– О’кей, это действительно ужасно, – вставил Бахман. – Но какое отношение имеет к нашей ситуации?

– В тот вечер я поклялся себе, что больше никогда не буду бездействовать. Конечно, мы были еще детьми. Но с матерью нас было четверо. А он один. Понимаете?

– И что вы сделали? – тихо спросила Сибилла.

– У каждого есть свои темные тайны, – ехидно улыбнулся Шадек, бросив взгляд на Каспара.

– Интересная история, – сказал Бахман. – Но нам лучше подождать до завтра…

Неожиданно все взволнованно посмотрели на потолок, и консьерж осекся.

– …Пока утренняя смена… Черт, что это?

Сейчас и Каспар это услышал. Дребезжание доносилось из маленького пластмассового ящичка на потолке, который Каспар до этого принимал за детектор дыма. Из-за посторонних металлических шумов булькающее шипение было еще более непонятным, чем жалобные стоны, издаваемые Софией. Казалось, что кто-то имитирует закипающую кофеварку.

– Откуда это? – спросил Шадек.

– Из больничного радио. В каждом общем зале у нас есть громкоговоритель.

– Господи, значит, это он?.. – всплеснула руками повариха, и Каспар машинально кивнул. Конечно, это был он. Его голосовые связки были повреждены. Так должен был звучать тот, кто разрезал себе голосовые связки ножом.

– С нами говорит Инквизитор! – воскликнула Ясмин.

– Пссст, заткнитесь уже! – Шадек сердито замахал рукой, забрался на один из стульев и наклонил голову набок. – Там еще что-то, – наконец сказал он и оглядел всех сверху. – На заднем плане.

«Проклятье. Теперь и я это слышу», – подумал Каспар и почувствовал, как к горлу подступила тошнота. Сейчас он понял, кого забыл в этой суматохе. Чей жалобный скулеж все отчетливее доносился из громкоговорителя.

До этого, когда он сидел рядом, Каспар его не узнал. Теперь, когда его лай звучал немного искаженно и издалека, Каспар был уверен. Однажды он уже слышал эти звуки, но тогда они доносились не из громкоговорителя, а из искореженного автомобиля на краю блошиного рынка. Каспар закрыл глаза, и скулеж стал громче.



Снова было лето, и серебристый корпус машины так сильно отражал лучи палящего солнца, что ему приходилось прикрывать глаза рукой, когда он смотрел в ту сторону. Все колеса были сняты, а жалкие останки ржавого лимузина стояли на голых дисках. Все, что только возможно, было уж разбито. Фары, заднее и лобовое стекла, боковые окна, даже багажник выглядел так, словно на него сбросили холодильник. На заднем плане Каспар слышал иностранную речь, смех молодой женщины по поводу успешной сделки и постоянное гудение грузовиков. Два грязных ребенка играли в сточной канаве и ушли, когда он подошел ближе, чтобы изучить грубую веревку, которой крышка багажника была привязана к бамперу. Он поджег веревку зажигалкой, крышка откинулась, и он взглянул смерти в лицо. Четыре щенка. Исхудавшие, обезвоженные, перегревшиеся. Снаружи стояла тридцатиградусная жара. В багажнике было раза в два жарче. Они умерли долгой мучительной смертью. Все, кроме одного, с выколотым левым глазом.



Тот, которого все здесь звали Мистер Эд и который в этот момент скулил через громкоговоритель так же жалобно, как в минуты своего случайного освобождения.

01:31

Темнота обладала проясняющим, почти очищающим действием. Каспар слышал, обонял и осязал невидимое пространство, по которому они крались последние несколько секунд, так интенсивно, словно холл освещался противотуманными фарами. Инквизитор уничтожил все источники света в этой зоне первого этажа.

– Держись левее, – прошептал Шадек за спиной, когда скулеж над их головой ненадолго прекратился. Санитар настоял на том, что пойдет вместе с ним в больничную аптеку.

– То, что сказала Яся, правда? У тебя потеря памяти?

Они на ощупь пробирались вперед, держась за лакированную стену, чтобы в темноте не сбиться с пути, и Каспар не знал, чему удивляться больше. Тому, что санитар решил воспользоваться их вылазкой из библиотеки и завязать с ним разговор, или тому, что Том уже дал болтливой медсестре ласкательное прозвище.

– Провалы в памяти, амнезия. Все это как-то вписывается в нашу ситуацию, не находишь? – Шадек коротко рассмеялся. – Не важно, я надеюсь, что у психа нет прибора ночного видения, а то нам лучше сразу забыть наш гениальный план.

– Мы только быстро возьмем все необходимое для врача, найдем Мистера Эда и выключим чертово радио, – объяснил Каспар консьержу. Бахман лишь мрачно кивнул, когда они собрались, но предупредил:

– Кабинет Расфельда напрямую соединен с больничной аптекой. И один из радиомикрофонов стоит на его письменном столе. То есть шансы пятьдесят на пятьдесят, что Брук вас там поджидает.

