— Так в чем загвоздка?

— Ты считаешь, ей не следовало говорить ему все это?

Он посмотрел на свой бокал.

— Почему? Любая девушка говорит это, даже если это роман на одну ночь.

— Я не имела в виду это, Дэвид. Представь себе — они провели вместе несколько дней… без секса… просто вместе… затем расстались. А когда он вернулся и сказал девушке, что хочет ее, она ответила: «Ты должен сказать, что любишь меня, и…»

— О, нет, — простонал Дэвид. — Дженюари, для кого ты пишешь? Для «Мелодрамы в кино»? Ни одна разумная девушка не потребует от мужчины признания в любви.

— Серьезно?

— Ну конечно. Это самый верный способ отпугнуть его.

— Ладно. Моя героиня — одна из таких идиоток. Более того, она заявляет это перед его деловой поездкой. Говорит ему, что не согласна довольствоваться ничем, кроме любви, и признается, что будет тосковать по нем. Он же отвечает ей: «Это всего несколько дней. Может быть, это даже к лучшему… мы оба сможем подумать».

Помолчав, Дэвид улыбнулся:

— Превосходно! Дженюари, похоже, ты действительно можешь писать. Какой финал! Я уже вижу его. За твоей последней фразой следует многоточие. Предоставь читателю гадать… вернется он к ней или нет!

Она отхлебнула бербон.

— А что думаешь ты?

Он засмеялся, жестом попросив счет.

— Она все испортила. Она его больше не увидит.

— Все читатели так решат? Подписав счет, он покачал головой.

— Нет, в этом-то и прелесть рассказа. Женщины, вероятно, решат, что он вернется, но мужчины поймут героя. Эта фраза — «Мы оба сможем подумать» — великолепный финал.

— Ты отнимаешь надежду, — сказала Дженюари. Встав, он подал ей пальто.

— Дорогая, ты сама так написала.

Глава восемнадцатая

Следующим вечером она приняла приглашение Неда Крейна, скучного, но красивого молодого человека, с которым ее познакомил Дэвид. Нед несколько раз звонил Дженюари, и она всегда отказывала ему. Но внезапно любое свидание показалось ей предпочтительней длинного бессонного вечера. Они отправились в «Клуб», встретили там его друзей; на короткое время Дженюари почти обрадовалась шуму и бурной активности. Она потягивала белое вино, позволяла водить себя в танце по площадке и даже пыталась участвовать в общей беседе. К одиннадцати часам она вдруг обессилела. Стараясь скрыть зевоту, задумалась о бегстве. К счастью, в половине двенадцатого кто-то предложил отправиться к Вере и сыграть в триктрак. Дженюари сказала, что она не знакома с Верой и не умеет играть в триктрак. В конце концов, она убедила Неда в том, что может самостоятельно добраться домой на такси.

В полночь она легла в постель. Дженюари так устала, что тотчас заснула. В половине девятого ее разбудил телефонный звонок.

— Мисс Уэйн, — сказала девушка из службы передачи сообщений, — я только что заступила на дежурство и обнаружила, что вчера вечером вы нам не позвонили. Вы не прослушали оставленные вам сообщения.

— О господи. Я так устала… даже забыла завести будильник. Спасибо за звонок. Мне уже пора вставать.

— Вас интересуют сообщения?

— Да… конечно…

— Звонила Сара Куртц. Она ждет от вас днем какие-то записи. Она сказала, вы поймете.

— Да, спасибо.

— Мистер Кольт звонил из Вашингтона.

— Что?

— Мистер Кольт звонил из Вашингтона дважды, в половине девятого и в десять вечера. Он просил вас отзвонить ему в отель «Шорхэм».

— Спасибо. Огромное спасибо!

— Извините, если я разбудила вас.

— Нет… это отлично. Я должна вставать. Большое спасибо!

Она застала Тома, когда он уже собирался уходить.

— О, Том… я вернулась домой в двенадцать и забыла справиться о звонках. Извини.

— Одну минуту. Он засмеялся.

— Прежде всего… как ты там?

— Все чудесно… нет… я соскучилась по тебе. А как ты? Скучаешь по мне?

— Да… еще как.

— Когда ты вернешься?

— Вечером в пятницу. Пообедаешь со мной?

— Да, конечно… с удовольствием.

— О\'кей. Я позвоню тебе, когда приеду.

— Хорошо. Слушай, Том, может быть, мне стоит позвонить тебе в «Плазу»… Ты можешь приехать в тот момент, когда я буду добираться из редакции домой.

— Я найду тебя, Дженюари. Не беспокойся.

Он опустил трубку.

Все утро она пыталась записать на магнитофон бесстрастный отчет о приеме, устроенном в честь Тома Кольта. Писатель в роли почетного гостя, ощущающий себя зверем в капкане. Его отношение к происходящему, к собравшимся людям.

Прослушав запись, Линда кивнула.

— Похоже, годиться. Я передам это Саре. Она посмотрела на Дженюари.

— Что с тобой? Ты выглядишь ужасно. Помолчав, Дженюари сказала:

— Линда… я не знаю, что мне делать… я боюсь.

— Чего?

— Завтра приезжает Том…

— Не говори мне, что ты снова собираешься разыгрывать из себя девственницу.

