— Скоро ты подохнешь, тварь! Никогда тебе не видать Конана! — злобно прошипела она, но ответом ей был лишь исполненный ненависти взгляд.

Киммериец шагнул в полосу света:

— Здесь, кажется, произнесли мое имя?

Фраза получилась напыщенно-фальшивой, но кому было оценивать ее?

Сурия резко обернулась, и глаза ее вспыхнули восторгом.

— Мой Конан!

Колдунья подскочила к Конану и впилась в его уста яростным поцелуем, и он ответил ей, с ужасом чувствуя, как уходит злость и растет возбуждение. Она почувствовала, как привычно вспыхнула страстью ее ненасытная плоть, что воздуха уже не хватает, и мир кружится перед глазами, и оттого она еще яростнее впилась в его губы, ощущая острое наслаждение от сознания того, что все это происходит на глазах у соперницы.

Она чувствовала на себе горячее дыхание варвара, обжигающие касания его губ и едва не закричала, когда он начал срывать с нее одежду. Она так и не поняла, что все это происходит уже не наяву, а лишь в ее сне, вызванном снадобьем Мэгила.

Конан выпустил из рук безвольное тело колдуньи. Она продолжала улыбаться и стонать во сне, испытывая порожденное колдовским сном наслаждение. Он опустил ее на пол, несколько раз облизал губы и с отвращением сплюнул, потом достал флягу с вином и прополоскал рот. На душе было отвратительно.

Стараясь не смотреть в лицо уснувшей, он пошарил у нее на поясе, но ничего не нашел и тут же выругал себя: он ведь знал, что она носит этот маленький ключик на груди. Он быстро снял его и шагнул к Мелии.

— Ах, Конан! — Взгляд Мелии пылал ненавистью и любовью.— Я готова разорвать тебя на части и расцеловать каждый кусочек!

О, женщины!

Он быстро отпер замки на ее руках, цепи безвольно повисли, и Мелия бросилась ему на шею, покрывая его лицо поцелуями.

— Конан, Конан! — повторяла она.— Мне было так плохо, но я все равно знала, что ты придешь за мной.

— Быстрее! — уже торопили их.— Скоро придут надсмотрщики!

Мэгил подтащил колдунью к стене на место Мелии и закрепил на ее руках кандалы.

— Дай-ка ключ.— Он протянул к Конану руку.

— Зачем это? — удивился тот.— Ее же все равно освободят.

— Лишняя предосторожность не помешает,— ответил Мэгил и тут же пояснил: — На случай, если проснется раньше времени.— Он взял из рук киммерийца ключи и запер замки.— Странно,— задумчиво сказал он, держа в одной руке связку Конана, а в другой ключ Сурии.— В твоей связке я видел такой же.— Он немного порылся.— Вот он! Не иначе, как замки браслетов заговорены!

— Все это неважно, — оборвал его Тарган, — главное, что дело сделано, но не до конца. Нужно освободить девушек, нужно выбраться отсюда, нужно уйти из города. Лишь после этого мы будем в безопасности.

Тарган не стал дожидаться, когда Конан последует за ним, а быстро вышел из клетки, пробежал вперед, и киммериец услышал, что, несмотря на его предупреждение, девушки не смогли сдержать радостных и удивленных криков. Стража мгновенно всполошилась, но длилось это лишь мгновение. Коротко тренькнули тетивы зуагирских луков, и охранники успокоились навсегда.

— А-а! Кром! — уже не скрываясь, вскричал киммериец.

Он выскочил наружу и бросился вперед, на ходу вырвав у Мэгила набор отмычек. Подбежав к клетке, за которой толпились теперь уже перепуганные насмерть девушки, он бросил один быстрый взгляд на замок и, выбрав нужный ключ, сунул его в скважину.

Со скрежетом, показавшимся оглушительным, ключ провернулся. Раздался звонкий щелчок, и язык замка уполз внутрь, освободив решетчатую дверь. Конан рывком распахнул ее.

— Быстро выходите! И чтобы ни одна и пикнуть не смела! — Он повернулся к Таргану: — Пора убираться!



* * *



Толпа на площади гудела в предвкушении очередного, пятого по счету, дня церемонии. Люди радовались, и никому даже в голову не приходило, что все это — обман, короткая передышка перед чем-то еще более страшным.

Однако не все толпившиеся на площади были настроены столь благодушно. На пятый день церемонии среди огромной массы бездумно веселившихся появилось пять сотен новичков, на вид ни чем не отличавшихся от прочих, но внимательный взгляд неизбежно увидел бы, что лицам их с трудом удается удерживать маску веселой беззаботности.

Двое чужаков стояли на самом краю площади, в том месте, где одна из ведущих к ней улиц примыкает к дворцу.

— Твои люди на местах?— в последний раз спросил Тефилус.

На всякий случай Зурган окинул окружающее пространство быстрым внимательным взглядом и тут же кивнул.

— Они лишь ждут моего приказа.

— Тогда давай повторим.— Тефилус вновь посмотрел на молодого зуагира.— Первым делом Мелия. Нельзя дать приковать ее. Следи за мной. Я останусь здесь и дам знать тебе, когда посчитаю, что удобный момент настал. Как только увидишь мой знак, не мешкай. Они не ждут нападения, и мы легко отобьем мою дочь. Как только это случится, мои люди увезут ее из города. Будет большая погоня, и дворец останется беззащитным.

— И тогда мы пойдем на штурм,— глаза Зургана хищно сузились, словно прицеливаясь,— мой меч напьется крови, и каждая из стрел найдет свою цель. Не останется ни одного самого темного уголка, в который не заглянут мои люди. Пусть сестра моя мертва,— гневно выговорил он, выплевывая слова,— но остальных мы освободим. После этого мы выловим жрецов, я лично выпущу им потроха, и тогда месть моя свершится!

