Когда Мэтью вошел, над дверью прозвенел звонок. Трудно было поверить, что кто-то смог его услышать сквозь шум голосов, но женщина в тесной зеленой юбке и красной маечке, оторвавшись от бара, повернулась к нему и произнесла:

— А как надо, Кроликом или Герцогиней, мисс Ши-Вулф?

— А вот и подкрепление!

— Именно туда Герцогиня и придет, — сказала красотка. — Алиса, Алия, Алина. Будем знакомы.

Она подскочила к нему быстрее молнии, стуча — щелк-щелк — каблучками, с улыбкой на лице, краска на губах до ушей, светлые волосы отброшены за ухо. Кожа бледная, щеки горят. Высокая, хорошо сложена, походка легкая, как у танцовщицы. Он заметил и длинные ноги, не оставив без внимания и упругую грудь под красной маечкой. Наверное, лет тридцать. Еще видно, что изрядно выпила.

— Кто бы ты ни был, заходи, — сказала она, — у нас не хватает шикарных мужчин, — она протянула руку. — Марси Франклин, — произнесла она, — я тут главная.

Карим и Марк заржали, вполголоса завывая: «А-а-а». Алиса, скрестив руки, пожала соседкам ладошки и соединила их. Пальцы у Алины были тонкие и прохладные.

— Мэтью Хоуп, — произнес он, беря ее за руку.

— Молодые люди, билетики приготовим, пожалуйста, — сказала крепкая кондукторша, незаметно возникшая в проходе.

— Ты знакомый Гарри? — сразу же спросила она.

Ой, подумала Аля, но Алиса уже протягивала кондукторше сложенную чековую ленту.

— Да, я играл Гарри Слейда в колледже.

— Пять штук, за всех.

— Во! — сказала она. — Ну ты даешь! А скажи-ка, что ты думаешь о Бергмане?

— Об Ингрид или об Ингмаре?

— Товарищ проводник, а вы знаете, что у вас тут Али-экспресс? — спросил Марк с очень серьезным видом.

— Ух ты! Мне кажется, я уже влюбилась, — воскликнула она, — я в Калузе только шесть месяцев, приехала из Нью-Йорка, чтобы заняться делом после смерти отца, и мне до чертиков не хватает собеседника. Я уже созрела, чтобы позвонить в службу милосердия. Ты женат?

Кондукторша развить искрометную шутку не позволила — к явному облегчению не одной только Али:

— Разведен, — ответил он.

— Студенческие?

— Отлично, — сказала она, — вот это да! Не иначе тебя Санта-Клаус принес!

Мэтью улыбнулся.

Все со вздохом полезли по карманам. Первой опять успела Алиса. Кондукторша, сканируя ее студенческий сквозь узкие очки, тихо, но строго уведомила пространство:

— А скажи-ка мне, — продолжала Марси, — все ребята, с кем я встречаюсь в этом городе, почему-то говорят только о футболе. Я их спрашиваю: «Как вам „Джинджер и Фред“?» — а они отвечают, что не смотрят старинных мюзиклов. Я им: «Феллини, Феллини», а они мне, что терпеть не могут итальянскую жратву, если только это не «Пицца-Хат». Я им: «Что вы думаете про „Поцелуй женщины-паука“?», а они мне говорят, что не знакомы с такой. Я им: «Ладно, как насчет „Пурпурного цвета“?», а они мне: «Мы больше любим красный». Жуть! А ты любишь кино?

— На будущее: двери держать очень не советую. Штраф-то ладно. Руки-ноги поломает, а то и выбросит просто. Сейчас не царя Гороха вагоны, там силы до дури.

— Да.

— Хочешь, сходим в кино сегодня вечером? Подумай и не вздумай потом отказываться. Мне в следующем месяце стукнет тридцать три, я люблю высоких кареглазых брюнетов. Я чувственна и умна, некоторые считают, что я — высший класс. Предпочитаю дорогие рестораны и клевые тачки, Бетховена и…

— А это не мы, правда-правда, — затараторил Марк, хлопая очень честными глазами. — Там сигма такой был, в шляпе и пальто, опасный с виду. Мы ему говорим: «Мужчина, прекратите, штраф-то ладно, руки-ноги поломает», а он не слушается. Потом бежать бросился…

— Ты напоминаешь мне героев «Деревенского голоса», — произнес Мэтью.