— Нет… я… я хочу лечь с ним в постель. Но вдруг он не возбудится со мной…

— Такой мужчина, как Том Кольт, обязательно возбудится. Не беспокойся.

Дженюари посмотрела на свои руки, лежавшие на ее коленях.

— Линда, когда в тот вечер он прижал меня к себе в «Плазе»… под халатом у него ничего не было… и…

— И?

— Я не почувствовала эрекции, — закончила Дженюари.

Линда свистнула.

— Я забыла. Ну конечно. Ему под шестьдесят, он пьет. Смертельное сочетание. Тебе придется вначале сделать минет.

— Я, наверно, не сумею. Я… я даже не знаю, как это…

— Представь себе, что ты сосешь фруктовое мороженое на палочке… вообще-то тут нужна практика. Внушив себе, что это мороженое, я делаю лучший минет в Нью-Йорке. Все мужчины так считают. Но тебе следует это освоить. Тут многое подсказывает инстинкт. Такой мужчина, как Том, сам научит тебя…

— Но… а вдруг он кончит?

— Тогда глотай сперму.

— Что?

Линда простонала.

— Дженюари, если ты по-настоящему любишь человека, подобный акт приносит огромное удовлетворение и становится наиболее полным выражением твоих чувств. Мужчина извергает семя… ты принимаешь его… и проглатываешь. Проглатываешь его часть.

— Линда, меня может вытошнить! Я никогда не слышала ничего более отвратительного! Линда рассмеялась.

— Слушай, леди из каменного века. Сперма полезна для тебя. Она насыщена гормонами и улучшает кожу. Я при малейшей возможности делаю из нее «маску».

— Что?

— Использую ее в качестве «маски». Когда Кит жил со мной и мы занимались сексом каждый вечер, я трижды в неделю дрочила ему член рукой и перед оргазмом подставляла стакан. Затем переливала сперму в бутылочку и ставила в холодильник. Из спермы получается прекрасная «маска». Вроде яичного белка… только лучше. Оставляешь ее на лице минут на десять, до подсыхания, потом смываешь холодной водой. Почему, думаешь, я оставила у себя того типа из рекламного агентства… я получила от него полстакана.

— Линда, это ужасно. Я не смогу, меня вытошнит. Это…

— Ладно, если не сможешь проглотить, тогда подставь лицо… размажь сперму по коже и… Дженюари вскочила.

— Линда, я не могу это слушать! Я…

— Сядь! Господи, я помню, что ты провела три года в полной изоляции от внешнего мира. И школа мисс Хэддон — не то место, где Мастере и Джонсон стали бы проводить свои исследования. Никто не говорит, что ты обязана делать эти вещи. Но тебе пора узнать, что люди, занимающиеся этим, вовсе не дегенераты или извращенцы… Тебе следует хотя бы выслушать меня!

— Хорошо. Но я не хочу сосать член и глотать эту гадость.

— О\'кей. Но ты не можешь лежать, как бревно, просто позволяя мужчине трахать тебя. Тут важна активность обоих партнеров.

— Но что я должна делать?

— Реагировать и отвечать!

— Как?

— Господи!

Линда, поднявшись, заходила по комнате. Склонившись над столом, посмотрела Дженюари в глаза.

— Ты отвечала на его поцелуй, верно?

— Да.

— Умница! Так вот, когда он станет, лежа в постели, целовать твои соски, начни ласкать его.

— Какие места?

— Господи, Дженюари… любые. Погладь сзади шею. Поцелуй ее… его уши… щеки… дай ему почувствовать, что ты живая. Что тебе нравится то, что он делает. Постанывай от удовольствия, кусай его…

— Кусать?

— О, не до крови… как бы играя… точно котенок… царапай ему спину… ласкай его тело руками… языком…

Дженюари откинулась на спинку кресла.

— Линда, а что, если я не смогу?.. Вдруг почувствую себя в постели скованно?

Линда посмотрела на подругу.

— Придумала!

Она щелкнула пальцами.

— В какое время вы встречаетесь завтра?

— Когда он вернется из Вашингтона. Перед обедом.

— В четыре часа тебе сделают витаминный укол.

— Витаминный укол?

Линда заглянула в календарь. Найдя нужную страницу, списала с нее имя и адрес.

— Вот. Доктор Саймон Альперт. Он и его брат Престон — настоящие волшебники. Кит водил меня к Саймону несколько раз, когда был помешан на своем физическом состоянии. Наверно, он и сейчас пользуется его услугами, чтобы лучше ублажать Кристину Спенсер.

— Но каким образом витаминные уколы повысят мою сексуальность?

