Бестужева ни в чем нельзя положиться. Всем известна его дружба с бывшим австрийским послом Боттой, а ведь он был участником заговора. У меня нет сомнений, что Бестужев подкуплен австрийским двором.

—   А у меня есть,— упрямо сказала Елизавета и тут же опять приняла томный вид.— Не надо больше про Ботту, про этот страшный заговор... Я устала, право,— она откинулась на подушки.

—  Бестужев опасный человек. Сейчас, когда Анна Бестужева наказана, вице-канцлера надо сместить с должности и перевести куда-нибудь подальше, чтоб он не мог отомстить. А вместо осторожности и благоразумия вы доверили ему  почту. Иностранные дипломаты очень недовольны, у них есть подозрение, что Бестужев прочитывает всю их переписку.

—  Пусть не пишут того,что скрывать надобно! — резко оборвала его Елизавета. —  И хватит политики! Скучно, право, — она вздохнула, потянулась, хрустнула косточками. — Изобрели бы мне лучше лекарство от хандры.

—  Оно в ваших руках, мадам.

—  О?!

—  Верните Шетарди, и он развлечет вас.

—   Шетарди...—  с улыбкой повторила Елизавета.— Завтра на маскараде нам будет очень его не хватать. Он так чудесно танцует, так остроумен и мил.

Елизавета кокетливо посмотрела на себя в зеркало, потом достала из висевшего у пояса мешочка перламутровую табакерку, а из нее крохотную, вырезанную в виде сердечка, мушку, послюнила палец, прилепила мушку на щеку и, чуть склонив голову, кокетливо посмотрела на Лестока, ожидая его одобрения.

Тот нахмурился.

—  Злые языки говорят, что мушки изобретены в Лондоне герцогиней Нью-Кастль. Под ними она скрывала прыщи. При   вашей несравненной красоте и дивной коже...— Лесток подобострастно улыбался, понимая, что в раздражении сделал неловкость.— Не сочтите за грубость, я медик.

—   Вот именно... А медик не должен быть злым. Занимайтесь медициной, а не политикой,— желчно сказала Елизавета.

Лесток за усердным массажем скрыл охватившее его бешенство, потом насыпал горчицу в белые, козьего пуха носки, надел их на ноги императрицы, потом натянул согретые валенки.

Ее величество набросила на валенки подол парчового платья, потрогала мушку, потом стала очень серьезна.

—  Бестужевы еще батюшке моему служили,—  она встала.—  Алексей   Петрович — дипломат и политик, а это тонкое дело — и туда, и сюда вертись. Чтобы усомниться в его преданности, должно иметь очень веские доказательства.

—  Доказательства у вас будут. Прошу вас, примите французского посланника. У Дальона срочное и очень важное  сообщение. Опережая события, скажу, что найден тайный архив Бестужева  и завтра... нет, послезавтра он будет предоставлен вам.

—   Тайный, говорите? — она дернула шнурок колокольчика. — Шоколад и... блины с икрой,— приказала она появившейся статс-даме.

Та с поклоном удалилась.

— Где ваш француз? Только недолго... Что поделаешь? Слаба,— она рассмеялась.— Как все женщины, я обожаю тайны.

Елизавета направилась в кабинет, Лесток последовал за нею...



По парадной лестнице, словно давно поджидая приглашения, быстро поднимался Ддльон.

Высокий, холеный, распространяя вокруг себя запах ароматной воды, он гордо прошел мимо Бестужева в кабинет императрицы.

Через секунду к Бестужеву вышла статс-дама.

—   Ее   императорское   величество   не   могут   принять вас  сегодня,—  сказала  она  бесстрастно.—  Разговор  ведется о каких-то ваших похищенных бумагах,— добавила она шепотом, потом сказала в полный голос.— Государыня примет вас после маскарада.



Бестужев сидел в своем  кабинете.

Он был взбешен, свирепо тыкал пером в чернильницу, лихорадочно строчил им по бумаге. Перо скрипело, ломалось, дырявило послание.

Бестужев в яростном наслаждении комкал, рвал, выхватывал из стопки чистые листы. Яковлев не поспевал зачищать новые перья.

— Худ-д-ые пророки... заспинных дел мастера... Вы узнаете Бестужева! Небо с овчинку покажется. Яковлев! — заорал он, хотя тот стоял  рядом.— Где  папка с  шифровальными  письмами?

Секретарь подал красный бювар.

—  Ну? — нетерпеливо крикнул Бестужев.

 На стол одно за другим легли шифровки.

—  Мардефельда... Дальона... Нолькена... Опять Дальона...—   перечислял    Яковлев.— Шетарди... Шетарди...

— Перевели с цифирного языка? — перебил его Бестужев.