Самое позднее завтра, когда Сабина не появится вовремя в академии, кто-нибудь попытается ей позвонить, искать ее, запеленговать сотовый или отследить трекер GPS ее автомобиля. Ее найдут. Это лишь вопрос времени.
Чувствительность в ногах возвращалась. Понемногу, но тем не менее. Кожу начинало пощипывать – как будто она отсидела ногу. С трудом Сабина придвинулась к стене. Наконец получилось дотянуться носком до стены и постучать. Раз, два, три…
Каждое движение стоило ей огромных усилий.
— Вы знаете номер моего телефона. Если что-то случится...
Тут Сабина услышала шаги по лестнице. Она продолжала стучать. В следующий момент дверь распахнулась, и ее нога ушла в пустоту. Она подняла глаза и увидела штанину Франка Айзнера.
— Конечно. — Она захлопнула за мной дверь. Та была слишком тонкой, чтобы заглушить два напряженных голоса, зазвучавших в прихожей сразу же после моего ухода. Говорили муж и жена. Говорили друг с другом резко, словно спорили по какому-то важному вопросу.
– Можешь не стараться, девочка. Полицейские ушли. – Он вошел в сауну, переступил через Сабину и наклонился. Вытащил из-под деревянной лавки ведро. Затем сунул руку в карман и достал мобильный Сабины. Тот уже был разобран на отдельные части. Айзнер швырнул аккумулятор, сим-карту, корпус телефона, чип и чехол в ведро.
Затем ощупал ее тело и проверил карманы. В кармане брюк он нашел ключ от ее автомобиля. Невозмутимо повертел ключ на указательном пальце.
Голоса постепенно удалялись от двери в глубь квартиры, и по изменившемуся соотношению произносимых каждым из двоих слов я догадался, что Нина Валентиновна и на этот раз одержала победу.
– Я скоро вернусь, – сказал он. – Нужно переставить твою машину в такое место, где ее не найдут. – Он взглянул на ключ. – Выглядит новым. Дорогая была?
Я спустился в кабине лифта на первый этаж. Спускаясь по лестнице от площадки перед лифтом к подъездной двери, я подумал, что справа, в закутке у мусоропровода — хорошее место для засады. Какой-нибудь наемный убийца легко остался бы незамеченным, пропустил бы свою жертву мимо, потом выскочил сзади и...
Сабина подняла на него глаза.
Просто профессиональное замечание. Кстати, пахло у мусоропровода тоже убийственно...
– Вероятно. – Айзнер пожал плечами. – Я утоплю ее в озере – как и тебя.
Глава 10
У меня неплохая реакция, и, уловив боковым зрением движение за моей спиной, я резко повернулся. Она испугалась еще больше меня, вздрогнула и торопливо шагнула назад.
Она в ужасе уставилась на него.
— Извините, — сказала она. — Я просто хотела спросить...
Он посмотрел на нее и, видимо, догадался, о чем она думала.
— И все? — Я облегченно вздохнул. — Ну, спрашивай...
– Почему я сразу этого не делаю? – спросил он. – Потому что ты мне еще нужна.
Я прислонился к борту своей машины. Она стояла шагах в трех, невысокого роста, худенькая брюнетка. Черные джинсы, черная майка якобы от «Долче и Габбана», маленький рюкзачок за спиной. Ладони засунуты в карманы. На вид ей было лет шестнадцать.
Он взял ведро и ушел.
— Скажите, пожалуйста, — произнесла она. — Вы случайно не в двадцать шестую квартиру ходили? Не к Фокиным?
Она сказала «пожалуйста». Волшебное слово. В последнее время редко мне встречались шестнадцатилетние девушки, которые между двух слов третьим вставляли «пожалуйста». Обычно вставляли «бля».
2 года назад – день ясности
— А если к Фокиным? — Я изобразил дежурную улыбку. Всегда подсовываю ее незнакомым людям, хотя это и лицемерно. Но я исхожу из принципа, что с незнакомыми людьми стоит быть вежливым. Пока они не сунули вам ствол в физиономию. Или не сотворили еще какую-нибудь гадость.
– Харди, лови! – раздался крик во внутреннем дворе тюрьмы Бютцов.
— Тогда я хочу с вами поговорить.
Харди подпрыгнул, поймал мяч, но сумел провести его лишь два метра в сторону корзины соперника. Дальше не прорвался. Тут же подскочили два охранника и стали оттеснять его.
В отличие от меня она не улыбалась. Ни дежурно, никак иначе. Она выглядела обеспокоенной. Она была моложе меня почти в два раза, и, наверное, в ней было в два раза больше искренности, чем во мне. Забавное математическое наблюдение.
