– Все так! – согласилась с ним Изабелла и тоже сокрушенно вздохнула.

– Что ж, моя ненаглядная, тогда мы должны в полной мере воспользоваться тем коротким промежутком времени, который у нас с тобой еще остался.

* * *

Всю последнюю неделю своего пребывания в Париже Изабелла провела как во сне, не в силах даже думать о предстоящем отъезде. С отрешенным видом она наблюдала за тем, как горничная принесла в комнату чемодан и стала укладывать ее вещи. Изабелле казалось, что это совсем не ее вещи, что они принадлежат какой-то другой женщине, только не ей. Точно так же ее мало занимало все то, что было связано с обратной дорогой домой. Совсем не трогали страхи Марии Джорджины по поводу того, что – какой ужас! – она возвращается в Бразилию одна, безо всякого сопровождения.

– К огромному сожалению, тут уж ничего не поделаешь, – трагически вещала сеньора да Силва Коста. – Тебе пора ехать, чтобы успеть должным образом подготовиться к свадьбе. Но ты должна пообещать мне, что не станешь сходить на берег нигде, ни в одном из тех портов, где пароход будет делать остановки. Особенно в Африке.

– Обещаю! – ответила ей Изабелла с отсутствующим видом. – Не беспокойтесь, все со мной будет в полном порядке.

– Я уже беседовала с руководством судоходной компании, которой принадлежит пароход. Они пообещали, что начальник хозяйственной службы лично займется поиском среди пассажиров подходящей пожилой дамы, которая станет опекать тебя на протяжении всего вояжа.

– Спасибо за заботу, сеньора Мария, – так же бездумно поблагодарила Изабелла Марию Джорджину, надевая шляпку, уже готовая мчаться на всех парах в мастерскую профессора Ландовски. В эту минуту все ее мысли были заняты исключительно одним Лореном.

– Эйтор сказал мне, что этот скульптор почти завершил работу над твоим изваянием. Тогда твой сегодняшний сеанс в мастерской – последний. Завтра мы устраиваем прощальный ужин в твою честь. – Сеньора да Силва Коста улыбнулась.

Изабелла бросила на нее исполненный ужаса взгляд, но тут же спохватилась. Нельзя быть такой неблагодарной.

– Спасибо вам, сеньора Мария. Вы очень добры.

Но, уже сидя в машине, по пути в мастерскую профессора, она в полной мере поняла весь трагизм ситуации. Осознание того, что предстоящий сеанс, вполне возможно, станет ее последней встречей с Лореном, привел Изабеллу в состояние ступора.

Она застала Лорена в самом приподнятом настроении.

– После твоего отъезда вчера вечером я работал как проклятый почти до самого утра. Торопился закончить. И вот что у меня получилось, – добавил он с гордостью, указывая на скульптуру, завешанную от посторонних глаз полотном. – Хочешь взглянуть?

– О да! Очень хочу, – едва слышно проронила Изабелла. Ей не хотелось огорчать Лорена, огорошивать его неприятной новостью и омрачать собственными переживаниями этот столь радостный для него вечер. Он с ликующим видом стянул со статуи покрывало, являя ей и миру свое творение.

Изабелла безмолвно уставилась на собственное изображение. В первый момент ей была непонятна собственная реакция на увиденное. Впрочем, так всегда бывает, когда созерцаешь какое-то произведение искусства. Ее внешний облик, все формы и черты лица переданы исключительно точно, можно сказать, совершенно. На Изабеллу смотрело собственное лицо. Но что поразило ее больше всего, так это ощущение тишины и покоя, которое разливается вокруг, когда смотришь на статую. Лорен изобразил девушку, погруженную в глубокие раздумья.

– Я выгляжу… такой одинокой. И такой грустной… – Изабелла немного помолчала. – Она такая строгая, эта статуя. И лаконичная… Никаких излишеств.

– Ты абсолютно права. Но такова творческая манера профессора Ландовски. Так он нас учит. Именно поэтому я и тружусь под его началом в этой мастерской. Кстати, он видел скульптуру. Я показал ему сегодня вечером, прежде чем он ушел к себе. Ландовски сказал, что на сегодняшний день – это моя лучшая работа.

– Я очень рада за тебя, Лорен.

– Быть может, в один прекрасный день ты увидишь свой скульптурный портрет на какой-нибудь выставке моих работ и сразу же узнаешь себя. А мне, в свою очередь, эта скульптура будет постоянно напоминать о тебе и о тех прекрасных мгновениях, которые мы провели вместе в Париже… Когда-то, много-много лет тому назад…

– Пожалуйста, прошу тебя! Не надо! – взмолилась Изабелла, из ее груди вырвался стон, и она закрыла лицо руками. – Я не вынесу расставания!

– Изабелла, не плачь! Прошу тебя. – Лорен поспешно приблизился к Изабелле и обнял ее за плечи, пытаясь успокоить. – Если бы я мог что-то изменить, я бы так и сделал. Но не забывай. Я волен любить тебя, а вот ты не вольна в своих чувствах.

– Знаю! – вздохнула она с самым несчастным видом. – Сегодня я позирую тебе в последний раз. Перед тем как отпустить меня сюда, Мария Джорджина предупредила, что завтра семейство да Силва Коста устраивает прощальный ужин в мою честь. А уже послезавтра я сяду на пароход, который поплывет к берегам Бразилии, в Рио. К тому же ты уже все закончил, и я тебе больше не нужна. – Изабелла кивком головы указала на статую.

– О, не волнуйся! Работы еще более чем предостаточно!

Она положила голову ему на плечо.

– Что нам делать? И что вообще можно сделать в нашей ситуации?

Лорен долго собирался с мыслями, прежде чем сказать.

– Что сделать? Не возвращайся в Бразилию, Изабелла. Оставайся со мною в Париже.

Изабелла затаила дыхание, отказываясь верить своим ушам.

– Послушай! – Лорен схватил ее за руку и резким движением усадил на скамью, потом сел рядом. – Ты не хуже меня знаешь, что сейчас я не в состоянии дать тебе всего того, что может предложить твой жених. У меня на сегодняшний день лишь скромная мансарда на Монпарнасе, в которой зимой царит зверский холод, а летом стоит невыносимая духота. Условия своей жизни я могу изменить только с помощью вот этих рук. Но зато я люблю тебя, Изабелла! Клянусь всем святым, еще никто и никогда не любил так, как люблю тебя я.

Изабелла, устроившись на груди Лорена, внимала каждому его слову. Слова, словно капли живительной влаги, падали сквозь ее полураскрытые губы прямо в душу. Ах, как приятно, нежась в объятиях любимого, рисовать радужные картинки их совместного будущего. Она впервые задумалась о возможности такой перспективы, и все звучало так соблазнительно и так прекрасно, но… Но она вполне отдавала себе отчет, что, несмотря на все уговоры Лорена, она должна выбросить эти крамольные мысли из головы.

