— Последние исследования, проведенные компанией, говорят в пользу этого, но в настоящий момент это для нас не так важно. Мы должны сделать выбор между двумя коммерческими стратегиями: или мы внедряем программу коммуникаций, которая позволит снова привлечь молодую часть клиентуры — во всяком случае, моложе пятидесяти, — или мы делаем ставку на пожилых.

– Спасибо за что?

Суриаль поморщился. Считать пожилыми всех старше пятидесяти… сколько же определений уже не соответствуют действительности и нуждаются в пересмотре!

– За то, что ты смотришь на меня, как на женщину.

— …У нас есть искушение принять второй вариант, направить капиталовложения именно в этот сегмент клиентуры и развивать его. Но прежде нужно учесть следующие данные, представленные нам Себастьеном, о структуре расходов потребителей разных возрастных категорий за последние три года. Вот, смотрите: здесь заметен небольшой спад расходов на развлечения в категории потребителей пятидесяти — шестидесяти лет…

– А как же я могу иначе? Ведь ты не мужчина, насколько я понимаю!

– В некотором смысле, да.

— Так ты действительно веришь, что эти расходы уменьшились? Ерунда! Тебе нужно пересмотреть эти данные — они ошибочны или неполны. Ты выяснила, какой процент расходов на развлечения тратится на путешествия? — Голос Патрика Суриаля дрожал от гнева. — Впрочем, все эти определения возрастных категорий ни о чем не говорят! Найдите новые, и тогда вся картина будет гораздо более ясной!

И, привстав, она слегка приподняла подол платья, открывая длинные ноги в черных ажурных чулках, которые поддерживал красный пояс. Нижнего белья на ней не было. Между ее ног свисал крошечный пенис – запятая из плоти, чуть больше письки новорожденного.

От изумления Джаг не смог вымолвить ни слова.

— Что вы предлагаете, месье Суриаль?

– Ну вот, теперь ты все знаешь, – сказала Роза, опуская платье. – В этом вся драма моей жизни. Я – женщина по менталитету и на девять десятых по облику, но вот этот маленький комочек плоти между ног ставит все под сомнение! Правда, смешно? Тогда смейся, не стесняйся! Я не обижусь!

Этот вопрос прозвучал с замаскированной, но несомненной наглостью. «Еще одна засранка с манией величия», — раздраженно подумал он и ответил:

Сама того не замечая, последние слова она выкрикнула, что вызвало ворчливое недовольство тех, кого она разбудила. Кто-то буркнул, что ей пора бы уже привыкнуть к своему полу, после чего в ее адрес посыпались довольно гнусные шутки, из которых предложение откусить ненужную плоть оказалось не самым мерзким.

— Чтобы все это звучало более доходчиво.

– Ты только послушай их! – с гневом сказала она. – Они еще и не на такое способны. Хоть бы один попытался меня понять! Они только и знают, что пользоваться мной! А мне не остается ничего другого, как удовлетворять их отвратительные прихоти! Иногда, в качестве наказания, либо когда он не в форме, Спиди отдает меня в пользование своим дружкам. Теперь, после того, как ты поставил его на место, я, по всей видимости, должна принадлежать тебе...

— Я не понимаю, что вы имеете в виду.

— А стоило бы!

Джаг отрицательно замотал головой.

Кажется, он выбил ее из колеи. Он продолжал, глядя на не в упор:

– Ты испытываешь ко мне отвращение?

— В самом низу твоей возрастной лестницы — младенцы. Выше — подростки. Еще выше — зрелые люди, берущие кредиты на двадцать лет. На самом верху — предсмертники, уже готовые окончательно свалиться с этой лестницы. А вот здесь, под ними, — те, кто переживают вторую молодость. И тебе как рекламщице именно эта группа должна быть наиболее интересна. А знаешь почему? Потому что именно они отрываются больше всех!

— Я не совсем поняла, Патрик: в ваших собственных терминах пятидесяти — шестидесятилетние — это «предсмертники» или «вторая молодость»?

– Нет, просто я не терплю рабства. Ни для себя, ни для других. Ты свободна, Роза. Заперта в этом вагоне, но свободна. Это все, что я могу для тебя сейчас сделать.

Она сказала «Патрик» вместо «месье Суриаль», явно пытаясь его задобрить.

– Уж не думаешь ли ты бежать?

– Я только об этом и думаю!

— Ты что, действительно не понимаешь? Шестидесятилетние, малышка, — это самая что ни на есть «вторая молодость»! Знаешь, почему они опережают других в развлечениях? Потому что вернулись на несколько ступенек вниз. У мужчин с помощью «Виагры» член снова стоит, у женщин с помощью ТНМ во влагалище скользко днем и ночью! У них нет проблем с кишечником, кожа на лицах натянута от пластических операций, женские груди вздымаются от силикона, они принимают DHEA, мелатонин, едят биойогурты, одеваются, как собственные внуки-студенты, сидят в Интернете. Короче, они снова молоды! И вот этого вы не хотите понять! Вы смотрите на них, как на старых развалин!

– Это невозможно, бежать отсюда не удавалось еще никому.

– Значит, я буду первым.

Патрик Суриаль замолчал. В горле саднило. Просто черт знает что — из-за этих желторотых так взбеситься и раскладывать все человечество по полочкам! Он попытался успокоиться, чтобы избежать приступа гипертонии, и налил себе апельсинового сока. Посмотрел на термос с блестящим нержавеющим покрытием, стоявший возле графина, и вздохнул: он бы предпочел кофе, но его кардиолог поместил этот напиток в список многочисленных запретов. Чертов возраст! Он не сказал мадемуазель Всезнайке, что представители группы «второй молодости», к сожалению, ничего не могут поделать с возрастом своих сосудов. Но что она в этом понимает — она, которая лопает картошку-фри с той же легкостью, с какой он ест соевый сыр?

– Это невозможно, – повторила Роза. – Я ведь тоже не раз думала о побеге. И если бы для этого была хоть малейшая лазейка, я была бы в курсе.

Совещание наконец завершилось. Теперь он сможет спокойно заняться своими проектами. Он будет создавать клоны Всезнайки в возрасте «второй молодости»! Она еще на них насмотрится, бедняжка! Он и сам не знал, почему так агрессивно настроен против этой девчонки, в то время как его помощник уверяет, что она — отличный профессионал! Эти дипломированные умники всегда его раздражали. Может быть, в этом причина… Он зажег сигарету и вышел из зала. Курение тоже было ему запрещено, но есть же предел ограничениям! И почему бы не иметь дела с женщинами, пока он еще на этом свете?

