– Мне всё понятно, – сказал он, когда гвалт стих. – Есть только один достойный внимания план. Это план господина бригадного генерала, – лёгкий полупоклон в сторону командующего вооружёнными силами. – Мы принимаем его за основу. Нельзя терять времени. Время уходит. Времени остаётся всё меньше и меньше. Наше время ограничено… – тут президент замолчал, почувствовав, что и его заносит вслед за остальными.

Сделав над собой усилие, Валдас Адамкус произнёс короткий и чёткий приказ:

– Господин полковник, вы всё слышали. Выполняйте.

– Слушаюсь, господин президент.

Виталиюс Вайкшнорас встал из-за стола и пересел к своему персональному терминалу. Нацепил микрофон с наушником и набрал на клавиатуре первый номер. На то, чтобы по защищённой линии передать приказ президента майору (майорасу) Масколиунасу ушло две минуты. На то, чтобы поднять по тревоге батальон моторизованной пехоты, ушла ещё одна минута. Отсчёт пошёл, и теперь собравшимся в кризисном центре оставалось только ждать.

(Литва, август 2000 года)

– Лёшка куда-то пропал… – сообщил Лукашевич с тревогой, он посмотрел на экранчик своего «мобильника», чтобы проверить, хватает ли заряда батарей – заряда, вроде бы, хватало.

– Наверное, не может сейчас разговаривать, – утешил его Громов. – Ещё перезвонит.

Константин почувствовал такое невыразимое облегчение после получения весточки от Стуколина, что был абсолютно уверен: всё теперь будет хорошо, они вчетвером вернутся домой и ничего не придётся рассказывать безутешным родственникам.

– «Рено» у него, говоришь? – переспросил Золотарёв. – Это, конечно, здорово. Но влезем ли мы всей компанией?

– Влезем, – пообещал Лукашевич, хотя и с некоторым сомнением в голосе. – Он сказал, что у него не просто «рено», а автобус. Должны влезть.

– В крайнем случае, – добавил Громов, широко улыбаясь. – Посадишь на колени госпожу Олбрайт.

– Гы-гы-гы, – изобразил Золотарёв, не приняв шутку. – Чего это тебя, подполковник, разобрало? Чего весёлый такой?

– Да радуюсь я, что Лёшка Стуколин жив и здоров. Я-то думал, ты его завалил с концами. Не хотел пока говорить, чтобы отношения не портить.

– Ну и дурак! – отозвался Сергей сердито. – Не сказать надо было, а спросить. Я, например, знал, что пилот первого «Яка» катапультировался. И что парашют у него нормально раскрылся, тоже видел.

– Действительно я полный дуралей, – легко согласился с нелестной характеристикой Громов. – Да я кем угодно готов называться, лишь бы все оставались живы и здоровы.

– Стареешь, значит, подполковник, – проворчал Золотарёв. – Гуманистом, блин, стал. А нам, между прочим, не до гуманизма. Это вражеская территория, и скоро винтокрылые архангелы прилетят по наши души…

И словно кто-то услышал его последнюю фразу. С севера донёсся характерный стрекот – над лесом шли вертолёты.

Офицеры оглянулись, ища машины взглядом, но «врага» пока видно не было.

– Назад? На борт? – спросил Лукашевич; он всё ещё вертел сотовый телефон в руках, дожидаясь, когда перезвонит друг Стуколин.

– А смысл? – Золотарёв махнул рукой. – С тем же успехом можно под моим «Иглом» спрятаться. Кстати, там и порешаем, как дальше быть. Вы идёте, мадам? – повернулся он к Мадлен Олбрайт.

Ей пришлось ускорить шаг, хотя среди капустных кочанов это было не так просто сделать, как кажется со стороны. С грехом пополам, понукаемая Золотарёвым, вся компания всё ж таки выбралась на шоссе и приблизилась к американскому истребителю.

– Где ты только научился эту машинку водить? – поинтересовался Громов, не скрывая своего восхищения. – Я на многих, ты знаешь, лётывал, но на «Эф-пятнадцать» – никогда. А главное, ведь ещё и тактику стандартную освоил! Я решил, что на нас самый натуральный американец набросился.

– Были учителя, – уклончиво ответствовал Сергей.

– Это низко! – заявила вдруг госпожа Олбрайт, негодующе посверкивая своими зеркальными очками. – Это подло выдать себя заместо американский пилот. Так нельзя поступать.

– Это ещё почему? – удивился Золотарёв. – Чего-то я не припомню такого закона…

– Есть такой закон, – заверил его Громов. – Гаагская конвенция называется. В ней чётко прописано: если хочешь воевать за какую-то страну, изволь носить форму её армии. Всё остальное – партизанщина.[44]

– Ясненько. Тогда считайте, что я воевал за Америку.

– Это как? – не понял Лукашевич.

– Потом объясню. Прячемся! Летят архангелы, летят!..

Компания обошла истребитель и спряталась за стойками шасси. Даже Мадлен Олбрайт не воспротивилась очередному насилию на её свободой, послушно присев на асфальт. Она то ли смирилась со своей судьбой, то ли посчитала, что ещё не время демонстрировать неукротимый нрав.

Звук, издаваемый лопастями и турбореактивными двигателями, сначала приближался, а потом в какой-то момент начал удаляться, стихать.

– Значит, круги нарезает, – поделился своими соображениями Золотарёв. – Но найдёт раньше или позже: Литва – страна маленькая.

Поскольку опасность миновала, Громов выпрямился и стал изучать раскраску и маркировку «Игла». И то, и другое внушали уважение. На борту самолёта имелась роскошная эмблема – многоцветный герб с крестами и полосами.

– First Tactical Fighter Wing, – прочитал Константин.

– Первое тактическое истребительное авиакрыло, – перевёл Золотарёв, хотя Громова и так все поняли. – Ты ещё на киль посмотри. Там много интересного намалёвано.

Громов пошёл вдоль самолёта, а Лукашевич спросил:

– Где это твоё авиакрыло находится?

– Авиабаза Ланглей, штат Вирджиния, – важно ответил Золотарёв. – Но это не принципиально. Ты мне вот что скажи, свою «вертикалку» поднять в воздух сможешь?

Алексей покачал головой:

– Вряд ли. Да и топлива осталось совсем чуть – до границы уже не дотянуть.

– Идиотизм! – подытожил Сергей. – На что же вы рассчитывали, орлы?

– У нас не было выбора. Фокин уверял, что в Калининграде нас ждёт полная засада.

– А Белоруссия?

– Этот вариант с самого начала исключался. Там мощная ПВО, а с «батькой» Лукашенко у Фокина договорённостей нет.

– Ясно. Значит, будем выбираться все вместе, скопом, – он встал и похлопал истребитель снизу по окрашенному в серо-стальной цвет фюзеляжу. – Жаль бросать машину. Похуже, конечно, «журавля»,[45] но я к ней привык.

Взгляд Золотарёва переместился к носу, потом – от носа к крыльям.

– Если они дороги перекроют, – задумчиво произнёс он, – то придётся прорываться. Два ПМ и один револьвер – это тьфу и растереть… – Золотарёв потёр подбородок. – Автобус, значит?..

Подошёл Громов.

– Хотел бы я знать, – сказал он, – как вы умудрились «Игл» заполучить? Очень интересно.

– Ничего интересного. Один жадный саудовский принц перепродал с наценкой. Потом перекрасили, нанесли маркировку по американскому образцу и готово! Ты, подполковник, лучше слушай сюда. У меня идея возникла. Если с «Игла» пушку «Вулкан» снять, хорошее будет подспорье нашим пистолетам, как ты считаешь? Будем, как Шварценеггер в «Терминаторе» рассекать!