– Лорен, ты же понимаешь, я не могу принять твое предложение. Такой поступок убьет родителей. Мой брак с Густаво – это предел мечтаний для моего отца, венец всех его желаний. Всю свою жизнь он стремился к этой цели. Как же я могу так вероломно обойтись с ним? Или с моей дорогой и любимой мамой?

– Все я понимаю, Изабелла. Просто хочу, чтобы ты еще раз прочувствовала перед тем, как уехать навсегда, как сильно я желаю тебя.

– Я не такая, как ты, Лорен, – покачала головой Изабелла. – Просто мы с тобой до нашей встречи вращались в совершенно разных мирах. А может, все дело в том, что ты мужчина, а я женщина. Но как бы то ни было, а у меня на родине семья – это все. Это святое…

– Я уважаю авторитет семьи, – согласился с ней Лорен. – Но мне кажется, что в жизни каждого человека наступает момент, когда следует в первую очередь подумать о себе, а потом уже о других. Знаешь, жертва, которую ты собираешься принести на алтарь дочерней любви, слишком велика даже для самой любящей и преданной дочери. Выйти замуж без любви, прожить жизнь с нелюбимым, с человеком, который тебе не мил, лишиться обычного женского счастья, по сути, обречь себя на страдания до самой смерти, разве это справедливо?

– Но иного выбора у меня нет, – с отчаянием промолвила Изабелла.

– Я понимаю, почему ты так считаешь. Но, поверь мне, каждый человек наделен свободой воли. Именно этим мы и отличаемся от животных. И потом… – Лорен снова погрузился в молчание, тщательно обдумывая то, что он собирался сказать. – А что твой жених? Ты говорила, что он влюблен в тебя без памяти?

– Да, мне кажется, он любит меня.

– Тогда представь себе, каково будет бедолаге жить рядом с женщиной, которая никогда не сможет ответить на его чувства. Твое безразличие, осознание того, что ты вышла за него замуж исключительно из чувства долга, разве всего этого не достаточно, чтобы разрушить его душу и сделать несчастнейшим из смертных?

– Мама говорит, что со временем я сумею полюбить своего мужа. Я обязана ей верить.

– Что ж, раз так… – В ту же секунду рука Лорена соскользнула с ее плеча. – В таком случае я должен пожелать тебе долгой и счастливой семейной жизни. И на этом ставим точку. – Резким движением он поднялся со скамьи и отошел от нее, направившись к центру мастерской.

– Пожалуйста, Лорен, не надо так. В нашем распоряжении всего лишь пара часов, которые мы еще можем провести вместе, – умоляюще обратилась к нему Изабелла.

– Изабелла, я сказал все, что мог. Я признался в любви, сказал, что готов преданно служить тебе. Более того, я попросил тебя остаться в Париже со мною, не возвращаться домой. – Лорен обреченно опустил плечи. – Больше мне сказать нечего. Прости, но мне не очень приятно выслушивать от тебя речи о том, что когда-нибудь, в один прекрасный день, ты сумеешь полюбить собственного мужа.

В голове Изабеллы начался настоящий сумбур. На ум приходили самые противоречивые мысли. Сердце колотилось так, что вот-вот выскочит из груди, ноги сделались ватными. Она молча наблюдала за тем, как Лорен снова набросил покрывало на скульптуру, пряча ее от чужих глаз, словно это был какой-то близкий ему человек, только-только отошедший в мир иной. И было в этом, как показалось Изабелле, нечто символическое, нечто большее, чем чисто практическое желание защитить созданное им произведение от пыли и грязи. Она с трудом оторвалась от скамьи и направилась к Лорену.

– Лорен, прошу тебя! Дай мне время подумать… Я не могу вот так вот сразу взять и все решить. Мне надо время, чтобы обдумать…

Изабелла залилась слезами, прижимая обе руки к вискам.

Какое-то время Лорен молчал, словно что-то обдумывал сам. Но вот наконец он заговорил:

– Я знаю, что больше ты не появишься в мастерской. Но прошу тебя, умоляю, давай встретимся завтра днем где-нибудь в городе.

– Ты полагаешь, что эта встреча может что-то изменить?

– Это последнее, о чем я тебя прошу. Умоляю, назови только, где и когда.

Изабелла посмотрела ему в глаза и поняла, что не сможет отказать.

– Хорошо. У южного входа в сквер на углу Авеню Мариньи и Авеню Габриэль. Жди меня там ровно в три.

Лорен кивнул головой:

– Буду ждать. Спокойной ночи, моя ненаглядная Изабелла.

Изабелла молча покинула мастерскую. Ей нечего было больше сказать Лорену. Когда Изабелла пересекала сад, торопясь к машине, она снова наткнулась на мальчугана, которого подобрала в саду несколько дней тому назад. Ребенок стоял, задрав голову вверх, и разглядывал звезды. Она подошла ближе. Мальчик заметил ее и тотчас же улыбнулся.

– Привет! – поздоровалась она с ним. – Сегодня ты выглядишь гораздо лучше. Как самочувствие?

Мальчик лишь кивнул в ответ, но по выражению его лица Изабелла увидела, что он понял то, о чем она его спросила.

– Завтра я покидаю Францию. Возвращаюсь к себе домой, в Бразилию. – Изабелла достала из сумочки небольшую записную книжку и карандаш. Вырвала листок и что-то написала на нем. – Если тебе когда-нибудь понадобится помощь, пожалуйста, свяжись со мной, ладно? Здесь мое имя и адрес моих родителей. – Она протянула листок мальчику. Тот стал внимательно читать написанное, беззвучно произнося каждое слово. Покопавшись в сумочке еще раз, Изабелла извлекла оттуда банкноту в двадцать пять франков. Она сунула деньги в руку мальчика, потом наклонилась и поцеловала его в макушку.

– До свидания, милый. И удачи тебе.

* * *

Позднее, оглядываясь в прошлое и вспоминая о том времени, которое она провела в Париже, Изабелла пришла к выводу, что больше всего ей запомнились длинные бессонные ночи, которые она коротала в комнате, деля ее с Марией Элизой. Подруга мирно посапывала на своей кровати, а Изабелла, пристроившись у окна, слегка раздвигала ночные шторы и наблюдала за тем, что происходит на улице внизу. Ночная жизнь Парижа манила к себе, обещая самые невероятные удовольствия и развлечения.

Но самой тяжелой и самой длинной стала, пожалуй, ее предпоследняя ночь в Париже. Прижимаясь разгоряченным лбом к прохладному стеклу, Изабелла снова и снова задавала себе одни и те же вопросы, могущие решительно изменить ее будущее.

Но и эта ночь в конце концов подошла к своему концу. Над городом уже занимался унылый рассвет, когда наконец было принято окончательное решение. Изабелла тихонько вскарабкалась на постель и с несчастным видом уставилась на узенькую полоску серого неба, проступившего сквозь щель в ночных шторах.