— Слушай, я знаю одно — когда Кит заставлял меня сделать укол, весь мир точно расцветал… становился ярче. Я работала по двадцать часов в сутки. Оргазм, казалось, длился целый час. Я была потрясающим партнером по сексу, не проявляя агрессивности. Кит всегда утверждал, что я слишком агрессивна и командую в постели. Тут проявлялся его мужской шовинизм. Что плохого в том, что я говорила ему: «Передвинься левее… быстрей… медленней»? Некоторые мужчины считают, что если они полижут клитор, то мы должны испытывать к ним вечную благодарность. Такие типы меня убивают. Представь себе… коснувшись на мгновение языком твоей пипки, они смотрят на тебя так, словно ты получила в подарок бриллиант «Кохинор». И за это ты должна делать минет в течение часа… даже если член напоминает спагетти. Однако после витаминного укола мне нравилось все, что делал Кит, и я не вела себя, как режиссер. Это чудодейственное средство — комплекс витаминов В и Е. Доктор Альперт смешивает их в твоем присутствии. Постарайся попасть к доктору Саймону Альперту — у него легкая рука. Это средство — настоящий динамит. За двадцать пять долларов оно не может быть плохим. И если Кит тратил такие деньги… ну, понимаешь. Я сделала себе три укола. По-моему, в этом составе есть какое-то средство, подавляющее аппетит, — после укола я не притрагивалась к еде. Все женщины с лишним весом ходят туда. На самом деле многие доктора делают подобные инъекции. Я знаю, что есть один врач, который обслуживает известных звезд, больших шишек из Вашингтона, знаменитого композитора и нескольких голливудских продюсеров.

— Почему ты перестала делать уколы?

— Они недешевы. Инъекции хватает на три дня. Одна женщина, с которой я познакомилась в приемной, сказала мне, что ей делают четыре укола в неделю. Но теперь, когда я рассталась с Китом, мне не нужно столько энергии. Во всяком случае, для Леона.

— Но это не опасно?

— Слушай, Дженюари, тебе двадцать один год, у тебя был один неприятный контакт с мужчиной. С великолепным парнем… которого ты не любила. Ты от него отказалась. Теперь у тебя появился шанс с Томом Кольтом… а ты сидишь здесь и говоришь мне, что боишься оказаться не на высоте. Боже, если бы мне предстояло свидание с Томом, я бы бегала по Мэдисон-авеню в поисках какого-нибудь потрясающего платья, а не сидела, думая о том, удастся ли мне вызвать у него эрекцию и как это сделать. Уж в этом-то я бы не сомневалась.

Дженюари улыбнулась:

— Рядом с тобой я чувствую себя отсталой… в смысле секса.

— Твои проблемы можно снять хорошим сексом, — засмеялась Линда, — а теперь позвони доктору Альперту и попроси его принять тебя сегодня днем. Ты не захочешь вылезать из кровати. Да, еще… зайди в офис к Леону и попроси у него «бомбу».

— Что это?

— Барбитурат. Вставишь капсулу в ингалятор и положишь его на тумбочку возле кровати. Перед оргазмом вы оба вдохнете препарат. Эффект потрясающий!

— Линда, можно у тебя кое-что спросить? Скажи мне, разве люди, любящие друг друга, ложась в постель, не получают удовольствия без всех этих ухищрений?

— Конечно, дорогая, — ты его уже получила с Дэвидом!

Уйдя из редакции в пять часов, Дженюари помчалась домой. Полежала в ванне. Надушилась. Выложила два костюма. Один состоял из слаксов и рубашки. Другой — из длинной юбки и шелковой блузки. Она наденет один из них в зависимости от планов Тома. Дженюари надела новый бюстгальтер фирмы «Пуччи»; Линда, конечно, сказала бы, что лифчики «Пуччи» вышли из моды. Линда вообще считала эту часть туалета излишней.

В семь часов Дженюари еще сидела в лифчике перед телефоном. Она выкурила полпачки сигарет и отхлебнула немного «Джека Дэниэлса». Девушка купила бербон на тот случай, если Том поднимется к ней. Она также взяла в магазине натуральный кофе и яйца.. Она не знала, чего следует ожидать, но хотела быть готовой ко всему.

К восьми часам она уже трижды звонила в «Плазу». Каждый раз ей отвечали: «Да, для мистера Кольта забронирован номер, но он еще не приехал».

Он позвонил в девять.

— Дженюари… извини меня. Самолеты не летают из-за плохой погоды. Мне пришлось сесть на поезд. Он должен был прибыть в Нью-Йорк к шести. Поэтому я не стал звонить. Но мы простояли час в Балтиморе. И, представляешь, на полчаса задержались в Трентоне — одна женщина вздумала рожать.

— О, Том… неужели!

Она испытала такое облегчение, услышав его голос, что даже засмеялась,

— Слушай, я буквально валюсь с ног. (У нее екнуло сердце.) Ты не возражаешь, если я попрошу подать обед в номер?

— Том, если ты слишком устал, чтобы встретиться со мной, я не обижусь. (Что она говорит!)

— Нет, я должен поесть. Умираю от голода… а для тебя это не поздно?

— Я сейчас приеду.

— Отлично. Моя машина стоит возле твоего подъезда.

— Значит, ты знал, что я захочу приехать.

— Конечно. Ты же сказала, что не хочешь играть. Он ждал ее у двери номера. Она бросилась в его объятия. Том поцеловал девушку.

— Боже, ты выглядишь потрясающе… — произнес Том. — Заходи же… сейчас принесут бифштексы. Я решил, что влюбленная девушка не будет слишком привередливой в еде.