– Там же, вроде, привод от электромотора. Да и вес её под двести кило – не утащишь, мы не «шварценеггеры».

– Докладываю тактико-технические характеристики, – сказал Золотарёв с серьёзным видом. – Пушка М61А1 «Вулкан». Разработка фирмы «Дженерал Электрик». Шесть стволов. Калибр – 20 миллиметров. Питающий и стреляющий механизм приводился в действие от внешнего привода мощностью 14,7 киловатта. Может работать от постоянного тока напряжением 28 вольт, потребляемый ток при этом равен 3 амперам. Длина ствола – 1524 миллиметров. Общая длина пушки – 1875 миллиметров. Вес самой пушки – 120 килограммов, вес пушки с системой подачи, но без патронов – 190 килограммов. Боекомплект – 1200 патронов. Вес боекомплекта – 290 килограммов. Темп стрельбы – 6000 выстрелов в минуту. Эффективная дальность стрельбы – до 1000 метров.

– Убедительно звучит, – кивнул Громов. – Только что это нам даёт? На автомобиль «Вулкан» поставить можно, но чтобы его снять, как минимум понадобятся кран и инструменты.

– Трудно, – согласился Золотарёв. – А кому сейчас легко? Жалко бросать хорошую вещь, а с ней мы прорвёмся через любые кордоны… Кран, инструменты… Я пока тут место для посадки выбирал, видел ферму – километрах в пяти южнее. Будет машина – смотаемся, посмотрим. Где этот Стуколин?..

В ответ на его риторический вопрос ожил «мобильник» Лукашевича. Под нетерпеливыми взглядами офицеров Алексей нажал кнопку «Ответ».

(Шоссе Е-272, Литва, август 2000 года)

…И надо же было такому случиться, чтобы в самый ответственный момент фортуна изменила Ангеле Бачинскайте. До леса было рукой подать, когда у правой туфли сломался каблук. В падении Ангеле успела подумать, что когда пытаешься от кого-то убежать, надо сразу скидывать туфли, а потом сильно ударилась коленями об асфальт и от острой боли на несколько важных мгновений потеряла способность соображать.

Но всё бы ещё ничего, но тут по встречной полосе попёр выехавший из-за поворота «дальнобойщик», увидел распростёртую женщину на дороге, нажал на тормоза, но инерция огромной машины была такова, что он неминуемо наехал бы на Ангеле, если бы не подоспевший русский пилот по имени Алексей.

Алексей не стал долго рассусоливать, подскочил, наклонился, ухватил Бачинскайте за лодыжки и, матерясь, потащил с полосы. Ещё секунда, и огромная горячая смерть, скрипя тормозами и ухая выхлопной трубой, прокатилась мимо.

– Вот дура! – орал светловолосый пилот. – Вот ведь дура! Куда тебя, дуру, понесло?!

– Дура я, дура… – всхлипывала Ангеле, сидя на асфальте и не замечая, что её сарафан задрался по пояс, бесстыдно демонстрируя всему миру тончайшие белые трусики.

Грузовик-«дальнобойщик» наконец остановился, дверца открылась, и на дорогу спрыгнул водитель – мускулистый, дочерна загорелый парень в майке и спортивных штанах. От пережитого ужаса он был мокр, но настроен решительно. Наблюдаемая мизансцена водителю явно не нравилась, и он подступил к русскому пилоту, поигрывая увесистой монтировкой.

– Padйkite man, prašom![46] – воскликнула Бачинскайте и, всё ещё всхлипывая, попыталась ползти от Алексея.

Водитель нахмурился, остановился. Бросив взгляд на прицеп грузовика, Ангеле сразу поняла свою ошибку: у «дальнобойщика» был российский номерной знак.

– Чего-то я не пойму, – сказал водитель. – Это по-каковски?

– По-литовски, – ответил Алексей и вдруг располагающе улыбнулся. – Всё нормально, шеф! Мы с женой повздорили, она, дура, и выскочила. Хорошо хоть я успел её из-под колёс твоих вытащить. Извини уж…

Водитель недоверчиво покачал головой. И заметил рассудительно:

– Странный у тебя костюм, мужик. Словно у пришельца из космоса. Не похожи вы на семейную пару.

– Помогите! – набрав в лёгкие побольше воздуха, выкрикнула Ангеле. – Он меня похитил!

Водитель «дальнобойщика» ошарашено уставился на неё, и в это момент Алексей вытащил пистолет.

– Стой смирно, братан! – приказал он. – Я офицер Российской армии и выполняю на территории Литвы секретное задание. Ты ведь русский? Значит, должен мне помогать. Езжай своей дорогой и забудь всё, что ты здесь видел. Если надумаешь «настучать» в местную ментовку, то имей в виду: я твой номер запомнил, ФСБ тебя на родине найдёт.

– Что вы его слушаете?! – на этом вопле Бачинскайте едва не сорвала голос. – Он всё врёт!

– А она кто? – туповато спросил водитель, как завороженный глядя на ПМ.

– Она – местная, – спокойно ответил русский пилот. – Агент литовской разведки. Совершила несколько преступлений на нашей территории и пыталась скрыться… Вообще-то я не должен тебе этого рассказывать, но раз уж так получилось. Эту женщину искали по всей стране, а нашёл её я… Это был приказ Президента…

– Какого президента?..

– Владимира Владимировича, конечно же. Другого у нас нет.

– Я всё понял, – быстро сказал водитель и, повернувшись, зашагал к грузовику; монтировку он унёс с собой.

Как назло, других машин видно не было – словно вымерло всё вокруг, и только перекличка лесных птиц нарушала гнетущую тишину, которая повисла над дорогой.

Алексей дождался, пока водитель заведёт двигатель и тронет грузовик с места, и только после этого спрятал пистолет и присел на корточки рядом с Бачинскайте.

– Зачем же так, Ангеле? – без малейшей угрозы в голосе спросил он. – Мы, вроде, обо всём договорились? Ты, вроде, обещала мне помочь?

– Ничего я тебе не обещала! – огрызнулась Бачинскайте. – Врёшь всё время… Почему я тебе должна верить?

– Потому что мы пилоты Советского Союза. Мы должны верить друг другу.

Это прозвучало настолько архаично и нелепо, что Ангеле открыла рот от изумления.

– Какой Советский Союз?! – тут же спохватилась она. – Ты из дурдома, что ли, сбежал? Нет никакого Советского Союза, забудь! Ты – русский, я – литовка, и мы враги.

– В первый раз слышу, чтобы русские и литовцы были врагами, – сообщил Алексей, хотя лицо его помрачнело. – Ты юбку-то одёрни, подруга…

Он протянул руки, чтобы помочь ей справиться с сарафаном, опустил глаза, и тогда Ангеле из последних сил вцепилась ему пальцами в волосы и рванула голову лётчика вниз.

У неё почти получилось: Алексей приложился лицом к асфальту, но почти сразу высвободился, откатился.

– Ну ты и стерва! – заявил он, поднимаясь сначала на колени, а потом и выпрямившись во весь рост.

Из разбитой брови потекла кровь, но русский лётчик словно не заметил этого. Бачинскайте сжалась на своём месте, полагая, что сейчас Алексей извлечёт ПМ и без лишних разговоров пристрелит её.

Но тот постоял, подумал, шагнул к Ангеле и протянул руку:

– Вставай. Ты всё-таки поедешь со мной. Неужели тебе совсем неинтересно, какова Мадлен Олбрайт в быту?

