Феликс обиженно хлопнул ресницами. И она открыла перед ним дверь…

О зяте мать Виктории Власовой заговорила сама:

— Вике помогли поступить в институт родители Феликса. Феликс — это мой зять, Викин муж и отец Снежаны.

— Когда Вика и Феликс поженились, ее устроили в институт? — уточнил Волнистый.

И машинально посмотрел на часы. Где же сам Феликс?

Мать Виктории Власовой прикинула что‑то, потом покачала головой.

— Нет, не так. Сначала Вика поступила в институт, а потом вышла замуж за Феликса. Конечно, его родители были против. Даже на свадьбу не пришли. Денег, правда, дали. На этот дом. Откупились. Чтобы, значит, молодые больше не беспокоили.

Волнистый задумался. Многие ссорятся с сыном из‑за неугодной снохи, но чтобы не прийти на свадьбу… Наверное, Вика очень постаралась…

…Она очень постаралась. Феликс отныне ходил за ней, как бычок на веревочке. Вика собой гордилась. Вот я какая! Красивая, умная, предприимчивая! Он изменился совершенно, словно все время мечтал только об одной девушке, а именно о Вике. Его мать сделала все, чтобы расстроить брак сына с девушкой из бедной и к тому же неполноценной семьи. Первым делом она предложила Вике деньги. Встретила у школы накануне выпускных экзаменов и спросила:

— Вы, девушка, кажется, собираетесь поступать в наш институт? Не лучше ли уехать из города и попробовать силы в другом месте? Материально мы поможем… Если вы оставите нашего сына в покое. Хотите получить образование?

Но дело в том, что Вика хотела и образование, и Феликса. К тому времени они уже стали любовниками: мать Виктории частенько уходила на ночное дежурство, и квартирка была в их распоряжении. Она быстро вошла во вкус. Оказалось, что любовь — это замечательно! Феликс — настоящий мужчина! Вика отдавалась ему страстно, и он приходил от этого в бешеный восторг. Целуя ее, шептал: «Ты лучше всех». Вика твердо знала одно: хочу Феликса. Только Феликса. Навсегда. И ребенка только от Феликса. Поэтому на предложение его матери Вика ответила:

— Образование я получить хочу. Только не в чужом городе, а в нашем.

— Если оставите моего сына в покое, в этом же году станете студенткой.

Будущая свекровь Вику недооценила. Она думала, что у сына это скоро пройдет. Натешится и успокоится. Девка не красавица, есть и получше. Все шло по плану: Феликс перестал пропадать целыми днями у Вики и оставаться у нее ночевать. Ему выбрали невесту из хорошей семьи, и он послушно стал с этой девушкой встречаться. Состоялось оглашение помолвки, или сговор. Будущие родственники присматривали для молодых квартиру в центре города, а Вике обеспечили успешные вступительные экзамены. Это было несложно, потому что способности к математике у девушки оказались неординарные. Феликс оттянул свадьбу до осени, а как только Вика стала студенткой, спокойно объявил родителям, что пошутил. Женится он только на Вике и ни на ком другом. Какими только словами преподавательница института не обзывала девушку, на которой собрался жениться сын! Она рассказала ему про Викину подлость, про то, что та отказалась от Феликса в обмен на институт. Но сын посмотрел на мать с улыбкой.

— Неужели ты думаешь, что я этого не знал? Мы с Викой давно эту тему обсудили. Она все сделала правильно. Обвела вас вокруг пальца. И поэтому я ее еще больше люблю.

Отлучение после этого состоялось по полной программе. Конечно, свекрови было по силам просто вышвырнуть сноху из института после первой же сессии. Но она решила: пусть Виктория сдастся сама. Поживет немного со своим драгоценным Феликсом без всякой материальной поддержки. Молодых отделили. Купили плохонький дом без всяких удобств — с печкой вместо центрального отопления и туалетом во дворе. Денежный канал Феликсу перекрыли совсем. Он же обрадовался и перевелся на заочное. Устроился на работу. Наконец‑то родители оставили его в покое! Сначала все трудности воспринимались как игра. До совершеннолетия Вики они жили, не расписываясь, потом сыграли свадьбу. Вика праздновала победу. Она получила то, чего хотела, и еще не подозревала о том, что пройдет несколько лет — и столь страстно желаемое счастье окажется обузой…

— А где сейчас ваш зять? Где Феликс? — осторожно спросил Сергей Павлович.

— На работе, — спокойно ответила женщина. — Скоро на обед придет.

Волнистый удивился. Так просто? Убил жену, вернулся домой, пошел на работу.

— Он ведь недавно уезжал в Москву? Когда вернулся?

— Я точно не помню. У Феликса был отпуск в конце августа, и он решил поехать к Вике.

— Она сама сообщила адрес?

— Не знаю, — прошептала женщина. — Феликс долго собирался ехать. Сначала, еще по весне, отправился зачем‑то в областной центр. Взял на работе отгул. Вообще‑то в городе с работой плохо. Отец Феликса давно уже не у дел, но мать еще в силе. Заведующая кафедрой в нашем институте. Поступить туда по‑прежнему трудно, вот Валентина и не гнушается. Взятки берет, как не брать? Люди говорят… Кто‑то из ее знакомых пристроил Феликса на хорошую работу. А последнее время Вика много присылала. И ему, и Снежане.

Женщина всхлипнула, потом зарыдала в голос. «Как же так? Вики больше не‑е‑ет…» Маленькая девочка, не обращая на бабушку внимания, возилась с игрушечным трактором.

Оказывается, Феликс и не собирался скрываться. Вернувшись из Москвы, он спокойно ходил на работу. Вечера проводил с дочкой, днем оставлял девочку с тещей. А та ничего плохого о зяте сказать не могла. Вот дочь она не понимала. Ну чего человеку не хватало?

— Когда все‑таки он приехал? — повторил вопрос майор Волнистый. — День недели не помните?

— Понедельник. — Женщина всхлипнула. — Ему в понедельник надо было на работу. Он приехал утром, сказал, что не спал всю ночь. Но все равно пошел. Работа хорошая, за нее надо держаться.