Мысленно он еще был в своем турне. Каждая минута поездки раздражала Тома. Он казался себе дрессированной обезьянкой, особенно на ТВ. Ведущие называли себя почитателями его таланта; Тома восхищала непринужденность, с которой они вели передачу под слепящим светом прожекторов. Находясь перед камерой, он ощущал себя динозавром, громадным, не вписывающимся в окружение и эпоху. Хозяева шоу помогали ему, и, в конце концов, он освоился.

— Каждая проданная книга — это тяжкий труд, — заметил Том и добавил, что его роман уже на третьем месте в списке бестселлеров «Нью-Йорк Тайме».

Они пообедали и сели на диван перед телевизором. Том пил бербон и смотрел вечерний выпуск новостей. Дженюари медленно потягивала спиртное. Том удивился, когда она попросила налить и ей. Но она хотела чувствовать себя раскованно, когда они отправятся в спальню. Внезапно он повернулся к ней и сказал:

— Слушай… не хочешь поехать на побережье?

— В Уэстгемптон?

— Да. Хью приглашает нас к себе. Мы можем остаться там. Он все равно полночи проводит на берегу. Он сказал, что будет спать на диване, если вернется в дом.

— Когда? — спросила Дженюари.

— Завтра. Мы выедем в три. Утром у меня два интервью.

— С удовольствием, — сказала Дженюари.

Он встал, обнял девушку и нежно поцеловал ее. Его руки скользнули под рубашку Дженюари, затем под лифчик. Она вспомнила слова Линды — «Делай что-нибудь! Покажи ему, что любишь его». Осторожно провела рукой по спине Тома… коснулась его брюк спереди. Вдруг он отстранился.

— Слушай, уже поздно. Я смертельно устал. Мы проведем вместе уик-энд.

Он подал ей пальто и проводил до двери.

— Дженюари, ты за весь вечер не сказала…

— Что?

Он улыбнулся:

— Любишь ли ты еще меня.

— О, Том… ты знаешь, что люблю. Снова улыбнувшись, он быстро поцеловал ее в губы. Слова Тома удивили девушку. Она посмотрела на него.

— Том… а ты любишь меня? Он медленно кивнул:

— Думаю, да… правда, люблю.

Утром, в девять часов, сидя в приемной доктора Альперта, заполняя карточку, которую ей дала медсестра, Дженюари испытывала смущение. Но она понимала, что нуждается в помощи. Вечером Том освободился из ее объятий… потому что у него не было эрекции. Он не хотел, чтобы она это узнала. Она не возбуждала его. Духи «Фракас», бюстгальтер «Пуччи» — все старания оказались тщетными.

В полдень она позвонила Линде. Когда Линда закричала: «Ну, что?», Дженюари ответила: «Ничего не было». Линда посоветовала ей сходить к доктору Альперту, если она не хочет испортить весь уик-энд.

— Может ли мужчина любить девушку и не хотеть ее?

— Господи, Дженюари, если бы ты знала, как часто парни добиваются меня, стремятся к близости, а в постели их член становится похожим на вареную макаронину, и мне приходится буквально запихивать его в себя.

— Линда!

— Перестань кричать «Линда» и смирись с этим. Том Кольт спал с самыми разными женщинами. Ему пятьдесят семь лет, он слегка истаскался. Ты должна завести его. Ему мало просто видеть твое тело нимфетки. Ты должна что-то сделать.

Она наконец заполнила все графы карточки. Медсестра отвела девушку в маленькую кабинку со столом для обследования пациентов. Таких кабинок в офисе врача было семь. Они все были постоянно заняты. Когда Дженюари покидала приемную, комната уже была заполнена людьми. Медсестра протянула ей бумажный халат и сказала:

— Снимите все и пройдите в конец коридора.

Облачившись в шуршащий халат, Дженюари отправилась в комнату, расположенную в конце коридора. Там ее ждала девушка с кардиографом. Медсестра попросила Дженюари лечь на кушетку и приложила электроды к ее груди.

Закончив обследование, медсестра повела Дженюари в другую комнату.

— А теперь, мисс Уэйн, мы возьмем у вас кровь для анализа.

— Но я пришла сюда только, чтобы мне сделали витаминный укол. Я сказала об этом утром доктору Альперту по телефону.

— При первом визите к доктору Альперту пациент всегда проходит полное обследование.

Дженюари протянула руку. Она поморщилась, когда медсестра ввела иглу в вену. Потом девушка уколола ей палец. Дженюари немного успокоилась. Похоже, этому доктору можно доверять. Он весьма педантичен. Неудивительно, что его уколы дают эффект.

Наконец она снова оказалась в кабинке. Села на край стола и стала ждать. У врача было много пациентов. Дженюари специально пришла пораньше, объяснив, как ее научила Линда, что она спешит на самолет и должна освободиться к полудню.

Минут через пятнадцать в кабинку вошел человек средних лет со стетоскопом на шее. Он приветливо улыбнулся.

— Я — доктор Саймон Альперт. Какие проблемы? Нервы шалят? Я посмотрел анализ крови — у тебя десять единиц. Это легкая анемия. Для серьезного беспокойства нет оснований. Но должно быть двенадцать.