Харди получил локтем по почкам и ботинком под колено. Он стиснул зубы, хотел бежать дальше, но в следующий момент мяч у него отобрали.
— Здесь? Или проедем в какое-нибудь более уютное место?
– Это был фол? – крикнул судья.
— Лучше здесь.
– Нет, – прохрипел Харди. – Все в порядке.
— Что ж, я слушаю.
Игра продолжилась. Харди уперся локтями в колени, затем вытер пот со лба. Через десять секунд охранники забросили мяч в корзину.
Чертова игра! В свои сорок восемь он находился в хорошей форме, но охранники были в среднем на двадцать лет моложе членов его баскетбольной команды, которая состояла из заключенных. Они дали себе название «Бютцовские гранаты». Охранники играли и тренировались в свободное время и назвали себя «Бютцовский торнадо». Конечно, без фантазии, но они действительно, как торнадо, сметали все на своем пути.
— Я подруга Коли Фокина, — сказала она.
Игра длилась еще десять минут, они проиграли «Бютцовскому торнадо» со счетом 58 к 69. Как всегда! Правда в этот раз были хорошие шансы на ничью. Но в итоге не важно, кто выиграл, а кто проиграл. Они целый час занимались на улице, выложились по полной и будут спать ночью лучше, чем обычно. Это был единственный смысл таких матчей – поэтому Харди и положил им начало.
— Я догадался.
Отсидев в этой тюрьме большую часть срока – восемнадцать лет, – он достаточно хорошо знал многих заключенных. И ему стоило лишь заикнуться, что он хочет создать волейбольную команду, боксерский клуб или команду по игре в настольный теннис, как желающие нашлись бы. За этими стенами спорт был его второй страстью, которая сохранила ему жизнь. Первой было чтение. После детективов о Джерри Коттоне в детстве, Лиззи помогла ему по-настоящему войти во вкус – Фицджеральд, Стейнбек, Фолкнер, Апдайк и Берроуз. Его шкаф в камере ломился от книг, их было так много, что он мог бы открыть в тюрьме собственную библиотеку. Возможно, он так и сделает незадолго до освобождения. Ему оставалось всего полгода… шесть месяцев… сто восемьдесят паршивых дней. Которые он отсидит на заднице.
— А вы из милиции?
Харди поймал мяч, зажал его под мышкой и направился к выходу.
— Нет. А почему к Фокиным должны наведываться милиционеры?
— Ну... — Она замялась.
– Хороший был матч, – сказал один из охранников и похлопал Харди по плечу.
— Потому что Коля кололся?
Она молча кивнула, и я решил ее подбодрить, если слово «бодрость» было тут уместно.
– Да, хороший. – Харди сделал глоток воды из своей бутылки, чтобы смыть засохшую в горле пыль.
— Я много знаю о Коле и его родителях. Достаточно много, чтобы ты спрашивала напрямую.
Вечернее солнце палило на потрескавшийся асфальт, из которого пробивались сорняки.
— Хорошо. — Она поправила лямки рюкзачка. — Тогда я спрошу. Где Коля сейчас?
— Не знаю.
Харди хотел пойти дальше, но охранник остановил его.
— Как это? Вы же сказали, что многое знаете...
– На этот раз ты подметаешь площадку, снимаешь корзины и относишь их на склад.
– Я? – Харди осклабился. Он издевается?
— Многое, но не все. Я знаю, что Коля сидел на наркотиках. И что родители решили избавить его от этой вредной привычки. Направили его в специальную клинику.
– Ты.
— Так он в клинике? А почему же вы сначала сказали, что не знаете. — Ее серые глаза испытующе смотрели на меня. Это ее «пожалуйста» довело меня до того, что я стал болтать лишнее.
– Обычно это делают…
— А почему ты не можешь сама спросить у Колиных родителей? — Я ответил вопросом на вопрос, и проверенный временем и израильской разведкой «Моссад» прием сработал. Она нахмурилась и замолчала.
– А в этот раз ты. Указание майора Кислингера.
— У вас не сложились отношения с Ниной Валентиновной?
Харди посмотрел в сторону выхода. Там стояли сотрудники тюрьмы с дубинками, тазерами и газовыми баллончиками на поясе и проверяли выходящих заключенных. Некоторые из его товарищей уже прошли через металлодетектор и исчезли в здании.
Она кивнула.
