– Сколько тебе тогда было лет?

– Когда мне подарили ее на день рождения – девять лет, когда она умерла – десять.

Ахим вдруг остановился и взял Аннетту за руку. Аннетта заметила, что он взволнован.

– Наша мать любила этого песика уж точно больше, чем меня. Кормила его свежей печенкой, чистила морковь, подолгу гуляла с ним. Когда она читала, пес ложился у нее в ногах. Иногда, когда у матери не было настроения, выводить собаку должен был я, и тогда она ненадолго становилась моей собакой. Короче, однажды я не взял ее на поводок, хотя мне было строго-настрого это приказано. Пес увидел кошку, с бешеной скоростью понесся наперерез движению и погиб под колесами прямо на моих глазах.

– Ужасно! – воскликнула Аннетта.

– Да, это было страшно, – подтвердил Ахим. – Но еще страшнее оказалось то, что меня обвинили в смерти собаки. Мама, конечно, была очень огорчена, но ведь я-то был всего-навсего ребенком! Вместо того чтобы меня утешить, она влепила мне пощечину и вообще вела себя со мной так, словно я преступник. Потом мне досталось еще и от отца: никогда больше в доме не будет никаких животных, потому что наш сын не знает, что такое ответственное отношение к своим обязанностям. Но никто ничего не сказал, когда Поль притащил домой вонючую старую крысу.

Аннетта поцеловала Ахима в щеку.

– Бедный мальчик, – с сочувствием произнесла она. – Ну ладно, пойдем дальше.



Перед одной виллой с роскошными витражными окнами стоял зеленый автомобиль, куда садились двое полицейских. Когда машина уехала, Аннетта с изумлением прочла на табличке у входа: «Хайко Зоммер».

– Значит, расследование еще не закончено, – произнес Ахим. – Впрочем, семьи у него не было – особняк наверняка выставят на аукцион.

Аннетте до смерти хотелось заглянуть внутрь; может, попробовать подойти с заднего двора?

Ахим хмыкнул:

– Какая ты любопытная! Полиция это не одобрит. Ладно, пойдем, попробуем подойти к дому через ворота в саду.

Они вышли по боковой тропинке к задней веранде и заглянули в зимний сад.

Столешница большого деревянного стола была выложена белой плиткой с бирюзовым орнаментом и отлично гармонировала с белыми книжными шкафами, два плетеных кресла так и располагали к отдыху. Как и на фасадной стороне дома, окна здесь были с узорчатыми стеклами – синими, зелеными, желтыми, в комнаты лился изумрудный свет.

Аннетта в восхищении воскликнула:

– Просто сказка! Ради этой виллы я бы даже оставила Мангейм. Этот дом перешел к нему по наследству?

– Нет, – ответил Ахим. – Он его купил. Дом находится под охраной как архитектурный памятник. Вероятно, он приобрел его, решив, что ресторан станет золотым дном. «Дикий гусь», конечно, пользовался популярностью, и там обычно было полно посетителей, но не каждый ресторатор может все просчитать.

– Откуда ты так хорошо это знаешь? – удивилась Аннетта.

– Слышал где-то, да сейчас все на свете только и говорят, что об убийстве.

– Ты хотел сказать, все в Бретценхайме, – с улыбкой поправила Аннетта.



Они все еще стояли в чужом саду.

– Поль тебе ничего не рассказывал о Хайко Зоммере?

Аннетта покачала головой.

– Этот тип был любовником нашей матери, – едва слышно прошептал Ахим.

– Нет, – воскликнула Аннетта, – я не могу в это поверить!

В эту минуту ее кольнуло злорадное чувство, что наконец-то на лакированном образе превозносимой Полем матери появилась порядочная царапина.

– К сожалению, это так. Мы с Полем застали их на месте преступления.

Не торопясь, они покинули большой участок со множеством старых сосен, который, к счастью, не просматривался из прилегающих садов.

Однако, когда первая волна враждебности спала, Аннетта не почувствовала ничего, кроме горечи. Почему муж ничего ей не сказал? Почему она все должна узнавать от его брата? Почему ее муж ведет себя так, словно она не принадлежит к их семье и не имеет права быть посвященной в их тайны? Внезапно у нее закружилась голова, и Аннетта присела на невысокий бордюр.

– Сиди здесь и не двигайся, – несколько растерянно велел ей Ахим. – Сейчас подгоню машину. Похоже, ты перенапряглась.

Аннетта кивнула.



В машине Аннетта откинулась назад и закрыла глаза.

– Тебе лучше, малышка? – озабоченно спросил Ахим.

– Уже все в порядке, – солгала она, пытаясь взять себя в руки.

Через минуту он опять остановил машину.

– Здесь я живу. Не хочешь для контраста посетить мое скромное жилище?

Аннетта хотела было ответить, что нет, лучше в другой раз, но любопытство в итоге победило. Трехэтажный съемный дом, конечно, ничего не имел общего с виллой в стиле модерн, а представлял собой типичную коробку семидесятых годов. Наверное, все же стоило бы заняться тай-цзи, подумала Аннетта, два лестничных пролета – это тяжело. Следующие ее мысли были довольно сумбурны: чего ожидать? Как понимать внимание Ахима? Попытается ли он еще раз поцеловать ее и раздеть, хотя один раз уже нарвался на отказ? В конце концов, она и сама не знала, чего хочет.

