Юлдашева Мухаббат

Слезы Ситоры

Мухаббат Юлдашева

(Ташкент)

Слезы Ситоры

Длинный коридор заполнило белым дымом, но стлался он совсем низко: девочка, выбежавшая в коридор, не видела только своих ног. Поднимешь ногу вот она, опустишь - снова исчезнет в этом странном безвредном дыме.

Так, играя, высоко поднимая ноги, девочка допрыгала до самого конца коридора, до массивных округлых дверей, над которыми тревожно вспыхивал красный свет. Вход воспрещен - это девочка знала, но, заигравшись, все-таки толкнула дверь рукой.

К ее удивлению, дверь бесшумно отворилась.

Широко раскрыв голубые глаза, девочка увидела низкий просторный зал и множество голов, поднимающихся над спинками металлических кресел. Всю дальнюю стену занимал огромный экран. Круглоголовый человек в комбинезоне, отсвечивающем, как черный бархат, сумрачно вглядывался с экрана в сидящих, голос его совершенно не соответствовал хмурому волевому выражению - голос был пискляв, тонок.

- ...еще раз повторяю: подсчитайте ресурсы, определяйте уровень сознания местного населения...

Глаза говорившего вдруг расширились - несомненно, он заметил затаившуюся в дверях девочку.

- Кто это? - совсем уже тонким голосом вскрикнул он.

Мужчины встревоженно вскакивали, кто-то крикнул: \"Задержите ее!\" Ошеломленная, она не могла сделать и шагу, а потом сильный удар вышвырнул ее в коридор. Упав, почти утонув все в том же бледном безвредном дыме, девочка хотела заплакать, но кто мог увидеть сейчас ее слезы?..

* * *

Ситора проснулась.

Конечно, она проспала - будильник не зазвенел. Родители давно на работе. Ополоснув лицо, не притронувшись к завтраку, она торопливо сбежала во двор, вскочила в переполненный автобус. Люди теснили, давили ее со всех сторон, но Ситора ничего не замечала. Опять тот же сон... Она видит его не впервые... Странный коридор, эти клубы дыма или тумана, девочка, открывающая дверь... Какое странное лицо у того писклявого человека!.. А сама девочка... Как она ей знакома! Ситора, несомненно, видела ее где-то. Но где, когда?.. От напряжения, от тщетных попыток вспомнить, у Ситоры разболелась голова. А ведь экзамен не простой - гидравлика, здесь мало соображать, здесь надо знать точный фактический материал... Расстроенная, она вбежала в аудиторию, бросила на стол тетради. Доцент Низамов, насмешливо покосившись на опоздавшую, повторил:

- Итак, кто готов? - По-птичьи наклонив набок голову, он спросил еще более насмешливо: - Что, никто не готов?

Удивляясь самой себе, будто ее что-то подталкивало (а может, она просто хотела поскорее забыть этот вздорный сон), Ситора подняла руку.

- Садись сюда... - Низамов быстро просмотрел ее тетради, фыркнул: - С домашним заданием ты справилась... Но домашнее задание - это домашнее задание... Не больше... Поговорим всерьез... - Он смешно надул полные губы: - Приведи мне пример ламинарного течения. Разумеется, чисто житейский пример, и чтобы он был убедителен.

Аудитория замерла. Низамов любил задавать загадки.

Ситора опустила глаза. Этот дурацкий сон, она все из-за него позабыла... Сердясь на саму себя, вспомнила: она даже чаю не успела попить... И вдруг услышала голос, он звучал в ней самой, он подталкивал ее: \"Ну да, это же просто... Ты бросаешь в чай кусок рафинада, по его капиллярам идет вода...\"

Удивленная, она произнесла вслух:

- Если опустить в чай кусок рафинада, по его капиллярам начнет подниматься вода.

- Правильно! - удивился и обрадовался Низамов.- Из тебя будет толк, Ситора. Можешь передать это своим родителям.

* * *

Прогревшийся за день город медленно переводил дыхание, наполнялся прохладой. Мунаввар, выйдя на балкон, вздрогнула: с неба сорвалась, перечеркнула небо звезда... Эти сны... Почему они повторяются у Ситоры? Почему Ситора видит их все чаще?..

В глазах потемнело, закружилась голова. Тогда, шестнадцать лет назад, стоял вот такой же вечер, и то же небо висело над нею и над Султаном, только стояли они не на балконе в Ташкенте, а сидели в саду в одном из маленьких сел, затерявшихся где-то под Чирчиком.