Рядом с охранниками стоял майор Кислингер. Поставив одну ногу на деревянную паллету, упершись рукой в бедро, он лениво моргал на солнце. Выглядел непринужденно. И наверняка втайне наслаждался каждым силовым приемом против одного из заключенных.
– О’кей, – пробурчал Харди и бросил мяч одному из коллег. – Я приду позже.
— Как я тебя понимаю! — с чувством произнес я.
— Она думает, что это я его испортила. В смысле — посадила на иглу.
Работа заняла более получаса, потому что Харди пришлось делать все одному, и, когда он наконец попал в душ, все давно уже ушли.
Раздача еды будет через полчаса, к ней он тоже опоздает. Хоть он и капитан команды – коллеги наверняка оставят ему одну морковь, шпинат и капусту.
— Но это не ты.
«Старик, не забывай: еще полгода, и все это дерьмо останется позади!»
— Нет, не я. — Она показала мне свои руки: нежная гладкая кожа без следов от уколов. — У него был одноклассник, который сейчас этим промышляет...
Закончив с душем, он подошел к своему шкафчику. Вода еще капала с волос, и он повязал полотенце вокруг бедер.
— Артур.
Раньше в душевых кабинах регулярно случались изнасилования, обычно педофилов. Харди видел это собственными глазами. Но с тех пор все кардинально поменялось. Сейчас более половины заключенных были из Восточной Европы или с Ближнего Востока. Конфликты стали другими – политическими и религиозными, но больше никаких изнасилований.
— Вы действительно много знаете. Так значит, Коля в этой больнице?
Харди ощутил холодный плиточный пол под ногами. Он достал из шкафчика свои брюки и надел их.
— Может быть.
– Ты что-то припозднился, Харди.
Харди закрыл шкафчик и посмотрел в сторону выхода. Там стоял Кислингер. Он медленно направился к Харди, пристально на него смотря.
— Как это? Или он в больнице, или его там нет.
О’кей, вот к чему была та выходка во дворе. Кислингер хотел застать его одного.
— Видишь ли, Нина Валентиновна наняла меня, чтобы Коля завязал с Артуром и остальной компанией. И она вряд ли придет в восторг, если узнает, что я рассказал тебе о Коле. Считай, что я ничего не сказал.
– В чем дело, майор?
— А, понятно. — Она сдержанно улыбнулась, впервые с начала разговора. — Вы кто, частный детектив?
– Я хотел тебя похвалить, сказать, что ты проделал со своей командой отличную работу и провел хороший матч. Сказать, как здорово, что ты добровольно убрал и подмел весь двор. Но, очевидно, ты это как-то не так воспринял.
— Наподобие. Я из охранного агентства.
Харди уставился на Кислингера. Что за чушь?
— Ясно. А вы не знаете, где находится эта больница? Или как она называется?
– Видимо, ты подумал, что я хочу тебя спровоцировать. Слишком бурно отреагировал, и вот что получилось… – Кислингер наклонился, смачно сплюнул на собственный ботинок. Затем вытер рот. – Харди, ты плюнул мне на ботинок.
— Нет, не знаю, — сказал я.
По какой-то причине Кислингер хотел до него докопаться. Харди лишь покачал головой и достал оставшиеся вещи из шкафчика.
— Я давно его не видела, — поделилась она своей печалью. — Сначала он связался с Артуром. А потом его мама стала катить на меня все бочки... Когда я звоню, вешает трубку. Я никак не могла с ним встретиться. Позавчера я решила, что просижу у подъезда весь день, но подкараулю его. Вот уже третий день сижу, а его нет. И пацаны во дворе говорят, что давно его не видели.
– Извините, майор, этот номер вы можете проделывать с новичком, но не со мной.
— И ты караулила, пока не подкараулила меня?
— Да я уже всех подряд спрашиваю. Случайно на вас попала. Тех, кто в доме живет, я всех уже в лицо знаю. А как незнакомый выходит, так бегу и спрашиваю — вы не от Фокиных? Наконец-то мне повезло.
– Харди! – заорал Кислингер. – Паскуда, ты плюнул мне на ботинок! Вытри это!
— Поезжай ты домой, — посоветовал я. — И выспись. Все равно в ближайшие дни ты Колю не увидишь.
Харди проигнорировал приказ и надел футболку.
— Да, теперь поеду, — кивнула она. — Теперь я узнала что хотела.
Она снова поправила рюкзачок, подумала и сказала:
– Харди, я с тобой разговариваю! Немедленно посмотри на меня!
— Между прочим, меня Кристи зовут.
Харди обернулся и взглянул на Кислингера.
— Кристи? — не понял я.