Каспар медленно пробирался вперед и чуть было не налетел на кулер с водой. Если память ему не изменяла, пластмассовая штука стояла недалеко от их цели. Осталось еще две двери.

Скулеж над головой стал тише, потому что они удалялись от громкоговорителя в холле.

– Смотри. – Рука Тома неожиданно опустилась ему на плечо.

– Что?

– Да вот же.

«О’кей. Значит, он тоже это видит».

Сначала Каспар принял красный мигающий свет за обман зрения. Отражение, которое возникает, когда ты слишком сильно сжимаешь в темноте веки. Но, очевидно, это было реальным. Под дверью кабинета Расфельда с регулярной периодичностью загоралась крошечная красная точка. Как будто кто-то лежал на полу с пультом управления и азбукой Морзе передавал из-под двери наружу какую-то информацию.

– Это ведь появилось только сейчас? – спросил Том.

Каспар кивнул и от волнения забыл, что Шадек не мог увидеть в темноте его реакцию.

– И что теперь? – спросил он, уже догадываясь, как ответит санитар.

– Как что? Мы войдем туда.

01:33

Никакого пульта управления. Никакого фонарика. Никакой азбуки Морзе. В первую секунду Каспар решил, что на столе Расфельда стоит бомба с электронным мигающим детонатором, готовая взорваться в любой момент. Но потом он сумел идентифицировать этот безобидный предмет.

– Чертов говнюк! – воскликнул Шадек и отбросил все меры предосторожности, нажав на выключатель у двери.

Глаза Каспара быстро привыкли к яркому свету потолочных светильников, которые озарили просторный и неприбранный кабинет руководителя клиники. Но, кроме гор медицинских карт, шатких башен из книг, пустой коробки из-под пиццы и двух безнадежно переполненных стеллажей, ничего необычного здесь не было. Во всяком случае, ничего живого. Кроме них, там никого не было. Ни Расфельда, ни Инквизитора.

– Он играет с нами. – Шадек схватил диктофон рядом с радиомикрофоном, чей светодиодный индикатор мигал каждый раз, когда генератор случайных чисел выбирал и проигрывал одну из множества записей.

– Вот… – Он бросил Каспару прибор. – Видимо, этот поганец мучил собаку и записал это свинство на пленку.

Каспар рассматривал диктофон размером с ладонь. Не раздумывая, он нажал на потертую кнопку сбоку, и Мистер Эд замолк. Каспар почувствовал головокружение, и ему пришлось обеими руками опереться о стол. Диктофон упал на пол.

– Что с тобой? – спросил Шадек.

– Я… – Каспар медлил, не зная, что на это ответить, потом решил сказать правду: – Я не знаю…

Он не видел этого помещения, никогда не был здесь раньше. И тем не менее все выглядело таким родным, таким знакомым. Как почти все большие помещения виллы, кабинет главврача был оснащен камином, над которым висели многочисленные свидетельства в рамках и несколько семейных фотографий, которые казались ему знакомыми и незнакомыми одновременно. Он хотел сделать шаг к камину, глубоко вздохнул – и неожиданно это произошло.

Все случилось без предупреждения. Биохимический стрелочник на запасных путях его памяти внезапно перевел первую стрелку. Поезд с воспоминаниями подошел быстро. Слишком быстро для недействующих путей, по которым он мчал через его сознание, и Каспар уже боялся, что не сможет ухватить мысль. Но тут локомотив замедлился, из его трубы поднимался густой, пахнущий паленой бумагой дым. Наверх, из глубин погребенной долговременной памяти Каспара, пока не материализовался перед его внутренним взором. В виде письменного стола! Стола, за которым он увидел самого себя. С диктофоном в руке, похожим на тот, что ему только что бросил Том.



– Можно начинать. Ваша дочь ждет, – услышал он женский голос из переговорного устройства. Увидел, как встал, придвинул стул к письменному столу и бросил последний взгляд на фотографию в папке, которую собирался захлопнуть. Девочка с белокурыми локонами. Его дочь?

– Мы все подготовили, господин…



– Эй, кто-нибудь дома?

– Что, как?.. Э-э-э… Да. Все в порядке, – запинаясь, проговорил Каспар, и звук переговорного устройства умолк у него в ушах.

Том недоверчиво смотрел на него.

– Ты что-то вспомнил?

– Нет, я… я просто немного нервничаю, вот и все.

Пока сам не разобрался со своей медленно возвращающейся памятью, он не хотел никого беспокоить. Тем более человека, который излучал подсознательную враждебность.

– Ты ведь о чем-то умалчиваешь? – спросил Шадек.

– Нет.

– Еще как.