Обстановка в обеих комнатах была хоть и не слишком шикарная, но современная и практичная. Никаких личных вещей, за исключением плюшевого крокодила, не было. Ахим немного аккуратнее, чем Поль, заключила Аннетта, стараясь не смотреть в сторону широкой кровати.

– У тебя здесь очень мило, – сказала она. – Но я хотела бы вернуться к разговору о вашей матери. Сегодня утром я заговорила с ней об этом убийстве и не заметила никакого особого интереса с ее стороны. А ведь она должна была как-то отреагировать!

– Тебе так кажется, – ответил Ахим. – Она отлично умеет владеть собой. А после смерти отца разве она похожа на безутешную вдову?

– И все же я не могу в это поверить. И когда же вы их застали?

– В субботу перед Пасхой. Она лежала в постели, а он выжимал ей апельсиновый сок на кухне.

– Может, просто забрался к вам в дом.

– Не смеши меня, ты сама в это не веришь! Вор в папином купальном халате? Это был точно Хайко Зоммер, его фотографию напечатали в газетах. Да и вообще, про него поговаривали, что он мастер ухаживать за дамочками.

Аннетте пришлось признать поражение.

– Ваша то ли бесстрастная, то ли страстная мать остается для меня загадкой, – вздохнула она.

Ахим взял ее за руки:

– Малышка, ты очень милая, но безнадежно наивная. Мир, к сожалению, гораздо хуже, чем ты о нем думаешь.

Аннетта хотела возразить, что не такой уж она и ребенок, на пять лет старше его, но поцелуй помешал ей развить аргументацию и предотвратил возможное сопротивление.

И все же Аннетта повторяла как заклинание:

– Поль все-таки твой брат…

Ахим, занятый застежкой бюстгальтера, сказал:

– Да он, наверное, изменяет тебе уже много лет. Есть и еще кое-что, о чем ты не имеешь ни матейшего представления. Уж твоей преданности, видит Бог, Поль точно не заслуживает.

Когда на полу оказалась одежда Ахима, Аннетта избавилась и от сомнений морального порядка, и от своего ортопедического ошейника.

14. Траурный смокинг

Поль занялся в мансарде допотопным черно-белым телевизором. Обуреваемый исследовательским духом, он открутил заднюю крышку и ковырялся в телевизоре до тех пор, пока аппарат снова не начал показывать две программы. Когда он с большим интересом увлекся повествованием о том, как английский тюлень спас из воды немецкую овчарку, в дверь тихо постучали.

Аннетта колотила бы громче, подумал Поль. В комнату и в самом деле вошла мать.

– Прости, Жан-Поль, я помешала? Ты не мог бы спуститься в спальню? – спросила она и улыбнулась.

Поль покраснел как рак. Но не успел он устыдиться своих грязных мыслей, как она сообщила, что разбирает вещи в отцовском гардеробе. Завтра приедут из Красного Креста и заберут пару мешков. Некоторые вещи ей очень жаль отдавать. В ее словах была невысказанная просьба, и Поль отлично понимал – ей хотелось бы, чтобы пальто отца носили его сыновья.

Он послушно встал и пошел за матерью.

– А где, собственно, Аннетта? – спросил он.

– Наверное, легла, – ответила мама, решительно вторгаясь в глубину стенного шкафа. – Они с Ахимом довольно долго гуляли. Примерь-ка этот пиджак, – предложила она.

Он неохотно выполнил просьбу и посмотрел на себя в зеркало. К его ужасу, старый твидовый пиджак сидел на нем как влитой.

– Его папа купил в 1972 году в Глазго. Кожаные заплаты на локтях считались тогда особым шиком, материал просто вечный.

Приличия ради Поль согласился:

– Папа всегда обращал внимание на качество.

Чтобы избавить себя от всех дебатов, он дипломатично решил забрать все это барахло к себе домой, а уж там избавиться от него без помех.

Разбирая вещи, мать отложила в кучу, предназначенную для Красного Креста, и черный костюм.

– Постой! Но это же то, что нужно!

– Это смокинг, – назидательным тоном произнесла мать, – а вечерний костюм на похороны не надевают.

Поль тут же со злорадством сообщил, что Ахим уже взял напрокат именно для этого случая смокинг.

После его слов мать отказалась от своих предрассудков, столь же древних, сколь и неоправданных.

– По сути, Ахим абсолютно прав. С какой стати мы должны, как надутые мещане, трясти траурными нарядами? Я, наверное, буду вся в белом, как первые христиане. А люди пусть себе чешут языки! Надевайте что хотите, разрешаю! – Она погладила тонкую ткань. – Пиджак тебе наверняка впору, примерь брюки, – приказала она.

Поль как раз стоял перед матерью в трусах, когда вошел Ахим. На лице у него появилась коварная ухмылка.

– Ну и брюшко ты себе наел, – заметил младший.

– Ты как раз вовремя, – воскликнула мать. – Эти туфли почти как новые и могли бы тебе…

– Нет, спасибо, – отказался Ахим и, выходя из спальни, буркнул: – У вас просто какая-то навязчивая идея – выкинуть из дома все папины вещи!