— Ну, если полностью, то Кристина. А так короче. И еще потому, что мне «Агата Кристи» нравится. Группа такая.
– Майор, мы оба не должны этого делать. Что вам нужно на самом деле?
— Константин, — представился я.
— Очень приятно, — улыбнулась она. Еще одна забытая фраза. — Вы не могли бы мне позвонить, когда Коля выйдет из больницы? Чтобы я не сидела здесь целыми днями во дворе.
– Да, мы не должны этого делать, но ты, очевидно, себя не контролируешь – Кислингер снял с пояса дубинку и приставил к груди Харди. – В последний раз говорю: вытри это!
— Тут я вам вряд ли помогу. У нас с Ниной Валентиновной тоже не все гладко, и может быть, я завтра уже не буду на нее работать. И ничего не буду знать о Коле.
– Да пошли вы!
— Но если вы не будете работать на нее, то, значит, сможете сказать, в какой больнице он лежит? Ведь тогда у вас не будет перед ней никаких обязательств?
В этот момент Харди увидел тень у входа. Там кто-то стоял. Вероятно, еще один охранник. Которого Кислингер захватил в качестве свидетеля и который подтвердит его версию, если что. Но Харди не даст себя одурачить.
Соображала она быстро. Я не нашел ничего более подходящего, как кивнуть головой.
Он проигнорировал дубинку.
— Тогда запишите мой телефон, — сказала она и заставила-таки меня написать в записной книжке шесть цифр. Эта девушка умела добиваться своего, ничего не скажешь.
— До свидания, Константин, — сказала она и энергичным шагом направилась к автобусной остановке. Рюкзачок на узкой спине слегка подпрыгивал.
– Майор, я подмел двор и принял душ. А сейчас, пожалуйста, я хотел бы пойти!
— До свидания, Кристи, — сказал я. Странное имя. Приятная девушка. Особенно на фоне всех тех, с кем приходилось общаться в последние два дня.
– Лишь после того, как ты извинишься и вытрешь плевок.
Глава 11
Харди посмотрел в сторону выхода. Похоже, там стояли даже двое мужчин, он видел их униформу. Наверняка они оказались там «чисто случайно» и станут такими же «случайными» свидетелями этого разговора. Ловко подстроено.
У Харди заходили желваки на скулах.
На этот вечер у меня были большие планы. Я хотел отловить Артура и еще раз войти с ним в плотный контакт — не больше не меньше.
– Господин майор, я извиняюсь за неподобающее поведение, – громко и четко произнес он, присел на корточки и вытер ботинок Кислингера своим полотенцем. Затем поднялся и оделся до конца. – Теперь я могу идти?
У Кислингера дернулось веко. На такое этот ушлепок не рассчитывал.
Я подозревал, что Фокины к утру образумятся и примут мое предложение. И если к этому времени я сумею вышибить из Артура информацию о том, где сейчас находится Фокин-младший, это только поднимет мой авторитет. Останется лишь позвонить Максу, чтобы тот связался со своими людьми в милиции и направил группу захвата по нужному адресу.
– Ты считаешь – правильно, что ты выйдешь отсюда спустя восемнадцать лет?
А может, я обошелся бы и без группы захвата. Если подъехать ночью, когда охрана спит... А может, Колю держат без всякой охраны...
– Это решает судья, не я.
Так в моем мозгу возникали вполне радужные перспективы фокинского дела. В самом лучшем случае я мог уже утром привезти Колю домой. И я стал думать об этом «лучшем случае». Не знаю, что вселило в меня такой оптимизм. Я был полон решимости непраздно провести ночь — прочесать все места, где мог появиться Артур, и выбить из него дурь. А также информацию.
– Что ты собираешься делать после освобождения? Снова продавать наркоту школьникам? Или поджигать дома с женщинами и детьми?
Харди не стал ввязываться в дискуссию. Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Что бы сейчас ни последовало, он выслушает это, проглотит, не будет комментировать и потом забудет. Навсегда!
Перед таким серьезным мероприятием стоило заехать домой переодеться. Что я и сделал. Я надел кроссовки, джинсы и чистую рубашку. Отправлялся я в специальной экипировке — вложив в потайной карман джинсов небольшой, размером с авторучку, электрошокер. Разряд получался послабее, чем у стандартных образцов, но вполне достаточный, чтобы вырубить взрослого мужчину на несколько секунд. Клубные охранники, обыскивающие на входе публику, мою игрушку обычно не находили.