Каспар не собирался ввязываться в бессмысленный спор и протиснулся мимо Шадека к двери, соединяющей кабинет Расфельда с больничной аптекой. Она была заперта, но Бахман дал им с собой ключ.

Когда Каспар вошел в глухую комнату, датчик движения автоматически активировал верхний свет. Каспар в нерешительности стоял перед стеклянными витринами и металлическими стеллажами, в которых хранились медикаменты.

– Вот то, что нам нужно.

Шадек последовал за ним и открыл холодильник с прозрачной дверцей. Вытащил два пакета с физиологическим раствором и встряхнул их, как коктейльный шейкер, затем попытался продолжить дискуссию:

– Я, например, готов поспорить, что мы работаем в одной сфере.

– Почему?

– Инъекция, обезвоживание, кортизон? – перечислял водитель скорой помощи, ища в шкафу инъекционные иглы и пластырь. – Все это твои слова. Ты или ипохондрик, или читаешь инструкции по применению лекарств. Кроме того, это выглядело очень профессионально.

– Что?

– Ну, как ты ее коснулся и пощупал пульс. Готов поспорить, ты уже ставил катетер. – Шадек сунул несколько запечатанных канюлей в карман штанов и повернул к нему голову. – Это чтобы ты знал: я за тобой наблюдаю. Кстати, я знаю о видео с камеры наблюдения.

– Какое видео? – спросил Каспар, хотя догадывался, на что намекает Шадек.

– Ты слонялся со своей собакой у подъездной дороги и поднялся по ней лишь тогда, когда Бахман, наш большой ребенок, увез старика с территории клиники. И это доказывает, что ты здесь не случайно. У тебя была цель.

– Неужели? И все это рассказала тебе Яся? – спросил Каспар и рассердился, что ему не удалось изобразить скуку в голосе. Для этого он был слишком напряжен, а самое страшное заключалось в том, что он не мог ни подтвердить, ни опровергнуть это обвинение.

– Да, а она узнала это от Бахмана.

– Отличные источники. – Каспар взглянул на свое запястье, на котором, правда, не было часов. – Давай не будем терять времени. Мы должны немедленно вернуться в библиотеку. Ты ведь тоже понимаешь, зачем Инквизитор оставил здесь диктофон?

– Чтобы выманить нас из укрытия! – Том развернулся к нему.

– Правильно.

Словно в подтверждение этих слов где-то в районе библиотеки хлопнула дверь. Затем в коридоре раздались пронзительные крики поварихи.

01:37

Они побежали обратно по коридору, который сейчас казался Каспару темным туннелем, в конце которого раскачивалась шахтерская лампа. До этого холл, как черная дыра, пытался поглотить ее, но сейчас они могли ориентироваться по тонкой полоске света. Этакий «дорожный маяк», которого и быть не могло, если бы дверь в библиотеку оставалась закрытой.

– Осторожно, – предупредил Каспар, когда они приблизились к месту, где коридор поворачивал направо. К библиотеке. К свету.

«Почему Бахман это сделал? Зачем он открыл дверь?»

Сибилла Патцвалк больше не кричала, и Каспар боялся, что это плохой знак. Для крика нужен воздух. Боль ощутима, только когда мозг снабжается кровью. Он стыдился своего извращенного желания – услышать, как хрипит повариха. Затем они повернули за угол, и он увидел, что ошибся. Дверь была закрыта. Свет падал не из библиотеки, а из маленькой кладовой наискосок.

– Это ловушка, – прошептал Шадек. Одновременно он вытащил какой-то продолговатый предмет, который сверкнул серебром в тусклом свете. Очевидно, Том прихватил нож для вскрытия писем со стола Расфельда, когда Каспара накрыли таинственные воспоминания. В следующий момент он распластался на полу и ловко пополз вперед, как будто в свободное время тренировался для уличных боев. Не хватало только, чтобы он взял нож в зубы.

Какой-то дурдом. Каспар развернулся и потряс ручку двери в библиотеку.

– Эй, откройте!

– Вы одни? – тут же отреагировал консьерж. Очевидно, он подслушивал, прижавшись ухом к двери.

– Да, нет. Я не знаю, – ответил Каспар, поглядывая на кладовую, из которой доносилось шуршание, словно там по полиэтиленовым пакетам бегали крысы. Он вспомнил, что на этом уровне должна располагаться кухня.

– Впустите меня!

– Где Сибилла? – донесся приглушенный голос Бахмана из-за тяжелой дубовой двери.

– Понятия не имею, это вы должны…

Каспар быстро обернулся. Шорох стал громче и изменился. Теперь звук напоминал волочение переполненного мусорного мешка по каменному полу.

Том тоже смутился и замер в метре от кладовой. Санитар поднял голову, повернул набок так, что его правое ухо оказалось параллельно полу. Затем подтянул колено и собирался поползти дальше, чтобы заглянуть в кладовую, как темнота поглотила все вокруг них.

