Кофе готов. Вставай же, соня! Никакие посторонние шумы на него не действуют. Петюня! Петюнечка! Пе-е-етя!.. Петр, черт возьми!
– Еще чуть-чуть, ну пожалуйста! Ну масенькая, сейчас-сейчас. Уже встаю, уже встал… Ну, Таньчик… Ну, Татьяшенька… Я уже не сплю.
Он уже не спит. Он после мгновенной гробовой тишины подскакивает (куда там вчерашнему NH
3!), осознав, кого и как он назвал, и где, в чьем доме находится. Фрейд не дремлет, Петюня. И ты не спи.
Он уже не спит. Сидит на тахте, глаза раскрыть боится. Так зажмуренными глазами на меня и смотрит. И скорбно-скорбно шепчет.
– Галина!!! Галина!!! Галина!!! Галина…
— Да, вот еще что, прежде чем мы разойдемся. — Юрист из акционерного общества перегнулся через стол. — И хочу сразу оговориться, что это исходит из самых верхов. Мы все согласны, что у человека, о котором идет речь, есть личные мотивы. Его психологический портрет достаточно ясно об этом говорит. И я хочу, чтоб было не менее ясно: какие бы услуги он ни оказал комитету, делать он это будет без вознаграждения, на добровольной основе. Тут мы весьма уязвимы. Мы не можем, я повторяю, не можем брать на себя ответственность. Было бы хорошо указать, что он сам пришел к нам.
Ральф Лоринг с отвращением отвернулся.
Пробок на улицах стало еще больше. Лоринг уже решил было пройти пешком двадцать кварталов, отделявшие его от дома, но тут перед ним остановилась белая «вольво».
– … Андреевна, – тепло, даже где-то ласково подсказываю я. – На работу пора, Петюнечечка. Кафе стынет. На кухне… – и отправляюсь на кухню.
— Садись. Ты ужасно глупо выглядишь с поднятой рукой.
Слышу сочные удары, Петюня кулаком молотит подушку и взревывает:
— А, это ты! Большое спасибо. — Лоринг открыл дверцу и, сев на тесное переднее сиденье, положил на колени чемоданчик. Сейчас, рядом с коллегой, уже не было необходимости скрывать тонкую черную цепочку на запястье. Крэнстон был практиком, специалистом по заокеанским маршрутам. Именно он провел большую часть подготовительной работы для выполнения того задания, которое только что получил Лоринг.
– Почему! Ну почему! По-че-му!!! Почему все так… Все так… почему! По-че-му! За что?! За что мне?!!
— Длинное было совещание. Пришли к чему-нибудь?
А мне за что? Не за что. Ты, Петюня, в ответе за тех, кого приручил – и отвечай: Таньчик, Татьяшенька. А меня еще никому не удавалось приручить. Не бери в голову, отдохни от этой мысли. Я вешаться на шланге от стиральной машины не буду. Во всяком случае из-за тебя, Петюня, точно не буду. Других поводов предостаточно, более весомых. Прощевай, Петюня. Иди к жене. Ах, жаль, тюльпанчики вчера на склоне остались! Могу розочки предложить, они чуть подувяли, но главное не подарок, главное внимание. Вот и подаришь. От нашего стола вашему столу. Таньчику, Татьяшеньке, лошадище. И не задавай вопросов, ответы на которые тебе прекрасно известны. Почему-почему! По кочану!
— Зеленый свет.
— Давно пора.
Слышу – Петюня не унимается, все молотит и взревывает.
— Все решили двое помощников министра и записка из Белого дома.
Слышу – звонок. В дверь!
— Отлично. Геоотдел получил свежие данные из Средиземноморья. Сегодня утром. Все подтверждается. На севере в Анкаре и Конье, в Сиди-Баррани и в Рашиде, даже в Алжире производство систематически сокращается. Это очень усложняет дело.
Кого черти принесли в полседьмого утра?!
— А какого дьявола ты хочешь? Я думал, наша цель — искоренить их. Вечно вы чем-то недовольны.
Внутри екает. ОНИ! Только ОНИ с утра пораньше способны названивать в квартиру одинокой беспомощной женщине. С агрессивными намерениями!
— Ты тоже не был бы доволен. Мы можем контролировать известные маршруты, а что мы, черт побери, знаем о Порто-Белокрус, Пилькомайо и разных других местах в Парагвае, Бразилии и Гвиане с такими названиями, что язык сломаешь? Тут все надо начинать с нуля.
«Мы завтра вас найдем, и нервы ваши будут как нельзя кстати!».
— Привлеките экспертов по Южной Америке. В ЦРУ их как собак нерезаных.
Нашли…
— Невозможно. Мы даже карты не имеем права попросить.
На цыпочках докрадываюсь, плотно закрываю дверь в комнату (кавалера моего будто молнией разразило – стих! только его мне именно сейчас не хватало!) и очень сварливо, ну очень сварливо:
— Но это же идиотизм.
– Кто там?
— Это шпионаж. А мы чистенькие. Занимаемся только тем, что положено Интерполу. Я думал, ты в курсе.
– Милиция.
— Еще бы, — устало ответил Лоринг. — И все равно это идиотизм.
– Да что вы говорите! Никогда бы не поверила! – провоцирую, чтобы еще голос подали.
— Твое дело — Новая Англия, а уж пампасами займемся мы.
– Участковый уполномоченный Грибанов. Разрешите?
— Новая Англия — целый микрокосм. Куда ушла поэзия, воспевающая сельские красоты, и дух янки, и кирпичные стены, увитые плющом?
– Не разрешаю, конечно!
