Ольга наотрез отказалась есть. А уговаривать я не стал — больно много чести. Мясо было жестким, горьковатым на вкус и несоленым. Тем не менее я с жадностью накинулся на него. Глотнув водки, я передал бутылку Игорю. Тот помедлил секунду, после чего с решительным видом сделал большой глоток. Поперхнувшись, он стал надсадно кашлять. Отставил бутылку и посмотрел на свой кусок мяса.

Два чувства одновременно боролись в нем — первое исходило от прежнего Игоря Гульфика, неуклюжего недотепы, все существо которого даже мысли не могло допустить о том, чтобы съесть кусок мертвой собаки, пусть даже это вопрос жизни и смерти. Второе принадлежало новому человеку, физиологические потребности которого постепенно брали верх над различными моральными устоями и принципами, не действующими в Красной Щели. Борьба длилась недолго, и вскоре Гуфи, торопливо давясь и всхлипывая, начал есть, проглатывая большие куски.

— Чертова сука, рана так и горит. — Вит бросил взгляд на забинтованную ногу. — Если Ральф был бешеным, я первый отправлюсь к праотцам. Игорь!

Гуфи вздрогнул, словно его огрели кнутом.

— Ответь мне все-таки, как получилось, что ты прошляпил Ди?

Гуфи поежился и, словно ища поддержки, посмотрел на меня.

— В каком смысле прошляпил?

— В том смысле, — терпеливо сказал Вит, откусывая шмат мяса, — что как-то интересно получается. Дэн из дома вышел — никто этого не видел, хотя мы дежурили. Клим исчез — аналогичная хрень. Теперь Ди. Как так получилось?

— А я здесь при чем? — стараясь сохранить достоинство, спросил Гуфи, и Вит посмотрел на него так же презрительно, как смотрят на грязный дырявый носок.

— Вит, она ушла. Как ты сам говоришь, это выбор человека, — подал голос я. — И хватит доставать Игоря. Он что, назло тебе врать будет? Если хреновое настроение, иди башкой об дерево побейся.

Вит кисло улыбнулся:

— Вот за что обожаю тебя, Стропов, так это за откровенность. Ты как чукча, что видишь, то и лепишь. Ладно, проехали. Теперь нас стало еще меньше, — с трудом прожевывая мясо, продолжал он. — Кто следующий?

Бутылка опять перешла к нему. Снова наступила тишина.

— Сколько примерно километров мы сегодня прошли? — через некоторое время спросил Гуфи. Он немного успокоился, снял очки и протирал их своим неизменным клетчатым носовым платком, который стал уже почти черным от грязи.

— Километров пятнадцать. Может, меньше. Главное — настроиться на ходьбу и ни о чем не думать. Идти и идти. — Я закинул в рот последний кусок мяса.

— Ты что, баран? «Идти и идти»! — передразнил меня Вит. — Мозги тебе зачем? Или во время аварии все растерял? — Вит насмешливо смотрел на меня.

Жаркая волна мгновенно разлилась внутри меня, подкатив к горлу.

— Еще одна такая фраза, Виталий, и я вобью тебе зубы в глотку, — медленно проговорил я.

Гуфи переводил боязливый взгляд часто пинаемого уличного кота с Вита на меня. Виталий с интересом уставился на меня, словно перед ним находился редкий вид какого-то жучка, лениво зевнул и произнес:

— Да-да, конечно, вобьешь. В конце концов, ты попытаешься.

— Будь спокоен, чукча очень попытается, — усмехнулся я, но Вит пропустил эту реплику мимо ушей. Он потянулся и стал подниматься:

— Я пошел спать. Когда будет моя очередь, разбудите.

Я чертыхнулся. Когда он скрылся в палатке, Гуфи шепотом спросил:

— Ну что, говорил я тебе? Он сумасшедший!

Я рассеянно махнул рукой.

— Что будем делать с оставшимся мясом? Если его не растащат ночью, оно испортится. Может, пожарим все куски? Там еще остались ребра, — предложил я, доставая из нагрудного кармана трубку. Оттуда же я извлек свернутый пакет с табаком. — Будь другом, притащи его сюда. — Я стал набивать трубку.

Гуфи затравленно посмотрел на меня, глаза его молили: «Не заставляй меня это делать, мне очень не хочется выблевывать снова мой ужин, прошу тебя!»

— Давай, давай, — поторопил я его, раскуривая трубку. Ожидаемых приступов кашля уже не было, и легкие привычно приняли на себя новую порцию никотина. Гуфи с неохотой поплелся в темноту.

В лесу послышался еле слышный вой. Опять шакалы! Я потянулся к ружью.

— Димон… — Передо мной возник запыхавшийся Гуфи. — Ты слышал?

Я кивнул, выпуская колечко дыма.

— Пока горит костер, эти твари не посмеют к нам приблизиться.

Пока я нанизывал куски мяса, Гуфи с благоговейным трепетом разглядывал оружие. Закончив, я разложил мясо на углях и взял его в руки. «ИЖ-27, ЕМ», — прочитал я на стволе.

