— Андрей Викторович, я начну?

— Давай. Удачи.

Маркин отошел к кабине. Рахманов устроился на подножке.

Некоторое время все трое — водитель, Маркин и Рахманов — наблюдали за двигающейся над кустарником полотняной кепочкой Пильгунова.

Примерно через полчаса Пильгунов вышел из кустарника, протянул полиэтиленовый пакет:

— Андрей Викторович, вот весь улов. Искомого нет. Гильзы есть, но крупные.

Рахманов изучил собранное в пакетике. Три ружейных гильзы, две пятикопеечных монеты, проржавевший рыболовный крючок с остатком лески, несколько согнутых гвоздей, куски проволоки. Посмотрел на Маркина:

— Как со следующим местом? Далеко?

— Да нет. Метров пятьдесят отсюда.

Следующее место, показанное Маркиным, было скрыто в камышах. Этот участок Пильгунов обрабатывал минут сорок, но результат был таким же.

Бесплодными оказались поиски и на других участках. Последний скрытый пляж, у самой базы, Пильгунов проверял уже в сумерках. Поскольку предстояло проделать такую же работу с другой стороны базы, Рахманов предложил сделать перерыв.

После ужина работа возобновилась, теперь уже при свете фар и карманных фонариков. Маркин работал вместе со всеми, наотрез отказавшись ехать домой. Но его самопожертвование ничего не принесло, нужной гильзы не оказалось и на втором участке.

«Рафик» снова стоял у самой базы. Рахманов сидел на подножке. Рядом, на земле, Пильгунов укладывал в футляр разобранный металлоискатель.

Было время, Рахманову самому пришлось немало поработать с металлоискателем. Поэтому он отлично знал, что это такое — провести почти весь день в наушниках. Поймав взгляд Пильгунова, кивнул:

— Как уши? Болят?

— А-а... — Пильгунов махнул рукой. — Что уши... Обидно, не нашли ничего. Может, еще поищем?

Рахманов промолчал. Вообще-то он был твердо убежден, что из пистолета калибра 6,35 стреляли не только на территории базы, у клумбы, но и на озере. Причем, похоже, стрелявший, человек опытный, гильзу не подобрал, понимая, что на таком берегу найти ее практически будет невозможно. Так что если бы им удалось найти гильзу, это было бы огромной победой. Но Пильгунов сделал, что мог. Мало ли куда могла улететь гильза. В конце концов она могла просто упасть в воду.

Неожиданно Пильгунов махнул рукой:

— А, ч-черт. Была не была. Миш, давай еще поищем? А?

— Ну давай, — не очень уверенно сказал Маркин.

Пильгунов начал лихорадочно собирать металлоискатель.

— Там же есть проплешины, в камышах. Давай, Миш? А? Сейчас я соберу пищалку, и пойдем. Хорошо? Ты уж потерпи...

Наконец металлоискатель был собран. Пильгунов залез в «рафик». Маркин кивнул:

— Андрей Викторович, подождете? Мы действительно посмотрим несколько мест. Всего-то на час работы. Хорошо?

— Хорошо. Спасибо, ребята.

«Рафик» уехал. Рахманов прошел на территорию базы, вошел в домик. Сидевший у телевизора Голиков обернулся:

— Как, Андрей Викторович? Закончили?

— Почти. Сейчас ребят дождусь, и поедем.

— Садитесь, посмотрим телевизор. Как раз эстрадная передача. Отдохнете.

— Спасибо. — Рахманов сел в кресло. Он почти ничего не воспринимал — ни звука оркестра, ни того, что происходило на экране. Голиков покосился:

— Андрей Викторович, можете остаться у меня. А? Места хватит. Что вам ехать-то в ночь? С ребятами?

— Спасибо, Николай Иванович. Все же мы поедем. Дома лучше.

Минут через сорок Рахманов услышал шум мотора. Тут же звук стих. Кажется, «рафик». Вскоре раздались шаги; в дверь заглянул водитель:

— Андрей Викторович, можно вас?

Рахманов вышел из домика. Спросил, прикрыв дверь:

— Ну что? Ничего не нашли?

— Наоборот, по-моему, нашли. Они там место караулят. Просили, чтобы вы подъехали.

— Ты не шутишь?

— Какие шутки? Нашли они эту гильзу. В камышах. Просто боятся место потерять. Поедем?

— Поедем. — Рахманов сел в «рафик». Спросил после того, как Алексей повернул ключ зажигания: — Далеко это отсюда?

— Метров пятьсот. Может, чуть меньше.