– Своих дочерей ты тоже снабжал наркотиками? Наверное. С семейной скидкой. По блату. Как и их мать, милую Лиззи. Ей ведь не приходилось для этого промышлять на панели, как другим? Я вижу реакцию в твоем взгляде. Что, твоя жена трахалась с другими, пока ты работал в своей лаборатории?
Перед отъездом я решил основательно подкрепиться. Я поджарил себе яичницу с колбасой и запил это изысканное блюдо большой кружкой черного кофе.
В начале десятого я вышел из квартиры и уже вставил ключ в замок, чтобы закрыть дверь, когда зазвонил телефон. Голос был знакомым, и я похвалил себя за верный ход мыслей — должно быть, Фокины одумались еще до наступления утра.
Харди закинул полотенце на плечо, запер шкафчик и сунул ключ в карман брюк. Он без эмоций взглянул на Кислингера. Кислингер всегда был груб с ним, с первого дня, но такого дерьма Харди еще не приходилось выслушивать.
Однако по ходу разговора с Ниной Валентиновной стало понятно, что ситуация немного сложнее.
— Извините за то, что беспокою вас так поздно... — начала она в несвойственной ей деликатной манере.
– Харди, она трахалась с другими?
— Ничего страшного, — ответил я, предвкушая извинения и предложение вернуться к работе на благо семьи Фокиных.
Харди пожал плечами:
— Константин, я хочу вам кое-что сообщить... Мне позвонил Артур...
— Когда?
– Возможно.
— Примерно полчаса назад.
— И что он сказал?
– Вот и я так считаю. – Кислингер ухмыльнулся. – Она ведь раньше тоже была в отделе по борьбе с наркотиками. И до конца поддерживала контакты с коллегами. Даже когда сидела дома с детьми. Я слышал, что больше всего она любила сосать. Была известна тем, что всегда все глотала. Тебя никогда не коробило, что она вот так просто глотала сперму твоих бывших коллег? – Он толкнул Харди дубинкой.
— Ну, — медлила она, — это не телефонный разговор...
«Что за чушь вы несете?!» — хотел поинтересоваться я, но сдержался. И выразился иначе:
– Нет, никогда.
— Откуда такая боязнь телефона? Кто нас подслушивает? Зачем? Нина Валентиновна, ваша тяга к секретности — я не могу ее понять...
– А может, все-таки да? Возможно, ты поэтому поджег дом вместе с ней?
— Дело не в секретности, — начала оправдываться она. — Просто такие серьезные разговоры трудно вести по телефону...
Харди сжал кулак в кармане… один… два… и снова разжал. «Соберись! Никаких приступов ярости! Эти времена прошли!»
— Вы хотите, чтобы я приехал?
– Прокурор меня уже обо всем спрашивал, но с тех пор столько времени прошло, я точно не помню.
— Да, да, именно. — Она так обрадовалась моей сообразительности, что я насторожился. — Приезжайте прямо сейчас. И мы решим, что делать дальше.
— По-моему, надо звонить в милицию, — напомнил я о наших разногласиях. На удивление, Фокина кротко сказала:
Похоже, Кислингера ответ не удовлетворил. Харди буквально слышал, как в голове майора завертелись маленькие шестеренки, пока тот раздумывал, какие еще мерзости сказать. Но что бы ни последовало, Кислингер наткнется на гранит. За все это время Харди слышал в свой адрес кое-что и похуже.
— Может быть... Приезжайте, и мы все обговорим.
Позже, обдумывая все произошедшее в тот вечер, я совершенно точно осознал одно: во всем была виновата Кристи. После встречи с ней я испытывал такой всплеск оптимизма, что даже понадеялся на обращение Фокиной к здравому смыслу. Я ошибался, но понял это слишком поздно.
– Врач сказал, что ты шизофреник и больной на голову. Отрицаешь, что это был ты. Хочешь, скажу тебе кое-что? – Кислингер сделал паузу. – Я тебе верю. – Он понизил голос: – Это сделал не ты. Твоя баба была обкурена в день своей смерти. Знаешь, что рассказывают о ней другие? На самом деле ты не поджигал дом. Это сделала она!
Все зло от женщин. Даже если они говорят «пожалуйста» и «очень приятно».
У Харди невольно участилось сердцебиение.
Глава 12
– На самом деле она уронила в постель окурок, от кото рого загорелся весь дом. Она была настолько обдолбана, что не могла даже позаботиться о дочерях. Они лежали рядом с ней в кровати и вдыхали дым. Она дала им успокоительное, чтобы не кричали. Они поэтому сгорели, Харди! Но ей было насрать. Когда проснулись, они начали звать мать, но та и пальцем не пошевелила.