– Постой, постой! Каким это образом?

С тех пор как Ева ему позвонила, он нервничал. Он чувствовал себя злодеем, вынужденным скрываться, и стал плохо спать. «Скажи мое имя и телефон Майе, и покончим с этим! Но… тридцать лет прошло, Ева! Все сроки истекли, разве нет?» Однако Ева была глуха ко всем его доводам. Пятнадцать лет минуло с тех пор, как они прекратили всякое общение. Ее звонок вновь пробудил в нем былую тревогу и пустил коту под хвост пять лет психоанализа. Она и сама боялась. «Надо же, — подумал он, входя в лифт, — я и забыл сообщить мадемуазель Всезнайке, какую роль играют психоаналитики в жизни людей \"второй молодости\"!»

– Потому что я в течение трех лет была фавориткой Галаксиуса.

Это признание привело Джага в замешательство.

Глава 27

– Ты? – недоверчиво спросил он, как бы переваривая услышанное. – Ты и Галаксиус?

MМАЙЯ была в кондитерском отделе Бон Марше. Толкая перед собой тележку, она думала о Морисе. Как бы ему понравилось это изобилие товаров в разноцветных упаковках, заманчиво расставленных на полках! Пьер никогда не разделял ее гурманских удовольствий. Она любила свое новое счастье, созданное из наслаждения и щедрости.

– А что такого? Он купил меня в одном из борделей Пределов, за меридианом Мебиуса, и почти три года я жила под его крылышком. Позже мы расстались, он находил, меня слишком женственной. И вот я здесь...



От волнения Джаг не мог сдержать охватившей его дрожи.

За ужином Мари и Ребекка не переставая болтали о своих каникулах. Благодаря им атмосфера была непринужденной. После того как Симон и Ольга уехали, Пьер зашел в спальню Майи. Она напомнила ему, что теперь у него есть своя квартира, но он молча начал раздеваться, в то время как она, стиснув зубы, пыталась сдержать гнев. Она стояла скрестив руки на груди, надеясь, что он все-таки уйдет. Напрасно. Майя не осмелилась устраивать скандал в первый же вечер после возвращения дочерей и с отвращением легла в постель рядом с мужем, которого давно забыла.

– Ты и вправду жила с ним все это время? – возбужденно спросил он, глянув по сторонам и убедившись, что никто не подслушивает их разговор.

Сквозь сон она почувствовала, как что-то проталкивается в глубь ее влагалища, и машинально раздвинула ноги. Напор усилился. Майя не открывала глаз. Она чувствовала, как в ней нарастает желание, потом вдруг осознала, что она уже не в Сариетт. Она попыталась оттолкнуть мужа, но это ей не удалось. Она подумала о Морисе, и на нее нахлынуло чувство вины. Член Пьера проник в нее полностью. Она надавила рукой на его живот, пытаясь оттолкнуть его, но Пьер неверно истолковал этот жест и прошептал: «Да, еще!», прижимая ее к себе. Майю охватил стыд, что она испытывала удовольствие, чувствуя, как член Пьера движется внутри. Потом он перевернулся на спину, увлекая ее за собой, и Майя сверху вниз смотрела, как он кончает. Она забыла, с каким наслаждением они занимались прежде любовью. Майя застонала одновременно от угрызений совести и от подступающего оргазма, резко подаваясь взад-вперед всем телом. «Еще…» — прошептала она, думая: «Еще один, последний раз…» Во взгляде Пьера она прочитала прежнее вожделение. Этой ночью его тело казалось таким же сильным, как в былые времена.

– Конечно.

«Кончить с тобой в последний раз. Кончить, уже разлюбив тебя и собираясь тебя покинуть. Кончить, думая о другом мужчине. Кончить, чтобы похоронить нашу семейную жизнь, как мальчишки хоронят свою невинность в объятиях проституток».



– Тогда ты обязательно должна знать кое-что!

Я кончила. Пьер не знал, что это была не любовь — это было прощание. Но я знала, и только это имеет значение.

– Да. Я знаю, что ничего нельзя сделать.

Я никогда не расскажу тебе ни об этой ночи, ни о полученном мной удовольствии, Морис. Ты бы этого не понял: у тебя слишком цельный характер. Есть ночи и дни, о которых лучше умолчать, чтобы не причинять боль тем, кого любишь. Я люблю тебя, Морис. Теперь — еще больше. Я знала о твоих надеждах, хотя ты мне ничего не говорил. Я вернусь… уже скоро. Мне нужно лишь немного времени, чтобы безболезненно обрубить мои парижские корни. Со вчерашнего дня я к этому приступила. Но они еще крепки. И так сильно вросли в землю, что мне потребуется работать не покладая рук.

Джаг упрямо качнул головой.

Я люблю тебя. Хочу разделить с тобой всю жизнь, все дни и все ночи.

Я люблю тебя — это так же ясно, как дважды два четыре. Я вернусь… скоро.

– Не верю! Наши ошейники управляются на расстоянии. Управляются! Значит, они зависят от какой-то машины. За три года, проведенных в этом поезде, ты не могла не увидеть ее!

– А я этого и не говорила.

Сердце Джага отчаянно колотилось, казалось, оно вот-вот выпрыгнет наружу.

– Ты видела эту машину? Ты знаешь, где она находится?

Снова послышался возмущенный ропот разбуженных, на сей раз в адрес Джага, который уже едва сдерживал свои эмоции. Роза на минуту задумалась, потом, понизив голос, ответила:

Глава 28

– Я ничего не видела, – прошептала она, прикрывая рот ладошкой, – по той простой причине, что не на что было смотреть. Хоть я и была фавориткой Галаксиуса, это не значит, что он повсюду таскал меня за собой. Он никому не позволял входить во второй вагон. Только Донк несколько раз сопровождал его туда.

ПАТРИК Суриаль выбрал для еженедельного заседания послеобеденное время в среду, вместо классического утра понедельника. Когда однажды концептуальный редактор спросил его о причинах такого выбора, Суриаль ответил: «В уикэнд ты отсыпаешься, трахаешься… Как и все остальные. Вкуснее ешь, больше пьешь, короче, отрываешься. Если ты к тому же ходишь к шлюхам и закидываешься колесами, на кого ты похож утром в понедельник?»

– Второй вагон, – тихо повторил Джаг, наморщив лоб.

Однако истинная причина заключалась в его собственных проблемах со здоровьем, которые сильнее всего давали о себе знать воскресными вечерами. Он был мучеником стиля. Он не мог позволить себе в понедельник утром выглядеть перед всеми старой развалиной.

Роза серьезно кивнула головой.



– Это единственное место, где может находиться машина.

Патрик Суриаль жил на улице Кампань-Премьер, в четырнадцатом округе Парижа. У него был особняк с садом, стоявший в глубине двора доходного дома начала двадцатого века. Сад зарос густой травой. Суриаль никогда им особо не занимался. Ему больше нравилась запущенность естественной природы. Соседи часто возмущались и говорили, что сожгут всю траву. Тогда Суриаль нанимал газонокосильщика. Приятели называли его жилье сумасшедшим домом. Внутренних стен и потолков там не было. Вместо них по проекту Суриаля из выступов и перегородок на разных уровнях были сооружены какие-то подобия висячих мезонинов. Над ними был общий потолок высотой в пятнадцать метров. Из большого глиняного горшка в центре холла рос гигантский кактус в пять метров высотой. В мезонинах зеленели и цвели пальмы и другие экзотические растения. От этого дом напоминал тропическую оранжерею — влажность была такой же. Подобно тому как хозяева обычно говорят: «Здравствуйте», встречая гостей, Суриаль приветствовал своих визитеров: «Я Тарзан, ты Джейн». Эта фраза звучала почти автоматически, и никто уже давно не обращал на нее особого внимания.

Но Джаг уже не слышал ее. Мысленно он перенесся на крышу поезда, когда, тремя днями раньше, они сражались с Пиявками.

– Скажи-ка, а это, часом, не тот вагон со стеклянной крышей, защищенной двойной решеткой, и с мостиком посредине?

Это утро Суриаль проводил в американском трейлере пятидесятых годов из нержавеющего железа, примыкающем к первому этажу его дома и оборудованном под кухню. Несмотря на рекомендации своего кардиолога, по понедельникам Патрик Суриаль устраивал себе развлечение под названием Monday morning, состоявшее в злостном нарушении антихолестериновой диеты. Раз в неделю он готовил себе на завтрак все, что ему строго запрещалось есть, не испытывая при этом ни малейших угрызений совести.

– Да, тот самый, – подтвердила Роза.

Перед тем как приступить к приготовлению яичницы с беконом, он распахнул окна. Пока полоски бекона поджаривались на смазанной маслом сковороде, Суриаль выложил на широкую деревянную столешницу шесть сортов сыра — один на каждый из предшествовавших дней недели, в течение которых приходилось во всем себе отказывать. Сыры были от Андруэ, из его любимого магазина. Суриаль бросил жетон в музыкальный автомат «Вурлитцер» и выбрал пластинку Джонни Холлидея. Потом сварил крепкий ирландский кофе с густой пеной. Он никогда не изменял своей американской мечте. Он часто представлял, как едет на «Харлее» по шоссе 66, как Джек Николсон в Easy Rider. Иногда рядом ехал Джонни. Он очень любил этого парня, и ему бы хотелось мчаться вдоль шоссе бок о бок с ним.

Джаг почувствовал, как его затопила волна безумной радости. Впервые с тех пор, как на него надели ошейник, перед ним забрезжил луч надежды.

Когда Суриаль уже собирался проглотить ломтик рокфора, раздался звонок в дверь. «Твою мать!» — пробормотал он, вставая. Открыв дверь, он сквозь зубы пробормотал традиционную фразу: «Я Тарзан, ты Джейн», одновременно пытаясь разглядеть сквозь слепящие солнечные лучи лицо стоявшей перед ним женщины.

— Здравствуйте. Вы месье Суриаль?

Глава 22

— Himself[20]!

На следующее утро, едва поезд остановился, как Джаг первым выскочил из \"холодильника\". Сейчас он думал только об одном – как бы поближе подойти и осмотреть второй вагон.

— Можно войти?

Это было неосторожно с его стороны – Джаг понимал, что может нарваться на неприятности, но его тянуло ко второму вагону помимо воли. Один из охранников окликнул его, когда он уже был на полпути до цели.

Майе казалось, что у нее сейчас остановится сердце. Она сделала несколько неуверенных шагов. Размеры дома ошеломили ее. Она почувствовала себя песчинкой.

– Эй, ты, куда бежишь? Иди лучше помоги мне!

— Прошу вас, мадам, — осторожно сказал Суриаль, в то же время лихорадочно пытаясь понять, кто его гостья.

Остановившись, Джаг подчинился. Нужно было открыть заклинившуюся дверь одного из новых вагонов, прицепленных накануне в Томболл Пойнте. Вместе с охранником они быстро справились со строптивой дверью, и Джаг увидел, что внутри вагон был разделен на отсеки с сиденьями-скамейками, которые легко раскладывались в спальные места.

Войдя в кухню, он сел за стол и решил сделать себе бутерброд с тем самым кусочком рокфора, который собирался съесть, когда услышал звонок. Женщине он указал на стул напротив. Ему не хотелось отказываться от вожделенного завтрака.

От неожиданности Джаг остолбенел: обитателями нового вагона оказались женщины с детьми. К двери вагона понесли деревянные сходни, и он оторопело смотрел, как необычные пассажиры спускаются из вагона на землю. Это было и вправду прелюбопытное зрелище. Большинство женщин поражали безобразной толщиной, они буквально заплыли жиром. Их руки были ничуть не тоньше бедер нормальных людей, а бедра напоминали обрубки толстенных деревьев. Они передвигались медленно, тяжело переваливаясь с ноги на ногу и останавливаясь через каждые три шага. Малейшее усилие вызывало у них одышку. Пот ручьями стекал с их лиц. Каждая из женщин-мастодонтов вела за руки двоих детей, что помогало ей сохранять равновесие.

— Садитесь. Хотите сыру?

При виде этого странного кортежа, вызвавшего насмешки и хохот окружающих, Джага затрясло от отвращения.

Если она из налоговой инспекции, то уж кусочек сыра не покажется ей взяткой! Если же ее прислали из Общества изучения потребительского спроса, чтобы протестировать на ком-то «вживую» новую гамму ароматических презервативов, то она, скорее всего, откажется от сыра, чтобы его вкус не смешивался у нее на языке со вкусом малины. Но если она распространяет американские наборы косметики…

Он хотел было продолжить свой путь, но в этот момент, обернувшись, заметил приотставшую женщину с ребенком на руках. Она не походила на других, разве что кожа ее – молочно-белая, почти прозрачная – была такой же, как и у толстух. В остальном, насколько бросилось в глаза Джагу, она отличалась довольно высоким ростом и хорошим сложением. Джаг замер, не в силах отвести взгляд от ее красивого лица с правильными чертами, слегка вздернутым тонким носом и умными зелеными глазами. Длинные и черные как смоль волосы делали ее похожей на дикарку.

— Нет, спасибо.

Встретившись с ней взглядом, Джаг почувствовал необычную дрожь в коленках. Обычно он очень трудно шел на контакты с людьми, испытывая к ним обоснованное недоверие, но теперь ему захотелось подойти к ней и заговорить, словно от этого зависела его жизнь.

«Воображала», — подумал он, а вслух произнес:

– Меня зовут Джаг, – представился он.

— С вашего позволения, я продолжу свой Monday morning?

– А меня Монида, – улыбаясь, ответила она. – А это Энджел.

«Настоящий сноб, с этими своими английскими словечками», — в свою очередь снисходительно подумала Майя.

Джаг взглянул на ребенка, сидевшего у нее на руках, и его улыбка начала медленно угасать.



Энджелу было около пяти-шести лет, не больше. Джаг так и не понял, мальчик он или девочка, хотя это и не имело значения. Он показался Джагу куклой, странной куклой. Прежде всего, в глаза бросалась его непропорционально огромная голова, на которой почти ничего не было. Это впечатление создавалось из-за необыкновенно широкого выпуклого лба, который доходил до середины щек. У Энджела не было ни глаз, ни бровей, ни век. Грубо говоря, его лицо напоминало фасад дома без окон. Вместо ушей – два отверстия, окруженные рубцами, крошечный нос напоминал сглаженный бугорок. Нормальный рот с красиво очерченными губами казался совершенно неуместным в этой череде кошмарных ошибок природы.

Все происходящее казалось ей каким-то бредом. Суриаль с неподдельным наслаждением поглощал куски сыра всех сортов. Время от времени он с детским удовольствием тянул через соломинку взбитые сливки. Присутствие Майи ничуть его не смущало. Теперь она понимала, почему в рекламных кругах у Суриаля репутация человека со странностями. В то же время она была настолько восхищена этим домом и его хозяином, человеком, выглядевшим моложе своих лет, которого, казалось, уже ничем нельзя было удивить, что забыла о своем страхе. Она внимательно изучала лицо Суриаля, но не могла обнаружить в нем никаких черт Архангела. Между тем и нынешним лицом пролегло тридцать лет. А что, если Морис ошибся?

Но на этом аномалии не кончались. У Энджела отсутствовали руки, а тонкие, длинные ноги, казалось, вообще не имели мышц.

Патрик Суриаль, уплетая яичницу, краем глаза наблюдал за женщиной, немного староватой на его вкус, но еще вполне миловидной. Ему показалось, что она чем-то смущена, и он улыбнулся, чтобы ее подбодрить. Что ей нужно, в конце концов?

Ссутулившись из-за двух горбов на спине, он, тем не менее, старался держаться прямо и без конца крутил головой из стороны в сторону, словно опасался окружающего мира, который воспринимал только на слух.

— Меня зовут Майя Хоффман, — почти прошептала она.

Растерявшийся Джаг не знал как себя вести, но в этот момент серия пронзительных свистков возвестила о появлении Галаксиуса.

Улыбка на лице Суриаля потухла. Он почувствовал резкий выброс адреналина в крови. И почти наяву увидел картинку, похожую на кадры из «Сияния»: Майя рассыпается на тысячи маленьких девочек, они заполняют весь дом и эхом повторяют: «Меня зовут Майя Хоффман, Майя Хоффман, Майя Хоффман…» Самая младшая лежит в колыбели, еще одна прыгает через скакалку… Самой старшей, наверное, лет пятнадцать. Она больше всех напоминает сидящую перед ним женщину.

Суриаль отставил в сторону тарелку. По коже пробежали мурашки и появилось ощущение, что его ударили кулаком в живот. Он попытался сделать вдох, одновременно борясь с желанием извергнуть все съеденное.

Охранники заторопились, и Джаг вынужден был вернуться назад к своей группе, где его ждала Роза. С наигранной непринужденностью она спросила:



Майя с удивлением смотрела на искаженное лицо. Разлившаяся бледность выдавала сильное волнение. Майя решила, что причина такой перемены — страх. Суриаль неверными шагами подошел к дивану с бархатной гранатовой обивкой и рухнул на него. У него был настоящий шок.

– Ну что, видел этот вагон? Ты доволен?

Охваченная смутным чувством вины, Майя принесла ему стакан с водой.

— Вам лучше?

– Я не успел, – признался Джаг.

Суриаль утвердительно кивнул. Он не отрываясь смотрел на нее. Сердце Майи забилось сильнее: во взгляде этого человека она читала любовь, а не страх. «Они с твоим отцом были неразлучны», — говорила Ева… Он взял ее за руку и прошептал:

На этом им пришлось прекратить разговор, так как Галаксиус приготовился произнести речь.

— Майонетт…

Джаг не видел его с того самого вечера, после которого впал в немилость, но теперь Галаксиус выглядел гораздо лучше.

Его голос звучал устало, и сейчас он казался Майе старше, чем в тот момент, когда она вошла. Прикосновение холодной руки внушало ей отвращение. Она не узнавала его.

— Вы — Архангел?

Вся его речь свелась к объявлению о проведении марафона, назначенного на послезавтра. Новость встретили с большим энтузиазмом, которого совершенно не понял Джаг.

Он слабо улыбнулся.

– Это соревнование по бегу, – просветила его Роза, когда он поинтересовался причиной всеобщего ликования. – Участники марафона побегут за поездом и попытаются догнать его. Радиус действия Шагреневой Кожи будет существенно уменьшен, так что, как ты сам понимаешь, дремать не придется. Поезд остановится, как только победитель догонит последний вагон.

— Еще помнишь мое прозвище?

– Но ведь это ужасно!

— Я только его и знала.

Роза пожала плечами.

— Да?

– Не более, чем все остальное. Победитель имеет право попросить у Галаксиуса все, что захочет, разумеется, в разумных пределах.

— Так вы Архангел?

– Например, свободу?

— Да, в прежние времена меня так называли.

— Это вы убили моего отца?

Роза хихикнула.

В его глазах Майя увидела боль.

— Я не знаю. Иногда мне кажется, что это так…

– И не мечтай! Зато можно попросить право распоряжаться чьей-либо жизнью или смертью. Это прекрасная возможность избавиться от того, кто мешает тебе...

Он улыбнулся и добавил:

– Что ты хочешь этим сказать?

— Но тогда я навещаю психоаналитика.

– Спиди – чемпион по марафону. В течение трех последних лет он выигрывал все состязания. Ты его унизил, и на сей раз он попросит у Галаксиуса твою голову. Единственное, что тебе остается, – это победить его!

— Не понимаю…

Джаг почувствовал, как ледяная рука сжала его сердце.

— Нечего здесь понимать! Разумеется, я не убивал Алена.

Стоя неподалеку, на него с ненавистью смотрел улыбающийся негр.

— Что произошло между вами в тот вечер, когда он умер? Почему вы ссорились?

— Успокойся, — прошептал он. — Я плохо себя чувствую… Что тебе сказала мать?

Глава 23

— Ничего.

С этого дня жизнь в \"холодильнике\" серьезно осложнилась для Джага.

— Она говорила с тобой обо мне?

Сообщение о марафоне перевернуло устоявшийся порядок. Спиди вновь обрел силу, и все обитатели вагона из кожи вон лезли, демонстрируя свою неприязнь к Джагу и ублажая вчерашнего деспота и, без сомнения, завтрашнего тирана.

Как ни странно, на этот раз самому Спиди пришлось успокаивать обитателей вагона, следить за их настроением, гасить вспыхивающие стычки.

— Нет, никогда.

Он вновь обрел прежнее величие и, как следствие того, даже некоторое красноречие. Однако он остерегался слишком явно демонстрировать свое высокомерие, не столько из-за ложной скромности, сколько из-за осторожности.

Часами он тренировался, выполнял упражнения на развитие гибкости, поднимал тяжести, беспрестанно заставлял своих прихлебателей массировать его, толкуя при этом о различных фазах предстоящего забега, который ознаменуется его одиннадцатой по счету победой.

— Никогда! Значит, никогда не говорила… — повторил он недоверчивым и одновременно раздосадованным тоном.

Роза, единственная, кто сохранил верность Джагу и не переметнулся в лагерь негра, повторяла:

– Если Спиди победит, моя жизнь превратится в сущий ад!

– Вот уж не думал, что лишил тебя рая! – парировал Джаг.

— Нет, но можете мне поверить, об отце она тоже никогда со мной не разговаривала. Сколько бы я ни просила! Почему вы бросили ее?

– Ты умеешь постоять за себя, но умеешь ли ты бегать?

— Я ее не бросал.

Джаг задумался.

— Но вы исчезли.

– Как и все, но откуда мне знать, достаточно ли этого для победы?!

— Она всегда знала, где я, и в любой момент могла ко мне присоединиться.

Теперь Джаг без конца думал только об этом. Что он может противопоставить Спиди? Он знал, что вынослив, упрям, способен на длительные усилия, но хватит ли этого, чтобы обойти негра, ведь тот выше ростом, худощавее и легче, хотя, вместе с тем, довольно мускулист.

— А мне она сказала, что не знает, где вы… и что не знает вашего имени…

– Как долго длится марафон?

— Раньше мы изредка переписывались.

– Когда как...

— Переписывались? И о чем вы писали?

– А поконкретнее ты можешь?

– Поезд остановится, как только его догонят. Все зависит от того, кто прибежит первым.

— Долго рассказывать… Может, перестанешь называть меня на «вы»?

– Так сколько на это понадобится времени, хоть примерно?

— Но я вас почти совсем не знаю…

– Не знаю... Час, может два. Я никогда не засекала.

— Да, но я тебя знаю очень хорошо… От меня, наверное, воняет сыром, нет?

Джаг кивнул. Все эти разговоры ни к чему не вели. Все станет ясно на состязаниях. Придется подстраиваться под бег негра, держаться рядом с ним и в последний момент постараться обойти его. Это единственно приемлемая тактика.

Майя в замешательстве взглянула на него.

— Да нет, не особенно.

Джаг стремился не думать о предстоящем испытании и не обращать внимания на тягостную атмосферу \"холодильника\", на бахвальство Спиди.

— Не подождешь минут десять? Схожу приму душ.

Когда это ему удавалось, перед его внутренним взором возникал образ Мониды, ее нежное, прелестное лицо. Теперь Джаг жил только ожиданием утра и надеждой вновь увидеть ее во время остановки поезда. А увидев, он не сводил с нее глаз, опуская их лишь тогда, когда она сама смотрела на него. В таких случаях Джаг отворачивался и делал вид, что интересуется чем-то другим, хотя прекрасно понимал, что ведет себя глупо. Видел бы его старый Патч! На протяжении всего пути Джаг пожирал Мониду взглядом, но не осмеливался подойти к ней и возобновить знакомство. Собственно, он и не знал, что сказать ей. И прежде всего потому, что чувствовал себя неуклюжим и неловким, но больше всего из-за Энджела. Джагу казалось неприличным изливать свою душу в присутствии ребенка. К тому же он ничего не знал ни о ней самой, ни о том, что связывает ее с Энджелом. Джаг просто смотрел на нее, забывая подчас даже о еде.

— Вы лучше себя чувствуете?

К счастью, Роза по-матерински заботилась о нем. Когда он вернулся в \"холодильник\", она достала и сумки его паек и заставила его поесть.

— Как двадцатилетний, Майонетт!

– А ну-ка, ешь! – проворчала она. – Я не хочу, чтобы завтра ты свалился с ног, как загнанная лошадь!

Покончив со своей скудной пищей, Джаг задал Розе вопрос, который уже давно мучил его.

Вот уже второй раз он назвал ее Майонетт. Подбородок Майи задрожал, собираясь в складки, как у детей, когда они собираются заплакать.

– А что собирается делать Галаксиус с этими женщинами и детьми?

— Может, съешь что-нибудь, пока будешь меня ждать? Или выпьешь вина?

– Точно не знаю, но по слухам, мы приближаемся к Империи Драгна, Сумасшедшего Проктора. Галаксиус приглашен на Большие Игры, которые состоятся во время Праздника Голубых Лун. Я думаю, он везет женщин в качестве подарка. У Драгна при дворе полно всяких уродов...

— Да, и то и другое.

Джаг сжал кулаки. Он хотел все знать, и он узнал!

Суриаль поставил на стол еще один прибор, потом выбрал несколько пластинок для музыкального автомата. Когда он, тяжело ступая, начал подниматься по ступенькам в один из «отсеков», расположенных уровнем выше, Майя крикнула ему вслед:

Глава 24

— Вы помните Мориса?

На участие в марафоне дали согласие двенадцать человек. Импозантнее всех выглядел Спиди. Он подпрыгивал на месте, разминая блестящие от натираний ноги, и словно не замечал глаз, устремленных на него. Было совершенно очевидно, что он – фаворит предстоящего забега. И сам он тоже был уверен в этом.

— Да, конечно, очень хорошо. Это твой бывший бойфренд, так ведь?

Зрители не сомневались, что он опять станет чемпионом. Не могло быть и речи о равенстве шансов участников, настолько превосходство Спиди казалось очевидным для всех. Ставки на него варьировались от пяти до двадцати против одного. Рейтинг устанавливался произвольно, и в этом не последнюю роль играл как внешний вид бегунов, так и их предыдущие заслуги. На этом основании второе место прочили одному из любимцев Галаксиуса, который вот уже несколько раз подряд участвовал в марафоне и приходил вторым.

«Странный выбор пластинок», — подумала Майя, слушая, как Ричард Энтони поет «И я слышу свисток поезда». Покончив с едой, она стала рассматривать кухню, устроенную внутри трейлера, и нашла ее симпатичной. Особое восхищение у нее вызвала коллекция старых американских рекламных плакатов. Да, оригинальный тип… Интересно, он живет один? Да, это явно жилище холостяка… Майя поняла, что ненависть, которую она испытывала к этому человеку в Ашбери, исчезла. И ее уверенность, что он убил ее отца, сильно поколебалась. Она посмотрела на часы. Суриаль отсутствовал уже довольно долго. Майе очень хотелось подняться наверх, но без приглашения она все же не решалась. Она накрыла тарелку с сыром полиэтиленовой пленкой и убрала ее в холодильник. Пластинка закончилась. Теперь Майя чувствовала себя незваной гостьей в этом доме-оранжерее.

Джаг держался в стороне от других и размышлял о мотивах, толкавших бегунов участвовать в состязаниях. Поглядывая на атлетическую фигуру Спиди, он думал, что только сумасшедший может решиться состязаться с ним. Сумасшедший или, как и он сам, попавший в безвыходное положение. Джаг понимал, что его единственный шанс выйти живым из переделки, в которую он попал, – выиграть марафон.



Подходили к концу последние приготовления: рабы заканчивали монтаж передвижной разборной платформы, сделанной специально для подобных соревнований. Ее цепляли к последнему вагону и, устроившись на ней со всеми удобствами, Галаксиус мог наблюдать за состязаниями в окружении своих приближенных и фаворитов.

Уже потом, позже, Майя никак не могла объяснить Морису, что заставило ее подняться наверх. Она была в полной растерянности. «Архангел! Архангел!» — позвала она. Подниматься было страшно, потому что перила отсутствовали. Иногда ей казалось, что сейчас перед ней окажется комната, но это была лишь подвешенная площадка, с которой, в зависимости от уровня, была видна верхняя или нижняя часть гигантского кактуса. Неужели тут нет ни одной стены? От этого дома у нее закружилась голова. Куда же запропастился Архангел?

Всем остальным – увы – приходилось лишь мечтать о таких условиях. Им оставалось толпиться у окон, раскрытых дверей, гроздьями висеть на поручнях и подножках вагонов. Бывало, из-за толчеи кто-то сваливался с поезда, и тогда зрители веселились, наблюдая забег в забеге.

Не дойдя примерно двух метров до крыши, Майя наконец оказалась в комнате — одной-единственной и самой большой в доме. Это была спальня Архангела. На краю кровати она увидела скорчившуюся фигуру. Она приблизилась. Сердце ее билось так сильно, что казалось, вот-вот пробьет грудную клетку. Губы Суриаля были сжаты в тонкую голубоватую линию. Дрожа всем телом, Майя набрала номер неотложки.

Больше всего не везло тем, кто ехал в первых вагонах, и не мог воочию следить за всеми перипетиями борьбы. Для них была разработана целая система устной передачи информации: малейшее изменение обстановки тут же разносилось Сервиклонами по всему составу.



Поезд, украшенный знаменами с вышитыми на них гербами Галаксиуса, походил теперь на огромную яркую гусеницу.

Дежурная бригада «скорой» с грохотом ввалилась в дом. Один из врачей нес огромную сумку, другой — металлический чемоданчик. Они быстро поднялись наверх, опередив Майю на целый этаж. Их голоса громким эхом отдавались в стенах. Майя с ужасом наблюдала за их манипуляциями вокруг неподвижного тела.

Нарастающий гул голосов возвестил о появлении Галаксиуса, для которого на платформе был воздвигнут трон. Когда вокруг него собрались все придворные, он вкратце напомнил правила марафона: победителем считается тот, кто первым догонит поезд, каждый участник может выбрать себе дорогу и даже сойти с путей, если считает, что таким образом укорачивает дистанцию, хотя при этом он рискует попасть в заболоченные участки, зыбучие пески и прочие прелести подобного рода.

— Вы не знаете, у этого человека были хронические сердечные заболевания? — спросил у Майи один из них.

Пожелав удачи всем участникам марафона, Супроктор дал приказ об отправлении поезда. Он был настроен весьма благодушно и рассчитывал увидеть захватывающую борьбу, для чего прихватил с собой мощную подзорную трубу. Состав громыхнул, дернулся и медленно начал удаляться, оставляя за собой двенадцать человек, неподвижно замерших на рельсах в ожидании сигнала к началу марафона – револьверного выстрела. Но сначала поезду предстояло удалиться от линии старта на пятьсот метров.

— Не знаю.

— У него не было инфаркта или гипертонии?

Взволнованный, с натянутыми как струна нервами и отчаянно бьющимся сердцем, Джаг увидел, что участники забега строятся в линию, стараясь занять удобное для старта место. Началась толкотня и ругань, которые вот-вот грозили перерасти в потасовку, но в этот момент раздался выстрел, мгновенно успокоивший страсти. И тотчас же все ринулись за поездом. Бегуны сбились в плотную группу, с помощью локтей пробираясь вперед, – всем хотелось бежать вслед за Спиди.

— Не знаю. Мне очень жаль, но я почти незнакома с этим человеком.

Вдалеке виднелся хвост поезда величиной с почтовую марку.

Голос Майи дрожал. Врач удивленно посмотрел на нее — он не ожидал такого ответа.

На Джага никто не обращал внимания, и он, чувствуя себя не в своей тарелке, быстро оказался последним.

— Мы познакомились час назад, — уточнила она. — Точнее, когда-то очень давно я его знала, но потом потеряла из виду… Я не знала, что он болен.

Теперь слышалось только короткое дыхание бегущих и стук подошв о шпалы. Джаг предпочел бежать босиком. За время работы у крестьян у него на подошвах ног образовался толстый ороговевший слой кожи, который стоил любой, даже самой лучшей обуви.

— Как он себя чувствовал, когда вы пришли?

Через некоторое время Джаг почувствовал себя увереннее. Он вошел в ритм и бежал в общей группе, слегка прижимая локти к телу, выпрямив корпус и выставив вперед грудь. Его руки и ноги работали четко и ритмично, как поршни паровоза.

— Хорошо. То есть… он испытал сильное потрясение. Он поднялся наверх и…

Это сравнение невольно заставило Джага улыбнуться.

Неожиданно впереди блеснули осколки битой бутылки, и, чтобы не наступить на стекло, ему пришлось прыгнуть в сторону. И тут же у него в голове предостерегающе прозвучал сигнал тревоги. Они слишком далеко отпустили поезд! Очертания последнего вагона растаяли вдали и превратились в неясную черную точку.

Говоря все это, она думала: «Я убила его. Я убила Архангела так же, как он убил моего отца. Непреднамеренное убийство эмоциональным потрясением… До моего появления это был счастливый человек…» По ее щекам заструились слезы. Она смотрела, как врач разрезает ножницами рубашку на груди Суриаля, и в ушах сама собой зазвучала печальная мелодия kaddish, молитвы по усопшим. Затем один из врачей закрепил на груди Суриаля многочисленные электроды, а другой закрыл его лицо кислородной маской. Через какое-то время Суриаль уже не выглядел мертвенно-бледным. Майя облегченно вздохнула. Она смотрела на экран с бегущей линией электрокардиограммы, но по острым зигзагам, которые сопровождались резким писком звукового сигнала, интуитивно догадывалась, что пульс и сердцебиение слишком частые. Архангел пока еще не полностью избавился от опасности. Майя неотрывно смотрела на то место, где должно находиться сердце, потом ее взгляд машинально сместился, и возле его пупка она увидела коричневое родимое пятно. Майя не могла поверить своим глазам.

Одновременно Джаг почувствовал вибрацию колье, в ушах раздался пронзительный звон и горло сдавила огненная петля. Джаг невольно вскрикнул, прибавил ходу и обошел двух конкурентов, чем несказанно удивил их. Они переглянулись: с чего бы это новичок так припустил? Ничего, еще немного, и они разберутся в чем дело! Джаг не сомневался, что это козни Спиди. Возглавляя группу, он контролировал ход состязания и вел свою игру, рассчитывая сбить всех с толку. Не удивительно, что Джаг так хорошо чувствовал себя в этих условиях. Ведь они не бежали, а почти топтались на месте! Резкое ускорение ослабило действие Шагреневой Кожи, и теперь Джаг почувствовал себя в состоянии спокойно осмыслить ситуацию.

Ей вспомнилась сцена из далекого прошлого: они с бабушкой в отделе купальных костюмов Галери Лафайет. Майе лет шестнадцать-семнадцать.

Ему приходилось бывать на скачках, и он знал, что если всадник, подобно Спиди, намеренно замедляет ход, то девять из десяти, что в подходящий момент он сделает мощный рывок, пытаясь уйти от преследователей.

Таким образом, негр держал их на приличном расстоянии от поезда, почти на грани срабатывания Шагреневой Кожи. Само его присутствие убаюкивало, внушало ложное чувство спокойствия и уверенности. Оно и понятно – держись за лидером, и не пропадешь! На самом же деле все было иначе. Спиди нарочно изматывал их, заставляя работать вхолостую, что непременно должно было сказаться в конце дистанции, когда ноги нальются усталостью, словно свинцом. Джаг понял: многоопытный Спиди специально ждал своего часа, чтобы в нужный момент сделать решающий рывок и оставить соперников далеко позади.

— Я не хочу раздельный купальник! — упрямо говорит она и топает ногой. — Не хочу, чтобы все видели это ужасное пятно у меня на животе!

— Пятно? Но, дорогая, оно по форме точь-в-точь Италия! — отвечает Ольга. — Страна любви! Это дар Божий, который принесет тебе счастье!

При этом воспоминании у Майи пересохло во рту. Она не могла оторвать глаз от родимого пятна на животе Суриаля. Словно тысячи падающих звезд замелькали перед ней, сливаясь в контуры этой ужасной отметины, по форме напоминающей сапог… Италия… «Ален! Папа!» — закричала она и тяжело рухнула на пол. Тишина и духота окутали ее тело, и мысль о немедленной смерти вызвала прилив радости.

У Джага развеялись последние иллюзии относительно дальнейшего развития событий. Негр был быстр, за короткое время он сможет уйти далеко вперед. И тогда не стоит даже мечтать достать его... Если только он не переломает себе ноги!

Ей вкололи легкое успокоительное, и последней картинкой, запечатлевшейся в ее мозгу было спеленутое тело Суриаля, похожее на мумию.

В лучшем случае, обойдя фаворита Галаксиуса, который бежал следом за Спиди, Джаг придет к финишу вторым, а это его не устраивало. Он должен победить любой ценой.

«Они оставили меня одну в этом чужом доме!» — была первая мысль, когда она пришла в себя спустя какое-то время. Майя инстинктивно втянула ноздрями запах подушки, затем встала, неверными шагами спустилась вниз по ступенькам, снова поднялась. Пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями, она устало опустилась на диван. Среди подушек обнаружила мятую пачку «Кэмел» без фильтра. Она взяла в рот сигарету, подумав о том, что Суриаль не изменил этой марке со времен молодости. Когда она поднесла к кончику сигареты зажигалку, то почувствовала, как бумага прилипает к губам. Майя старым полузабытым жестом облизнула губы и выплюнула табачные крошки, приставшие к кончику языка. Сделав первую затяжку, она ощутила все тот же медовый запах светлого табака. Сигарета обожгла ей легкие и вызвала очередной приступ головокружения. Каждая новая затяжка пробуждала старые воспоминания. Она курила сигареты Архангела, и ей казалось, что таким путем она вдыхает в него жизнь. «Ради тебя я докурю всю пачку до конца. Я хочу, чтобы ты жил. Я приложу для этого все силы».



Глубоко дыша, Джаг слегка замедлил свой бег и дал возможность другим обогнать себя как раз в тот момент, когда негр обернулся, чтобы оценить ситуацию. Он довольно сверкнул белозубой улыбкой: все шло, как задумано. Джаг ответил ему вымученной гримасой.

Она позвонила в медицинскую справочную. Выяснилось, что Архангела отвезли в больницу Кошен. Узнав об этом, Майя слегка приободрилась. Теперь он был где-то, а раньше, находясь в сине-белой машине «скорой», он был все равно что нигде. Перед тем, как покинуть дом, Майя решила обойти его весь, впитать его атмосферу. Она наугад открывала и закрывала выдвижные ящики. Войдя в ванную, она открутила крышечку с флакона туалетной воды и долго вдыхала запах, чтобы запомнить, как обычно пахнет кожа Архангела. То же самое она сделала с кусочком мыла возле раковины. Затем взяла тюбик с пеной для бритья, выдавила немного на ладонь и растерла по тыльной стороне другой ладони. Ей хотелось ощутить реальность Архангела, чтобы их первая встреча не превратилась в постепенно рассеивающийся сон. Она молилась о том, чтобы это первое свидание не стало последним. Какое-то время она лихорадочно искала ключи от дома, потом вышла, просто захлопнув дверь.

Замыкая группу бегунов, он приотстал еще чуть-чуть, чтобы вновь почувствовать действие Шагреневой Кожи. И боль, пронзив все его существо еще сильнее чем в первый раз, встряхнула его, заставляя отбросить последние сомнения в правильности найденного решения.



На улице было тепло. Майя остановила такси на бульваре Эдгара Кине и, усевшись в него, позвонила Морису с мобильника. Когда она заговорила, ее голос то и дело прерывался:

Джаг глубоко вздохнул и, как пришпоренная лошадь, помчался вперед.

— Это ужасно, Морис. У него только что был инфаркт. Да, я видела его, была у него дома. Сейчас еду в больницу. Я тебе перезвоню. Нет, самое ужасное не это… Я расскажу тебе после. Нет, не сейчас, я в такси. Перезвоню попозже… Да, я тоже.

Глава 25

На бульваре Порт-Ройяль Майя расплатилась и вышла. Следуя указательным стрелкам на асфальте, она вышла к больнице. Больницы всегда вызывали у нее смущение и растерянность. На залитой солнцем скамейке сидели двое мужчин в пижамах, которые, казалось, пристально что-то рассматривали. Майя проследила за их взглядами, но не увидела ничего примечательного. Только пустой проем между двумя зданиями из серого камня. Но ведь иногда достаточно увидеть краешек неба, чтобы обрести надежду… Не стоит об этом забывать.

Она подумала о кислородной маске, давшей Архангелу второе дыхание. «Все обойдется», — повторяла она про себя, входя в вестибюль больницы. Руки в карманах жакета изо всех сил стискивали ткань подкладки.

Всегда какие-то сложности! Надеешься, что тебя выслушают внимательные люди и все уладят, а на самом деле никто на тебя и не взглянет. Вот, пожалуйста! Человек в белом халате торопливо прошел мимо, даже не обернувшись, когда она попыталась с ним заговорить. Где врачи, где медсестры? Обратиться в справочную или к медсестре? Врачи, должно быть, те, кто носит на шее стетоскоп. Столько людей в белых и голубых халатах… Где же найти Архангела?

Джаг в два счета нагнал общую группу и обошел Спиди, даже не удостоив его взглядом. Негр от изумления чуть не остановился как вкопанный.

— Простите, пожалуйста…

Искушение обернуться и увидеть, что происходит сзади и как организуется погоня, было очень сильным, но Джаг сдержался и заставил себя бежать, не оглядываясь. Он не имел права отвлекаться или – не дай Бог! – падать. Неважно – дышит Спиди ему в затылок или нет, он должен бежать, бежать... Решившись на участие в марафоне, Джаг приговорил себя к этому испытанию.

Женщина в халате обернулась к ней. «Ага! У нее на шее стетоскоп!»

Полный решимости победить, он помчался еще быстрее, наслаждаясь возможностями своего тела. Ему показалось, будто он родился для бега и мог бы выдержать этот дьявольский темп сколь угодно долго. Словно камень, выпущенный из пращи, Джаг летел вперед, с каждым шагом сокращая расстояние до поезда. Теперь он даже ясно различал лица тех, кто сидел на платформе, прицепленной к последнему вагону. Обливаясь потом, он попытался прибавить еще ходу, чтобы закончить забег как можно быстрее.

Вовремя перехватив инициативу, Джаг поступил совершенно правильно. Негр был не так силен, как это поначалу казалось, и было бы ошибкой подстраиваться под его темп.

— Я ищу месье Суриаля…

Эти мысли убаюкали Джага, поэтому он похолодел, услышав позади себя учащенное дыхание Спиди. Совершенно неожиданно тот оказался рядом с ним! Затяжной спурт вывел негра вперед на локоть... два... десять. Джагу померещилось, будто Спиди обошел его, как стоячего. Униженный и раздосадованный, он злился на самого себя за глупую доверчивость и самоуспокоенность. У него вдруг появилось одно желание – бросить все, побежать в обратном направлении, чтобы покончить с этим и лишить противника сладкого чувства триумфа.

— Его привезли сюда?

Но инстинкт самосохранения подсказывал ему: надо бежать! И он продолжал свой бег, но уже без энтузиазма, механически.

Никогда еще поезд не был так близок. Ветер доносил до лидеров возбужденные крики болельщиков, подбадривавших бегунов. Но от этого Джагу стало еще горше. Ему следовало бы раньше уйти в отрыв, бежать быстрее, как можно быстрее! Будь он более осторожным и осмотрительным, он бы выложился до конца!