— Теперь поэзия другая. Привыкай.
Голос-то не тот, не «брежневский». Но прыщавый- то, прыщавый ни словечка не проронил вчера. И третьего дня тоже. Знаем мы ваши штучки! Пришло время – проронил.
— Премного благодарен. Твое сочувствие просто покоряет.
– Я сейчас в милицию позвоню! Посмотрим тогда, кто из вас милиция. Учтите, замок у меня сложный, сразу не взломать. Ноль два всегда успею набрать.
— Похоже, ты не очень-то веришь в успех.
– Гражданка Красилина, нам уже звонили. Я уже здесь. По заявлению. Откройте, если вам не трудно.
— Времени маловато...
Мне трудно, мне о-ох до чего трудно! Потому что я слышу за дверью еще голос. Голосок. Голосочек. Меццо-сопрано. Не найдется такого кузнеца, который смог бы шантажисту-«Брежневу» за ночь перековать его волчий голос…
— Его всегда маловато. — Крэнстон перестроился в другой ряд, где машины шли быстрее, но тут же попал в пробку на пересечении Небраска-авеню с Восемнадцатой улицей. Вздохнув, он перевел рычаг скоростей на «нейтралку» и пожал плечами. Затем взглянул на Лоринга, тупо уставившегося в ветровое стекло. — По крайней мере, тебе дали зеленый свет, а это уже кое-что.
— Конечно. Только вот помощники никуда не годятся.
– Это он, товарищ сержант! Я слышала его! Это он! Он там, товарищ сержант! Сделайте что-нибудь, товарищ сержант! Вы же милиция!
— А, понимаю. Это что — он? — Крэнстон кивнул на чемоданчик Лоринга.
– Откройте, если не трудно.
— Он. Со дня рождения.
Тру-у-удно!!!
— Как его зовут?
«Отк\'ивай, отк\'ивай! Шейчаш ужнаешь!».
— Мэтлок. Джеймс Б. Мэтлок Второй. \"Б\" означает Барбур. Очень старинный род. Собственно, два очень старинных рода. Джеймс Мэтлок — бакалавр гуманитарных наук, магистр гуманитарных наук, доктор философии. Ведущий авторитет в области общественных и политических влияний на литературу елизаветинской эпохи. Звучит, а?
… Не могу я их винить. Но пусть тогда и они меня не винят. Головы стереотипами набиты, и потому, чуть только вцдимое расходится с заранее воображаемым, – нутро протестует!
— Ну и ну! Человек с такой подготовкой? Где же он станет все выяснять? На факультетских чаепитиях для отставных профессоров?
«Таньчик-Татьяшенька» – не лошадища, скорее пони – миниатюрненькая, ладненькая, копытца тридцать третьего размера, не больше (у меня и то тридцать четвертый), «маленькое черное платье», ленточка в гриве, челка мохнатая, и глаза тоже от пони: покорные, печальные, все примут. И принимают.
— Нет. В этом смысле все в порядке: он достаточно молод. Служба безопасности дала ему следующую характеристику: «Не без недостатков, но исключительно контактен». Прелестно, правда?
– Можно, я не буду заходить? – у милиционера спрашивает. – Можно, я тут посижу на ступеньке? – Опустилась на голый камень, утешая-приговаривая про себя: – Живой, главное! Главное, живой!
— Весьма вдохновляюще. А что это значит?
Хоть кусок сахара ей на ладони выноси! Таньчик- Татьяшенька, дубленушка на вздрагивающих плечиках внакидку. Никогда ее не видела, но по Петюниным откровениям сложила стереотип: одно слово, Московский вокзал! Даже облегченно вздохнула, когда открыла, а там рядом с милиционером эдакое воздушное созданьице, не лошадища, не жена, не она.
— Судя по всему, это человек не из лучших. Возможно, потому, что у него плохая армейская характеристика, а возможно, потому, что он разведен, — я почти уверен, что дело в армейской характеристике. И однако же, несмотря на столь неодолимое препятствие, он располагает к себе.
Не лошадища, да. Но жена. Но она.
— Меня он к себе уже расположил.
Ай, Петюня, ай, фантазер, ай, предатель! Жену предал, меня предал, себя предал – рассказками, из книг вымороченными: е-е-есть в старом замке че-о- орный пруд! Только бы себя де ля Фером чувствовать!
— В том-то все и дело. Меня — тоже.
Оба замолчали. Крэнстон, как опытный практик, понимал, что коллеге надо кое-что обдумать, прийти к определенным выводам. В большинстве случаев понять это было легко.
(Порядочным, кстати, засранцем был граф, образец для подражания! Втюрился, сам напросился в мужья – и какое его дело, что у женщины в прошлом было?! В настоящем-то и в будущем (да! да!) она – любящая и преданная жена! Нет, собственное Самолюбие ему дороже! Карать взялся… Да кто ты такой, чтобы карать?! Не можешь себя победить – отваливай, испарись! Ан если не себя, то лучше тогда он ее победит!.. Потом бегают, шпажонками отмахиваются, поражаются: «У-у, злодейка! Чего мы ей такого сделали, чего она нападает?!» Не нападает она! Защищается!).
Ральф Лоринг думал о человеке, чья жизнь, описанная в мельчайших подробностях, полученных из десятков источников, лежала сейчас в его чемоданчике. Имя этого человека известно — Джеймс Барбур-Мэтлок, но сам человек никак не возникал перед мысленным взором Лоринга. И это его беспокоило: в жизни Мэтлока многое вызывало недоумение, одно никак не соответствовало другому.