Водитель дал газ. Мимо поплыли камыши. Наконец после поворота и резкой остановки фары осветили берег. Стоящий перед зарослями Пильгунов поднял руку, загораживаясь от света. Чуть дальше, в камышах, был виден Маркин.

Выйдя из машины, Рахманов подошел к Пильгунову. Тот полез в карман. Достав гильзу, оставил ее на раскрытой ладони. Посветил фонариком:

— Вот она, голубушка. Нашли здесь, в камышах. На проплешине. По виду калибр тот самый. Да и там цифры. На ободке.

Рахманов взял гильзу. Внимательно осмотрел. Достал из кармана одну из гильз, найденную у клумбы, и положил обе гильзы на ладонь. Без сомнения, это были гильзы-близнецы.

Пильгунов кивнул:

— Вон там. Где Миша стоит. Там полоска есть песчаная. Идеальный пляж. Миша сказал, он эту полоску раньше не знал. Да и там металла вообще не оказалось. Кроме этой гильзы.

— Ясно. Олег, для начала надо все сфотографировать. Ну а потом подождать утра и продолжить поиски уже при свете.

— Понятно. — Пильгунов помолчал. — Насколько я понял, вы хотите найти что-то еще? Причем не гильзу?

— Угадал. Не гильзу.

Пильгунов пошел к «рафику». Вернувшись с фотоаппаратом, снабженным «вспышкой», разложил на песке чистый холст. Снял на нем найденную гильзу сначала отдельно, потом рядом с гильзами, обнаруженными у клумбы. Затем Рахманов вместе с Пильгуновым пробрался сквозь камыши к Маркину. Пока Пильгунов снимал общие планы, осмотрелся.

Место, где нашли гильзу, было обычной песчаной полоской, со всех сторон окруженной камышами и осокой. Определить точные размеры в темноте было трудно, но Рахманову показалось: песок занимал не больше десяти метров в длину и двух в ширину. Присев и посветив фонариком, Маркин показал место, где зуммер металлоискателя изменил тон, учуяв металл. Место это, сейчас огражденное вешками, было уже в камышах. По словам Маркина, гильза была чуть присыпана песком, скорей всего нанесенным ветром. Да, работу Пильгунова можно было назвать виртуозной.

Подождав, пока Пильгунов сделает все снимки, Рахманов вместе с ним и Маркиным вернулся к «рафику». Отметив место вешками и запомнив расположение ближайших деревьев, все четверо поехали на базу.

К песчаной полоске группа подъехала в семь утра. Начинало светать, небо было затянуто тучами. Все поставленные вчера вешки на месте. Конечно, если на этой крохотной полоске песка действительно выстрелили в кого-то из пистолета калибра 6,35, этот «кто-то» скорее всего так здесь и остался. И труп лежит сейчас где-то неподалеку, возможно, в окружавших их камышах. Оглядев группу, Рахманов сказал негромко:

— Ребята, давайте за мной. Приготовьтесь, придется полазить по камышам. Пошли.

Добравшись вместе с группой до песчаной полоски, пояснил:

— Думаю, все всё понимают: раз мы нашли гильзу, значит, здесь стреляли из пистолета.

— Значит, ищем труп? — сказал Пильгунов.

— Именно. Или место, где он может быть зарыт.

Пильгунов, Маркин и водитель разбрелись в камышах. Сам Рахманов около десяти минут безуспешно продирался в зарослях; после первых же шагов и его ботинки, и нижняя часть брюк насквозь промокли. Несмотря на это, он готов был вести поиски, но его остановил крик Пильгунова:

— Андрей Викторович! Ребята! Давайте сюда!

Прокурор-криминалист стоял метрах в пятнадцати от свободного песка. Земля у его ног на небольшом участке выглядела неровной, сам участок был покрыт срубленным и поваленным камышом. Да, здесь явно поработали лопатой. От посторонних глаз место было надежно скрыто: с одной стороны сквозь осоку поблескивала вода, с другой — бесстрастно шуршала желто-зеленая стена. Пильгунов осторожно сгреб в сторону сухие стебли. Начал копать. Когда ямка достигла полуметра, остановился: из-под песка показался клок волос.

— Михаил, давайте в Солнечногорск, — сказал Рахманов. — Срочно привезите следователя райпрокуратуры и судмедэксперта. Не забудьте понятых.