— О, Боже, я точно влюбилась, — сказала она, — он знает даже «Деревенский голос»! Ты тоже из Нью-Йорка?

Марк поводил поднятым пальцем, выбирая направление, потом решительно ткнул за спину кондукторши.

— Мой партнер оттуда. Он не переставая про него говорит.

— А ты откуда?

— Вон туда. Я стрелял ему вслед, но он уклоняется ловко, фрр-фрр…

— Из Чикаго.

— По ногам надо было, — брезгливо сказала Алина.

— Жаль, — сказала она, усмехнувшись.

Она не выпускала его руки. Зеленые глаза изучали его лицо.

— Так он же подпрыгивал, ты не видела просто! Пальто такое во все стороны…

Его глаза изучали ее лицо.

Взмах ресниц — желтый, еще взмах — зеленый цвет глаз.

Кондукторша вернула Алисе студенческий билет, отмахнулась от остальных и потопала дальше. Марк победно улыбнулся. А Аля, пробормотав извинения, скользнула к тамбуру.

Овальное и бледное. Оранжевая помада на губах… Высокие скулы фотомодели.

Взмах ресниц — желтый.

Туалет оказался незанятым, чистым и теплым. Аля быстро разоблачилась, развесила вещи — футболка под свитером оказалась не такой мокрой, как представлялось, — обтерлась сухими, потом влажными салфетками и замерла, без удовольствия рассматривая в зеркале бледную кожу, углы и округлости, распределенные без оглядок на гармонию, и нелепую прическу, сформированную шапкой и суматошным бегом.

Изучающий взгляд…

Куда я такая поперлась, подумала она горестно. Зачем мне эти игрушки, снега, жесткий шашлык, волокна которого застрянут между зубов на весь вечер, пиво или водка, неизбежные и невкусные? Зачем мне эти незнакомые люди — не только мне незнакомые, а друг друга-то толком не знающие? Зачем эти чужие лица, непривычные запахи, натужные хохмы и высокомерные улыбки? Алиса, приставка ты приставучая, зачем ты меня с собой поволокла? И зачем я, дура, поволоклась? Сильная, самостоятельная женщина, студентка с повышенной стипендией и всё вот это — что вот это, кстати? — поволоклась непонятно с кем непонятно куда непонятно для чего.

Белые, ровные зубы, открытые в улыбке…

То есть так-то все понятно. С кем: с группой виртуальных друзей по чатику интеллектуальных загадок. Куда: на базу отдыха «Тынлык» в полусотне верст от дома, модную и, говорят, страшно удобную. Для чего: для развиртуализации и укрепления знакомства в комфортной обстановке — на свежем воздухе, под вкусную еду и без забот, но с ЗБТ — закрытым бета-тестированием нового релиза и без того тайной и вполне культовой игры.

Взмах — зеленый.

Эге, подумал он.

Осталось понять, зачем это Але. И зачем им Аля.

Следи за собой.

— Пойдем выпьем, — потребовала Марси и, все так же держа за руку, повела к бару.

Алиса говорит, Алю звали, ждали, горели желанием. Как-то незаметно. Хотя двери держали, да. И Марк этот глазами уже сейчас ест, а что будет, когда на месте окажемся? А Карим наверняка на Алину нацелился, ну еще бы. А та все равно будет по привычке или на всякий случай стервочку включать. Ши-Вулф — это волчица ведь. Другое название бичвулф.

— Джимми, — обратилась она к человеку в рубашке с короткими рукавами, — пожалуйста, налей Мэтью Хоупу. Что ты будешь пить, Мэтью?

— Я… немного джина со льдом, — ответил Мэтью.

А ты как хотела, чтобы с порога в попу дули и коньячком поили? Так это плохо кончается. Потом дульщики-поильщики требуют ответного внимания и ласки. плавали — знаем, больше не желаем. Или просто лежачий камень паникует оттого, что вдруг покатился?

