— Ну да, и что? — я смотрю Бену прямо в глаза. Пока его рассказ совпадает с тем, что я слышала от Дэнни. Ну отлично, хотя бы в этом муж мне не соврал.
— Если бы в меня стреляли, Дэнни бы тоже прикрыл меня, причем не задумываясь. И я бы на его месте поступил точно так же. Дэнни прекрасно это понимал. На свете есть только четыре человека, которых я любил сильнее, чем его. Я про свою жену и детей. Хотя, если подумать, сильнее всего — детей, только не говори Кристине. Мне надо думать о семье, Эрин. Моей настоящей семье.
Он открывает дверь «Лексуса», берет что-то с пассажирского сиденья и протягивает мне. Это большой конверт.
— Что это? — спрашиваю я.
— Доказательства. Ты же хотела доказательств, говорила, что без них не успокоишься. Ладно. Вот тебе доказательства. Держи.
– Как вам угодно.
Бен разворачивается и направляется к машине.
Коковцов глубоко вздохнул.
Я держу конверт двумя пальцами, будто в нем споры сибирской язвы.
Поднявшись к себе в квартиру, вскрываю его и обнаруживаю внутри выписку с банковского счета.
– А с другой стороны, ему все же следует немного помучиться. В конце концов… – Он позволил себе сухо улыбнуться. – Он страшно разочаровал меня.
Дрожащими руками набираю номер Карлы.
Когда она отвечает, мне приходится набрать в грудь побольше воздуха — иначе язык отказывается повиноваться.
День рождения княгини Ирины начался не слишком благоприятно, во всяком случае, для Сенды.
— Карла, я знаю, что на решение вопросов с имуществом Дэнни требуется некоторое время, но… Ты можешь сказать, что написано в его завещании?
В половине восьмого ее разбудил громкий стук в дверь. Стук продолжался, все более резкий, громкий и настойчивый. Тамара проснулась и начала недовольно хныкать.
Несколько секунд Карла размышляет.
Что за черт!
— В общих чертах — да. Я вообще-то сегодня сама собиралась тебе звонить. Я… сейчас, секундочку… Значит, так, кое-какие деньги и личные вещи он завещал матери и брату, но по сути дела единоличным получателем основной части наследства являешься ты.
— А деньги? — спрашиваю я. — Деньги на счету? Тебе удалось выяснить, сколько их там у него?
Сенда откинула одеяло, вскочила с постели, схватила байковый халат и быстро накинула на себя. Затем стала растирать ладонями руки. В комнате был ледяной холод; дощатый пол под ее босыми ногами, казалось, промерз насквозь. Огонь в камине давно погас. Дыхание сразу превращалось в пар. В висящем на стене, испещренном пятнами зеркале, Сенда увидела свое отражение. Остановившись, она вгляделась в него и широко раскрыла глаза от изумления. Ее поразило, как отвратительно она выглядит. Глаза были отекшими и воспаленными. Вид изможденный.
Повисает пауза.
— О каком именно счете ты хочешь узнать? — уточняет Карла.
В дверь по-прежнему стучали. Она сердито отвернулась от зеркала, подошла к двери и распахнула ее. Женщина в сером платье и белом накрахмаленном переднике отпрянула, приложив в сердцу руку. Очевидно, та неожиданность, с которой дверь распахнулась, а также свирепый вид Сенды напугали ее. Сенда заморгала и в изумлении уставилась на нее.
— О его счете, — отвечаю я. — Личном. К нашему общему счету у меня и так есть доступ.
Курчавые соломенные волосы незнакомки боролись с тугими косами, уложенными на макушке на немецкий манер, и явно побеждали в этой борьбе, но лицо дышало молодостью и здоровьем и вовсе не выглядело неухоженным. У нее был нос пуговкой, розово-красные щеки, от природы розовые губы и пара живых васильково-голубых глаз. На вид ей было лет двадцать, от силы двадцать один. «Всего лишь на год или два старше, чем я», – прикинула Сенда.
Наш общий счет — наши основные накопления. Из него же мы оплачивали наши расходы. Большую часть наших зарплат мы перечисляли именно туда. Личные счета предназначались в основном для подарков — друг другу и родным. Мы договорились оставлять себе одну шестую часть зарплаты — просто чтобы сохранять определенную финансовую независимость.
Именно Дэнни настоял на том, чтобы у меня имелся свой отдельный счет.
Женщина боязливо улыбнулась и шагнула вперед.
— Я слишком часто видел, что женщины не уходят от мужчин только потому, что не могут себе этого позволить по финансовым соображениям, — пояснил он.
– Да? – вежливо осведомилась Сенда и, чтобы как-то компенсировать свою резкость, деланно улыбнулась.
— Думаешь, мне захочется от тебя уйти? — рассмеялась я. — Ты собираешься меня бить? Оскорблять? Унижать?
Девушка быстро сделала реверанс.
— У тебя будет свой личный отдельный счет — и точка. Узнаю, что ты его закрыла, выдеру как Сидорову козу.
– Меня зовут Инга Майер, госпожа. Я пришла за ребенком, – запинаясь, проговорила она по-русски с сильным акцентом. – Его светлость предложил мне забрать ребенка в детскую комнату в общей половине дворца и там позаботиться о нем. – Она поколебалась, затем, отведя глаза в сторону, тихо добавила: – Он сказал, что вам, наверное, лучше заняться другими вещами, подумать о своем вечернем выступлении.