Мать слегка обиженно возразила, что сделать это все равно необходимо.

В глубине души Поль считал, что брат прав, хотя сам предпочел бы сказать об этом другими словами. Ему говорили как-то, что близкие покойных с яростным отчаянием превращали их комнаты в «tabula rasa», отвлекаясь от своего горя с помощью генеральной уборки и решения организационных вопросов.

Мать, казалось, сама понимала, что ее спешка с разбором одежды сомнительна, но все же попыталась оправдаться еще раз:

– Вы оба скоро уедете, и мне уже не удастся выяснить ваше мнение.



Аннетта держала оборону в своей кровати. Если бы кто-нибудь вошел, она прикинулась бы мертвой. Но Поля, видимо, ни в малейшей степени не интересовало, как себя чувствует жена; он, похоже, вообще не заметил, что они с Ахимом куда-то уходили.

Сам черт ногу сломит в этой семейке! Ее муж готов произносить длинные речи, и при этом ограничивался лишь «да» или «нет», если дело касалось личных проблем, и замалчивал важнейшие факты. А можно ли доверять вкрадчивому Ахиму, который, напротив, легко разбалтывал все семейные тайны? У него предположительно имелась подружка, но на ночном столике не было никакой фотографии, которая бы подтвердила ее существование. Хотел ли он удавшейся наконец попыткой соблазнить невестку насолить брату? С другой стороны, в эти дни Ахим спал не в своей квартире, хотя для него это явно было бы удобнее. Уж не ради своей матери, подумала Аннетта польщенно.

Она и сама не знала, хорошо ей или плохо после этого короткого, бурного акта любви. Было и то и это. С одной стороны, она размышляла о том, как можно, не обращая внимания на время, наслаждаться любовью, с другой же стороны, не хотела рисковать во второй раз.

* * *

В дверь постучали, пришла свекровь.

– Детка, тебе нехорошо? – спросила она с таким сочувствием, что Аннетта не могла не приподняться в кровати.

– Я немного расклеилась, – пожаловалась она, – и очень устала. Наверное, выгляжу ужасно.

– Ну что ты, ты всегда выглядишь прелестно. Но быть может, перед похоронами стоит сходить к парикмахеру? Когда волосы в порядке, чувствуешь себя лучше.

Аннетте и в самом деле пока не удалось вымыть голову, на волосах все еще была запекшаяся кровь.

– Знаешь, я позвоню своему мастеру и договорюсь, чтобы тебе не пришлось ждать, – предложила свекровь.

Вернувшись, она сообщила:

– К сожалению, и в четверг, и в пятницу все занято. Но если ты соберешься с силами, то мастер готов тебя взять сейчас и очень осторожно привести твою головку в порядок. Сейчас спрошу, кто из моих мальчиков сможет тебя отвезти.



Вскоре Аннетта с Полем уже сидели в машине родителей. Лицо у Поля было недовольное, но отказаться от этого поручения он не мог. Когда подъехали, Поль предложил:

– Я пойду узнаю, сколько времени это займет. Если быстро, то подожду здесь.

Ему пообещали, что займутся наведением красоты немедленно, и Поль принялся с интересом рассматривать иллюстрированные журналы, столь уважаемые Ольгой и Аннеттой. У кассы зазвонил телефон, появилась начальница и записала в книгу очередную клиентку.

Поль снова повел себя как настоящий шпион. Заметив, что за ним долгое время никто не наблюдает, он взял книгу записи и перелистнул страницы назад. Мать утверждала, что в первой половине дня в прошлую субботу была здесь, и в книге действительно значилось: «11 часов, г-жа Вильгельме, стрижка плюс покраска».



Эта запись сбила его с толку. Что-то в истории с этим полуголым типом было не так, и ему очень хотелось немедленно получить ответ у матери. Но как заговорить с ней об этом, не касаясь интимной сферы?

Чтобы отвлечься, Поль взял в руки какое-то бульварное издание. Он рассеянно читал какую-то сногсшибательную историю, когда ему в голову пришла жуткая мысль: а если мать с помощью парикмахера просто обеспечила себе алиби, чтобы вместе с Хайко Зоммером воплотить дьявольский план? В больнице она посещала своего парализованного мужа по большей части одна, а с помощью своего жиголо смогла бы довести больного до белого каления куда более эффективно, чем это ненамеренно сделали сыновья. Разве не говорила она Полю совсем недавно, что хочет наконец пожить своей жизнью? Чем не мотив для убийства? Может быть, взбешенный отец заработал второй удар вовсе не из-за необдуманных слов Ахима, а в результате намеренной провокации собственной жены?

Поль опустил газету и продолжил размышлять. Поскольку Хайко Зоммер потребовал за свои услуги слишком много, маме пришлось убрать его на следующий день. Здесь греческая трагедия превращалась в фарс: хоть мама благодаря своей китайской гимнастике и находилась в отличной форме, но удавить физически крепкого мужчину наверняка не смогла бы.

– Полный бред, – произнес Поль вслух. Разозлившись на абсурдность своих измышлений, он обратился к безобидным журнальным сплетням про королевские дома Европы.