Она заметила, что у него застиранный воротничок и не совсем чистые ногти. Казалось невероятным, что этот человек имеет роскошный офис на Парк-авеню с умелыми, антисептическими медсестрами. Он напоминал Эйнштейна, который никогда не причесывался и ходил в кроссовках. Его зубы пожелтели от никотина. Дженюари заметила, что десны у врача тоже неважные. Похоже, он сам нуждался в витаминах.

— А теперь расскажи — что привело тебя сюда? Ты, кажется, пришла ко мне по рекомендации мисс Риггз, моей бывшей пациентки.

Она посмотрела в сторону, потом на свои ухоженные ногти.

— Я… я познакомилась с одним человеком…

— Мы здесь не делаем аборты… и не даем пилюли.

— Нет, совсем другое. Понимаете, это необыкновенный человек, он нравится всем женщинам, и я…

— Достаточно. Можете больше ничего не говорить. Он сочувственно улыбнулся.

— Все ясно. Он тебя оставил. Ты в депрессии. Подавлена. Посиди здесь.

Врач вразвалку вышел из комнаты. Меньше чем через пять минут вернулся назад со шприцем.

— Это поможет тебе почувствовать себя новой женщиной. Ты вернешь его. Я знаю.

Доктор закрепил иглу. «Надеюсь, он вымыл руки», — подумала Дженюари.

— Такие юные создания, как ты, влюбляясь, целиком отдаются своему чувству. Мужчину это утомляет… и тогда вы начинаете звонить ему… верно?

Не дав Дженюари раскрыть рта, он продолжил:

— Ну конечно, обычная история… названивая, умоляя, ты отталкиваешь его от себя еще больше. Вечно одно и то же.

Доктор развязал пояс ее халата, и он соскользнул на бедра девушки. Врач почти не замечал наготы девушки. Он приложил стетоскоп к ее груди и, похоже, остался доволен тем, что услышал. Протер ватой, смоченной в спирте, ее предплечье возле локтя.

— Послушайся меня, не звони ему. Обещай дядюшке Саймону… не звони подлецу.

Она почувствовала, как игла входит в вену. Дженюари отвела взгляд. У него действительно была легкая рука… девушка почтя не ощутила боли. Повернув голову, Дженюари увидела, как кровь заполняет шприц… затем она стала постепенно уходить из него в руку вместе с витаминным раствором. Врач улыбнулся и прижал ватку к месту укола.

— Согни руку в локте и подержи так минуту. У тебя отличные вены.

Она не могла поверить в происходящее. Инъекция подействовала мгновенно. Дженюари точно поплыла… у нее закружилась голова… но это было приятное ощущение. Внезапно внутри девушки разлилась теплота… как в Риме, когда ей давали центотал натрия… тело обрело удивительную невесомость. Только вместо чувства пустоты и сонливости, которые вызывал центотал натрия, сейчас ее переполняла энергия. Ей захотелось потрогать себя между ног — в ее паху что-то пульсировало.

Доктор Альперт улыбнулся:

— Тебе уже лучше?

Он покрутил ее сосок, и она засмеялась, потому что это не было жестом старого развратника. Это был жест дружбы, сделанный добрым дядей Саймоном.

— Все будет отлично, — заверил он. — Мы быстро поднимем твой гемоглобин до двенадцати-тринадцати единиц. Вероятно, тебе потребуется один укол в неделю… или целый курс. Сообщи это мисс Саттон, моей помощнице. Некоторые люди делают два укола в неделю… или семь, но с меньшими дозами. У меня есть пациент с уровнем гемоглобина пятнадцать единиц, он приходит ко мне ежедневно. Он — знаменитый композитор, работает по восемнадцать часов в сутки. Отдает творчеству все свои силы и нуждается в частых инъекциях. Как и вы, худенькие девчушки, работающие днем и занимающиеся любовью по ночам.

Он снова покрутил ее сосок и заковылял из кабинки.

Дженюари соскочила со стола для обследований, и белый халат упал на пол. Она провела рукой по своим грудям. Потом еще раз. Соски отвердели. Она испытала божественное ощущение внизу живота. Коснулась половых губ, клитора. Восхитительно! Доктор Альперт с грязными ногтями и удивительными витаминами — настоящий волшебник. Она с ясностью осознала, что до сих пор функционировала только наполовину. Возможно, всегда страдала анемией. То есть после несчастного случая. Ну конечно… до этого, общаясь с Майком, она чувствовала, что живет полной жизнью. И теперь снова ожила… проснулась. Ее ждал весь мир!

Она быстро оделась, подписала счет на сто двадцать долларов за кардиограмму, анализ крови и инъекцию. Помощница врача объяснила девушке, что в дальнейшем каждый укол будет стоить двадцать пять долларов — это в том случае, если она не решит пройти курс из двадцати инъекций. Тогда ей придется заплатить сразу четыреста долларов. Дженюари улыбнулась. Она будет делать уколы по мере необходимости за двадцать пять долларов.

Заглянув в «Сакс», Дженюари купила Тому галстук. Потом зашла в «Гуччи» и попросила отослать Линде пояс, которым восхищалась ее подруга. Девушка написала на открытке: «Спасибо за доктора Альперта». Бросилась домой собирать вещи. В три часа раздался звонок. Шофер сообщил, что автомобиль ждет ее. Дженюари ехала в лифте, предвкушая удовольствие от уик-энда.