Тогда Султан погладил ее по плечу:

- Не кори себя... Природа не дает нам детей, что же делать... Мы переедем в Ташкент, там много детских домов, мы выберем себе ребенка...

Мунаввар промолчала.

- Почему ты молчишь? Разве можно себя так мучить?

- Что мне сказать? - горько улыбнулась Мунаввар. - Если б я могла подарить тебе дочь или сына...

И снова молчание.

Потом подул ветерок, яростно залаял пес у соседей. Кто-то шел, шел к ним... Всмотревшись, Мунаввар увидела высокую женщину с укутанным ребенком на руках. Длинное платье на ней странно отсвечивало - материал явно незнакомый, нездешний. И сама женщина была им незнакома.

- Вы к нам? Незнакомка кивнула.

- Проходите.

- Не надо, я тороплюсь... - Взгляд женщины был тревожен, печален. - Я очень тороплюсь, помогите мне. Это моя дочь, - она нежно прижала к себе крошечный сверток. - Ее зовут Ситора - Звезда... Я вынуждена уйти, пусть Ситора поживет с вами... Она совсем еще мала, она отнесется к вам как к родителям, у вас не будет с нею хлопот... А я спешу, я вынуждена спешить...

- Постойте, постойте! - перебил незнакомку Султан. - Как так? Кто вы? Почему вы оставляете нам Ситору?

- Простите меня... - женщина грустно и беззащитно улыбнулась. - Я ничего не могу добавить к сказанному, я тороплюсь, я вынуждена уйти... Но я верю вам... Потом, позже, я постараюсь все объяснить...

И исчезла.

Вот только что стояла перед ними и вдруг исчезла. Мунаввар даже вскрикнула, прижимая к себе ребенка.

Шестнадцать лет...

Мунаввар тяжело вздохнула.

Шестнадцать лет они растили Ситору, шестнадцать лет назад они переехали в Ташкент. Как странно тогда сказала та женщина: \"Ситора не доставит вам хлопот, только храните ее от большого испуга\"... Хлопот Ситора им, правда, никаких не доставила, она стала их счастьем, но - испуг... Какой испуг?.. Может, эти сны, о которых рассказывает Ситора?.. Почему они снятся ей все чаще и чаще? Может, она переутомилась в институте, может, она слишком много читает?..

Ночь. Звезды над городом. Сердце Мунаввар сжималось; нет, никогда, уже никому она не отдаст своего ребенка!

* * *

\"Руфида - лучшая планета Вселенной\", - коротко подумал Фрам. Багровое Солнце уже уходило за холмы, тени лежали длинные и все больше удлинялись, а на смену багровому уже всходило на западе алое Солнце, превращая высокое небо в полог, горящий, как маковое поле.

- Заседание Совета начинается через двадцать минут. Фрам, тебя вызывают в Сито.

Фрам досадливо поморщился. И дома нельзя побыть в одиночестве. Он привел свой корабль на Руфиду только вчера вечером, не прошло и полсуток, а его уже зовут на Совет.

Вздохнув, он поднялся на борт машины и, плоская, серая, она стремительно поднялась над холмами Руфиды.

Сито, центр-город, походил на скопище пирамид. Но именно здесь работали центральные энергетические установки, концентрирующие энергию солнц Руфиды, именно здесь собирался Совет Руфиды, решающий самые важные проблемы.

Фрам удивился: в зале Совета были собраны астронавты и астрофизики, почему только они? И пожал плечами: да, слишком долго отсутствовал, он не может знать всех текущих дел, волнующих его соплеменников.

И вздрогнул.

- Нам грозит катастрофа!

Сафид - глава Совета Руфиды, как всегда, был немногословен, он не терял время на детали.

- Одна из звезд, она известна под названием М 13, сбросила нейтронную оболочку. Это взрыв. М 13 - одна из самых ближних наших соседок, ее взрыв грозит гибелью всему обитаемому сектору нашей галактики. Мы бессильны перед такими катаклизмами.

Зал Совета погрузился в мертвую тишину. Ее нарушил космонавт Раль:

- Ошибка исключена?

Сафид не сдержал усмешки:

- Абсолютно.

- Тогда надо срочно эвакуировать жителей Руфиды на какую-то другую планету.