— Хорошо,— кивнул Тефилус,— пусть так и будет!



* * *



Когда последний из зуагиров, так ничего и, не заметив, прошел мимо и шаги затихли вдалеке, спрятавшаяся в темноте девушка вздохнула с облегчением, оторвалась от стены, к которой прижималась все это время, и побежала вперед. Уходившие вдаль ряды стальных решеток, разделенных широкими проходами, замелькали слева от нее, пока она не очутилась напротив одного из них, в глубине которого виднелось освещенное пространство. Тогда она свернула и побежала на свет. Вот и четверка одетых в серое, утыканных стрелами покойников, которых зуагиры оттащили подальше от освещенного пространства и бросили в темноту одной из зарешеченных камер, но девушка лишь скользнула по ним равнодушным взглядом и побежала дальше.

Ей казалось, что она не бежит, а летит. Каменные вставки, разделявшие камеры, теперь мелькали справа и слева. Она едва не проскочила нужную клетку, но вовремя заметила мелькнувшее в темноте белое лицо и вернулась назад. Беззвучно отворилась решетчатая дверь, и девушка осторожно вошла внутрь, внимательно всматриваясь в лицо закованной в кандалы красавицы, невольно сравнивая ее с собой, и гордо вскинула точеный подбородок, как бы говоря: я ничуть не хуже тебя, колдунья!

Она улыбнулась и посмотрела на руку, сжимавшую круглый пузырек со снадобьем, который Мэгил предлагал использовать киммерийцу и от которого тот отказался. Милла усмехнулась. Она не испытывала к колдунье и тени жалости.

Трясущимися от волнения руками она вытащила плотно сидевшую пробку и вылила содержимое флакона на голову Сурии. Опустевший пузырек она отшвырнула прочь, и он, жалобно звякнув, разбился от удара о камень, разлетевшись на мелкие, как песок, осколки.

— Он обманул тебя, стерва, — мстительно сказала она спящей, хотя та и не могла слышать ее,— ты никогда не выйдешь отсюда!

Затем она посмотрела на прихваченный у Мэгила гребень, только теперь задумавшись: а принадлежал ли он Мелии? Она взяла его из сундучка лишь потому, что это была единственная вещь, которая могла принадлежать женщине.

Она опустила глаза, посмотрела на висевшую в цепях девушку и, едва не вскрикнув от неожиданности, быстро нагнулась, подхватила валявшуюся на полу великолепную вещицу и принялась жадно рассматривать ее. Ажурная золотая цепь была достаточно массивна, чтобы не оборваться под тяжестью фигурки, выточенной из какого-то камня.

Несомненно, этот амулет принадлежал Мелии. На какой-то миг у нее мелькнула вдруг мысль, что ей не будет проку от того, что освобожденное Сурией место займет Мелия, но она тут же отмела ее. Молодая колдунья казалась ей куда опасней неведомой красавицы, с которой, как она поняла по обрывкам разговоров Конана со своими друзьями, у киммерийца не все шло гладко.

Поэтому она без колебаний надела найденное украшение на шею спящей. Покончив с этим, девушка отошла на шаг и стала наблюдать. Поначалу ничего не происходило. Милла уже начала подумывать о том, не воткнуть ли в прическу колдуньи еще и гребень, когда заметила вдруг, что Сурия слегка изменилась.

Нет, это была все еще она, но черты лица стали какими-то блеклыми и невыразительными, словно расплывшаяся от сырости картина, написанная водяными красками, а всего через несколько вздохов от красавицы-колдуньи остался лишь один расплывчатый силуэт.

Милла тревожно осмотрелась, но все было спокойно. Тогда она вновь обернулась к колдунье и увидела, что на этом дело не кончилось. Силуэт начал увеличиваться в размерах, одновременно теряя четкость очертаний, так что вскоре миниатюрная фигурка девушки превратилась в некое туманное облако. Невольно девушка отошла еще на шаг, но не успела, как следует подивиться такому превращению, как облако начало стремительно опадать. Милла и охнуть не успела, как отвратительный ей облик колдуньи обернулся пышногрудой, крутобедрой красавицей, почти точной копией той маленькой фигурки, что на золотой цепи висела теперь на ее шее. Когда же, наконец, все изменения закончились, Милла задохнулась от восхищения и зависти. Никогда прежде ей не доводилось видеть такой красавицы, в сравнении с которой она вдруг почувствовала себя гадким утенком. Только теперь она поняла, отчего киммериец без раздумий и колебаний забрался в этот трижды прокля-ый всеми богами город!

Она смотрела на свою счастливую соперницу, чей облик ее стараниями остался здесь, внизу, во тьме подземелья, в то время как сама она праздновала наверху свое освобождение. Она представила, как они, Конан и Мелия, стоят, обнявшись, и красавица-заморийка улыбается могучему киммерийцу — ее Конану! — и дарит ему свою любовь и нежность… Представила, как она сама могла бы сделать это, и слезы потекли по ее щекам.

Очнулась она, лишь, когда резкий скрип противно разодрал царившую вокруг полную тишину. Она негромко вскрикнула, выскочила из клетки и бросилась бежать вглубь коридора, подальше от светового пятна, проклиная себя за невольную слабость. Она добежала до тупика и остановилась, прижавшись к стене и съежившись, стараясь занимать как можно меньше места, сделаться маленькой и незаметной.

Почти сразу она услышала осторожные шаги и чей-то взвизгивающий, высокий, капризный голос:

— Ну, где же эти солдафоны?

— Хвала Затху, господин, Сурия наказала их, быть может, отправила на штрафные работы,— ответил ему некто фальцетом.— По мне так лучше самому отпереть замок, чем выслушивать грубости этих мужланов!