Через полчаса Аннетта снова надела свой фиксирующий воротник и расплатилась.

– Это и вправду было здорово! – довольно воскликнула она. – Теперь нерешенным остался лишь вопрос с платьем. Для твоей матери очень важно, чтобы все были в черном?

– Мы с Ахимом будем в смокингах, вдова – в белом. Если ты тоже выберешь цвет невинности, будем выглядеть прямо как две пары на венчании.

Аннетта хихикнула, но все же заметила:

– Мне кажется, это вовсе не повод для острот.



Еще издали Аннетта увидела, что входную дверь распахнул Ахим.

– Восхитительно выглядишь, малышка. Похоже, ты хочешь стать «Мисс Бретценхайм».

Аннетта скорчила гримасу, а Поль поправил:

– Она хочет стать самой красивой невестой на кладбище.

Было ясно, что Ахим не понял шутку, лицо у него побледнело, видимо, он подумал, что Аннетта рассказала мужу об их интрижке.

Аннетта была рада, что после парикмахерской ей предложили чай, а не обычный в этом доме крепкий кофе. Какое-то время все мирно болтали, затем свекровь сказала:

– Мне очень жаль, но придется еще раз похитить моего старшенького и помучить его кучей всяких бумаг. А чтобы все было справедливо, Ахим летом разок скосит траву.

Поль сразу же поднялся:

– Ну конечно, мама, ты всегда можешь на меня рассчитывать, если понадобится помощь.



Вообще-то Аннетте не очень хотелось оставаться в гостиной наедине с Ахимом: она еще не решила, хочет ли продолжать этот перспективный роман. Но ее уже несколько часов мучил один вопрос.

– Ты что-то намекал на то, что у Поля самого рыльце в пушку. Еще какие-то женщины?

Не успела она произнести эту фразу, как тут же пожалела. Если живешь в стеклянном доме, не стоит бросаться камнями.

– Это было давно, – многозначительно проговорил Ахим. Аннетта, в свою очередь, заметила, что своими намеками, видимо, он просто хочет подогреть к себе интерес. Тем не менее она не отступилась, посетовав под конец, что Ахим ей не доверяет.

– Все давно в прошлом, в далеком прошлом, – с удовольствием повторил Ахим. – Но я этого никогда не забуду. Поль сам мне рассказал, что он спал с мамой. Правда, один-единственный раз.

Аннетта уставилась на него, разинув рот.

– Не верю ни единому слову, – прошептала она наконец. – Я тебя попрошу никогда больше таких вещей про Поля не говорить. Я спрошу у него про это в твоем присутствии, и тогда мы посмотрим!

– Он солжет, – живо отозвался деверь, – и будет ненавидеть тебя до конца жизни. Аминь.

– Ты злой человек, – сердито сказала она, – нужно обладать совершенно извращенной фантазией, чтобы выдумать такое.

Она встала, ушла в свою комнату, бросилась на кровать и заплакала.



Поль съязвил, что они будут стоять над могилой, словно две пары новобрачных. У гроба, обитатель которого уже лишен способности возмущаться и протестовать, Аннетта видела шествующий квартет, само воплощение инцеста: она сама с Ахимом – своим деверем и любовником и Поль рука об руку с облаченной в белое матерью. «Надо бежать отсюда, – решила Аннетта. – Я в этом доме не останусь ни на минуту. У себя на работе я уважаемый, преуспевающий человек, а здесь становлюсь подозрительной истеричкой».



Наконец слезы у нее иссякли, и Аннетта юркнула в salle de bain Хелены. С Рождества родительская ванная запиралась не на обычный замок с вынимающимся ключом, а на задвижку, которую в крайнем случае можно было открыть снаружи отверткой или обычной монеткой.

После того как отцу стало плохо, сыновья посоветовали родителям не запираться в ванной, но те и слышать об этом не захотели. Поскольку туалет был совмещен с ванной, это решение им показалось неприемлемым. В конце концов все сошлись на новой системе замка. Разумеется, идея принадлежала Полю, ведь он считался в семье человеком с изобретательской жилкой; заменить замок пришлось Ахиму. «Лавры достаются одному, а работу приходится выполнять другому, – подумала Аннетта, – совсем как у нас в бюро». Сейчас, однако, она не слишком радовалась творческому началу Поля, поскольку ощущала потребность уединиться и отгородиться от всех прочих с помощью нормального ключа.

К сожалению, здесь было не так идеально чисто, как обычно: одежда свалена на полу в кучу, в ванне – грязная полоса мыла и сбритой щетины, вода не спущена. Неряхой на сей раз выступил не Поль, а опрятный Ахим. Преступника изобличали такие улики, как зеленые трусы и бутылка с медовым шампунем. Аннетта ненавидела любой беспорядок. Даже мыть руки здесь ей было неприятно.

Дверь в комнату Ахима была распахнута.

Всюду были разбросаны обувь и вещи – разгром, как после спешного отъезда. Даже мягкие игрушки уже не стояли на полках, словно кто-то их в спешке сбросил на пол. Свою злость на всех и вся Аннетта выместила, изо всех сил пнув жирафа ногой в сторону двери. Плюхающий звук сообщил о том, что туго набитый зверь долетел до ванной комнаты и приземлился прямо в ванну. С садистской радостью Аннетта принялась за оставшийся зверинец и в итоге утопила в ванне всю африканскую фауну. Справившись с этим, в отчаянии замерла.