— Сколько времени занимает дорога от Москвы? — обратился к лейтенанту Сергей Павлович. И сам же ответил: —Часов двенадцать, если на «Жигулях». Значит, Феликс вполне мог в семь вечера быть еще в столице. Скажите, а его родители вам все еще не помогают?

— Валентина вроде бы оттаяла. Внучку не жалует, говорит, что Снежана на Вику похожа, а не на Феликса, но к сыну теперь захаживает. Материнское сердце не камень. Не скажу, что плохо они жили, Вика и Феликс. Как все. На жизнь хватало. Вещи он ей хорошие покупал. Ничего не жалел.

— Отчего же все‑таки она подалась в столицу?

— Да я уж и не знаю, — вздохнула мать Нэтти. — Бывало, сидим мы с ней вечером у телевизора, она вздохнет да и скажет: «Мама, скучно. Кажется мне, я для другого рождена. Тесно мне здесь». Не понимала я ее. А что до ребенка, так вы не сомневайтесь. В школу соберем, научим, прокормим. Папа у девочки есть. Да. Папа.

— Папа, — повторила девочка и подняла голову, прислушиваясь.

Волнистый вспомнил, что время уже к обеду. Они приехали около десяти часов утра, а сейчас полдень. Судя по всему, в это время Снежана ждала отца.

За окном послышался шум мотора.

— Папа, — уверенно сказала Снежана. — Папа никогда не обманывает и не опаздывает.

Он пригнулся, входя в комнату. Притолока была очень уж низкой. В одной руке мужчина держал подтаявшее мороженое, в другой хозяйственную сумку. Снежана захлопала в ладошки, бросила трактор и побежала к отцу. Феликс дал девочке мороженое и улыбнулся. Потом посмотрел на тещу.

— Я вижу, мама, у нас гости.

Потом протянул ей хозяйственную сумку со словами:

— Мясо на работе давали. В счет зарплаты. В холодильник положи. Что с тобой? Почему в слезах?

— Ой, Феликс! — заплакала женщина. — Викушу‑то нашу убили!

— Да ну? — Он вскинул темные брови. Потом усмехнулся: — Значит, судьба, мать. Так вы, граждане, из Москвы? Что ж ехали в такую даль? Дали бы телеграмму, я и сам мог приехать.

Его спокойствие Сергея Павловича потрясло. «Он убил», — уверенно подумал майор Волнистый. Феликс, без сомнения, знал, что Вики в живых уже нет. Поскольку теща не двигалась с места, тот сам отнес в холодильник пакет с мясом. Глядя на него, Сергей Павлович подумал, что нервы у парня крепкие.

— Ну что, мать, есть‑то, будем? — непринужденно спросил Феликс. — И гостей корми.

— Послушайте, вы! — вдруг накинулся на него лейтенант Попугайчик. — Нэтти больше нет! А вы тут есть собираетесь!

— Нэтти? Что это такое? У меня обеденный перерыв всего час. Извините.

Мать Виктории всхлипнула, взяла со стола фотографии и паспорт, которые привез Сергей Павлович. Протянула Феликсу.

— Глянь‑ка. На себя не похожа. В паспорте и вовсе чужая девка. Феликс, отчего в Викином паспорте эта фотография?

— Какая фотография, мать? — Он взял документ и снимки убитой Нэтти.

За те несколько минут, что Феликс держал их в руках, он изменился совершенно. Паузе, казалось, не будет конца.

— Это же Вика? Вика! — услышал Сергей Павлович. — Но… как же так?!

Феликс долго не мог говорить. Он просто сидел, закрыв лицо руками. Девочка дергала отца за рукав и все время спрашивала:

— Папа, папа, почему ты не ешь? Давай обедать! Наконец Феликс заговорил сам с собой, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Чего ей не хватало? Ну чего? Что я для нее не сделал? Еще в школе я знал, что если женюсь, то только на Вике. Тогда я был ниже ее ростом, на полголовы. И по этому поводу комплексовал. Боялся к ней подойти. Страстно мечтал вырасти, упражнения дурацкие делал. Я и заметил Вику потому, что она возвышалась надо всеми остальными. Самая умная, самая красивая. Она участвовала во всех математических олимпиадах, в которых и меня мать заставляла участвовать. Тащила силком в высшее образование. Мне всегда казалось, что я занимаю именно Викино место. Я ею восхищался. Потом я все‑таки вырос. И поступил в институт. Я искал ее на всех дискотеках, но Вика туда не ходила. У нее не было подруг, которые могли бы нас познакомить. Я ходил по улицам, думая, что когда‑нибудь встречу ее. Встречал, говорил глупости и убегал. Отчего так? С другими мог все, с ней — ничего. Но однажды встретил‑таки Вику на дискотеке. Она пришла туда с книжкой. Терпеть не могу стихов! Я выделывался на сцене как мог, а она скучала. Потом села на стул и уткнулась в книжку. И тогда я понял, что Вика хочет понравиться именно мне. Человек, которому просто скучно, не выбирает такие ракурсы. Я видел ее ноги и чувствовал, что внутри все дрожит. Мне весь вечер хотелось отобрать у нее эту книжку. Неужели нельзя было просто сказать, что я ей нравлюсь? Она любила строить завоевательные планы. Я потом это понял, когда случилась история с ее институтом. Неужели я не мог просто уговорить мать устроить туда Вику? Или с преподавателями поговорить? Я многих из них хорошо знал, мы вместе встречали праздники. Для Вики я сделал бы все. Но она не хотела просто так и от кого‑то. Сама, своим умом. Зачем? Никогда не мог ее понять.

Он беспомощно посмотрел на Сергея Павловича. «Пусть выговорится», — взглядом дал тот понять лейтенанту Попугайчику.