Быстрее, чем осколки разбитой лампочки в кладовой упали на пол, ночная тьма заполнила каждую щель на первом этаже.

Ничего. Ни мерцания. Ни вспышек. Каспар ничего больше не видел. Только слышал. Прямо к нему приближался шаркающий звук. Один лишь шаркающий звук – отчего Каспар представил себе наполненный червями мусорный мешок, который, как змея, самостоятельно продвигался вперед по коридору.

Ему захотелось закричать, но тут он заметил, что и так уже орет. Его легкие обжигало от боли, как и пальцы ног, которыми он колотил в дверь, чтобы Бахман наконец открыл и вытащил их отсюда. Из ночи, из темноты, становившейся плотнее с каждым новым шарканьем, к которому сейчас добавился сдавленный свистящий хрип.

Каспар надеялся, что Шадек борется с Инквизитором, что это Брук сдавленно хрипит, потому что санитар сжимает ему глотку. Но затем понял, что с такой же вероятностью все может быть по-другому. И если Том проиграл свой смертельный бой, следующей жертвой станет он сам.

«Что здесь происходит? Почему Бахман не открывает?» – подумал Каспар и ощутил металлический привкус во рту. Он не чувствовал, что прикусил язык, как не чувствовал латунную ручку, которую истово тряс.

– Что вам от нас нужно? – наконец выкрикнул Каспар, намного тише, чем рассчитывал, и неожиданно события завертелись с бешеной скоростью.

Все началось со вспышки, которая опалила ему волосы и пронеслась в миллиметре от виска. Каспар мотнул головой и удивился, почему не ударился лбом о дверь, а потерял равновесие. Затем, падая в свет, он еще раз увидел светло-зеленую хлопковую ткань, которая мелькнула в дульном пламени.

«Ночная рубашка. Брук!»

Потом кто-то с силой рванул его вниз, и тяжелые сапоги пронеслись над его лицом. Один сапог попал ему в живот, другой наступил на предплечье.

Позже, когда проступят синяки, Шадеку придется извиниться за то, что в панике пробежал по нему в библиотеку, но сейчас Каспар не чувствовал боли – только безграничное облегчение, что Бахман наконец открыл дверь. Однако чувство эйфории – от того, что удалось избежать смерти в последнюю секунду, продолжалось лишь до тех пор, пока консьерж не запер за ними дверь и не расплакался.

Сегодня, 12:34 – спустя много-много лет после страха

Снега еще не было. По прогнозам, он должен был пойти после обеда, но пока ветер гнал по промерзшей земле только рваный полиэтиленовый пакет и остатки листвы.

«У зимы очищающая душа», – подумал профессор и оперся рукой о раму стеклянной распашной двери, которая вела в парк. Или туда, что от него осталось. Когда-то ухоженная лужайка напоминала сегодня растоптанное футбольное поле.

«Холод обрывает листы с дерева правды и позволяет нам узнать, что за ними скрывается».

Он положил ладонь на стекло и рассматривал редкие голые деревья в саду. Кроме одной непреклонной ивы, все они либо засохли, либо были поражены грибком. Одна береза сломалась во время шторма, но никто и не думал пустить ее на дрова. Да и зачем. Открытый камин здесь не разжигали уже несколько лет.

С тех пор как…

– Господин профессор?

Он испуганно вздрогнул и обернулся.

– Да?

На мгновение он совершенно забыл о сидящих за спиной студентах.

Патрик Хайден закрыл свою папку и встал. Он указал на пустые стеллажи вдоль грязной стены, потом на покрытые тяжелыми льняными чехлами стулья, которые стояли перед камином. Наконец постучал костяшками пальцев по крышке деревянного стола.

– Это и есть та самая библиотека?

– Простите?

– Каспар, Шадек, Инквизитор – они были в этой комнате. Все произошло здесь!

Это был не вопрос и не утверждение. Скорее обвинение.

– Умник, а ты как думал? – хмыкнула Лидия, прежде чем профессор успел ответить.

– История разыгрывается на пустой вилле на горе Тойфельсберг. Это же было понятно с первых страниц.

– Да? – Студент вытащил из заднего кармана брюк небрежно сложенный листок бумаги.

– В приглашении на эксперимент этого не сказано. – Он помахал листом, на одной стороне которого была напечатана карта. – От университета я получил только это описание, как сюда добраться. Никаких названий улиц. Никакой горы Тойфельсберг. И я не помню, чтобы внизу на подъездной дороге была табличка.

– Вы не из Берлина? – спросил профессор и потянулся за очками. Теперь он снова стоял на своем месте во главе стола.

– Нет, – сердито ответил Патрик.