Труп был извлечен из почвы в присутствии следователя прокуратуры, судмедэксперта и двух понятых. Судя по ране в затылке, покойный был убит выстрелом, сделанным сзади в упор, что подтверждало расчеты Рахманова. Впрочем, осмотр трупа подтвердил и другие его предположения, в том число и то, что убитый был мужского пола, высок и немолод. Наверняка труп пролежал здесь несколько месяцев, так что папилярные узоры на пальцах не сохранились. Возможность опознания затрудняло и отсутствие одежды на трупе, но для установления личности убитого методов оставалось достаточно.

После того как труп был перенесен к машине «скорой помощи», Рахманов попросил водителя съездить за Голиковым. Труп сторож рассматривал несколько секунд. Сморщился:

— Черт! Неужели это он?

Подойдя, Рахманов сказал тихо:

— Николай Иванович, убитый вам кого-то напоминает?

— Напоминает Ивана Федоровича Шеленкова.

Обнаружение трупа на озере Сенеж проливало свет на многие темные пятна, и все же главную новость Рахманов узнал, когда вернулся в середине дня в прокуратуру.

Только что закончивший допрос и вошедший к нему в кабинет Саенко сообщил, что вчера при обыске Жильцов и его группа обнаружили в мастерской Глинского в диване пистолет и пятьсот тысяч рублей. И кейс с деньгами, и пистолет Жильцов сразу после обыска положил на прежнее место, восстановив точное положение кейса с деньгами за пружинами дивана. И со вчерашней же ночи вместе со своей группой выставил у мастерской засаду.



Прижавшись щекой к стенке вагончика. Жильцов привычно вгляделся в узкую щель. Просвет позволял видеть часть двора и входную арку. Рядом сидел Юра Клычев, одетый, как и Жильцов, в грязную робу. Игорь Гнатюк, так же одетый в робу, чтобы можно было при случае пройти в вагончик, расположился на чердаке, точно над мастерской.

В вагончике было душно, пахло краской, олифой и пылью. За без малого трое суток Жильцов изучил практически каждый квадратный метр небольшого двора. Кроме того, теперь он мог безошибочно узнать в лицо всех жильцов дома. Во всяком случае, тех, кто хоть изредка выходил на улицу.

Вторым важным объектом наблюдения был подъезд дома. За ним находилась мастерская Глинского. Над дверью подъезда располагалась фрамуга, в переплете которой часть стекол была выбита, что позволяло видеть, куда направляется вошедший в подъезд человек. Пока за три дня наблюдения ни один из вошедших в подъезд не то чтобы спуститься вниз, но даже туда не смотрел. И все же Жильцов не терял надежды, ибо понимал: пятьсот тысяч рублей и пистолет бесхозными остаться не могут.

В который уже раз, прикинув расстояние от арки до подъезда, Жильцов взглянул на часы. Шестнадцать двадцать. Скоро жильцы начнут возвращаться с работы, дети выбегут во двор играть. Вполне возможно, человек, спрятавший в мастерской пистолет и деньги, придет за ними именно в это время. Впрочем, искать логику в его поступках бессмысленно. С таким же успехом он может прийти и ночью, когда все спят. Или в середине дня, когда все на работе и во дворе затишье. Клычев кивнул:

— Виталий, давай сменю. Отдохни.

Жильцов поднялся, чтобы уступить место Клычеву, и застыл. В арку вошел человек, которого Жильцов определенно знал. Искоса оглядев пустой двор, человек двинулся к подъезду. Он был высок, молод и шел небрежной походкой, чуть опустив голову и сунув руки в карманы синей спортивной куртки.

В подъезд человек вошел, не оглядываясь, и направился вниз в мастерскую. Подавать любые условные знаки Жильцов запретил, полагаться участники засады могли только на собственную сообразительность, чтобы не спугнуть владельца тайника. Но Гнатюк, как и остальные участники засады, видел его фотографию, а значит, уже спустился и стоит на втором этаже, на лестничной площадке.

Не отрывая глаз от щелки в окне, Жильцов покосился: да, Клычев все понял и переместился ближе к двери. Там, у входа в мастерскую, виден лишь силуэт. Кажется, дверь открылась, человек вошел в мастерскую. Значит, записку он уже прочел. Жильцов сказал, не оборачиваясь:

— Приготовиться. Думаю, долго он там не будет.

Клычев взялся за ручку двери. В этой позе он пробыл довольно долго; Жильцов даже начал сомневаться, не собирается ли вошедший вообще остаться в мастерской. Нет, вот он вышел. Судя по движению руки, запер дверь ключом. Поднимается. Жильцов кивнул:

— Юра, пошли.