Я закрываю глаза. Открываю их, и образ Дэнни рассеивается.
– Он велел вам сказать мне это? – недоверчиво спросила Сенда.
— Дэнни держал личный счет в банке Чейса, — говорю я.
– Да, госпожа.
На том конце трубки повисает долгое молчание.
— У него имелся еще один счет, — наконец, произносит Карла, — в Первом национальном банке. И еще один в «Бэнк оф Америка».
– Ясно. – Сенда сжала губы, тусклая улыбка застыла на ее лице. Она раздраженно провела руками по волосам. Как он смел вмешиваться в ее личную жизнь? Она не собиралась выпускать Тамару из виду, не говоря уже о том, чтобы отдать ее в руки совершенно незнакомого человека. И все же какой у нее есть выбор? Она догадывалась, что «предложение» со стороны князя Вацлава Данилова было не более чем вежливым эвфемизмом слова «приказ».
Я чувствую, как к щекам приливает кровь.
Раздражение медленно покидало ее. Можно ли в самом деле винить его? Господь свидетель, она в долгу перед ним и должна как можно лучше сыграть для него. Это потребует всех ее сил. Это всего лишь на один день, и ничего не случится, если она проведет его без Тамары, сегодня у нее и без того хватает дел.
— И сколько там денег?
— Вот как раз из-за этого я и собиралась тебе звонить. На каждом счету ровно по сто тысяч долларов. Но есть определенные сложности. Я сегодня связалась и с тем, и с другим банком и выяснила, что счет в «Бэнк оф Америка» заморожен по ордеру департамента полиции Ньюпорта.
— На каком основании?
На том конце трубки — тяжелый вздох.
— Я так подозреваю, полиция заявила, что деньги на счете были получены в результате преступной деятельности.
У меня екает сердце.
— Эрин?
— Да-да, я слушаю.
— Пришли документы на пенсионные накопления Дэнни. Поскольку он официально не был арестован или хотя бы отстранен от работы, то, слава богу, оснований для отказа в их выплате не нашлось. Скорее всего, счет в «Бэнк оф Америка» останется замороженным еще долго. Также нельзя исключать, что средства, размещенные на нем, конфискуют. Что же касается другого счета, то о нем либо еще не узнали, либо еще не получили ордер на его арест. Настоятельно тебе советую вообще пока об этом счете никому не заикаться. Пусть полиция занимается своим делом, но счет этот пока не трогай, не трать с него и гроша. Что же касается пенсионных накоплений Дэнни, я помогу тебе заполнить все необходимые бумаги.
До меня едва доходит смысл ее слов.
Я смотрю на листок бумаги, который извлекла из конверта, что вручил мне Бен.
Это выписка со счёта в «Бэнк оф Америка».
— Эрин, ты заедешь в офис или мне лучше самой к тебе заскочить? — слышу я голос Карлы, вырывающий меня из коматозного состояния.
— Что?
— Слушай, давай я загляну к тебе завтра.
— Да, конечно, — говорю я и вешаю трубку. Когда телефон звонит снова, я все еще никак не могу прийти в себя.
Голова отказывается соображать, я отвечаю на звонок на автопилоте.
— Ну что, в конверт заглянула?
Это Бен.
Я с трудом подавляю всхлип.
— Мне очень жаль, Эрин, — говорит он.— Дэнни специально оговорил при открытии счета, чтобы выписки ему присылали на электронную почту. Наши спецы нашли их у него на компьютере. Дэнни их хорошо запрятал, но они все были на жестком диске. Начальству и в голову не пришло бы отдать приказ копаться в его компьютере. Значит, кто-то навел их на эту мысль. Но этого мало. Дэнни вел переписку с банковским консультантом по инвестициям. Узнавал у него про офшорные счета. Пиздец, как глупо.
Он писал с секретного почтового адреса, но при этом использовал для этого рабочий компьютер. Я вообще не врубаюсь, почему он не мог переписываться из дома. Боялся привлечь твое внимание? И еще, Эрин… ошибки тут быть не может. Внешнего доступа к нашим компьютерам нет. Салли знал, что кто-то в нашем департаменте берет взятки, но он просто… никто из нас просто не мог подумать о таком. Никто. Может, если бы Дэнни начал все отрицать, еще куда ни шло, но после того как он сделал то, что сделал… ну…
У меня даже нет сил что-то ответить Бену. Доказательства у меня в руке, да и Карла только что все подтвердила.
– Очень хорошо, – сказала наконец Сенда. – Подождите, пожалуйста, здесь.
Не говоря уже о том, что полиция еще не в курсе насчет другого счета с деньгами.
– Да, госпожа.
— Я был его напарником, Эрин. Все бы подумали, что у меня тоже рыльце в пуху. Мне надо было показать, что я не при делах. Поэтому именно я поехал его арестовывать.
Я просто вешаю трубку.
Полуприкрыв за собой дверь, чтобы скрыть от няни спящего Шмарию, Сенда вернулась в комнату и подошла к кроватке. Тамара посмотрела на нее и протянула к ней свои крошечные пухлые пальчики. Сенда взяла ее на руки и, крепко обняв, поцеловала, затем поводила губами по ее лицу. Плач, с которым девочка проснулась, сменился счастливым щебетанием.