Прольется ли еще чья-то кровь в результате нажатия на спусковой крючок этого ружья?

Убедившись, что оно заряжено, я положил его рядом. Вит не знал о том, что во время обследования хижины Клима я нашел несколько патронов и ничего не сказал ему об этом. Сейчас я сосчитал их. Четыре штуки — три с дробью и один с картечью.

— Как ты думаешь, он действительно что-то видел… в лесу? — прошептал Игорь. — В кого-то же он стрелял?..

— Я не знаю, Игорь, — все, что я смог сказать.

— Ты знаешь… Я хотел тебе сказать, что… В общем, если что — я на твоей стороне, — Игорь выжидающе смотрел на меня.

Я улыбнулся:

— Я премного тебе благодарен за поддержку, но мне очень хочется верить, что этого «если что» не произойдет.

Некоторое время мы молчали. Спать совсем не хотелось. Я курил, глядя в небо, Гуфи жарил мясо, периодически прикладываясь к бутылке. Завывания шакалов становились все тише и наконец прекратились вовсе.

— Дима, ты слышал об озере Архуарон?

— Нет.

— Оно расположено в Казахстане, в степях Талды-Курганской области, в самой глуши. Местные жители с опаской оглядываются, когда заходит речь об этом озере, — начал Гуфи. Он сделал маленький глоток из бутылки.

— Само оно очень маленькое, не больше футбольного поля, но очень глубокое. Так вот, в самую жару, когда почва прогревается до такой степени, что на ней впору жарить яичницу, озеро не пересыхает и температура в нем редко достигает 8–10 градусов тепла! В нем нет ни рыбы, ни лягушек, ни вообще каких-либо растений.

— Ну и что? — Я почти не слушал Игоря, разглядывая ночное небо. Оно завораживало своим величием. Звезды были похожи на рассыпавшуюся алмазную крошку.

— В нем утонуло очень много людей, — тихо продолжал Гуфи. — И трупы никогда не всплывали. Они просто стояли на дне и колыхались как свечи. Водолазы…

— Игорь, тебе мало страшилок на сегодня? — я перевел взгляд на собеседника.

— Да послушай ты. Водолазы, обследовавшие дно, через несколько минут начинали задыхаться, и никто не мог объяснить почему. — Игорь замолчал.

— И к чему ты это рассказал? — я с трудом подавил зевок.

— Не знаю, — Игорь не смотрел на меня. — Мне кажется, наша ситуация очень похожа на это озеро — все мертво, холодно, и никто ничего не знает. Вечность и покой.

ТАМ ВЕЧНОСТЬ И ПОКОЙ.

Я вздрогнул. Если мне не изменяет память, это были слова Дэна, когда мы нашли его в лесу.

— Что это значит? — спросил я.

Игорь поднял на меня недоумевающий взгляд.

— Чего?

— Ты сказал «вечность и покой».

— Разве?

— Да, — я начал злиться.

— Не помню, — рассеянно сказал Гуфи и снова глотнул водки. Только тут я заметил, что он уже порядочно нализался, опорожнив бутылку почти на две трети.

— Послушай, я напишу об этом книгу. — Гуфи оживленно вертел импровизированные шампуры на огне. — Ты только представь себе! А книгу назову…

— А ну-ка, — я наклонился к нему и забрал бутылку. — Тебе еще сегодня дежурить, помнишь?

— А разве мы не вместе? — Игорь с обиженным видом посмотрел на меня, словно ребенок в песочнице, который вдруг открыл для себя, что его лучший друг не хочет лепить с ним куличики.

— Нет уж. Каждому из нас нужно хоть немного вздремнуть. Завтра денек будет не из лучших.

Заунывный вой раздался совсем рядом.

Гуфи вздрогнул.

— Опять… — прошептал он, бесцельно вороша угли. Мясо было уже почти готово.

— Даже если все это благополучно закончится, я не смогу спать без снотворного. Я никогда не смогу этого забыть. Ты знаешь, Димон… — Речь Игоря становилась все более невнятной, язык заплетался, и мне стоило больших усилий понять, о чем он говорит. — Мне вчера приснился сон. Страшный.

Я испытующе посмотрел на Гуфи, он сгорбился, низко опустив голову.

— Мне снова снилась моя мать. Опять снилась… Будто она выбралась из своей могилы. Раскопала землю и вылезла наружу, вся почерневшая и в дырках. А теперь она прячется днем в грязных трущобах и подвалах, а ночами ковыляет, пытаясь добраться до меня — полуразложившаяся, в лохмотьях… — Пьяные слезы скатывались по лицу Игоря.

— Может, хватит?! — не выдержал я, но Игорь продолжал, словно не слыша меня:

— И я понял, что моя мать и есть та самая тварь из болота, которая теперь никуда не торопится. Она знает, что бежать нам некуда, мы в западне. Все, птичка в клетке! — Гуфи издал нервный смешок. — Мы разбудили дремлющую тварь. Я не виню тебя, Стропов, хотя было бы полным безумием верить легенде, рассказанной Климом. Ни ты, ни Оля не виноваты. Как это называется? Есть такое выражение… Во, толчок судьбы. Только ни фига это не толчок. Это зло, Стропов, зло в чистом виде, — Гуфи устало прикрыл глаза. — Надо было внимательно слушать старую цыганку… — Он уже шептал: — И какого черта я согласился ехать сюда. — Гуфи завалился назад, задев ногой один из «шампуров».