Сумерки сгустились в темно-синее полотно, на фоне которого белела девятиэтажная панельная башня, где жили Фокины. У подъезда было безлюдно. Бабки покинули свои насиженные места, родители утащили детей умываться и спать. Темноволосая девушка с рюкзачком за спиной поехала домой, завершив свое трехдневное дежурство. Жизнь замерла в преддверии наступления ночи.
Я оставил шокер в машине, чтобы не было соблазна отключить Фокину в тот момент, когда она скажет очередную глупость. Проходя мимо мусоропровода, я на несколько секунд задержал дыхание и вернулся в нормальное состояние уже перед лифтом.
«Не слушай его, Лиззи была хорошей матерью! Она любила девочек, как и я».
— Проходите, пожалуйста, — сказал Фокин-старший, открыв дверь. Сегодня он был чертовски любезен.
– А твоя женушка лежала в постели и, как говорят, ублажала себя дилдо.
— Извините, что заставила вас ехать к нам так поздно. — Нина Валентиновна стояла в коридоре, сложив руки на груди. Она была так вежлива и предупредительна, приглашая меня пройти, что мне стало не по себе.
Я опустился в мягкое кресло. Фокина села рядом. Нас разделял журнальный столик. А также ее самомнение.
У Харди дернулось веко.
— Нам звонил Артур, — без лишних проволочек начала она. — Он сказал, что у Коли все хорошо. Что Коля очень просил не впутывать сюда милицию и посторонних.
При слове «посторонних» она выразительно посмотрела на меня. Я хмыкнул:
– Но тебе, похоже, на все это насрать. Оно и понятно – это ведь были даже не твои дети…
— Это вам лично Коля сказал?
Тут Харди ударил.
— Это передал Артур с его слов. Он сказал, что они с Колей — одноклассники, друзья. Что нет таких проблем, каких нельзя бы было решить миром.
— И как он собирается решить проблему с вашим сыном? Проблема называется пятьсот долларов, если я не ошибаюсь?
— Он дает Коле отсрочку, — торжественно сообщила Фокина, будто читала важное правительственное сообщение, которое должно было вызывать у всего народа неуемную радость. — Он даст Коле работу, и Коля сможет быстро отдать свой долг. И Артур пообещал, что проследит за тем, чтобы Коля бросил употреблять наркотики.
Я засмеялся. Фокины посмотрели на меня как на сумасшедшего. Жена — как на опасного безумца, муж — с сочувствием, будто говоря: «Как я тебя понимаю, от этого и вправду свихнешься...» 62
– Томас Хардковски, суд подробно изучил ваше дело, учел ваше примерное поведение последние восемнадцать лет, а также активное сотрудничество после происшествия в тюрьме, и вынес следующее решение. – Судья замолчала и принялась листать бумаги.
— Я сказала что-то смешное? — поинтересовалась Нина Валентиновна, нервно поддергивая рукава халата.
Харди сидел в зале суда. В первый раз, спустя восемнадцать лет, в костюме и галстуке. Рядом расположился назначенный судом адвокат, который сейчас наклонился к нему.
— Этот Артур — большой шутник, — сказал я. — У него специфический юмор. Вы его не поняли.
— Ну так проясните, раз вы такой умный, — попросила Фокина, с трудом сдерживая раздражение. Наконец-то она стала похожей на самое себя. Я почувствовал себя естественнее.
– Полагаю, нам дадут полгода, – прошептал мужчина.
— Отсрочка называется «счетчик», — пояснил я. — С вашего Коли стребуют не пятьсот баксов, а семьсот. Или тысячу. И то, что они друзья... Чушь собачья. И что это за работу Артур предлагает? Он сам торгует наркотиками. Что он может предложить вашему сыну? Как вы думаете?
— Артур сказал, что это хорошая работа. Он сказал, что слухи о том, что он торгует наркотиками, — большое преувеличение.
Харди устало улыбнулся. Дирекция тюрьмы заявила на него, и дело дошло до административной ответственности и судебного разбирательства. Теперь он ждал приговора и знал, что тот будет не самым мягким.
— Вы верите человеку, которому два дня назад хотели хорошенько прочистить мозги, — напомнил я Фокиной ее слова.
— Тогда я плохо его знала.
– Ввиду тяжести правонарушения с нападением, применением физического насилия и нанесением тяжелых телесных повреждений майору Кислингеру, которому вы сломали челюсть, и в соответствии с судебно-психологической экспертизой в отношении вашего агрессивного поведения, ваш арест продлевается на восемнадцать месяцев.