Действовали они почти синхронно: выйдя из вагончика, быстро пошли к подъезду. Скрываться теперь не имело смысла. В момент, когда человек вышел из подъезда, они преградили ему дорогу. В руке он держал кейс и на появление трех окруживших его людей почти не прореагировал. Лишь чуть обернулся на возникшего за его спиной Гнатюка. Добродушно усмехнулся:

— Ребята, что случилось? Не понял. Я вам мешаю?

— Не мешаете, — Жильцов полез в карман. Показал удостоверение: — Мы из милиции. Попрошу ваши документы.

Человек покачал головой:

— Из милиции. Так я к вам и иду. Прямо к вам и направляюсь.

— И зачем же вы к нам направляетесь? — спросил Жильцов.

— Да вот, обнаружил в тайнике крупную сумму денег. Пятьсот тысяч рублей. И пистолет. Хочу вам сдать.

Трюк, примененный человеком, был Жильцову знаком. Назывался этот трюк «успеть залегендироваться». Помедлив, Жильцов сказал:

— И где же расположен этот тайник?

— Внизу. В мастерской художника, моего приятеля Володи Глинского. Кстати, Глинский здесь ни при чем. Он ни о чем не знает. Просто он уехал и дал мне ключ на время.

— Как же вы узнали, что в мастерской есть тайник?

— Узнал, потому что на днях давал ключ от этого помещения опасному преступнику. Ну и предполагал, что этот преступник может устроить в мастерской тайник.

Жильцов постарался изобразить максимум сомнения. Посмотрел человеку в глаза. Вздохнул:

— Понятно. Только почему, дав опасному преступнику ключ, вы тут же не сообщили об этом факте в милицию?

— По очень простой причине: боялся. Хотя вообще-то об этом преступнике я уже сообщил. Правда, не в милицию. В прокуратуру.

— Ясно. Что же это за преступник?

— Видите ли, по профессии я врач. Опасный преступник — мой бывший пациент, некто Сизов Вадим Павлович. Но, боюсь, в мою клинику он устроился по поддельным документам. Увы.

— Простите, ваша фамилия?

— Чирков Александр Александрович.

— И как давно вы отдали ключ от этой мастерской вашему бывшему пациенту Сизову Вадиму Павловичу?

— Дней пять назад.

— Где?

— На улице, в центре. Вадим Павлович мне позвонил. Сказал, ему негде переночевать. Я для верности сделал второй ключ, потом подъехал к площади Пушкина на своей машине. Ну и отдал один ключ Вадиму Павловичу.

Да, подумал Жильцов, «варианты отхода» были подготовлены Чирковым даже на этот случай. Причем вполне возможно, эти варианты могли сработать, если бы не одно обстоятельство: труп Вадима Павловича, найденный на озере.



В повестке, которую я держал в руках, на этот раз вместо фамилии Рахманов значилась другая — Саенко. С этой повесткой я поднялся все на тот же второй этаж прокуратуры. Постучал в 204-й кабинет. Именно в этом кабинете допрашивали Сашку, когда мы вместе явились в прокуратуру. Надо сказать, последние три дня Сашка куда-то исчез, дома у него никто не снимал трубку, на работе же мне ответили как-то странно: «Его пока не будет». Когда же, назвав себя, я поинтересовался, что с ним, может, он уехал в командировку или взял отпуск, мне посоветовали позвонить через несколько дней. Конечно, на крайний случай я мог набрать номер телефона Сашкиных родителей, но пока решил подождать. С Сашкой такое уже бывало, пусть звонит сам, когда захочет.

За дверью раздалось: «Войдите!» Я вошел. Следователя, который допрашивал Сашку, я тоже знал, именно он ездил в Шатуру за Аленой. Следователь кивнул:

— Садитесь, Сергей Леонидович. Вы приглашены для участия в очной ставке. Готовы?

— Готов. А с кем очная ставка?

— Сейчас увидите. Подождите минутку, я позвоню.

Снял трубку, набрал номер. Сказал:

— Андрей Викторович, Лотарев у меня. Да, предупредил. Хорошо. — Положил трубку. — Прошу, Сергей Леонидович. Это рядом.

Мы прошли к кабинету Рахманова. У двери стоял милиционер, посторонившийся при нашем появлении. Саенко постучал. Приоткрыв дверь, кивнул:

— Проходите, Сергей Леонидович. Без меня.

В кабинете сидели Сашка и Рахманов. Сашка кивнул, по привычке склонив голову набок. Рахманов сказал, глядя на меня:

— Вы знакомы с этим человеком?