– Глупость какая… – пробормотала Бачинскайте, но сарафан поправила и поднялась на ноги.

Сильно прихрамывая, пошла к автомобилю. У неё возникла новая идея, каким образом избавиться от настырного русского лётчика, но для того, чтобы её реализовать, нужно было прежде всего добраться до собственной сумочки, а затем на пять минут уединиться. И если этот лётчик такой же, как все остальные мужчины, у неё легко получится и то, и другое…

(Вильнюс, Литва, август 2000 года)

Первые данные начали поступать только через час после того, как со Второй авиабазы ВВС Литвы, находящейся в Панявежисе, вылетели вертолёты с поисковой партией. Нельзя сказать, что всё это время собравшиеся в кризисном центре Министерства обороны сидели без дела. Начальники штабов работали с терминалами, делая запросы и получая ответы; министр обороны согласовывал позиции с директором Департамента госбезопасности; президенту позвонил его польский коллега, который тоже кое-что уже прослышал о чрезвычайном происшествии в небе над Прибалтикой и интересовался подробностями – скучать не приходилось. Тем не менее начальнику Штаба обороны Виталиюсу Вайкшнорасу этот час показался самым тягостным и беспросветным из всех часов «литовского кризиса». Он взял на себя переговоры с многочисленными Департаментами, через местные органы которых могла пройти та или иная информация о «самолётах противника»: с Департаментом полиции, с Департаментом пограничной охраны при МВД, с Департаментом лесов и многими другими, подобными. При этом следовало сохранять конфиденциальность и не выдать руководству департаментов лишние подробности об инциденте. После третьей беседы начальник Штаба обороны взмок от пота – не спасали даже кондиционеры, трудившиеся вовсю. Правда, кое-что начало проясняться. С ферм и хуторов, расположенных к юго-востоку от Панявежиса поступило несколько звонков о крупном лесом пожаре. Кроме того, кто-то из фермеров вроде бы видел падающий самолёт, о чём поспешил сообщить в Департамент земельного управления, а оттуда сбивчивые косноязычные показания перекочевали в сводку происшествий Государственной службы спасения. В последнем ведомстве никаких действий пока не предприняли, дожидаясь подтверждения. Зато оперативно отреагировало представительство американского телеканала «Си-Эн-Эн», выслав в Панявежис свою съёмочную бригаду. Услышав об этом, полковник Вайкшнорас с минуту поразмышлял, потом обратился прямо к президенту. Тот после разговора с польским коллегой был явно не в духе и отдал чёткий приказ: бригаду телерепортёров перехватить и задержать под благовидным предлогом до выяснения всех обстоятельств. Министр обороны сразу же завёл свою шарманку, что делать так ни в коем случае нельзя, что народ Литвы не поймёт и спросит, а мы ему ответим, и так далее, и тому подобное. Однако полковник к своему прямому начальнику мало прислушивался, прекрасно зная, что раньше или позже министр обороны согласится с любым решением, которое принял президент. Связавшись со службой дорожной полиции, Вайкшнорас потребовал отыскать и остановить микроавтобус, числящийся в базах данных за выездной бригадой «Си-Эн-Эн»; всех, кто будет в микроавтобусе, отправить в Вильнюс, а саму машину с оборудованием перегнать на штрафную стоянку, сославшись на то, что она якобы находится в розыске; об исполнении – доложить по инстанциям. Признаться, сделал он это не без удовольствия, потому как имел немалый зуб на «Си-Эн-Эн» в целом, и на вильнюсское представительство этой телекомпании в частности. Полгода назад эти, с позволения сказать, репортёры делали часовую программу, посвящённую «становлению новой армии независимой Литвы». Представить сценарий фильма и отснятый технический материал Министерству обороны американцы сочли ниже своего достоинства. В результате кассета с программой попала в руки офицеров Штаба обороны только на прошлой неделе, и они были сильно удивлены, когда увидели себя в роли этаких «лесных братьев», которые ещё вчера партизанили в тылах отступающей на восток Красной Армии, а сегодня «спустились с деревьев» и пытаются создать свою армию по образу и подобию самой передовой и сильной армии в мире – американской.

«Литовские офицеры – ещё не настоящие профессионалы, – говорила в микрофон ведущая – крашеная блондинка с большими глазами без тени мысли. – Их выучка оставляет желать лучшего. Но когда-нибудь они станут настоящей армией».

Именно эта, заключительная, фраза более всего остального оскорбила начальника Штаба обороны. Когда он был простым майором Советской армии, ни одна крашеная шлюха в целом мире не могла сказать, что его выучка «оставляет желать лучшего». И хотя бардака в той армии было, пожалуй, побольше, чем в нынешней литовской, её боялись и, как следствие, уважали. А теперь всякая сволочь хотя и не говорит вслух, но думает, что армия Литовскому государству нужна только для того, чтобы его, это государство, приняли поскорее в НАТО и одарили инвестициями. Полковник Вайкшнорас верил, что это не так, а потому злорадно представил себе, как вот именно сейчас автобус «Си-Эн-Эн» останавливает патруль дорожной полиции, как сползают с лиц холёных американцев их бессмысленные «дежурные» улыбки, а сами лица меняют выражение с высокомерно-самодовольного на озабоченного.

К сожалению, полковник не учёл, что Служба дорожной полиции состоит из советских же «гаишников», которые умеют проигнорировать любой приказ вышестоящего начальства, если на авансцене вдруг появляется увесистый бумажник, набитый зелёными бумажками с портретами американских президентов. Потому не было ничего удивительного в том, что через два часа бригада «Си-Эн-Эн», успешно преодолев все кордоны, вынырнула в самой гуще событий.

Пока же полковник Вайкшнорас связался с вертолётами и велел им изменить направление поиска с юго-запада от Панявежиса на юго-восток. Ошибку в определении первоначальных координат места приземления «самолётов противника» начальник Штаба обороны объяснил для себя тем, что система радиолокационного наблюдения за воздушным пространством Литвы ещё очень несовершенна и нуждается в доводке.

Через двадцать минут после приказа об изменении района поиска пилот одного из «Ми-8» по прямой связи доложил, что видит внизу лесной пожар и останки самолёта.

– Самолёта или самолётов? – уточнил Вайкшнорас.

– Дымит сильно, – отозвался пилот. – Вижу только один, но может, их несколько…

– Возвращайтесь на базу! – распорядился начальник Штаба обороны, потом встал и доложил, глядя на президента: – Господа, мы нашли место падения самолётов. По всей видимости, они потерпели катастрофу. Пилоты поисковой группы говорят о сильном пожаре, которым охвачен район падения.

– Отличная работа, сынок, – бригадный генерал Йонас Кронкайтис одобрительно кивнул. – С вашего позволения, господин президент, мы приступаем ко второй фазе операции.

– Да, да, – быстро согласился президент Адамкус. – Да поможет нам Бог!

– Действуйте, господин полковник, – распорядился бригадный генерал.

Полковник Вайкшнорас снова включился в работу. Батальон моторизованной пехоты погрузился на бронетранспортёры и походной колонной двинулся по шоссе Е-262 в северо-восточном направлении. В ту же самую минуту массивный автомобиль «Renault Espase», больше похожий на микроавтобус, съехал с этого шоссе на дорогу, ведущую в сторону Букониса. Так, по мнению русского пилота Алексея Стуколина, было проще и быстрее добраться до друзей, застрявших где-то на западе, севернее Каунаса…

(Литва, август 2000 года)

Это было трудно, но они справились. Когда Алексей Стуколин и Ангеле Бачинскайте прибыли на капустное поле, где потерпел аварию самолёт «Люфтганзы», Сергей Золотарёв, даже не удосужившись обнять друга, высадил обоих из машины, и они с Лукашевичем отправились к замеченной ферме.