* * *

– Я пришла, чтобы сказать тебе «прощай», – сказала она и увидела, как погасла надежда в глазах Лорена, как помрачнело его лицо, словно его вдруг присыпали тонким слоем пыли.

Он молча уставился на свои ноги. Потом с усилием выдавил из себя:

– Понимаю.

– А сейчас мне пора. Спасибо, что пришел. Я желаю тебе всего самого доброго и светлого, чем может одарить человека жизнь. Не сомневаюсь, я еще услышу и о тебе, и о твоем творчестве. Уверена, люди будут с восторгом разглядывать твои скульптуры и восхищаться тем, что ты делаешь.

Изабелла поднялась со скамьи, чувствуя, как напряжен каждый мускул ее тела. Но надо держать свои чувства в узде. Она запечатлела легкий поцелуй на щеке Лорена.

– Прощай, Лорен. Да благословит тебя Бог.

Потом повернулась и стала стремительно удаляться от него.

Но буквально через пару секунд почувствовала руку на своем плече.

– Изабелла… если ты все же передумаешь когда-нибудь, знай, я буду ждать тебя. Оревуар, моя любовь.

Лорен отошел от нее и зашагал прямиком по газону в противоположном направлении.

26

Как-то ей удалось пережить последние сутки перед отъездом на родину, включая торжественный ужин, который семейство да Силва Коста специально устроило в ее честь.

– К сожалению, мы не сможем присутствовать на ваших свадебных торжествах, – сказал Эйтор, поднимая тост за ее здоровье. – Но мы все уже сегодня желаем вам и вашему будущему мужу огромного и безмерного счастья.

После ужина ей вручили подарок: красивый кофейный сервиз из лиможского фарфора, который станет напоминанием о тех днях, что она провела во Франции. Когда все поднялись из-за стола, сеньор да Силва Коста спросил у нее, добродушно улыбаясь:

– Рады тому, что возвращаетесь домой, Изабелла?

– Да, с нетерпением жду встречи с родителями… И с женихом, конечно, – добавила она поспешно. – Но и по Парижу я тоже буду очень скучать.

– Возможно, в один прекрасный день, любуясь статуей Христа на вершине горы Корковадо, вы будете рассказывать своим детям о том, что лично присутствовали при ее создании.

– О да! Для меня это просто невиданная честь, – согласилась с архитектором Изабелла. – А как вообще продвигается работа над проектом?

– Как вы знаете, профессор Ландовски уже почти закончил четырехметровую модель статуи. Сейчас мне нужно найти подходящее помещение, в котором мои конструкторы и чертежники смогут увеличить масштаб статуи до тридцати метров. Ландовски уже на следующей неделе приступит к работе над полномасштабной моделью головы и рук. Когда мы с ним встречались в последний раз, он сказал мне, что попросил сеньора Бройли сделать слепки ваших рук и рук сеньориты де Лопес Алмейда. Говорит, хочет воспользоваться этими слепками в качестве возможных прототипов. И кто знает, – снова улыбнулся сеньор да Силва Коста, – быть может, именно вашими прекрасными пальцами Христос, стоя на вершине Корковадо, будет благословлять наш любимый Рио-де-Жанейро.

* * *

Мария Джорджина настояла на том, что они с дочерью проводят Изабеллу и лично посадят ее на борт парохода, на котором она отправится на родину. К счастью, как только Изабелла зашла к себе в каюту, сеньора да Силва Коста тут же отправилась на поиски администратора, чтобы утрясти с ним все вопросы, касающиеся сопровождения ее подопечной. На какие-то несколько минут девушки остались в каюте одни.

– Будь счастлива, дорогая моя Изабелла, – искренне пожелала подруге Мария Элиза, целуя ее на прощание.

– Постараюсь, – ответила Изабелла, перехватив внимательный взгляд Марии Элизы, устремленный на нее.

– С тобой все в порядке? – спросила та.

– Все в порядке, – заверила ее Изабелла. – Немного нервничаю из-за предстоящей свадьбы, только и всего.

– Пиши мне, не забывай. И обязательно опиши всю свою свадьбу. Увидимся, когда я тоже вернусь в Рио. Изабелла, я…

– Что?

Прозвучал гонг, оповещающий всех, что до отплытия осталось ровно тридцать минут.

– Не забывай о том времени, что ты провела в Париже. Но, пожалуйста, Изабелла, помни и о том, какое будущее тебя ждет уже вместе с Густаво.

Изабелла молча уставилась на подругу. Она мгновенно поняла, о чем именно хотела предупредить ее Мария Элиза.

– Постараюсь. Обещаю.

В каюту снова зашла Мария Джорджина.

– Администратор сейчас всецело поглощен размещением пассажиров, которые осаждают его со всех сторон. А потому мне не удалось толком переговорить с ним. Пожалуйста, Изабелла, не забудь обязательно представиться ему. Он уже в курсе того, что ты путешествуешь одна. Уверена, он обязательно подыщет тебе какую-нибудь подходящую особу в качестве компаньонки.

– Хорошо. Я так и сделаю. До свидания, сеньора да Силва Коста. Спасибо вам за ту доброту и заботу, которую вы проявили ко мне.

– А ты должна пообещать мне еще раз ни под каким предлогом нигде не спускаться на берег, пока пароход наконец не встанет у причала Пирс Мауа в Рио. Слышишь меня, Изабелла? И дай нам телеграмму сразу же по прибытии.

– Обязательно. Обещаю, телеграмму я отправлю тотчас же по возвращении домой.

Изабелла проводила мать и дочь на палубу и еще раз попрощалась с ними. Когда они ушли, Изабелла подошла к бортику и, опершись на перила, принялась разглядывать порт Гавра. Как-никак, а это ее последние впечатления о Франции.

Где-то южнее Гавра находится Париж, а где-то в Париже живет Лорен. Но вот пароход тронулся с места и начал плавное движение вперед. А Изабелла все стояла и смотрела, как стремительно удаляется береговая линия, пока она наконец не слилась с горизонтом.

– Прощай, моя любовь. Прощай навсегда, – прошептала она с горечью и, раздавленная собственными переживаниями, уныло поплелась в свою каюту.

* * *

Вечером Изабелла ужинала у себя в каюте. Ей невыносимо было лицезреть атмосферу всеобщего веселья, обычно царящую по вечерам в столовой. Видеть вокруг себя счастливые лица пассажиров, отправившихся в увлекательный вояж, было выше ее сил. Она лежала на кровати, чувствуя всем телом легкую качку судна. С наступлением ночи в иллюминаторе зависла кромешная тьма. Такая же тьма лежала и на сердце.