— А потом я пригласил ее танцевать. И подумал: наконец‑то! У меня появился шанс! Мы стали встречаться, потом поженились. Что я для нее не сделал? — в отчаянии повторил Феликс. — Показалось тогда, что я победил. Я был счастлив. С любимой женщиной, с дочерью, которую она мне родила. Девочку назвали Снежаной. Я даже не стал спорить, я вообще с ней не спорил. Вике всегда хотелось чего‑то необыкновенного. Она говорила, что задыхается здесь, в маленьком провинциальном городке. Я часто спрашивал, чего ей не хватает. Любви? Я любил ее безумно. Денег? Мы жили не хуже других. Я старался как мог. Квартиры? Мать со мной помирилась, я бы мог уговорить родителей разменять их трехкомнатную квартиру на две. Но жена отвечала только одно: «Мне скучно». Ей было скучно! Представляете?! После рождения ребенка Вика перевелась на заочное отделение. Дома ей надоело сидеть уже через год. Она изнывала, занимаясь хозяйственными делами. Просила устроить ее на работу. Но куда? В школу? Там нет мест. Учреждений в городе немного, а там та же скука и серость. Сплетни, бесконечные чаепития, томительное ожидание окончания рабочего дня. Вика выдержала в одной такой конторе несколько месяцев. Потом решила, что у нас мало денег. И пошла работать продавцом на лоток. Там платят хорошо. Но работа тяжелая. Весь день на улице, независимо от погоды. Я был против, но спорить с ней не стал. Знал, что долго она не выдержит, это же каторжная работа! Она стала приходить поздно, иногда подвыпивши. Однажды я почувствовал от Вики странный запах, незнакомый. Потом понял: марихуана…

Феликс надолго замолчал.

…Вике было откровенно скучно. Всего, чего хотела, добилась, а счастья нет. Вышла замуж за любимого и престижного мужчину, поступила в институт, родила ребенка. Даже свекровь готова пойти на мировую. Сын‑то один! Бури прошли, наступил полный штиль. Вот этого‑то она и не выдержала. Что дальше? Жить как все, заниматься домашним хозяйством, рожать детей?

Рожать детей оказалось тяжело и очень больно. Материнский инстинкт у девятнадцатилетней Виктории так и не проснулся. Когда принесли на первое кормление сверток, из которого выглядывало желтое личико орущего ребенка, Вика посмотрела на него с недоумением: и это мне? После всех мук еще и бессонные ночи, пеленки, болезни, детские поликлиники? Конечно, Феликс был хорошим мужем. Почему‑то он для радостей отцовства вполне созрел. Вика с недоумением смотрела, с какой нежностью и терпением муж укачивает на руках орущую девочку. И дочка у него сразу затихала. Феликс любил их ребенка, а Вика выполняла свой долг. Она твердо решила, что до года выдержит все. Надо пройти и через это. Но после…

Она заявила, что должна работать, и с ребенком стала сидеть мать. Первая работа Вике не понравилась. Тоска. И денег платят мало. Коллектив женский. Серость! Лучше уж сидеть дома и пилить Феликса. Денег мало, жить скучно. Повод всегда найдется. Но у мужа было адское терпение. Когда жена начинала сыпать упреками, он заводил старенькие «Жигули» и вез ее на природу, на пикник или к друзьям. Доставал где‑то денег, покупал ей новые наряды. Она злилась еще больше.

Вике хотелось иметь много денег. Очень. Чтобы ни в чем себе не отказывать — заходить в бары, пить дорогое вино, на рынке покупать самые модные тряпки. Где взять такие деньги? У частников! Феликс, который мог начать свое дело, заниматься этим категорически отказался.

— Мне дороже моя семья. Дочка и жена, которым я нужен живым и здоровым, — сказал он. — Или нет?

Феликс вопросительно смотрел на Вику. Она подумала: «Трус! Даже если бы тебя и убили… Подумаешь! Нашла бы другого». И сама удивилась: ведь была любовь к нему! И прошла. Как? Когда? Быт заел. Надо срочно что‑то придумать. И Вика придумала. В ее жизни появился другой мужчина. Феликсу она изменила легко, и особую прелесть начала находить во вранье. Надо же! Муж ничего не подозревает! В жизни появился элемент игры. Она теперь находила особое удовольствие в том, чтобы днем быть с любовником, а вечером отдаваться мужу. У любовника водились деньги, он был женат и предпочитал о своей связи с Викой не распространяться. Все устроилось наилучшим образом, но… Через год ей опять стало скучно!

Любовник предложил верный заработок. Расчет сразу по окончании рабочего дня, таланты не требуются, дипломы тоже. Надо лишь уметь хорошо считать, желательно в свою пользу, а не в пользу покупателя. И Вика стала торговать с лотка рыбой. Селедкой, горбушей, скумбрией. Целыми днями, с утра до вечера. Тогда же она научилась работать как каторжная и бороться со своими капризами. Зато капризничали покупатели. За свои деньги люди хотели и дешево, и качественно, а во всех недостатках товара был виноват продавец. Вику не жалел никто. Никто не думал о том, как трудно молодой девушке целыми днями, в любую погоду стоять на улице. Раз она зарабатывает кучу денег, должна быть довольна. Ей завидовали, за спиной сплетничали. Знакомые презрительно фыркали.

— Стоило учиться в институте! А как она получила эту работу, вы знаете?

Даже мать осуждала.

— Бросила бы ты это, дочка. Феликса пожалей.

— Бросить что?

Вика в упор смотрела на нее. И мать первой j опускала глаза. Ей было стыдно за дочь, а Вике I хоть бы что!

Феликс же терпел. О том, что жена ему изменя‑I ет, он не знал. Или… делал вид, что не знает. Его I жалели, правды не говорили. Вика бесилась. Она не понимала: почему все на его стороне? Ее кто I поймет? Ведь это она — жертва! К тому же она деньги зарабатывает! Семью кормит! А все в один го‑| лос: «Бедный Феликс!»

Работа была тяжелая, а когда наступили холода, стала еще тяжелее. Вика начала выпивать. Сначала — чтобы согреться, потом по инерции. Чтобы расслабиться. Наконец дело дошло и до марихуаны. Феликс долго принюхивался, потом спросил:

— Ты что — начала принимать наркотики?!

— Да это же трава, — отмахнулась Вика.

— Ты с ума сошла?! Все с этого начинают!