Там их встретили неприветливо и с опаской, но когда выяснилось, что это русские пилоты, работники на ферме вдруг все разом оживились и выказали желание помочь. Пока Золотарёв выбирал инструменты и приглядывался к немецкой машине, объединявшей в себе элементы трактора и небольшого крана, Лукашевич выяснил причину такой перемены настроения. Оказалось, на ферме работали самые натуральные батраки из числа русскоязычного населения. Среди них были и офицеры, и кандидаты наук и даже один секретарь горкома – бывшие, разумеется. Ещё семь лет назад никто из них не помышлял, что станет когда-нибудь сельскохозяйственным работником на земле самого натурального «кулака», но жизнь изменилась необратимым образом, из-за бугра вернулись «старые хозяева», получившие земли на освоение, и завертелась совсем другая карусель. Несмотря на то, что прибывший из Австрии фермер вывел убыточный колхоз в доходное предприятие и платил своим работникам вполне приличные деньги, они как один люто ненавидели и его, и новые порядки. Да и с чего бы, скажите пожалуйста, батракам любить хозяина, если вчера они сами были хозяевами?

Лукашевич со своей стороны на расспросы работников отвечал уклончиво. Полагал, что чем меньше они знают, тем для них же лучше. Выдумал сказочку про российский самолёт, потерпевший здесь катастрофу (а работники фермы видели пронёсшуюся низко «Ганзу» и летавший кругами «Игл», но позвонить в органы никто не догадался), и про российско-американскую бригаду специального назначения, которая пытается оказать помощь терпящим бедствие. Несколько работников тут же высказали желание поучаствовать в спасении людей самолично, но Лукашевич с твёрдостью отверг эти предложения, сказав, что народу-то хватает, а вот с техникой вышла заминка.

Через полчаса они вернулись на капустное поле: Лукашевич – за рулём «рено», а Золотарёв – в комфортной кабине немецкого чуда техники. Ещё минут сорок пилотам понадобилось на то, чтобы снять контейнер с «Вулканом» и начать монтаж пулемёта в багажном отсеке; при этом пришлось разбить стекло на задней багажной дверце автомобиля-автобуса и выкинуть одно кресло.

Ангеле смотрела, как уродуют её машину, но претензий не высказывала. Она уже переговорила с мадам Олбрайт и удостоверилась, что всё, о чем говорил ей русский пилот по имени Алексей, – правда. Избыточным подтверждением служили три самолёта, застывшие в различных позициях на поле. Всё это было всерьёз, всё это было на самом деле, и самое ужасное – Бачинскайте начинало нравиться это приключение.

Говорят, женщина живёт в ожидании чуда – пусть это будет даже страшное чудо. А такая волевая и сильная женщина, как Ангеле, ждёт чуда вдвойне, но далеко не всякий мужчина способен это чудо создать. Алексей втянул её в скверную историю, но она была уже почти благодарна ему и смотрела на него совсем другими глазами – словно он был пришельцем с Марса, из мира кровавого бога, где идёт вечная война Добра со Злом и где нет места компромиссам.

Впрочем, наметившаяся душевная близость не помешала Бачинскайте выполнить задуманное. Она потребовала у пилотов вернуть ей сумку, выразив при этом желание уединиться в кустиках. Когда Алексей вызвался сопроводить и проследить, чтобы не сбежала, Ангеле заявила, что он не получит никакого удовольствия от сего процесса, поскольку ей надо ни «пипи-кака», а сменить тампон. Памятуя о том, с какой брезгливостью отнеслись к её телу жлобы-охранники алюминиевой фирмы, Бачинскайте полагала, что похожую реакцию известие о месячных должно вызывать у любого здорового мужчины. Здесь она оказалась права. Убедившись, что его не обманывают (для этого Ангеле пришлось порыться в сумке и продемонстрировать пачку «Тампакс»), Алексей не только не пошёл за ней, но и подчёркнуто отвернулся. Можно было сбежать, но, во-первых, сильно болели распухшие от удара колени, а во-вторых, кто же сбежит от чуда, если ждал его всю сознательную жизнь?

Тот факт, что Бачинскайте отсутствовала целых пятнадцать минут, также не вызвал вопросов. Что было ей на руку, поскольку всё это время она занималась тем, что набирала стилом сообщение на смартфоне «Palm i705» – микрокомпьютере с выходом по радиоканалу в Интернет. Он лежал в той же сумке, но, благодаря футляру, выглядел, как заурядная «косметичка». К сожалению, в адресной книге микрокомпьютера не оказалось электронных адресов литовских силовых ведомств, а искать их по просторам глобальной сети было долго и хлопотно, потому Ангеле предпочла отправить сообщение службе охраны собственного аэроклуба, здраво полагая, что те уж изыщут возможность и связаться с правоохранительными органами, и организовать операцию по поиску и спасению.

Она написала так: «MAYDAY, ребята, MAYDAY. Меня взяли в заложники вместе с машиной. Здесь четыре русских офицера и Госсекретарь Мадлен Олбрайт. Мы находимся к северо-западу от Каунаса. Выручайте, но будьте осторожны: эти офицеры вооружены и настроены решительно. Постарайтесь не допустить стрельбы. С надеждой на скорую встречу, ваша Ангеле».

Подумав, Бачинскайте стёрла упоминание о Мадлен Олбрайт, заменив его на «ещё одна заложница»: если сказать всю правду целиком, в неё никто не поверит, сочтут послание дурацкой шуткой. А так можно не сомневаться: сообщение прочтут и помогут.

Наверное, Ангеле переоценила своих сотрудников…

(Вильнюс, Литва, август 2000 года)

На третьем часу «кризиса» президент и министр обороны покинули центр, полагая, что ситуация находится под контролем. Из высокопоставленных лиц остались только командующий вооружёнными силами и директор Департамента госбезопасности. Оба они с нетерпением ждали вестей от моторизованного батальона.

Более или менее подробная информация начала поступать в центр на четвёртом часу «кризиса». Пехотинцы отыскали место падения одного из российских истребителей и даже катапультируемое кресло К-36ВМ. Однако никаких следов пилота, а хуже всего – никаких фрагментов немецкого самолёта обнаружить не удалось.

Полковник Вайкшнорас понял, что Штаб обороны допустил промашку в определении места падения самолёта, а пост радиолокационного наблюдения и подполковник Адоминас оказались правы. Требовалось вновь поднимать в воздух вертолёты, но начальник Штаба обороны чувствовал, что время упущено.

А тут ещё начальник военной разведки Гинтарас Азубалис сообщил, что к ним уже не в первый раз пытается дозвониться какой-то Джек Риан из Таллинна. Утверждает, что он сотрудник ЦРУ и у него для Штаба обороны есть ценная информация. Сначала этого Риана отправили по инстанциям, но, как оказалось, никто на низовом уровне не смог принять решения по его вопросу, и пришлось самому Азубалису переговорить с настырным американцем.

– Yeso Christo![47] – воскликнул начальник разведки, выслушав Риана, он повернулся к Вайкшнорасу и сказал дрогнувшим голосом: – Кажется, мы в дерьме по самые уши. Американец говорит, что на сбитом немецком самолёте летела Мадлен Олбрайт!

– Какая Олбрайт? – глупо переспросил полковник.

– Госсекретарь США!