Когда Изабелла, в последний раз ступая по земле Франции, поднималась на борт парохода, который должен был доставить ее домой, она надеялась, что вот теперь ноющая боль в ее сердце ослабнет, а то и вовсе утихнет. Ведь впереди ее ждет встреча с любимой мамочкой, с отцом, возвращение к той знакомой, привычной жизни, которой она прежде жила у себя на родине.

Там ведь уже вовсю готовятся к свадьбе. Антонио, захлебываясь от переизбытка чувств, сообщил в письме, что венчание состоится в прекрасном храме, главном кафедральном соборе Рио. Невиданная честь, оказываемая лишь самым-самым избранным.

Однако чем дальше удалялось судно от берегов Франции и от Лорена, тем тяжелее становилось на душе у Изабеллы. Как ни старалась, она ничего не могла поделать с собой. Ей даже стало казаться, что сердце превратилось в тяжеленный камень, наподобие тех, что лежали сваленными в кучу в углу мастерской профессора Ландовски.

– Пресвятая Дева Мария! – молилась она, заливаясь слезами в подушку. – Дай мне силы жить без него. Потому что сейчас я даже не представляю, как смогу вынести разлуку с ним.

Майя

Июнь 2007 года





Полнолуние

13; 49; 44

27

Было уже далеко за полночь, когда я закончила читать последнее письмо. Изабелла Бонифацио на борту парохода направлялась домой, в Бразилию, где ее ждала встреча с женихом, которого она не любит. А позади остался мужчина всей ее жизни, Лорен Бройли. Минуточку-минуточку!

Lau…

Кровь заструилась по моим жилам с удвоенной скоростью, ибо меня вдруг осенила догадка. Теперь я наверняка знаю, что означают первые три буквы на оборотной стороне мыльного камня. Конечно же, это имя Лорен. Ведь именно так звали тайную любовь Изабеллы. И та скульптура женщины, сидящей на стуле, что стоит в саду виллы Каса, – это та самая скульптура, позируя для которой Изабелла провела столько головокружительных часов в парижской мастерской мастера. Так или не так? Вопрос в другом. Каким образом эта скульптура оказалась в Бразилии? Вот над этим еще придется поломать голову.

Завтра я снова перечитаю все письма. Ведь когда я читала их в первый раз, то мне не терпелось поскорее узнать историю Изабеллы целиком, а потому я не придавала особого значения всяким мелким подробностям. А еще, я обязательно поищу в Интернете информацию о Лорене Бройли. Наверняка его имя известно в мире искусства. Но на сегодня хватит. Чувствуя безмерную усталость, я стащила с себя одежду, залезла в кровать, укуталась простыней и почти мгновенно уснула, положив руку на пачку с письмами, с которых началась и моя собственная история. Утром я проснулась от каких-то непонятных резких звуков. Спустя пару секунд сообразила, что это трезвонит телефон, стоящий на прикроватной тумбочке. Сняла трубку, приложила ее к уху и сонным голосом выдохнула:

– Алло.

– Майя, это я, Флориано. Как вы себя чувствуете?

– Я… Мне гораздо лучше. Спасибо.

Я мгновенно почувствовала угрызения совести за то, что вчера вечером сказала Флориано неправду.

– Отлично. Так мы сегодня встречаемся? У меня для вас куча информации. Есть что рассказать.

И мне тоже, подумала я про себя, но вслух сказала:

– Конечно, встречаемся.

– Погода сегодня прекрасная. Давайте для начала просто прогуляемся по пляжу. Я буду ждать вас ровно в одиннадцать в вестибюле внизу. Идет?

– Идет. Но только… Флориано, пожалуйста, если у вас есть какие-то неотложные дела, то я…

– Майя, не забывайте, я ведь романист. А для любого писателя найти подходящий предлог для того, чтобы уже с самого утра не садиться за рабочий стол, это всегда большая удача. Итак, через час встречаемся.

Я заказала завтрак в номер. Попутно перечитала заново несколько писем, чтобы освежить в своей памяти их содержание. Потом, глянув на часы, приняла на скорую руку душ и помчалась вниз. Ровно в одиннадцать я была в холле гостиницы, как и договаривались.

Флориано уже поджидал меня. Он сидел, погруженный в чтение какой-то бумаги, которую, судя по всему, извлек из пухлой пластиковой папки, лежавшей у него на коленях.

– Доброе утро, – поприветствовала я его.

– Доброе утро, – ответил он, поднимая на меня глаза. – Отлично выглядите.

– Да, со мной все в порядке. – Я уселась рядом с ним, горя желанием немедленно повиниться за вчерашнее. – Флориано, у меня не было никаких проблем с желудком. Я осталась у себя в номере совсем по другой причине. Яра, старая служанка сеньоры Карвальо, вручила мне сверток перед тем, как я с ней попрощалась, но она попросила никому ничего не говорить об этом. И я пообещала.

– Понятно. – Флориано удивленно вскинул брови, выслушав мою новость. – И что интересного было в этом пакете?

– Там были письма, которые в свое время Изабелла Бонифацио писала своей служанке. Ее звали Лоен Фагундес. Это мать Яры.

– Очень хорошо.

– Простите, что вчера я ничего вам не сказала. Но мне захотелось вначале прочитать письма самой. И прошу вас, пообещайте никому о них не рассказывать. Яра ужасно боится своей хозяйки. Вдруг сеньора Карвальо как-то прознает, что она отдала мне эти письма?

– Конечно, я буду молчать. Какие проблемы? – Он понимающе кивнул в знак согласия. – В конце концов, это же ваша история, не моя. А вы, как мне кажется, вообще относитесь к тем людям, которые с большим трудом доверяют другим. Уверен, у вас и других тайн, помимо писем, полным-полно. Так вы все же хотите поделиться со мной содержанием этих писем или нет? Решайте сами. Меня устроит любой вариант, и я не обижусь на вас, если вы ответите отказом.

– Конечно, хочу. Более того, я буду рада познакомить вас с письмами, – ответила я, несколько раздосадованная тем, насколько точно он определил суть моего характера. Но разве не то же самое написал мне отец в своем прощальном письме?

– Тогда отправляемся на прогулку. А по пути будем вести наши разговоры.

Мы с Флориано вышли из отеля, пересекли проезжую часть дороги и двинулись вдоль побережья по широкому тротуару, предназначенному для пеших прогулок. В многочисленных киосках и палатках шла оживленная торговля: продавали свежую кокосовую воду, пиво, всевозможные легкие закуски для отдыхающих. И вокруг каждой торговой точки уже толпился народ.

– Прогуляемся до Копакабаны. Я покажу вам, где именно состоялась роскошная свадьба вашей прабабушки.

– И где она отметила свое восемнадцатилетие, – напомнила я.

– Точно. У меня, кстати, есть несколько снимков из старых газет, которые я нарыл в библиотеке, и об этом событии тоже. Итак, Майя, для начала поделитесь со мной тем, что уже накопали вы.

Мы шли вдоль пляжа Ипанема, и я рассказывала Флориано, максимально точно воспроизводя содержание прочитанных писем и все подробности того, что мне удалось запомнить.