Глупый вопрос, подумал я. Рахманов отлично знает: мы с Сашкой знакомы. Но, поскольку вопрос был задан, я ответил:

— Знаком.

— Давно вы с ним знакомы?

— Давно. С детства.

— Пожалуйста, назовите его фамилию, имя, отчество.

— Чирков Александр Александрович.

— Какие у вас отношения?

— Очень хорошие. Мы друзья.

— Пожалуйста, садитесь. — Рахманов подождал, пока я сяду. Посмотрел на Сашку: — А вы знаете этого человека?

— Знаю, — сказал Сашка.

— Давно вы его знаете?

— Так же, как и он меня. С детства.

— Назовите его фамилию, имя, отчество.

— Лотарев Сергей Леонидович.

— Какие у вас отношения?

— Ну... — Сашка помолчал. — Скажем так: считались друзьями. Вообще же отношения нормальные.

«Ничего себе, — подумал я. — «Считались друзьями...» Что с ним?»

Рахманов сказал:

— Сергей Леонидович, попрошу ответить на несколько вопросов. Возможно, на некоторые из них вы уже отвечали. Скажите, с восьмого по двенадцатое июля, когда вы ездили на Сенеж на этюды, где вы ночевали?

Я покосился на Сашку. Смотрит в окно. Непонятный вопрос: где я ночевал? Но ведь я сказал Рахманову: в те дни я ночевал у Сашки на даче. То же самое сказал своему следователю Сашка. Как мы и договорились. Ладно, скажу то же, что говорил раньше.

— В те дни я ночевал на даче. У Чиркова.

— А на чем вы уехали в Москву двенадцатого июля?

— На чем? Я же сказал, на машине Чиркова.

Сашка повернулся:

— Андрей Викторович, я беру свои показания назад. Относительно моей дачи. И возвращения Лотарева в Москву.

Рахманов внимательно посмотрел на Сашку. Хмыкнул:

— Берете назад?

— Да. В те дни Лотарев действительно ночевал у меня на даче, как он говорит. В Москву я тоже его отвез на своей машине. Все так. Только разрешите задать Лотареву один вопрос.

Некоторое время оба, Сашка и Рахманов, неотрывно смотрели друг на друга. Наконец Рахманов вздохнул:

— Хорошо. Задавайте.

Сашка взглянул на меня в упор. Усмехнулся:

— Серега, зачем ты им сказал про мастерскую Глинского?

Вопрос мне не понравился. Впрочем, мне не понравилось и то, как он был задан. Помедлив, я сказал:

— Ты что, сбрендил? Я никому не говорил про нее.

Сашка изучающе смотрел на меня. Прищурился:

— Никому?

— Никому. Вообще что за дела? Можешь объяснить?

Сашка все еще разглядывал меня. Процедил:

— Д-да... Пожалуй, ты действительно никому про нее не говорил. Ладно. В таком случае прости.

— Может, все же объяснишь, в чем дело?

Сашка скривился:

— Серега, видишь ли, всего не объяснишь.

— Все, — сказал Рахманов. — Очная ставка закончена.

— Запомни только одно... — Сашка помедлил. — Тебе, лично тебе, при любом повороте плохо бы не было. Учти это... особенно потом, когда они тебе все объяснят. Сами. В любом случае тебе не было бы плохо. Понимаешь?

— Чирков! — строго сказал Рахманов. — Вы просили один вопрос. Все. Очная ставка закончена.

— Простите, Андрей Викторович. Молчу.

Рахманов дал мне протокол:

— Подпишите. — Подождал, пока Сашка поставит подпись. — Лотарев, теперь вы.

Я подписал. Рахманов нажал кнопку. В дверь заглянул милиционер. Рахманов кивнул:

— Уведите.

Сашка встал, скользнул по мне взглядом и вышел. После того, как дверь закрылась, я спросил:

— Что, Чирков арестован?

— Пока задержан. Но сегодня я вынесу постановление о его аресте.

Рахманов сделал вид, что поправляет лист бумаги. Поднял голову:

— Видите ли, Сергей Леонидович, Чирков здесь сказал, что мы вам все объясним. Действительно, я хочу вам кое-что объяснить.

Честно говоря, я ничего не понимал. Странным было все: от очной ставки до вопросов, где я ночевал и на чем уехал, но самым странным и непонятным был Сашкин вопрос о мастерской Глинского. Рахманов продолжал:

— Тем более сказать вам это — мой долг. Это нужно для вашей же пользы. — Помолчал. — Вы до сих пор опасаетесь, что на вас нападет Вадим Павлович?