— Вы поговорили с ним пять минут по телефону и узнали его лучше?
— Мы говорили больше, чем пять минут. Это был тяжелый разговор, поверьте, Константин...
Восемнадцать месяцев!
— Я никогда не поверю одному: когда торговец наркотиками обещает, что излечит своего клиента от наркомании.
Сердце у Харди забилось где-то в горле. Он не оценивал свое положение так оптимистично, как его защитник, и рассчитывал месяцев на девять. Но полтора года!
— Константин, вы не правы...
Таким образом, Кислингер добился, чего хотел, – а психологическая экспертиза подлила масла в огонь. Но почему? Сам Кислингер был слишком глуп для подобной инсценировки. За ней стоял кто-то другой и лично дал Кислингеру такое задание. Просто нападение на майора с применением физического насилия считалось более тяжким преступлением.
— Конечно. — Я встал. — Я не прав. Вы звали меня лишь затем, чтобы все это сказать?
– Вы меня слушаете?
— Я хотела, чтобы мы поняли друг друга...
Харди поднял глаза.
— Я понял. Только, когда ваш Коля окончательно увязнет в этом дерьме, когда он будет красть из дома деньги и вещи, чтобы их продавать и платить за наркотики, когда он потребует, чтобы вы продали квартиру или дачу... Тогда не звоните мне и не просите помощи.
– Простите?
— Константин. — Фокин протянул руку ко мне, но я уже не обращал на эту семейку никакого внимания. Они утомили меня своей то ли глупостью, то ли наивностью. Я ушел, хлопнув дверью.
Вызвав лифт, я так саданул по кнопке кулаком, что стекло треснуло. Мои извинения. Только меня всегда бесит, когда люди добровольно вешают на шею камень, который потом потянет их ко дну.
– Я сказала: тем самым ваш срок заключения продлевается и заканчивается 26 мая через два года, – повторила судья. – Кроме того, вам присуждается штраф в размере трех тысяч евро. В свою очередь майор Кислингер отказывается от иска о возмещении ущерба. Вы согласны с приговором?
— Идиоты, — пробормотал я, входя в кабину лифта. — Я не сплю ночей, выслеживая Артура, девочка по имени Кристи дежурит целыми днями во дворе... А судьба Коли Фокина решается его родителями быстро и просто. Пять минут поболтали по телефону с парнем из хорошей семьи Артуром. Тот наобещал с три короба, и вот результат...
Я выскочил из лифта и сбежал по лестнице вниз. Когда я миновал закуток с мусоропроводом, оттуда, словно бы реализуя мой собственный замысел, метнулась тень. Выстрела не было, была стальная хватка на моем горле. Меня гнули назад, молча и деловито ломая мне горло. Я резко подался назад, толкнув нападавшего на стену. Хватка не ослабла, и я принялся молотить локтем на уровне живота, другой рукой пытаясь разжать пальцы, сомкнувшиеся у меня на горле. Я так увлекся борьбой, что не заметил двух людей, возникших прямо передо мной.
Адвокат тут же наклонился к нему и зашептал в ухо:
Точнее, я заметил их, но слишком поздно. Я взмахнул ногой, задел кого-то из двоих, но это уже ничего не меняло. Словно бетонная свая въехала мне в грудь, и я перестал дышать. Потом кузнечный молот врезался мне между ног, и я стал стекать на пол. Но человек, заботливо державший меня за шею, не дал мне пасть так низко.
– Господин Хардковски, мы можем подать апелляцию.
Он взял меня сзади за голову и с силой толкнул вперед. Я встретился с вонючей и удивительно твердой стеной, в каждом глазу у меня взорвалось по фейерверку, и наступила ночь.
Харди помотал головой и громко сказал:
Глава 13
Открыв глаза, я увидел в небе над собой маленькие тусклые звездочки. Потом звездочки исчезли, и на их месте возникла толстая противная морда с редковолосой полосой-щеткой над верхней губой. Мне хотелось, чтобы вернулись звезды, и я попытался оттолкнуть усатого. Но рука почему-то не поднялась. Потом выяснилось, что в этот момент на ней кто-то стоял. Кто-то достаточно тяжелый.
– Я согласен с приговором, большое спасибо.
Я приподнял голову — какое счастье, что на нее никто не взгромоздился ботинками. Вскоре я сообразил, что нахожусь уже не возле вонючего мусоропровода, а на свежем воздухе. Это было хорошо.
Плохо было то, что, судя по ощущениям, тело мое подверглось переезду парочкой гусеничных тракторов. Или одним катком. Я лежал на асфальте и совершенно не чувствовал в себе сил, чтобы подняться. Даже когда эти гады сошли с моих рук.