Я растолкал его.

— Все, пора баиньки, — сказал я, помогая ему подняться на ноги. — Иди, покемарь немного. — Я поглядел на часы. — Через пару часов я тебя разбужу.

— Дима?

— Ну?

— А ты что-нибудь видел? В лесу?

Я замялся. В памяти вновь мелькнуло видение — невыносимый смрад гниющей плоти, испытываемый мной при этом густой липкий страх, сжимающий костлявыми пальцами все внутренности. Но Игорю я, по понятной причине, ничего говорить не стал. Я довел его до палатки и стал потихоньку проталкивать внутрь.

— Иди поспи, потом поговорим.

— А, вот и не знаешь. — Гуфи засыпал у меня прямо на руках. — А я знаю. Это моя мамаша пришла за вами. Вот так. А когда она придет… — Однако он не успел мне сообщить о планах своей покойной мамаши, поскольку через секунду уже громко храпел.

Вернувшись к костру, я завернул мясо в полиэтиленовый пакет и накрыл его курткой, а сверху привалил рюкзаком. Только сейчас я вспомнил, что мы забыли на прежней стоянке вещи Ирины. Я стал лихорадочно припоминать, что ценного было у нее в рюкзаке, но, кроме посуды с котелком, ничего вспомнить не мог. Кажется…

Чьи-то прохладные руки мягко легли на мои обожженные солнцем плечи. Я дернулся так, словно меня ошпарили кипятком, и кинулся к ружью. В прозрачном воздухе поплыл тонкий аромат духов. Ольга!

Скудного освещения от пышущих жаром углей было достаточно, чтобы увидеть на ее лице улыбку.

— Испугался, Стропов? На болоте ты меня не очень-то боялся, — она кокетливо поправила прическу.

— Ты… ты, — задыхаясь, я встал, колени мои предательски дрожали. — Я ведь мог убить тебя! Что…

— Тогда сделай это нежно, — Ольга шагнула через костер, и тут я увидел, что она совершенно обнажена. — Иногда я начинаю подумывать, как было бы здорово у тебя отсосать, — небрежно обронила она.

У меня полезли глаза на лоб, челюсть отвисла. Я не верил своим ушам. Я отчаянно пытался сохранить подобающее выражение лица мужчины, достойно принимающего известие о том, что стеснительная девушка хочет у него отсосать, но вряд ли у меня что-то из этого получилось. Ольга остановилась, чуть не наступая мне на ботинок своей маленькой босой ногой.

— Но большую часть времени я склонна считать тебя задницей, — добавила она.

Я лихорадочно рылся в памяти, стараясь отыскать подобающую исповедь, но под гипнотизирующим взглядом девушки умные мысли никак не хотели лезть в голову. Привет, я Дмитрий Стропов, и я задница. Приятно познакомиться, благодарю за внимание.

— Э-э… Тебе не холодно? — глупо спросил я.

— С тобой нет, дурачок. — Ольга подошла вплотную, запах духов стал почти осязаемым, словно она принимала душ из духов. При лунном свете я разглядел, что ее лицо размалевано, губы жирно обведены помадой, в ресницах застряли комочки туши, толстый слой пудры делал ее похожей на гейшу, волосы невообразимой копной торчали в разные стороны. Все шлюхи планеты зарыдали бы от зависти, увидев мою девушку.

— Ты что, тащила с собой косметику? — Я попытался выглядеть грозным, но вид Ольги настолько обескуражил меня, что я не знал, как себя вести. Она обняла меня, прижимаясь всем телом.

— Это же все для тебя, — шепотом сказала она. — Только для тебя… Тебе разве не нравится?

Она сладостно улыбнулась, призывно облизав язычком накрашенный рот. При лунном свете он напоминал застарелую рану, которая открылась при неосторожном движении.

«Ты любишь? Любишь?»

Я вздрогнул, вспомнив ночной кошмар, когда нечто поросшее мхом и ухмыляющееся вылезло из болота и волочилось за мной.

— Возьми меня. Трахни меня здесь, Стропов, — жарко прошептала девушка, обдавая меня изумительным ароматом духов. — Трахни. Чтобы мне было больно.

«Почему раньше она не пользовалась этими духами?» — вдруг пришло мне в голову, пока Ольга размазывала по моим щекам помаду.

Внезапно я почувствовал сильное возбуждение. Дыхание стало прерывистым, внизу живота разлилось тепло. Я попытался обнять ее, но она тем же мягким кошачьим движением отстранила мои руки и достала нож. После этого она прижалась ко мне, ее маленькие крепкие груди уперлись в меня, соски сладко терлись, напоминая двух шаловливых зверьков.

— Зачем… он… тебе?.. — Приятная истома застилала мне глаза.

Ольга вложила нож мне в руку и поднесла ее к промежности. Не сводя с меня смеющихся глаз, она принялась яростно тереть рукояткой у себя между ног. При этом с ее лица не сходила широкая улыбка.

«Может, разденешься наконец, Стропов? Или так и будешь стоять как истукан, пока я окончательно не замерзну здесь? Давай, покажи, что твоя штука намного крепче и сильнее, чем какой-то паршивый ножик», — смеясь, говорили ее лукавые глаза.

— Сейчас, я… я расстелю куртку… — засуетился я, но Ольга крепко сжала меня руками. — Никаких курток. Я хочу прямо здесь и на земле… а еще лучше на щебне.

(Я знаю, о чем ты думал там, в болоте…)

Я вошел в нее, как входят в давно забытый сон. Сознание померкло, время остановилось.

* * *

Дрожащими руками я нащупал зажигалку. Подсветка на часах сломалась, и пришлось светить зажигалкой. 2:49. Пора будить Гуфи. Кряхтя, я стал подниматься. Все тело ломило, спину нестерпимо жгло.

Я взглянул на лежащее передо мной тело. Сколько прошло времени с тех пор? Пять минут, час? Все прошло как в тумане, ощущалась только пустота.

Но почему она не встает?

(Ты же убил ее.)

— Ольга?

Тело зашевелилось. Я поднес горящую зажигалку, и на меня уставились распахнутые глаза насмерть перепуганной девушки. Помада и тушь смешались с пудрой, образовав на ее лице жидкую кашеобразную массу.

— Все в порядке?

Она кивнула и прикрыла грудь руками.

— Иди, одевайся, я сейчас приду.

Ольга все так же молча поднялась и пошла в палатку.

Костер давно потух, и лишь слабый дымок курился из некоторых крупных углей. Я быстро оделся и пошел будить Гуфи.

* * *

Игорь зевнул и подбросил в костер несколько толстых веток. Изо рта вырывались облачка пара — температура опустилась еще ниже, и ему пришлось укутаться в одеяло.

Дима бесцеремонно растолкал его около трех часов утра, наказав в пять разбудить Виталия.

«Максимум в семь часов нам нужно быть готовыми продолжать путь», — сказал он, укладываясь спать. Перед этим он дал Игорю нож, пояснив, что это так, на всякий случай. Правда, Гуфи не хотел думать о том, что этот «случай», возможно, произойдет именно во время его дежурства. Игорь вообще не понимал, зачем нужны эти глупые дежурства. Если им суждено всем умереть, то их ничто не спасет.

Игорь нисколько не обижался на Стропова, когда тот устроил ему выволочку за сон на посту. Несмотря на все его закидоны, Дима был свой в доску, Гуфи это понял с самого начала. Однако внутри его яростно клокотала ненависть к Виту, хотя он считал его чуть ли не лучшим другом. Ублюдок чертов! Возомнил себя пупом земли, а сам ничего не стоит. Даже Дэн (пусть земля ему будет пухом!) не доставал его так.

Неприятный холодок пробежал по спине Игоря, когда он вспомнил, как хладнокровно Виталий застрелил Ральфа. Подумаешь, собака лизала кровь! Пусть даже кровь Иры. Гуфи очень привязался к Ральфу, и если бы у него хватило смелости, то он смог бы дать достойный отпор Виту. Хотя имелась и другая сторона медали, на которую Гуфи сознательно закрывал глаза, — волею судьбы бедная собака на какое-то время поддержит силы ребят. Вместе с тем, если бы не отчаянное чувство голода, он никогда в жизни не допустил бы даже и мысли, чтобы попробовать собачье мясо.

При воспоминании о мясе желудок Игоря обиженно заурчал, капризно требуя добавки. Странно, но Гуфи был абсолютно уверен, что не сможет проглотить и куска собачатины и его непременно вырвет, но, к счастью, все обошлось.

Последнее время воображение Игоря постоянно рисовало его любимые кушанья — нежное картофельное пюре с поджаренной курицей с хрустящей ароматной корочкой, полная тарелка дымящихся спагетти и румяные пузатые сардельки, обильно политые острым кетчупом… Рот Игоря мгновенно наполнился слюной, он крепко зажмурился, пытаясь разогнать образы.

Эх, была не была! Есть хотелось все сильнее, и Игорь, не раздумывая, принялся шарить вокруг в поисках приготовленного на завтра мяса. Обнаружив его под рюкзаком, Гуфи воровато оглянулся и вытащил несколько кусков. Он нисколько не испытывал каких-либо угрызений совести, уплетая холодную собачатину. Когда стоит вопрос о жизни и смерти — тут не до благородства. Выжить — вот единственная цель. Хорошо, если они не заметят пропажи мяса, хотя в пакете оставалось еще несколько крупных ломтей.

После третьего куска Гуфи вновь улегся набок, у костра, так чтобы и ружье и фонарь были как можно ближе. При этом он скрипнул зубами от боли — задница все так же адски горела. Черт его дернул вытереть задницу именно борщевиком! До этого случая Игорь даже не знал о существовании этого растения, очень похожего на лопухи, которые в изобилии растут в подмосковных лесах.