Из-за приступа нервного смеха она не услышала, как появился Поль.

– По-видимому, удар головой о лобовое стекло не прошел бесследно, – сказал он.

Аннетта повернулась и зарыдала от мучительности всей ситуации. Муж неохотно обнял ее.

– Надо было тебе остаться в больнице еще на несколько дней, – произнес он и погладил жену по спине, с удовольствием глядя, как любимцы Ахима тонули в грязной воде. – Ты не видела маму? – спросил Поль. – Я ищу папин маникюрный набор. Там футляр крокодиловой кожи – будет обидно, если он достанется Красному Кресту. – Открыл шкафчик и принялся в нем рыться.

Аннетта также стала шарить среди полотенец и запасов туалетной бумаги, нащупала что-то твердое и победно вскричала:

– Нашла!

Однако странный черный предмет на ремешке не имел ничего общего с элегантным футляром крокодиловой кожи.

– Интересно, – произнес Поль.

– Что? Почему? Что это вообще такое? – спросила Аннетта, подозрительно рассматривая необычный прибор, чем-то похожий на жука-оленя. – Что-то связанное с извращенным сексом?

– Это электрошокер, – пояснил Поль и задумался. У него тоже был такой, заказанный сто лет назад в магазине «Товары – почтой».

– А зачем он нужен? – неодобрительно поинтересовалась Аннетта.

– Вообще-то подобные вещи придуманы для дам. Если окажешься одна на улице, можешь воспользоваться этим для защиты. Если на тебя кто-нибудь нападет, обидчика можно нейтрализовать как в непосредственной близости, так и на расстоянии двух метров. Только представь себе: 200 тысяч вольт, поступающие по позолоченным электродам, пробивают самую плотную одежду, даже кожу…

– Ты совсем с катушек съехал! – закричала Аннетта, от возмущения срываясь на родной диалект. – Всерьез думаешь, что буду носить в сумочке эту мерзость?

С этими словами она выскочила из ванной и, надутая, забралась в кровать. Все обезумели, решила она и тут же должна была себе сознаться, что сторонний наблюдатель, увидев утопленные игрушки, наверняка решил бы, что это дело рук психа.

Опасный предмет под упаковкой с прокладками еще долго занимал ее мысли. Ясно, что электрошокер засунули туда, чтобы можно было быстро достать. Свекру, по ее мнению, в качестве личного оружия больше подошли бы дуэльные пистолеты, а не эта техническая новинка. А матери Поля? Как-то она спросила, является ли тай-цзи боевым искусством. Хелена ответила, что изначально так и было, но теперь в основном это искусство медитации, мягкой активизации всех мышц и циркуляции энергии тела.

Естественно ли для женщины, которая в укромном уголке сада занимается гармоничными упражнениями, обзаводиться таким вот электрошокером?

15. Колыбельная

Полю всегда нравилось лежать в теплой постели и слушать, как снаружи стучат капли. В тринадцать лет он как-то оказался в палаточном лагере в плохую погоду. Остальные мальчики жаловались на дождь, а он был счастлив и чувствовал себя в безопасности. У него в рюкзаке были интересные книжки, Поль валялся на надувном матрасе и с утра до вечера читал про норвежскую полярную экспедицию. В другой раз ему пришлось ночевать в каюте каботажного судна, и он часами слушал тихий плеск Неккара за бортом. С тех пор у него и появилась мечта о собственной яхте с койками, обшитыми тиковым деревом.

В детстве иногда он чувствовал себя одиноким, но вскоре научился переживать такие моменты и даже наслаждаться одиночеством. Самыми прекрасными для него были сумеречные дни в мансарде во время осенних гроз. Если за окном лил дождь и гремел гром, он, незаметно от всех, поливал содержимым своего мочевого пузыря мокрую черепицу крыши, а внизу появлялся очень неохотно, только к обеду или к ужину. Для непредвиденных случаев у него был припрятан небольшой запас орешков с изюмом и маком.

Его страсть к шуму дождя была напрямую связана с горизонтальным положением тела, потому что Поль ненавидел ходить с зонтом или в резиновых ботах. Он терпеть не мог бодренькую поговорку, что, мол, не бывает плохой погоды, бывает неправильная одежда. Иногда, просыпаясь ночью и радостно слушая, как капли стучат по крыше, Поль рисовал себе мирную картину, как он лежит в земле, тело медленно разлагается, чтобы влиться в конце концов в вечный круговорот воды, текущей по крышам, улицам, полям и лесам.

Кремация – это безобразие, думал он, сожжение только способствует повышению содержания озона. Куда лучше было бы, чтобы у всех людей на земле было право на могилу в море или в земле без обычного дубового гроба. Всякое мертвое тело должно быть доступно другим организмам, чтобы на нашей планете, где обитают самые разнообразные существа, поддерживалось бы равновесие. Тема была актуальной: поскольку у них не было фамильного склепа, мать ратовала за кремацию. Ахим согласился, а Поль был рад, что в конце концов уговорил ее на традиционное погребение.