Я посмотрел на Рахманова.

— Ну, да. Думаю, вы не хуже моего знаете, что это за человек.

— Действительно, мы это знаем. Но вы можете не опасаться. Вадим Павлович мертв. Причем уже давно. По нашим подсчетам, его убили утром восьмого июля.

То, что сказал Рахманов, было абсолютной бессмыслицей. Вадима Павловича, приходившего ко мне домой, я видел совсем недавно.

Рахманов тронул очки.

— И знаете, кто его убил?

— Н-нет. Не знаю. Кто?

— Ваш друг. Александр Чирков.

Я смотрел на Рахманова, пытаясь осмыслить то, что он сказал. Сашка убил Вадима Павловича! Восьмого июля! Да нет, чушь! Ведь я отчетливо помню: восьмого июля утром Сашка приехал ко мне, чтобы вместе позавтракать.

— Андрей Викторович, это невозможно. Восьмого июля я провел с Чирковым весь день. Он утром заехал за мной. Мы позавтракали в ресторане «Якорь». Потом вернулись ко мне. Попросили одного человека перегнать мою машину. Я вам уже это рассказывал, так ведь? Ну и потом вместе с Аленой и Жанной, то есть Медновой и ее приятельницей, поехали в «Совинцентр», где пробыли до ночи.

— Понятно. — Рахманов помолчал. — Скажите: восьмого июля, утром, перед тем как к вам заехать, Чирков вам звонил?

— Звонил. Он меня разбудил этим звонком.

— Не помните, откуда звонил? Из Москвы? Или из пригорода?

Я посидел, стараясь вспомнить: что это был за звонок. Действительно, Сашка звонил откуда-то издалека. Его голос был еле слышен. Правда, тогда я не придал этому значения.

— Ну, может, он в самом деле звонил из пригорода.

— Из Солнечногорска. В тот день, рано, когда только начало светать, Чирков встретился с Вадимом Павловичем на озере. Убил его. Скрыл следы преступления. Другими словами, закопал труп. Ну и позвонил вам. Во сколько примерно он вам позвонил?

— Примерно в одиннадцать.

— Все правильно. Чиркову нужно было управиться с этой «работой». Чтобы потом заняться вами. Вплотную. Думаю, сейчас вы уже понимаете, зачем были нужны Чиркову?

— Зачем? Наверное, чтобы подвезти Юру и Женю?

— Не только. Чирков предполагал: подвозя Юру и Женю, вы можете совершить какую-то оплошность. И тем самым «засветиться». Эту оплошность вы совершили, случайно выбросив старую контрамарку. Здесь, по замыслу Чиркова, он снова должен был прибегнуть к вашей помощи. Как бы это вам объяснить... Вы должны были помочь Чиркову убедить нас: Вадим Павлович жив. Но для того чтобы нас в этом убедить, вы должны были бояться.

— Но тогда кто ко мне приходил несколько дней назад?

— Человек, которого нанял Чирков.

Я сидел, бессмысленно разглядывая стену. Если все это правда, получается, Сашка меня предал. Предал самым подлым образом.

— По-вашему, Чирков меня использовал? Как последнего идиота?

— Ну, я бы не назвал вас идиотом. Будь я на вашем месте, я бы тоже чувствовал себя не в своей тарелке.

Посидев немного, я понял: во мне закипает ярость. Ведь я ничего не подозревал. Я верил каждому Сашкиному слову. Он же, ломая комедию, нагнал на меня страху. Заставлял бояться какого-то Вадима Павловича. Каких-то мифических шестерок. Ведь все эти дни я боялся не только за себя, но и за Алену. Представляю, что она подумает, когда все узнает. Ведь я пугался каждого шороха. «В любом случае тебе не было бы плохо». Теперь я понимаю, что значили эти слова. Мне не было бы плохо. Да мне сейчас плохо, так плохо, как никогда не было. Черт с ним, с Сашкиным замыслом, с тысячей Сашкиных замыслов, главное — он меня предал.

— Выходит, Юра и Женя — люди Чиркова?

— Нет. Чиркова Юра и Женя даже не знают. Просто Чирков убил Вадима Павловича перед самой операцией. И, таким образом, все получил сам.

— А Вера Новлянская? Она с ними как-то связана?

— Приблизительно так же, как и вы. С Новлянской Чирков был в довольно тесных отношениях. Ну и использовал ее былые связи, которые помогли ему организовать сбыт.

— Значит, Вера не знала об угоне трейлера?

— Не знала.