— Ну, так вперед, Зом! — вновь заговорил капризный.— Мы не можем ждать, пока объявится один из этих лентяев!

Они пошли дальше и в недоумении остановились у клетки.

— Они даже не заперли дверь! — восторженно провозгласил обладатель фальцета.— Я сегодня же доложу об этом госпоже Сурии!

Судя по звукам, доносившимся до замершей от страха девушки, они говорили это, размыкая замки на браслетах и тут же пристегивая руки пленницы к другим, закрепленным на более легкой цепи, что они держали в руках.

— Вставай, красавица! — насмешливо проговорил капризный голос.— Недолго уже осталось — всего день, да еще день, а там уж и Время Полной Луны! И конец твоим печалям! — Он довольно рассмеялся смехом капризного ребенка. — Верно, Зом?!

— А может быть, только начало? — переспросил тот, кого капризный назвал Зомом.

Они начали понемногу удаляться, бряцая цепями и громко хохоча, и лишь когда звуки эти почти затихли в отдалении, Милла смогла вздохнуть с облегчением. Она еще немного подождала, пока вновь не заскрипела массивная, железная дверь, и со всех ног припустила по погрузившимся во тьму проходам.

Она бежала и бежала с одной лишь мыслью — поскорее выбраться наверх. Внезапно она поняла, что бежать дальше некуда: перед самым ее лицом мрачно темнела каменная стена, а это значило, что она проскочила мимо лаза, так и не заметив отверстия в потолке. Тогда она повернулась и медленно пошла назад. Свет маячил где-то далеко слева и впереди, Вот он уже просто слева, а это значит, что где-то здесь должен находиться и спуск.

Милла подняла голову и осмотрелась, но чем больше вглядывалась она в серые камни, мрачно нависшие над головой, тем сильнее шевелилось в груди предчувствие беды. Лаз оказался заперт, и девушка стала пленницей этого подземелья!

Ей стало до боли жаль себя, а еще больше ей стало страшно. Слезы брызнули из ее глаз. «О, Конан! Конан! Что же я наделала!» Она едва не потеряла сознания, когда поняла, что с ней стряслось, медленно опустилась на пол и, обхватив колени руками, горько заплакала.



* * *



— О, Конан!

Вне себя от счастья, Мелия бросилась ему на шею, и киммериец подхватил ее и закружил по комнате не в силах остановиться. Шум и гам царили вокруг, и в этой неразберихе он позабыл обо всем, в том числе и об открытом зеве лаза.

Он не видел, как сам собой опустился один из рычажков, а шум, царивший вокруг, заглушил тихий рокот, с которым легла на место тяжелая гранитная плита, отделив подземелье от заброшенной резиденции жрецов. Однако вскоре он уже был совершенно серьезным.

— Хватит ликовать,— одернул он Таргана, едва не плясавшего от счастья.— Нужно уходить отсюда, и как можно скорее.

— Брось, киммериец,— беззлобно огрызнулся зуагир,— все уже позади!

— К Нергалу! — вспылил молодой варвар, окинув всех суровым взглядом.— Радоваться будем, когда уберемся из этого проклятого города! Ты забыл, что скоро полдень? В любой миг могут хватиться Мелии, и тогда тут такое начнется!

— Он прав,— вмешался в разговор Зул.

— Но мы не успеем собрать всех! — возразил посерьезневший зуагир.— Люди разбросаны по домам и по площади, а кое-кто и вовсе может оказаться в городе! Их не найти так скоро!

— Да разве я о них пекусь? — рассердился Конан.— Все они воины и в случае чего знают, что делать, но женщин нужно вывезти немедленно! Если только уже не поздно!

— Ну, что же,— ответил Тарган,— это мы быстро сделаем.

— Поздно! — вскричал вбежавший внезапно зуагир.— Уже началось! Сейчас они навалятся на нас!

— Кром! — взревел киммериец.— Я хочу сам увидеть, что там происходит!

Он даже не заметил, как очутился на том самом месте, где стоял в первые два дня, наблюдая за кровавым карнавалом. Еще издалека он услышал звон мечей, шум и крики, а когда выглянул наружу, то увидел, что на площади уже развернулось целое сражение.

— Кто это? — изумленно прошептал Тарган, указывая взглядом на помост.

— Не могу поверить,— услышал он шепот Мелии.

Два отряда зуагиров наступали с двух сторон, сжимая кольцо вокруг небольшого отряда стражников, защищавших четырех жрецов, которые держали отчаянно отбивавшуюся… Мелию!

— Мэгил! — яростно воскликнул киммериец, разыскивая взглядом жреца.— Как это может быть? Что происходит?!

— Не знаю,— помотал тот головой,— но выглядит все это так, как если бы ты применил то зелье, что я тебе предлагал вначале.

— Твоя работа?

Конан стиснул челюсти и постарался говорить спокойно, но желваки заиграли на его скулах, выдавая бурю страстей, бушевавшую в груди варвара. Мэгил отрицательно покачал головой:

— Нет, Конан, поверь… Ума не приложу…

Мэгил в растерянности переводил взгляд с закованной в кандалы девушки на площади на стоявшую рядом с северянином Мелию. Киммериец посмотрел ему в глаза и понял, что жрец не лжет. Он отвернулся и вновь посмотрел на площадь. Что там случилось, выяснится позднее. Сейчас важно другое. У них появилась небольшая передышка, и, хотя в любом случае медлить не стоило, он решил не уезжать, не дождавшись конца боя.

— Конан, что происходит?— Мелия по-прежнему ничего не понимала.