Ей не терпелось поскорей увидеть Тома. И Хью… он тоже был замечательным человеком. Весь мир был прекрасен!

Глава девятнадцатая

Тому галстук понравился.

— Я буду надевать его, отправляясь на телевидение, — сказал писатель.

В машине была бутылка. Том предложил Дженюари выпить. Она покачала головой.

— Я пьянею от тебя, — заявила девушка.

Когда они прибыли в Уэстгемптон, Дженюари бросилась в объятия Хью Робертсона. Если он и удивился раскованности ее приветствия и избытку чувств, переполнявших Дженюари, то ничем не выдал этого. Она так часто вспоминала день, который они провели в Уэстгемптоне, что ей казалось, будто она вернулась к себе домой. Огромная кровать и камин были именно такими, какими они сохранились в ее памяти. Шум прибоя, казалось, доносился издалека, хотя Дженюари видела берег через окно гостиной. Они сидели на диване возле камина. Том потягивал спиртное, а Хью жарил мясо. Она прижималась к Тому, время от времени помогая Хью готовить. В десять часов Хью сказал:

— Мне пора отправляться в дюны.

— Вы замерзнете, — произнесла Дженюари.

— Сегодня я побуду там недолго. У меня за кухней есть уютный кабинет. Иногда мне лень подниматься по лестнице, и я сплю там. Так что пользуйтесь верхней комнатой со спокойной совестью.

После ухода Хью Дженюари и Том остались сидеть возле камина, глядя на огонь и слушая треск поленьев и шорох волн, набегающих на берег. Дженюари никогда не надоедало наблюдать за волнами — они упрямо поднимались из океана, разбивались о сушу и, собравшись с новыми силами, снова накатывались на нее. Они напоминали ей шаловливых детей, подбегающих к воде и оттаскиваемых от нее матерью.

Она теснее прильнула к Тому и провела кончиком пальца по его профилю. Склонившись, он поцеловал девушку. Потом, прихватив бутылку бербона, взял Дженюари за руку и повел ее наверх.

Комната представляла из себя реконструированный чердак. Прежний владелец дома был, очевидно, ярым патриотом. Он выкрасил стены в белый цвет, а мебель покрыл голубой и красной эмалью. В центре мансарды стояла гигантская кровать с периной. Дженюари, скинув туфли, бросилась на нее.

— Том… иди сюда… тут нет пружин. Я просто утопаю здесь.

Соскочив с кровати, она подошла к Тому.

— Я люблю тебя, — сказала Дженюари, расстегивая блузку.

Их глаза встретились. Джинсы девушки соскользнули на пол. Она медленно расстегнула лифчик и сняла трусики.

— Вот я, — нежно произнесла Дженюари. С мгновение он рассматривал ее, улыбаясь. Она обвила рукой его шею.

— Ну же, ленивец, — прошептала Дженюари, расстегивая рубашку Тома. — Давай ляжем в постель.

Он повернулся к комоду и налил себе бербона. Быстро выпил его, протянул руку и погасил свет. Дженюари с кровати наблюдала за тем, как он раздевается в полумраке. Увидела белые ягодицы, резко выделявшиеся по сравнению с загорелой кожей спины и плеч. У Тома были мускулистые бедра… повернувшись, он прыгнул в кровать, и она заскрипела. Засмеявшись, они обнялись. Том опирался на локти, находясь над Дженюари. Погладив ее волосы, он прошептал в темноту:

— Детка, я хочу сделать тебя счастливой.

— Я счастлива, Том.

Она обвила руками его шею и притянула Тома к себе, чтобы поцеловать. Он перекатился на бок, не выпуская девушку во время поцелуя из своих объятий. Она провела рукой вдоль его спины. Дженюари чувствовала себя легко и раскованно, словно их тела всегда были рядом. Ей хотелось касаться Тома… принадлежать ему.

Вдруг она почувствовала его язык на своем теле… грудях… животе… сжала руками голову Тома… ощущения, которые она испытывала, были восхитительными. Но ей хотелось делать приятное ему… исполнять все его желания… язык Тома ласкал ее бедра… его палец проник внутрь Дженюари… каждый нерв ее тела отзывался на ласку… казалось, язык Тома был повсюду… и вдруг она испытала потрясающее ощущение… она не верила, что это происходит с ней… такого еще не было в ее жизни. Дженюари застонала. Тело растворялось, охваченное экстазом… она затрепетала, стиснув голову Тома… и наконец, обессилев, распласталась на кровати. Том лег рядом с ней, коснулся ее грудей.

— Я сделал тебя счастливой?

— Господи, Том… я никогда не испытывала ничего подобного… но… мы же не сделали этого… я имею в виду, ты…

— Я хотел сделать тебя счастливой, — сказал он.

— Силы возвращались к Дженюари. Сейчас он войдет в нее.

