Проклиная убегающего зверька, регент убедился, что яд-камень на месте, и по вонючему телу хагошрина стал пробираться к тому месту, где осталась Риана. Увы, она исчезла, равно как и мерзкий зверек.
Громко ругаясь, Курган бросился за ними, оступился и растянулся на полу. Поняв, что беглянок не догнать, регент стрелял по коридору до тех пор, пока у пушки не сел силовой модуль.
15
Появление Гуль
Стояло время суток, когда голубизна неба кажется бездонной, верхушки деревьев — позолоченными, а тени удлиняются. Белые облачка, разбросанные по небу, выглядели причудливыми символами какого-то таинственного языка. Ветер завывал в густом сосновом лесу западного сектора, раскачивая ветки, которые колыхались, как бескрайнее зеленое море. Громко пели птицы, жужжали насекомые, и в подлеске то и дело слышались осторожные шаги животных.
Среди этого мирного пейзажа жуткое кровавое пятно казалось совершенно неуместным.
Джийан и Миннум испытали настоящее потрясение, оказавшись у северного склона Слезного Хребта. Здесь, в лесу, соромианты когда-то выращивали грибы Peganis harmelea, из которых впоследствии готовили мадилу. На Слезный Хребет колдунья и ее спутник попали по сети древних колодцев, которые Первая Матерь научилась использовать в монастыре Плывущей Белизны в прошлом году. Она справедливо рассудила, что при такой активности соромиантов перемещаться по колодцам безопаснее, чем припрыгивать. Джийан нисколько не сомневалась, что Темная Лига каким-то образом может контролировать Припрыжку.
Странники вышли на опушку и стали подниматься по горному лугу, на котором буйно росли крив-трава, крапива и колокольчики с начинающими раскрываться бутонами.
Джийан опустилась на колени и, словно слепая, начала касаться травы кончиками пальцев.
— Что вы чувствуете, госпожа? — спросил Миннум.
— Слезный Хребет только кажется пустынным.
— Кхагггуны? — испуганно озираясь, спросил соромиант.
— И кхагггуны, и бойцы Сопротивления, — ответила Джийан, поднимаясь с колен. — Непростое место. Каким-то образом здесь переплелись настоящее, прошлое и будущее.
Удвоив бдительность, они пошли дальше, а когда луг остался позади, вздохнули с облегчением. Лес изменился. Теперь среди сосен то и дело мелькали голубоватые елочки-куэлло, а скалы щетинились мхом и лишайником. На земле толстым ковром лежали иголки, источая густой аромат хвои.
Джийан и Миннум легко поднялись на невысокий холм, а вот последующий спуск оказался довольно крутым, поэтому приходилось двигаться на полусогнутых ногах.
— Узнаешь что-нибудь? — спросила Джийан.
— Прошло много лет, госпожа, — озираясь по сторонам, ответил Миннум. — Окажись мы у коррушей, я бы определил любое место с точностью до километра. А в лесах я всегда неважно ориентировался.
Примерно половина спуска осталась позади, и Первая Матерь остановилась. Подняв горсть опавших иголок, она стала принюхиваться. Иголки были слипшиеся и грязные.
— Кундалианская кровь, — проговорил Миннум, и Джийан кивнула.
Чуть дальше они увидели скалу, заросшую бледным лишайником, на котором виднелись следы крови.
— Еще липкая, — сказала Джийан, потрогав мох.
Они продолжали спускаться. То и дело Первая Матерь просила Миннума подождать и, наклонив голову, прислушивалась к завыванию ветра. Маленький соромиант был рад компании Джийан. И все же, наблюдая за тем, как она колдует, он нет-нет, да и чувствовал горечь. Если ты когда-то видел, вдвойне больнее оказаться слепым. То, что когда-то чувствовал, забыть невозможно.
Склон становился все круче, лес — гуще и темнее. Стволы деревьев стали тоньше и выше; солнечный свет казался синевато-зеленым, как морская вода.
— Зверей здесь гораздо меньше, — прошептала Джийан, — а птиц и вовсе нет.
Ее слова прозвучали зловеще, но в этот миг Миннум остановился и понюхал свежий прохладный воздух.
— Чувствуете запах?
— Жженого сахара?
Соромиант кивнул.
— Так пахнут грибы. Мы приближаемся к месту, где они растут.
Странники прибавили шагу. Теперь Миннум шел впереди, пробираясь среди влажного подлеска и покрытых мхом скал, которые попадались все чаще и чаще. Вдруг Джийан сбила соромианта с ног.
— Что… — начал было говорить Миннум, поворачивая голову.
Первая Матерь знаком заставила его замолчать, и соромиант почувствовал, как воздух зарябил и немного потемнел — верный признак того, что Джийан наложила заклинание.
Спрятанные за Цветущей Стеной — маскирующим заклинанием Осору, — они стали смотреть на вершину холма. Внезапно Миннум услышал то, что его спутница, должно быть, уловила чуть раньше, — характерное позвякивание кхагггунских доспехов. Вот показалась первая колонна. Кхагггуны шагали по холму, их было куда больше обычного отряда. Появилась вторая колонна, потом третья, четвертая и пятая.
— Кажется, здесь целая рота, — прошептал Миннум. — Не завидую бойцам Сопротивления!
Солдаты остановились. Вперед выступил невысокий кхагггун в шлеме и стал осматриваться. Судя по нашивкам, это был командир роты.
У Миннума по спине побежали мурашки.
— Они точно нас не видят, госпожа?
По сигналу командира от колонны отделился небольшой отряд. Разведчики рассредоточились и побежали вниз к лесу, где притаились Миннум и Джийан.
Колдунья беззвучно выругалась. Она давно не имела дела с кхагггунами и успела забыть, что их шлемы снабжены фотонными детекторами, улавливающими тепло тела. Цветущая Стена здесь вряд ли поможет.
Кхагггуны приближались, на ходу снимая пушки с предохранителей.
— Это благодаря шлемам они нас видят? — прошептал Миннум.
Джийан, чувствуя, как дрожит соромиант, сильно сжала его руку.
Молчи! — беззвучно обратилась она к сознанию Миннума. — Через секунду солдаты смогут ощутить молекулярную вибрацию наших тел.
Кхагггуны выстроились клином, в центре которого стоял старший отряда. Бойцы постоянно общались с основной колонной, параллельно сканируя разные участки леса.
Джийан понимала, что совсем скоро фотонные детекторы их запеленгуют. Этого не должно случиться! Колдунья огляделась. Они прятались между двумя огромными валунами. Первая Матерь чувствовала мускусный запах мха, покрывавшего северную сторону валунов. Ее пальцы коснулись влажной мягкой поверхности растения. Холодный, как камень или как металл! Она отодрала маленький кусочек.
— Быстрее, — велела Джийан Миннуму, — отдирай мох и покрывай им себя.
— Но, госпожа, зачем…
— Делай, что говорю! Сейчас же!
Собирая полные пригоршни мха, они ободрали всю северную сторону валунов, а потом осторожно подползли к соседним, очистив и их. Прижавшись друг к другу, Джийан и Миннум обложились мхом. По щекам прячущихся, шевеля усиками, ползали крошечные насекомые, которые жили во мху. В остальном все было спокойно.
Джийан слышала, как бешено колотятся их сердца, разгоняя кровь по сосудам. Она постаралась успокоиться и дышать ровнее, впадая в полусонное состояние. Миннум приходил в себя чуть дольше, отважно борясь с испугом. Первая Матерь расширила зону спокойствия, и вот маленький соромиант тоже погрузился в волшебный транс.
Совсем рядом с ними остановились кхагггунские разведчики. Старший кхагггун посмотрел налево, остальные последовали его примеру. Затем все вместе посмотрели направо.
— Что-нибудь нашли? — раздался в шлеме командира отряда голос Ханнна Меннуса. — Чем могут объясняться аномалии?
— Здесь ничего нет, командир роты, — отрапортовал старший кхагггун.
— Два тела, — не унимался Ханнн Меннус. — Я ясно видел два тела.
— Сканеры обнаружили только выводок кводов и двух снежных рысей.
— А кундалиане?
— Ни одного, командир роты.
— Снежные рыси? — переспросил Меннус. — Куда они движутся?
— Кажется, мы их спугнули, — докладывал кхагггун. — Теперь они удаляются к северу.
— Постарайтесь их догнать, — велел Ханнн Меннус, — у снежных рысей такой красивый мех!
Услышав шум, Сахор, изучавший сложный текст в одной из галерей Музея Ложной Памяти, поднял голову. Звук был очень тихий — чуть слышное скрежетание грызуна в каменной норе или шорох крыльев ночной бабочки. Да, похоже, что легкие крылья бьются об оконное стекло.
Сахор подошел к хрустальному окну. Ночной Аксис Тэр весело гудел, а в чистом небе ярко светили звезды. Бывший техномаг чувствовал звезды и их таинственные космические послания так же отчетливо, как видел. Интересно, где сейчас центофеннни? Неужели смотрят на те же самые созвездия? Новое кундалианское тело Сахора задрожало, и, посмотрев вниз, он увидел чье-то лицо.
Оно находилось по другую сторону оконного стекла, бледное, как снег, прозрачное, как старая голографическая фотография. Что ощутил Сахор? Что он мог сказать? Бывший гэргон был уверен, что больше никогда его не увидит, а после переселения в новое тело совершенно о нем позабыл. И вот теперь он видит его снова.
Лицо озарила улыбка, и Сахор пошел открывать. На женщине было дорожное пальто ниже колен, довольно грязное и поношенное. Странно, неужели она когда-нибудь путешествует? Ее лицо походило на лица других тускугггун — удлиненное, с высокими скулами, пухлым ртом и темными глазами. Нет, она была красивее, намного красивее, даже в этом странном наряде. Казалось, Сахор видит сквозь фотонную оболочку накидки.
— Добрый вечер, — проговорил бывший техномаг. — Вообще-то мы закрыты.
— В последнее время вы всегда закрыты.
Они стояли друг напротив друга. Насекомые, разбуженные от зимней спячки внезапным потеплением, весело жужжали и бились в ярко освещенные окна музея. Повисла неловкая пауза.
— Ты что, даже не пригласишь меня войти?
— Разве мы знакомы?
Она весело рассмеялась, и смех, чистый, как звон серебряного колокольчика, напомнил Сахору о прошлом.
Хранитель распахнул дверь пошире, и она вошла без малейшего колебания. Он запер дверь, и она сняла пальто вместе с фотонной оболочкой. Теперь он смог рассмотреть ее как следует — трепещущие крылья, спиральные биосхемы над гладким черепом, расширившиеся от темноты белые зрачки, губы, изогнувшиеся в знакомой полуулыбке.
Гуль Алуф.
— Как ты меня нашла?
— Мне нужно выпить! — заявила Производительница. — Пожалуйста, налей чего-нибудь.
Сахор подошел к буфету. Миннум оставил неплохие запасы. Рука Сахора автоматически двинулась к огнесортному нумааадису, который она когда-то так любила.
— Нет, лучше что-нибудь… кундалианское, — неожиданно попросила Гуль Алуф. — В честь твоего нового облика. Да, что-нибудь типично кундалианское.
— Есть неплохое вино.
Гуль Алуф согласно кивнула, и рука Сахора потянулась к другой бутыли.
— Любимое вино рамаханских конар.
— Отлично, его и попробуем.
Вино было цвета коровой крови и почти такое же густое. Сахор разлил его в хрустальные бокалы, и они выпили. На Гуль Алуф была черная сетчатая туника без рукавов, позволявшая любоваться ее телом. Сахор почти забыл, какая нежная у нее кожа.
— Неплохо, — проговорил бывший гэргон, внимательно наблюдая за гостьей.
— Как и все кундалианское, — отозвалась Гуль Алуф, снова поднося бокал к губам. — У меня в лаборатории вторая низкочастотная сеть, — тихо сказала она. — Так я тебя и нашла.
— Не может быть, я ведь все проверил!
— На это я и рассчитывала.
Гуль Алуф смотрела на Сахора поверх хрустального бокала. Неужели она над ним смеется? Очень на нее похоже.
— Значит, ты знала, что я жив.
— Подозревала, — глядя в глаза Сахора, ответила Гуль Алуф. — Надеялась.
Сахор задумался, что может значить последняя фраза. Внезапно он понял, что очень хочет получить объяснение. Бывший гэргон был в отчаянии, ведь он же поклялся себе, что больше никогда не станет связываться с Производительницей.
Гуль Алуф осушила бокал.
— Знаю, о чем ты сейчас думаешь.
— Неужели? Почему-то не верю.
Она неритмично забила крыльями. В самом начале их знакомства это казалось Сахору привлекательным, а потом — откровенно эротичным.
— Как хочешь. — Правда, ее улыбка, соблазнительная, чарующая, сводящая с ума, говорила совсем о другом.
— Кто еще подозревает? — резко спросил Сахор. — И кто надеется?
— Никто не надеется, а подозревает только Нит Имммон.
— Ясно, — кивнул Сахор. Нит Имммон всегда обожал его отца. Ловкий политик, он оказался заурядным ученым. — Ну конечно. — Затем, не сдержавшись, бывший техномаг грустно спросил: — Теперь ты его союзница?
Гуль Алуф заскользила по полу. Ее ноги едва касались каменных плит. Вот она прошла мимо буфета и поставила бокал на место. Остановившись всего в двух шагах от Сахора, Гуль Алуф положила руку ему на плечо. Будь на ее месте кто-нибудь другой, жест можно было считать нейтральным, но с ней все имело скрытый подтекст.
— Мне нравится твое новое тело, — проговорила Гуль Алуф. — Очень нравится. — Ее ладонь легко коснулась щеки Сахора. — Такое необычное, молодое, сильное, упругое. Ты правильно сделал, что создал кундалианскую фотонную оболочку. Отличная защита от врагов! Как-нибудь покажешь мне схемы, хорошо? — Она наклонила голову. — И как же тебе удалось отделиться от матрицы Товарищества?
— Ниту Батоксссу тоже удалось. Чем я хуже?
— Это получилось только у вас двоих, можешь поверить мне, Сахор.
Даже если бы захотел, Сахор не смог бы рассказать, как он отделился от матрицы. Гуль Алуф ведь по-прежнему считает его Нитом. Если она узнает, что он в’орнновско-кундалианский гибрид…
Впрочем, в этот момент его заботило совсем другое.
— Больше этого не случится, — дрожащим от эмоций голосом проговорил Сахор.
— Что не случится? — спросила Гуль Алуф, прижимаясь к щеке Сахора.
От ее запаха кружилась голова. Единственным способом его не чувствовать было перестать дышать, хотя бывшему гэргону казалось, что даже это его не спасет.
— Только не говори, что скучала по мне.
— А если это правда?
— Это не может быть правдой, — сказал Сахор едко, словно обороняясь. Он будто не только слышал ее голос, а еще и чувствовал его.
— Почему?
— Потому что ты меня бросила. — В голосе Сахора звенели боль и обида.
— У тебя все либо черное, либо белое.
— Если ты так думаешь, то совсем меня не знаешь.
— Верно, я была не права. Но с другой стороны… Разве ты не стал меня презирать?
Пытаясь найти отговорку, Сахор принялся разглядывать экспонаты. Неужели это правда?
— Зачем ты пришла? — Он хотел ее оттолкнуть, чтобы сохранить безопасную дистанцию, и тут же с отчаянием понял, что просто не в состоянии это сделать. — Что ты хочешь?
— Ты уже знаешь — хочу убедиться, что Нит Батокссс тебя не убил.
— Убедилась, и что дальше?
— Ты всегда был умнее и находчивее, чем он. Поэтому вполне справедливо, что ты…
— Что я?
— Почему ты стал мечтателем, хотя мне казалось, что ты должен быть лидером?
— Тебе казалось!
Гуль Алуф подняла голову.
— Знал бы ты, сколько презрения в твоих словах!
К сожалению, он знал.
— Ты отделился от Товарищества в тот момент, когда следовало захватить власть.
— Так хотела ты!
— Ты мог бы все изменить, я старалась для твоего же блага, Сахор.
Он был задет за живое.
— Теперь это не важно.
— Тогда зачем ты спросил про союз с Нитом Имммоном?
— Зная тебя, этот вопрос напрашивается сам собой.
— Зная Нита Имммона, никто не стал бы задавать такой вопрос. — Гуль Алуф прижалась к Сахору всем телом.
— Любые твои союзы перерастают в романы.
— Мы оба знаем, зачем ты спросил.
— Какая теперь разница, — прикрыл глаза Сахор. — Все прошло, ничего не вернешь.
Робкие капли, стучавшие по окнам и карнизам, превратились в настоящий дождь. Кажется, в ту ночь, когда они расстались, тоже шел дождь?
— Ты, я, Товарищество — все изменилось.
— Товарищество погрязло в мелких распрях, каждый теперь думает только о себе.
— Да, оно раскололось. Без тебя, без твоих взглядов и силы о единстве не может быть и речи.
— Я уже принял решение и не желаю его изменять.
— Почему ты так уверен?
— Потому что я уже кое-что изменил.
— Что ты мог изменить, прячась и скрываясь?
— Тебе этого не понять.
Гуль Алуф покачала головой, раздосадованная тем, что ей не удалось убедить Сахора.
— Пусть. Кое-что случилось… И ты нужен нам, как никогда раньше.
Так вот для чего она расставила ловушку с низкочастотной сетью, вот зачем ждала, чтобы он себя обнаружил, вот зачем сегодня пришла в музей! Нет, Сахор ошибся — изменилось далеко не все. Чрезмерные амбиции Гуль Алуф остались неизменными. Она ведет собственную игру, и теперь ей понадобилось Товарищество, вернее, то, что от него осталось. Надежда, что между ними могут возродиться старые чувства, разбилась в пух и прах.
Гуль Алуф беспокойно заерзала.
— Что ты молчишь?
— Мне нечего сказать.
— Ты даже не захотел меня выслушать.
— А тебе есть что сказать?
— Ты будешь меня слушать!
— Я давно уже не твоя марионетка.
— Если ты меня ненавидишь — это одно, но нельзя смешивать личное…
— Шутишь? Все, что связано с тобой, — личное.
— Эгоист несчастный! — Гуль Алуф наконец потеряла самообладание. — Как ты можешь бросить Товарищество в такой момент? Ты нам нужен.
— Звучит не очень убедительно!
Гуль Алуф вздохнула и сложила крылья.
— Ну хорошо, выбора ты мне не оставил. — На ее губах снова заиграла полуулыбка, дразня и намекая на секреты, которые ему никогда не раскрыть. — У нас тэй, которого ты создал. — Она сложила руки на груди. — У нас твой отец, Нит Эйнон.
16
Непрощенные
Резиденция СаТррэнов представляла собой огромную виллу на самой окраине восточного квартала Аксис Тэра. Вид у нее был внушительный, если не сказать — подавляющий. Все здания отреставрировали кундалианские мастера, вернув им прежнее величие к вящему недовольству баскирских семей. Впрочем, корни недовольства лежали не столько в патриотизме, сколько в зависти. Все объяснялось тем, что СаТррэны сколотили огромное состояние на торговле пряностями с коррушами Расан Сул и быстро стали одним из самых богатых Консорциумов. Назначение Сорннна СаТррэна на пост прим-агента было лишь оценкой их успеха, который во многом объяснялся энергией, честностью и уважением, с которыми Хадиннн СаТррэн налаживал отношения с корруш-скими торговцами. Отец Сорннна оказался неважным супругом, зато научил сына всему, что умел сам. И это очень помогло Сорннну, когда Хадиннн неожиданно скончался. Если бы не опыт молодого наследника, семейный бизнес СаТррэнов ожидал бы неминуемый крах.
Однако присутствие Хадиннна в доме мог почувствовать любой внимательный гость. Огромный голопортрет висел в холле и мрачно смотрел на Лейти, только что вошедшую через высокие двери из полированного дерева. По кундалианской традиции холлы строились полуоткрытыми, и женщина могла насладиться красками весеннего утра, робкими солнечными лучами, щебетанием многоножек и ароматом аккуратно посаженных роз. Вскоре одетый в форму слуга провел гостью в сад, к каменной скамейке под двумя узловатыми сэсаловыми деревьями, и предложил прохладительные напитки. Как и все кундалианское, скамейка была невероятно удобной. Однако Лейти не откинулась на спинку, а беспокойно ерзала на самом краю сиденья. Колени предательски дрожали. Мало того что она должна встретиться с Сорннном, так еще именно в этом месте…
Лейти быстро взяла себя в руки и стала думать о другом. Сад, посаженный в самой середине виллы, был спланирован на кундалианский манер. Центральная геометрическая форма — треугольник — символизировала богиню Миину. Лейти заметила, что повторяющиеся очертания и контуры дорожек, клумб и деревьев создают определенный стиль и настроение, которые прекрасно сочетаются с постройками, в хрустальных окнах которых отражались растения. И все-таки по-настоящему насладиться красотой и спокойствием окружающей обстановки не удавалось. За гостьей наблюдал бронзовый бюст Хадиннна СаТррэна. Отхлебнув из хрустального бокала, Лейти приложила его к виску, чтобы хоть немного успокоиться.
Через несколько секунд на дорожке из зеленоватой извести появился Сорннн. Поднявшись ему навстречу, Лейти внезапно поняла, что, готовясь к этому визиту, изрядно потратилась на гардероб. На молодой женщине были обтягивающие лосины из переливающейся ткани, которые сидели будто вторая кожа, и молочно-белый шелковый камзол. На изящных ножках красовались сапоги из кремовой телячьей шкуры. Сифэйн она придумала для себя сама — обработанная ионами ткань была тоньше паутины.
Лейти так смутилась, что несколько раз запнулась, отвечая на приветствия Сорннна. К счастью, тот сделал вид, что ничего не заметил, и опустился на скамейку рядом.
— Тебе нравится напиток?
— Да, очень. — На самом деле Лейти не чувствовала вкуса того, что пьет, но старалась отвечать вежливо.
— Это ледяная джибта — концентрированный ба’ду, любимый напиток коррушей. Здорово освежает, правда?
Лейти глотнула из хрустального бокала и кивнула, украдкой разглядывая Сорннна. Они не виделись довольно давно, и ей показалось, что прим-агент похудел и осунулся. Хотя его миндалевидные глаза казались спокойными и надежными, как маяки.
— Ты согласна с моим предложением?
— Да, ты обещаешь отличный гонорар.
— Лейти, ты знаешь, ради чего все затевается! Со строй-командиром Дассе непросто договориться.
Лейти тут же вспыхнула.
— Я не боюсь строй-командира Дассе, если ты это имеешь в виду! — огрызнулась она.
— Ты не поняла меня. Я имел в виду, что… его не просто понять.
— Кажется, ты понимаешь Дассе без проблем, — едко ответила Лейти. Она чувствовала, что на самом деле сердится вовсе не на Сорннна.
— Это потому, что я его не люблю.
Лейти отвернулась, устыдившись того, что не умеет скрывать свои эмоции.
— После той ночи он возвращался, покупал мне подарки, возился с Миирлином. Ему кажется, что он ведет себя совершенно нормально, а я устала от неопределенности и лжи. Похоже, теперь я вижу его насквозь.
— Не расстраивайся, мы все время от времени ошибаемся, — попытался успокоить собеседницу Сорннн.
— Как мне это надоело! — сказала Лейти резче, чем хотелось.
— Не стоит себя мучить!
— Я не о том, — покачала головой женщина. — Наверное, просто я не умею любить.
Сорннн рассмеялся, да так невесело, что Лейти удивленно посмотрела на него.
— В амурных вопросах я никудышный советчик! — воскликнул прим-агент. — Любовь для меня таинственнее, чем гэргоны.
Услышав эти слова, Лейти взглянула на Сорннна новыми глазами и внезапно поняла, что он так же одинок, как и она. Он, наследник СаТррэнов! Ей стало ясно — с ним случилось что-то ужасное. Лейти отчетливо видела на сердцах прим-агента кровоточащие раны, еще не успевшие затянуться.
— Все равно прости меня, — проговорил Сорннн.
У Лейти словно язык к небу прилип, она понятия не имела, что ответить.
— Нам нужно многое обсудить и подписать несколько документов, — объявил Сорннн. — Не хочешь со мной пообедать?
Что могла ответить Лейти? Что больше всего на свете ей хочется убраться с этой мрачной виллы, что она больше не может выносить обвиняющий взгляд Хадиннна СаТррэна, что она боится отца и поэтому ни за что не уйдет и ничем не покажет Сорннну, что ей известно про…
Почему же Лейти молчала? Потому что скажи она хоть слово, кто бы поручился за ее жизнь? Даже отец не смог бы ее спасти. Поэтому женщина решила молчать и притворяться. Да только она ни о чем не забыла, и оттого на вилле СаТррэнов ей так страшно. Лейти казалось, что она просыпается после долгого, сна. Все это произошло с ней, а не с какой-то другой тускугггун! Она не произнесла ни звука.
— Лейти, ты в порядке? — с беспокойством спросил Сорннн. — Ты вся горишь. Тебе плохо?
— Нет, просто… — Лейти поднесла дрожащую руку ко лбу. В Н’Луууру, кажется, он прав! Кожа была горячей и липкой.
— Вот, присядь! — сказал прим-агент, показывая на скамейку.
— Я не нуждаюсь в отдыхе, — резко сказала Лейти. — Я не инвалид и не неженка!
Сорннн быстро кивнул:
— Конечно, нет! Я не хотел тебя обидеть!
Он был так вежлив, что у нее зубы сводило, особенно потому что сомневаться в его искренности оснований не было. Лейти не походила на других тускугггун. Ее мастерством восторгались кхагггуны и даже некоторые баскиры, но ни один из них ее не уважал. Сколько посетителей говорили о своей похоти, ничуть не стесняясь, будто она была обычной лооорм! Кажется, ее мастерство только подстегивало их желание, словно мощный афродизиак. Лейти уже привыкла, что ее мысленно раздевает каждый входящий в мастерскую мужчина. И она привыкла, что ею бессовестно пользуется единственный кхагггун, которого она любит.
Нет, Лейти не думала так о Сорннне. Во время обеда она вообще долго не могла понять, как прим-агент к ней относится. То, что СаТррэн стремится ее поразить, было очевидно. Он хотел пообедать на втором этаже, прямо напротив бюста Хадиннна СаТррэна. Однако огромная скульптура действовала на Лейти так удручающе, что она попросила Сорннна пересесть на балкон, за небольшой столик, украшенный мозаикой из десяти пород дерева. Однако треклятый бюст был отлично виден и с балкона. Обвиняющий взгляд Хадиннна СаТррэна казался страшнее выстрела ионного ружья. У Лейти пропал аппетит, и, тем не менее, она продолжала есть. Вид у нее был такой мрачный, что Сорннн снова спросил, все ли у нее в порядке. И, конечно, это было не так. Сидя напротив сына Хадиннна, Лейти сгорала от чувства вины и не знала, что поделать.
С другой стороны, у нее не было времени на самобичевание, потому что Сорннн щедро потчевал ее историями о коррушах, и оружейница всерьез ими заинтересовалась. Только сейчас до нее дошло, что всю жизнь она прожила за воротами Аксис Тэра и даже не думала о путешествиях. Услышав рассказы Сорннна, женщина поняла, как много потеряла.
— Знаешь, мне нужно увидеть этих Расан Сул, прежде чем я приступлю к работе, — сказала Лейти прим-агенту. — Хочу воочию увидеть их силу и воинскую подготовку.
Сорннн кивнул:
— Это легко устроить. Поедешь со мной.
Светлые глаза пристально ее изучали, и Лейти в который раз спросила себя: что ему действительно нужно?
Наконец тарелки опустели, а Сорннн так и не отвел глаз.
— Можешь сказать мне кое-что, только честно?
— Да, конечно!
— Настоящий кхагггунский ответ, — слабо улыбнулся Сорннн.
В словах звучало явное одобрение, и Лейти густо покраснела. Давно ей не делали комплиментов так искренне.
— Что ты хотел узнать? — настойчиво спросила Лейти.
— Тебе не претит мысль, что придется использовать его?
Лейти поняла, что Сорннн имеет в виду Тью Дассе.
— Не знаю, — ответила она, а после короткой паузы добавила: — Ты же просил ответить честно.
Сорннн поджал губы.
— Наверное, тебе было непросто решиться.
Лейти снова разозлилась.
— А если бы я была кхагггуном, ты бы стал спрашивать?
— Говорю вам, он только что был здесь! У дверей квартиры! Я видела его.
— Вы видели его лицо?
— Нет, но он подходил к двери квартиры и говорил что-то вроде: «Пришел злой волк…»
— Обязательно!
— Постойте, Марина, этого не может быть. Мне доподлинно известно, что Боря сейчас сидит в камере предварительного заключения на Петровке и дает показания. Он никак не мог прийти к вам.
Молодая женщина положила локти на стол.
— Он здесь! — панически закричала девушка. — И он хочет убить меня!
— Теперь твоя очередь говорить честно.
На секунду Сорннн отвернулся и стал рассматривать бюст отца, будто пытаясь найти в нем поддержку. Затем он снова взглянул на Лейти.
— Стоп. — Волин показал Леве: «Одевайся». — Успокойтесь. Скажите лучше, он вам звонил сегодня?
— Ты права, — вздохнул он, — вряд ли бы я задал такой вопрос кхагггуну.
— Нет.
Лейти смотрела на прим-агента во все глаза — такого ответа она не ожидала.
— Не понимаю.
— Боря убил сегодня двух девушек. В любом случае, по его плану до вас остается еще одна жертва. Причем, насколько я понял, он должен был позвонить вам и сообщить количество оставшихся жертв.
— На самом деле все просто. В том, что касается любви и секса, кхагггуны и большинство мужчин-в’орннов впадают в крайности. Они не знают ни оттенков, ни тонкостей. Серый цвет им не знаком, только черное и белое. Честно говоря, если бы ты была мужчиной, то не смогла бы сделать того, о чем я прошу.
Лейти онемела от изумления. Если Сорннн имел в виду Дассе, то попал в самую цель. Какой он проницательный! Несмотря на настороженность, Лейти почувствовала, что проникается огромной симпатией к баскиру. Однако в тот же момент из-за легкого облачка вышло солнце, ярко осветило бюст Хадиннна СаТррэна, и ей снова стало не по себе.
— Боря не звонил. В голосе девушки начал зарождаться ураган истерики. Мощной, сметающей все эмоциональные барьеры, уносящий с собой разум.
— А ты, значит, совсем другой?
Слишком поздно оружейница поняла, насколько бестактен этот вопрос.
— Так, дайте мне ваш адрес. Наш сотрудник подъедет через полчаса, а пока я позвоню в местное отделение милиции, чтобы прислали наряд осмотреть подъезд. Не волнуйтесь и не впадайте в панику.
— Лейти, ради твоего отца, давай не будем ссориться! Ну, чем я тебя обидел?
— Нет, ничем, просто я… — Теперь настала ее очередь отводить глаза. «В Н’Луууру, Лейти, скажи ему!» Но она лишь горестно покачала головой. — Прости меня, если можешь! Ты так добр к нам с флот-адмиралом…
— А как я узнаю вашего сотрудника?
— К вам с флот-адмиралом? — скривился Сорннн. — Это так ты называешь отца?
— Он сам так захотел, — просто ответила Лейти, хотя это заявление далось ей совсем не просто. Голос так и звенел от переживаний.
— Зовут его Лева. Фамилия — Зоненфельд. Похож на Пушкина. Не ошибетесь.
Сорннн будто почувствовал ее напряжение.
— Отношения с родителями бывают непростыми, — сказал он. — Я сам много лет считал мать чужой.
— А почему так вышло?
— Хорошо. Я буду ждать его. Только пусть он приезжает скорее. Мне очень страшно.
— Мы не умели общаться друг с другом.
— А сейчас что, научились? — скептически спросила Лейти.
— Так быстро, как только сможет. Маринка продиктовала адрес. Волин записал его в ежедневнике, выдрал лист и передал Леве.
— Мы просто боялись разговаривать. Каждый думал, что другой скажет что-то… что-то непростительное.
— Как доберешься, сразу позвони.
Лейти встала и посмотрела на сад. Ее пальцы так сильно впились в чугунную балюстраду, что стали такими же белыми, как блузка. «Что мы скажем что-либо непростительное». Именно этого она боялась в присутствии отца — сказать или сделать что-то непростительное. Лейти боялась, что он уйдет, поэтому и терпела его оскорбления и упреки. Ведь упрек или оскорбление — это лучше, чем ничего. Хоть какое-то доказательство того, что отцу она небезразлична…
— Хорошо. Волин посмотрел на него, поморщился:
— Флот-адмирал считает, что я уже совершила непростительную ошибку, — после долгого молчания проговорила Лейти.
— Ты выглядешь, как рысак-пятилеток перед дерби. — Лева, и правда, разрумянился, воспрял духом. — Вот тебе бланк протокола. Сними с этой Рибанэ показания. Зафиксируй по всем правилам. И жди звонка.
Сорннн поднялся и встал рядом с ней. Лейти почувствовала запах мужчины.
— Думаете, он позвонит?
— Что же ты могла сделать, Лейти?
— Я родилась девочкой.
— Раньше звонил, позвонит и теперь. Я сейчас свяжусь с «Центральной», попрошу их взять на контроль ее телефон. Как только этот тип наберет номер, мы его засечем. А дальше — дело техники.
— Когда-то мне было так же горько, но потом все изменилось.
— Хорошо.
— Что же случилось?
— И поторопись, а то у девушки истерика случится.