Атосы вшивые, само благородство! Фантазеры, предатели, Петюни чувственные!
Он был единственным теперь сыном пожилых и очень богатых родителей, уединенно живших в городе Скарсдейле, штат Нью-Йорк. После окончания Андовера и Амхерста перед Мэтлоком открывалась соответствующая карьера на Манхэттене — он мог заняться банковским делом, посредничеством, рекламой. Причем ничто в его школьные и студенческие годы не указывало на возможное изменение этого запрограммированного будущего. Напротив, женитьба на светской девушке из Гринвича, казалось, лишь подтверждала, что Мэтлок пойдет проторенным путем.
Ты у меня сейчас отчувствуешь свое!
Но тут с Джеймсом Барбур-Мэтлоком стало происходить что-то непонятное. Началось все с армии.
– Вон отсюда! Карета подана, граф!!!
Тогда, на рубеже пятидесятых — шестидесятых годов, Мэтлоку достаточно было согласиться отслужить лишние полгода, чтобы обеспечить себе спокойное существование в качестве интенданта — скорее всего в Вашингтоне или Нью-Йорке, учитывая связи его семьи. Однако вследствие целой серии нарушении, вплоть до неподчинения начальству, он получил самое нежелательное назначение — Вьетнам, где разворачивались ожесточенные бои. Пока Мэтлок находился в дельте реки Меконг, он умудрился дважды попасть под военно-полевой суд.
Впрочем, никаких идеологических мотивов за этим, видимо, не стояло — просто неумение приспособиться к обстановке.
Уже встал, причиндалы свои изыскивает. Глиста в обмороке! Прикрылся ладонями, как перед штрафным ударом. Не будет тебе от меня штрафных ударов, мало тебе вчера навесили! Вот тебе твои портки, за креслом. Нет уж, носки сам ищи! Буду я их еще вынюхивать по углам! Куда вчера закинул, там ищи. Найдешь!
Возвращение Мэтлока к гражданской жизни также было отмечено целым рядом осложнений — сначала с родителями, а затем с женой. Неожиданно Джеймс Барбур-Мэтлок, учившийся в свое время достаточно хорошо, но не более того, вдруг снял небольшую квартиру на Морнингсайд-Хейтс
[2]и поступил в аспирантуру Колумбийского университета.
– Гражданочка, я извиняюсь, но…
Жена прожила с ним три с половиной месяца, после чего тихо развелась и быстро исчезла из его жизни.
Никаких «но»! Ишь блюститель порядка! Конная милиция нравов! Тоже стереотип: волевой подбородок, литое матерое тело, всезнание на лбу написано. А тут: вообще без подбородка, такая же глиста в обмороке, но еще моложе, и полное незнание предмета. Всего и милиционер, что в форме. «Новая формация», Мыльников сказал? Неудачная формация! Представления не имеет, что делать, с чего начать, кто виноват. И в квартиру не войти – «пони» на лестнице сидит, нельзя ее так оставлять. И отступать невозможно – я ведь ясно даю понять, что захлопну дверь и открою ее, только чтобы Петюню вышвырнуть, пусть только манатки соберет, и снова захлопну! Не тушуйся, сержант, когда перед тобой в буквальном смысле грязное белье выворачивают! Никаких «извиняюсь», никаких «но»! Я милицию к себе не звала! А когда звала, где ты был, участковый уполномоченный Грибанов?!
Следующие несколько лет ничем особенным не отличались — Мэтлок неисправимый превращался в Мэтлока ученого. Он работал не покладая рук и через год и два месяца получил степень бакалавра, а двумя годами позже защитил докторскую диссертацию. Затем — вроде бы примирение с родителями и работа на кафедре английского языка и литературы в Карлайлском университете, штат Коннектикут. С тех пор Мэтлок опубликовал целый ряд книг и статей и приобрел завидную репутацию в академических кругах. Он был «исключительно контактен» (дурацкое выражение), вполне прилично обеспечен, а те неприятные черты, которые раньше восстанавливали против него людей, теперь, видимо, исчезли. Так что Джеймс Барбур-Мэтлок Второй имеет основания быть довольным, думал Лоринг. Жизнь у него неплохо налажена: прикрыт со всех флангов; в личном плане тоже полный порядок. В последнее время он, не слишком это афишируя, встречался с аспиранткой по имени Патриция Бэллентайн. Жили они отдельно, но, согласно имеющимся данным, были любовниками. Однако женитьбой там и не пахло. Девушка заканчивала работу над докторской диссертацией по археологии, и по крайней мере с десяток фондов мог послать ее в дальние страны, где еще много нераскрытых тайн. Судя по всему. Патриция Бэллентайн вовсе не собиралась замуж.
Накачала себя так, что вот-вот лопну. И… лопнула. Весь воздух из меня вышел, когда на шум мымра Лащевская выскочила во всеоружии:
«Ну а Мэтлок? — раздумывал Ральф Лоринг. — Что говорят о нем факты? Оправдывают ли они наш выбор?»
– А-а-а, доблядовалась, самогонщица!
Они его не оправдывали. Да и не могли оправдать. Здесь нужен настоящий профессионал. Слишком много неожиданностей и ловушек подстерегает дилетанта.
Бабья ненависть – убойное оружие. А я все свое распатронила на Петюню, на сержанта-молокососа… и вообще. Воздух из меня вышел.
Но, как это ни дико, если Мэтлок наделает ошибок и попадет в ловушку, он сможет добиться большего и гораздо быстрее, чем любой профессионал.
Не могу я их винить. Но пусть, пусть тогда и они меня не винят! Стереотипы – от них не сбежишь, не скроешься. «Няма», беспросветная «няма»!