И впервые за несколько лет совместной жизни муж отвесил ей звонкую пощечину. Оказалось, что Феликс не такой уж безвольный. После этого случая он категорически потребовал, чтобы Вика ушла с работы. Пригрозил не только развестись, но и отобрать ребенка. Вика и сама уже поняла: надо завязывать. И со случайными связями тоже. Не хватало еще пойти по рукам! Уж если продавать себя, то дорого. С работы она ушла, но зло на мужа затаила. Решила сбежать из дома. Пока Феликс рядом, он не допустит ни ее падения, ни возвышения. Вика стала грезить о Москве…

— Феликс, а когда Вика сбежала, вы сразу стали ее искать?

— Искать? — Он усмехнулся. — Я вздохнул с облегчением. После истории с рыбой Вика успокоилась на год. Сидела дома, телевизор смотрела. Но я чувствовал: что‑то замышляет. В доме подозрительно тихо. Не такая она женщина, чтобы довольствоваться ролью домохозяйки. Слава богу, с выпивкой завязала и на наркотики не подсела. А однажды прихожу с работы — на столе записка: «Снежану заберет из садика мама. Я уехала навсегда. Прощай. Вика». Я кинулся к шкафу посмотреть, какие она вещи взяла. У меня и в мыслях не было, что Вика подалась в Москву. Она там ни разу не была, столицы побаивалась; По моим подсчетам, Вика должна была вернуться, когда закончатся деньги. Кто бы ее взял на работу? Институт она, конечно, закончила. И какие‑то курсы. И амбиций у нее было через край. Но Вика даже не представляла себе, что такое Москва! А я там бывал. И знал, что там таких, как моя жена, пруд пруди. Предприимчивых. Но прошло около двух месяцев, и от Вики пришло письмо. Из Москвы. Обратный адрес: почтовое отделение такое‑то, до востребования. Мол, устроилась секретаршей, зарабатываю хорошо, ждите денег. И черт меня дернул спустя неделю посмотреть телевизор! Я простудился. Всегда болею весной — сырость, слякоть… Сидел дома днем, пил аспирин… Переключился на канал, где по будням показывает свои программы областное телевидение. Смотрю — отчет о конкурсе красоты. Как всякий нормальный мужчина, я не прочь поглядеть на симпатичных девушек. Тем более в купальниках. Не скажу, что сразу узнал свою жену.

Никогда не представлял Вику блондинкой. Потом пригляделся: она! Соскучился очень. Сначала обрадовался, — когда победила. Потом опомнился: ну какой конкурс красоты? Какая ж она мисс? Сколько лет, как миссис Власова! И ребенок у нее! Я испугался: Вика явно заигралась! Это не шутки, туда люди деньги вкладывают. Первым делом поехал, конечно, в областной центр. Справки стал наводить. Что за девушка победила, откуда? Ну и вытянул в итоге адрес модельного агентства Раскато‑вой. В Москве. Поехал не сразу. У меня работа, ребенок, да и денег на поездку надо собрать. Хотя твердо решил Вику оттуда забрать. Не понимал только, почему она пишет о секретарской работе и большие переводы присылает. У меня было такое чувство, что она от меня откупается. И от дочери. Я не мог поверить, что все кончено. Все‑таки была у нас с ней любовь. И наконец‑то решил ехать. Взял очередной отпуск. И вот в один прекрасный летний день приезжаю в Москву и первым делом иду в модельное агентство. Скажу сразу: мне там не понравилось. Особенно ее окружение. Дик какой‑то, Алекс, Эжени. И Вику они звали по‑дурацки: Нэтти. Ну что за Нэтти? А когда, кто‑то назвал Вику Наташей, я просто растерялся. Вспомнил, что и в областном конкурсе красоты победила Наталья Белова. Не Виктория Власова. И понял, что, кроме всего прочего, Вика присвоила себе чужую биографию. И подделала документы. Такое меня зло взяло! Из одного, извиняюсь, дерьма ее вытащил, так она в другое вляпалась! С законом вздумала шутить! Ну что за женщина! Хоть бы о дочери подумала! — сказал он с отчаянием.

Теща при этих словах громко всхлипнула.

— Мама, уведи Снежану, покорми, — сдавленно сказал Феликс.

Та послушалась.

— Вы успокойтесь, — посоветовал лейтенант Попугайчик. — Водички попейте.

— Водички? Нет, спасибо. В общем, я решил с ней поговорить. Выяснить, что можно сделать и как из этого выпутаться… А она увидела меня и испугалась. Но я не собирался кричать на весь офис: «Посмотрите! Это Виктория Власова! Это моя жена!» Отозвал Вику в сторонку, поинтересовался, как дела. Она поспешила меня оттуда увести. Мы объяснились в каком‑то маленьком кафе, названия не помню… Музыка все время мешала… Я не узнавал свою жену. Она и не она. Какой дурак сделал из Вики красавицу? И зачем? При ее амбициях это была смерть. И я понял, что жены у меня больше нет. Наглая, самоуверенная, развязная особа. Барыня. Со мной — как с прислугой. Как и не было ничего. Она сразу предложила мне денег. Много. За молчание.

Феликс невольно поморщился.

— Вы ее ревновали? — спросил Волнистый.

— К кому? К этому Дику? Смешно… Я сразу понял, что она его не любит. Бедный парень! Очередная ее игрушка. Между нами так много общего!.. — Он усмехнулся. — В Москве я прожил две недели. Сначала жил у знакомых, а потом переехал к Галицкому.

— Куда? — удивился Сергей Павлович.

— К Герману… Как его… Георгиевичу. На дачу. А что? Места там много. Герман подошел ко мне на улице. Я как раз посетил вместе с Викой его стервозную жену. Эту, как ее? Зинаиду Николаевну.

— Зачем?

— Надо было. Я до сих пор в толк не возьму, как же так вышло… Сначала Вика познакомила меня со своей подругой. Вот ее‑то и звали Натальей Беловой. Но я все еще ничего не понимал. Потом мы с Викой поехали к Галицкой. Я, конечно, не знал, кто она такая. Вика просто показала ей меня и заявила: «Зинаида Николаевна, остальные деньги вы отдадите этому человеку. Когда у вас появится нужная сумма. Только ему. Лично».

— Какие деньги? — еще больше удивился Сергей Павлович. — За что?