– Ну, тогда вы не могли этого знать. – Профессор поднял глаза. – Подъездная дорога находится в частном пользовании, а название Тойфельсберг указывается не на всех картах города.

– Отлично.

Патрик хлопнул в ладоши и взялся за рюкзак, который стоял на соседнем стуле.

– Сначала мы должны прочитать таинственный текст, который был написан, очевидно, душевнобольным, а потом выясняется, что мы сидим на тех самых стульях, на которых все эти люди ждали своего мучителя.

– Куда ты собрался? – напряженно спросила Лидия. Ее высокий голос звучал намного взволнованнее, чем в начале эксперимента.

– Я пойду.

– Что?

– Выйду покурить, – пояснил он.

Патрик зажал рюкзак между коленей, чтобы освободить обе руки для темно-синего пуховика, который как раз натягивал. Одной рукой он уже был в рукаве.

– А когда я вернусь, хотел бы наконец узнать, зачем этот эксперимент на самом деле.

– Боюсь, это невозможно, – ответил профессор дружелюбно, но решительно.

Он потер усталые глаза, не снимая очки с носа.

– Как, в парке нельзя курить? – удивился Патрик.

Профессор снисходительно улыбнулся.

– Нет. Но на данной стадии эксперимента вы, к сожалению, не можете покинуть зал.

– Почему? – почти одновременно спросили Лидия и Патрик.

– Сначала вы должны дочитать текст до конца.

– Но вы ведь не можете удерживать нас здесь против воли?

– Возможно, вы не обратили внимания, но это условие вы только что подписали в вашем согласии. Кроме того, даже если вы сейчас пойдете домой, эксперимент совсем не закончится. Вы не можете прервать его в одностороннем порядке.

– Почему? Я не понимаю. – Патрик поставил рюкзак обратно на стул.

Профессор улыбнулся.

– Это часть эксперимента. Чтобы он удался, вам нельзя делать большие перерывы, и вы должны продолжать читать. До самого конца. Что я вам настоятельно советую. И пожалуйста, сконцентрируйтесь получше.

– Откуда вы знаете, насколько сконцентрирован я был до этого? Вы же все время смотрели в окно, – спросил Патрик уже не так агрессивно. Неуверенность Лидии передалась и ему.

– Я вижу это по вашей реакции. Вы бы ни за что не захотели сейчас прерваться, если бы с самого начала читали более внимательно. Правда… – Профессор взял в руку оригинал медицинской карты. – Правда находится в каждом предложении. На каждой странице. Но вы ее пролистнули.

– Глупости.

– Выясните ее. – Профессор взял бутылку воды, которую поставил для всех в центре стола, и налил себе стакан. Затем вопрошающе протянул его Патрику.

– Ладно, – сказала Лидия и дернула своего друга за пустой рукав. – Давай читать дальше. Ты ведь тоже хочешь узнать, чем все это закончится?

Патрик помедлил, провел ладонью по черным крашеным волосам и хотел стряхнуть руку Лидии. Но она крепко его держала, глядя ему прямо в глаза. Секунды проходили в тишине.

– А, да в чем дело, – наконец прервал он молчание и пошаркал в незашнурованных ботинках к двери. Остановился в двух метрах от нее, молча схватил бутылку с водой. Затем вернулся на свое место и сел. – Часом больше, часом меньше, уже все равно.

Лидия вяло улыбнулась.

«Боюсь, люди в этой библиотеке думали тогда несколько иначе». Взгляд профессора подернулся печалью.

Он опустил глаза, чтобы никто не заметил, как его угнетает эта ситуация. Что часть его желает, чтобы Патрик не снимал куртку и – лучше всего, вместе со своей подружкой – покинул виллу. Но он взял себя в руки, сделал глубокий вдох и выдох и сказал охрипшим голосом:

– Хорошо, после этой незапланированной паузы я попрошу вас продолжить эксперимент больше не прерываясь.

Он откашлялся, но сдавленность в горле не проходила. Она даже усилилась, когда он увидел, как сначала Лидия, а затем и ее друг снова открыли свои папки. И пролистали. До страницы 107 медицинской карты.

Медицинская карта № 131071/VL

01:41 – сто семнадцать минут до страха

– Это моя ошибка. Все это моя вина, – уверенно заявил Бахман.

Его слезы иссякли с той же скоростью, с какой Каспар поднялся с пола и отряхнул пыль с пижамных штанов.

– Что, черт возьми, здесь произошло? – спросил Шадек, который стоял у обеденного стола и держал в руке что-то, на первый взгляд напоминающее спортивный мешок.

Консьерж убрал свои очки в карман и сухо кашлянул.

– Она хотела, просто… она просто хотела сбегать в кладовую.

Каспар и Том обменялись потрясенными взглядами. Бахману не нужно было называть ее имени. И так было понятно, о ком он. Они слышали крики поварихи, и стул, на котором до этого сидела Сибилла Патцвалк, был пуст.

– Но что ей понадобилось снаружи? – спросил Каспар.

– Вот это, – ответил Шадек и высыпал содержимое мешка на полированную столешницу. – Ради этого толстуха рисковала жизнью.

По столу покатились консервные банки, и Каспар удивленно проследил за ними взглядом.

– А откуда у тебя все это? – наконец спросил он.

Шадек застонал и ударил ладонью по столешнице.

– Черт возьми, сейчас это уже не важно. Инквизитор разбил лампочку и утащил Сибиллу за собой из кладовой. Наверное, она прижимала к себе этот мешок, откуда я знаю? Я схватил сумасшедшего за ноги, но они были… такие… – он показал перемазанные кровью ладони, – такие скользкие, что я не смог его удержать. Зато прямо в голову мне прилетел этот мешок. Я подумал, это его сумка с оружием или типа того, и захватил ее с собой, но кому это сейчас интересно? Гораздо важнее, как вообще получилось, что наша повариха оказалась снаружи совсем одна?

Том сделал шаг к Бахману и угрожающе расправил плечи, напоминая футболиста, который готовится отбить мяч головой.

– Эй, консьерж. Я с тобой разговариваю.

Белые джинсы Шадека были мокрыми в районе паха, и Каспар на мгновение задался вопросом, не наделал ли санитар в штаны от страха, но потом вспомнил о пакетах с физраствором.

Том привязал их к ремню, прежде чем они побежали из аптеки обратно в библиотеку. Видимо, один из пакетов лопнул, когда санитар по-пластунски пополз в кладовую.

– Когда вы ушли, она снова начала говорить, – нерешительно произнес Бахман. Он посмотрел в сторону каталки Софии. – Топор или что-то такое. Ну, вы знаете, о чем я. Сибилла решила, что это может означать «голод».

Каспар кивнул. Вполне возможно, что речевой центр в мозгу Софии поврежден. Вместе с тем ему казалось, что он просмотрел что-то важное, но Каспар отогнал от себя это сомнение, когда Бахман продолжил говорить:

– Конечно, я сначала был против, но кладовая находится прямо напротив, и Сибилла сказала, что там уже стоит готовый мешок с провизией. Поэтому я сдался.

– Не верю. – Шадек театрально развел руки. – Ты толкнул беззащитную женщину в руки Инквизитора ради полкило консервов!

– Успокойтесь, – начал было Каспар, но его перебил Бахман:

– Не беззащитную. Я дал Сибилле пистолет, на всякий случай.

– Что?

Теперь и Каспар был вне себя. Он схватился пальцами за висок, там, где у него опалились волосы.

– Боже мой, да ты еще ненормальнее, чем здешние пациенты! – заорал Том и выглядел так, словно в любой момент запрыгнет на стол. Его сонная артерия бешено пульсировала. – Теперь у сумасшедшего там снаружи еще и оружие!

– Это всего лишь газовый пистолет.

– Хватит! – резко прервал их ссору Каспар. – Как бы ужасно это ни было, Том, мы уже не можем ничего изменить. – Он посмотрел санитару в лицо. – К тому же мы оставили аптеку открытой. А там достаточно всего, чтобы он смог смастерить себе оружие.

– Верно. Там даже лежит пневматический психотропный пистолет, – прошептал Бахман.

– И что теперь?

– Теперь мы должны сделать то, для чего вообще выходили отсюда, – позаботиться о Софии. – Каспар попросил Бахмана отвязать от ремня оставшийся целым пакет с физраствором, что тот с недовольной миной и сделал.

– Вот, это тебе тоже понадобится. – Том вытащил из кармана штанов упаковку с иглой и шприц и бросил на стол.

Каспар взял их и подошел к камину, где Ясмин, по-турецки поджав ноги, сидела перед Софией и гладила ее руку.

Его взгляд упал на клейкую ленту, которой была закреплена гирлянда над камином. Он оторвал две полоски и попросил Ясмин немного откатить кресло-каталку от огня. Затем не без труда поднял рукав Софии чуть выше локтя. Она, похоже, ничего не чувствовала.

– Мы должны помочь Сибилле, – сказала Ясмин, вопрошающе и требовательно одновременно, пока он стучал пальцами по локтевому сгибу Софии. – Может, сумеем ее освободить?

– Боюсь, мы уже опоздали, – ответил Том у них за спиной. Его голос звучал дружелюбнее.

Каспар слышал непроизнесенное «Яся» в конце его фраз, когда надел иглу на шприц и без колебаний ввел ее в рельефно проступающую вену Софии.

«Все это у меня уже было».

– Прежде чем погас свет, я сумел заглянуть в кладовую, – объяснил Шадек. – Дела плохи. Мне кажется, он сломал ей шею.