И заплатит за это жизнью.
– Идите, идите, я покажу! Я понятая! Я эту прошмандовку выведу на чистую воду! Вот, видали?! Вы смотрите, смотрите! Во что кухню превратила!
— А почему вы все считаете, что он согласится? — спросил Крэнстон. Они приближались к дому Лоринга, и Крэнстон уже не в силах был сдерживать любопытство.
– Так-так. Агрегат.
– Я химик! Химик я!!!
– Упекут тебя года на три на химию, станешь «химиком»! И мы все от тебя наконец отдохнем!
— Что? Прости, что ты сказал?
– Живой главное! Главное, живой!
— Почему вы считаете, что он обязательно примет ваше предложение? Почему он должен согласиться?
– Так-так, что у вас в банках? А в баллонах? Так-так, и змеевик…
– Для фенолов это! Для фенолов! Я их перегоняю!
— Из-за младшего брата. На десять лет моложе. Родители уже очень старые. И очень богатые и независимые. Мэтлок считает себя ответственным.
— За что?
– Знаем мы твои филоны! Весь подъезд провоняла! Не слушайте ее, товарищ сержант! Ф-филоны|
— За смерть брата. Три года назад тот покончил с собой, приняв большую дозу героина.
– Так-так, придется на работу сообщить, гражданка Красилина…
* * *
– А она безработная! Она – ИТД! Вы что, на знаете их?! Шатия-братия! И мужа бросила! Очень приличный человек с положением! А она каждую ночь хахалей водит!
Ральф Лоринг медленно вел взятую напрокат машину по широкой улице, обсаженной деревьями, мимо огромных старых домов с ухоженными газонами. Среди них встречались дома студенческих братств, но гораздо реже, чем десять лет назад. Социальная обособленность пятидесятых и начала шестидесятых годов уходила в прошлое. Некоторые большие здания назывались теперь по-другому — «Палата представителей», «Водолей» (что вполне естественно), «Африканское содружество», «Уорик», «Лумумба-Холл».
Карлайлский университет в Коннектикуте был одним из престижных учебных заведений, которых так много в Новой Англии. Администрация под руководством ректора доктора Адриана Силфонта перестраивала университет, пытаясь приблизить его к нормам второй половины двадцатого столетия. Неизбежные студенческие протесты, бороды и интерес к изучению Африки соседствовали со степенным богатством, эмблемами закрытых клубов и регатами, устраиваемыми на деньги выпускников. Рок-музыка и факультетские чаепития с танцами искали путей к сосуществованию.
– Не смейте трогать эту женщину!
Глядя на мирный университетский городок, залитый ярким весенним солнцем, Лоринг подумал: неужели в таком месте могут появиться какие-то серьезные проблемы?
И уже конечно не такие, из-за которых он сюда приехал.
– A-а, ещ-ще один! Штаны застегни, сопляк! Женой своей командуй!
Но они есть.
– Так-так. Спокойней, гражданин. Разберемся. И с вами разберемся. Вы здесь прописаны? Это ваша жена? А кто? Где? Кто ваша жена?
Карлайлский университет был подобен бомбе замедленного действия, взрыв которой приведет к огромному количеству жертв. А в том, что она рано или поздно взорвется, Лоринг не сомневался. Что произойдет до этого, предсказать было трудно. И именно ему предстояло рассчитать все возможные варианты и выбрать оптимальный. Ключом к решению задачи был Джеймс Барбур-Мэтлок, бакалавр гуманитарных наук, магистр, доктор философии.
– Живой, главное! Главное, живой!
Лоринг проехал мимо красивого двухэтажного дома на четыре квартиры с отдельными входами. Это был один из лучших домов для профессорско-преподавательского состава — в таких обычно жили способные молодые преподаватели до тех пор, пока положение не обязывало их обзавестись собственным домом. Мэтлок жил на первом этаже в западной секции.
– Она вас по всем моргам, по всем больницам ищет. К нам в милицию…
– Вы на нее посмотрите! Этой оторве все равно!
Лоринг объехал квартал и поставил машину наискосок от двери Мэтлока. Он не мог здесь долго стоять — то и дело вертелся на сиденье и поглядывал на машины и пешеходов, чтобы удостовериться, что за ним самим никто не следит. Это было очень важно. По воскресеньям, как удалось установить в ходе наблюдений за Мэтлоком, молодой профессор обычно читал газеты примерно до полудня, после чего ехал в северную часть Карлайла, где жила Патриция Бэллентайн в общежитии для выпускников. Естественно, в том случае, если она проводила ночь у себя дома, а не у него. Затем они обычно отправлялись куда-нибудь за город пообедать и возвращались к Мэтлоку или ехали на юг — в Хартфорд или в Нью-Хейвен
[3]. Бывало, конечно, и иначе. Девушка и Мэтлок часто уезжали вместе на. весь уик-энд и регистрировались в отелях как муж и жена. Однако в этот уик-энд, согласно данным наблюдения, оба остались в городе.
– Не смейте!!! Галина Андреевна, не слушайте старушку! Вы все равно самая лучшая, самая…
Лоринг взглянул на часы. Было двенадцать сорок, но Мэтлок все еще не выходил. Через несколько минут Лоринга ждали на Креснт-стрит, 217. Там ему предстояло поменять машину, чтобы не вызывать подозрений.
– Петюня, заткнись!