— А теперь мы просто полежим рядом, обнявшись. Она замерла. Что-то было не так. Он прижал ее к себе… но Дженюари охватил испуг. Она не возбуждала его. Девушка принялась целовать шею Тома… гладить его тело. Она не была уверена в том, что делает это правильно, но старалась подражать ему. Легла на Тома сверху и стала целовать его грудь. Затем спустилась ниже. Но не обнаружила большого пульсирующего члена, который вонзил в нее Дэвид… меж ног Тома покоилось нечто вялое, безжизненное, размером с большой палец. Она не верила своим глазам. Возможно ли, чтобы у такого крупного и мужественного человека, как Том Кольт, был столь маленький пенис? Она начала ласкать его, но реакции не последовало. Дженюари поднесла к нему свои губы. Ее охватила нежность к Тому, желание заботиться о нем, защищать. У Тома Кольта, чьи романы насыщены сексом… у этого любимца женщин… живого символа мужественности… был член, как у мальчика! Господи, как это, наверно, всегда омрачало его жизнь! Она сама волновалась в школе оттого, что ее груди росли недостаточно быстро… но все же что-то у нее была. Но для мужчины не иметь ничего… пенис — его единственный половой орган. Боже, вот в чем причина всех драк, в которые ввязывался Том… увлечения подводным плаванием со скубой… участия в теннисных турнирах и соревнованиях по гольфу. Она стала ласкать его с еще большей нежностью. Бедный, несчастный Том… вынужденный изливать свои сексуальные фантазии на бумагу, не имея возможности реализовать их в жизни. Он внезапно притянул ее к себе.

— Дженюари… не думай, что ты разочаровала меня. Я получаю удовольствие, делая тебя счастливой.

Она лежала, не двигаясь. Скольким женщинам он говорил то же самое? И вдруг она решила сделать так, чтобы он почувствовал себя мужчиной. Принялась ласкать его. Провела языком по руке… бедрам Тома… Дразня его, приблизилась к члену… коснувшись пениса, тотчас отстранилась… увидела, как его маленький орган начинает твердеть… продолжила игру… снова задела член губами… переключилась на другую часть тела… ее пальцы трогали его мошонку… внезапно он навалился на Дженюари… начал двигаться… увеличивая темп… она услышала его стон… тело Тома обмякло. Он несколько секунд полежал на девушке. Посмотрев ей в глаза, сказал:

— Спасибо, Дженюари.

— Спасибо, Том.

Он вытащил из девушки свой член и обнял ее.

— Я люблю тебя, Дженюари.

— И я люблю тебя, — прошептала она. Он погладил ее волосы.

— Знаешь, что ты для меня сделала? У меня это получилось впервые за десять лет.

— Я рада, Том.

Она поцеловала его в щеку, которая оказалась мокрой. Заметила слезы в глазах Тома.

— Что-то не так?

Он уткнулся лицом ей в шею; она прижала его к себе, успокаивая, как маленького ребенка. Через несколько минут Том встал с кровати и подошел к комоду. Отхлебнул бербон и, стоя спиной к Дженюари, произнес:

— Дженюари, извини, я…

Вскочив с кровати, она подбежала к нему.

— Том… я люблю тебя. Повернувшись, он поглядел на нее:

— Мне неловко, что я расслабился. Это первые слезы за последние двадцать лет.

— Я вызвала их?

Он погладил ее по голове.

— Нет, детка…

Том отвел девушку обратно к кровати, и они легли рядом. Обняв Дженюари, он сказал:

— Ты сделала меня очень счастливым. Наверно, эти слезы — по нам обоим. Я нашел чудесную девушку… а тебе достались руины Тома Кольта. Нет, мой аппарат всегда был такого размера… тут уж что бог дал… но раньше он функционировал. Последние десять лет я спал с проститутками, принимал возбуждающие средства — ничто не помогало. Только сегодня, с тобой…

— Но, Том… у тебя же есть ребенок.

— Я хочу, чтобы ты знала правду. Понимаешь, женщины всегда прощали мне мой недостаток… мирились с тем, что я отнюдь не половой гигант. Им нравилось появляться со мной в свете. И я, черт возьми, мог удовлетворить их другими способами. Но несколько лет назад я задумался… после стольких лет труда, кому я все оставлю? У меня никого не было. Два моих брата погибли на войне. У старшей сестры нет детей. Внезапно я понял, что хочу ребенка. И я решил усыновить какого-нибудь малыша. Но для этого нужно быть женатым человеком. Я стал присматриваться к знакомым женщинам, пытаясь определить, из кого получится наилучшая мать. Никто не подходил на эту роль. У одних уже были собственные дети, другие признавались, что ненавидят их. Я не видел приемлемой кандидатуры, пока полтора года тому назад не познакомился на вечеринке в Малибу со «звездочкой», которую звали Нина Лу Браун. Для начинающей актрисы она была старовата… ей тогда уже исполнилось двадцать семь… она почти потеряла надежду на настоящий успех. Снималась в рекламных клипах для ТВ. Я понравился ей, и мы разговорились. Нина Лу сказала мне, что она родом из Джорджии. У нее десять братьев и сестер. До двенадцати лет она бегала босиком. Нина Лу любила детей и подумывала о браке с одним оператором, потому что хотела родить — годы уходили. Все было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой… но я понимал, что она не притворяется, — Нина Лу не знала о моем желании иметь ребенка. У хозяина дома, где мы встретились, было двое маленьких сыновей. Днем младшему в ногу попала заноза. Пятилетний мальчик не подпускал к себе мать, которая хотела вытащить занозу. За дело взялась Нина Лу. Она затеяла игру. Сказала мальчику, что он в силах помочь ей извлечь занозу. Попросила бокал виски. Дала ребенку самому окунуть иглу в спиртное. Сказала, что собирается напоить виски его ногу, чтобы она опьянела. И он, хочешь верь, хочешь нет, позволил ей вытащить занозу, сидевшую очень глубоко. Когда все было закончено, малыш поцеловал Нину Лу. И я тогда же решил, что она станет матерью моего ребенка.