* * *
– Будь умницей, – прошептала Сенда дочке. – Слышишь? Не позорь меня. Я постараюсь забежать к тебе. – Затем она подошла к двери, натянуто улыбнулась и встретилась взглядом с васильковыми глазами девушки. – Вы будете хорошо заботиться о ней? – с тревогой спросила она, отдавая ей Тамару.
Следующие несколько часов становятся для меня особенно мучительными.
– Да, обещаю вам, госпожа. Как если бы она была моей дочкой! – Няня низко склонилась над комочком в своих руках и тихонько что-то проворковала. Тамара счастливо засмеялась ей в ответ.
Читаю сообщение от Тани — у нее все в порядке, она долетела без приключений.
Сенда улыбнулась: ей нравились честные глаза и уверенность, которую излучала молодая женщина.
Слышу, как в доме ходят люди.
– Мне кажется, я не расслышала ваше имя.
И забываю, что собиралась поискать информацию о сестре Кайла.
– Инга, госпожа, – ответила девушка, по глазам ее было видно, что Сенда ей тоже понравилась.
У Дэнни в общей сложности на секретных счетах оказалось двести тысяч долларов.
– А я – Сенда Бора. Вы можете называть меня просто по имени. Пожалуйста.
Он собирался открыть офшорные счета.
Инга выглядела удивленной тем, что кто-то, на кого она работает, может говорить с ней так запросто.
Он ходил к психиатру.
– Да, госпожа, – чопорно проговорила она, покачивая на руках Тамару.
У него была депрессия.
Он покончил с собой у меня на глазах.
Сенда с улыбкой поблагодарила ее, закрыла дверь и устало забралась обратно в постель. Ей хотелось еще поспать. Она позволила себе лечь в кровать прямо в халате. Дрожа от холода, Сенда зарылась под одеяло. Неожиданно на нее нашел приступ смеха. Госпожа! Няня в самом деле обращалась к ней как к «госпоже»! Ну и начало.
Мой красивый, любящий и любимый муж.
Спустя несколько минут она закрыла глаза и задремала, но ее сон снова нарушил стук в дверь.
Кем же он был?
«О Господи!» – взволнованно подумала она, с сильно бьющимся сердцем, резко сев на кровати. Нервы тут же натянулись, и ее пронзил страх. Тысячи всевозможных несчастий пришли на ум, победив обычное самообладание и здравый смысл. Тамара! Няня уронила ее! Произошел несчастный случай. Случилось…
Где начинается ложь, а где она заканчивается? Дверь в квартиру остается незапертой, что обнаруживается лишь на следующее утро, когда я просыпаюсь на кушетке и вижу Карлу, которая стоит рядом.
Как же повезло, что я живу в тихом спокойном районе, а мои соседи — законопослушные граждане!
Она подлетела к двери и широко распахнула ее, но панический ужас тут же сменился облегчением при виде еще одной незваной гостьи: низенькой толстушки, которая не мигая смотрела на нее сквозь очки в металлической оправе. Сенда прислонилась к дверному косяку и тихо возблагодарила Господа.
Ведь в квартиру мог зайти буквально кто угодно.
– С вами все в порядке, милая? – озабоченно спросила женщина.
Спала я ужасно. Волосы всклокочены, я чувствую, как от меня воняет потом, а шея ноет так, словно по ней заехали бейсбольной битой.
Сенда кивнула, пытаясь восстановить душевное равновесие.
Карла приказным тоном настоятельно рекомендует мне принять душ.
– Да. Со мной все в порядке. – Открыв глаза, она прочла на лице женщины искреннее участие. – Правда, в порядке. На мгновение…
Сажусь на дно ванной, подтянув колени к подбородку, — по плечам бьют струи воды — и провожу так достаточно времени, чтобы привести мозги в порядок.
Вспоминаю о жизни после гибели Нив, о том, как тяжело было вставать по утрам, мириться с осознанием того, что сестренки больше нет в живых.
– На мгновение мне показалось, что вы теряете сознание. Вы меня в самом деле здорово напугали. – Женщина негромко засмеялась. – Знаете, главное спокойствие… – Она погрозила Сенде пальцем. – Внутреннее спокойствие и оптимизм. Они полностью меняют наши представления о жизни, вы понимаете? Конечно, этого состояния души довольно трудно достичь. Так всегда бывает с высшими ценностями, вы согласны со мной?
Но я ведь справилась, так?
Сенда не смогла сдержать улыбки. Она понятия не имела, о чем болтает эта женщина, жизнерадостность и энергия которой заметно улучшили ей настроение. Этому также способствовали как странная фигура женщины, так и ее одежда. Сенда никогда еще не встречала подобных людей. Женщина была низенькой и толстенькой, с огромным выступающим вперед бюстом и мягкими бирюзовыми глазами, которые сквозь очень толстые стекла очков казались громадными. Ее необычный вид еще больше усиливала шляпа с прекрасными перьями, которая крайне ненадежно сидела у нее на голове. Чистенькое личико, смотревшее из-под шляпы на Сенду, было круглым и розовым и имело несколько подбородков, которые колыхались, когда она открывала рот. У нее был безупречный цвет лица, какой часто встречается у женщин с избыточным весом. От нее пахло грушевым мылом и сиренью.
Размышляю о том, как она любила жизнь. Мне приходит на ум, что в свои последние мгновения она, скорее всего, думала не о себе, а о том, каким ударом окажется ее смерть для всех нас.