Он знал, что ему не нужно вести наблюдение за Мэтлоком. Он внимательно изучил все дело, просмотрел десятки фотографий и даже побеседовал с доктором Силфонтом, ректором университета. Но у каждого агента свои методы работы, а он имел обыкновение несколько часов понаблюдать за своим подопечным и только потом вступать в контакт. Некоторые его коллеги по министерству юстиции утверждали, что это дает ему ощущение превосходства. Лоринг же знал, что это дает ему ощущение уверенности.
Дверь квартиры Мэтлока отворилась, и из нее вышел высокий человек в брюках цвета хаки, мягких туфлях и бежевом свитере. Лоринг заметил, что он недурен собой, с острыми чертами лица и длинными светлыми волосами. Он проверил замок, надел солнечные очки и пошел по тротуару к небольшой стоянке для автомобилей. Через несколько минут Джеймс Мэтлок выехал на улицу в спортивном автомобиле «форд-триумф».
– А-ах, старушка?! А-ах ты!
Агент подумал, что у его подопечного, очевидно, весьма приятная и не отягощенная заботами жизнь. Достаточный доход, никакой ответственности, интересная работа и к тому же необременительная связь с красивой девушкой.
– Товарищи! Товарищи! Спокойней, спокойней!
Все ли у Джеймса Барбур-Мэтлока останется по-прежнему через три недели? Ведь его мир вот-вот рухнет в пропасть.
– Главное, живой! Живой, главное.
Глава 2
– Варя! Варя, чего это? Чего ты? Иди домой, Варя! Дашутка зовет…
Мэтлок до упора вжал в пол педаль акселератора, и стрелка спидометра показала шестьдесят две мили в час. Не то чтобы он спешил — Пэт Бэллентайн никуда не собиралась, — просто он был очень зол. Нет, даже не зол, а скорее раздражен. Его всегда раздражали телефонные звонки из дома. Время тут ничего не изменит. Деньги тоже не помогут — если даже он и сумеет заработать столько, чтобы стать в глазах отца человеком респектабельным. Вместо того чтобы примириться с существующим положением, родители без конца возвращаются к наболевшему вопросу. Настаивают, чтобы он провел предстоящие каникулы в Скарсдейле, откуда мог бы ежедневно ездить с отцом в город. В банки, к адвокатам. Чтоб быть готовым к неизбежному, когда оно произойдет.
– А ты не высовывайся, кобеляка! У-у, про ребенка сразу вспомнил! Вот и цацкайся! Я его вчера крючьями от ее двери оттаскивала, товарищ милиционер! А она – в окно! И серьги из квартиры пропали! Воровка!
«Сын, тебе многому придется научиться, — сказал отец похоронным голосом. — Ведь ты не вполне подготовлен...»
– Так-так. Гражданка Красилина, приводы были?
«Ты — все, что у нас осталось, дорогой», — сказала мать с болью в голосе.
– Какие приводы?! Какие серьги?! Какое окно?! Вы что, спятили все?!
Мэтлок знал, что они получают мученическое удовольствие, предвкушая уход из этого мира. Они оставили в нем свой след — по крайней мере, отец оставил. Но самое забавное, что родители его здоровы как дикие лошади, выносливы как мулы. Они, конечно, не на один десяток лет переживут его.
– Вас раньше задерживали? Предупреждаю, мы проверим.
Просто они хотят, чтобы он больше времени проводил с ними. Они намекают на это вот уже три года, с тех пор как умер Дэвид. Подъезжая к дому Пэт, Мэтлок подумал, что его раздражение, наверное, объясняется чувством вины. Ведь он до сих пор не простил себе смерти Дэвида. И вряд ли когда-нибудь простит.
– Да… Товарищ сержант, я все объясню…
А кроме того, ему совсем не хотелось ехать на каникулы в Скарсдейл. Он избегал воспоминаний. Сейчас в его жизни появился человек, который помогал ему забыть те ужасные годы. Он обещал Пэт взять ее на Сент-Томас.
– Варя, в ломбарде серьги! Забыла?!
* * *
– Без разницы! Не высовывайся, сказала! Товарищ милиционер, обратите внимание! Вот, вот – под окном! От нее вмятина! Она прыгала! Я их застукала! А он-то – больным прикинулся! Я по аптекам мотаюсь, без ног совершенно! А он тут с прошмандовкой!..
Загородная гостиница называлась «Чеширский кот», и разумеется, все там было как в английском пабе. Кормили прилично, напитки подавали в изобилии, и коннектикутцы любили туда ездить. Мэтлок и Пэт только что выпили по второй «Кровавой Мэри» и заказали ростбиф и йоркширский пудинг. В довольно просторном зале находилось еще, быть может, десять пар и несколько семей в особом отделении для обедающих. В углу сидел мужчина и читал «Нью-Йорк тайме», сложив газету вертикально.
– Не смейте трогать этого человека!!!
— По всей вероятности, рассерженный папаша ждет, когда объявится сынок. Типичный пассажир скарсдейлского утреннего поезда.
— Нет, он слишком спокоен.
– Пет-т-тюня! Иди к жене! Товарищ милиционер, я все объясню, я сейчас все…
– Так-так. Ваши следы? Под окнами? Ваши?
— Они умеют скрывать напряжение. Только их аптекари знают, как они это делают. С помощью гелузила.
– Н-нет! Это не от этого! Товарищ мили…
— Всегда что-то выдает человека, а здесь этого нет. На вид он вполне доволен собой. Думаю, что ты ошибаешься.
– А чьи же? Других следов нет, гражданка Красилина. Окно на зиму заклеивали? Жарко стало?
— Ты просто не знаешь Скарсдейл. Самодовольство — все равно что местная фабричная марка. Без этого здесь и дома не купишь.