- На какую? - вскинул голову астрофизик Ольф.- Ты знаешь вблизи такую планету?.. - И безнадежно махнул рукой: - Наше спасение - в больших кораблях, Мы должны построить такие корабли, оставить все другие дела и заниматься только строительством больших кораблей. Они унесут нас в космос, мы сможем, не торопясь, обследовать планеты, среди которых может найтись похожая на Руфиду.

- Сколько могут тянуться такие поиски?

Сафид не дал вспыхнуть спорам:

- Фрам, что думаете Вы?

Фрам поднял голову:

- А почему саму нашу планету не превратить в космический корабль? Почему не уйти в космос прямо на ней, ничего и никого не теряя?

- Такая перестройка планеты тоже требует времени.

- Но есть же у нас какой-то запас?

- Есть. Но немного. Примерно шестнадцать лет.

- При полной мобилизации сил можно успеть...

- Фрам! - пискляво выкрикнул из глубины зала космонавт Тин. - Почему ты молчишь о планетке, открытой твоей экспедицией в районе желтого Солнца, несущегося к созвездию Геркулеса?

- Эта планета заселена. Она заселена разумными существами, они называют себя землянами.

- Фрам! - еще более вызывающе крикнул Тин. - Почему ты не говоришь о том, что условия Земли весьма сходны с условиями Руфиды?

- Эта планета заселена. На ней обитают разумные существа.

- Они потеснятся!

- \"Потеснятся\"?!

- Это не выход, Тин, - вмешался в спор глава Совета. - Мы не можем спасать себя такой ценой. На создание разума, даже не самого совершенного, природа тратит миллиарды лет. Вправе ли мы поднимать оружие на Разумных?

Тин нехотя кивнул. Он соглашался с Сафидом, но в глубине души был уверен - этот Фрам, летавший к желтому солнцу, он побледнел неспроста.

* * *

Операция, длившаяся пять часов, наконец, закончилась. Равшан Эркинович, дежурный хирург, скинув халат, долго мыл и протирал руки, потом устало лег на кушетку. Эх, поспать бы! Но в дверь уже стучала сестра, виновато напомнила:

- Равшан Эркинович, эту девушку уже подготовили..,

- Что там?

- Аппендицит.

Опять свет ламп, ровный гул вентилятора... Бледное лицо пациентки, опущенные густые ресницы... \"Наверное, глаза у нее голубые... - отметил про себя хирург.- Она красива... По-настоящему красива.

И вздрогнул.

Кончик ланцета рассек сосуд, хлынула кровь. Но кровь девушки была... голубого цвета.

\"Что за бред!\"

- Коагулятор! - приказал он растерявшейся ассистентке. - Остановите кровотечение.

Скосив глаза на ассистентку, он пытался понять - чудится ему голубая кровь или она впрямь голубая?

Судя по испуганным глазам ассистентки - не чудится.

Наложив последний шов, он сбросил с себя халат, опять тщательно умылся и прошел в кабинет. Что за чушь? Какая голубая кровь? Он где-то читал, что есть медузы, у которых действительно кровь голубая, но на операционном столе лежала обыкновенная девушка, которую привезли в клинику прямо с улицы, где ее прихватил острый приступ.

В дверь постучали.

- Что там еще?

Сестра, вбежав, смотрела на хирурга с испугом:

- Она исчезла!

- Кто - она? Как - исчезла?

- Пациентка! Вы только что вырезали ей аппендикс. Мы везли ее в палату, и она исчезла прямо из лифта!

Равшан Эркинович онемел. Сперва голубая кровь, теперь исчезновение... Этого только не хватало!

- Вы хоть зафиксировали ее адрес, имя?

- При ней не было документов. Но имя она назвала.

- Ну?

- Ее звали Ситора..,

Хирург раздраженно пожал плечами:

- Разберитесь в этой истории сами, сестра. Я устал, я не могу прослеживать судьбу каждой пациентки. У меня, кажется, разгулялись нервы. Он усмехнулся: - Когда я задел сосуд этой девушки, хлынула кровь. И знаете, мне показалось, что кровь у этой Ситоры была голубого цвета.

- Почему показалось? - удивилась сестра. - Об этом сейчас говорят все ваши помощники...

Она вдруг схватилась за голову, помолчала, потом подняла глаза:

- Простите... Я пришла... Я пришла...

- Ну? - недоумевающе спросил хирург.

- Я забыла, зачем пришла...

- Ладно, идите, я хочу отдохнуть.