Я молчал, пытаясь осмыслить все до конца. Не так это было просто. Ведь для этого я должен был вернуться на несколько месяцев назад. И заново проанализировать каждый день. Рахманов вздохнул:

— Ладно, Сергей Леонидович. Идите. Признаться, у меня еще много дел.

— Идти куда? — спросил я. — Вы меня отпускаете?

— Конечно. Почему я должен вас задерживать?

— Но я ведь в какой-то мере соучастник Чиркова?

Рахманов посмотрел в окно:

— Номинально, конечно, вы в чем-то помогли Чиркову. Но вообще-то вы жертва. Жертва мошенничества. Так сказать, пострадавший. Идите. Внизу вас пропустят, я предупредил. Желаю к нам больше не попадать. Всего доброго.

— Всего доброго. — Я подошел к двери, сказал, взявшись за ручку: — А почему вы спрашивали меня, где я ночевал на Сенеже? И на чем оттуда уехал?

— Из-за Чиркова. Точнее, из-за его показаний.

— Он показал по-другому?

— Да, чтобы вынудить меня назначить очную ставку.

— Очную ставку? Но зачем она была ему нужна?

— Думаю, Чиркову было важно вас увидеть.

— Увидеть? Зачем?

Рахманов побарабанил пальцами по столу.

— Наверное, Чирков хотел вас проверить и понять, не предали ли вы его. Вы ведь уговаривались не сообщать об этой мастерской? Мастерской Глинского?

— Уговаривались. Но ведь все остальное мы рассказали?

— Рассказали. Ну а почему же вы решили не говорить о мастерской Глинского?

— Да просто, чтобы не втягивать в эту историю моего друга Володю Глинского. Он здесь вообще сбоку припека. Дал нам ключи от мастерской. Зачем же ему подкладывать такую свинью?

— Все правильно. Вспомните, кто первый подал эту идею? Не сообщать о мастерской Глинского? Вы? Или Чирков?

— Чирков. Но это не имеет значения. Такую идею вполне мог подать и я.

— Понятно. — Рахманов кивнул. — Всего доброго, Сергей Леонидович.



Посмотрев вслед вышедшему Лотареву, Рахманов подумал: что же было для него самым трудным в расследовании? Как ни странно, больше всего он мучился сомнениями: кто же на самом деле разговаривал с Люкой. Лишь совсем недавно Рахманов понял, до чего же все просто. Конечно же, с Люкой разговаривал реальный Крыж — Шеленков, которого Чирков подбил съездить в Сухуми. Все же дела с Азизовым вел сам Чирков, профессионально преобразивший свою внешность. О том, что Чирков делал все это, загримировавшись под Крыжа, настоящий Крыж, естественно, не знал.

Очень важно было понять, кем был для Крыжа Чирков. Можно предположить: из всех людей, с которыми он был связан, Крыж больше всего доверял именно Чиркову, давшему ему, по существу, новую внешность. Именно этим обстоятельством Чирков и должен был воспользоваться.

И, наконец, история с этюдником, раздражающе подействовавшим на собаку. Верный Дик, конечно же, лаял не на этюдник, а на багажник «девятки» Чиркова, из которого тот не успел убрать одежду Крыжа. Ее, отправляясь в Сухуми, Чирков для верности надел перед встречей с Азизовым.

Это предположение объясняло поведение собаки. Но и заставляло задуматься. Чирков мог убить Крыжа только выстрелом с близкого расстояния. Но если так, кровь неизбежно должна была запачкать одежду. Поехать в Сухуми в такой одежде Чирков не мог. Но Чирков, зайдя с Крыжом поговорить в скрытое от посторонних глаз место, заодно предложил ему искупаться и тот снял одежду.

Этот вывод был для Рахманова особенно важен, ибо в конце концов помог найти гильзу, а затем и тело убитого Крыжа.

Собаку Чирков убил вынужденно. Дик мешал ему проникнуть в комнату Крыжа вечером двенадцатого июля, когда на базе никого не было. Попасть же туда Чиркову было необходимо для того, чтобы забрать из комнаты некоторые вещи и документы и создать тем самым впечатление, будто хозяин знал, что он уходит навсегда, а также изъять мазь, которую врач, знакомый Чиркова, выписал Шеленкову для лечения радикулита. Если бы удалось найти этого врача, тот мог бы многое разъяснить следствию.



Выйдя из прокуратуры, я тут же сел в машину. Мне хотелось как можно скорей отъехать от этого места. Я вырулил на Петровку, попетляв по центру от улицы Горького до Арбата. Наконец понял: нужно где-то встать, просто встать и постоять.