– Да! Мои, мои! Но это не от этого! Товарищь милициион…
— Кстати, о Скарсдейле: что ты собираешься делать? Я, право, думаю, нам надо отменить Сент-Томас.
— Не знаю. Зима была тяжелая — мы заслужили немного солнца. А родители ведут себя неразумно. Я вовсе не намерен тратить время, изучая, как Мэтлоки управляют своим состоянием. И если уж они решат покинуть этот мир, что маловероятно, делами займется кто-нибудь другой, а не я.
Протокол на нее! Протокол! Я понятая! У-у, давалка!
— Но ведь мы с тобой вроде бы пришли к выводу, что это всего лишь предлог. Старикам хочется, чтобы ты побыл с ними. Очень трогательно, что они не говорят об этом прямо.
Уйдите все!!! У-у-уйди-и-ите-е-е!!! Все-е-е!!! Разобью! Все-е-е!!! Уйди-ите!!!
— Ничего трогательного — просто отец пытается меня подкупить... Смотри-ка, а джентльмен-то потерял терпение. — Одинокий мужчина с газетой, осушив свой стакан, объяснял официантке, что заказывать ленч он не будет. — Бьюсь об заклад, он представил себе своего длинноволосого сынка в кожаной куртке, возможно даже босиком, и сам перепугался.
— По-моему, ты все про этого беднягу навыдумывал.
И разбила бы! Схватила, взметнула над головой баллон. Наугад схватила. H2SO4 крупно обозначено, серная концентрированная. Не аммиак, но сгодилось бы! Разбила бы, ей богу!
— Нет. Я ему сочувствую. Просто не люблю издержек бунта. Мне от них становится не по себе.
— Занятный вы человек, рядовой Мэтлок, — сказала Пэт, намекая на бесславную военную карьеру Мэтлока. — Давай съездим в Хартфорд. Там хороший фильм.
Ушли.
— Извини, совсем забыл. Сегодня не получится... Силфонт просил зайти к нему вечером. Какое-то важное дело.
— Какое?
– Я вас вызову в райотдел.
— Даже не знаю. Может быть, что-нибудь связанное с африканскими исследованиями. Этот дядя Том, которого я переманил из Говарда, оказался той еще штучкой. Он, пожалуй, правее самого Людовика Четырнадцатого.
Вызывай, вызывай, но сейчас уйдите! Ушли.
Она улыбнулась:
— Нет, ты просто невыносим!
Лащевские в свою щель заползли с тараканьим еле слышным шуршанием; вдруг психопатка на самом деле кислотой плеснет, она такая! Ушли.
Мэтлок взял ее за руку.
Петюня сберегающе, чтоб только мне не повредить, переступил порог, поднимая ноги так, будто не порог перед ним, а барьер. Переступил, уставился на свою Татьяшеньку, дернул головой и мимо нее – на улицу. Ушли.
* * *
Пони – за ним вскачь, спорхнув со ступенек. Задержалась только на секунду, смерила меня, изрекла и – ну мужа догонять.
Резиденция доктора Адриана Силфонта вполне соответствовала его положению. Это был большой дом в колониальном стиле, с широкой мраморной лестницей, которая вела к массивным резным дверям. По всей ширине фронтона шли ионические колонны. С заходом солнца на лужайке включалась специальная подсветка.
А изрекла она… именно изрекла…
Мэтлок поднялся по ступенькам и позвонил в дверь. Через полминуты вышла горничная и проводила его в большую библиотеку в задней половине дома.
Руки опустились, грохнула бы я баллон без вариантов после ее прощальных слов. Не знаю, каким чудом удержала. И стою, судорожно в стеклянные бока вцепившись. Пошевелиться боюсь, а то грохну.
Адриан Силфонт стоял в центре комнаты; с ним были еще двое. Силфонт всегда производил сильное впечатление на Мэтлока. Высокий, стройный, с орлиным профилем, он излучал тепло, которое чувствовали все, кто находился рядом. Это был человек поистине блестящий и в то же время по-настоящему скромный. Он очень нравился Мэтлоку.
Изрекла она:
— Добрый вечер, Джеймс. — Силфонт протянул Мэтлоку руку. — Мистер Лоринг, разрешите представить вам доктора Мэтлока.
– Будьте здоровы…
***
— Добрый вечер. Привет, Сэм, — обратился Мэтлок к третьему из присутствующих — декану Сэмюелу Кресселу.
Женщина женщину всегда поймет. Между нами всякая «няма» исключена.
— Привет, Джим.
— Мы как будто уже встречались? — спросил Мэтлок, глядя на Лоринга. — Не могу вспомнить где.
Никакой Петюня не фантазер, не предатель, не де ля Фер. Ничего он не придумал, когда откровенничал. А то, что «пони» с печально-покорными глазами НЕ МОЖЕТ быть лошадищей с Московского вокзала – обратная сторона того же стереотипного мышления. Еще как может! Кто сказал, что не может?! Может и есть. Женщина женщину всегда поймет.
— Вы меня поставите в очень неловкое положение, если вспомните.
Не врал Петюня. Хотя бы потому, что сам ни сном ни духом об интенсивности и разнообразии контактов дорогой жены, способной обзвонить морги-больницы и приговаривать «живой, главное! главное, живой!» и вместе с тем… Одно другому не мешает. Даже помогает! «Понял я, что в милиции делала моя с первого взгляда любовь!». Ни фигашеньки не понял! Петюня по-прежнему ни сном, ни духом. Татьяшенька – святое.