— Из того свертка, что Галицкая передала моей жене, Вика взяла тысячу долларов, — словно не слыша вопроса, продолжил Феликс. — Мы для этого зашли в магазин. А остальное отдала мне. Сказала, что для дочери.

— И сколько там было?

— Еще четыре тысячи долларов. Рублями.

— А потом?

— Я проводил Вику до метро. И тут ко мне подошел Галицкий. Классный мужик! Я думал, что богачи не такие. Но Герман совсем другой. Он спросил, о чем Нэтти говорила с Зинаидой. А они ничего и не говорили. Во всяком случае, при мне. Нэтти, то есть Вика, просто взяла деньги. И все. Герман предложил переночевать у него на даче. Была суббота. Он улаживал какие‑то дела перед отъездом. В воскресенье утром уехал. Наташа тоже. Мы много разговаривали. Мне показалось, что Герман следил, как бы я чего не наделал. Специально держал меня при себе.

— А чего он боялся?

— Не знаю. Вика меня ни о чем не просила. Сказала только: уезжай.

— Вы знали, что Ричард Носков — любовник Нэтти?

— Слушайте, неужели нельзя ее по‑другому называть? Ну не нравится мне, когда мою жену называют Нэтти! Думаете, я не знал, что она мне изменяет? И раньше бывало. Догадывался… Он пытался выяснить со мной отношения. Этот, как вы сказали? Носков? Он приехал к Галицкому на дачу. С утра пораньше. И мы поговорили. Я ведь накануне позвонил Вике, сказал, что переночую у Га‑лицкого. Она удивилась, а потом рассмеялась. Думаю, что передала это Носкову как анекдот. А он решил со мной познакомиться.

Феликс взял в руки фотографию. Теперь женщина, из‑за которой они повздорили с человеком, именующим себя Ричардом Эдуардовичем Носковым, была мертва…

…Тот приехал рано утром, словно знал, что Галицкий и его невеста на работе. Оставил у калитки «Форд». Поднятой с земли палкой провел по штакетнику; раздался неприятный треск: тр‑р‑р… Потом крикнул:

— Эй! Люди есть?

Феликс возился со своими «Жигулями». Он уже решил, что пора собираться домой. В Москве ему делать больше нечего. Одну из ночей они с Викой провели вместе — когда знакомые, предоставившие Феликсу кров, уехали на дачу и оставили московскую квартиру пустой. Вика была страстной, как в былые времена, и Феликс понял, что это прощание. Жена с ним ехать на родину не собиралась. Наоборот, строила планы на будущее, одним из которых тут же поделилась. Феликс ушам своим не поверил.

— Ты с ума сошла? Всему же есть предел! Ты этого не сделаешь!

— Трус, — зевнула она.

Да, жена изменилась. Новая Вика Феликсу не нравилась. Она стала злой и очень опасной.

— Уж не думаешь ли ты, что это буду я? — настороженно спросил он.

— Нет. Не думаю. От тебя мне нужно другое. Ты в воскресенье уедешь. И будешь ждать телеграммы. Потом сделаешь то, о чем я просила. И на этом мы расстанемся на время. Потом я тебя найду.

— Зачем? — удивился Феликс.

— Затем, что я тебя люблю.

Вика потянулась к нему, обвила, словно виноградная лоза — гибкая, легкая, постройневшая и помолодевшая. Но Феликс отстранился.

— Постой… Я не понимаю такой любви. Ты сбегаешь из дома, живешь неизвестно где, собираешься совершить преступление. Я прошу тебя этого не делать — тебе наплевать. Это не любовь. Любовь — когда мы вдвоем и наша дочь, и никто больше нам не нужен…

— Какой ты скучный и примитивный, — зевнула Вика. — Но ты мне нужен. Я это поняла из‑за Нос‑кова. Подумать только! Он на тебя похож! С тобой мне скучно, а без тебя чего‑то не хватает. Я сама придумаю, как соединить тебя и праздник. Фантазии у меня хватает.

— Нет уж, милая. То, что ты попросила, я сделаю, но давай ты дальше обойдешься без меня. Ты собираешься уехать за границу — значит, я могу считать себя свободным?

— Ты что, хочешь жениться? — спросила она резко.

— А почему бы нет?

— Не смей!

— Ты как собака на сене. Ни себе, ни людям. Конечно, я сразу же после этого женюсь. — Феликс откровенно смеялся.

— А как же моя дочь?

— А тебя это когда‑нибудь волновало?

— Ты мой! Я тебя никому не отдам! Лучше убью!

Вика кинулась на него, пытаясь задушить. Сначала в шутку, но потом он почувствовал, что руки у жены крепкие. Она боролась всерьез, и Феликс чувствовал настоящий, нешуточный азарт и злость. Тогда он подумал: а кто же тот мужчина, которого Вика не считает трусом?

И вот Ричард Носков собственной персоной стоял у крыльца и с усмешкой смотрел на Феликса.

— Ничего, что я вошел? Злой собаки нет? Или есть? Ты — злая собака?

— Пока добрая.

Феликс подбросил в руке увесистый гаечный ключ. Дик ему не понравился.

— Значит, ты и есть муж? — спросил Дик.

— Но я из‑за этого не кусаюсь.

Они с интересом смотрели друг на друга.

— Выпьем? — спросил Феликс. — Или ты за рулем?

— Значит, ты алкоголик? И она от тебя сбежала.

— Не стоит питаться иллюзиями. Я не алкоголик. И даже не курю.

— Как тебя зовут?

— Феликс.

— Ну а я Ричард Эдуардович Носков. Ну, давай, Феликс, выпьем.

К спиртному Феликс и в самом деле относился спокойно. Мог пить, а мог не пить. Дома всегда держал бутылку водки, но она могла простоять в холодильнике месяц. А могла и не простоять. На даче у Галицкого спиртное имелось в большом количестве. Хозяин сказал: запасы бывшей жены, Зинаиды Николаевны. Феликс выбрал этикетку покрасивее и принес два граненых стакана.

— Послушай, парень, — сказал Дик, — ты бы убрался обратно в свою нору. Я, конечно, понимаю: первые поцелуи, воспоминания о прогулках при луне, белая фата, марш Мендельсона. Но это была другая женщина.

— Я уже понял. Зачем ты приехал?