Что происходит? — подумал он.

— Джин со льдом для Мэтью, — сказала она, выпуская его руку. Она одернула свою маечку, еще больше обнажив грудь.

— Очень рада с тобой познакомиться, Мэтью. — Она улыбнулась. Широкая улыбка. Блестящие губы. — С Рождеством!

Аля вздрогнула и вцепилась в раковину, чтобы не покатиться. Кажется, она умудрилась задремать стоя. Чертовы лабы, чертов ноут, чертовы нервы. Она подышала, поплескала водой в лицо и сразу замерзла. Ужасно хотелось спать. Пить, кстати, тоже. Чайку, горячего, душистого. А нету. Не взяла Аля ни чаю, ни простой воды, а здесь ее поить явно не собираются.

— С Рождеством! — произнес Мэтью и взял стакан, который ему протянул Джимми через стойку.

— Спасибо. Твое здоровье! — сказал он Марси.

Потерпим. Немножко.

— Допивай, — сказала она, — и пойдем потанцуем. Люсиль! — крикнула она через комнату, — поставь что-нибудь романтическое! Мэтью хочет со мной танцевать.

Музыка неожиданно оборвалась. Шум голосов стал слышнее. Возникла небольшая пауза — голоса, смех, звон льда в стаканах, — а затем полилась другая мелодия, нежная и медленная. Будь внимателен, подумал он.

Аля передернулась, растерла мурашки и принялась ожесточенно одеваться, почему-то распаляясь и обещая себе, что если придет, а они там ржут — над нею, сразу ускакавшей в туалет, или, наоборот, с кислыми рожами пялятся в телефоны или друг на друга, а на опоздавших ноль внимания, — то она попросит кого-нибудь из знакомцев, ту же Настю, например, прислать ей паническое сообщение, по этому поводу выскочит на ближайшей станции и отправится обратно, к пустой комнате, пироженкам и лабам. Чертовым, но более нужным и симпатичным, чем вот это все.

— Пойдем, — позвала Марси, обняв его.

Он все еще держал стакан в правой руке.

Накрутив себя, Аля подхватила куртку, как щит, и замаршировала к своему месту.

Она тесно прижалась к нему.

Он едва не разлил содержимое.

Оттуда разносились ржание поверх неторопливого говорка, а также запахи цитрусов, мяты и корицы. Марк, так и торчащий спиной к движению, немедленно замахал Але зажатыми в пальцах апельсинами, Алиса пробубнила сквозь жевание что-то про «давай скорее, а то сама сожру», а Алина осторожно подняла пластиковую кружку, источавшую одуряющие ароматы, и сказала:

Обнимая ее, он вслепую поставил стакан на один из столов. Она снова прижалась к нему. Пространство заполнилось танцующими парами. В комнате стало тесно и душно. Будь внимателен, подумал он, будь внимателен.

— Я просто хотел узнать… — начал он.

— Пей скорей, пока горячий, восстанавливай баланс. Ты нам на пике формы нужна.

— И я тоже, — сказала она. — О, Мэтью, ты меня заинтриговал.

— Мы можем где-нибудь поговорить? Здесь очень шумно.

— О чем ты хочешь поговорить, Мэтью?

3. Нескучной будет дорога

— О складе, — ответил он.

Электричка, качаясь и постукивая, проскочила бесконечную слепящую равнину и нырнула в лес, в тень, во мрак, удивительно прохладный и категорически непроглядный. Наверное, по контрасту.

— О, черт, о складе, — воскликнула она, — сейчас Рождество, Мэтью, давай не будем говорить о складе. Пропади он пропадом. Давай танцевать, Мэтью!

Нет. Аля поморгала, чтобы глаза привыкли поскорей, но глаза по-прежнему были будто залиты гуталином. Она повела перед собой ладонью и замерла, ткнувшись пальцами в длинную шерсть, холодную и жесткую. Под шерстью тут же вздулась бугром горячая мышца и заклокотал неслышный рык. Он поставил дыбом уже шерсть Али, о существовании которой та не подозревала. Коже на лопатках стало больно. В лицо дохнула жаркая вонь. Аля застыла, пытаясь и боясь вдохнуть.