– Сибилла мертва? – Ясмин застонала и сделала шаг назад.

– Нет, я так не думаю, – возразил Каспар, не поднимая глаз. Он снял шприц и подсоединил к игле катетер. На протяжении всей процедуры София не проявила никакой реакции.

– Зачем ему сначала убивать повариху, а потом тащить ее за собой? Почему он просто не оставил Линуса, Расфельда и Сибиллу лежать?

Каспар попросил Ясмин передать ему бумажный носовой платок, сложил его в несколько раз и закрепил полосками скотча на точке прокола.

– Черт, откуда мне знать? – Агрессивность санитара вспыхнула с новой силой. – Может, он собиратель трупов?

– Нет, думаю, он скорее игрок. Поэтому он и оставляет все эти загадки. Отсюда и диктофон. – Каспар поднял взгляд. – Он играет с нами. А София его ставка.

– Ну, так отдадим ее ему. – Шадек поднял руку. – Эй, я просто пошутил. – Его улыбка была на удивление честной, даже с налетом меланхолии. К тому же он удивил Каспара, предложив подержать пакет с физраствором, из которого, одна за другой, как шарики, уже покатились первые капли в кровеносные сосуды Софии.

– Спасибо. – Каспар передал Тому пакет с раствором и встал во главе стола. – Итак, давайте подытожим: нам неизвестны мотивы Инквизитора, мы не знаем ни как он вводит своих жертв в состояние комы, ни почему охотится именно за Софией. Расфельд, Линус, Патцвалк и даже Мистер Эд поднимают новые вопросы. Куда он их утащил? Возможно, они мертвы, а возможно, еще живы?

Бахман шумно втянул воздух, но Каспар не позволил себя перебить.

– На все эти вопросы у нас нет ответов. Но, пытаясь найти их, мы не должны рисковать еще и своей жизнью. С данного момента мы всегда будем держаться вместе и используем это время, чтобы помочь Софии.

Во время своей речи Каспар неожиданно почувствовал, словно в его грудь воткнулась стрела.

Затем ему стало ясно, что эта пульсирующая боль вызвана одной-единственной мыслью: что, если Инквизитор охотится вовсе на за Софией, а за ним? Что, если он хочет помешать Софии рассказать ему то, что она выяснила о нем и его дочери?

Он пытался не подать виду и продолжил:

– Как и все мы, фрау Дорн должна пережить лишь следующие несколько часов, пока не прибудет помощь. В то же время она наш ключ к свободе. Она знает код.

«Код к моей идентичности».

– И она хочет нам что-то сообщить.

«Сначала мне нужно убедиться».

– Возможно, нам удастся разгадать ее тайну, прежде чем…

Он запнулся на середине фразы, посмотрел вниз на свои босые ноги и удивился, что неожиданно начал потеть, хотя на нем были лишь тонкие пижамные штаны и футболка с короткими рукавами.

Затем он схватился за лоб, чтобы проверить, нет ли у него жара. Хотя он знал, что причиной этого обильного потоотделения была не простуда, а одно-единственное слово. Слово, которое он услышал несколько минут назад, но понял лишь сейчас.

– Что с вами? – услышал он голос консьержа.

– Я… э-э-э… можете, пожалуйста, повторить это еще раз? – Он перевел взгляд с Шадека на Бахмана, а потом на книжные стеллажи, стоящие за каталкой Софии.

– Я спросил, что с вами?

– Нет, нет, нет. Я имею в виду… Что сказала фрау Дорн, когда мы уходили?

– То же самое, что и всегда. Лишь одно слово.

«Нет. Это было не то же самое».

– Все равно повторите еще раз. Пожалуйста.

– Топор, но что?..

– Господи. – Каспар не знал, кого он в этот момент боялся больше. Инквизитора или самого себя. Ему стало ясно, что София пыталась сообщить им все это время.

01:49

Ступени лестницы громко заскрипели под весом Каспара. Видимо, в последние годы ими не пользовались, потому что книги на верхних полках выполняли лишь декоративную функцию. И Каспару не пришло бы в голову искать там медицинские справочники, если бы Бахман не сказал ему, что Расфельд хранит там некоторые списанные тома.

– Что ты делаешь? – спросил Шадек.

Он стоял рядом с Ясмин и пытался закрепить на подголовнике каталки кочергу, чтобы повесить на нее пакет с физраствором.

– Я не уверен… – ответил Каспар, не поворачиваясь. Затем вытащил предпоследний том медицинской энциклопедии с верхней полки под потолком и долистал до буквы П. Уже через несколько секунд он нашел статью, которую искал. – Да, так и есть.

– Что?

– Фрау Дорн психотерапевт. Она знает свой диагноз.

– И каков он?

Бахман поднял голову и вопросительно посмотрел на него, Шадек тоже перестал мастерить временную капельницу.