— Это твой отец,— мрачно изрек киммериец.— С самого начала он рвался в бой. Нам удалось уговорить его подождать.— Он пожал плечами.— Как видно, терпение его иссякло. Но как ему удалось склонить на свою сторону твоих людей? А, Тарган?— спросил Конан, обернувшись к зуагиру.

— Не знаю,— ответил тот, покачав головой.— Разве что Зурган?— произнес он задумчиво.— Попав сюда и узнав, что сделали эти Затховы прихвостни с его сестрой, он горел лишь одним желанием — отомстить за сестру. Видно, ему удалось склонить к этому и остальных.

Но Конан уже не слушал. Он смотрел вниз. Кольцо зуагиров все сужалось. Северянин ясно видел, что еще немного, и они сомнут оставшихся в живых стражников, ряды которых, несмотря на отчаянное сопротивление, быстро таяли. Те же, кто находились на площади, охраняя подступы к настилу, не могли оказать им никакой помощи, потому что сами вынуждены были отбиваться от плотного строя нападавших, навалившихся на них с тыла. К тому же умело расставленные лучники неуклонно сокращали число обороняющихся, стреляя, правда, не слишком часто, но зато так, что ни одна стрела не пропадала даром.

— Это оказалось проще, чем мы думали,— услышал он удивленный голос Зула, но в это мгновение двери дворца отворились, и на помост высыпал новый отряд.

Их было не меньше сотни, и они отвлекли на себя нападавших, в то время как оставшиеся не более чем два десятка стражников скрылись за высокими дверьми, уведя с собой жрецов, которые тащили все так же яростно сопротивлявшуюся девушку. И хотя шум боя все нарастал, Конан отвернулся, потеряв к нему всякий интерес.

— Вот и все,— изрек он мрачно.

— Конан, а отец?— Взгляд девушки растерянно бегал по площади, тщетно пытаясь отыскать Тефилуса.— Что будет с ним?

— Что бы с ним ни случилось, он заслужил свою судьбу.— Лицо киммерийца, когда он посмотрел в глаза Мелии, оставалось суровым.— По его вине уже погибло несколько десятков доверившихся ему, жаждущих отмщения идиотов. И неизвестно, сколько погибнет еще.— Глаза девушки наполнились слезами, и Конану вдруг стало невыносимо жаль ее.— Успокойся.— Киммериец погладил ее по голове, и Мелия прижалась к его могучей груди.— Думаю, он в безопасности. Не хочу тебя обидеть, но не в правилах Дознавателя лично соваться в устроенное им пекло. Это почетное право он милостиво предоставляет другим.

Бой на площади не утихал, и на какое-то время силы сторон оказались примерно равны, пока постепенно — сперва медленно, затем все увереннее — зуагиры не начали теснить противника.

— Тарган,— киммериец обернулся к другу,— ты послал своих людей?

— Да,— кивнул тот,— но теперь начинаю думать, что поторопился.— Он посмотрел в глаза киммерийцу.— Быть может, нам самим стоит присоединиться к сражающимся? Еще не поздно!

— Нет!— отрезал молодой варвар.

— Но почему же, нет?!

— Во-первых,— начал Конан,— этот бой нам уже не выиграть.— Он выразительно посмотрел на Таргана, но, увидев во взгляде того непонимание, добавил: — Да и побеждать нам уже ни к чему. Нам нужно убраться восвояси и сохранить людей. Это все, что меня заботит сейчас.

На миг Тарган опешил. До сих пор такие простые соображения просто не приходили ему в голову. Он весь находился во власти боя, а в бою привык побеждать, и вдруг такое… Однако Конан был совершенно прав, это он тоже понимал. Они добились, чего хотели, и теперь чем дольше будет продолжаться схватка, тем большим количеством жизней им придется заплатить за сомнительное удовольствие сорвать злость на враге… Всемогущий Эрлик! Ну почему же эта простая мысль не пришла в голову ему самому?

— Ты прав,— согласился он,— нужно выводить людей. Я пошлю на площадь всех, кто остался.

Конан отвернулся, чтобы вновь следить за ходом боя, полностью забыв о существовании друга, отдававшего распоряжения своим людям. Вновь о нем он вспомнил, лишь, когда тот встал рядом.

— Конан — заговорил он,— но почему ты уверен в поражении? Погляди, мы побеждаем.

Медленно, но верно лучники делали свое дело, и строй защитников храма неумолимо редел. Казалось, еще немного, и их отчаянная оборона будет окончательно смята. И никто, даже Конан, давно ожидавший такого поворота, так и не заметил, в какой миг характер боя изменился. Яростные атаки нападавших не потеряли силы, но зуагиры уже не теснили противника. Когда киммериец осознал это, он быстро окинул взглядом поле боя, пытаясь понять, что же произошло, а когда понял, отпрянул от окна.

— Прочь! Прочь! — Он оттащил от окна Мелию с Тарганом и бросился к девушкам.— Отойдите от окон!

— Что случилось? Конан! — недовольно вскричал зуагир.

Но Зул с Акаямой, оказавшись сообразительней, помогли оттащить от окон упиравшихся девушек.

— Твоих лучников больше нет! — хмуро бросил киммериец.

— Что?! — не веря своим ушам, вскричал Тарган.

— Я все удивлялся,— с горечью объяснил киммериец,— почему жрецы позволяют им беспрепятственно отстреливать своих людей, но, видно, зря удивлялся. Впрочем, я говорил тебе, что не верю в победу.

Тарган хотел было ринуться на помощь своим гибнущим на площади людям. Он уже не думал о себе, лишь хотел разделить их судьбу, какой бы она ни оказалась, да не успел. Дверь распахнулась, и в комнату ворвались Тефилус с Бруном и несколько зуагиров Таргана.

Увидев спокойно стоявшего у окна киммерийца, Дознаватель побагровел от злости и уже открыл, было, рот, чтобы выплеснуть на него поток брани, когда тихое: «Папа! — заставило его окаменеть. Несколько мгновений он не мог вымолвить ни слова, лишь ошарашенно смотрел на дочь, которую только что на его глазах жрецы уволокли внутрь дворца.

— Мелия? — наконец смог он прошептать побелевшими от волнения губами.

— Папа! — воскликнула она и бросилась к нему в объятия.

— Дочка! — повторял он, целуя ее волосы.

— Уезжайте немедленно! — оборвал эти изъявления нежных чувств киммериец и отвернулся к окну.

— Конан! — едва не закричала Мелия, освобождаясь из объятий Тефилуса.— Я никуда…— Она замотала головой, сглотнула внезапно накатившиеся слезы, и лицо ее исказила гримаса боли.— Я никуда не поеду без тебя!

Ее отчаяние было тем сильнее, что она прекрасно знала непреклонный нрав киммерийца.

— Брун! — Северянин обернулся к восторженно смотревшему на него сотнику.— Сколько у тебя людей… осталось?!

— Человек двадцать уцелело,— тяжело вздохнул тот.

— Забирай Мелию, — начал, было, киммериец, но его прервал отчаянный вскрик девушки:

— Я останусь с тобой!— Больше она не смогла произнести ни слова. Слезы бежали по ее щекам, прекрасные глаза в немой мольбе смотрели на киммерийца, но тот оставался непреклонен.

— Если потребуется, свяжи ее,— коротко бросил он Бруну и отвернулся.

— Я кричать буду! — пригрозила она.

— И вставь кляп,— добавил Конан, стараясь не смотреть на девушку.

— Как ты можешь! — Она вырвалась из рук отца и, подскочив к нему, забарабанила кулачками по могучей груди.— Как ты можешь…

Он обнял ее, попытался успокоить, и она сразу затихла и прижалась к нему.

— Ты должна ехать,— повторил он.

— Нет, Конан…— Она все еще тихонько плакала и при этих словах с мольбой посмотрела ему в глаза.

— Если ты хочешь остаться в живых сама,— вновь заговорил он,— и чтобы остался жив я, ты должна ехать.

— А ты?

— У меня появилось слишком много неотложных дел,— ответил киммериец, стараясь ни на кого не смотреть.

— Это моя вина,— с трудом выговорил Тефилус,— я останусь с тобой.

— Нет! — ответил варвар тоном, не допускавшим возражений.— Сбереги дочь. Это лучшее, что ты можешь сделать, и я не уверен, что это будет просто.— Тарган,— Конан повернулся к зуагиру,— забери своих девушек.

Тот в ответ усмехнулся:

— Ну, меня-то, положим, тебе выпроводить не удастся!— Он насмешливо посмотрел на друга.— Пока судьба боя не ясна, я и на шаг отсюда не сдвинусь.

— Перестань,— помотал головой киммериец,— неужели и ты не понимаешь меня? Того, что там произойдет,— он махнул рукой в сторону площади,— уже не изменить, но чем бы дело ни кончилось, до отъезда ты узнаешь об этом. Так что отправь девушек вниз, проводи до лагеря. Повидаешься с отцом и возвращайся. У тебя впереди остаток дня, вечер и вся ночь. Кстати, захвати Когра. Сдается мне, что без его помощи нам не обойтись.

— Что ж, убедил. Когда нам отправляться?

Киммериец недовольно хмыкнул:

— Лучше б ты уже был там!

— Что ж, пойду запрягать коней.

Тефилус кивнул Конану и потянул дочь за руку.

— Я буду ждать тебя! — выкрикнула она, едва сдерживаясь, чтобы не зарыдать.

Киммериец ничего не ответил. Да и мог ли он сказать ей, что не собирается возвращаться в Шадизар? Видно, она что-то все-таки почувствовала в его взгляде, потому что вырвалась от отца и подбежала к Конану.

— Если понадобится, я пройду сквозь смерть, но мы все равно будем вместе,— прошептала она, целуя его в губы.

— Идем дочка, пора!

Тефилус хмуро наблюдал за их прощанием, не решаясь, впрочем, мешать. Мелия же вдруг резко оттолкнула возлюбленного и, не оглядываясь, пошла прочь. Конан последовал за ней: ему нужно было сказать еще кое-что Таргану.

Зул с Акаямой остались наверху вдвоем, и лишь они стали свидетелями финала разыгравшейся трагедии. Они видели, как остаток отряда, в котором насчитывалось уже не больше сотни человек, несмотря на их отчаянное сопротивление, прижали к помосту. Зуагиры продолжали сражаться, хотя надежды выбраться не было ни у кого. Теперь они желали лишь подороже продать свои жизни.

Высокие двери дворца отворились, и новый отряд выплеснулся наружу, но в руках у них были не мечи и не копья, а сети… Никто из зуагиров и опомниться не успел, как всех накрыло полотнище, связанное из толстых шнуров, и через несколько страшных мгновении никто из них уже не мог сражаться, лишь нескольким удалось прорубить бреши, но и их свалили с ног и вырвали из рук оружие. Людей вязали, точно скот и сгоняли в одно большое стадо посереди площади, а когда на свободе не осталось ни одного зуагира, барабанный бой вновь разорвал повисшую, было, над городом тишину.

— Что это? — испуганно прошептала Мелия, уже пристроившаяся было на коне позади отца, и, вздрогнув, обернулась.

— Что бы там ни было, уезжайте! Уезжайте скорее! — Конан обернулся к зуагиру.— Помни, Тарган, назад должно вернуться не больше десяти человек.

— А если не справимся? — в отчаянии нии воскликнул тот.