— Серьезно, не могли бы мы…

Зверь, играясь, тронул плечо:

— Давай не будем слишком серьезными, Мэтью. Мы только что познакомились.

— Можно где-нибудь…

— Аль, подъем, подъезжаем.

— Да, тут есть одно местечко, — произнесла она, высвобождаясь из объятий. Снова одернув майку, она повела его к двери рядом с баром. Открыв дверь, впустила его в небольшую комнату. Едва дверь за ними закрылась, она сразу же его поцеловала.

Он вспомнил про обещание Сьюзен.

Аля выдралась из сна, как из битумной лужи, с трудом удерживая себя от крика и испуганных озираний по сторонам. Было тепло и светло. За окном отползал не темный лес и не белоснежная равнина, а поблескивающие под солнцем холмы смутно знакомых форм. Будто мягкие игрушки, на которые накинули простыню, но голову слоника и туловище мишки поди замаскируй, подумала Аля, и холмы тут же сменились частыми столбами электропередачи на фоне бесконечного забора тоскливого цвета. Все было неправильно, не по-настоящему и как будто не в первый раз.

Что он больше никогда не обманет ее.

Поезд замедлил ход. Карим и Марк расставляли в проходе, примериваясь, уже выдернутый с полки багаж. Алиса с Алиной выжидающе глядели на Алю.

Язык Марси был у него во рту.

— Ага, бежим, — сипло сказала Аля и вскочила, тут же уцепившись за спинку сиденья: голову повело так, что накатила тошнота.

— Послушай, — начал он, отстраняясь от нее и пытаясь удержать ее на расстоянии, — нам действительно нужно поговорить.

— О чем тебе приспичило поговорить именно сейчас?

— Аль, ты нормально? — спросил Марк, подхватывая ее под локоток.

Ее руки обвили его шею.

— Я адвокат, — сказал он.

Это не выезд, а парад позора, подумала Аля с отчаянием, сглотнула и торопливо закивала, пытаясь ухватить чемодан. Марк не отдавал, навьюченный Карим уже шагал к тамбуру, чудом не цепляя пассажиров, в спину Алю подпихивала Алиса, а Алина наверняка смотрела с утомленной досадой. Аля отпустила чемодан, а Марк, обнаружив, что больше ему багажа не досталось, с возмущенными воплями устремился за Каримом — и чуть не врезался тому в спину, когда электричка затормозила.

— Да? — произнесла она. — Возбуди против меня судебный иск.

И снова прижалась к нему.

На перрон они выскакивали, хохоча и вскрикивая, причем Карим умудрился подхватывать девчонок, не снимая ноши с плеч. Потом он ловко уворачивался от Марка и девочек, пытавшихся разжиться полезной нагрузкой, а когда электричка предупреждающе свистнула, пошел прочь по гудящим под снегом доскам настила, бросив через плечо:

— Я здесь… представляю интересы моего клиента.

— Конечно.

— Да разница-то, это ж только до машины.

— Который хранил тут кое-что.

— Хранил?

— Какой машины? — брюзгливо спросила Алина, с мрачным видом вцепившаяся в ремень ярко-желтого рюкзака.

— Фильм.

Она явно вошла в раж.

— Меня это не удивляет, — сказала Марси, вновь потянувшись к его губам.

Он отодвинулся.

Карим махнул рукой вперед. В ответ ему отсалютовали парень и девушка, очевидно, Дискард и сама Тинатин, дежурившие возле пожилого ярко-красного джипчика. Джипчик пыхтел, вздымая к солнышку толстый столб белого дыма, почти у деревянной лесенки, по которой надо было спускаться в обход замерзшего зданьица станции на небольшую площадь. Больше никого на площади не было.

— Можем мы вначале поговорить?

Его всего трясло.

— Пожалуйста, — сказал он.

Дискард, отрекомендовавшийся Володей, оказался полноватым, смуглым и улыбчивым, к тому же заметно старше остальных — под тридцать, если не за. Одет он был, как сказала бы мама, немарко, и был похож не на геймера, а на охранника в магазе. То ли поэтому, то ли потому, что вписался в чатик даже позднее Али, Володя предпочитал дела словам. Он сразу принялся упихивать в багажник и на задние сиденья снятые с Карима сумки с рюкзаками и лишь потом поздоровался с ребятами за руку, а девочкам кивнул, улыбнувшись чуть шире.

— Только три минуты, — произнесла она, направляясь вместе с ним к топчану в дальнем конце комнаты. Она села, сложив руки на коленях. Он опустился на топчан рядом с ней.

— Ну, говори, — потребовала она.

Тинатин, она же Тинатин, она же хозяйка, владычица и мать драконов, выглядела противоположностью своему пассажиру: малюсенькая, как пятиклассница, и суровая, как завуч. Аля увидела в этом еще один повод загрустить, но остальные вроде приняли легко — хотя для всех встреча была, как и для Али, первой. Но, обменявшись репликами про настроение, холодрыгу и готовность к вечеру, все как-то резко замолчали, поглядывая друг на друга.

— Пруденс Энн Маркхэм, — сказал он. — «Прудент Компани».

Тинатин спросила:

— А что тебя интересует?

— Так кто со мной?

— Ее муж сказал, что она арендовала здесь хранилище.

Карим рассудительно ответил:

— Ну? — сказала Марси.

— Да или нет?

— Кошерненько, чтобы девчонки.

— Это та, которую убили?

— Да.

— Два места, — отрезала Тинатин, кивая на заваленное заднее сиденье. — Мне еще мясо грузить. Володь, ты же договорился, там замариновано все?

— Да, она арендовала ячейку.

— С кондиционером, как сказал ее муж.

Володя степенно кивнул.

— Они все с кондиционерами, — уточнила Марси.

— Ключ был один, по словам мужа.

Он живет неподалеку, потому и базу предложил, и знает всё, вспомнила Аля и быстро сказала:

— Я всегда даю только один ключ. Я не знаю, что люди хранят здесь, и не интересуюсь этим. Насколько мне известно, половина кокаина в штате Флорида хранится за этими маленькими красными дверями. Я всегда даю только один ключ. Если дать два ключа, то будет уже два человека. Если их двое, то у вас будут неприятности, — она усмехнулась, — как у нас с тобой. Большие неприятности, Мэтью. С первой минуты. С тобой это когда-нибудь случалось раньше? Словно удар молнии? Я из последних сил стараюсь держаться от тебя подальше. С тобой это было раньше?

— Я пешком. Гулять так гулять.

Он попробовал вспомнить.

Не хватало еще из-за этого ссориться с Алиной, которой езда всяко роднее пешего хода. Сапожки у нее были, как вся она, очень красивые, но никак не для прогулок по сугробам: куцые, на каблучке и из легко промокающей рыжей замши.

Не так ли случилось у него с Эгги, давным-давно, когда он изменил жене впервые в жизни. Такая же неожиданная реакция. Встреча глаз, соприкосновение рук. Он пообещал Сьюзен. А сам сидит с женщиной, с которой познакомился лишь десять минут назад, и думает только о том, как бы сорвать с нее майку. Он подумал, что такова цена всем его обещаниям, которые он давал Сьюзен раньше.

«Ты больше не будешь меня обманывать?» — «Нет, никогда».

Аля вот точно ходу что угодно предпочитает, но сейчас об этом лучше забыть.

Он подумал, что он просто негодяй.

— Я тогда тоже, — заявила Алиса.

Хотя стоп! Ведь ты же не женат!

Карим обвел всех взглядом, но Тинатин его опередила:

Тогда откуда это чувство вины?

— Это само собой. Мне мальчик нужен.

У меня неприятности, подумал он. Большие неприятности. Она права.

— А кому не нужен? — осведомилась Алина очень серьезно.

— Давай заканчивать разговор, — сказал Мэтью.

— А когда закончим, тогда что?

Ой, подумала Аля, а Тинатин свирепо спросила:

— А есть общий ключ для всех ячеек?

— Я одна с продуктами таскаться буду? Там мяса две бадьи, и из магазина еще кило двадцать.

— Да, есть.

— Ты можешь пустить меня в ячейку, которую она арендовала?

— Да разница-то, это ж только до машины, — сказал Марк Каримовым голосом и принялся ржать тем радостней, чем прилежней Тинатин испепеляла его взглядом.

— Нет.

— Почему?

— Лол ты и есть Лол, — констатировала она и перевела взгляд на Карима.

— Потому что не ты владелец ключа. Я позволяю только владельцам.

Карим осмотрел себя, потом салон джипчика и пожал плечами.

— А если я запрошу ордер?

— Запрашивай.

— Володя договорился, Володя пусть и таскает, — доверительно сообщил Марк Але.

— Я веду дело об убийстве.

Аля смущенно зыркнула на Володю. Тот улыбался.

— А я защищаю частную жизнь.

— Ну, значит, с тобой, — согласилась Тинатин. — Сидай. Хоть не заблудимся. Мы пока в столовку за мясом и в магазины, а вам прямо и через лес. До базы километра два. Я, в принципе, могу вернуться, как выгружусь. Дорога не очень для пеших-то.

— Так ты тоже адвокат?

— Да мы раньше дойдем, — отрезал Карим и зашагал по укатанной дороге.

— Не болтай лишнего, Мэтью. У тебя осталось две минуты.

Дорога втыкалась в недалекий лесок, выглядящий по-сказочному и неопасно.

— А кто считает?

Аля поежилась, обменялась взглядом с Алисой и двинулась следом.

— Я.

— Марси, в этой ячейке кое-что такое, что…

Хлопнули двери. Джипчик, загудев, проскрипел за спиной и умчался в сторону тоскливого забора.

— Нет, в ней ничего нет.

— Что ты имеешь в виду?

Зато полюбуемся красотами и насладимся тишиной, подумала Аля.

— Кто-то ее обчистил.

— Мемас про девушку в джипе знаете? — немедленно спросил Марк, всовываясь между нею и Алисой.

— Откуда ты знаешь?

— Я видела фургон.

— Нескучной будет дорога-то, — отметила Алиса.

— Какой фургон? Когда?

— В ночь, когда ее убили.

И оказалась права.

Мэтью посмотрел на нее.

— Фургон был здесь в ночь, когда ее убили?

— Да, человек открыл ячейку, забрал все оттуда и положил в фургон.

4. Декорация, приближенная к боевой

— Что за фургон?

Карим, держа смартфон перед собой, шагнул в комнату и медленно пошел вдоль стен.

— Один из таких небольших автофургонов, что развозят товары.

— Кэ Тарантино, — сказал Марк. — Дэ Вильнёв. Жэ Крыжовников.

— Ты видела, как он сделал это?

— Да.

Обращался он явно к Але. Та, как и остальные, предпочла пропустить реплику мимо ушей. Поняла уже, что так проще. На игнор Марк не обижается, зато от любого знака внимания выпрыгивает из штанов.

— Где ты была?

Аля поспешно откатила от стены свой чемодан, чтобы Карим не споткнулся, выстраивая панораму. Но он все равно споткнулся — уже за порогом — под возмущенный басовитый мяв. И спросил с досадой:

— Работала здесь, в конторе.

— Во сколько это было?

— Ты-то, зверюга, откуда взялась?

— Около полуночи. Я много работаю, Мэтью.

— Я тоже.

Народ немедленно высыпал изо всех комнат и принялся жалеть, ласкать и наглаживать кошку, белую, с почти черным хвостом и темным архипелагом на башке, округлую, очень пушистую и суровую. Кошка хмуро разглядывала девочек, а от ласк уклонялась, подрагивая хвостом всё с большим раздражением. Ломтик колбасы, подсунутый Алисой, она обнюхала с презрением и уселась, показывая, что готова подождать чего-то более съедобного.

Их глаза снова встретились.

Она сложила руки на коленях.

Алина тут же метнулась на кухню, а Марк спросил:

Эти губы.

— Так-то на фига?

— Как выглядел этот человек?

— Высокий блондин в комбинезоне.

— В смысле? — уточнила Алиса, переводя взгляд с него на ломтик колбасы в своих пальцах.

— Блондин?

— Блондин.

— Ну кто так колбасу режет? Надо же под углом, чтобы ломтики длинными были, а не такими вот кругляшками.

— Ты бы узнала его, если бы встретила вновь?

— Конечно. У тебя осталась одна минута, Мэтью.

— А разница? — спросила Тинатин, тоже разглядывая ломтик. — Все равно через две минуты разжуем. Хоть кружок, хоть овал, хоть звездочку.

— Он открыл дверцу ключом?

— Ну уродство же, — сказал Марк с напором.

— Да, ключом.

— Должно быть, это был ключ Прю, — вслух подумал Мэтью.

Он, похоже, нервничал всерьез. Но Алиса этого не понимала — или не хотела понимать.

— Возможно, — пожала плечами Марси.

— Ты же сказана, что даешь только один ключ…

— Ты-ы уродство, — отрезала она в детсадовской своей манере. — Кабы палка целая была, я бы наискосок пошла. А там полпалки, и срезано поперек. Я дальше так и резала.

— Я даю не только это. Сорок секунд, Мэтью.

Она кинула ломтик в рот и сообщила, старательно жуя:

— Значит, это был ее ключ. Почему ты не вызвала полицию?

— Зачем? Кто-то что-то вынул из ячейки. Разве это преступление?

— М-м, удобно-то как, оказывается. Теперь всегда буду строго под девяносто градусов резать.

— Да, если кто-то был убит.

— Так, — сказал Марк, сдерживаясь. — Дальше я сам.

— Я не видела убийства, Мэтью. Я видела, как кто-то обчистил камеру. Тридцать секунд.

— И сложил это в фургон?

Он утопал на кухню, Алиса с гоготом перегнала его, восклицая:

— В фургон.

— Мужикам здесь не место!

— Какой фургон?

— Белого цвета.

Алина, которая несла перед собой, как два факела, вяленую куриную ножку и некрабовую крабовую палочку, зашипев, увернулась от столкновения и присела перед кошкой с видом профессиональной жертвоприносительницы.

— Какой модели?

— Я не знаю. Он, возможно, музыкант или что-то в этом роде.

Кошка брезгливо обнюхала угощение, выругалась почти по-человечески и, каждым шагом демонстрируя неудовольствие, удалилась в сторону выхода. Почти сразу оттуда донеслось проклятие — очевидно, черно-белая злыдня снова сунулась Кариму под ноги.

— Музыкант? Ты же сказала, что он был в комбинезоне?

— Возможно, он играет на танцульках в каком-нибудь сарае. Двадцать секунд.

На кухне бранились уже в голос. Алиса побеждала с явным преимуществом.

— Почему ты решила, что он музыкант?

— Отсчет трупов стартует еще до начала игры, — отметила Алина, задумчиво поигрывая съестным, как маракасами.

— По надписи на боку фургона. Розового цвета.

Тинатин смотрела на выход. Там было тихо и покойно.

— Что там было написано?

— Вот панораму собьет, сами хуже трупов будем: головами на плечо бегать и спотыкаться на каждом шагу, — отметила она, поводя складным ножом, и двинулась к кухне с видом отчаянного гнома-маньяка.

— Десять секунд.

— Почему? — удивилась Аля.

— Что было написано?

— Оркестр. Девять…

Тинатин то ли не услышала, то ли не сочла нужным ответить. Аля сконфуженно посмотрела на Алину. Та, перехватывая отвергнутое кошкой угощение, выдернула из огромного тюка пакет с одноразовой посудой, отложила еду на одну из тарелок, а остальные принялась собирать в стопки. При этом она замысловато сгибала пальцы, чтобы не задействовать в процессе испачканные, и поясняла будто сама себе: