— Теперь ты понимаешь, что путь к звездам для нас закрыт. Верлена представляет для Чатварима не меньший, если не больший, интерес, чем ты. Она способна дать будущее, начало новой расы потомков Чатварима. Возможно, она единственная женщина рода легисов…

Ходобай был в курсе готовящейся операции. Он помог начальнику переодеться в германский мундир и пошел вместе с ним в штаб 70-го Ряжского пехотного полка, который обеспечивал переход линии фронта.

— И не только она, — приглушенно добавил Зафс. — После появления Верлены ее мать также представляет для Машины нешуточный интерес. Ты… — Юноша запнулся, и леди Геспард сама подобрала для себя слово:

После гинденбургского нажима с апреля по август боевая активность стихла. Солдатам с обеих сторон лень было рыть сплошные окопы. И в промежутках между укрепленными участками, там, где были овраги, болота и прочие неудобицы, образовались бреши. В такую брешь и сунулся смельчак. Сквозь лес до подходящей топи его провела команда пешей разведки ряжцев. На краю болота Брюшкин уселся на спину пехотинца могучего сложения, рядового Козолупова. И тот, кряхтя и шмыгая сопливым носом, перенес офицера на тот берег. Там уже было сухо. Павел поблагодарил своего носильщика:

— Я стану «инкубатором» для легисов. Песочники — вырождающаяся нация, Чатвариму сильно не повезло с их генетическим материалом. Скорее всего, если бы не ущербные гены «благословенного народа», каждый легис обладал бы телепатическими возможностями. Ведь вы общаетесь с отцом на ментальном уровне… Так что теперь я навсегда заперта на этой планете. Точнее — спрятана. Я и Верлена.

– Ну и здоров же ты, Вася. Вернусь – с меня шкалик.

— Если только одного из твоих детей не признают неорасой, — угрюмо добавил Зафс. — Мне обещали право выбора, и я им воспользуюсь, мама. Я не позволю превратить тебя в… — Юноша снова запнулся, и мать закончила за него:

– Вы, главное, возвернитесь, – с достоинством ответил детина, переводя дух. И отправился обратно, стараясь не шуметь. А штабс-капитан, точнее, лёйтнант, пошел на запад.

— В племенную самку.

— Да!

Он двигался лесами, обходя ближние тылы противника, целые сутки. Разведчик устал, ему хотелось есть и спать. От голода выручал шоколад – немецкий, чтобы не вызвать подозрений. Вот со сном было плохо. Ходок прикорнул на дневке в густых зарослях шиповника. Но его разбудил проезжавший невдалеке обоз. Павел раздумывал, не сесть ли ему в фуру, но решил все-таки удалиться от фронта подальше.

Ночью идти по лесу стало невозможно, и офицер вышел на рокаду. Там его подсадила и довезла до местечка Руженицы пустая патронная двуколка. В Руженицах разведчик держал агента-наблюдателя, хозяина шинка, и чуть было не направился прямо к нему. Но вовремя остерегся. Он разбудил начальника этапного пункта, предъявил офицерскую книжку и попросил устроить на ночлег. Молодой интендант, недоучка из Берлинского университета, предложил сверстнику лечь у него в задней комнате. В результате они всю ночь проболтали. Ловко направляя беседу, ходок узнал, что в селении обнаружена и ликвидирована русская шпионская организация. Расстреляны девять человек. Командовал ими владелец пивной, поэтому сейчас выпивку достать невозможно…

Тихое покашливание за спиной матери и сына напомнило им, что на веранде они не одни. Деликатный профессор Эйринам хотел было уйти в дом, но занятный диалог хозяйки дома и его молодого друга буквально пригвоздил ученого к месту.

Лейтенант Матеус на этих словах извлек из кармана шинели фляжку и многозначительно ею побулькал:

— Простите, мои друзья, — смущаясь, проговорил историк, — я не совсем понимаю, о чем идет речь. О каком признании неорасы вы говорите? И кто кого должен признавать? Мне кажется, эта планета не имеет влияния в галактиках…

– Мы, пулеметчики, не лыком шиты! Но нужны рюмки.

— Сахуристар здесь ни при чем, — видя, как неловко чувствует себя ученый, произнес Зафс.

Интендант послал керла[112] добыть закуску, два офицера выпили картофельной водки, и им стало совсем хорошо. На этап ночью никто не пришел, хлопот у начальника пункта было немного, и состоялся длинный разговор обо всем на свете. Дошло даже до споров о новой германской философии. Уже под утро пулеметчик спросил интенданта:

В профессоре боролись врожденная тактичность и самородный исследовательский пыл. Судя по всему, дипломированный «разведчик-первопроходец» побеждал деликатную сторону натуры Эйринама, и профессор уже не делал попыток вежливо «оглохнуть».

— Мы рассуждаем во вселенских масштабах. Увы, профессор, но вы невольно прикоснулись, стали случайным свидетелем интриг и схваток Высших Сил. Я в этих схватках был призом. А сейчас узнал, что и мои близкие включены в этот розыгрыш.

– У меня приятель куда-то делся, Курт Шуттинг из гвардейского резервного корпуса. Не знаешь, где они сейчас? Эта военная цензура совсем с ума сошла. Русские, говорят, в курсе всех наших дислокаций. А от своих мы скрываем.

— Вам всем грозит опасность? — Эйринам красноречиво поднял палец вверх, указывая на звезды.

И этапный комендант беззаботно ответил:

— Да. Нам грозит опасность, но вам, дорогой Горентио, еще не поздно покинуть планету. — В тоне Даяны не было ничего, кроме обеспокоенности за судьбу любознательного друга. — Поверьте, с этой минуты мы очень опасная компания…

– Пиши в Кассель, в штаб округа. Корпус отослали туда на переформирование.

— Опасная?! — с неожиданным негодованием воскликнул ученый. — Да вы самая замечательная, самая интригующая компания, которую мне когда-либо приходилось встречать! Каждый из вас — человек-загадка! Штучные экземпляры, простите. И вы, леди Геспард, рассчитываете, что я откажу себе в удовольствии подольше оставаться в вашем обществе?!

— Вы переоцениваете нас, — смутилась Даяна.

После такой ночи Брюшкин мог смело возвращаться обратно. Но он уже вошел во вкус и решил углубиться в германский тыл еще немного. Это оказалось ошибкой. На околице Ружениц лейтенанта перехватили полевые жандармы. Просмотрели документы, ничего не заподозрили, но из добрых побуждений подсадили Вильгельма Матеуса в штабную машину, едущую аж до Митавы. Исполненный благодарности офицер попросил шофера высадить его в первом же крупном населенном пункте. В итоге он удалился от фронта на шестьдесят километров! И потом долго возвращался обратно. В окрестностях Балдона гвардейцу-остэльбцу[113] пришлось даже инспектировать пулеметное отделение одного из баварских пехотных полков. Он умело спровоцировал спор насчет вклада в победу бело-голубых и черно-красных (цвета баварского и прусского флагов) и был выгнан прочь со скандалом…

Через пять дней, после различных приключений, Павел Лыков-Нефедьев вернулся к своим. Когда он появился в штабе армии, его сразу вызвали к командующему. И Плеве в присутствии штабс-капитана устроил сильный разнос Ирилиусу:

— Отнюдь! У меня отличный нюх на сенсацию!

– Как вы решились без моего ведома отправить офицера во вражеский тыл в их мундире?

— Но эта сенсация не может быть предана огласке, — с укором произнесла Даяна.

– Он сам вызвался, ваше высокопревосходительство.

— Я понимаю, — с готовностью кивнул Эйринам. — И я готов хранить вашу тайну. Вы только расскажите мне немного о неорасе. Легисах, кажется? Именно так вы называете себя, мой друг…

— Не торопитесь, Горентио, — улыбнулась Даяна. — Возможно, мы вам все расскажем, но не сейчас. Сейчас вы должны помочь мне убедить этого мальчика не рваться на приступ замка Урвата.

– На что вам голова, подполковник? А если бы его там раскусили? И висел бы сейчас Лыков-Нефедьев на березе. Как бы вы смотрели мне в глаза? Я запрещаю вам впредь подобные авантюры. Идите.

Эйринам смерил Зафса взглядом — высокий рост, широкие плечи, мышцы бугрятся под одеждой — и нашел слово «мальчик» несколько не соответствующим действительности.

Павлука хотел улизнуть вместе с начальником отдела, но командарм его остановил:

— Мой юный друг, — сказал профессор, — прислушайтесь, пожалуйста, к доводам своей разумной матушки.

Этой просьбой Эйринам исчерпал себя как переговорщик, и слово взял Зафс:

– А вы садитесь и рассказывайте, что видели в их тылу. Как вас звать? Павел Алексеевич? Вы не сын ли Алексея Николаевича Лыкова?

— Я должен ехать, мама.

– Точно так, один из двух его сыновей.

— Все это бесполезно, — покачала головой Даяна и села на скамейку возле стены. — Один ты все равно ничего не сможешь сделать. Ни как телепат — вспомни об охране камней, — ни как легис. Ты просто зря потеряешь право Выбора. Это ловушка, мой милый.

– А второй тоже разведчиком, но в Персии?

— И все же попробовать стоит. Я не могу с уверенностью сказать, как буду действовать, я прошу тебя только верить мне. Я не нарушу условий Выбора и не причиню кому-либо смертельного вреда. Пока я был лишен права развивать свой разум, мама, я развивал физические возможности. И мир Сахуристара — теперь мой мир. Мир грубой физической силы, мир мужчин, где уважают право сильного. Я буду говорить с герцогом на языке, понятном нам обоим.

— Не думала, что ты можешь быть так наивен, — вздохнула Даяна. — Герцог — правитель. Он сам назначает правила, удобные ему.

Значит, о вас мне рассказывал Виктор Рейнгольдович Таубе?

— И все же он — мужчина. Если вынудить его дать слово, Ранвал его сдержит. Ты не могла бы полюбить другого…

– Видимо, да, ваше высокопревосходительство. Генерал Таубе – старинный друг моего отца.

— Полюбить? — переспросила Даяна. — А где ты слышал о любви?

– Достойные люди, чего там говорить. Ну, что творится в тылу у тевтонов? Докуда вы добрались?

— В твоих мыслях. А герцог… Герцог просто болен тобой.

– Почти до Митавы. Общее впечатление: сильных частей у них там нет. Войска устали, сели в оборону. Вот и гвардейский резервный корпус послали на пополнение.

— Как это все не нужно! Как некстати! Он приезжал сюда десятки раз, приказывал, просил, грозил. Я так устала быть непреклонной, сынок…

– Мы тоже устали, – вздохнул командарм. – Нас бы кто пополнил… А ближние резервы видели?

— И если бы не предсказания Верлены, давно бы уехала в замок?

– Нет. По моим сведениям, как начальника тайной разведки, их немного. Пехотный полк и кавалерийский дивизион. И четыре маршевые роты, еще не поделенные.

— Да. Оставила бы для тебя сообщение на базе и зажила настоящей жизнью — с любимым мужчиной, с детьми. Жила бы и радовалась… Но слова Верлены — «нас умертвят» — не позволяют мне расслабиться ни на секунду! Я все время жду подвоха, я окружила дом датчиками и гостей встречаю как вражеских лазутчиков! Я так устала… Уже двадцать лет единственное существо, которому я могу полностью довериться, — это полосатый кот. Представляешь? Леди и кот, кот и леди…

— А кстати, где он?

Плеве, палочка-выручалочка русской армии, дважды уже спасал ситуацию: в Галиции, когда австрияки неожиданно перешли в наступление, и в Прибалтике, когда отстоял Ригу. Педантичный, мелочно придирчивый, он не был любим своими подчиненными. Зато воевал хорошо. Плеве сказал на прощанье штабс-капитану:

— О! — Даяна махнула рукой. — Почти уверена, Кавалер уже едет в карете вместе с детьми. Верлена заставила стражников остановиться — не знаю как, но можешь поверить, заставила — и взяла с собой кота. Иначе Кавалер давно бы вернулся. Кот не может состязаться в беге с лошадьми и не будет без толку преследовать карету. Если детей куда-нибудь спрячут, он подскажет мне, где их искать…

– Вы храбрый человек, Павел Алексеевич, но в чужую рясу больше не рядитесь. Негоже офицеру болтаться в петле. Уж лучше с пулей в груди на поле боя. И со знаменем в руках, как князь Андрей Болконский, а? Ступайте, я буду иметь вас в виду.

— Невероятный зверь, — улыбнулся Зафс.

— Еще какой! Моя свекровь леди Геспард как-то сказала, что у кошек несколько жизней. Три раза на моей памяти Кавалер почти умирал, но как видишь — жив, здоров и очень бодр.

Воспользовавшись затишьем, штабс-капитан стал восстанавливать ближнюю агентурную разведку. Он обучил в разведывательной школе, расположенной в Двинске, десятки новых ходоков и вербовщиков и сам проверил их знания. Лыков-Нефедьев отличался от своих коллег в других соединениях. Те относились к агентурному материалу из местных крестьян небрежно, даже с оттенком презрения. Шпионы же! Люди это чувствовали и работали спустя рукава. Часто они брали деньги и больше не возвращались. У Брюшкина результаты были на высоте. Он подолгу беседовал с ходоками, бывал у них дома, знал, как зовут жену и детей. Если агент погибал, офицер лично относил деньги его вдове. В некоторых случаях ходоку для спасения жизни приходилось соглашаться на двойную игру с германцами. И всякий раз, вернувшись, человек сознавался в этом штабс-капитану. Тогда начиналась операция по дезинформации противника. В которой заведующий тайной разведкой в первую очередь думал, как уберечь своего агента. Еще он выучил литовский и польский языки, чтобы общаться со своими людьми без переводчика.

— Кавалер защитит нас, мама. Я уверен.

— Защитит! — фыркнула Даяна. — От стражников, закованных в броню, от воинов со стрелами и копьями, от гнева герцога.

Рекрутеры-вербовщики объезжали тыловой район армии и разговаривали с беженцами – искали среди них кандидатов в ходоки и маршрутники. Подходящих направляли в разведывательную школу и назначали небольшое жалованье. В процессе обучения за новичками следили специальные филеры. Курсантов отпускали домой, но их переписка и контакты были под контролем. Так удалось вычислить нескольких человек, завербованных германцами и имевших задание внедриться в нашу разведсеть.

— От Шыгру, — поправил сын. — Основная опасность идет не от холодной стали, а от колдовских чар астролога. Не думаю, что Ранвал направит на нас копья и стрелы, а вот Шыгру… Шыгру не нужны ни ты, ни дети в замке. Вы для него опасны, так что нам стоит торопиться, Верлена и Сакхрал совершенно беззащитны…

— Если не считать кота, — вставила Даяна.

Вербовщики жили на квартирах, где вместе с ними находились кандидаты в шпионы. Даже после окончания школы продолжалась шлифовка. Людей учили по таблицам и фотографиям определять обмундирование и погоны противника с номерами частей. Они должны были уметь, наблюдая колонну на марше, точно определить ее состав и численность, количество пушек и зарядных ящиков, их калибр. Отличить драгун от улан, а гренадеров – от обычных пехотинцев. Особое внимание обращалось на обнаружение вражеских штабов. Если к зданию ведут телеграфные и телефонные провода, а у входа дежурят конные вестовые и стоят мотоциклетки, значит, там штаб… Еще учили быть незаметными в полевых условиях, а в случае обнаружения – особым приемам, как отвести подозрения. Ходокам привили навыки работы с картами, их натаскивали ориентироваться на местности, входить в доверие к людям, разговорить незнакомца, вызвать сочувствие. Самые способные вырастали до должности старшего агента и становились помощниками Лыкова-Нефедьева.

— Да, если не считать кота.



Старшие агенты создавали в ближнем тылу врага резидентуры и регулярно их навещали, поддерживая связь. Раз в неделю штабс-капитан встречался с резидентами, заслушивал доклады, ставил новые задачи, премировал деньгами. Иногда начальник лично ходил за посты, чтобы проверить наиболее важные сведения или раскусить подозрительного человека. В этих случаях он, выполняя приказ Плеве, оставался в присвоенном мундире, чтобы в случае неудачи его признали военнопленным.

По заросшему высокой жесткой травой морскому берегу медленно поднимались два человека в широких дорожных накидках. Сильный ветер трепал их волосы, распахивал полы одежды, забирался под капюшоны. Свинцовая тяжесть облепленных влажным морским песком ботинок сковывала шаги, и мужчина, протянув руку спутнице, помог ей выбраться на верх обрыва одним сильным движением.

— Отдохнешь немного, мама? — спросил Зафс.

Павел вышел на командование с рискованным предложением. В конце 1914 года храбрый австрийский обер-лейтенант Макс Тайзингер фон Тюлленберг при отступлении его армии из Галиции добровольно остался в русском тылу для проведения диверсий и разведки. С ним было всего 20 солдат, но отряд причинил нашим тылам большой урон. Через два месяца смельчаки благополучно вернулись к своим. Лыков-Нефедьев предложил сформировать такой же отряд и направить в Полесье. Штабс-капитан готов был его возглавить. Но командование, подумав, отказалось от этой идеи[114].

Уже два среднегалактических часа мать и сын брели вдоль берега, оставляя позади скалистую бухту, где в глубине, под толщей вод скрывался орбитальный челнок. Они уходили от места высадки, морской прибой слизывал оставленные на песке следы, неяркое осеннее солнце совсем не согревало лица, осыпанные мелкой водяной пылью. Тела грели крошечные климатические установки, вмонтированные в швы одежды, но по щекам и лбу хлестал пронзительный соленый ветер…

— Пожалуй, можно, — согласилась Даяна и тяжело опустилась на поросший мхом валун.

Особо выделенные люди наблюдали за явочными квартирами, переправочными пунктами, разведшколой и штабом армии с целью охраны их от врага.

Почти двое суток Даяна и Зафс оставались в лесном доме, позволяя стражникам увозить детей все дальше и дальше. В этом мире, мире резвых лошадей, неторопливых осликов и неспешного пешего марша, леди Гунхольд и ее спутник никак не могли опередить карету с детьми. Они не могли появиться в замке прежде экипажа с впряженной четверкой сытых лошадей из герцогских конюшен, поскольку Даяна никогда не была амазонкой. Она плохо держалась на лошади. Их появление в замке прежде похитителей было бы невозможно объяснить даже колдовством, и приходилось ждать. Рассчитывать время, необходимое похитителям для путешествия, для остановок на сон и отдых.

Закончивший обучение кандидат переправлялся в тыл противника с одного из четырех имевшихся у Павла постоянных пунктов глубокой разведки: в Двинске, Якобштадте, деревне Яш-Мыза и местечке Грива. В каждом из пунктов имелся штатный состав в 5–7 человек во главе с опытным унтер-офицером или прапорщиком. Там новичок получал конкретное задание по разведке, документы, деньги, изредка – необходимое снаряжение: карту, компас, блокнот и химический карандаш. При необходимости ему сообщали явку в том месте, куда он направлялся. В среднем из-под руки Павлуки в месяц уходило за пикеты до 15 человек. Возвращались больше половины – это был очень высокий показатель, удивлявший командование. Качество приносимой ими информации, правда, оставляло желать лучшего. Но тут все зависело от качества человеческого материала…

— Сейчас они уже подъезжают к столице, — глядя на беснующийся морской прибой, сказала Даяна. — Мне кажется, я чувствую посылы Кавалера…

— Вряд ли это так, — не согласился легис. — Мы слишком далеко.

Еще были агенты-разводящие. Они доставляли ходока к месту перехода линии фронта, следили за его поведением, не допускали, чтобы он видел расположение наших частей. Мало ли что? Часто агента доставляли в окопы с завязанными глазами. Разводящий также обыскивал ходока, нет ли при нем лишних вещей, уличающих бумаг, донесений врагу и проч. Переход агента за сторожовку осуществлялся исключительно по телеграмме или записке заведующего тайной разведкой.

Даяна подняла глаза на сына:

— А если Кавалер объединил силы с Верленой?

Возвратившегося ходока допрашивал начальник переправочного пункта и делал первый доклад Павлу. Были случаи, когда такой ходок быстро попадал в штаб армии – это происходило, когда человек доставлял важные сведения.

— Я бы почувствовал это быстрее тебя. Не тешь себя надеждами, мама, детей «закрыли» с помощью камней, и даже Кавалер не сможет пробить их защиту.

— Пожалуй, да, — согласилась Даяна. — Пошли.

Кроме сети, следящей за вражеским тылом, штабс-капитану Лыкову-Нефедьеву пришлось создать несколько резидентур в нашем тылу. Это делалось на случай дальнейшего отступления. Подходящий кандидат должен был выразить категорическое нежелание эвакуироваться вместе с фронтом и согласие остаться после ухода войск. Еще требовались знание местности, развитость, надежность. В одном только Двинске таких «отложенных» резидентов было подготовлено семь человек. Проживая в нашем ближнем тылу, они должны были зорко смотреть вокруг, выискивая засланных к нам германских агентов. Изредка это им удавалось. В частности, под Ригой были обнаружены четыре вражеские агентурные радиостанции. Из них три выследили люди, подготовленные Павлукой.

Обогнув прибрежные заросли колючего кустарника, лесная колдунья и легис вышли на укатанную колесами телег дорогу и, легко стряхнув с сухой теплой обуви налипший песок, зашагали к столице.



За сообщение частным лицам о своей секретной работе сотрудник немедленно арестовывался и высылался в отдаленные местности Западной Сибири. В некоторых случаях, если ущерб от болтуна был серьезный, его могли и расстрелять.

Страж городской заставы лениво и без рвения выполнял обычную рутинную работу: впускал и выпускал груженые и пустые телеги, привычно покрикивал на зазевавшихся пешеходов и едва успевал кланяться хвостам резвых господских лошадей, несущихся мимо. Обычный упорядоченный день городского стража — налево, направо, вперед, назад. «Чего везешь, старая оглобля?!», «А ты куда лезешь, образина чумазая?!», «Хорошего вам дня, господин лавочник», «Много вас тут, а столица одна…».

Дважды штабс-капитан Лыков-Нефедьев выполнял особые задания командования. Его переодевали в форму германского офицера, придумывали правдоподобную легенду и сажали в этапный лагерь для военнопленных. Новичок слушал, влезал в разговоры, спорил или поддакивал, вызывал на откровенность. Никому из сидельцев и в голову не приходило, что он беседует с русским… Таким способом удалось, в частности, узнать, что в Риге существует тайная организация, готовящая побеги старшим офицерам и представителям титулованного дворянства из числа попавших в плен.

Его взгляд привычно цеплял вышедших на утренний промысел карманников — те плутовато прятали глаза и притворялись законопослушными гражданами, но его-то, Гримала, не проведешь! Он этих обормотов за версту чует!

Тот же взгляд равнодушно пропускал тележки зеленщиков, спешащих на рынок, снопы сена, клетки с курами, бочки водовозов. Все эти повозки и лица были скучны и знакомы до зевоты. И даже горло драть — а ну, не толпитесь! — не хочется и лень.

Выяснилось также, что подобные ячейки имеются по всей стране. Только из лазаретов Московского военного округа, где лечили раненых, сбежали около двухсот человек. А Одесская губерния и Закаспийская область просто кишели беглецами.

Молодого воина, поддерживающего под локоть красивую черноволосую даму, Гримал выделил из толпы сразу, едва те показались из-за груженного сеном воза, перегородившего половину дороги. Опрятная дорогая одежда пеших путешественников удивила стража. «Карета сломалась где-то неподалеку?» — подумал Гримал и даже шею вытянул, пытаясь разглядеть застрявший экипаж. Уж больно непыльным выглядел наряд темноглазой дамы, карета не могла высадить путников вдали от города.

В конце лета Павлу добавили хлопот: поручили бороться с перебежчиками. Это явление захлестнуло русскую армию после неудач весенне-летней кампании. Из Могилева, из Ставки, пришла шифровка с тревожными сообщениями. Сначала с белыми флагами сдались три роты 8-го пехотного Эстляндского полка. Следом сдались еще две роты 54-го Минского полка. Затем произошла массовая сдача в плен солдат сразу двух полков: 84-го Ширванского и 195-го Оровайского. В последнем прапорщик Данилюк уговорил сложить оружие сразу целый батальон!

Он присмотрелся и заметил стебелек сухой жесткой травы, прилипший к меховой оторочке подола женской накидки. «Прибрежная осока, — автоматически отметил страж. — Неужто контрабандисты?! Высадились, сдали груз и теперь пешком пробираются в город?»

Выставив вперед копье, Гримал сделал предупреждающий шаг, собрался прокричать грозное «а ну стоять!», но, так и не дойдя до поднятой рейки шлагбаума, замер с разинутым для крика ртом.

Штаб 5-й армии получил установку из ГУГШ. Германцы придумали новую хитрость. Они подбирали среди наших пленных тех, кто не хотел воевать, но готов был подзаработать. Готовили их и засылали к нам под видом бежавших. Пройдя незамысловатую проверку, эти предатели возвращались в строй и начинали пропаганду. Причем действовали по-хитрому. Сначала они заводили речи о том, что творится в Петрограде. Царица-немка, пока муж на фронте, спит с Распутиным. И дочек ему подсовывает! У стервы прямой провод из дворца к Вильгельму, которому она выдает наши военные секреты, поэтому германцы всегда их знают. Неча лить кровь за эту дрянь и ее супруга-рогоносца. Надо сдаваться в плен и ждать конца войны. А в плену не так уж плохо, был я там, жить можно…

Молодой воин, не сбавляя темпа, исподлобья бросил на стража тяжелый взгляд, и Грималу показалось, что в его грудь ударила кувалда кузнеца Маритуса. Взгляд оглушил, едва не сбил с ног и пригвоздил стражника к месту не хуже приказа старшины «Смир-р-рно, чертовы дети!».

«Островитяне!!! Чур, чур меня! И почему я снова камень пропил?!»

Затем тевтоны пошли дальше. Однажды к линии наших постов вышли сразу 59 человек. Они оказались русскими солдатами, попавшими в плен и прошедшими там подготовку в качестве диверсантов! Служивые были вооружены винтовками, гранатами, а в саперных чемоданах тащили пять пудов взрывчатки. Начальник диверсантов, унтер-офицер 3-го Кавказского корпуса, сообщил, что им поручено взорвать мост через Западную Двину. Подготовку пленные проходили в разведшколе при главном разведывательном бюро Восточного фронта в Шавли. За удачные взрывы им обещали кучу денег, правда, за ними нужно было идти обратно через линию окопов…

Паралич, сковавший мышцы Гримала, действовал до тех пор, пока две макушки — мужская, коротко стриженная и женская, прикрытая капюшоном, — не скрылись из виду.

«Надо старшине просигналить! — заполошно подумал Гримал. — Мужчина островитянин-воин вошел в город. Не к добру это, ох не к добру!» Событие из ряда вон. Колдуны и маги изредка появлялись у городской заставы (да и не все из них с островов прибыли, некоторые только для значительности под островных рядились), пару раз Гримал лично пропускал в город простоволосых женщин с пронизывающими глазами, но воинов среди прибывших островитян не было никогда.

Лыков-Нефедьев взялся разрабатывать кавказского унтера. Человек развитой и инициативный, тот сознательно записался в изменники, чтобы вернуться на родину. Германские разведчики не сумели его раскусить. Хитреца звали Иван Заболотнов. Вспоминая свои приключения, он постепенно рассказал много интересного. В частности, Заболотнов вспомнил одно из своих многочисленных заданий. После взрывов, учил его германский инструктор хауптман Поль, если не получится вернуться к нам, постарайся пролезть в Петроград. Там тебя будут ждать, дадут награду за диверсию и пристроят к делу. Запомни адрес: Газовая улица, дом семь, эпиляторий женщины-врача Дзекович. Пароль: «Нет ли у вас работы для полотера? Я согласен и на ночные уборки».

Да и были ли у них воины-то? Островные затворники ни с кем не соперничают, точнее, с ними никто не соперничает, поскольку связываться не хочет.

Павел вспомнил, что его отец занимается борьбой со шпионажем в столице. И послал ему секретное сообщение о раскрытом им новом адресе.

И вдруг — воин. В кожаном, укрепленном на груди и локтях железом камзоле, высоких сапогах, схвативших почти у колен узкие брюки из прочной ткани, и с мечом. Небольшим, любовно отполированным и невероятно острым, даже на взгляд.

«Не приведи Создатель, война с островами! В лягушек нас попревращают, квакай потом на болотах! Чур, чур меня! Завтра же свой камень у кабатчика выкуплю и на шею повешу!»



Зафс, придерживая Даяну под локоть, легко лавировал в суетливой дневной толпе столичного города. Озабоченные делами горожане почти не обращали внимания на странную пару, целенаправленно двигавшуюся к центру столицы, лишь иногда кое-кто пугливо уступал дорогу, споткнувшись о пристальный, внимательный взгляд молодого воина.

Глава 10

«Карета с детьми уже проехала через городскую заставу, мама, — мысленно сказал легис. — Стражник запомнил гербы на дверцах, я прочел этот образ в его памяти».

Шпионы повсюду!

«Может быть, наденем камни?» — обеспокоенно спросила Даяна.

«Зачем?»

В кабинете начальника ЦКРО ГУГШ[115] шло важное совещание. Состав был серьезный. Руководил говорильней сам начальник отделения полковник Ерандаков. Присутствовали еще несколько важных господ. Главную квартиру представлял генерал-майор Таубе, ненадолго приехавший из Могилева для участия в совещании. Департамент полиции выступал в лице статского советника Лыкова. От жандармского корпуса присутствовал начальник штаба генерал-майор Никольский. И сидели два руководителя столичных охранных отделений: Петроградского – полковник Глобачев и Московского – полковник Мартынов.

«Так безопаснее. Мы открыты для „чтения“».

«Нас никто не тревожит, мама. Я бы почувствовал».

Алексей Николаевич был единственным штатским в кабинете и по роду службы не занимался контрразведкой напрямую. Однако именно он первым потянул за кончик ниточки, когда обнаружил беседующими в ресторане крупного уголовника и крупного германского шпиона. С тех пор прошло восемь месяцев. Оперативная игра с противником перешла в новую фазу. Пора было принять насущные меры, но мнения участников совещания разнились.

«А вдруг лазутчики Шыгру…»

Первым заговорил Таубе и описал накопившиеся разногласия:

«Лазутчики Шыгру, — сразу перебил Зафс, — пойдут за нами покорно, как цепные псы. Им не справиться с легисом».

«Как знаешь, сынок, как знаешь. Но учти — Шыгру очень силен».

– Господа! В конце прошлого года случайным образом статский советник Лыков выявил в обеих столицах наличие шпионской группы. Руководил ею персидскоподданный Мирзабула, а в числе его агентов значились полтора десятка уголовных. То есть произошла смычка этих элементов. Уголовная преступность отличается спайкой. Где пятнадцать фартовых, там завтра будет сто… Поэтому было принято решение ликвидировать обнаруженную агентурную организацию. Но, как часто бывает, вмешались обстоятельства. Из-за отсутствия координации между службами Мирзабула спасся. Московская сыскная полиция поймала его на торговле крадеными вещами: шпион действовал под легендой владельца кассы ссуд. И выслала в Персию, как порочного иностранца. После отъезда резидента агенты затаились. Охранные отделения столиц вместе с сыскными полициями не могли их отыскать до самого лета.

«Он человек, мама».

Успокоив Даяну, Зафс оборвал мысленный обмен: уже не загороженные высокими городскими домами, вперед выступили массивные стены замка Урвата. Составленные из огромных тесаных камней, эти стены нависали над городом как вечный символ высшей власти. Твердокаменной, непреклонной и грозной.

Опять вмешался Лыков, когда поручил своему сыну частным образом разыскать резидента в Персии. И тот нашелся в Тавризе! Мирзабула вел оттуда оживленную переписку по нескольким условным адресам. Проследив его корреспонденцию, контрразведка постепенно вышла на след всей организации. В отсутствие шефа ею руководил, судя по данным наблюдения, вице-резидент, рецидивист, находящийся в циркулярном розыске, Главанаков. Теперь КРО штабов Московского и Петроградского округов наблюдают за шпионской сетью. В ней насчитали до пятидесяти человек, включая вербовщиков, наблюдателей, ходоков. Сеть мощная: имеются распускатели пораженческих слухов, есть силовое подразделение из бандитов, а также агенты в гражданском и даже военном аппарате. Давно пора бы ее ликвидировать, но внезапно она стала нужна нам. То есть Верховному Главнокомандованию.

«Впечатляет», — не удержался от комментария легис.

«Эти стены отлично символизируют суть правления герцогов Урвата. Незыблемые несколько столетий, они никогда не сдавались врагу, и Ранвал тоже не уступит».

Таубе сделал многозначительную паузу, чтобы все поняли масштаб предстоящей задачи. Потом генерал продолжил:

«Там будет видно», — спокойно ответил Зафс и кулаком, спрятанным в кожаную перчатку, ударил в невысокую, выпиленную в огромных железных воротах дверь.

Даяна знала, что кроме центрального входа в стене замка есть другие, менее презентабельные двери: крошечная калитка для прислуги, ворота для поставщиков провианта и фуража возле казарм дворцовой стражи. Но Зафс решил не удостаивать эти двери чести принять в замок легиса. Только центральные ворота, только парадные и главные. Легисы не входят через заднее крыльцо и не крадутся по задворкам.

– Ставка задумала несколько операций по введению противника в заблуждение. Масштаб дезинформации стратегический! Как донести тщательно замаскированное вранье до Берлина, Вены и Стамбула? Тут-то и вспомнили, что имеется подконтрольная нам готовая шпионская сеть…

Мгновенный щелчок небольшого глазка — внимательный взгляд стражника в прорези железа, — и дверь распахивается широко.

– В каком смысле подконтрольная? – перебил барона Мартынов. – Вы внедрили туда своих людей?

Их ждали. И в этом не было ничего удивительного. Ведь именно для того, чтобы Даяна вошла в замок, Ранвал и дал приказ похитить детей.

Леди Гунхольд и ее спутника беспрепятственно, не задавая вопросов, впустили во внутренний двор. Даяна шагнула на выложенную булыжником площадь, накинула на замок телепатическую сеть и поняла, что их не просто ждали. К их приходу готовились. В ментальном плане замок казался вымершим.

– Нет, до этого пока не дошло. Но мы хотя бы знаем состав организации, читаем ее корреспонденцию, наблюдаем за перемещениями агентов.

По периферии площади сновала прислуга, несколько стражников взяли на караул, едва ведьма, фаворитка герцога, шагнула в ворота. На высоком крыльце с широкой лестницей застыл нервный перепуганный паж, но даже его мысли — мальчик явно поджидал вошедших — остались закрытыми для Даяны.

– Состав знаем частично, – поправил приятеля Лыков. – Организация не может состоять из одних уголовников, те способны на силовые акции, но думать, добывать военные секреты, анализировать данные они не умеют. Кто-то руководит всей резидентурой. Кто-то умный и дееспособный. И это не рецидивист Главанаков, он же Пашка Бравый. Но мы пока не сумели раскрыть этого человека. В перехваченной переписке мелькает некий Князь. То ли это кличка – а такая кличка распространена у фартовых. То ли шеф действительно с титулом. Загадка.

Высоко вскинув голову — Зафс давно отпустил локоть матери, — Даяна пошла к парадному подъезду. Полы плаща развевались вокруг нее, как воинские знамена, капюшон слетел с черных, убранных под сетку волос, она шагала к ступеням крыльца, словно брала их штурмом.

– Внедрить туда своих людей не пытались? – настаивал начальник московской охранки.

Маленький паж еще больше съежился, спрятал лицо в поклоне и отвел левую руку в сторону, приглашая гостью следовать за ним.

Виктор Рейнгольдович покосился на своего приятеля Лыкова:

Не кинув мальчишке даже взгляда, леди вошла в замок, и маленькому пажу пришлось бежать, чтобы оставаться впереди рассерженной ведьмы.

– Сеть Мирзабулы особенная, перс вербует свою агентуру преимущественно из числа преступного элемента. Ту, что известна нам. Ни военная разведка, ни вы, политическая полиция, туда не вхожи. Вхож только Алексей Николаевич, который ловит эту нечисть тридцать пять лет.

Едва вступив под своды замка, Даяна почувствовала, как какая-то враждебная черная сила вдруг накинулась на нее и тут же отпрянула. Это Зафс выставил заслон вокруг матери. Как будто острой сталью обрезал тянущиеся к голове Даяны щупальца, и те, взвизгнув от неожиданной боли, убрались обратно к своему хозяину.

– Так ему и карты в руки, – хмыкнул Глобачев.

«Шыгру?» — определила одним именем произошедшее Даяна.

Сыщик только покачал головой. Начальнику Петроградского отделения ответил генерал-майор Никольский:

«Разведка боем, — усмехнулся легис. — Попытался сразу взять тебя под контроль».

– Отсидеться никому не удастся, даже не пытайтесь.

«И как?»

«Как видишь. Зализывает раны в своей норе».

В разговор вступил Ерандаков:

«Он нам опасен?»

– Господа, дело не в том, кто куда вхож, а кто нет. У нас под носом работает вражеская агентура, мы ее знаем, но не арестовываем. Как так? Почему?

«Ментально — ничуть. Но теперь он попытается напасть по-другому».

«Как?»

– Василий Андреевич, я же только что пояснил, – чуть повысил голос Таубе. – Мы хотим использовать эту агентуру в своих интересах.

«Не знаю. Получив сдачи, колдун сразу надел камень».

– А цена интереса какая будет? – сварливо возразил полковник. – Ради одного теряем другое. Сколько солдатских жизней на кону? Пятьдесят шпионов с утра до ночи вредят армии, а вы… Я считаю так: арестовать всех, и делу конец!

Юный паж раскрыл перед гостями резные двери огромного тронного зала и тут же, с облегчением утерев нос рукавом, пустился наутек так резво, словно черти кусали его за пятки.

Проглоченный длинными коридорами стук каблуков мальчика затих, и Даяна с сыном остались наедине с тишиной зала. Далеко впереди возвышался пустой золоченый трон на каменном возвышении в несколько ступенек. Знамена и боевые штандарты застыли в парадном обрамлении, красная вышитая подушечка лежала у золоченых ножек и как будто дремала, поджидая, когда подошва правителя упрется в ее податливую бархатную сущность.

Два охранника обменялись понимающими взглядами: вот дурак, а еще главный контрразведчик. И организовали против него сильную батарею. Мартынов напомнил, что искать новую измену трудно, проще следить за уже известной. Предатели сами себя обнаружат, когда явятся наниматься к Бравому.

«Ранвал сейчас с детьми, — мысленно сказал Зафс. — И он к нам не торопится».

Но Ерандаков никого не слушал и требовал закрыть лавочку. Для того, чтобы спасти жизни фронтовиков! Как будто другие этого не хотели…

«Откуда ты это знаешь?» — Даяна удивленно повернулась к сыну.

«А ты не слышишь?» — не меньше удивился легис.

Таубе не сдержался и резко ответил:

«Нет».

– Господин полковник, вам бы на фронт, шашкой махать.

«У нескольких служанок слабые камни. Девушки купили их у заезжего знахаря-шарлатана и даже не предполагают, как обманулись. Знахарь надул их, продал слабые фальшивки. Одна из девушек, кстати, служанка принцессы Аймины. У нее интересные мысли. Бойкие и… щекотливые».

«Как не стыдно подглядывать! Немедленно оставь девушку в покое!»

– А я фронта не боюсь! – взъерепенился начальник ЦКРО, по происхождению донской казак. – Я…

«Не могу, — лукаво усмехнулся сын, — горничная — ценнейший источник информации. Сегодня она причесывала госпожу, и та рассказала ей много интересного. Например, почему детей увезли именно позавчера».

«Ну-ну, не медли!»

Тут Лыков стукнул кулаком по столу так, что все вздрогнули:

Зафс поднял бровь:

– Тихо!

«Леди, а как же личная неприкосновенность?!»

«Зафс, прекрати эти глупые шутки! Почему Верлену и Сакхрала увезли в определенный день?»

Из приемной просунул голову секретарь, посмотрел на собравшихся ошалелыми глазами и скрылся обратно за дверью.

Легис стал серьезным, обошел вокруг замершей, прислушивающейся Даяны — ей показалось, что сын создал вокруг нее некий защитный магический круг, — и ответил:

Статский советник назидательно сказал хозяину кабинета:

«Шыгру. Он „говорил“ со звездами и наметил день. Точнее, утро, когда детей можно увезти без особенных проблем. Если бы не настойчивость колдуна — астролог определил день, час и людей, способных выполнить задание, — Ранвал отправил бы стражников еще в начале осени».

«Я немедленно иду к Сакхралу и Верлене! Где они? Ты знаешь?»

– Барон Таубе намеренно обратил ваше внимание на то, что дезинформация имеет стратегический характер. Занимается этим Ставка Верховного Главнокомандования! Которой, напомню, руководит сейчас сам государь. Вы что, против воли государя выступаете?

«Горничная называет это место „детская принцессы“. Ты хорошо знакома с расположением покоев замка? Сможешь найти туда дорогу?»

«Нет. Но мы пойдем».

Ерандаков смешался и начал было оправдываться, но ему не дали договорить, дружно отмахнувшись. Лыков довел идею своего друга до конца:

«Тогда…»

Мысли Зафса внезапно ускользнули от Даяны. Как слабый, набирающий силу ручеек, они осваивали новое русло, стекали в узкую канавку и убегали прочь. Ручеек становился тонкой дорожкой, он протыкал стены иллюзорной прозрачной иглой и уверенно брал направление.

– Сеть персидского негодяя, что создана им в Москве и Петрограде, большого вреда нам не наносит. Мы читаем донесения, которые пересылаются в Берлин через Стокгольм. Читаем, естественно, в «черных кабинетах». Два важных письма были изъяты – будто бы потерялись на почте. Мелочь пропускаем: пусть думают, что их машина на ходу. А сейчас эту вражескую машину используем к своей выгоде. Прихлопнуть организацию Мирзабулы несложно. Умнее держать под контролем. Недавно сразу две дезинформации были запущены через этот канал: одна касается германского фронта, а вторая турецкого.

«Не надо никуда идти, мама, — улыбнувшись с видимым облегчением, проговорил-подумал Зафс. — Верлена и Сакхрал в безопасности. С ними сейчас их отец. Ты видишь?»

«Что?!»

Мартынов смерил контрразведчика уничижительным взглядом и обратился к Таубе:

Зафс недоуменно пожал плечами:

– Господин генерал, что требуется от нас с полковником Глобачевым? Важность военной дезинформации мы с ним хорошо понимаем.

«Детскую принцессы, конечно. Образ этой комнаты „транслирует“ Кавалер».

«Я ничего не вижу! — простонала леди. — У меня нет твоей силы. Что там происходил?!»

– Начинайте готовить жандармские дознания. К началу следующего года сеть будет ликвидирована. После того как выполнит свое назначение… Генерал-майор Никольский даст вам необходимые инструкции.

«Смотри». — Зафс переключил «трансляцию» на сознание матери, помог ей, и Даяна тотчас увидела комнату. Средних размеров, заполненную игрушками, с мягкими подушками, лежащими на толстом ярком ковре. Верлена сидела на подогнутых под себя ногах, девочка аккуратно расправила на коленях складки нарядного платья; Сакхрал стоял возле тумбы с солдатиками на крышке и, скрестив на груди руки, мрачно взирал на отца.

– Это все?

Герцог, в живописной позе охотника на привале, полулежал на ковре напротив дочери и протягивал ей хрустальную коробочку с какими-то то ли сладостями, то ли небольшими фигурными камушками-игрушками.

«Нам надо идти туда!»

– Нет. От вас еще требуется помочь контрразведке в слежке за рядовыми агентами Мирзабулы. Штат КРО Московского округа всего двенадцать человек, а он отвечает также и за Казанский округ. Помогите ему филерами. То же касается и полковника Глобачева. Если у вас в осведомительном аппарате имеются люди, стоящие близко к военным секретам, передайте их на связь Девятому делопроизводству Департамента полиции, бывшему Особому отделу. Именно оно будет вести операцию вплоть до ее завершения. Чины департамента подведут ваших осведов к разрабатываемым шпионам, накопят материал для суда и прищемят мирзабулистов…

«Не стоит. Не забывай, что Ранвал их отец. Он тоже имеет право на общение с детьми».

Стиснув кулаки в яростном бессилии, Даяна притопнула ногой и выплеснула мысль: «Мне кажется, я сойду с ума! Почему Кавалер только сейчас „связался“ с тобой?! Он что, не мог раньше нам детей „показать“?!»

На этом совещание закончилось. Когда все приглашенные вышли на панель Военного министерства, генералы отделились. Никольский сказал:

«Не горячись, мама. Когда мы подходили к замку, Кавалер сидел на руках у Верлены и, по всей видимости, был слишком близко к камню, повешенному на ее грудь. Сейчас — обрати внимание на ракурс — кот сидит на подоконнике и „показывает“ нам все происходящее немного сверху. Кавалер „нашел“ меня, как только Верлена спустила его на пол.

– Думаю, Ваську Ерандакова пора менять. В мирное время он был неплох, но сейчас не тянет.

Нам очень повезло с таким помощником, мама. Высшая раса создала животных-разведчиков, как нельзя лучше приспособленных к передаче информации. И наш кот, видимо, сохранил эти способности. Мы видим его глазами, слышим его ушами…»

«А управлять людьми через него можно?» — перебила Даяна.

– Прежде чем менять, надобно сперва найти замену, – возразил Таубе. – И потом, Владимир Павлович, вы же знаете: Ерандаков – креатура военного министра. Он таскает Сухомлинову результаты перлюстрации, где его же подчиненные склоняют министра на все лады. Также обеспечивает наблюдение за недоброжелателями его высокопревосходительства. Даже генерала Монкевица, главного разведчика, пасли филеры Ерандакова. Так просто его не взять, надо сперва убрать Сухомлинова.

«Не уверен, — сосредоточился легис. — Если только Ранвал не прикоснется к коту. Сил Кавалера… или моих сил недостаточно для передачи ментального приказа».

Жандармы откозыряли, сели в один мотор и уехали. Таубе глянул на часы и кивнул в сторону гостиницы «Астория»:

«Прикажи Ранвалу прийти сюда! Попробуй!»

– Зайдем?

– У меня времени вагон, – похвалился Лыков. – Пульмановский.

Слепо глядя перед собой, Даяна видела иное глазами кошки: Ранвала, сидящего возле дочери, множество игрушек, стены, обтянутые светлым шелком. Вручив девочке хрустальную коробочку, принц теперь очаровал сына. Отцепив от своего пояса богато изукрашенные ножны, он протянул их ребенку, и Сакхрал, сначала нерешительно, как бы примериваясь, взял рукоятку предложенного кинжала и вытянул его из ножен.

– А я в командировке, начальство осталось в Могилеве.

– Тогда по пендюрочке. Айда!

Острая серебристая сталь сверкнула, поймав разноцветные лучи света, бьющего из оконных витражей, мальчик неловко повел кинжалом в воздухе раз, другой, и Ранвал, перехватив руку ребенка, вынул из его пальцев рукоять и одним отточенным движением метнул его в дверной косяк.

В ресторане сыщик с разведчиком сели в отдельном кабинете и как следует перекусили. Выпили на двоих графинчик английской горькой и наконец-то спокойно поговорили. Они не виделись с февраля, а сейчас уже заканчивался август пятнадцатого года.

Нож впился в темное дерево и, хищно дрогнув, замер: Сакхрал, раскрыв в восхищении рот, смотрел на отлично сбалансированное оружие, на отца, на Верлену.

Виктор Рейнгольдович начал с младшего сына своего друга, с Николки:

— Здо-о-орово, — протянул мальчик.

– Он прямо находка для Драценко и Юденича, кавказцы им не нахвалятся. Ты тоже не промахнулся: навел нас на Мирзабулу. Теперь это устойчивый канал связи персидских шпионов кайзера и султана с их штабами.

Лыков молча слушал.

«Что он делает?!» — возмущенно вспыхнула Даяна.

– Юденич задумал взять Эрзерум зимой, когда турки никак этого не ожидают, – продолжил барон. – Задача, скажу тебе по секрету, почти невыполнимая.

«Воспитывает воина», — спокойно отозвался Зафс.

«Сакхрал слишком мал для подобных забав!»

– Но ведь прежде русская армия брала Эрзерум, – напомнил сыщик.

«Не думаю, — задумчиво потирая переносицу, ответил легис. — Сакхралу пора учиться быть мужчиной. Он должен уметь защищать себя и вас, мама».

– Брала, и даже дважды. Но не штурмом: Паскевичу в тысяча восемьсот двадцать девятом году город сдался без боя, а наскок отряда Геймана в семьдесят восьмом турки отбили. Мы вошли в крепость по итогам перемирия, и ненадолго. После Берлинского конгресса Эрзерум пришлось возвращать. С тех пор крепость стала намного сильнее. Германцы здорово усилили фортификации и нашпиговали их новыми орудиями и пулеметами. В тысяча восемьсот семьдесят восьмом году пулеметов не было, и то не осилили…

«И ты туда же! Мужчины, мужчины, мужчины! А если он отрежет себе пальцы?! Ты видел этот нож?! Он воткнулся в дерево, как в теплое масло!»

– Юденич ведь хороший генерал?

«Успокойся, пожалуйста. Ты несправедлива к Ранвалу, он ни за что не причинит ребенку вреда».

– Вполне на своем месте. Людей, правда, не жалеет…

«А нож?!»

– А кто их сейчас жалеет? – жестко спросил Алексей Николаевич.

«Нож, — усмехнулся легис, — в данном случае орудие обольщения, а не убийства. Герцог знает, чем привлечь шестилетнего мальчика».

– Эх, Лёха… – горестно вздохнул генерал-майор. – У тебя свой фронт, и нелегкий. Но ты все же не посылал людей тысячами на смерть. Знаешь, как это тяжело? А надо. И вот отдаешь приказ, а сам думаешь: сколько же вас обратно вернется? Если бы еще самому с ними под пули идти, легче было бы. Не так совестно. Но генералы сейчас в атаку не ходят.

Даяна, фыркнув, отвернулась от сына. Понимая, что не может быть сейчас объективной, она прекратила бесполезный спор. И к своему сожалению, ей приходилось признавать — Зафс способен лучше ее дать оценку действиям герцога. Ранвал всего лишь пытался подружиться с сыном и дочерью, он долго ждал их приезда и, похоже, отлично рассчитал все преимущества правителя: богатые подарки, огромная твердыня неприступного замка, сотни слуг, готовых исполнить любую прихоть, сверкание оружия у стражников и возле собственного пояса…

Потом вдруг замахал единственной рукой:

– Извини, говорю банальности!

Какой ребенок устоит против такого искушения?!

Друзья махнули по рюмке, и Таубе заговорил о втором сыне Лыкова, о Павлуке:

– Он тоже герой, с какой стороны ни погляди.

Десять дней гулял по Австрии и Германии, как по Тюфелевой роще. Передал важнейшие указания Буффаленку…

– Кому? – поперхнулся водкой сыщик.

«Верлена равнодушна к внешним признакам могущества, — прозвучал в голове Даяны голос сына. — В ней живет память легисов».

– Ему самому, что слышал. Брюшкин получил от Федора ценные сведения и вернулся с ними домой. Сам понимаешь, чего это стоило. Война идет, все границы перекрыты, а ему трын-трава. Повесили, как помнишь, Владимира с мечами. Гордись, папаша: у одного сына георгиевское оружие, у второго – боевой Владимир.

«Теперь я почти молюсь, чтобы это было так! Верлена видит суть вещей, не замечая мишуры!»

– Сколько уже лет Федор там? – заговорил статский советник о Буффаленке. – В каком году мы его выпустили с Сахалина? В восемьдесят девятом?

– Да. На родине он не был двадцать шесть лет. И неизвестно, побывает ли когда-нибудь. Такой крест взвалил на себя и несет, не гнется…

Сыщик с разведчиком навалились на еду, чтобы скрыть друг от друга свои эмоции. Закончив с горячим, Виктор Рейнгольдович опять заговорил о деле:

«Пожалуй, да. Смотри, как внимательно она изучает герцога».

– Придется тебе заниматься шпионской артелью Мирзабулы. Больше некому. Ерандаков не помощник, сам видел, что у него в голове творится. Загадочного князя надо найти! И он не один там умный. Видишь, как хорошо они прячутся. Мы сумели обнаружить лишь блатных, а белая кость резидентуры от нас все еще ускользает. И слежка ничего не дает!

– А охранники каковы? У них опыт, кадры, полномочия. Глобачева я еще не раскусил, а Мартынов умный.

– Скажи спасибо своему Джунковскому! – в сердцах чуть не крикнул барон. – Он перед войной запретил осведомление в армии. Вот дубина… И сейчас агентура охранных отделений не вхожа туда. А шпионы суют нос именно в военные секреты. Нет, полковники будут полезны лишь в самом конце, когда понадобится оформлять дознание. А вести его реально придется тебе с Девятым делопроизводством. Дезинформацию от Юденича мы еще кое-как протолкнем. А вот по главному нашему удару на западных фронтах пока ни коня, ни воза. Нет ли у тебя хорошего кандидата на роль продажного штабиста? Надо, чтобы был в больших чинах. Не ниже капитана!