Свернув в какой-то переулок, я проехал немного и остановил машину. Выключил мотор. Я чувствовал себя совершенно обессиленным. Посидев немного, подумал: надо ведь что-то делать, иначе я сойду с ума. Я просто не смогу жить с этой тяжестью...

Но что делать, я не знал, и поэтому сидел без движения, разглядывая переулок. Это был обычный московский переулок: длинные ряды окон, пустой тротуар, каменный бордюр у нижнего этажа, бак для мусора, виднеющийся в ближней арке.

Просидев так около часа, решил: надо кому-то позвонить. Я должен сейчас позвонить любому человеку. Любому, кроме Алены. Алене я звонить не могу, потому что все эти дни я выглядел перед ней идиотом, трусливым кретином, боящимся собственной тени...

Пошарив в кармане, я нашел мелочь. Вышел из машины, подошел к телефону-автомату. Опустил монету, набрал номер.

— Да?

Я молчал. Если б она понимала, как она мне сейчас нужна. И как я хочу ее видеть.

— Да? — повторила Алена. — Кто это?

— Алена, привет.

— Привет. Ты что молчишь? Ты откуда?

— С улицы. Из центра.

— Что-нибудь случилось?

— Ничего не случилось.

— Неправда. Случилось.

Я долго молчал, соображая, что же ей сказать. Вздохнул:

— Может, и случилось. Ты не против, если я сейчас заеду?

— Конечно. Мы куда-то поедем?

— Не знаю. Я сейчас ничего не знаю.

Я повесил трубку. Вернулся в машину. Посидел немного, разглядывая пустой переулок. И включил мотор.


Художник Геннадий НОВОЖИЛОВ






Джеймс Баллард

Похищенный Леонардо

Рассказ

Похищение «Распятия» Леонардо да Винчи из Лувра вызвало неслыханный скандал. Десяток наиболее крупных похищений произведений искусства, таких, как «Герцог Веллингтонский» Гойи из Лондонской национальной галереи, или собраний импрессионистов из домов миллионеров на юге Франции и в Калифорнии, так же как явно завышенные цены на аукционах Бонд-стрит и улицы Риволи, казалось, должны были приучить публику к потере даже самого разрекламированного шедевра. Но похищение «Распятия» было встречено в мире с искренним изумлением и досадой. Тысячи телеграмм со всех концов земного шара обрушились на Кэ д\'Орсэ и Лувр, французские консульства в Боготе и в Гватемале были забросаны камнями.

Я появился в Париже спустя сутки после так называемого «большого скандала с Леонардо». Во всех киосках по дороге от аэропорта Орли заголовки газет напоминали об этой истории: «Украдено «Распятие» Леонардо», «Из Лувра похищен шедевр, оцениваемый в 5 миллионов фунтов стерлингов»...

Официальный Париж, судя по всему, оказался в растерянности. Несчастный директор Лувра был отозван с конференции ЮНЕСКО в городе Бразилиа и теперь находился в Елисейском дворце с отчетом лично президенту. Все Второе бюро было поднято на ноги. По крайней мере трем министрам без портфеля дали понять, что их политическая карьера поставлена на карту. Накануне вечером сам президент сказал на пресс-конференции, что похищение «Распятия» Леонардо касается не только Франции. Он обратился ко всем с призывом способствовать быстрейшему возвращению картины. Наблюдатели язвительно заметили, что это был первый кризис в его карьере — Великий человек не закончил свою речь словами «Да здравствует Франция!».

Мои собственные ощущения, несмотря на профессиональное отношение к изящным искусствам — я директор Норсби, всемирно известного аукциона на Бонд-стрит, — совпадали с ощущениями широкой публики. Когда такси проезжало мимо сада Тюильри, я просматривал газеты с грубыми репродукциями лучезарного шедевра Леонардо, вспоминая саму картину, ее ни с чем не сравнимую композицию, игру светотени, изумительную технику — то, что, принадлежа великому Возрождению, вдохновляло скульпторов, художников и архитекторов стиля барокко.

Несмотря на то, что ежегодно продавалось два миллиона репродукций «Распятия», не считая бесчисленных подражаний и копий, тема картины все еще сохраняла свое величие. Написанное два года спустя после «Богоматери со Святой Анной», это полотно одно из немногих у Леонардо, избежавшее прикосновений тысяч жадных рук художников-копиистов в течение четырех столетий. Оно осталось единственной картиной художника, не считая выгоревшей и едва различимой «Тайной вечери».