— Еще бы, — сардонически засмеялся Крессел, которого Мэтлок тоже любил, но скорее не за его личные качества, а за сложность работы, которую тот выполнял.
Но уж позволь мне самой делать выводы, дубинушка стоеросовая, как женщине, когда рассказываешь о женщине. Мы всегда друг друга поймем. Дадим понять.
— Что вы имеете в виду, Сэм?
Она и дала понять:
— Я вам сейчас отвечу, — прервал его Адриан Силфонт. — Мистер Лоринг — сотрудник министерства юстиции. Я согласился организовать эту встречу, но я не давал согласия на то, на что тут сейчас намекали Сэм и мистер Лоринг. Очевидно, мистер Лоринг счел целесообразным взять вас... как это называется на официальном языке... под наблюдение. Я говорил, что категорически возражаю. — Силфонт в упор посмотрел на Лоринга.
— Взять подо... что? — тихо переспросил Мэтлок.
– Будьте здоровы…
— Прошу извинить, — сказал Лоринг. — Такая уж у меня привычка — она не имеет никакого отношения к нашему делу.
— Вы тот человек с пригородного поезда в «Чеширском коте».
Но Петюня! Петюня! Если бы она его «наградила», он бы ни за что со мной не… Я для него более чем святое. Виардо недоделанное. Он ведь должен ощущать «награду»! Это нам хоть бы хны, а мужики на третий день корчатся… И если не подозревает, то… что мне остается подозревать?!
— Что-что? — заинтересовался Сэм Крессел.
— Человек с газетой.
Для Московского вокзала «пони» слишком ухожена, не тот контингент. И тряпки на ней излишне импортные, излишне элегантные. (Мужа кинулась искать, а на ней «маленькое черное платье»! И дубленушка еще та, канадская. Валютная! Годы идут, квалификация повышается…).
— Совершенно верно. Я знал, что вы обратили на меня внимание, и подумал, что вы сразу же меня узнаете, как только увидите здесь. Но я не знал, что похож на пассажира с пригородного поезда.
«Будьте здоровы!»
— Это все из-за газеты. Мы окрестили вас рассерженным папашей.
Петюня ничего не подозревает. Петюня и тогда: в Кижах (или в Новгороде?) ничего не подозревал. А может быть уже тогда?!
— Иногда я им бываю. Хотя не часто. Моей дочке всего семь лет.
— Давайте начнем, — сказал Силфонт. — Кстати, Джеймс, я рад, что вы проявляете понимание.
Тогда… тогда… Но тогда и Красилин! И…
— Я проявляю лишь любопытство. И в немалой мере испытываю страх. Сказать по правде, я до смерти напуган. — Мэтлок неуверенно улыбнулся. — Так в чем же дело?
… нет, Мыльников и тут избежал! Да-а, не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Победитель! Вирус окаянный! Вирус на вирус дает плюс.
— Выпьем чего-нибудь и поговорим. — Адриан Силфонт тоже улыбнулся и направился к бару в углу комнаты. — Джеймс, насколько я знаю, вы любите бурбон с водой? А Сэм предпочитает двойной скотч со льдом.
Но почему, если да, почему ее не изолировали?! Почему она разгуливает и… и… Она же знает! Ведь у нас даже указ был! Сажают за сокрытие! Даже если она анонимно обследовалась, то должна прийти и сказать: так и так! Должна!..
— Скотч — это отлично, но только с водой, пожалуйста.
Теперь что же, и я должна?! Не-ет, ни за что! НИ ЗА ЧТО! Вот тебе и ответ, Красилина! Не хоочешь, чтобы тебя изолировали?! Никто не хочет. И «пони» не хочет. И не будет. Знает и молчит.
— Джеймс, подсобите мне.
«Будьте здоровы!».
Мэтлок подошел к Силфонту и помог приготовить напитки.
Знай и молчи. Лучше мести не придумать.
— Вы меня поражаете, Адриан, — сказал декан, опускаясь в кожаное кресло. — Как это вам удается запомнить, что пьют ваши подчиненные?
Нет, враки! Не бывает, не должно так быть! Она просто на испуг взяла! Женщина женщину всегда поймет, только не поймет, когда та врет – сама такая.
Силфонт рассмеялся.
За чем же дело стало? Ступай, Красилина, проверься анонимно! НИ ЗА ЧТО! А вдруг – да?! НИ ЗА ЧТО!.. То-то и оно. Лучше жить и не знать, чем знать и не жить.
«Будьте здоровы!».
— Этому есть вполне логичное объяснение. И я помню о вкусах не только моих... коллег. Мне удалось добыть куда больше денег для университета с помощь алкоголя, чем с помощью сотен докладов и отчетов, подготовленных лучшими специалистами по созданию фондов. — Адриан Силфонт усмехнулся. Усмешка эта могла относиться как к присутствующим, так и к нему самому. — Однажды мне пришлось выступать в организации университетских ректоров. Когда стали задавать вопросы, меня спросили, чем я объясняю, что наш университет так хорошо обеспечен... Я ответил, что это заслуга тех древних народов, которые научились делать из винограда вино... Моя покойная жена тогда расхохоталась, но потом сказала, что я заморозил таким образом фонды на десять лет.
Мэтлок, Крессел и Лоринг рассмеялись. Мэтлок раздал напитки.
Симптомы? Симптомы! Ломота… Ерунда, это не от этого. Резкое похудание. Нет, нет. Сорок девять килограммов – нормальный вес! Диета, гимнастика, но только не… Обмороки! Вчера в метро… и когда Красилин осьминожку подсунул! Это тоже не от этого. Просто стресс! Не может быть, чтобы это от этого!..