Так, незаметно для самих себя, мы оказались на пляже Копакабана и даже почти вплотную подошли к отелю «Дворец Копакабана». Недавно отреставрированный, он сразу же бросался в глаза, сверкая на солнце своей белизной. Несомненно, одна из главных жемчужин в архитектурном облике Рио.

– Действительно впечатляет, – коротко обронила я, разглядывая фасад. – Понятно, почему именно здесь решили устроить торжественный обед по случаю бракосочетания Густаво и Изабеллы. Я словно воочию вижу невесту, вижу, как она стоит на ступеньках возле парадного входа в своем великолепном свадебном наряде, а вокруг все сливки Рио восторженно приветствуют молодых.

Солнце уже припекало вовсю, а потому мы устроились под тентом за столиком возле одного из киосков. Флориано заказал себе пиво, а мне – кокосовую воду.

– Первое, что я хочу сообщить вам, – начал Флориано, – так это то, что мой приятель из Исторического музея сумел расшифровать с помощью ультрафиолетового оборудования имена, написанные на обороте мыльного камня. Правда, дату он пока еще не разобрал, как и текст посвящения. Но два имени – это Изабелла Айрис Кабрал и Лорен Бройли. Благодаря вашим письмам мы теперь безошибочно знаем, что этот тот самый молодой человек, в которого без памяти влюбилась Изабелла во время своего пребывания в Париже. Кстати, он стал очень знаменитым скульптором там, у себя во Франции. Вот! – Флориано извлек из своей папки несколько страниц и вручил их мне. – Здесь некоторые из его работ.

Я глянула на перепечатанные из газет фотографии скульптур Лорена Бройли. Та же, знакомая мне по статуе в саду виллы Каса де Оркуидеас, простота льющихся линий, с помощью которых скульптор мастерски передавал внешнее сходство своих моделей. Очень много скульптурных портретов военных, облаченных в формы еще старого образца.

– Он сделал себе имя во время Второй мировой войны. Причем не только как скульптор, но и как участник Сопротивления, – пояснил Флориано. – На его страничке в Википедии сообщается, что он имеет боевые награды за проявленную храбрость. Вне всякого сомнения, очень интересный человек. А вот и его фотография. Как вы можете судить сами, далеко не безобразен.

Я принялась разглядывать красивое лицо Лорена. Выразительные черты лица, точеный подбородок, четко обозначенные скулы. Чисто галльская внешность.

– А вот фотография Густаво и Изабеллы в день их свадьбы.

Я взяла фотографию и сразу же посмотрела не на невесту, а на Густаво. Разительный контраст с предыдущей фотографией. Тщедушное тело, мелкие, заостренные черты лица. Теперь мне понятно, почему Мария Элиза обнаружила в Густаво сходство с хорьком. Однако вот глаза… глаза у него добрые.

Потом я взглянула на Изабеллу. Точная копия меня самой. Я уже приготовилась отложить фотографию в сторону, но тут заметила украшение у нее на шее.

– О мой бог! – невольно вырвалось у меня.

– Что такое?

– Взгляните! – Я показала на кулон, а мои пальцы инстинктивно сжали лунный камень на шее.

Флориано внимательно изучил фотографию, потом перевел взгляд на меня.

– Вы правы, Майя. По-моему, это одна и та же вещь.

– Наверное, именно поэтому Яра и отдала мне письма. Она сказала, что сразу же узнала кулон.

– Словом, вы наконец поверили в то, что связаны родственными узами с семейством Айрис Кабрал, да? – Флориано посмотрел на меня с обнадеживающей улыбкой.

– Теперь да, – впервые подтвердила я свое родство вслух. – Столь вещественным доказательством невозможно пренебречь.

– Рады?

– Рада, но…

Я отложила фотографии в сторону и тяжело вздохнула. Флориано закурил сигарету и молча стал разглядывать меня.

– Что «но»? – спросил он после некоторой паузы.

– Она бросила в Париже человека, которого любила всем сердцем и душой, вернулась к себе на родину и вышла замуж за мужчину, которого совсем не любила. Все это очень печально.

– О, да вы, как я погляжу, романтик в душе, Майя.

– Никакой я не романтик. Но трудно оставаться безучастной, когда читаешь письма Изабеллы к Лоен, в которых она делится с верной подружкой детства своими чувствами к Лорену Бройли. Вы это скоро сами прочувствуете.

– Надеюсь, вы не заставите меня ждать слишком долго.

– Конечно, не заставлю. Хотя, кто знает… Может, со стороны Изабеллы это была всего лишь мимолетная страсть, такое временное помрачнение рассудка и ничего более.

– И такой вариант тоже не исключен, – согласился со мной Флориано. – Но если бы это было так, то тогда почему ваш отец отдал вам этот кусочек мыльного камня в качестве путеводной нити на тот случай, если вы захотите распутать свою историю до самого конца? Ведь было бы гораздо проще просто приложить фотографию Изабеллы и ее мужа.

– Сама не знаю, почему он так сделал, – вздохнула я. – И боюсь, эту загадку мне уже никогда не разгадать. Ведь после октября 1928 года, то есть с тех самых пор, как Изабелла покинула Париж и вернулась к себе в Рио, писем больше не было. По всему получается, что она вышла замуж за Густаво и на этом успокоилась.

– В отличие от вас, я думаю, что наша история на этом не заканчивается. – Флориано протянул мне еще одну фотокопию. – Этот снимок сделан в январе 1929 года. А рядом текст, из которого следует, что на фотографии изображен гипсовый слепок головы Христа, который доставили в Бразилию из Франции. А вот этот диковинный предмет рядом с головой – это гигантских размеров ладонь руки Спасителя. Заметьте, на фотографии двое мужчин. В одном я узнал Эйтора Леви, руководителя строительных работ по воздвижению памятника Христу. А теперь повнимательнее приглядитесь ко второму мужчине.

Для большей наглядности Флориано ткнул пальцем в крохотную фигурку человека.

Я стала вглядываться в черты его лица. Мужчина стоял, небрежно прислонившись к руке Христа.

– Боже мой! Так ведь это же Лорен Бройли.

– Именно он. Собственной персоной, так сказать.

– Значит, он был здесь, в Рио?

– Выходит, что да. Полагаю, цель его поездки, во всяком случае, официальная – сопровождать груз из Франции.

– Вполне возможно, он даже встречался с Изабеллой. Как думаете?

– Как историк, я бы не стал торопиться с окончательными выводами. Ведь пока нам наверняка известно лишь о чувствах Изабеллы к Лорену, – напомнил мне Флориано. – А вот что касается чувств уже самого Лорена к ней, то мы лишь можем догадываться на сей счет.