Дик ответил не сразу. Оглядевшись вокруг, усмехнулся.

— Значит, Галицкий пасет тебя? Неглупый мужик, а? Что он знает? Откуда? Тебе уже дали инструкции?

— Не слишком ли много вопросов? Галицкий умный, и я не дурак. Нас теперь, я так понимаю, трое в одной лодке, не считая бутылки водки. — Феликс кивнул на открытый штоф. — И женщина сама разберется, к какому берегу этой лодке прибиться. У тебя есть шанс спрыгнуть, пока течением не понесло.

— Это метафора?

— Гипербола. Не делай этого. Это перебор.

— Ты Галицкому рассказал? — насторожился Дик.

— Ничего он не знает. Он полночи рассказывал мне о том, какая Нэтти плохая. Воспитывает. Жаль, гипнотизировать не умеет. Мы с Германом вроде как приятели. Водку вот его кушаю. С тобой, между прочим. Она говорит, что я вроде бы его спасаю.

— Лучше будет, если ты уедешь, — настойчиво сказал Дик. — Все, что ты для нее можешь сделать, — это остаться в сладком, но далеком прошлом. Я не угрожаю, но предупреждаю. Исчезни.

— А ты не подумаешь, что я тебя испугался? — усмехнулся Феликс.

Носков посмотрел на него оценивающе. И покачал головой.

— Ты не испугался. Мы с тобой в одной весовой категории. И оба в проигрыше. Я, пожалуй, пойду. Спасибо за угощение.

Носков поднялся и уверенной походкой направился к калитке.

— Не делай этого! — крикнул ему вслед Феликс…

…И теперь он смотрел на фотографии и не понимал, почему Вика мертва. Волнистый спросил:

— Во сколько вы уехали в воскресенье из столицы?

— В полдень. Починил кое‑как машину и поехал. Галицкому оставил, записку: «Спасибо за все, заранее извиняюсь, ключ под ковриком».

— И где ж вы были? Сюда же не сутки добираться!

— Машина у меня старая. Я вряд ли смогу найти людей, которые видели, как я залез под капот и проторчал там несколько часов. По джинсам меня вряд ли опознают. А голова была в моторе, под капотом. Но если вы думаете, что это я убил Вику…

— Почему вы так удивились, что убита ваша жена?

— Признаюсь: я совершил подлость. И за это наказан. Вика меня уговорила. Я не должен был ее слушать. Но она умела уговаривать.

— И что она вас попросила сделать? — насторожился майор Волнистый.

Вот он, ключ к разгадке!

— Я должен был приехать по телеграмме и опознать как свою жену убитую Наталью Белову. Для этого Вика мне ее и показала.

МОРАЛЬ У НЕЙ ВСЕ ЖЕ ЕСТЬ

Феликс тяжело поднялся, оглядел маленькую комнату — письменный стол, кровать, шкаф, в котором еще висела на плечиках одежда жены. Восемь лет жизни. Чего ей не хватало? Вернулась — была бы жива. Уехала в поисках лучшей жизни, и обрела наконец покой. Последние шаги Нэтти на пути к успеху оказались ошибочными. Феликс глухо сказал:

— Ехать надо. Я хочу ее забрать. Деньги у меня есть. Ах да. Я должен их вернуть…

— Кремировать будете? — спросил Сергей Павлович.

Феликс не ответил. Молча стал собирать вещи.

— Кто ее убил? — спросил майор.

— Не знаю. Понятия не имею, кто мог убить Вику. И за что.

— А Носков ревновал ее к вам?

— Ко мне? Возможно. Но я же сказал, что уезжаю. Навсегда. Что нам с Викой не по пути. Я не собирался принимать участия в ее махинациях. Вика хотела выиграть время. И хотела, чтобы Виктория Власова умерла, а Наталья Белова стала королевой красоты. До конкурса оставался месяц. Потом уехать за границу и остаться там. Рано или поздно родители настоящей Натальи хватились бы ее. Но Вика была бы уже вне досягаемости. Не знаю, что она планировала дальше. Жить за границей под именем Беловой, с ее документами? Родители Наташи — люди простые. Вряд ли они стали бы привлекать Интерпол. Наталья требовала назад свой паспорт, и выбора у Вики не осталось.

— Почему же вы не предупредили Галицкого о том, что его невесту собираются убить?

— Он догадывался. Ведь в этом была замешана Зинаида Николаевна. Но почему‑то думал, что это буду я. Деньги‑то мне передали. Я же сказал, что совершил подлость. Но я был уверен, что в последний момент жена остановится. Остановили ее.

— Кто? Галицкий? — сам себя спросил Сергей Павлович. — Он стоял рядом с ней, когда раздался выстрел. Исключается. Дик? Он любил Нэтти! А Белова была ему безразлична. Я так понял, что Носков собирался за границу вместе с Нэтти. Носкову в ее смерти нет никакой выгоды. Есть третья сила. Но кто? Сережа, что мы упустили?

Он повернулся к лейтенанту Попугайчику. Тот молчал.

— Я так и знал, что дело с двойным дном! — в сердцах сказал Сергей Павлович.

— Надо с Галицкой еще раз поговорить, — высказался наконец лейтенант Попугайчик.

Сергей Павлович посмотрел на Феликса Власова.

— В Москву вместе поедем. Алиби у вас нет, как ни крути. Скажите, вы стрелять умеете?

— Проверить хотите? — усмехнулся Феликс.

— И все‑таки?

— Умею. Все равно если пойдете по учителям, военрук вспомнит, что Феликс Власов хорошо успевал как раз по начальной военной подготовке. Ежегодно принимал участие в соревнованиях по стрельбе. Занимал призовые места. О чем говорят многочисленные грамоты.

— Это вы убили Нэтти?

— Да идите вы… — Феликс вдруг психанул и широким жестом смахнул со стола фотографии. — Вон она, ваша Нэтти! Рассыпалась вся! Подбирайте, пока не затоптали! Как же мне все надоело! Всякому терпению есть предел! И моему тоже!

Из соседней комнатки выглянула испуганная теща. Волнистый — сказал лейтенанту:

— Машину я поведу. В таком состоянии ему за руль нельзя. В дороге продолжим беседу.