Таким уж она была человеком.
– Значит, вы – актриса, – проговорила гостья, разглядывая Сенду с таким же интересом, с каким та разглядывала ее. – Вацлав сказал мне, что вы красивы, но он не стал описывать, как обворожительно… – Она вяло махнула рукой. – Впрочем, это не важно, у нас столько дел и так мало времени. Мы им покажем, что способны свернуть горы, не так ли! – И затем совершенно неожиданно: – Как скоро вы будете готовы, моя дорогая?
А Дэнни не стал бороться.
Сенда уставилась на нее, безуспешно пытаясь уследить за се болтовней и стремительной сменой предмета разговора.
Дэнни хотел умереть.
– Готова? К чему? – Она была озадачена. – Я не имею ни малейшего представления, о чем вы говорите…
Я не знаю, что пришлось Дэнни сделать за те деньги, что нашлись на его счетах, но сам факт того, что у него скопилась такая сумма, выбил меня из колеи.
– Ну конечно, не имеете. Он хотел преподнести вам сюрприз!
А больше всего злит, что он лишил меня возможности получить ответы на вопросы.
– А можно мне узнать, что это за сюрприз? – Сенда прижала ко лбу большой и указательный пальцы, как если бы у нее сильно болела голова.
За это его простить сложнее всего.
* * *
– Разумеется, примерка! Как глупо с моей стороны. Я все время забываю о том, что это сюрприз. Он ведь вам ничего не сказал. – Женщина засмеялась и, резко оборвав свой нескончаемый поток слов и упершись руками в бока, стала разглядывать Сенду с ног до головы своими огромными глазами. – Так, дайте мне подумать… розовый или сизо-серый? Не-е-е-т… белый! Он будет восхитительно смотреться на вас. Так девственно. Он вам подойдет… – Огромные глаза светились счастьем. – Пойдемте, пойдемте. Мы потратили на болтовню кучу времени. У меня еще столько… – Она быстро прошла в комнату мимо Сенды, а затем резко остановилась. – О… о Господи! – Женщина выглядела взволнованной. – Ох! Какая неосмотрительность с моей стороны! – Она повернулась к Сенде, подняла вверх руку и приложила ее к губам. – Я не думала…
Карла уже включила кофеварку. Она успела открыть окно в гостиной (плевать, какие воспоминания оно у меня вызывает), и в комнате заметно посвежело.
— Садись, — велит она, когда я появляюсь в гостиной.
– …что в кровати может спать мужчина? – с легкой улыбкой закончила за нее Сенда.
Она наливает кофе, вынимает из тостера рогалик, который разрезает на две половинки, и заставляет меня позавтракать.
— Итак, Эрин, — произносит она. — Либо мы беседуем, либо вместе молимся. Выбор за тобой.
Женщина с несчастным видом кивнула головой.
Выбор? А он у меня есть?
— Все очень просто, Карла. Мой муж оказался совсем не тем, за кого я его принимала. — Мой адвокат качает головой. — Нет-нет, это правда. Я и вправду на самом деле его не знала. Хотя считала иначе.
— Этот Кайл утверждает… — начинает Карла.
– Вы должны извинить меня, милочка. Я не собиралась подглядывать. Я хочу сказать, это не мое… Ладно, просто накиньте на себя что-нибудь. Все равно что. И не беспокойтесь о ванне и прическе. Потом у нас будет сколько угодно времени. У княгини Ирины совершенно божественный парикмахер. Я точно знаю, что, по крайней мере, одна княгиня и две герцогини пытались переманить ее. Но это совсем другая история. – Затем она заговорщицки прошептала: – Поверите ли, я знаю этот дворец вдоль и поперек. Здесь полно лестниц и зал, о которых даже не помнят. Мы проведем вас в примерочную так быстро, что никто вас не увидит.
— Кайл чужой, посторонний человек, — перебиваю я ее. — Может, Дэнни ему действительно помогал, а может, просто делал вид. Так или иначе, мне надо как-то смириться, что Дэнни, оказывается, был совсем другим. Ну да ничего. Если честно, на мою долю выпадали испытания и тяжелее этого.
– Примерочную? Что значит «примерочная»?
— Что, правда? — скептическим тоном спрашивает Карла. — С тобой случались вещи и похуже?
Вместо ответа я начинаю плакать.
– То и значит. Комната, где происходят чудесные превращения, что же еще?
Карла качает головой.
— Бедная ты бедная, — говорит она.
Дергаю плечом. Ну ее с этим сочувствием. Не нужно мне оно. Я не хочу, чтобы другие видели во мне жертву. Или, что еще хуже, дуру. Вон как меня Дэнни облапошил!
– Превращения?
— Давай-ка прогуляемся, — говорит она, — подышим свежим воздухом.
– Шитье, милочка.
Я бреду в спальню за сандалиями.
– Но… для чего? – с изумлением спросила Сенда.
— Предлагаю отправиться на пляж, — смотрит на меня Карла, когда я возвращаюсь к ней.
– Для чего? – Женщина, казалось, была поражена. – Дорогая… – Покачав головой, она взяла Сенду за локоть и повела к дальнему концу наружного коридора. – Вы ведь выступаете сегодня вечером, не так ли? – Она вопросительно поглядела на Сенду.
— Откуда ты знаешь, что я живу рядом с пляжем? — удивляюсь я.
– Да.