Гуфи испустил тяжелый, сипящий вздох. В груди что-то закололо, глотать стало больно. Неужели он простыл?! Этого еще не хватало! Игорь с завистью подумал о спящем Диме — ему хорошо, у него под боком лежит теплая девка.

Он вспомнил, как Вит подошел к нему после того, как Ольга ушла гулять в лес с Димой, и, постучав себя по лбу, назвал его болваном и сказал, что он упустил отличную возможность обрести себе подругу. Игорь вяло отреагировал на это замечание, погрузившись в чтение, и лишь спустя некоторое время с тоской подумал, что он никогда не будет обладать теми качествами, которые бы притягивали к себе особ женского пола. Не подозревая, что он так и умрет девственником, Гуфи сделал для себя неутешительный вывод, что он вряд ли сможет заинтересовать кого-либо своей заурядной внешностью.

Юноша заерзал, устраиваясь поудобней. Языки пламени неспешно лизали дрова, а в раскаленной сердцевине костра плясали призраки.

Сколько им еще осталось идти? Когда их начнут искать? Может, его звонок все же был услышан на автобазе?

Его мозг отчаянно хватался за эту мысль, как жертва кораблекрушения хватается за обломок судна — все, что держится на плаву, будь то даже дверь от сортира, есть не что иное, как подарок судьбы, достойный того, чтобы быть принятым с искренней благодарностью.

Он неуклюже крутил нож, чувствуя в руке его приятную тяжесть, и вспомнил, как ловко это получается у Стропова. Пальцы Димы мягко и как бы небрежно вертели тяжелый охотничий нож, вызывая в сознании образ льющегося прозрачного ручья.

С Витом нужно что-то делать. Завтра Игорь приложит все усилия, чтобы ружье было у Димы. А еще лучше…

Гуфи, любуясь остро отточенным лезвием, вдруг улыбнулся, и улыбка эта не предвещала ничего хорошего. На хромированном лезвии заиграли огненно-рыжие блики костра. Да, скорее всего, Игорь так и поступит. И эта сука никогда больше не обзовет его Гуфи. Сам он Гуфи, мать его.

Скрюченные деревья в свете огня отбрасывали причудливые тени на полянку, напоминая лапы каких-то ископаемых рептилий. Веки Игоря постепенно наливались жидким свинцом, нож выпал из рук… Он засыпал.

Прочертив короткую эффектную дугу в черно-угольном небе, моргнул и исчез метеорит.

Гуфи спал, и ему снилось, как он стащил у Виталия мобильный телефон и ему наконец удалось дозвониться в милицию. Однако в самый последний момент его застукал Вит. В бешенстве накинувшись на Игоря, он связал его, снял с одной ноги кроссовку и, поднеся к ступне пышущую жаром головешку, зловеще произнес: «Ральфа мы съели, теперь очередь за тобой, толстяк. Надеюсь, твоя жирная задница будет вкусней собаки!» С этими словами он прислонил горящую ветку к пятке Гуфи.

Невыносимая боль выдернула Игоря из остатков глубокого сна, он закричал, увидев, как дымится его правая нога. Кроссовка наполовину сгорела, и расплавленная масса стала проедать кожу подобно кислоте.

Подвывая от страха и нестерпимой боли, Гуфи сорвал с себя остатки обуви и залил пострадавшую ногу водой из котелка. Тлеющая штанина зашипела, от нее пошел пар. На некоторое мгновенье Игорь почувствовал облегчение, но затем боль вновь с удвоенной силой набросилась на обожженное место. Гуфи заплакал. Черт бы побрал все это! К черту эти дежурства! К черту эту гребаную Красную Щель вместе с глупыми собаками! К черту это трижды проклятое Черное море!

— Гуфи, что там случилось? — раздался злой голос Виталия, хриплый спросонья.

— Ничего! Дрыхни дальше! — крикнул в ярости Игорь.

— Если ты еще раз разбудишь меня своими воплями, я затолкаю твою башку тебе в задницу.

«Тебе все равно скоро дежурить, кретин!» — хотел крикнуть Гуфи, но сдержался. Он нащупал нож. Почему бы не закончить все прямо сейчас?! «Ох, Вит, ты еще пожалеешь обо всем! Лучше бы ты сдох от бешенства, это будет для тебя наивысшим благом».

Глотая слезы, Игорь слепо разглядывал ожог — очки он потерял во сне. Как он теперь сможет идти? И как в таких условиях лечить обожженное место? Подволакивая ноющую от боли ногу, Игорь без сил опустился на землю. Из палатки снова послышался храп Вита, и Гуфи мысленно обложил его всеми матерными словами, которые насчитывал его словарный запас.

Ему вспомнилось — как-то его бабушка рассказывала, что при различных ранах и ожогах, в частности, очень помогает уринотерапия, а попросту говоря, собственная моча. Гуфи не знал, имеются ли у них с собой какие-либо медикаменты, поэтому решился испробовать бабушкин метод. Постанывая, он стал подниматься, как вдруг до его ушей донесся треск веток. Зрачки расширились, Гуфи чувствовал, как на его голове зашевелились волосы. Звук доносился из леса. Хрипло дыша, он схватил дрожащими руками ружье.

«Кто там?» — хотел крикнуть Игорь, но язык отказался ему повиноваться. Хруст повторился, на этот раз ближе. Горло внезапно распухло, превращаясь в засоренный трубопровод, набитый до отказа стекловатой, в паху стало тепло и мокро. Изо рта парня вырывался лишь сиплый свист, лицо приобрело цвет сгнившей тыквы.

«Я умираю», — неожиданно подумал Игорь, вытирая трясущейся рукой струйку горячего пота с виска.

В глубине леса что-то появилось. Что-то необычное и… красивое. Красивое и волнующее.

Гуфи облизал обветренные губы, сглотнул.

Даже без очков он видел, как в густой лесной чаще вспыхнул ярко-зеленый огонек цвета сочной молодой травы. Он разгорался все больше, наполняя темноту приятным изумрудно-огненным светом. Гуфи глубоко вздохнул и успокоился. Глядя на медленно приближающееся расплывчатое пятно света, он не заметил, что боль в ноге утихла, равно как боль от порезов и борщевика. Свечение переливалось от нежного салатового до темно-зеленого цвета и несло с собой ароматы диких лесов — чудный запах цветов, кристально чистой родниковой воды, густой сосновой смолы и жасмина… Игорь улыбнулся. Воздух наполнился домашним теплом, родным и успокаивающим.

Деревья расступились, изумрудный шар вырвался на полянку и слабо задрожал, словно тающее желе. В колышущейся субстанции стали виднеться смутные очертания человеческого тела. Сверкающий поток некоторое время оставался бесформенным, сказочным калейдоскопом невообразимых красок, которому случайно удалось вырваться на волю, после чего он принял образ женской фигуры.

Через мгновенье из шара вышла миниатюрная девушка. Крохотная, не более полутора метров, из одежды лишь тонюсенькая полоска на талии, с трудом закрывающая темный треугольник. Маленькие грудки с бесстыдством глядели на Игоря.

Гуфи облизнулся, ружье выпало из ослабевших рук.

«Здравствуй!» — просто сказала девушка, подмигнув при этом. Жар усилился, лоб Гуфи покрылся испариной. Он оцепенело пялился на девушку, не в силах оторвать взгляд от этого небесного создания.

«У меня есть кое-что для тебя, Игорь». Прелестное личико лесной нимфы озарилось обаятельной улыбкой, и она протянула к нему свои изящные руки.

«Ты ведь заслужил это. Разве не так?» — спросила она, и Гуфи кивнул, продолжая пожирать глазами девушку.

«Ты вел себя, как настоящий мужчина. Иди и обними меня!» Продолжая улыбаться, она шагнула вперед, наступив при этом на обугленную ветку своей крошечной ножкой. Лицо прекрасной нимфы ничуть не изменилось, что нисколько не удивило Игоря. Ведь она не может чувствовать боли, и ничто вообще не в состоянии причинить ей вред.

Она пришла к нему! Наконец-то он станет мужчиной!

Девушка приблизилась к Игорю вплотную, и он вдруг почувствовал, как ему снова стало холодно.

«Так ты идешь со мной?» Голос божества стал немного ниже, улыбка — шире. Гуфи не мог оставить эту улыбку без ответа, и уголки его иссушенного рта сами поползли в разные стороны. Что-то капнуло на подбородок.

«Идешь? Ты идешь?..» — прошелестело существо, изо рта выскользнул раздвоенный язык, маленькие руки с неожиданной силой обхватили Игоря, и сознание его померкло.

Вереница событий давно минувших лет со скоростью молнии проносилась в его окутанном кровавым туманом мозгу — вечно пьяная мать (иди попробуй. Иди, сынок, к маме и попробуй, тебе это точно понравится, пора становиться мужчиной…), обидные реплики дворовых ребят (сколько ящиков водки собирается выпить сегодня твоя мамаша, а, Гуфи?..), откуда-то раздался бас отца (ты всегда был никчемным мальчишкой). Но все это было пыльным прошлым. Оно позади, оно мертво. А это лесное сказочное создание — настоящее и будущее Игоря. Ему казалось, что тело его стало невесомым, легче крылышка эльфа, по уставшим и израненным конечностям пробежала сладостная волна, легкий ветер уносил его к звездам вместе с любимой.

Игорь продолжал счастливо улыбаться, в то время как его голова была давно отделена от истерзанного тела.

Побережье Черного моря.

Время 6:51

Я медленно и лениво просыпался, досадливо стряхивая с себя остатки неспокойного сна. Перевернулся на другой бок и заскрежетал зубами, задев больную руку. Рядом спала Ольга, утонув с головой в спальном мешке. Вит громко сопел, разбросав свои длинные руки.