Он проводил взглядом сестру и еще несколько минут сидел, тщетно пытаясь припомнить: о чем же они разговаривали с сестрой до ее ухода?

* * *

Туман... Холодно... Чье это лицо? Почему оно так знакомо? Почему меня так тянет к этой женщине? Кто она...

Ситора открыла глаза.

Свет... Яркий дневной свет... Тот туман, он, наверное, снился... Но женщина из ушедшего сна осталась, вот она сидит рядом...

- Мама!

\"Почему я так говорю? Зачем я так говорю? Моя мама там, в Ташкенте!..\"

И услышала странный голос:

- Помогите ей... Дайте память!

* * *

- И вот Геракл зашел в гости к кентавру Фолу. А тот был хитрый, он выставил на стол вино, принадлежавшее другим кентаврам, а они обиделись, Хуршид, и напали на пирующих. Тогда Геракл рассердился и стал избивать кентавров стрелами и копьем. Те и побежали, стали прятаться. Многие, Хуршид, спрятались в доме кентавра Хирона, старого друга и учителя Геракла, но Геракл от гнева и вина уже ничего не видел - ворвавшись в дом Хирона, он ранил и его. Хирон не стал корить великого героя, он понимал - это напрасно, раны, нанесенные копьем Геракла, не заживают. Он был очень благороден, этот кентавр, Хуршид. С условием, что на Земле останется Прометей, тот, что подарил людям огонь, он сам добровольно спустился в подземное царство теней умерших - в царство мрачного Аида. Но великий громовержец Зевс тоже уважал Хирона и, вырвав его из-под земли, вознес высоко в небо, превратив в созвездие, которое люди видят теперь на своем небе...

- Что это ты пересказываешь мне, Ситора? - Хуршид взял из рук Ситоры книгу: - \"Кентавр\". Открыл наугад страницу:

- \"Здесь, в Зодиаке, то восходя, то исчезая за горизонтом, он участвует в свершении наших судеб, хотя в последнее время мало кто из живых смертных благоговейно обращает глаза к небесам и уж совсем немногие учатся у звезд...\"

- Ситора, ты сама как звезда, - улыбнулся Хуршид, и его темные глаза заблестели: - Хорошо, что мы родились не в античное время...

- Почему?

- Ты была бы богиней, ты не смогла бы полюбить меня, простого смертного.

- А разве ты для меня не смог бы стать богом?

Они засмеялись. Им было хорошо. В парке было немноголюдно, тихий ручей, растекаясь, негромко журчал у их ног. Как красиво в нем отражаются облака... Ситора наклонила голову... И еще одно облачко... А это... Что это?!

Ситора вскрикнула и отклонилась от ручья.

- Что с тобой? - Хуршид обхватил ее за плечи.

- Там, там... - указала Ситора пальцем. - Это лицо, голый череп... Я видела его где-то!

Валерия Юрьевна Аальская

- Там ничего нет!



- Я боюсь, - сказала она. - Уведи меня отсюда.

Апокалипсис 4ever

* * *

Хуршид... Где он?.. Почему вокруг туман? Чей голос ведет, указывает ей - правее, еще правее, теперь вперед...

- Ситора!

Самая большая ложь — это неверно понятая правда У. Джеймс
- Мама!

Опять эта женщина! Почему я называю ее мамой? Моя мама Мунаввар, она ждет меня дома...



- Ситора? Ты узнала меня?

И чей-то голос звучал внутри: \"Это твоя мама, Ситора. Вспомни. Это твоя мама...\"

…Это был самый обычный день, двадцать первое декабря две тысячи двенадцатого года. Совершенно обычный день.

- Сядь, Ситора, - печально сказала женщипа. - Я хочу посмотреть на тебя. Я соскучилась по тебе, Ситора.

Все было как всегда — и унылый рассвет, и колючее, холодное зимнее солнышко, и деревья с окончательно облетевшими за ночь листьями, и промерзшая земля, и покрытые тонким ледком лужи, и высокие пенистые волны, бьющиеся о причал.

Они помолчали.

И девятиэтажные дома красного кирпича, унылые свечки — издевательство над архитектурой, и \"зуб мудрости\", обросший зеленой плесенью строительных лесов, и памятник Ленину, указывающий перстом куда-то вдаль, на котором сидит наглый, взъерошенный голубь, и огромные грязные часы, не чищенные с конца двадцатого века. И дата, проставленная под часами — двадцать первое декабря.