— Мы на Лонг-Айлендечика. Здесь одни сплошной пляж протяженностью в две с половиной тысячи километров.
– А потом вы идете на бал? Я хочу сказать, никто в здравом уме не посмеет отказать Вацлаву. Он такой вспыльчивый… – Она увидела, что Сенда ничего не понимающим взглядом смотрит на нее. – Ну же, дорогая, что случилось?
Пляж битком забит приезжими и местными. Шкворчит жарящееся мясо, а на мягком песочке группа красавцев и красавиц играет в пляжный волейбол.
– Бал? – Сердце подпрыгнуло в груди Сенды. – Предполагается, что я пойду на бал?
Срезав через дюны, мы направляемся к дощатой дорожке.
– После спектакля. – Гигантская шляпа резко качнулась. – Да. Разве Вацлав вас не пригласил?
— Ты просто представить себе не можешь, сколько мне приходилось сталкиваться с разными косяками полиции, когда я работала на Манхэттене, — вздыхает Карла, — куда ни плюнь — продажный коп.
– Никто меня не приглашал.
— По всей видимости, один из таких и стал моим мужем, — отвечаю я.
Карла без тени улыбки смотрит на меня.
– О Господи! Это выскочило у него из головы. Знаете, это на него похоже. Столько дел. Он сказал мне… кажется, это было вчера. Да, вчера! Когда я спросила у него, не забыл ли он пригласить кого-нибудь, он назвал нескольких человек. И вас в том числе. Затем он сказал, что, вероятно, вам нечего будет надеть, и я заверила его, что мадам Ламот – это портниха – сможет что-нибудь придумать. Конечно, когда я сказала ей, она страшно долго жаловалась, говоря, что у нее полно заказов. Она настоящее чудовище, и иногда я спрашиваю себя, почему мы вообще с ней миримся, хотя, конечно, я знаю почему. Она шьет, как ангел. Но, как водится, я быстро заставила ее взглянуть на это дело другими глазами. Кроме того, она никогда не посмеет огорчить меня, не говоря уже о Вацлаве. Она слишком зависит от нас. Если мы перестанем обращаться к ней, весь Петербург станет бегать от нее как от чумы, понимаете? Небольшой шантаж никогда не повредит. А теперь, когда она здесь… понимаете, дорогая, мы не можем заставлять ее ждать: у нее меньше двенадцати часов на то, чтобы закончить ваш туалет – правда? – Женщина ослепительно улыбнулась, уверенная, что ее слова достигли цели.
— Как только ты обратилась за помощью, я сразу поняла, что дело дурно пахнет, — признается она. — Ты просто не представляешь, с каким накалом вражды со стороны девятого участка мне приходится сталкиваться всякий раз, когда я пытаюсь у них узнать что-нибудь о Дэнни.
– Но… но все это так неожиданно! – слабо запротестовала Сенда. – Я не ожидала…
— Ну, теперь нам хотя бы понятно подобное отношение, — пожимаю плечами я.
– Отлично. Ожидания – это для детей. – Женщина хлопнула своими маленькими розовыми ручками. – Ну заходите же и наденьте хотя бы платье и какие-нибудь туфли. Я знаю, мне не придется вас долго ждать. – Она мягко и в то же время настойчиво положила руки Сенде на спину и подтолкнула ее вперед.
— Эрин, ты, по всей видимости, не понимаешь, насколько у нас коррумпирована полиция. Наверное, у тебя дома все иначе.
— Да ладно тебе, Карла, — фыркаю я. — Действие «Серпико»
[26] с тем же успехом могло происходить и в Ирландии.
В дверях Сенда обернулась.
— А, ну тогда, наверное, понимаешь, — склоняет голову моя собеседница. — Эрин, по моему опыту, не бывает так, чтобы во всем стаде вдруг оказалась одна паршивая овца. Как правило, выясняется, что в департаменте замазаны очень многие. И это не досужие разговоры психов в шапочках из фольги, что департамент полиции запросто может взять и подставить человека. Я с таким лично сталкивалась. Бог свидетель, чего я только не повидала.
– Я понимаю, что это звучит глупо, но нас не представили друг другу. Я даже не знаю вашего имени!
– Батюшки! А я совершенно забыла, как зовут вас!
У меня все сводит внутри. Я понимаю, к чему она ведет. Я этому противлюсь всем своим естеством.
– Сенда Бора… – спохватилась Сенда. Перейдя в православие, она отбросила окончание своей фамилии «леви». Теперь она была просто Сендой Бора. Шмария отказался последовать ее примеру, но его имя никогда не появлялось на театральных программах и афишах, и эта безымянность нравилась им обоим.
Дэнни очень меня подвел.
– А я – графиня Флора Флорински, но вы должны звать меня просто Флорой, голубушка. – Заявление графини прервалось смехом. – Флора Флорински звучит несколько пышно, вы согласны со мной? В любом случае я всего лишь второстепенная родственница и еще более второстепенная графиня… – И, не закончив говорить, она подтолкнула Сенду своими мягкими ручками, и той ничего не осталось, как закрыть дверь и быстро начать одеваться.
Но я помню наше последние с ним утро. Помню, как мы лежали в кровати, как он на меня смотрел. Выражение его глаз говорило о том, что он любит меня столь же сильно, как и я его.
В день свадьбы, когда мы смотрели друг другу в глаза, я забыла обо всем — словно на всем белом свете остались только мы с ним.
В примерочной их нетерпеливо поджидала мадам Ламот, постукивая своими изящными наманикюренными пальцами по скрещенным на груди рукам. За се спиной стояли две молоденькие ученицы.
— Я постараюсь стать лучше, чем сейчас, — прошептал он мне после поцелуя в загсе.
При виде нее у Сенды сжалось сердце, и она, ища поддержки, украдкой взглянула на графиню Флорински. Мадам Ламот, подумала она, была не просто чудовищем, как предупреждала се графиня; она, без сомнения, была нетерпимым огнедышащим драконом, со столь же кичливым видом, что и у самых титулованных представителей санкт-петербургской знати.
Ох, Дэнни, Дэнни…
Сенда перехватила взгляд мадам Ламот, обращенный на шляпное сооружение на голове графини Флорински, и заметила, как в знак неодобрения слегка опустились вниз уголки ее тонких губ. Затем она пристально посмотрела на Сенду, и выражение неодобрения еще более усилилось.
— Иногда им нужен козел отпущения, — говорит Карла. — Все далеко не так однозначно, как тебе может казаться. Я не была знакома с Дэнни, но я знаю тебя, Эрин.
— Да мы же совсем недавно познакомились, — невесело смеюсь я.
Сенда покраснела и отвела глаза, чувствуя себя оборванкой в грубом нижнем белье, поношенных ботинках и выцветшем зеленом шерстяном платье. Оно выглядело еще хуже из-за бывшей когда-то белой кружевной отделки, которая от многочисленных стирок приобрела отвратительный серо-зеленый оттенок. Более того, оно пахло затхлостью и отчаянно нуждалось в глажке, ибо от долгого хранения было совершенно мятым. И все же это было ее лучшее платье, и Сенда изо всех сил пыталась придать себе приличный вид. Даже провела по волосам расческой и поспешно заколола их наверх, несмотря на предложение графини Флорински не делать этого. Но сейчас пучок распустился, и из него во все стороны вылезали завитки.
— Но я же тебе говорила, что прекрасно разбираюсь в людях. Если ты любила Дэнни, значит, в нем было что-то очень хорошее.
Как же хочется с ней согласиться!
Передо мной загорается лучик надежды, вроде бы протяни руку — и коснешься его.
А потом я вспоминаю об этих сраных банковских счетах.
— Любовь слепа, — усмехаюсь я. — Слепа и зла.
Карла тяжело вздыхает.
— Хочешь мороженое? — вдруг предлагает она.
— Что?
— Пойду мороженого куплю. Тебе с обсыпкой?
Сенда оглядела комнату с высокими потолками, старательно избегая зоркого взгляда мадам Ламот. Она не припоминала, чтобы кто-то вселял в нее такой же страх, как эта портниха, высокая худощавая представительная женщина – выше самой Сенды. Ее черные как смоль волосы с искусно оставленными нитями седины были зачесаны назад в безупречный шиньон, взгляд светло-голубых глаз казался ледяным. На ней было шелковое жемчужно-серое платье восхитительного покроя. Единственным украшением служили очки в тяжелой золотой оправе, висящие на шее на еще более тяжелой золотой цепочке. От нее пахло дорогими духами, лицо было бледным и изысканным, как безупречный белый мрамор; даже ее неизменно кислое выражение, казалось, было высечено из камня. Сразу было видно, что эта женщина не из тех, в кого можно вселить страх.
Она направляется к ларьку.
Сенда чувствовала, что две молоденькие ученицы испытывают перед мадам благоговейный ужас. Обе девушки были довольно хорошенькими, одетыми в простенькие черные шерстяные платья; на шее у них изящно висели желтые мерные ленты.
Я озадаченно смотрю на нее, а потом перевожу взгляд на детей, плещущихся в волнах. Некоторые из них зачерпывают ведерками воду и тащат ее на берег, чтобы строить замки из песка.
Вдруг я обнаруживаю, что рядом со мной стоит Кайл Хоули. Я совершенно не заметила, как он подошел.
Как бы почувствовав ее неловкость, графиня Флорински взяла Сенду под руку и повела в глубь комнаты. Графиня весело болтала, переполненная особенным, лишь ей присущим жизнелюбием.
Кайл в костюме, и даже несмотря на то, что ослабил галстук, а пиджак снял и закинул за плечо, выглядит он на пляже совершенно нелепо — словно его телепортировали сюда прямо из офиса.
– Вот и она сама, собственной персоной, мадам! Самая новая и самая талантливая актриса Санкт-Петербурга.
Сперва мне в голову приходит мысль, что он явился сюда, потому что мы договорились выпить кофе. Потом до меня доходит, что Кайл не мог знать, где я нахожусь.
Сенда искоса взглянула на графиню, но та, казалось, ничего не заметила.
— Вам Карла звонила?
– А это, Сенда, милочка, – продолжала лепетать графиня, – мадам Ламот. Мадам Ламот пользуется известностью самой лучшей портнихи города. Когда-то у нее был салон в Париже. Я уверена, она позаботится о вас наилучшим образом.
— Нет, я звонил вам на домашний, но трубку взяла она. И предложила подъехать сюда.
Господи Иисусе! Карла сражается за доброе имя моего мужа, с которым даже не была знакома. Она борется, несмотря на все доказательства его вины.
Сенда неуклюже протянула в знак приветствия руку. Мадам Ламот с минуту рассматривала протянутую руку долгим холодным взглядом, прежде чем сочла необходимым натянуто улыбнуться и пожать сей недостойный ее предмет. Сенда заметила, что пожатие было слабым и сухим, а пальцы – холодными как лед. Меньше всего на свете Сенде хотелось остаться наедине с этим неприступным созданием.
— Эрин, — Кайл смотрит на меня поверх солнечных очков, — сколько человек должны тебе повторить, что Дэнни был хорошим человеком, чтобы ты, наконец, в это поверила?
Она не знала, насколько безосновательными были ее страхи.
И Кайл. Кайл тоже не желает опускать руки. Что же, перейдем с ним на «ты».
Я стискиваю кулаки. У меня все тело сводит от напряжения.
Со своей стороны, Вера Богдановна Ламот на этот раз была в полном замешательстве. Бесхитростное приветствие Сенды лишило ее дара речи, она смотрела на ее вытянутую руку не с презрением и отвращением, как думала Сенда, а с зачарованным изумлением. Этот простодушный жест шел вразрез со всем, чему она научилась, вращаясь в придворных кругах Санкт-Петербурга.
— Я хочу, чтобы ты честно сказал: ты платил Дэнни, чтобы он помог твоей сестре?
— Нет, — Кайл смотрит на меня недоуменно, но при этом взгляда не отводит. Я моргаю первой.
Молодость Веры была загублена, как она сама считала, одним обходительным французом, неким Джеральдом Ламотом, который вскоре после женитьбы бросил ее, и она дожила до средних лет, ненавидя жизнь вообще и мужчин в частности. Если она и оставалась отчужденной и замкнутой в своем собственном мирке, то только потому, что это было ее единственной броней, которую она могла надеть на себя, чтобы защититься от той неумолимой несправедливости, что зовется жизнью. Ее отчужденность сослужила ей хорошую службу. Титулованные вдовы и дебютантки одинаково свободно чувствовали себя в высокомерном молчаливом обществе мадам Ламот, ошибочно принимая ее холодность за уважение и почитание. Знать относилась к своим портнихам так же, как к горничным, лавочникам, ювелирам и дворецким, – как к необходимым удобствам, призванным с молчаливым почтением исполнять каждый их каприз.
Господи боже, ну почему он не мог ответить утвердительно?
В результате ни разу за свою тридцатипятилетнюю карьеру Вера Богдановна Ламот не встречала клиента, который протянул бы ей для приветствия руку. Это было неслыханно. Не имея никакого выбора, кроме как пожать протянутую Сендой руку, она пыталась понять, что означает это невиданное нарушение этикета. И только когда она отдернула свою руку, ее осенило, что эта девушка – почти ребенок – и не собиралась совершать ничего предосудительного. Будучи совсем неискушенной, она просто не знала, как себя вести.
Возвращается Карла.
— Ты что, в самом деле мороженое мне купила? — потрясенно спрашиваю я.
Оправившись от первоначального шока, вызванного подобной фамильярностью, Вера Ламот попыталась поставить себя на место этой девушки. Если бы ее с самого рождения не готовили к положению портнихи для знати, вела бы она себя по-другому? Вероятно, нет. И уж, конечно же, нет, если бы ее вдруг из скромной безвестности – возможно, даже бедности, если судить по внешнему виду Сенды, – бросили в самую гущу наиболее показного и великолепного двора на свете.
— Тебе нужен сахар. Ты таешь на глазах. И прежде, чем ты успеешь заикнуться о Кайле, я хочу предупредить: я ему сказала, что ты не пойдешь с ним пить кофе.
Эти размышления неожиданно оказали на Веру освежающее воздействие.
Я стою между двух людей, которых едва знаю, и не могу взять в толк, почему они пекутся о моем благополучии больше, чем я сама.
В голову приходит странная мысль.
Ну что ж, надо сделать так, чтобы этот ребенок – или женщина – чувствовал себя непринужденно, решила Вера. Очевидно, только страх заставлял Сенду цепляться за графиню. Но девочка недолго будет стесняться, если это зависит от нее, Веры Богдановны Ламот. А уж она постарается, и ей помогут иголки, нитки и материя. Она знала, что не столько шьет платья, сколько превращает мечты в реальность, а значит, дает уверенность в себе и чувство собственного достоинства. Каждая женщина, которую она облачала в восхитительный наряд, приобретала не только превосходное чувство стиля, но и впитывала его целиком в качестве составной части своего внутреннего мира.
Их послал Дэнни, чтобы они присмотрели за мной.
Я тут же отметаю ее.
Вера профессиональным взглядом окинула Сенду с головы до ног. Затем удовлетворенно кивнула сама себе, хотя лицо ее по-прежнему ничего не выражало. Превратить робкую, непритязательную женщину в сказочную принцессу, хотя бы на время сегодняшнего спектакля и бала, будет совсем не трудно. За еще сонными глазами, очевидной неуверенностью и отвратительным платьем скрывалась чудесная фигура. Благородная фигура, редкая и замечательная. Торс с удлиненной талией, длинные ноги, роскошные, хотя и непокорные, рыжие волосы. Чем внимательнее Вера рассматривала ее, тем больше вдохновлялась. Девушка в самом деле обладала чертовски редкой, ослепительной красотой, которую так легко подчеркнуть и заставить полностью расцвести. Подобно тому как распускается в тепле розовый бутон. Да!
Я на него дико злюсь и хочу злиться дальше.
Так немножко легче терпеть боль.
Она медленно кружила вокруг Сенды, пристально разглядывая ее и испытывая одновременно чувство возбуждения и поражения. Каким чудом вызвать к жизни некое восхитительное видение неземной красоты, которое сможет пленять и дразнить, танцевать вальс и полонез и посрамит всех этих мерзких, богатых, сверхтитулованных престарелых светских львиц? И тут молнией вспыхнуло и засверкало вдохновение, заставив ее замереть на месте, затаив дыхание.
Если я злюсь на Дэнни, я по нему не так сильно тоскую.
Молодость.
— Может, прокатимся? — предлагает Кайл.
Невинность.
— Отчего бы нет, — соглашаюсь я. — Вот только сперва дай мороженое доесть.
Мне вспоминается один момент из «Алисы в Стране чудес» — когда она смиряется с тем безумием, что творится вокруг нее.
Простота.
* * *
Роза в пыли.
— Ты когда-нибудь каталась вдоль Золотого побережья? — спрашивает Кайл, когда мы выезжаем на автостраду, тянущуюся через весь Лонг-Айленд.
Неожиданно у нее закружилась голова, и все поплыло перед глазами. Она уже видела его: видение из тафты цвета увядающих роз.
— У тебя там маленькое гнездышко? — я выгибаю бровь. — Мой приятель Бад говорит, что семейству Хоули есть здесь чем похвастаться.
Кайл улыбается. Я вижу, что он успокаивается и уже не выглядит таким напряженным, как в самом начале этой странной поездки.
Вера Ламот жила ради таких вот минут, когда могла упиваться мощью своего творческого таланта и власти. Но лицо ее по-прежнему оставалось сдержанным и невозмутимым. Она знаком попросила Сенду медленно повернуться кругом и затем заговорила спокойно, почти мечтательно.
— Куда уж нам до состояния твоего приятеля-бармена. Подумай о капиталах Вандербильта. Кстати, не удивлюсь, если он заодно родня самой Уитмен
[27].
– Хорошо, – коротко сказала она, взглянув на графиню Флорински. – Я посмотрю, что можно сделать. Но ничего не обещаю. – Вера держалась царственно прямо, предвкушая удовольствие от того, что собиралась сотворить.
— Ага, и при такой родне он работает барменом и льет в кофе по-ирландски какую-то зеленую дрянь, которую давно пора запретить.
Кайл улыбается, но потом его лицо снова становится серьезным.
– Ну, слава Богу! – залилась счастливой трелью графиня Флорински, скрестив от удовольствия руки на своей необъятной груди. – Я знала, что могу положиться на вас, мадам! Как вы меня обрадовали! Какой груз вы сняли с моей души! – Графиня повернулась к Сенде, схватила ее за обе руки и любовно сжала их. – Ну, голубушка, мне бы так хотелось остаться с вами, но, к сожалению, долг зовет. – Она неожиданно приподнялась на цыпочки и чмокнула Сенду в щеку.
Как Бад относился к Дэнни? — спрашивает он. — Твой муж ему нравился?
Сенду тронул этот жест, но она была в ужасе от того, что ей придется в одиночестве претерпевать свою первую в жизни примерку.
Я смотрю в окно на проносящиеся мимо особняки.
— Бад в Дэнни души не чаял.
– Вам надо идти? – Голос ее звучал испуганно. – Не успела моя сказочная крестная появиться из ниоткуда, как вновь исчезает. – Она нервно прикусила нижнюю губу.
— Похоже, он многим был по сердцу.
– Нет, нет, нет, милочка. – Графиня показала рукой в сторону Веры. – Это не я ваша сказочная крестная. Это она.
Ага.
— Ко мне мало кто так относится, — произносит Кайл.
– Вы слишком добры, графиня, – проговорила портниха, стараясь скрыть удовольствие за непроницаемой маской, носить которую за прошедшие десятилетия она научилась в совершенстве.
Я бросаю на него косой взгляд. Его лицо ничего не выражает, да и тон спокойный, Кайл просто констатирует факт.
– Ну, мне пора! – пропела графиня. – Я и так слишком замешкалась. У меня столько… Господи! Цветы! – Она легонько шлепнула себя по щеке. – Господи, я совсем забыла о них. – Она улыбнулась Сенде. – Видите, как трудно устраивать такие праздники, как день рождения княгини. Вы и представить себе не можете, сколько у меня дел. Стол… музыка… цветы. Голубушка, у меня просто голова идет кругом. Не упасть бы в обморок! – Она поколебалась, затем в отчаянии поискала вокруг себя глазами и увидела на столе квадратную картонку. Схватила ее и стала яростно, как веером, обмахиваться ею. – Возможно… – запинаясь, проговорила она, – возможно, мне надо присесть на минутку… – Слова ее повисли в воздухе, и она, казалось, начала медленно никнуть и оседать.
— Да брось ты, — говорю я с осознанием долга. — Ты сгущаешь краски.
— Да ничего я не сгущаю. Всем нужны только мои деньги. На меня самого им плевать. О человеке, знаешь ли, можно судить по его друзьям.
Обеспокоенная, Сенда потянулась к ней, чтобы подхватить, но мадам Ламот кивнула своим ученицам – они бросились к графине и помогли ей опустить свое грузное тело в кресло красного дерева.