Ситуация вновь вышла из-под контроля, только теперь «литовский кризис» приобрёл мировое значение…

Глава четвёртая

Кольцо и ножик

(Таллинн, Эстония, август 2000 года)

После бесславного похода авианосной армады к берегам Антарктиды Роберт Фоули впервые задумался, на той ли он стороне. Раньше такой вопрос не мог прийти ему в голову по определению. Да и может ли сомневаться в правильности выбора человек, возглавляющий один из отделов Управления внешней разведки Оперативного Директората ЦРУ? Однако сама операция, в которой Фоули не по своей воле принял участие и которая закончилась большими человеческими жертвами, вызывала слишком много вопросов. Как аналитик, переквалифицировавшийся в оперативники, Роберт понимал, что никакой особой необходимости в проведении этой операции не было. Вся она казалась безумием, бредовой фантазией тех, кто её спланировал. Выбор авианосца и команды был обусловлен не их готовностью отстоять интересы США в регионе, а сумасбродной идеей сотрудников Госдепа, будто бы поход за легендарным Копьём Судьбы должен выглядеть как ритуал, наполненный символами. На этом «ритуальном поле» не было места разумному планированию, Госдеп мало опирался на логику и здравый смысл, отдавая предпочтение мифологии и наркотическим видениям, – неудивительно, что такой подход привёл к разгрому.

А ещё Фоули видел то, чем были украшены стены комнаты, в котором хранилось священное Копьё. Такое не вычеркнешь из памяти, а ко всему это был ещё и знак, указывающий на то, к чему приходят люди, отвергающие простую жизненную мораль в обмен на жестокие теоремы иного, чуждого человеку мира.

* * *

…Они спустились в котлован к бункеру сразу после того, как представители Госдепа закончили ритуальную процедуру, должную, по их собственному заверению, обезвредить незримые ловушки, установленные немецкими оккультистами ещё во время Второй мировой войны. Затем по приказу госдеповца Джонсона морские пехотинцы споро разобрали завал из камней. Как и ожидал Фоули, который видел следы чужого присутствия на пустынном берегу Земли Королевы Мод, тяжёлая дверь, ведущая в бункер, была открыта.

«Вполне может статься, – сказал независимый эксперт Джек Риан, отвечавший за планирование и общую координацию экспедиции, – что там нет уже никакого Копья».

Он оказался прав. Первыми в бункер вошли представители Госдепартамента. За ними – Риан, замыкал шествие Фоули. Как и многие другие подземные сооружения Третьего рейха, бункер был отстроен на совесть, но под воздействием времени обветшал и протёк. Под ногами был лёд, и Фоули пару раз оскользнулся, едва не выронив фонарь. К счастью, отважной четвёрке не пришлось петлять по затхлому лабиринту: хранилище раритетов находилось в конце прямого коридора. Бетонные стены были украшены поблекшими красными знамёнами с символом свастики в белом круге; однажды под ногами попался скелет в остатках чёрной формы с размозжённым черепом – лучше всего за эти годы сохранился большой кожаный ремень. Однако самое страшное поджидало Фоули впереди. Через несколько минут, отворотив тяжёлую дверь, представители Госдепа по очереди шагнули в хранилище. Фоули услышал бессвязное бормотание и ускорил шаг, практически сравнявшись с Рианом.

«Ничего нет, – сказал Джонсон, когда эти двое переступили порог. – Совсем ничего. Кто-то опередил нас. Раритеты похищены».

На самом деле даже без раритетов здесь было на что посмотреть. И лучше бы Фоули не делал этого. Луч его фонаря скользнул по бронзовым «курительницам», по обтянутому бархатом ложу и остановился на одной из стен. Сначала Роберту показалось, что на стены нарисован причудливый узор, состоящий из множества искажённых человеческих лиц, больше похожих на античные маски. Однако подойдя ближе, он понял, что всё гораздо ужаснее. Это и были лица – точнее, снятая и выдубленная кожа человеческих лиц. Поведя фонариком, Фоули похолодел. Кого здесь только не было: мужчины, женщины, старики, дети. Они смотрели на американского разведчиками стекляшками искусственных глаз, и тот не смог сдержать восклицания:

«Господи! Господи Боже! Это же люди!»

Джонсон равнодушно пожал плечами.

«Ничего особенного, – произнёс он спокойно. – Это довольно известная практика. Посмертная энергия этих людей усиливают мощь Предметов Силы. Проще говоря, Копьё питается астральными двойниками и остаётся дееспособным».

«Скажите, вы ведь разбираетесь в этих вопросах? – спросил Фоули свистящим шёпотом, Джонсон кивнул. – Скажите, эти люди, чьи лица здесь… они умерли естественной смертью?»

«Нет, – отрезал, как приговор вынес, сотрудник Ритуальной службы Госдепарамента. – Считается, что при естественной смерти астральный двойник получает свободу. Все эти люди были сначала замучены, а потом убиты».

«Господи!» – ещё раз выдохнул Фоули и почти побежал к выходу, прочь от этих лиц со стеклянными глазами…

* * *

С тех пор минуло пять месяцев, но Роберт Фоули, вернувшийся к работе в ЦРУ, уже не чувствовал прежней уверенности в правоте своего дела. Даже его измена (когда он скрыл от руководства Управления, что был завербован русской разведкой во время командировки в Мурманск[48]) поблекла на фоне того, что он узнал или о чём догадался по ходу экспедиции в Антарктиду.

Раньше Роберт сам себе казался беспощадным – то есть взрослым серьёзным мужчиной, руководителем, который без малейших колебаний пошлёт отряд спецназа или группу полевых агентов на верную смерть, если это нужно для выполнения задания. Однако несколько душевных потрясений подряд превратили молодого амбициозного «цэрэушника» в растерянного человека, потерявшего опору в жизни, а значит, не способного принимать решения. Наверное, именно так и становятся «идейными» предателями, вроде Кима Филби, но Роберт не хотел идти по этому гибельному пути. Он уже подумывал об отставке и годичном отдыхе вдали о суеты больших городов (компенсации, которую выплатило ЦРУ после экспедиции в Антарктиду, хватило бы года на три безбедной жизни где-нибудь на пляжах Флориды), когда вдруг получил моральную поддержку, причём с самой неожиданной стороны.

Независимый эксперт Джек Риан, подлинный статус которого в военно-политической иерархии был Роберту и по сей день непонятен, не забыл своего молодого спутника. Однажды он пригласил Фоули отобедать в «Адмирале Грире» и прочитал целую лекцию о том, что любой человек на протяжении отмеренного ему века проходит как минимум через четыре кризиса: подростковый, кризис «составления планов», кризис «переоценки планов» и кризис «осознания смерти». Переход через кризис на новый этап сопровождается обычно неким действием. Например, действие, после которого подросток становится мужчиной, называется «инициацией», и оно вовсе не связано с первым сексуальным опытом, как считают многие. Бывает и так, что подростковый кризис затягивается: вроде, глядишь, перед тобой тридцатилетний яппи: самостоятельный, богатый, современный – а на самом деле внутри сидит озабоченный подросток, для которого важнее всего на свете, что скажут о нём сверстники. В какой момент и какое испытание станет инициацией, трудно предсказать; для каждого конкретного человека это уникальное таинство, и смешно для осведомлённого наблюдать со стороны за ритуалами, которые устраивают различные братства и закрытые общества для своих неофитов и которые тоже по ошибке называются «инициациями».

Впрочем, речь в данном случае шла не о Роберте Фоули. Джек Риан был уверен, что Роберт уже миновал и подростковый кризис, и даже кризис «составления планов», который обычно наступает по завершении образования и не затягивается надолго. Однако теперь, по мнению Риана, его младший товарищ входит в тот возраст, когда пора задуматься о «переоценке планов».