- Ты удивлена, ты испугана, ты не узнаешь меня... Я твоя мама, Ситора, я вернулась, я обещала вернуться... Но ты не смотришь на меня, ты привязалась к Земле... Не бойся... Я выкрала тебя из клиники, я вычеркнула из памяти врачей даже сам факт твоего пребывания в клинике, но я ничего не сделаю вопреки твоей воле... Главный выбор ты должна сделать самостоятельно...

И люди, вечно спешащие и вечно опаздывающие, не обращающие никакого внимания на обычную и привычную жизнь вокруг, и автобусы с рекламой окон, наклеенной прямо на окна, и бесконечные ряды машин самых разных марок и расцветок, одинаково, вне зависимости от стоимости, застрявшие в пробке длиной с весь город.

- Какой выбор?

Это был самый обычный рассвет самого обычного дня.

- Ты родилась среди звезд, Ситора. Твоего отца зовут Фрам. Совсем маленькой ты имела несчастье попасть случайно в сверхсекретный зал связи. По закону ты должна была быть убита, я хитростью вынесла тебя из корабля, но сама должна была вернуться. Те, кого ты называешь отцом и матерью, лишь вырастили тебя. Я - твоя мать, Ситора. Меня предупреждали: я потеряю тебя. У меня не было возможности вернуться за тобой быстро, мы были заняты спасением твоей родной планеты - Руфиды. Теперь она спасена, теперь она, как космический корабль, самостоятельно плывет в пространстве. Я вернулась за тобой, Ситора. - Голос женщины изменился: - Кажется, я опоздала...

Шура ехала в автобусе, забитом сонным народом, спешащим на привычную работу, стояла, зажатая между толстой бабой в дурацком розовом плаще с огромной клетчатой сумкой модели \"да здравствуют гастарбайтеры\" и ужасающе тонким, как трость, седоватым мужчиной с черным, изрядно потертым дипломатом.

- Почему? - на глаза Ситоры невольно навернулись слезы.

Ехала, изредка потирая глаза и опасаясь размазать при этом косметику, и слушала полусонные переговоры невыспавшихся горожан.

- Ты выросла на Земле. Тебя коснулось самое сильное чувство разумных любовь. Даже испуг, запрограммированный как вспышка неожиданной памяти, не смог вырвать тебя из пут этого чувства. Память то возвращалась к тебе, то отступала - вспомни экзамен, вспомни то, что ты считала снами... Теперь я бессильна, Ситора. Ты - моя дочь, но ты теперь и дочь Земли... Только собственное решение позволит тебе забыть Землю...

В самом конце автобуса, забившись на пятиместный диванчик всемером, сидела колоритная группа ребят приблизительно школьного или раннестуденческого возраста. В самом центре, на коленях у очкастого парня в достаточно чистых джинсах и относительно белой рубашке пристроилась девушка-нефр, в камелотах с черепами, черной футболке с полной луной и обтягивающих черных джинсах. Слева от парочки с немалым трудом умостилась тройка парней с весьма замысловатым безобразием на голове и тремя скейтами (собирались они явно не в учебное заведение). Справа сидела еще одна девчонка с приметным мелированием в модный черно-розовый и в ужасающе короткой курточке (это в не слишком теплом декабре!) и девушка во всем черном, но при этом до ужаса классическом, упорно делающая вид, что она здесь ни при чем.

- Нет, нет! - испугалась Ситора и это, правда, был настоящий испуг. Я не могу. Как я оставлю маму, отца? Как я оставлю Хуршида?

— Медленно едем, — первой не выдержала тишины та самая девушка. — Поль, а мы не опоздаем?..

И совсем уже неуверенно добавила:

— Не парься, первым МХК, а историчка едет с Русского — там пробка почище, — отмахнулась девочка с мелированием. Шура рассмотрела пирсинг в виде черепа в нижней губе.

- Мне очень жаль вас... Может, вы останетесь с нами?

Немного помолчала и, не удержавшись, сказала:

- Я знала...

— Слышала небось, бюджет на 2013 уже утвердили.

- Что вы знали?

— Э-э-э… а ты об этом знаешь?..

Женщина промолчала, в ее огромных глазах светились печаль и жалость. Потом она попросила:

— А что?..

- Дай руку.

— Я думала, ты новости не смотришь…

Ситора послушно протянула к ней руку и почувствовала мгновенную острую боль.