Но разговора по душам больше не получилось. Выговорившись, Феликс замкнулся в себе. На вопросы не отвечал. Было видно, что ему теперь все безразлично. Откинулся на спинку сиденья и демонстративно закрыл глаза. Когда, проехав половину пути, майор с лейтенантом решили перекусить, Феликс от еды отказался. Оставив его в машине, они вышли на свежий воздух. Сергей Павлович задумчиво сказал:

— Машина‑то на ходу. А говорит, не один час на шоссе стоял!

— Починился. Когда он из Москвы‑то приехал? — неожиданно заступился за Феликса лейтенант Попугайчик.

— Ничего. Пару деньков в камере посидит — одумается. Тогда и поговорим.

— Зачем же его в камеру? Он не убивал, — насупился лейтенант.

Волнистый посмотрел на него удивленно:

— Да ты, Сережа, никак преступление раскрыл?

— Не раскрыл еще. Но я знаю, кто мог убить.

— Кто же?

Майор усмехнулся. Желторотый птенец решил в матерого сыщика поиграть. Почувствовав в голосе начальства затаенную насмешку, юный лейтенант застеснялся.

— Я сначала проверю, Сергей Палыч. Следственный эксперимент.

— Ладно, лейтенант Попугайчик, экспериментируйте. А Власов пока посидит. Как ни крути, а другого подозреваемого у нас нет.

— А откуда у него пистолет? — спросил лейтенант, глядя через стекло на Феликса, что с равнодушным видом дожидался их в машине.

— Пистолет, говоришь… — Волнистый насупился. — Ох уж этот пистолет! Как он попал к убийце, я никак не могу понять! Через Новлянского? Тот давно бы признался. Это, Сережа, загвоздка! Вот опознал бы его Матроскин!

— Кого «его»?

— Да если б я зная! — в сердцах сказал Волнистый.

Минут через десять они расселись по местам и поехали дальше. Лейтенант Попугайчик планировал следственный эксперимент, во время которого схватит преступника за руку. Хотя поверить в то, что именно этот человек убил Нэтти, лейтенант и сам еще не мог. Все было бы слишком просто и… слишком уж сложно!»

На следующий день с утра пораньше Сергей Павлович Волнистый поехал к Галицкой. А лейтенант Попугайчик, сделав таинственное лицо, отправился «проводить следственный эксперимент». «Мальчишка, — с усмешкой подумал майор Волнистый. — Что с него взять? Пусть позабавится, в сыщиков поиграет». На Зинаиду Николаевну он слегка разозлился. Дама обвела майора вокруг пальца, всей правды не сказав.

Звонить в дверь пришлось долго. Зинаида Николаевна так рано с постели не поднималась. Но когда она наконец открыла, запахивая кружевной пеньюар, Сергей Павлович в который раз удивился ее красоте. Даже тени под глазами ее не портили, а кудри рассыпались по плечам так изысканно небрежно, что казалось Зинаида Николаевна только‑только из салона красоты. Она была трезва.

— Какого черта? — услышал Волнистый вместо приветствия.

Стряхнув с себя оцепенение, вызванное ее женскими чарами, Сергей Павлович строго спросил:

— Войти разрешите?

— У меня бардак. А впрочем… — Зинаида Николаевна посторонилась. Походя пожаловалась: — Прислуга опять сбежала. Даже платы за неделю работы не попросила.

— Мне надо с вами поговорить. Куда прикажете? На кухню? В зал?

— Да куда хотите! Мне скрывать нечего.

Он прошел в зал. Зинаида Николаевна следом.

У бара с напитками она задержалась, потом все же прошла мимо, к дивану, с сожалением сказав:

— Раньше двенадцати я не пью.

— А до двенадцати, как я понимаю, и не встаете?

— Послушайте, вы за деньгами пришли? Берите и выметайтесь. Сколько?

Волнистый достал из кармана фотографии Нэтти. Нэтти на траве смотрит мертвыми глазами в небо; Нэтти в морге.

— А ей вы за что заплатили?

Галицкая потянулась за снимками. Глянула на фото и фальшиво сказала:

— Ее убили? Какая жалость!

— Вы знаете эту девушку, Зинаида Николаевна? Она помедлила с минуту. Потом тонко улыбнулась:

— Так даже лучше. Я уверена, что это Герман. Пусть в тюрьму посадят его. Не достанется ни мне, ни этой твари.

— Да с чего вы взяли, что Нэтти убил ваш муж? Как вы с ней познакомились? Где?

— Я не ищу знакомств с девицами низкого пошиба. — Зинаида Николаевна поджала губы. — Она позвонила сама. Сказала, что в курсе моих проблем, и предложила встретиться. Естественно, я не отказалась. Люблю, когда кто‑то решает мои проблемы.

— Вы вышли из дома, Нэтти встретила вас у подъезда, и вы отправились в ближайшее кафе. Так?

— Он уже признался? — Кто?

— Муж! Я все сделаю, чтобы его утопить. Мерзавец! Наверняка следил за мной! Когда я вернулась, из дома исчезли некоторые его вещи. Надо было отобрать ключ. Значит, он все видел.

— За что вы заплатили Нэтти?

— Как за что? За тварь! Хотя и эта особа, — Галицкая кивнула на фотографии, — мне не понравилась.

Скользкая штучка. Впрочем, жаль, что ее убили. Лучше бы Герман остался на свободе, а тварь умерла. Она к тому же взяла у меня деньги. Не тварь — Нэтти. Тварь украла больше. А Нэтти только пять тысяч. Долларов. Шубу новую можно купить!

— У вас нет шубы?

— Да все у меня есть!

Зинаида Николаевна вдруг разрыдалась. Даже истерики получались у нее красиво. Сергей Павлович подошел к бару, вытащил наугад бутылку. Оказалось — мартини. Наполнив один из бокалов, протянул его Зинаиде Николаевне.

— Выпейте. Забудьте о принципах. Я никому не скажу, что вы пьете до двенадцати дня.