– Вы правы. Но в своих письмах к Лоен Изабелла много рассказывает, как часами позировала в художественной мастерской Поля Ландовски для той скульптуры, которая сегодня украшает сад виллы Каса дас Оркуидеас. А еще она пишет о том, что Лорен умолял ее остаться вместе с ним во Франции, не возвращаться назад, на родину. Вдруг он специально приехал в Бразилию ради нее? Но как нам узнать, встречались ли они здесь, в Рио?

– А мы зададим этот вопрос вашей приятельнице, служанке Яре, – с самым невозмутимым видом ответил Флориано. – Коль скоро она отдала вам эти письма, то, следовательно, по каким-то, только ей известным причинам она хочет, чтобы вы в конце концов докопались до всей правды.

– Но она же до смерти боится своей хозяйки. Отдать письма – это одно дело, но начинать вести разговоры о том, что еще ей известно о моих родственниках, – это совсем другое.

– Майя, к черту ваши упаднические настроения! – снова обрушился на меня Флориано. – Эта женщина доверяет вам настолько, что решилась расстаться с письмами, которые оставила ей на память ее мать. Разве этого мало? А сейчас, с вашего позволения, вернемся к вам в отель, и я приступлю к чтению этих писем.

– Ладно, – согласилась я.

* * *

Пока Флориано сидел в моем номере и читал письма Изабеллы, я снова отправилась на пляж Ипанема и с удовольствием искупалась в бурных волнах Атлантического океана. Обсыхая на солнце после купания, я размышляла о том, что Флориано, скорее всего, прав. Я не должна отступать. Надо довести свое расследование до конца. Иначе зачем было тащиться на другой конец света? Должна же я наконец узнать всю правду о своей настоящей семье. Но вдруг меня стали одолевать непонятные страхи.

Нежась на теплом песке, я пыталась понять, откуда они взялись. Вполне возможно, мое нежелание продолжать копаться во всей этой истории связано с тем, что чем дальше мы продвигаемся в наших расследованиях, тем ближе финал, когда мне станут наконец известны имена моих настоящих родителей. Понятия не имею, живы они или нет. Как не имею ни малейшего понятия и о том, почему Па Солт сознательно подсказал мне, в каком направлении стоит двигаться в процессе поисков. А в результате я окунулась в прошлое гораздо глубже, чем мне это, по логике вещей, было необходимо.

И почему сеньора Карвальо настроена так воинственно? Почему наотрез отказывается признать, что у ее дочери был ребенок? Ведь та молодая женщина вполне могла быть моей матерью…

И снова я вспомнила слова, выгравированные отцом на армиллярной сфере.

Нет, я не могу поддаться страхам и не должна бежать прочь.

* * *

– Согласны снова прокатиться со мной на виллу Каса дас Оркуидеас, чтобы встретиться с Ярой и попытаться разговорить ее? – спросила я Флориано по возвращении с пляжа.

– Буду счастлив, – ответил он, не отрываясь от чтения очередного письма. – Скоро закончу. Мне тут осталась всего лишь пара писем.

– Тогда я пока пойду, приму душ.

– Хорошо.

Я скрылась за дверью ванной комнаты, разделась и вошла в душевую кабинку, но острое чувство неловкости от того, что Флориано сидит за дверью в соседней комнате, не покидало меня. В конце концов, еще каких-то два дня тому назад он был для меня совершенно чужим человеком. Однако его раскованность, свободная манера общения и обходительность сделали свое дело. Мне стало казаться, что этого человека я знаю целую вечность.

Но я же, в конце концов, перевела его роман, сложное произведение, полное философских рассуждений, хватающее за душу трогательностью сюжета, изобилующее описаниями человеческих страданий и боли. Впрочем, судя по книге, я ожидала увидеть перед собой гораздо более солидного, более серьезно относящегося к самому себе мужчину, совсем не похожего на того, кто сидит сейчас у меня в номере, в паре метров от ванной комнаты. Выйдя из ванной, я увидела, что Флориано уже сложил все письма в аккуратную стопочку и задумчиво уставился в окно на открывающуюся панораму пляжа.

– Хотите положить письма в сейф? – спросил он у меня.

– Да.

Он протянул мне стопку, я направилась к сейфу.

– Благодарю вас, Майя, – неожиданно сказал он.

– За что? – спросила я, сосредоточенно набирая код.

– За возможность прикоснуться к чужой жизни, за то, что позволили мне прочитать эти глубоко личные письма. Уверен, многие мои коллеги-писатели отдали бы все на свете, чтобы получить такую возможность. В этих письмах просто тьма самой поразительной информации. Подумать только! Ваша прабабушка присутствовала при создании макета памятника Христу, жила под одной крышей вместе с семьей Эйтора да Силва Коста, долгие часы провела в художественной мастерской профессора Ландовски, имела возможность наблюдать за тем, как он изготавливает слепки отдельных фрагментов статуи. Нет, это все поистине уникальная информация. И для меня большая честь получить к ней доступ, правда. – Флориано отвесил полушутливый поклон.

– Это я вас должна благодарить. Да еще как! Ведь вы так помогли мне. Только благодаря вам у меня стала складываться воедино эта головоломка.

– Что ж, тогда поехали на виллу Каса. Поищем там недостающие фрагменты вашей головоломки.

– Но только вам придется подождать меня в машине. Я ведь обещала Яре никому не говорить о письмах. Не хочу подрывать ее доверие ко мне.

– С удовольствием сыграю роль водителя для сеньориты, – отреагировал на мои слова Флориано, широко улыбаясь. – Так мы едем?

Мы вышли из номера и направились к лифту. Флориано нажал на кнопку вызова. Отворились створки, и мы зашли в кабинку. И тут я заметила, что Флориано внимательно разглядывает мое отражение в зеркальных стенках кабинки.

– А вы уже успели загореть. И это вам идет. А сейчас, – озабоченно добавил он, выходя из лифта и направляясь к дверям, – вперед и выше, к новым свершениям.

* * *

Через двадцать минут мы уже были на месте, припарковались на противоположной стороне дороги напротив виллы Каса дас Оркуидеас. Для начала медленно проехались вдоль ржавых чугунных ворот и увидели, что они заперты на массивный висячий замок. Такого в прошлый раз не было.

– Интересно, что бы это значило? – сказала я, выбираясь из машины. – Может, сеньора Карвальо испугалась, что мы снова неожиданно нагрянем к ней в гости?

– И у меня та же мысль мелькнула, – ответил Флориано, направляясь вдоль давно нестриженной зеленой изгороди. – Пойду, посмотрю, есть ли тут еще какие-нибудь способы проникновения на территорию виллы, как законные, так и противоправные.

Я же принялась разглядывать дом сквозь решетку ворот, чувствуя, как внутри меня нарастает беспокойство. Вполне возможно, это чистое совпадение, стала я прикидывать всевозможные варианты. И замок повесили не от нас, а просто потому, что старая дама и ее служанка отлучились куда-то из дома. Например, поехали навестить родственников. И именно сейчас я вдруг остро почувствовала, как же мне не терпится поскорее узнать всю правду о прошлом, частью которого, в чем я более не сомневалась, была и я сама.

Но вот Флориано снова вернулся ко мне.

– Этот дом похож на самую настоящую крепость. Я обошел по периметру всю зеленую изгородь, нигде ни единой щели. Сквозь нее прорубить себе дорогу можно только с помощью бензопилы. Между прочим, все ставни на окнах с той стороны дома закрыты наглухо. Это я кое-как сумел разглядеть. Такое впечатление, что в доме никто не живет.

– А что, если они больше не вернутся сюда? – испуганно спросила я у Флориано.

– Утверждать наверняка мы такое не можем, Майя. Будем считать, что сегодня нам просто не повезло. Взгляните! Вон почтовый ящик для корреспонденции, приходящей на виллу. Почему бы вам не оставить там коротенькую записку для Яры с указанием названия отеля, в котором вы остановились, и номером телефона?

– А если эту записку обнаружит старуха?

– Вот тут я могу гарантировать: такое исключено полностью. Не станет старуха сама тащиться к почтовому ящику и лично копаться в его содержимом. Она ведь дитя своего времени, когда такого рода работа выполнялась только слугами. Ей, скорее всего, почту подают на серебряном подносе, – добавил Флориано и широко улыбнулся.

– Хорошо, я напишу, – неохотно согласилась я. Извлекла из сумочки записную книжку и ручку, а затем черкнула пару строк Яре, указав в записке всю информацию, по совету Флориано.

Всю дорогу назад я обреченно молчала. После радостного возбуждения, охватившего меня после прочтения писем Изабеллы, и желания узнать обо всей этой истории как можно больше наступил спад.

– Надеюсь, у вас не возникло сейчас желания завязать с нашими поисками? – прозорливо заметил Флориано, словно прочитав мои мысли, пока мы ехали по широкой автостраде вдоль пляжа Ипанема.

– Конечно, нет, – ответила я. – Просто на данный момент ума не приложу, куда двигаться дальше.

– Терпение, Майя, и еще раз терпение. Подождем, пока Яра откликнется на вашу записку. Также установим слежку за виллой, чтобы не прозевать тот момент, когда ее обитатели снова вернутся домой. Думаю, причина их исчезновения имеет свои вполне разумные объяснения. Никакой особой мистики вокруг этого события я не вижу. А нам с вами следует подумать над удобоваримым объяснением случившегося.

– Что, если они отправились навестить кого-то из родственников? – озвучила я версию, уже крутившуюся в моей голове.

– Возможно. Хотя, учитывая, каким ветхим созданием предстала перед нами старая дама, не думаю, что она решилась бы на длительную отлучку из дома. Да и ко всякой непритязательной светской болтовне она тоже, как мне кажется, мало расположена.

– А вдруг они уехали потому, что боятся нашего возвращения?

– И снова повторяю: возможно, но маловероятно. Сеньора Карвальо прожила в этом доме всю свою жизнь. И хотя она не изъявила особого желания вступать с нами в какие-то разговоры по поводу ваших с ней потенциальных родственных связей, мы-то, как она успела заметить, явились к ней безоружными, не размахивали у нее под носом пистолетами или ножами. Впрочем, – продолжил Флориано свои размышления, не отрывая глаз от дороги, – то, что ни хозяйки, ни ее служанки нет дома, это факт. И тому я вижу лишь одно рациональное объяснение.

– Какое?

– Скорее всего, сеньора Карвальо попала в больницу. Обзвоню-ка я все местные больницы и поинтересуюсь у них, не поступила ли к ним на лечение в течение последних суток моя драгоценная прабабушка.

Я бросила на Флориано восхищенный взгляд.

– А ведь вы наверняка правы.

– Сейчас зарулим ко мне, и я поищу по справочнику телефоны всех больниц, расположенных рядом с виллой.

Неожиданно Флориано свернул с Авенида Виейра Суто в сторону, противоположную той, где находился мой отель и куда мы направлялись изначально.

– Флориано, пожалуйста. Не хочу доставлять вам дополнительные хлопоты. Сама поищу номера телефонов в Интернете.

– Майя, если можно, помолчите. Знаете ли вы, что те письма, которые я прочитал сегодня утром, относятся к числу самых интересных документов, которые когда-либо попадали в мои руки? В них есть еще кое-что, о чем я пока не упомянул в разговоре с вами. И это «кое-что» поистине бесценно. Быть может, именно эти письма помогут нам разгадать и понять многое из тех тайн, которыми окутана история создания статуи Христа. Получается, что мы помогаем друг другу, только и всего. Но заранее предупреждаю, мой дом мало похож на «Дворец Копакабана», – шутливо добавил он, а машина тем временем удалялась все дальше и дальше от Ипанемы.

И вот Флориано сделал еще один крутой поворот вправо и затормозил машину, въехав на небольшую бетонную площадку напротив многоквартирного жилого дома, весьма ветхого на вид, с облупившейся краской и осыпающейся со стен штукатуркой. Наверное, отсюда до моего отеля не больше десяти минут езды, но впечатление такое, будто я попала в совершенно иной мир.

– Ну, вот мы и приехали, – сказал Флориано, когда мы вышли из машины и стали подниматься по ступенькам крыльца к входной двери. – Добро пожаловать в мои апартаменты. – Последние слова он произнес почему-то на французском. – К сожалению, лифта у нас в доме нет.

Он открыл дверь, ведущую в подъезд, и стал проворно подниматься по узкой лестнице, перешагивая сразу через две ступеньки.

Я тоже карабкалась за ним, один пролет, другой, потом еще и еще. Наконец мы остановились на небольшой лестничной площадке, и Флориано отомкнул дверь своей квартиры.

– Я, конечно, не самый большой любитель домашнего уюта, но это мой дом, – пояснил он, переступая порог квартиры. – Проходите, пожалуйста.

Я немного замешкалась, снова испытав неприятное чувство страха. Как-никак, а я захожу в квартиру, в которой живет одинокий мужчина, и при всем том, что он уже сделал для меня, при всем благородстве его побуждений и помыслов, этот мужчина мне по-прежнему чужой человек. Впрочем, я тут же отбросила все свои страхи в сторону, вспомнив его разговор по телефону в самый первый вечер нашего знакомства. Тогда он был вынужден срочно откланяться, чтобы вернуться домой и впустить в квартиру девушку, с которой живет. После чего я смело проследовала за хозяином в гостиную.

В гостиной, как заранее предупредил меня Флориано, действительно царил самый настоящий кавардак. Вокруг сваленные в кучу предметы и вещи, которыми попользовались, но потом забыли вернуть на прежнее место. Изрядно потрепанный кожаный диван и кресло – места, где можно посидеть, рядом журнальный столик, заваленный бумагами, книгами, пустыми контейнерами от еды, пепельница, полная окурков.

– Сейчас я отведу вас наверх. Там гораздо приятнее, честное слово, – обронил Флориано, шагая по коридору.

Преодолели еще один пролет ступенек и снова оказались на небольшой лестничной площадке, откуда вело двое дверей. Флориано открыл одну из них, и я увидела террасу, почти полностью защищенную свисающей сверху крышей. Возле стены примостился диван, стол и пара стульев. В дальнем углу – рабочий стол с компьютером. Прямо над ним – навесная книжная полка, заставленная книгами. Передняя часть террасы, слегка выступающая из-под крыши и открытая, как говорится, всем ветрам и непогодам, уставлена горшками с цветами, радующими глаз многообразием красок и оттенков. Растения слегка колышутся, словно вибрируют, на открытом воздухе.

– Вот здесь я живу и работаю, – пояснил Флориано, направляясь к компьютеру. – Устраивайтесь поудобнее.

Он уселся за стол и включил компьютер.

Я подошла к краю террасы, и меня сразу же обдало жаром палящего солнца. Опершись локтями о перила, я глянула вверх. Всего лишь в каких-то нескольких сотнях метрах отсюда виднелось скопление лачуг самых причудливых форм и размеров. Крошечные домики буквально облепили весь склон горы. На крышах ребятишки запускают воздушных змеев. Они вздымаются ввысь и парят в небе, подгоняемые легким ветерком. Откуда-то доносится приглушенный шум, похожий на барабанную дробь.

После безликости моего гостиничного номера я, кажется, впервые прикоснулась к реальной жизни Рио, почувствовала настоящий пульс этого города.

– Как красиво! – восхищенно выдохнула я. – Это что, фавела? – Я махнула рукой в сторону трущоб.

– Да. И до недавнего времени фавела с очень дурной репутацией. Наркотики, убийства – вполне привычное дело в тамошней среде. И хотя фавела почти вплотную примыкает к Ипанеме, одному из самых фешенебельных районов Рио, селиться по соседству рискуют немногие. Правда, сейчас правительство наконец взялось за наведение порядка. Вроде даже стали выплачивать какие-то пособия обитателям фавелы. Хотя некоторые горожане полагают, что гораздо разумнее было бы направить выделяемые средства на организацию хотя бы элементарной медицинской помощи для всех этих людей. Но, как бы то ни было, а хоть какой-то шаг сделан в нужном направлении, что уже само по себе неплохо.

– Сегодня ведь Бразилия развивается очень успешно, не так ли?

– Так, – согласился со мной Флориано. – Но как это обычно бывает во всех быстро растущих экономиках, пропасть между сравнительно небольшим процентом населения, выигравшим от всех экономических реформ последних лет и разбогатевших на этих переменах, и остальной частью народа, по-прежнему прозябающей в нищете, просто колоссальная. Впрочем, подобная картина в наши дни наблюдается и в некоторых других странах. Например, в Индии или в России. Однако, – Флориано вздохнул, – не станем и далее вдаваться в рассуждения о социальном неравенстве, царящем в Бразилии, хотя сам я на досуге люблю потолковать на эту тему. Но сегодня у нас на повестке дня другие проблемы. – Он снова повернулся к компьютеру. – Полагаю, что сеньора Карвальо – одна из тех немногих счастливец, которой пока еще по карману не обращаться за помощью к бесплатным муниципальным больницам, функционирующим в Рио. Условия там просто ужасные. Сейчас я постараюсь найти список частных больниц, выпишу их телефоны, а потом мы станем поочередно обзванивать их. А вот и он! – Я подошла к компьютеру и пристроилась у Флориано за спиной. – Не больше десяти медицинских учреждений частного типа. Сейчас распечатаю номера их телефонов.

– Давайте каждый возьмет себе по половине номеров.

– Не возражаю, – согласился Флориано. – Только не забудьте. Когда свяжетесь с регистратурой, нужно обязательно представляться родственницей пациентки, которую вы разыскиваете. Скажем, ее внучкой. – Он бросил на меня ироничный взгляд. – В противном случае они даже не станут разговаривать с вами.

Последующие пятнадцать минут у нас ушли на телефонные звонки. Флориано спустился к себе вниз, чтобы не мешать мне, а я осталась на террасе, достала мобильник и стала методично обзванивать свою половину номеров. Увы, все мои звонки оказались безрезультатными. В каждом очередном учреждении мне сообщали, что за последние двадцать четыре часа сеньора Карвальо к ним в больницу не поступала. Но вот на террасе наконец снова возник Флориано, на сей раз с подносом в руках. По его лицу я поняла, что и ему похвастаться особо нечем.

– Выше голову, Майя. Не стоит так расстраиваться, – поспешил он успокоить меня, выставляя на стол блюдо с различными сортами сыра, салями и свежим багетом. – Давайте пока перекусим, а потом станем думать, что нам делать дальше.

Я с жадностью набросилась на еду, сообразив, что уже седьмой час вечера, а я с утра ничего не ела.

– Что такого интересного вы откопали в письмах Изабеллы, такое, что, по вашим словам, может даже помочь в разгадке некоторых тайн, связанных со скульптурой Христа? – спросила я, когда Флориано, покончив с едой, подошел к краю террасы и закурил сигарету.

– Дело в том, – начал он, слегка перевесившись через балконные перила и глядя куда-то вдаль, в сгущающиеся сумерки, – что в своих письмах Изабелла не раз упоминает имя Маргариды де Лопес Алмейда. Долгие годы считалось, что именно эта молодая дама стала для профессора Ландовски той моделью, с которой он скопировал руки своего Христа. И вот Изабелла подтверждает: да, действительно Маргарида стажировалась какое-то время в мастерской Ландовски. К тому же, по словам Изабеллы, ее подруга была весьма одаренной пианисткой. И потом, на протяжении всей своей жизни Маргарида никогда не отрицала упорно циркулирующие слухи о том, что именно ее руки вдохновили скульптора в процессе работы над статуей. И только незадолго до своей смерти, а она умерла всего лишь несколько лет тому назад, Маргарида наконец призналась, что Ландовски воспользовался слепками отнюдь не с ее рук.

Флориано бросил на меня внимательный взгляд, словно желая удостовериться в том, что я следую за ходом его мыслей.

– Все правильно, – сказала я. – Ведь в одном из своих писем Изабелла пишет, что слепок с ее рук был сделан одновременно со слепками рук Маргариды.

– Именно! Разумеется, вполне возможно, что на заключительных этапах работы Ландовски отказался воспользоваться как одними слепками, так и другими. Но, уж во всяком случае, Маргарида точно знала, что на сей счет существуют большие сомнения. Кто знает? Быть может, именно руки Изабеллы и послужили прототипом для рук Христа. Ведь она же присутствовала в мастерской Ландовски в то же самое время, когда там находилась и Маргарида.