– Нет! – зашипел адвокат. – Мы могли бы…
— Нет смысла пинать человека, если он этого не чувствует, — произнес кто-то тоном опытного палача. — Пусть очухается.
Толстая противная морда опять склонилась надо мной, зачмокала губами, и, прежде чем я успел сообразить, что это означает, усатый плюнул мне в лицо. Слюна его была обильной и вонючей. Своей цели он добился — я не только пришел в себя. Я захотел свернуть усатому шею.
– Ничего бы мы не могли! Все в порядке. – Он посмотрел своему адвокату в глаза. – Это всего лишь два года, потом все закончится.
— Он зенками моргает, — сообщил усатый и хлопнул меня по щеке ладонью размером с совковую лопату. Я подумал, что свернуть шею такому типу будет непросто.
— Ладно, — сказал «палач», — давай посмотрим.
– Но…
На фоне звезд появилось узкое бледное лицо. Лоб этого человека украшал шрам сантиметров в десять длиной. Глаза были внимательными и холодными.
– Мне нужно позвонить. В камере без охранника. Сможете это устроить?
— Действительно, — согласился он. — Очнулся. Артур, — повернулся он назад. — Подойди. Можешь сказать, что ты хотел...
Ну и тут появился Артур. Он улыбался. Я бы тоже улыбался на его месте. Он-то был в темно-красном пиджаке с золотыми пуговицами, в белой сорочке с расстегнутым воротом. А я валялся в грязи, с разбитой физиономией, в разорванной рубашке, чувствуя лопатками асфальт. Я был не в настроении. Артур, напротив, оказался красноречив.
— Что, друг, — поинтересовался он. — Хреново тебе?
Через два дня Харди вошел в белую комнату без окон, где стояли стол и стул. На стене висел старый черный телефон с диском.
Я не стал отпираться. Утверждать, что я сам здесь прилег и любуюсь звездным небом, было глупо.
— Мне тоже было хреново вчера, — поделился Артур. — Когда ты меня подловил. А теперь я тебя подловил. Как ты думаешь, мы квиты?
Он набрал номер предоплаченного телефона, который ему назвал адвокат и который Харди выучил наизусть.
Я кивнул. Нарываться в моем теперешнем положении было чревато дальнейшими телесными повреждениями. Но Артур был настроен вовсе не миролюбиво.
— Ни хрена, — ответил он и улыбнулся. Хорошая у него была улыбка, добрая. Сразу видно, что парень из хорошей семьи. — Я такой злопамятный, — признался Артур, — что просто кошмар...
После пятого гудка ответили.
И чтобы доказать это, он с размаху пнул меня в ребра. После всего, что со мной уже сотворили сегодня, этот удар не произвел особого впечатления. Было больно, ну так что ж? Случается и такое.
– Алло?
Артур тем временем изучал свой ботинок, беспокоясь, не испачкал ли его в моей крови. Бледный осторожно кашлянул:
Харди прислонился головой к стене и с облегчением вздохнул. Было приятно слышать голос Антуана Томашевски.
— Артур, время...
— Я помню, — спокойно отозвался Артур. — Я еще не сказал. Слушай, друг... Я все это веду к тому, что я — это не тот человек, которого можно безнаказанно пинать в туалете. Даже если ты из ментовки...
– Привет, я остаюсь в тюрьме на полтора года дольше.
— Он не из ментовки, — поправил бледный.
– Твой адвокат сказал мне, что ты напортачил.
— Тем более. Я такого не прощаю. Тем более я не терплю, когда кто-то слишком дошлый лезет в мои дела. То, что у нас с Фокиным и с его предками, — это наше дело. Мы сами разберемся. А ты залезь в ту нору, из которой вылез, закройся покрепче и не высовывайся, если хочешь остаться целым. Увижу еще раз твою гнусную рожу — урою окончательно. Врубился?
Я молчал. Разговаривать с этим придурком мне не хотелось. Да еще и вкус крови на губах...
– Кто-то не хочет, чтобы я вышел.
— Ну что, расписку с тебя брать? — Артур еще раз пнул меня.
– Харди, это же…
— Артур, поехали, — заторопился бледный. — Нормально ему врезали. Он все понял. Просто сказать не может.
— Поехали, — махнул рукой Артур. — Петя, ты еще тут поработай напоследок...
– Послушай меня! Я не знаю, кто за этим стоит, но этот кто-то хочет, чтобы я оставался здесь как можно дольше.