— Я не смотрю. Просто интересно, зачем им бюджет, если сегодня двадцать первое?..

- Ах!

- Не бойся, это уже прошло. - Женщина нежно погладила Ситору по волосам. - Одно мгновение и все прошло... Теперь твоя кровь такая же, как и у всех землян... Я знала, ты останешься с ними, Ситора... Помнишь, ты пересказывала Хуршиду книгу о кентаврах? Они сильно отличались от людей, Ситора, они были кентаврами... Я не хочу, чтобы ты отличалась от тех, кто тебя принял... Теперь ты сама будешь такою же, как все другие на Земле.

— А. Да.

- А ты? Ты? - Ситора уже не скрывала слез. - Мы не увидимся?

Девчонки снова умолкли. Через некоторое время автобус, покачнувшись, остановился на главной площади; на Шуру упала та самая клетчатая сумка, а когда она восстановила статус-кво, на том приметном месте в конце автобуса уже сидела толстая тетка в зеленой куртке.

- Время никогда не стоит на месте, Ситора... Время постоянно течет... Пусть не мы, пусть наши потомки, но мы не можем не встретиться...

Парочка нефр-очкарик мирно целовалась, никому не мешая и никого не отвлекая.

- Почему не сейчас?

— Эй, ты чего делаешь?! — возмутилась девушка.

- Ты еще не поймешь моих объяснений, Ситора.

— Расстегиваю куртку, — малопонятно пояснил очевидное очкарик. — Слушай, а давай сегодня ко мне, а?..

— А универ?.. — неуверенно возразила нефр, в которой трудно было заподозрить усердную студентку — при всем шурином воображении.

* * *

— Да брось, сегодня уже двадцать первое…

Вечером улица Навои вся в огнях. Высоко над городом горят звезды. Они мерцают, они всматриваются в улицы, в окна домов, в лица прохожих, они неустанно глядят на ночную Землю. Слезы это? Глаза? Чем связаны звезды с нами? Что помним мы о себе?

— А… Да…

Кто знает...

На горпарке сошла и парочка — то ли отправилась к парню домой, то ли все же решила не прогуливать.

За окном окончательно рассвело, и сквозь мутный, серовато-розовый туман видно было спешащих по делам местных жителей и загадочные остовы зданий.

Город жил своей обычной жизнью, несмотря на то, что было уже двадцать первое декабря 2012 года, и все мистически настроенные жители, знающие хоть что-нибудь о майевском календаре, с самыми разными чувствами ждали приближающегося Апокалипсиса, назначенного на полдень.

Шура доехала до работы, и все утро пересчитывала оставшиеся в продаже книги с целью перераспределения их по полкам.

В районе обеда глянула на часы. Было 11:59.

Она немного понаблюдала за секундной стрелкой, едва перевалившей за четверку, вернулась к книгам.

Когда она обернулась снова, было уже 12:01.

На улице мирно шуршали шинами редкие в такое время машины. Одинокий прохожий, крепко держась за постоянно слетающий капюшон, короткими перебежками приближался к продуктовому магазину.

Апокалипсиса не случилось. Шура припомнила, что прошлый Апокалипсис назначался на тридцать первое декабря двухтысячного года, но тоже так и не случился.

Она отработала все свои сутки и с утром поехала обратно, домой.

Это был самый обычный день, двадцать второе декабря две тысячи двенадцатого года. Совершенно обычный день.

Все было как всегда — и унылый рассвет, и колючее, холодное зимнее солнышко, и деревья с окончательно облетевшими за ночь листьями, и промерзшая земля, и покрытые тонким ледком лужи, и высокие пенистые волны, бьющиеся о причал.

И девятиэтажные дома красного кирпича, унылые свечки — издевательство над архитектурой, и \"зуб мудрости\", обросший зеленой плесенью строительных лесов, и памятник Ленину, указывающий перстом куда-то вдаль, на котором сидит наглый, взъерошенный голубь, и огромные грязные часы, не чищенные с конца двадцатого века. И дата, проставленная под часами — двадцать второе декабря.

И люди, вечно спешащие и вечно опаздывающие, не обращающие никакого внимания на обычную и привычную жизнь вокруг, и автобусы с рекламой окон, наклеенной прямо на окна, и бесконечные ряды машин самых разных марок и расцветок, одинаково, вне зависимости от стоимости, застрявшие в пробке длиной с весь город.

Это был самый обычный рассвет самого обычного дня.