— Ваше здоровье! — Ректор поднял стакан. Это и был весь тост. — Попробую начать, Джеймс... и Сэм. Несколько недель назад начальник мистера Лоринга попросил меня приехать в Вашингтон по делу чрезвычайной важности, имеющему отношение к университету. Я поехал и узнал такое, чему до сих пор не могу поверить. Информация, которую сообщит вам мистер Лоринг, на первый взгляд неоспорима. Но только на первый взгляд: слухи, вырванные из контекста заявления, как письменные, так и устные; тщательно сконструированные свидетельские показания, которые могут ничего и не значить. С другой стороны, тут может быть рациональное зерно. Потому-то я и согласился на эту встречу. Однако должен со всей ясностью заявить, что ни в коем случае не могу принимать в этом участия. То есть университет не будет принимать в этом участия. До чего бы мы сейчас ни договорились, это получит мое личное одобрение, но не официальное разрешение. Вы будете действовать как частные лица, а не как штатные сотрудники университета. Если, конечно, вы вообще сочтете необходимым действовать... Ну а теперь, Джеймс, если то, что я сказал, вас не испугало, значит, вас вообще ничем не испугаешь. — Силфонт снова улыбнулся, но все было ясно.
«Будьте здоровы!».
— Меня это испугало, — просто сказал Мэтлок. Крессел поставил стакан и наклонился вперед.
Я драгоценно ставлю на пол балон с H2S04, опустившись на корточки. Потом драгоценно, медленно поднимаюсь с корточек. Слабо тяну на себя дверь, чтобы ее, наконец, закрыть, и, не справившись, всласть, с грохотом впадаю в обморок. В очень глубокий обморок еще оттого, что успеваю осознать: впадаю в обморок! Симптомчик!
— Значит ли это, что вы не одобряете присутствия Лоринга? И не согласны на то, ради чего он сюда приехал? — обратился он к Силфонту.
— Трудно сказать. Если его утверждения имеют под собой почву, я, конечно, не могу отвернуться от них. С другой стороны, никакой ректор в наши дни не станет открыто сотрудничать с правительственным учреждением на основе одних лишь умозрительных заключений. Вы меня извините, мистер Лоринг, но слишком многие в Вашингтоне пользовались в своих интересах учебными заведениями. Я имею в виду прежде всего Мичиганский университет, Беркли, Колумбийский. Обычная полицейская работа — это одно, а внедрение... это, скажем прямо, совсем другое.
А больше ничего не осознаю.
— Внедрение? Это серьезно, — заметил Мэтлок.
«Будьте здоровы!».
***
— Может быть, даже слишком серьезно. Но я предоставляю слово мистеру Лорингу.
NНз!!! Удар-р-р!!! В нос!!!
Крессел снова взял свой стакан.
Отскочить! Отползти!
— Могу я узнать, почему выбор пал на нас — на Мэтлока и на меня?
Дрыгаю ногами – они упираются в мягкое, сминаемое: ни на сантиметр не продвинуться. Запрокидываю голову, бьюсь в бессильном кашле. Только не открывать глаза! И не вдыхать! Тогда – все! NH3! Разбился! Два литра! Все! Но там же H2SO4 маркировано!
— И это вы тоже узнаете от мистера Лоринга. Однако, Сэм, поскольку вас пригласил сюда я, могу дать вам свое объяснение. Как декан вы, конечно, лучше, чем кто-либо другой, знаете, что происходит в университетском городке. Вы также сразу почувствуете, если мистер Лоринг и его помощники перейдут дозволенные границы... Вот, пожалуй, и все, что я имею сказать. А сейчас я вас покину. — Силфонт снова подошел к бару и поставил стакан на поднос. Остальные трое поднялись.
— Еще один вопрос, прежде чем вы уйдете, — сказал Крессел, наморщив лоб. — А что, если мы оба или один из нас не захотим участвовать в... деле мистера Лоринга?
– Порядок! – слышу. – Поря-адочек!
— В таком случае откажитесь. — Адриан Силфонт направился к двери. — Вы вовсе не обязаны соглашаться — я хочу, чтобы это было абсолютно ясно. Мистер Лоринг это понимает. Всего доброго, джентльмены.
Силфонт вышел в коридор и закрыл за собой дверь.
Ватка, нашатырь. Белые халаты. Бригада…
A-а, бригада! «Скорая»! Я – дома. Я – на тахте. Баллон не разбился, никто ничего не перепутал с реактивом – просто верное средство: ватка, нашатырь… (Легче тебе было бы, дура, если бы H2SO4 раскокалась?!). Отлегло…
… и тут же взбаламутилось! Вздернутый шприц, бисерная высокая проверочная струйка. Сейчас вонзят!
– Не надо! Не на-а-адо!!!
Глава 3
– Поря-адочек! – вонзили… – Теперь поря-адочек. Нервишки у вас, однако. Взрослый человек, уколов боитесь. Сейчас еще таблеточку… Ну-ка, разожмите зубки! Во-от, не надо капризничать. Это амитриптилин. Сейчас успоко-оитесь.
Мэтлок, Крессел и Лоринг стояли молча и неподвижно. Они слышали, как открылась и закрылась входная дверь. Крессел повернулся и посмотрел на Лоринга.
Не успокоюсь! Что вы наделали! Убийцы в белых халатах! Не боюсь я уколов, теперь сами бойтесь! А я не скажу! НИ ЗА ЧТО! «Сейчас успоко-оитесь». Не успокоюсь! Не успо…
— По-моему, вас поставили в затруднительное положение.