— Не справимся вдесятером, не справимся и сотней!— отрезал киммериец.— Силой их не взять, особенно теперь, когда они укроются за стенами Черного Замка! Скачите!

Ворота отворились, и три сотни всадников рванули с места в карьер, не разбирая дороги и ни на кого не обращая внимания. Правда, никто и не пытался их остановить. Перепуганные люди попрятались по домам и даже не отваживались выглянуть в окна, чтобы посмотреть, что происходит за стенами их домов. Едва появилось чувство страха, как прежние забитость и апатия мгновенно вернулись в их души.

Стук копыт еще не успел замереть вдали, и а Конан уже стоял у окна рядом со своими друзьями.

— Что здесь происходит?— воскликнул он, вихрем ворвавшись в комнату.

— Сам посмотри,— мрачно ответил негр, кивнув в сторону окна.

Огромная пирамида, все эти дни незыблемо возвышавшаяся на площади, теперь мерно раскачивалась, словно лодка на волнах. Правда, выглядела она несколько иначе, чем в те, первые дни. Теперь по обращенной к ним стороне от самого подножия тянулись вверх ступени, поднимавшиеся больше чем до середины, в четырех местах, словно перечеркнутые длинными и узкими площадками. Руны теперь полыхали демоническим пламенем на антрацитовой поверхности пирамиды, и неведомая надпись уже не казалась забавной шуткой, как то было вначале, но горела зловещим пророчеством скорой и неотвратимой гибели. На самом верху пирамиды посреди маленькой площадки скорчилось в ожидании пробуждения уродливое тело злобного бога.

— Колдовство набирает силу,— мрачно обронил Мэгил.

— Ты думаешь?— неуверенно переспросил киммериец, хотя знал, что так оно и есть на самом деле.

— Уверен,— кивнул жрец.— Я просто чувствую исходящую от него мощь. Мощь, которой не было в самом начале, когда его только вынесли.— Не в силах отвести взгляда от пирамиды, он сокрушенно покачал головой. — Плохо дело, — сказал он после раздумья,— теперь они запрутся в Черном Замке, и мы не сможем им помешать. Даже пробраться в него вряд ли сумеем.

— Ну и пусть себе уходят,— равнодушно пожал плечами Конан.— Признаться, меня это мало беспокоит.

— Зачем же ты остался, киммериец?

Жрец выглядел настолько удивленным, что на время даже забыл о своих заботах. Он успел так близко сойтись с Конаном, что стал ему почти другом, и в то же время едва знал молодого варвара и потому частенько просто не в силах был понять его.

— Люди,— спокойно сказал северянин и выразительно посмотрел в лицо жрецу.— Люди– вот единственное, что имеет для меня цену, а на богов мне наплевать!

— Ты хочешь сказать…— начал, было, жрец, но остановился, не зная как закончить фразу.

— Я хочу сказать,— пояснил киммериец,— что Милла воспользовалась твоей склянкой и обеспечила нам передышку! И остался я из-за нее! — Он немного подумал.— Но у меня есть еще долг перед Тарганом. Правда, у него были свои цели, когда он откликнулся на мой зов, но это не имеет значения. Я не привык оставаться в долгу, даже если долг этот ничего не стоит в глазах всех прочих!

— Но боги…— вновь начал Мэгил и опять не закончил.

— На богов мне наплевать! — повторил варвар и, чтобы ясно было до конца, добавил: — Я не играю в эти игры!

— Ты не можешь так говорить, Конан!

Мэгил был возмущен, быть может, больше оттого, что не знал, как переубедить этого упрямца. Киммериец же лишь устало покачал головой.

— Если бы ты знал, жрец,— сокрушенно вздохнул он,— чего я только не могу!

— Ты просто не понимаешь, о чем говоришь!

— Что ж, быть может.— Конан окинул цепким взглядом площадь, где все так же раскачивалась чудовищная пирамида, ни на йоту, казалось, не сдвинувшаяся с места за время их недолгого разговора.— Быть может, и не знаю,— повторил он задумчиво.— Так просвети нас,— он окинул взглядом Зула с Акаямой, молча следивших за их спором,— чтобы мы не блуждали в потемках! — закончил он, подражая проповедям жрецов Солнцеликого.

— Твои речи оскорбительны, киммериец,— гордо выпрямившись, заявил Мэгил.

— А ты не оскорбляйся, ты говори,— миролюбиво заметил киммериец.

— Я не могу сказать тебе всего,— уже спокойнее ответил жрец.

— Не можешь или не хочешь? — удивленно переспросил Конан. Он явно не понимал, что же такого может знать бывший жрец, чего не положено знать всем остальным. И в частности ему, Конану! — Впрочем, в любом случае звучит неубедительно.

— Я не могу, поверь,— опять начал Мэгил, но тут же понял, что какой-то ответ дать все-таки придется.— Быть может, тебя убедит, если я скажу что такова воля Митры?!

— Что ж, вольному воля,— киммериец равнодушно пожал плечами,— почему бы всемогущему Митре самому не претворить ее в жизнь?

— Он не может,— просто ответил жрец, считая, видимо, свой ответ вполне достаточным.

— Ну, если уж не может он…— Киммериец развел руками.— Поверь, я не настолько самонадеян, чтобы браться за то, что не под силу богам!

Акаяма с Зулом заулыбались. Мэгил в досаде закусил губу.

— Ты просто не понял меня!— попытался объяснить он.— Митра считает, что люди должны сами…

—… Исполнять его волю?— договорил за друга киммериец.— Весьма великодушно с его стороны, но если дело действительно обстоит так, то он не первый!

Зул с Акаямой, не выдержав, расхохотались.

— Не богохульствуй, Конан! — сурово одернул друга жрец.

— Я богохульствую? — Лицо киммерийца выражало безграничное удивление.— Да раскрой глаза пошире! Посмотри на Тефилуса — чем не сошедший на землю Митра?

— Конан!— вновь попытался остановить его Мэгил.

— Да при чем здесь Конан?!— усмехнулся киммериец.— Тефилус! У него была цель вызволить дочь, но он считал, что не должен действовать сам. Поэтому он нанял сотню воинов, а еще пяти сотням, у которых в головах вместо мозгов оказался верблюжий навоз, заговорил зубы, и все они бросились исполнять его волю! Вон,— киммериец кивнул в сторону окна,— трупы полутора сотен несчастных дураков до сих пор валяются на площади! Но я сомневаюсь, чтобы Тефилус был сильно опечален их судьбой! Они сделали свое дело, и больше не нужны ему!

— Ты хочешь сказать…— начал было Мэгил, да так и не договорил.

— Ты часто называл меня варваром,— заговорил вдруг киммериец, видя, что друг его замолк окончательно.

— Я шутил!— встрепенулся жрец, словно разбуженный его словами.

— А я и не обижался!— Конан саркастически усмехнулся.— Но я варвар, а не дурак, и у меня нет ни малейшего желания повторять чужие ошибки, совершенные к тому же у меня на глазах!

— Так ты отказываешься?— Мэгил сокрушенно вздохнул.

— Смотря от чего!— Киммериец пожал плечами.— Зул и Акаяма — мои друзья, но мне и в голову не придет просить кого-то из них умереть вместо меня!

— Я и не говорю о смерти!— возмущенно воскликнул жрец.

— Рад слышать!— Киммериец посмотрел в окно. Громада пирамиды начала понемногу уменьшаться, отдаляясь. Он отвернулся.— Но если ты предложишь мне завтра перелететь через эту дыру в горе,— он кивнул в сторону окна,— потом взобраться по отвесной стене, перебить по пути несколько сотен храмовых бойцов, что наверняка расположатся вокруг пирамиды, а напоследок располовинить мечом скорчившееся наверху чучело Затха, то иначе, как попыткой покончить с жизнью наиболее сложным способом, я это предложение назвать не смогу.

— Так ты отказываешься,— печально повторил жрец.

— Кром! — впервые за время разговора позволил себе вспылить киммериец.— А как ты собираешься все это проделать? — спросил он.— Или тоже собираешься подобно своему богу отделаться ролью наблюдателя?

Жрец нахмурился:

— Ты меня оскорбляешь, Конан!

— А ты не оскорбляйся! — в который уже раз посоветовал северянин.— Ты ведь не Тефилус, а я не Митра. Ни у одного из нас нет желания оскорбить друга.— Он помолчал.— Так как ты собираешься осуществить задуманное?

— Не знаю,— откровенно признался Мэгил, устало вздохнул, и плечи его поникли.

— То-то и оно,— назидательно заметил киммериец,— живи, пока живется.

— Я не могу,— печально ответил жрец.

— Придется,— киммериец пожал плечами,— если, конечно, ты не хочешь закончить, как те парни на площади.

Пирамида скрылась уже почти полностью. Были еще видны лишь ее обрубленная верхушка и мрачный бог на ней. Вскоре пропали и они. Лишь грохот барабанов ещё доносился издалека, хотя самих барабанщиков давно уже не было видно. Через какое-то время смолк и он. Пирамида исчезла за высокими стенами Черного Замка.

Всё. Сжатыми кулаками киммериец оперся о подоконник. Теперь было совершено ясно, что вся нелепая затея Мэгила обречена на провал. По крайней мере, это ясно ему, Конану. Хвала Крому, что хотя бы со своим делом он справился!

И тогда случилось то, чего киммериец меньше всего ожидал. Откуда-то сбоку вырвалась колесница, запряженная парой вороных, и понеслась вдогонку за ушедшими. Но не это поразило киммерийца. Четыре человека сидели в колеснице, не считая возничего. Это были двое мужчин, в одном из которых острый взгляд варвара без труда различил Харага, и две девушки. Конан не видел их лиц, но что-то подсказало ему, что одна из них Милла, а вторая Сурия.

—О, Кром!— Конан расхохотался и никак не мог остановиться.

— Эй, парень, успокойся!— Зул тряхнул друга за плечо, но киммериец лишь отмахнулся, и устало опустился прямо на пол, опершись спиной о стену.

— Что же смешного ты там увидел? — непонимающе уставился на друга Акаяма. Конан, наконец, отсмеялся и обвел друзей внимательным взглядом.

— Придется, видно, и перелететь через пропасть, и лезть на стену,— объяснил он и вновь расхохотался.

— Ну, стражу-то мы перебьем,— ухмыльнулся Зул.

— Шутя,— кивнул киммериец.

— Посмотрите,— оборвал друзей Акаяма,— зуагиров уводят туда же.

Конан встал и посмотрел в окно. Полторы сотни зуагиров Таргана и несколько десятков воинов Бруна, связанные, окруженные плотным кольцом стражников, шли вслед за колесницей. Киммериец увидел среди них и Шома, и Нука, опытных десятников Бруна, и невольно сжал кулаки.

— Так что будем делать?— услышал он за спиной голос жреца.

— Не знаю.— Северянин помотал головой.

Все оборачивалось как нельзя хуже. То, о чем он только что говорил с иронией как о немыслимом предприятии, вдруг стало дурацкой явью. Какими же идиотами все они были, и сам он в первую очередь! Ослепленный единственной мыслью о безопасности Мелии, он отослал всех, а ведь будь у него сейчас хотя бы пара сотен зуагиров Таргана, да подумай он вовремя о том, что после сегодняшнего нападения Хараг укроется в крепости, и уже нынешней ночью они могли бы сидеть в лагере Тулгун Сада возле весело потрескивающего костра, на котором поджаривалась бы аппетитная баранья туша.

— Не знаю,— повторил он вновь.— Но даже если бы мы могли попасть туда…— Киммериец сделал паузу, но так и не закончил фразу.— Лезть в логово врага, не зная, что ждет тебя внутри…— Он покачал головой.

— Так что же делать? — Мэгил возбужденно ходил по комнате.

— Bo-первых, уйдем отсюда. По правде говоря, проголодался.

И не дожидаясь их, Конан направился к двери.

— Вдруг еще что-нибудь произойдет? — Мэгил выглянул в окно, и внезапная догадка исказила его лицо.— Конан, там наверняка полно раненых. Мы должны позаботиться о них.

— Ты слишком тесно общаешься со своим богом,— усмехнулся киммериец, оборачиваясь.

— О чем ты? — не понял жрец.

— Зуагиры — не боги. Они не оставляют на поле боя раненых товарищей.— Мэгил поморщился, но ничего не ответил, а Конан тем временем продолжал:— Что может случиться хуже того, что уже произошло? Кто-то еще решит укрыться в Черном Замке? Ну, так и Нергал с ним! Мне это неинтересно.

И все четверо отправились обратно, в самый дальний из домов, туда, где проводили все свободное время.

Кладовая ломилась от припасов, рассчитанных на шесть сотен молодых, здоровых мужчин, не страдавших отсутствием аппетита. Конан прихватил с собой лишь да пару небольшой бочонок красного пуантенского да связанных свиных копченых окороков. Свалив мясо на стол, он принялся откупоривать бочонок. Мэгил молчал, хотя это и стоило ему большого труда. Молчали и Акаяма с Зулом: они прекрасно знали киммерийца и ждали, пока он, опорожнив первый кубок, не заговорит.

— И все-таки, Конан,— жрец все же решился нарушить молчание,— что ты намерен делать теперь, когда все так усложнилось?

— То же самое, что и прежде,— пожал плечами киммериец, не отрывая взгляда от огня в камине,— только теперь это будет сделать труднее.

— Боюсь, что Хараг попытается помешать тебе.

— Тогда я убью его,— равнодушно ответил северянин.

Жрец скептически покачал головой:

— Это будет не так просто сделать. Там полно стражи.

— Значит, сперва перебью их! Запомни, жрец, передо мной никто не устоит! — Он сделал паузу.— Потому что Кром за меня!

— Ты уверен? — спросил ошарашенный жрец и вовсе не потому, что это было ему интересно. Просто он никак не ожидал услышать такое от Конана, которому плевать на богов!

— Я это чувствую!— убежденно ответил молодой варвар.

— Мне нравится твоя целеустремленность, Конан.— Мэгил уже оправился от удивления и теперь восхищенно посмотрел на друга.— Но лучше бы ты направил свою злость на настоящих врагов. Хараг — только исполнитель.

— Для меня настоящие враги лишь те, кто причинил вред мне и моим друзьям,— возразил северянин.

— Я думал, враги те, кто противится твоим планам,— разочарованно протянул жрец.

— И эти тоже,— снисходительно согласился киммериец и осушил кубок.

— Тогда почему ты не хочешь действовать разумно? — вновь спросил Мэгил.

— Я чувствую, к чему ты клонишь.— Конан усмехнулся.— Что ж, перед закатом я собираюсь к мосту посмотреть, как нам перебираться,— заявил он после недолгого раздумья,— а пока ты можешь постараться убедить меня,— он неопределенно хмыкнул,— если сумеешь, но для начала я хочу сказать тебе кое-что.— Он вновь ненадолго задумался.— Чтобы оживить Затха, им нужны Мелия и талисман. Так?

— Так,— кивнул жрец.

— Талисман у них есть,— продолжил варвар свою мысль,— но девушки нет, а это значит, что вся затея обречена на провал. Верно?

— Не совсем,— к удивлению киммерийца, возразил Мэгил.

— Значит, ты что-то скрыл от меня? — спросил Конан.

— Вовсе нет.— Мэгил сделал наивное лицо.— Просто они уверены, что Мелия у них в руках.

— Кром! — Конан поставил кубок на стол и наклонился к собеседнику.— Ты не мог бы объяснить, как это сможет заменить им живую девушку? Я перестаю понимать тебя.

— Это потому, что ты не даешь мне рта открыть!— воскликнул жрец.

— Что ж, говори,— милостиво разрешил киммериец, и Мэгил удовлетворенно кивнул.

— Наконец-то,— выдохнул он.— Так вот. Как я уже говорил, они думают, что девушка у них, и будут вести ритуал до конца.

— Пусть тешатся,— вновь не выдержал Конан,— что за беда?— Но бывший жрец молчал, словно уже сказал все, что было нужно, и северянин недоверчиво покосился на него.— Ты хочешь сказать…

— Я не знаю,— Мэгил покачал головой.— Но посуди сам, что должно или может произойти, когда обряд Пробуждения Спящего будет доведен до конца?

— Спящий проснется…— прошептал Конан.

— Так оно и будет,— кивнул жрец.

— Но ведь он не получит силу, о которой ты мне толковал и которой должен обладать живой бог, претендующий на что-то большее, чем правление этой затерянной в горах большой деревней!

Жрец покачал головой:

— Я думал так же, когда мы были в Шадизаре,— устало сказал он.— Теперь не знаю, что и думать! Быть может, жертвоприношение Мелии лишь некий ритуал предписанный, но вовсе не необходимый?

Конан посерьезнел, словно теперь лишь осознал непоправимость того, что должно случиться на исходе второго дня.