Мы встречались в течение месяца. Я ни разу не переспал с ней. Я сделал Нине Лу предложение и объяснил, в чем состоит моя проблема. Она сама нашла решение. Искусственное осеменение. Мне это и в голову не приходило. Поженившись, мы отправились к врачу… она забеременела не сразу, лишь через шесть месяцев. И полгода тому назад родила мне сына.

Дженюари лежала, не шевелясь. Том прикурил сигарету и передал ее девушке.

— Теперь ты знаешь историю моей жизни.

— Да, — тихо промолвила Дженюари. — Ты, наверное, должен по-настоящему любить Нину Лу.

— Я ей благодарен. Я никогда не был влюблен в нее. Но я люблю Нину Лу за то, что она дала мне. В обмен я предоставил ей сексуальную свободу… она должна лишь соблюдать приличия. Иногда к ней приходит молодой актер и удовлетворяет ее потребность в сексе. Она — прекрасная мать для Тома-младшего. Ей нравится быть миссис Том Кольт — она ценит престиж, дом в Малибу, любит приемы. Так что наш брак функционирует, если его можно назвать таким словом. Я не вправе требовать от двадцатидевятилетней женщины, чтобы она до конца жизни отказалась от нормального секса. Она любит малыша и…

— Том… сегодня у нас все получилось. Ты когда-нибудь пытался с ней? Мне показалось, что ты даже не собирался предпринять попытку…

Он покачал головой.

— Конечно, я пробовал. Она была уверена, что способна сотворить чудо. Я испытывал унижение, разрешая ей… ночь за ночью… пока мы не \'сошлись на том, что шансов нет. Я не предполагал, что у нас что-то получится сегодня… ты мне дорога, и я не счел возможным скрывать от тебя правду…

Он еще сильнее прижал ее к себе.

— Дженюари, ты видишь, что ты для меня сделала. Даже если это не повторится… я буду испытывать к тебе благодарность до конца жизни.

— Это повторится.

— Дженюари, я не могу получить развод. Нина Лу никогда не оставит мне сына. Я боюсь потерять его. Хочу дать ему все. Поэтому-то и согласился на это турне. Мне хватило бы денег, чтобы прекрасно провести остаток жизни. Но я хочу оставить приличную сумму ей и сыну.

Поднявшись с постели, он принес бутылку.

— Выпьем перед сном? Она покачала головой.

— Я и так счастлива, — прошептала Дженюари. Он сделал большой глоток.

— Я не могу выразить это словами… я люблю тебя… никого так не любил. Я никогда не открывался перед женщинами, кроме Нины Лу и тебя. С ней я был вынужден это сделать, а с тобой мне этого хочется. Я вел себя, как негодяй, с большинством женщин. Говорил им, что у меня на них не стоит. Держался так, словно с кем-то, кто подходит мне, мой член становится двухметровым. Слушай, я не знаю, когда ты потеряешь ко мне интерес, но пока это не произошло, все будет по-твоему… никаких игр. Я буду любить тебя… если тебе нужне то, что осталось от меня, я — твой.

Она прильнула к нему.

— О, Том… я люблю тебя. И хочу тебя… буду с тобой, пока нужна тебе… мы всегда будем вместе. Клянусь.

Они полежали рядом некоторое время, и вскоре по ровному дыханию Тома она поняла, что он заснул. У нее ни в одном глазу не было сна; ей захотелось покурить и все обдумать. Она любила его — сила чувства не зависит от размера члена. Она должна убедить его в этом. Осторожно выскользнув из кровати, чтобы не разбудить Тома, она надела халат и на цыпочках спустилась по лестнице вниз. В гостиной было пусто, огонь догорал. Она бросила в камин газеты и полено. Вскоре дрова снова затрещали, стало теплее. Она села на диван, подобрала под себя ноги и, глядя на пламя, стала думать о Томе. Она всегда считала, что у всех мужчин члены примерно одного размера. Конечно, у кого-то он больше, у кого-то меньше… но она не представляла, что мужской орган может быть таким маленьким, как у Тома. Внезапно она подумала об отце. Был ли его пенис так же велик, как у Дэвида? Несомненно. Бедный Том. Она сочувствовала ему и в то же время испытывала нежность и желание. В ее душе царило смятение. Дженюари хотелось оказаться в его объятиях, прикоснуться своим бюстом к груди Тома, почувствовать близость возлюбленного… вкус его губ.

Она услышала скрип двери. Поняла, что Хью стоит у нее за спиной. Он обошел диван и посмотрел на Дженюари. Затем бросил взгляд на лестницу.

— Том спит, — сказала девушка. — Он прикончил бутылку бербона.

Хью шагнул к деревянному столику, служившему баром, и налил себе виски.

— Будешь?

Она покачала головой.