Каспар повернулся на лестнице боком, обхватил книгу одной рукой и прочитал вслух:

– Паралич сна – это мучительный вариант качественного нарушения восприятия. Больные пребывают в состоянии между сном и бодрствованием, из которого их можно вывести лишь с помощью сильных, как правило, негативных раздражителей, например, боль, сильное потряхивание, крик и т. д.

Каспар поднял голову и процитировал последнее предложение абзаца, не глядя в энциклопедию:

– Это нарушение также известно под названием Topor, что в переводе с латинского означает… – он помедлил, – непробудный, глубокий сон.

– Непробудный сон? – недоверчиво переспросил Бахман. – Это означает, что мы просто должны ее разбудить?

Шадек презрительно рассмеялся, но Каспар утвердительно кивнул. Затем опасно наклонился вправо, чтобы достать со стеллажа еще одну книгу. Своими большими размерами том напоминал толстый школьный атлас. «Нейропсихология, 2-е издание» – было написано черными буквами на оранжевой обложке. Так как книгу было неудобно листать прямо на лестнице, Каспар спустился и положил ее на стол рядом с горой рассыпанных консервных банок. Взглянув на оглавление, Каспар открыл страницу 502 и ткнул пальцем в последний абзац.

– При параличе сна речь идет о параличе, который возникает в переходной фазе между сном и бодрствованием. Обычно она длится недолго, но может доходить и до двадцати минут. Почти каждый второй человек хоть раз переживал паралич сна.

– Мне такое знакомо! – возбужденно воскликнула Ясмин. – Это реально жутко. Однажды мне снилось, что в моей комнате мужчина. Я знала, что он исчезнет, как только я проснусь. Но я никак не могла открыть глаза. Не могла пошевельнуться, и мне пришлось закричать, чтобы проснуться.

– И тем самым вы вывели себя из паралича сна, – подтвердил Каспар.

– Вы теперь коллективно надо мной издеваетесь? – спросил Шадек, поглядывая на Софию. Так как ему не удалось смастерить импровизированную капельницу из кочерги, он подкатил кресло-каталку с Софией к столу и сунул пакет с физраствором Ясмин в руку.

– Двадцать минут? В случае нашей пациентки они давно истекли.

– Это правда. И поэтому мы знаем теперь, что Инквизитор делает со своими жертвами.

– И что же?

– Он погружает их в непробудный сон. Я понятия не имею, как он это делает. Но видимо, Брук нашел какой-то психологический метод, позволяющий надолго погрузить их в фазу паралича между кошмаром и пробуждением. Если хотите, София находится во временной петле ужаса. Вот что она все это время пытается нам сказать.

Том скептически насупил брови, провел рукой по нагеленным волосам, пригладил их и пренебрежительно щелкнул языком.

– О’кей, мистер Шерлок Холмс, тогда скажи мне еще кое-что.

Каспар напрягся в ожидании вопроса, который должен был последовать и на который у него не было ответа.

Пока не было.

– Откуда ты все это знаешь? Почему так хорошо разбираешься в первой медицинской помощи, ставишь нашей симпатичной врачихе капельницу, а теперь еще и цитируешь наизусть психиатрические справочники?

– Без понятия. – Теперь Каспар поднял руки.

– Возможно, я врач, аптекарь или психолог? Ты сам сказал, что мы можем быть коллегами, а может, я просто внимательно слушал курс оказания первой медицинской помощи? Если бы я знал.

– Ну конечно. Прикрываешься своей амнезией. Я тебе не верю. – Том повернулся к Бахману. – Когда его сюда доставили?

Консьерж задумчиво почесал бакенбарды.

– Думаю, дней десять назад.

– А когда именно прервалась серия преступлений Инквизитора?

– На что ты намекаешь?

Каспар яростно захлопнул книгу и спрыгнул со стола.

– Это ты притащил нам сюда этого сумасшедшего. Из-за тебя мы не можем позвать на помощь, потому что это ты врезался в таксофон и вывел его из строя.

Каспар подчеркивал каждое «ты» яростной жестикуляцией, как судья на ринге, который отсчитывает секунды над боксером в нокдауне. Но его вербальные удары словно отскакивали от Шадека, не производя на него никакого впечатления. Он даже глазом не моргнул. Но Бахман все равно решил разделить обоих задир и, сопя, встал между ними.

– Эй, эй, эй… Это ничего не даст. Мы должны держаться вместе. И доверять друг другу.

Доверять? Каспар вспомнил, как Линус хотел показать ему вырванный шланг топливного бака, а из-за снегохода вдруг появился Бахман.

«Я никому не могу здесь доверять, – подумал он. – Я никого здесь не знаю. Даже себя самого».

Он снова сел за стол, обеими руками сжал дрожащие колени и уставился на новостной журнал, который Бахман оставил лежать раскрытым.