Она схватилась за бокал, словно за брошенный с палубы корабля спасательный круг. Глотнула — и выплыла на поверхность. Потом, красиво промакивая глаза салфеткой, пожаловалась:

— Моя жизнь пуста… Раньше в ней был Герман… Безразличный к моей красоте, противный… Но он хоть чего‑то от меня хотел… Чтобы я не устраивала сцен, не переключала перед его носом телевизор, не напивалась в гостях. Я жила, делая ему эти маленькие подарки. Мне нравилось его мучить, а ему… Ему нравилось страдать! Да, да, да! В нашей семье царила полная гармония, поверьте! И я заплатила этой Нэтти за то, чтобы все вернуть. Ради Германа. Мне кажется… Мне кажется, что я его люблю! О‑о‑о…

— Оставим в покое ваши чувства. Значит, Нэтти решила убить свою подругу? А заодно и денежки с вас содрать. И кто исполнитель?

— Наверное, тот тип, который должен был получить оставшуюся сумму. Я отдала только часть денег. Девица сказала, что завтра я избавлюсь от соперницы, и обещала помочь вернуть Германа. Она рассказала, как давала советы этой твари. О‑о‑о! Какая мерзавка! — Зинаида Николаевна громко всхлипнула, прикрыв глаза салфеткой. Блеснули бриллианты, и сквозь тонкие пальчики — россыпь прозрачных слезинок. — И я поверила!

— Когда состоялась передача денег?

— В субботу. Потому что все воскресенье я ждала звонка. А потом думала, что меня опять надули. Оказывается, Герман убил Нэтти.

Что ж, Нэтти умела зарабатывать деньги даже на решении собственных проблем. Но кто же заступился за Наталью Белову? Галицкая, похоже, этого не знает. Визит напрасен. Ведь она даже не думает о том, что является заказчицей убийства! И сколько ей за это светит!

— Я вас разочарую, Зинаида Николаевна. Герман Георгиевич не мог стрелять. Он стоял рядом со своей невестой.

— Врет! — уверенно сказала Галицкая.

— Свидетели есть.

— Заплатил.

— Не думаю, что эта дама могла взять у вашего бывшего мужа деньги. — Сергей Павлович усмехнулся, вспомнив Раскатову. — Значит, вы вот так сидите и ждете? Чего?

— Сама не знаю. А что мне еще остается? Галицкая с сожалением посмотрела на пустой бокал…

…В это время лейтенант Попугайчик важно расхаживал по офису Раскатовой. И строил планы. Что бы там ни говорили о Нэтти, это была великая женщина! Умница, красавица. Жаль, что им не довелось встретиться при жизни. Но за ее смерть он отомстит!

В модельном агентстве Евгении Львовны лейтенант Попугайчик искал убийцу. В этом деле не было чужих. Врага надо искать среди окружения Нэтти. Недаром при появлением лейтенанта и Новлянский, и Дик, и Эжени занервничали. Новлянский все время сбивался с такта и потел от страха. После того как лейтенант проторчал в гимнастическом зале двадцать минут, Олег не выдержал и подошел к нему:

— Послушайте, я знаю, что вам покоя не дает этот пистолет. Я, кажется, начинаю вспоминать… Э‑э‑э… Что‑то такое было. Но не стойте у меня за спиной. Неужели так надо свалить все на меня?

— Откуда взялся пистолет? — Лейтенант Попугайчик грозно уставился на Алекса.

— Я как представитель сексуальных меньшинств буду протестовать, — гордо сказал Новлянский. — На меня оказывают давление. Я подвергаюсь преследованию из‑за моей нетрадиционной сексуальной ориентации.

— А ваши родители в курсе? Вашей сексуальной ориентации? — поинтересовался лейтенант.

— Не надо. Не говорите маме. — Олег мгновенно сдался. — Я все вспомню.

— Не тяните. Я жду от вас признания. Новлянский нервно вытер пот, струящийся по щекам. А лейтенант принялся за Эжени. Раскатова сидела в своем огромном кабинете и тупо смотрела в разложенные на столе документы. Перечитывала один и тот же текст уже в третий раз и никак не могла уловить суть.

— Как там мое дело? — спросила она, увидев лейтенанта Попугайчика.

— Какое дело?

— Насчет Анжелики. Послушайте, нельзя ли ему не говорить… Он последнее время сделался странным. После того, как Нэтти…

В дверь заглянул Олег Новлянский.

— Евгения Львовна, Дашенька пришла.

— Поработай с ней. Я сейчас. Или нет. Отправь ее к Дику. Я приду.

Новлянский исчез, а Евгения Львовна с минуту разглядывала лейтенанта — словно решая, говорить ему или нет. Потом, собравшись с силами, поднялась из‑за стола.

— Надо работать. Ему уже все равно, а мне жить хочется. Ждать исполнения приговора куда труднее, чем его выносить. Как ни странно, самый близкий человек, который у меня остался, — это Дашенька. Как вы думаете, господин Попугайчик, она сможет стать королевой красоты? Вместо Нэтти?

— Не знаю. — Лейтенант растерялся. — Вместо Нэтти? Это вряд ли. Нэтти только одна.

— Так подите посмотрите, что сделает сейчас из Дашеньки Ричард. Ваша Нэтти была нарисованной. Только не говорите ему ничего.

Лейтенант так и не понял, кому и чего не надо говорить. Где работал Носков, Попугайчик уже знал. В комнате со множеством зеркал. Когда‑то там родилась Нэтти, теперь горничная Дашенька сидела на высоком табурете и не могла сдержать победной улыбки. Фортуна сдалась. Сам Ричард Носков замер над Дашенькой, перебирая кисти. Сейчас начнет ваять. Лейтенант неожиданно вспомнил, как в прошлый раз девица Олега Новлянского приняла его, сотрудника милиции, за ассистента. И даже назвала пупсиком. Настало время следственного эксперимента. Лейтенант Попугайчик подошел к туалетному столику и стал разглядывать лежащую на нем косметику.

— Попробуйте, лейтенант. — Стилист усмехнулся и протянул ему огромную кисть. — Смелее.

Попугайчик уставился на коробочку с тенями.

— А можно?

— Делай как я.

Носков минут десять колдовал над лицом Дашеньки. Когда он дошел до теней, Попугайчик неожиданно сказал: