— Так почему бы нам не оставить это?

— Мы можем прекратить вообще всю фигню.

Эйлин посмотрела на нее.

— Я думаю, мы только зря отнимаем друг у друга время, — безапелляционно заявила Карин. — Тебе нечего сказать мне, а если ты ничего не говоришь, то мне нечем тебе помочь. Так что, может быть, нам лучше...

— Единственная помощь, которая мне нужна...

— Да, я знаю. Совет, как уйти из полиции.

— Да.

— Вот я и не думаю, что смогу тебе в этом помочь.

— Почему же?

— Потому что я не думаю, что ты и в самом деле этого хочешь.

— Тогда скажи мне, какого черта я здесь делаю?

— Это ты скажи мне.

Эйлин сложила руки на груди.

— Ну вот, опять эта поза, — сказала Карин. — Слушай, я в самом деле не понимаю, почему ты обратилась ко мне?

— Я тебе уже рассказывала. Сэм Гроссман пред...

— Да, а ты посчитала, что это хорошая мысль. Но вот ты здесь, и тебе нечего мне сказать. Так давай закончим с этой бодягой, ладно?

— Сейчас?

— Да. Если позднее у тебя что-нибудь изменится...

— Плохо, что я не могу решиться прямо сейчас, а?

— Что ты имеешь в виду?

— Отставку. Если уходишь из полиции, то это навсегда.

— Почему ты так говоришь?

— Какое это имеет значение?

— Я в самом деле не понимаю, почему ты чувствуешь...

— Ты что, никогда не говорила с копами? Чем ты тут вообще занимаешься? С архитекторами работаешь? Или с банкирами? Я хочу сказать, разрази тебя Господь, ты что, не знаешь, как думают копы?

— А как они думают, Эйлин? Расскажи мне.

— Если я сейчас уйду... — Она опустила голову.

— Да?

— Не имеет значения, черт с ним.

— О\'кей, — сказала Карин, посмотрев на часы. — У нас еще пятнадцать минут. Какие фильмы ты смотрела в последнее время? — Мне не нравится то, что тебе приходится объяснять самые простые вещи, трах-тарарах!

— Какие?

— То, что будут все про меня думать, если я уйду!

— А что все будут думать?

— И почему невозможно...

— Так что же они будут думать, Эйлин?

— Что я испугалась, мать твою так!

— Ты испугалась?

— А разве я тебе этого не говорила? А как бы тебе понравилось, если бы тебя оттрахали?

— Мне бы это не понравилось.

— Попыталась бы ты объяснить это кому-нибудь.

— Кого ты имеешь в виду?

— Людей, с которыми я работала. Я работала с копами всего этого города.

— С мужчинами?

— И с женщинами тоже.

— Ну уж женщины точно поймут, почему ты боишься снова быть изнасилованной.

— Некоторые из них могут не понять. Есть такой вид женщин-копов, которые хуже любого мужика.

— Но большинство женщин тебя поймет, не так ли?

— Я думаю, да. Ну, Энни уж точно. Энни Роулс. Она поймет.

— Она работает в отделе по борьбе с изнасилованиями, так?

— Да, там. Она просто прелесть.

— Так кто, ты думаешь, тебя не поймет? Мужчины?

— Я никогда не слышала об изнасилованных мужчинах, а ты? Кроме как в тюрьме. Но ведь большинство копов не сидело в тюрьме.

— Значит, ты беспокоишься о копах? О мужчинах-копах. Ты думаешь, что они тебя не поймут, правильно?

— Тебе бы следовало поработать с некоторыми из этих парней, — сказала Эйлин.

— Но ты в любом случае с ними не будешь больше работать, если уйдешь из полиции.

— Ну да, а они будут трепать по всему городу, что я испугалась.

— Это для тебя так важно? — Я хороший полицейский, — сказала Эйлин, — точнее, была им.

— Ты еще не ушла из полиции. Значит, ты все еще полицейский.

— Да, но уже не хороший.

— Тебе это кто-нибудь говорил?

— Не в лицо.

— Ты думаешь, что об этом говорят у тебя за спиной?

— А кого это волнует?

— Ну, тебя это волнует, разве нет?

— Может, они думают, что я испугалась, так вот, они ошибаются.

— Но ведь ты испугалась. Ты сама сказала мне, что испугалась.

— Я сама знаю, что испугалась.

— Так что тут такого?

— Я — полицейский.

— А ты думаешь, полицейские не боятся?

— Не до такой степени, как я.

— А как ты испугалась, Эйлин, ты можешь мне это рассказать?

Она надолго замолчала. Потом произнесла:

— Мне снятся кошмары, каждую ночь.

— Про изнасилование?

— Да. Как я отдала ему мое оружие. Он приставил мне нож к горлу, и я отдала ему свою пушку. Обе пушки. Свой тридцать восьмой и маленький запасной. Браунинг. Я ему их отдала.

— Так было на самом деле?

— Да. Но он все равно изнасиловал меня. Я думала...

— Да?

— Я не знаю, что я думала. Я решила, что... что если я... если я буду слушаться его, тогда он... он не зарежет меня... не изнасилует. Но он сделал это.

— Ударил тебя. И изнасиловал.

— Черт, оказаться такой беспомощной дурой! — сказала Эйлин. — Полицейский, называется!

— Ты помнишь, как он выглядел?

— Было темно.

— Но ты его видела, правда?

— И шел дождь. — Но как он все-таки выглядел?

— Я не помню. Он схватил меня сзади.

— Но потом, когда он...

— Я не помню.

— Ты его видела после той ночи?

— Да.

— Когда?

— На суде.

— Как его имя?

— Артур Хейнс. Энни вела это дело.

— Ты опознала его на суде?

— Да...

— Хорошо, как он выглядел?

— Когда он мне снится, у него нет лица.

— Но когда он тебя насиловал, у него было лицо.

— Да.

— И на суде у него было лицо.

— Да.

— Которое ты опознала.

— Да.

— Так как же он выглядел, Эйлин?

— Высокий — метр восемьдесят три, килограммов семьдесят пять. Каштановые волосы и голубые глаза.

— Возраст?

— Тридцать четыре.

— А сколько было лет человеку, которого ты убила?

— Что?

— Сколько лет было?..

— А он-то тут при чем? Он мне по ночам не снится.

— Ты помнишь, сколько лет ему было?

— Да.

— Тогда скажи мне.

— Тридцать с копейками.

— А как он выглядел?

— Я уже сказала тебе. Когда приходила сюда во второй раз. Мы же обо всем этом уже говорили.

— Расскажи мне еще раз.

— Светловолосый, — вздохнув, сказала Эйлин. — Сто девяносто один сантиметр, больше девяноста килограммов. Темные очки. Татуировка в виде сердечка без надписи в нем. — Какого цвета были его глаза?

— Голубые.

— Как у насильника.

— Глаза — да.

— Габариты тоже.

— Ну, Бобби был выше и тяжелее.

— Они оба были крупными мужчинами.

— Да.

— Ты сказала, что оказалась с ним одна в комнате...

— Да, с Бобби.

— Потому что потеряла свое сопровождение. Между прочим, почему ты всегда думаешь о нем как о Бобби?

— Думаю и все. Он сам так назвался. Бобби.

— Ну-ну.

— А что тут такого? В том, что я называю его Бобби?

— Нет, нет. Расскажи мне, как ты потеряла прикрытие.

— По-моему, я уже рассказывала.

— Нет, не рассказывала. Сколько их было?

— Двое. Энни и... Ну, Энни Роулс, я говорила.

— Да.

— ...и парень из Семьдесят второго участка, с Калмз-Пойнт. Майк Шеноган. Здоровый такой ирландец. Хороший полицейский.

— Как ты их потеряла?

— Берт вбил себе в голову, что мне нужна помощь. Поэтому он поехал в зону...

— Берт Клинг.

— Ага. Я встречаюсь с ним время от времени. Я сказала ему, чтобы он не приходил туда, но он все равно пришел. И... он блондин, ты знаешь. Я говорила, что он блондин? Там заварушка на улице получилась, Шеноган увидел Берта и подумал, что это тот самый парень, которого мы ищем, потому что Бобби тоже блондин и тоже здоровенный. Поэтому Шеноган попер на него — это была та еще сценка — и пока до него дошло, что Берт тоже на работе, мы с Бобби уже ушли.

— Ушли?

— Завернули за угол. Пошли в номер.

— И никто из них этого не видел?

— Нет.

— Тогда ты в самом деле потеряла их. Я хочу сказать, на время.

— Да.

— Потому что Берт влез не в свое дело.

— Это была не его ошибка.

— А чья это была ошибка?

— Шеногана.

— Почему?

— Потому что он решил, что Берт — подозреваемый.

— Не зная, что Берт — полицейский.

— Правильно.

— Но если бы Берта там не было...

— Но он был там.

— Но если бы его там не было...

— Что об этом сейчас говорить. Он там был.

— Эйлин, если бы его там не было, случилась бы тогда эта путаница на улице?

— Конечно, нет.

— Ты не потеряла бы тогда свое прикрытие.

— Возможно.

— Как ты думаешь, они бы помогли тебе в этой ситуации с Бобби?

— Кто?

— Твои сопровождающие.

— Думаю, да, если бы успели вовремя.

— Ты сказала, что они оба — хорошие полицейские...

— О, конечно.

— ...и, без сомнения, они знали свое дело.

— Я бы доверила свою жизнь любому из них. В общем-то, именно так я и поступила тогда. Решила, что когда понадобится, они придут на помощь.

— Но они не пришли на помощь, когда тебе понадобилось!

— Да, но это не их вина.

— А чья это вина?

— Ничья. Просто одна из идиотских накладок, которые все время случаются.

— Эйлин, если бы такого не случилось — если бы не было путаницы, если бы ты не потеряла Шеногана и Энни — как ты думаешь, тебе пришлось бы стрелять в Бобби?

— Я не знаю.

— Ну, хорошо, подумай над ответом.

— Как я могу... — Если бы они шли поодаль...

— Да, но... они не шли поодаль.

— Если бы они были рядом с тобой...

— Но послушай...

— ...если бы они видели, куда Бобби повел тебя...

— Слушай, сейчас нет смысла рыдать по поводу...

— ...и если бы они вовремя пришли к тебе на помощь, пришлось бы тебе стрелять в Бобби Уилсона?

— Один черт, я бы его и так пристрелила, — сказала Эйлин.

— Ты не ответила на мой вопрос.

— Парня с ножом? Который полез на меня с ножом? Конечно, я бы пристрелила сукиного сына! Меня уже однажды ткнули ножом, спасибо большое, я и не собиралась...

Эйлин внезапно замолчала.

— Да? — спросила Карин.

Эйлин молчала несколько секунд. Потом она сказала:

— Я и не собиралась оставлять его в живых. Если ты этого от меня добиваешься.

— Что ты имеешь в виду?

— Когда я застрелила Бобби, я... застрелила его не потому, что... Я хочу сказать, изнасилование было ни при чем.

— О\'кей.

— Ни при чем, и все. На самом деле... Ну, я уже говорила тебе.

— Что говорила?

— Он мне начал нравиться. Он был очень привлекательным.

— Бобби.

— Да.

— Но ты его убила.

— Да. Ты сама это знаешь, именно поэтому я здесь.

— Хорошо, скажи мне, почему ты здесь?

— Я уже говорила тебе это, и я не понимаю, почему должна повторять по сто раз?

— А что ты мне говорила?

— Я хочу уйти из полиции, потому что я боюсь...

— Да, теперь я вспомнила. Ты боишься...

— Я боюсь, что остервенею и продырявлю кого-нибудь еще.

— Остервенеешь?

— О Боже, если кто-то лезет на тебя с ножом...

— Но я думала, что он начал тебе нравиться. Бобби. — Этот мужик уже убил трех женщин! И был готов прикончить меня! Если ты думаешь, что это не прибавляет адреналина в крови...

— Уверена, что так и есть. Но ты говоришь, это тебя взбесило.

— Да, — она мгновение поколебалась и сказала: — Я разрядила в него весь барабан.

— Ну-ну.

— Шесть патронов.

— Ну-ну.

— Это здоровая пушка. «Смит-и-вессон», сорок четыре.

— Ну-ну.

— Я бы это снова сделала. Запросто.

— Вот все, чего ты боишься. Вот почему ты хочешь уйти из полиции. Потому что однажды ты можешь слететь с резьбы и...

— У него был нож!

— Ты разозлилась из-за ножа?

— Я там была одна! Я потеряла моих... Ты же слышала, я сказала Берту не соваться туда. Я сказала ему, что прекрасно сама со всем справлюсь. Что у меня в прикрытии два человека, которые отлично знают свое дело, и мне ничья помощь не нужна. Но он все равно туда полез.

— И потому ты потеряла свое прикрытие.

— Но ведь это же все из-за него, разве не так? Не я же их потеряла! И Шеноган только выполнил свою работу. Это Берт сунул свой нос куда не надо и устроил всю эту заваруху. Потому что он думал, я уже ни на что не гожусь. Не могу сама о себе позаботиться. Не могу делать свою работу. Когда потом мне стало понятно, что тогда произошло на улице, я была готова убить его...

— Значит, ты разозлилась и на него тоже, — сказала Карин.

— Да, позже.

— Да. Когда поняла, что если бы он не вмешался...

— Я бы не осталась там одна с Бобби.

В комнате воцарилось молчание.

Карин посмотрела на часы.

Их время истекло.

— Но ты сказала мне, что снова бы убила Бобби, — произнесла она.

— Я до этого никого не убивала, — сказала Эйлин. — Ты знаешь... мой отец и мой дядя Мэтт... их обоих убили на работе... — Я не знала этого.

— Ну, да. И... я всегда думала, что я... если когда-нибудь поймаю этого парня с красным платком на лице, я... Я всажу ему пулю в глаз. Но за то, что он сделал... ты знаешь... когда я... третий выстрел отбросил его, Бобби упал на постель, он точно уже был мертв. Но я... я разрядила в него остаток... еще три пули в... ему в спину... и тогда я бросила револьвер и начала плакать.

Карин посмотрела на нее.

\"Ты все еще плачешь\", — подумала она.

— У нас кончилось время, — произнесла она вслух.

Эйлин кивнула.

Карин встала из-за стола.

— Впереди много работы, — сказала она.

Эйлин все еще сидела, глядя на свои руки. Она опустила голову и положила руки на колени. Не поднимая глаз, она спросила:

— Наверно, я ненавижу его?

— Это которого? — улыбнулась Карин.

— Берта.

— Мы еще поговорим об этом, о\'кей? — сказала Карин. — Увидимся в четверг?

Эйлин встала.

Она посмотрела прямо в глаза Карин.

Несколько секунд Эйлин стояла молча. И потом сказала:

— Да.

Это было начало.