«Это очень серьёзно, – говорил независимый эксперт. – Подобный кризис переживал Иисус Христос перед тем, как взойти на крест. Потому психологи называют это состояние души „мессианским периодом“. Я изучил твоё досье, Боб, а прибавив к нему то, о чём мы говорили с тобой на обратном пути, пришёл к выводу, что в ближайшие дни ты, скорее всего, подашь в отставку».

Да, поговорили они тогда изрядно. Спасательная экспедиция затянулась аж на месяц, и ещё месяц побитая армада ковыляла в Норфолк, волоча за собой обгорелый остов авианосца «Джон Ф.Кеннеди». Независимый эксперт и представитель ЦРУ оказались как бы не у дел, а потому, быстро составив отчёты, коротали дни в беседах, делились воспоминаниями. Выяснилось, в частности, что карьеру разведчика Риан начал со знаменитой в узких кругах операции «Зимняя орбита» – это была сложная многоходовая комбинация, проводившаяся ЦРУ в рамках информационной игры по программе СОИ. Для Риана она закончилась полным крахом карьеры, и никто не верил тогда, что у него получится стать незаменимым специалистом.

Из этого наглядного примера (о котором Риан напомнил Фоули во время обеда в «Адмирале Грире») вытекало со всей однозначностью: любой нормальный человек проходит раньше или позже через «переоценку планов», а значит, ничего страшного с Робертом не случится, в ближайшее время он оправится и вернётся в русло.

«Для кризиса „переоценки планов“ важно вот ещё что, – разглагольствовал Риан. – Человек не просто меняется, он формулирует для себя задачи и цели, намного превосходящие элементарное желание жить хорошо или жить лучше других, более далеко идущие, чем простое намерение делать свою работу и слушаться начальства. Перед человеком открываются горизонты, о которых он раньше и не подозревал. И при этом он сам волен выбирать, в каком направлении идти… К сожалению или к счастью, большинство выбирает семью: нарожать детей побольше и таким образом передать следующему поколению право выбора. Но ты ведь к большинству не относишься?»

Фоули при этих словах опустил голову, чтобы собеседник не заметил его смущения. У него действительно ничего не получалось с обретением семьи, все его знакомые девушки были слишком самоуверенны, чтобы разменивать карьеру на семейные ценности, – бедствие крупных городов, где все живут текущим моментом, практически не задумываясь о прошлом и будущем.

В итоге самозабвенная речь Риана свелась к тому, что он без обиняков предложил Фоули покинуть кресло руководителя отдела и перейти в подчинение к нему.

«Мне нужен толковый помощник и, может быть, ученик, – признался независимый эксперт. – Ты останешься в штате Управления, но будешь подчиняться только мне. Все вопросы о переводе на новую должность я утрясу сам».

«А чем я буду заниматься?» – спросил Фоули, ещё не веря своему счастью.

«Тем же, чем и я. Ты прекрасно знаешь, Боб, что в период внешнеполитических кризисов сразу появляется целая орава желающих решить все проблемы и за счёт этого выслужиться перед президентом. Мы создали огромное количество структур и ведомств, которые отвечают за то и за это, и все они претендуют на главенствующую роль, а потому конфликтуют друг с другом. Когда же начинаются по-настоящему серьёзные проблемы, времени на согласование позиций не остаётся – тут нужна небольшая группа аналитиков с опытом оперативной работы и без пиетета по отношению к тому или иному ведомству. По-моему, ты вполне созрел для такой работы».

Разговор за столиком в «Адмирале Грире» оказал на Фоули прямо-таки волшебное действие. Ему явно не хватало беседы в духе той, на которую записываются в очереди к психоаналитику, однако походы на сторону к такого рода специалистам были запрещены должностной инструкцией, а о штатных «душеведах» ЦРУ ходила плохая молва. А тут всё лучшим образом устроилось. Джек Риан не только помог Фоули избавиться от тягостных раздумий, но и предложил новую работу – куда более интересную, чем та, которой Роберт занимался до сих пор.

Первым заданием Фоули на новом поприще стала подготовка тайной встречи Госсекретаря США Мадлен Олбрат с неким Эйно Парве, занимавшим пост заместителя министра культуры Эстонской республики. Ритуальная служба Госдепартамента договорилась с этим эстонским чиновником, что Копьё Судьбы, ради которого разыгралась битва в Антарктиде, будет передано в целости и сохранности Госсекретарю в обмен на… В обмен на что именно собирается господин Парве вернуть похищенное им Копьё, Фоули так и не понял.

«Всё это из области иллюзий, – поморщившись, ответил Риан на прямо заданный вопрос. – Пустословие. Господа в Эстонии полагают, что мы признаем их „выдающийся вклад“. Мы его, конечно, признаем. Но более они ничего не получат».

О том, зачем вообще тратится столько сил и средств на поиски Копья, Фоули уже и не спрашивал. Догадывался, что внятного объяснения ему всё равно никто не даст, а потому пусть всё идёт как идёт. Если этим занимается сам Джек Риан, значит, этим нужно заниматься и ему.

И вот теперь они двое – «независимые эксперты» при Оперативном Директорате ЦРУ – сидели в VIP-зале Таллиннского аэропорта, ожидая, когда появится господин Эйно Парве. Заместитель министра культуры опаздывал, хотя обещался прибыть за час до самолёта, на котором летела Мадлен Олбрайт. Время шло, и Риан всё чаще поглядывал на часы. Когда до назначенного времени прилёта Госсекретаря осталось пятнадцать минут, Риан встал и направился в комнату дежурного. Вернулся он через три минуты и очень чем-то озадаченный.

– Опаздывает не только господин Парве, – сообщил он Фоули. – Наша леди тоже задерживается. Границу Эстонии её самолёт пока не пересекал.

– Что-то случилось? – предположил Роберт. – Изменились планы, а нас забыли поставить в известность?

– Что-то действительно случилось, – согласился с предположением Риан. – Но вот что?

Он открыл свой мобильный телефон и отсел в уголок, под декоративную пальму, чтобы спокойно поговорить. Риан сделал два звонка, послушал ответы операторов, известивших его, что абоненты недоступны, потом откинулся на спинку кресла, глубоко задумавшись.

Тут у Роберта запел его собственный телефон, и он поднёс трубку к уху, намереваясь сразу же отшить собеседника, если речь пойдёт о посторонних делах.

– Господин Фоули? – спросили на том конце линии связи. – Здесь Таксист…

Фоули помертвел и бросил короткий взгляд на своего нового шефа, но тот ничего не видел и не слышал, решая какую-то головоломку.

– Я понял, – сказал Фоули. – Но у меня сейчас нет времени, чтобы говорить с вами. Позвоните позже, вечером…

За всеми переживаниями последнего времени Роберт как-то совсем забыл о Таксисте – под таким псевдонимом выступал офицер российской разведки, завербовавший Фоули во время давешней поездки в Мурманск. А тот, верно, никогда не забывал о жирной рыбёшке из ЦРУ, которая однажды попалась на крючок и теперь никогда с него не слезет. Ах, как не вовремя Таксист напомнил о себе!..

– Успокойтесь, Роберт, – сказал Таксист, и в голосе его Роберту послышалась усмешка. – Я звоню по тому же вопросу, по которому вы сидите в Таллиннском аэропорту. Вы ведь ждёте Эйно Парве, так? Не ждите. Он не придёт.

– Почему?

– Видите ли, он умер. Представляете? В расцвете лет, безвременная утрата…

– А как же?.. – Фоули прикусил язык.

– Вы хотите спросить, где находится Копьё? Оно у меня. И я готов при первой возможности вручить его лично госпоже Олбрайт.

«Господи! – подумал Роберт. – Он всё знает! Но откуда?»

Он, разумеется, не догадывался, что один из лучших «кротов» КГБ сидит в самом сердце Административного Директората ЦРУ, и хотя скромная должность не позволяет ему работать с секретными папками, зато через его руки проходят все документы, которые готовятся для агентов, выезжающих за пределы США. Одних только виз вполне достаточно, чтобы сделать выводы о предстоящем маршруте и предположительной цели командировки.

– Я буду очень рад… если вы… – осторожно заговорил Фоули, боясь спугнуть птицу удачи, которая сама просилась в руки.

– Я отдам Копьё, – перебил Таксист, – но при одном условии.

– Что это за условие?

– Вы познакомите меня с господином Рианом. Он ведь рядом с вами, так?

– Я постараюсь.

– Значит, договорились. Ждите меня через пять минут.

Таксист дал отбой, а Фоули повернулся к Риану. Времени терять было нельзя, и он вкратце изложил шефу тут же придуманную легенду о русском офицере, который помог ему при решении проблем в Мурманске, а теперь каким-то чудесным образом завладел Копьём Судьбы.

– Я читал твой отчёт о поездке в Россию, – Риан с непонятным выражением на лице разглядывал Фоули, – но там ничего не было сказано о русском офицере, который помог тебе выйти на Чёрного Пса.

– Это не имело прямого отношения к делу, – сказал Фоули, боясь опустить глаза и этим выдать себя. – Иногда лучше умолчать…

Риан вдруг широко улыбнулся.

– А ты, Боб, гораздо более ушлый парень, чем я ожидал, – похвалил он. – Из тебя выйдет толк.

Бесшумно скользнула в сторону прозрачная дверь, и в зал вошёл высокий, хорошо сложенный человек, одетый в лёгкий летний костюм, с сумкой через плечо – по виду, типичный спортсмен, отставший от своей команды. Оглядевшись, он сразу же направился к «независимым экспертам» и присел рядом с Фоули.

Да, это был Таксист. Роберту оставалось только надеяться, что русский не сболтнёт лишнего и не выдаст Риану факт вербовки.

– Добрый день, господин Риан, – сказал Таксист приветливо. – Меня зовут Владимир Фокин, и я давно хочу познакомиться с вами.

Джек Риан с огромный интересом смотрел на русского агента, потом привстал и наклонился, протягивая руку. Фокин ответил на рукопожатие.

– Давайте сделаем так, – сказал Риан после этого. – Будем обмениваться информацией по очереди. Сначала, к примеру, вы задаёте вопрос, а я отвечаю. Потом я задаю вопрос, а вы отвечаете.

– Замечательное предложение, – не стал спорить Фокин. – У нас достаточно времени для разговора?

– Самолёт госпожи Олбрайт задерживается. Но даже если бы она прилетела вовремя, вы заслужили право на то, чтобы она подождала.

– Благодарю, – Таксист был сама учтивость. – Постараюсь не разочаровать вас.

– Задавайте первый вопрос.

– Почему вы участвуете в операции «Копьё»? Вы ведь, насколько мне известно, атеист?

Фоули посмотрел на нового шефа с некоторым удивлением. Он и подумать не мог, что Риан – атеист. Однако независимый эксперт вновь улыбнулся и ответил на первый вопрос Фокина так:

– Тут нет противоречия. Я рассчитываю, что когда Ритуальная служба получит Копьё, они убедятся, что это простое железо, и откажутся от планов, которые связывают с этим предметом. Как говорите вы, русские, клин клином вышибают.

– Ваш вопрос.

– Вы из «Белого орла»?

Фоули вскинул брови: он не знал, что такое «Белый орёл».

– Да, – отозвался Таксист. – Начинал в региональном совете Заполярья, потом перебрался в Москву. Сейчас отвечаю за подбор личного состава для выполнения специальных операций.

Риан с понимающим видом покивал:

– Ваш вопрос.

– Вы знаете, что когда Копьё попадёт в руки Госсекретаря, в действие будет приведён план «Форс-мажор»?

Фоули вздрогнул. Неужели это правда? Он слышал о плане «Форс-мажор» и не раз одобрительно высказывался в его пользу. Но теперь его позиция переменилась. Ведь он видел горящий авианосец и трясущихся, посеревших от усталости американских пилотов, которых спасательные команды собирали по всему берегу. Победить русских оказалось не так-то просто, и этот факт, добавившись ко всему остальному, сильнейшим образом повлиял на мировоззрение Роберта.

– Я считаю, что этого не произойдёт, – твёрдо сказал Риан. – Такого рода планированием в Пентагоне и ЦРУ занимались всегда, но для начала отсчёта нужно что-то посущественнее, нежели древняя реликвия.

– Я с вами не соглашусь.

– Тогда почему вы отдаёте Копьё?

– Это ваш новый вопрос?

– Да.

– Проект «Атлантида».

– Это же миф!

– Когда-то я тоже так думал. Но несколько документов убедили меня в обратном.

– Что это за документы? Я могу их увидеть?

– Не спешите, господин Риан. Вы уже задали три вопроса. Теперь моя очередь.

– Пожалуйста, – независимый эксперт снова хмурился; очевидно, придуманная им самим игра ему уже не нравилась.

– Вы сможете организовать срочный запрос в Соединённые Штаты?

– По какому вопросу и на каком уровне?

– На самом высшем. Я хочу, чтобы ваш директор навестил господина Рональда Рейгана и спросил его, не помнит ли он место жительства Питера Бака, переводчика с русского языка.

– Это возможно. Но вряд ли мы получим внятный ответ. У президента Рейгана[49] болезнь Альцгеймера – он давно никого не узнаёт, кроме своей жены.

– Хорошо, пусть его спросит жена. Вы сможете организовать такой запрос?

– Попробую. Но не ручаюсь за результат. Моя очередь задавать вопросы. Этот Питер Бак имеет какое-то отношение к проекту «Атлантида»?

– Именно. Он последний из живущих на этом свете, кто знает главное – где находится «кнопка». В этом и смысл нашего обмена: вы мне сообщите адрес господина Бака, а я отдам вам Копьё.

– А если и мы узнаем, где находится «кнопка»?

– А я не собираюсь быть единоличным держателем этой тайны. Очень хорошо, если ваши «ястребы» будут знать о «кнопке». Это заставит их по-другому взглянуть и на Россию, и на план «Форс-мажор».

Фоули окончательно потерял нить беседы. Он догадывался, что речь идёт о чём-то очень важном, но реплики, которыми обменивались эти двое, практически не содержали полезной для него информации, и кадровому разведчику оставалось только глупо вертеть головой от одного собеседника к другому.

– Документы, – потребовал Риан. – Покажите мне документы.

Фокин открыл сумку и вытащил пачку ксерокопий. Независимый эксперт только взглянул на них и сразу присвистнул:

– Это же письма из личного архива президента Рейгана. Откуда они у вас?

– Во всём виновата моя природная любознательность. Один видный американский историк – не буду называть его фамилии – пишет книгу о роли Рональда Рейгана в завершении Холодной войны. Он получил доступ к личному архиву президента и обнаружил там эти письма. Встретив упоминания о проекте «Атлантида» и о подводной лодке «К-129», он попросил прокомментировать их своего московского коллегу, который как раз специализируется на истории советского подводного флота. А я с этим московским историком очень хорошо знаком.

– Вы превосходный разведчик, – сделал комплимент Риан, после чего углубился в чтение.

– Я могу узнать, что такое проект «Атлантида»? – подал голос Фоули. – И что такое «Белый орёл»?

– Расскажите ему, господин Фокин, – разрешил независимый эксперт. – Он в моей команде – ему можно.

Таксист посмотрел на Роберта и с искоркой подмигнул ему. Мол, ты и в моей команде тоже – не забыл?

– Давным-давно, – начал Фокин свой рассказ, – когда нас с вами, Роберт, ещё и на свете не было, существовала военно-политическая организация «Красная Звезда», созданная товарищем Троцким и товарищем Дзержинским в противодействие Ордену Атлантической Традиции, имевшему немалое влияние на старых большевиков. Позднее эту организацию частично разгромил товарищ Сталин, который разумно полагал, что её члены могут претендовать на его место в советской структуре власти. Однако кое-кто уцелел и после многочисленных «чисток», со смертью Сталина организацию удалось возродить на новом уровне. Если честно, «Красная Звезда» имела совсем мало рычагов давления на власть, но кое-какие проекты ей всё же удалось реализовать. Сейчас уже невозможно установить, был ли товарищ Хрущёв членом этой организации, однако Михаилу Суслову – самому влиятельному из её руководителей – удалось «пробить» серьёзный проект, получивший название «Атлантида». Это вроде вашей «Машины Судного Дня», но с учётом особенностей рельефа Северной Америки. С начала шестидесятых вблизи вашего побережья были заложены около десятка, а может быть и больше атомных зарядов. В проекте участвовали только те капитаны подводных лодок, которые были полноправными членами «Красной Звезды», а следовательно, всякая утечка информации исключалась. Схема выглядела примерно так. Допустим, США наносят превентивный удар, мы в руинах и ответить не можем. Соответственно, уничтожается и некий объект на территории СССР – для простоты я называю этот объект «кнопкой». Но в том-то и дело, что «кнопку» не нужно нажимать – тут срабатывает принцип «мёртвой руки»: если объект не подаёт сигнал через определённое время, взрывается вся цепь зарядов. Взрывы вызовут цунами, цунами сметает крупнейшие города Штатов в тартарары, война выиграна. При этом, что характерно, стратеги «Красной Звезды» подумали о том, как будет выглядеть будущее Америки. Направление и энергия цунами рассчитывались таким образом, чтобы волны иссякли на подходах к крупнейшим индейским резервациям. После этого можно было бы утверждать, что индейцы являются исконными владельцами североамериканских земель и лепить из них любую форму общественной организации…

У Фоули захватило дух. Если Фокин говорит правду, то Америка обречена. Благодаря оперативным сводкам, Роберт знал, в каком состоянии находятся российские стратегические объекты. Перед его внутренним взором возникла красочная и ужасная картинка: очередной нувориш от энергетики отключает номерной объект в наказание Министерству обороны за нежелание платить по счетам, обесточенный объект стоит день, ночь, а потом заряды на океанском дне взрываются, и на США надвигается колоссальная волна, сметающая всё на своём пути.

Роберт стёр холодную испарину, выступившую на лбу, и спросил враз охрипшим голосом:

– Но каким образом передаётся сигнал? Вы сказали, что заряды находятся на дне, под водой, а это не так просто…

– Технические подробности мне не известны. Но возьмусь предположить. Вы что-нибудь слышали о радиостанциях сверхдлинноволнового диапазона? Именно с помощью этих передатчиков осуществляется связь с подводными лодками, находящимися в автономном плавании. Скорее всего, контрольный сигнал на заряды посылается по тому же каналу, но вот откуда – это вопрос. Видите ли, господин Фоули, со временем «Красная Звезда» пришла в упадок, а после смерти Суслова совершенно утратила контроль над принятием решений. Те, кто хоть что-то знал о проекте «Атлантида», повымирали от старости, а архивов эта организация не держала. Как правильно заметил господин Риан, теперь эта история считается мифом. И я сам так думал до тех пор, пока не ознакомился с письмами Питера Бака президенту Рейгану.

– И что в этих письмах?

– Я датирую их началом восьмидесятых. Господин Бак предупреждает вашего президента, что его идея с «крестовым походом против Советов» может иметь печальные последствия для США. Он просит Рейгана отказаться и от этих планов, и от программы СОИ. При этом он несколько раз упоминает проект «Атлантида» и просит президента сделать запрос об итогах операции «Дженнифер», но не по официальным каналам, а через «известную ему организацию».

– Операция «Дженнифер»? Это когда мы подняли советскую субмарину?

– Совершенно верно. Субмарина называлась «К-129» и, как я предполагаю, принимала участие в проекте «Атлантида». Думается, Питер Бак что-то раскопал по этому поводу, потому и пытался предупредить президента Рейгана об угрозе тотального уничтожения. Из контекста писем следует, что они старые друзья, но мне ничего не удалось узнать об этом Питере Баке. Кто он? Откуда он? Где проживает теперь?

– А что такое «Белый орёл»?

– Это одно из условных названий российской патриотической организации, которую я представляю. Своего рода наследники «Красной Звезды». Только возможностей у нас поменьше, полёт пониже и силы пожиже. Но кое-что и мы умеем.

– Значит, это вы снарядили «Варяг» для похода в Антарктиду?

– Мы, – скромно признался Фокин. – И вы знаете почему.

– Знаю, – Фоули печально покачал головой. – Но вы так легко отдаёте Копьё, ради которого было убито столько человек…

– Проект «Атлантида» важнее, – сурово заявил Фокин. – Я должен точно знать, где находится «кнопка». Всё остальное – мелочи.

– Но зачем вам? – ужаснулся Фоули, которого вдруг осенила невероятная догадка. – Вы хотите взорвать этот объект?! Вы хотите уничтожить Америку?!

Он даже напрягся, подобрал ноги, потому что в случае положительного ответа ему оставалось только прыгнуть на Таксиста, рвать его зубами, душить, но остановить всё это безумие.

– Вы подробно изучили Россию, господин Фоули, – с укоризной сказал Фокин, – но так ничего и не поняли. Америка давно стала частью русской культуры, а разве можно мечтать об уничтожении собственной культуры?

Роберт взял себя в руки.

– Не понимаю, – пробормотал он. – Ведь вы знаете подробности плана «Форс-мажор»… Тогда зачем вам Питер Бак и «кнопка»?

– Я должен быть уверен, что объект функционирует. Не хочу завтра проснуться и узнать, что надо ехать в Штаты и устанавливать контакт с уцелевшими индейцами…

– А ваша тайная организация? Что вы сообщите руководству «Белого орла»?

– Доверьтесь мне, господин Фоули. Войны не будет.

Джек Риан дочитал письма Питера Бака до конца, сложил их в аккуратную пачку и объявил:

– Господа, я принял решение.

После чего независимый эксперт снова взял в руку свой мобильный телефон. Он набрал номер, и на этот раз ему ответили.

– Здесь Риан, – сказал он в трубку. – Ситуация категории «Альфа». Выяснить биографию и послужной список переводчика с русского языка Питера Бака. Повторяю: Питер Бак. Работал в Госдепе и ЦРУ, участвовал в операции «Дженнифер». Необходимо выяснить, жив ли он и где находится. Возможный информатор – президент Рональд Рейган… Я знаю… Я знаю… Чёрт возьми, я знаю!.. Попробуйте через жену… Да… Да… Подождите до утра, не нужно их сейчас беспокоить… Ещё раз повторяю: ситуация категории «Альфа».

Не скрывая своего раздражения, Риан сложил трубку. Потом посмотрел на часы.

– Странно, – произнёс он. – Где же Госсекретарь?