Отец скоро будет смотреть снизу, как растет редис, а может, незримым гостем вернется в семью; ему больше не надо будет слушать болтовню и благочестивые песнопения в кладбищенской капелле. Пока его душа солнечным лучом будет скользить среди высоких деревьев, тело будет покоиться в темной могиле и дремать, близясь к своим истокам. И Поль просвистел «And his soul goes marshing on».[8]



Когда его посещали такие мысли, он чувствовал, что приближается к своему тезке, хотя, к сожалению, не может выразить эти чувства в стихах. Кстати, кто автор стихов, что ему по вечерам читала мама, когда он еще не ходил в школу, и которым он с жадностью внимал? Ребенком Поль часто требовал «Колыбельную», хотя и думал при этом не столько о журчании ручья, сколько о своих стеклянных цветных шариках.

Поль торопливо бросился вниз и крикнул, как мальчишка:

– Мама! Мама!

Она как раз закончила прибирать на кухне и, снимая передник цвета тыквы, спросила, в чем дело.

Мама согласилась выполнить его просьбу, и Поль обратился в слух. У нее по-прежнему был чудесный голос.

Пой, чтоб слышалось журчаньеРучейка, невнятный ропот,Приглушенное ворчанье,Шорох, щебет, шум и шепот.[9]

Конечно, она знала имя этого поэта-романтика.

– Как чудесно, что ты напомнил мне «Колыбельную» Клеменса Брентано. Сначала мы хотели твоего брата назвать в его честь, но папе не нравилось имя Клеменс. Поэтому мы выбрали Ахим в честь Ахима фон Арнима.[10] Если между нами, мне больше хотелось бы иметь Беттину.[11]

– А может, ты прочтешь эти стихи на кладбище? Разве это не оригинальная идея? – предложил Поль. – Ведь в речи совершенно чужого пастора не будет ничего личного.

Она с неприятным удивлением взглянула на сына:

– Хотя я знаю много хороших колыбельных, мне кажется претенциозным и неуместным читать их на могиле мужа. Нет, Жан-Поль, оставим это.

Они помолчали. Наконец мать сменила выражение лица, а заодно и тему:

– Пойдем со мной, хочу кое-что тебе показать, пока я не стала наводить там порядок. Меня начинает беспокоить твой брат.

– Он беспокоит тебя с тех самых пор, как появился на свет! – с горечью сказал Поль и прошел за матерью в ванную.

– Только посмотри! – с возмущением всплеснула она руками. – Это же ненормально! Мальчику тридцать пять, а он купается со своими игрушками!

Поль усмехнулся:

– На этот раз мне в порядке исключения придется взять Ахима под защиту, потому что автор этой восхитительной картины – Аннетта.

– Прекрати сейчас же, даже не думай его защищать. Я точно знаю, что это он! – вспылила она и тут же пояснила: – Я позвала Ахима к телефону, он выскочил из ванны, весь мокрый, с одним полотенцем на бедрах. Наверное, звонок был очень важный, он тут же унесся сломя голову. Но это его нисколько не извиняет.

– И кто же ему звонил? – поинтересовался Поль, но мать знала только, что голос был женский. Она даже побежала за Ахимом, потому что он выронил свой бумажник.

Как представитель правосудия, Поль посчитал себя обязанным выступить адвокатом брата: хотя грязная ванна и останется целиком на его совести, купался он все же без своего зверинца.

– Наша чувствительная Аннетта так разнервничалась из-за грязи в ванне, что пошвыряла все эти игрушки в воду. Не смотри на меня с таким ужасом, у нее в самом деле серьезное сотрясение мозга!

Мать выловила отвратительные комки, вывалила в раковину и спросила, обращаясь скорее к самой себе:

– А их можно сунуть в сушилку?

– Лучше выброси их или повесь сушиться на веревке, – посоветовал Поль. – А Ахиму скажешь, что его звери запылились и ты их выстирала в стиральной машине. Кстати, не знаешь, где папин маникюрный набор?

– Должен быть здесь, в шкафчике, – ответила она, вытаскивая за ухо слона.

– Там я уже искал и обнаружил вот это НЛО! – Поль помахал перед ее глазами электрошокером.

Мать даже толком не взглянула, продолжая заниматься начатым делом.

– И что же это?

– Мама, это очень специфический предмет, – осторожно произнес Поль.

Она раздраженно оглянулась:

– Что?

Поль попытался выяснить, не принадлежала ли эта вещь отцу, но она растерянно пожала плечами в ответ и смущенно предположила, что это какой-нибудь электрический аппарат, а потому не может ли он иметь какое-то отношение к папиной видеоколлекции?

Поль улыбнулся, когда она высказала очередную догадку: без сомнения, этим прибором Ахим пользуется для бритья.

– Уж точно не для бритья, – ответил Поль. – Это вообще-то оружие для защиты.

Мать облегченно вздохнула, явно удовлетворенная тем, что к видео находка не имела никакого отношения, и с корзиной, полной мокрых плюшевых игрушек, направилась в подвал. Поль засунул подозрительную вещь туда, где она была спрятана.

* * *

За ужином никто из осторожности не заводил речь ни о грязной ванне, ни об игрушках, ни об электрошокере. Покупкой продуктов и ужином занимался Ахим, и всех впечатлило его умение за короткое время приготовить вкусную еду.

– Мне кажется, Ахим мог бы открыть первоклассный ресторан для гурманов, – заявил Поль, и мать кивнула, соглашаясь.

Поставив тарелку Аннетты перед собой, Ахим нарезал небольшими кусочками телячью печенку.

– Может, я и вправду открою кафе. Мне сегодня предложили купить «Дикого гуся».

– Но у тебя уже есть договоренность с «Тойотой», – несколько обеспокоенно ввернула мать.

– Еще ничего не подписано, – возразил Ахим. – И не беспокойся так, мама. Твои сыновья уже давно не дети.

– Я прекрасно это знаю. И никогда не переживаю за своих чудесных отпрысков.

Это смелое заявление заставило Аннетту хихикнуть.

После ужина они смотрели фильм по телевизору, и история графа Монте-Кристо, как всегда, целиком и полностью завладела всеми. После десяти вечера сначала ушла Аннетта, потом мать, а затем и Поль. Ахим остался в гостиной в одиночестве, то и дело переключая каналы.

К счастью, снова шел дождь. Поль, счастливый, лежал в постели и слушал. За много лет плющ добрался до крыши, и шум дождя стал еще уютнее, чем прежде. Воспоминания детства вставали в его памяти, и постепенно мысли Поля снова обратились к семье. Хотя Ахим сегодня и дискредитировал себя в глазах Аннетты и матери, ему удалось искупить свою неряшливость хорошим ужином. Вот так всегда: брат может позволить себе что угодно, для мамы он всегда будет золотым ребенком, а теперь он еще и проявил себя как отличный повар. К сожалению, в этой области Поль не мог составить ему конкуренцию.



Аннетта боялась предстоящих похорон и мечтала о том, чтобы провести выходные в собственном доме. Рано утром она решила налить себе чашку чая, чтобы выпить в постели, и по дороге наткнулась на свекровь. Та занималась своими упражнениями. Аннетта попыталась незаметно проскользнуть мимо, но избежать нравоучений ей не удалось.

– Все движения подсмотрены у природы, – сообщила мать Поля и продемонстрировала, как пятятся, защищаясь от обезьяны.

Аннетте пришлось также увидеть, как побеждают тигра, как ловят воробьиный хвост и как разделяют гриву дикой кобылице. К счастью, лекция была прервана приходом госпожи Цизель, которая убирала в доме два раза в неделю.

Поль тоже считал дни до отъезда, часто думал об Ольге и то и дело пытался до нее дозвониться. Наконец это ему удалось.

– Как Гранада? – спросил Поль, изо всех сил стараясь, чтобы в голосе не было ни заискивающих, ни жалобных ноток.

– А что Гранада? – спросила она в ответ. – Много солнца, разумеется. Почему ни одна сволочь не рассказала мне, что Маркус своей поломойке сострогал ребенка?

– Ольга, – с укором сказал Поль. – Сейчас у меня совсем другие заботы. Умер отец, завтра похороны.

После этих слов она засопела в трубку, заверила его, что ей очень жаль, и поинтересовалась, где он сейчас.

Договорились встретиться на выходных. Поль смог бы отговориться дома тем, что на работе из-за вынужденного перерыва очень много дел. Он заранее радовался тому, как будет пировать у Ольги, а потом наконец сможет расслабиться. По сути, не такое это плохое дело – делить стол и постель с двумя женщинами: у любовницы – веселье и приключения, у жены – порядок и покой.



Именно сегодня, в четверг, они ждали родственников. С тетей Поль был едва знаком, кузину не знал вовсе.

– Сколько лет, собственно, этой Саскии? Чем она занимается? – спросил он за завтраком, так как никогда толком не прислушивался к рассказам о родных.

Мать ответила, что Саския чуть моложе Ахима, она играет на флейте в оркестре на радио.

– Она замужем? Дети есть? – спросила Аннетта.

– Разведена. Сейчас живет со своим другом, он тоже музыкант.

Мать заказала номера в гостинице не только для родственников, но и для друзей. Но церемония похорон должна была состояться в узком кругу.

– Кофе остынет, – с упреком заметила хозяйка дома. – Жан-Поль, посмотри, что там делает Ахим.

Поль обнаружил в комнате младшего брата только нетронутую постель.

Аннетте хотелось поподробнее разузнать о личной жизни Ахима, и она как можно небрежнее спросила свекровь, что та думает о его подружке.

Реакция Хелены не говорила о симпатии.

– Ахим знакомил нас с таким количеством девиц, что все они перепутались в голове. Но эта Кармен совершенно бесст…

Аннетта не смогла сдержать радостного восклицания, тут же была наказана неодобрительным покашливанием, однако не обиделась. Для нее было очень кстати, что деверь оказался ветреником, – это значило, что интрижка не имеет никакого значения, инцидент в любое время можно считать исчерпанным. Один раз не считается.

Но тут она заметила, что мать Поля задумалась о чем-то своем.

– Дети, – решительно сказала она, – сейчас я поеду в город и куплю себе черный костюм.

Поль обменялся с Аннеттой удивленными взглядами.

– Не из-за разговоров, а чтобы не шокировать папину сестру. Тетя Лило – весьма и весьма буржуазная старая перечница. Аннетточка, ты не хочешь составить мне компанию?

Поля составить компанию не просили, и тот остался дома один.

Он воспользовался возможностью избавить мать от ненавистной ей официальной переписки. К сожалению, Ахим забрал с собой ноутбук, правда, в доме все равно не было принтера. На древней пишущей машинке Поль напечатал письма в больничную кассу и пенсионную контору, в банк, страховую и финансовую службы, приложив к каждому письму заверенную копию свидетельства о смерти. Теперь нужно было, чтобы мать поставила свою подпись.

Поль как раз искал в письменном столе отца конверты, когда в комнату вошел младший брат.

– Что, завещание так и не нашлось? – с нетерпением спросил Ахим.

– Насколько мне известно, – ответил Поль, – отец не изъявлял свою последнюю волю, а в таких случаях в силу вступает закон о праве наследования. Наследниками являются дети и супруг или супруга. Мама получит половину, мы поделим остальное. Но поскольку папины средства по большей части вложены в родительский дом, о наличных можешь не мечтать.

Ахиму, похоже, это сообщение не очень-то понравилось.

– Этот дом слишком велик для одного человека. Мама наверняка решит переехать в квартиру поменьше. Я тут ради интереса спрашивал у маклера о реальной стоимости…

Поль резко оборвал его. Не хочет же он выставить из дому собственную мать! До сих пор мама и словом не обмолвилась, что не собирается жить в своем доме до конца жизни.

Если уж Поля понесло читать нотации, остановиться ему всегда бывало трудно.

Особенно жадные до денег наследники, вещал Поль, как, например, его брат, могут потребовать, чтобы собственность была в течение трех месяцев продана с аукциона. Но даже сама мысль об этом ему противна!

– Я совсем не это имел в виду, – смущенно начал оправдываться Ахим. – Конечно, мама останется жить здесь, само собой разумеется. Но с другой стороны, после продажи виллы у нее появились бы солидные средства, и самым простым решением будет, если она выплатит нам наши доли.

– Чего ты хочешь, собственно? Ты ведь только что получил бабки, – раздраженно буркнул Поль. – Тебе-то мама отстегнула, это я остался, как всегда, на бобах. И тебе все мало?

На самом деле Поль опасался, что дело рано или поздно дойдет до конфликта, потому и отреагировал на слова брата жестче, чем намеревался сначала. Серьезно обдумав слова Ахима, он признал, что в идее выплаты их доли наследства есть свой резон. Перед его мысленным взором уже вставала небольшая яхта, вся команда которой будет состоять из единомышленников, которые выполняют свои обязанности по велению сердца, а не из-за денег. В его каюте будет водяная кровать, и Поль сможет пару лет предаваться мечтам и безделью, плавать от одного греческого острова к другому и рисовать живописные развалины.

Ахим не стал настаивать, о чем-то напряженно размышляя.

– Я поговорю с мамой с глазу на глаз, – пошел Поль на попятную. – Но очень осторожно, при благоприятных обстоятельствах.

16. Чудовище

Аннетта тем временем освободилась от шейного корсета. Поскольку она больше не чувствовала себя гималайским медведем, то решила вместе с матерью Поля приобрести подобающее траурное платье. Например, какой-нибудь темный брючный костюм, который потом можно будет носить на работу с пестрой блузкой, шелковым платком или модными бусами.

Манера свекрови водить машину Аннетте до того времени была незнакома, но на удивление ей понравилось, как Хелена держится за рулем. И покупка черного костюма удалась с первой попытки.

– Черное тебе к лицу, Хелена, – искренне сказала Аннетта и сняла с вешалки темный костюм. – Как ты думаешь, может, мне примерить вот этот?

– Надеюсь, не ради завтрашнего дня? – спросила свекровь. – Нет-нет, Аннетточка, ты не должна тратиться ради похорон, ты все-таки не кровная родственница…

От бешенства Аннетта покраснела как рак, но справилась с собой и предложила выпить по чашечке эспрессо.

Свекровь заметила, что Аннетта разозлилась, и ласково похлопала ее по руке:

– Детка, ты неправильно меня поняла, – конечно, ты тоже родная нам, но иногда в тебе больше консерватизма, чем в нас, стариках!

– Под консерватизмом ты подразумеваешь мещанство, – нанесла ответный удар Аннетта. – Но лучше я буду мещанкой, чем такой лицемеркой, как ты!

Поскольку свекровь на этот выпад никак не отреагировала, Аннетта стала еще агрессивнее.

– Зачем тебе вдруг понадобились черные тряпки? Ведь твой так называемый траур вовсе не по мужу, а по любовнику!

Хелена застыла как громом пораженная.

– Что ты сказала? – срывающимся голосом переспросила она и попыталась изобразить улыбку. – Любовнику? Откуда ты взяла эту чушь?

Отлично сыграно, подумала Аннетта, и тут ее долго скрываемая ярость взяла верх. Аннетта знала, что ответить.

Со стороны Хелены было совсем недурным ходом попытаться оправдать себя за счет Аннетты.