Вит… Дежурство…

В мозгу молнией сверкнула мысль — Гуфи снова уснул на посту! Иначе и быть не может, я точно помню, что в пять утра Игоря должен был сменить Виталий. Путаясь в спальнике и ругаясь, я вылез из палатки и стал натягивать ботинки. Солнце уже взошло, дувший с моря холодный бриз тут же взлохматил волосы. Я окинул взглядом наше пристанище и обомлел.

Гуфи нигде не было. Костер давно потух, ружье валялось рядом. В глотке мгновенно пересохло, я подбежал, точнее, проковылял к потушенному костру. Зола была везде — по всей видимости, горела даже трава. Рядом я обнаружил жалкие обрывки одеяла Игоря и сильно обгоревшую кроссовку.

Очки. Оба стекла разбиты, осколки красные, как зубы вампира. Больше ничего. Я все еще пытался убедить себя, что Гуфи, возможно, отошел недалеко, но надежда была слишком мала. Куда он мог деться?!

Я просунул голову в палатку.

— Вит, Ольга! Вставайте!

Ольга открыла глаза, Виталий же продолжал храпеть.

— Подъем!!! — заорал я, пнув его.

Вит дернулся и, не открывая глаз, сонно спросил:

— Моя очередь дежурить?

— Нет! Гуфи исчез!

Парень протер глаза и стал натягивать штаны.

— Который час?

— Почти семь. Он начал дежурить в три часа. Черт!

Вит пристегнул к поясу кобуру и вылез из палатки.

— Если его нет поблизости, то он наверняка мертв, — безо всякого выражения обронил Виталий, потягиваясь на солнце.

Я уставился на него, не веря своим ушам.

— Ты рехнулся? Мы должны что-то сделать, понимаешь? — Я задыхался от возмущения. — Он не мог далеко уйти…

Вит спокойно смотрел на меня. Потом зевнул.

— У нас осталась зубная паста? — спросил он.

— Паста?! Гуфи исчез! — мне хотелось вцепиться ему в горло.

Вит повернулся ко мне, глаза его хищно сверкнули.

— Забудь о нем, Дима. Он умер. Или ты еще ничего не понял? Наше счастье, что мы сегодня увидели солнце, — жестко произнес он. — Поищи лучше родник. Нам нужна вода, — добавил он. Таким же тоном он мог бы успокаивать малыша, уронившего мороженое.

Из палатки раздался сухой, надтреснутый кашель.

— Я в лес, — бросил я.

— Валяй, — пожал плечами Вит и крикнул: — Ольга, поднимайся. Если через пять минут я не увижу перед собой яичницу с беконом и стакан ананасового сока, я тебя выпорю!

Довольный своей шуткой, Вит хохотнул и достал трубку.

«Точно, сумасшедший!» — меня передернуло.

Подобрав с земли ружье (оба патрона на месте), я потащился в лес. Зачем? Утомленный мозг не давал сколько-нибудь вразумительного объяснения, но я упрямо шел вперед.

«Вит прав. Гуфи никогда бы по своей воле не покинул лагерь», — прошептал чей-то едкий голос.

«Да, возможно, Виталий прав. Но в любом случае мы должны убедиться. Нельзя… вот так просто… В конце концов, если каждый из нас будет действовать сам по себе, шансов выкарабкаться отсюда не останется», — думал я, осторожно ступая на поврежденную ногу.

Что принесет нам сегодняшний день? Что мы будем есть? Вит прав, нужно искать родник — возвращаться на старое место, где мы обнаружили ручей, бессмысленно. Бессмысленно и опасно.

В траве что-то мелькнуло. Что-то желтое… Подходя ближе, я уже знал, что это, и ружье вывалилось из рук.

Это был фонарь. Фонарь, который я оставил Игорю на время дежурства. Стекло треснуло. А вокруг — темно-красные пятна. Я отказывался верить в то, что предстало моему взору, хотя и ежу понятно, что эти пятна — не что иное, как запекшаяся кровь. Заторможенным движением я поднял фонарь, нажал на кнопку. Фонарь не загорелся. Сели батарейки. А может, лампочка перегорела.

(Интересно, можно где-нибудь здесь купить батарейки и заменить лампочку? Але, гараж, у меня сели батарейки! Не обращайте внимания, что фонарь в пятнах. Это… Ха, конечно же, это томатный сок. А теперь, будьте добры, замените мне стекло и батарейки, да-да, а то ночи в ваших краях чертовски темные, а нам нужно видеть… видеть в темноте… видеть, кто здесь бродит по ночам и жрет нас по очереди…)

Целую минуту я бессмысленно щелкал выключателем, после чего в ярости швырнул фонарь об дерево. Стекло лопнуло, корпус раскололся на куски. Багровая дорожка вела к густым зарослям. В этом месте крови было особенно много.

Что здесь произошло?

Я беспомощно повторял себе этот вопрос, удивленно смотрел на кровавые потеки в траве и недоумевал, почему так плохо стал видеть, потом до меня дошло, что я плачу…

* * *

— Видишь? — я показал трясущиеся ладони Виту. Он скользнул равнодушным взглядом по моим окровавленным рукам.

— Ты что, опять порезался? Экий ты неуклюжий, прямо как Гуфи! — Вит выпустил кольцо дыма, которое тут же унес ветер. — Давай собирайся, нам еще топать и топать.

— Это кровь Игоря, — только и смог выдавить из себя я. — Кто следующий, Вит?

— Кто знает? Может, ты. Может, я. Ты так и будешь здесь стоять и показывать мне свои грязные руки? К тому же, — Вит снова затянулся, — смерть Игоря висит на твоей совести. Равно как и смерть других ребят, — спокойным голосом сказал он, и я затрясся:

— Что?!!

Вит в задумчивости наблюдал за аккуратными колечками дыма:

— Ой, только не строй из себя дурачка!

Из палатки вышла Ольга.

Виски сдавила боль.

— Хватит морщить лоб и надувать щеки, будто ты силишься понять, о чем идет речь. Чего пыжишься? Или это я трахал девственниц в болоте?

Ольга замерла, в уголках перепачканных тушью глаз блеснули слезы.

Черная ненависть накрыла меня с головой, я ничего не видел перед собой, кроме издевательски ухмыляющегося лица Вита. Да, Игорь был прав. Вит сошел с ума. А может быть, я. Но, как бы то ни было, сейчас я сотру с его лица эту гаденькую усмешку, а потом убью.

Вит с любопытством смотрел на меня, явно наслаждаясь ситуацией.

Издав нечеловеческий крик, я прыгнул на него. Моя голова с силой врезалась ему в солнечное сплетение, Вит, не ожидавший нападения, выронил трубку, на его лице мелькнуло растерянное выражение, тут же сменившееся дикой злобой. Мы покатились по траве, награждая друг друга тумаками, кто-то из нас завалил палатку. Сквозь туман в голове я слышал крики Ольги.

— А кто притащил нас сюда, ты, сучий выродок?! Кто?! — брызгая слюной, в неистовстве орал я.

Руки мои отчаянно пытались нащупать шею Вита, но он вырывался, как пойманный угорь, нанося мне довольно сильные удары по ребрам. Катаясь по земле, моя больная нога попала под камень, и я, взвыв от боли, на мгновение ослабил хватку. Этим не преминул воспользоваться Вит, и через секунду он уселся на меня сверху, злобно скаля зубы. При падении у меня со лба содралась засохшая корочка (Ира тогда здорово огрела меня котелком по кумполу), и лицо стала заливать кровь. Прижав правым коленом мою руку, левой он сжал запястье моей правой руки.

Вит размахнулся.

Первый удар расплющил мои губы о зубы, прорвав верхнюю часть почти насквозь. Что-то хрустнуло, рот наполнился солоноватой и теплой жидкостью, длинные пальцы Вита теперь усиленно пытались сдавить мою шею. Я яростно извивался, подобно гигантскому червю, которого пытаются нанизать на крючок. Второй удар пришелся мне по носу. Внутри все будто взорвалось от боли, кровь из носоглотки полилась в рот, и я стал захлебываться. Сквозь красный туман я видел безумное лицо монстра, который раньше был моим лучшим другом, и зарычал от распиравшей меня злобы.

С великим трудом мне удалось высвободить левую руку из-под прижимавшего ее колена Вита. Кулак Вита, словно пудовый молот, в третий раз опустился на мой искалеченный нос, и он лопнул, как гнилой помидор. Розовая пелена не помешала мне увидеть, что в руке Виталия появился увесистый камень.

«Он сейчас убьет меня!» — отрешенно подумал я, и (как странно!) эта мысль принесла мне только облегчение. Никаких голодовок, никаких марш-бросков по горам, никаких болотных ведьм… Едва не теряя сознание, я со всей силой ухватился руками за его укушенную ногу. Вит охнул и, выругавшись, немного откинулся назад, но этого было достаточно, чтобы я, собрав оставшиеся силы, с усилием приподнялся и нанес Виту короткий и резкий удар в пах. Вопль Виталия напоминал дикий рев раненого бизона. Он схватился за ушибленное место и откатился в сторону, согнувшись от боли.

Я медленно поднялся, нога онемела, глаза заливала кровь, нос горел, словно в ноздри залили расплавленное олово. Откуда-то издалека доносились женские крики, вдруг в мой локоть кто-то вцепился. Нетерпеливо выдернув руку, я оттолкнул препятствие, краем глаза успев заметить, что это была Ольга. С ней я разберусь потом. Сначала я должен наказать Вита. Для такого ублюдка смерть будет освобождением.

Ослепленный бешенством и разбрызгивая кровь, я в неистовстве бил ногами лежащее передо мной тело. Виталий злобно рычал, пытаясь уклоняться от сыпавшихся на него ударов, но его попытки были неудачны. Каждый удар тяжелых армейских ботинок почти всегда находил свою цель, и вскоре они стали красными. Кровь лилась изо рта, носа и даже из ушей Вита, как вода из открытого до упора крана. Что-то глухо хрустнуло (кажется, ребро), его нос превратился в кровавую лепешку, даже волосы намокли от крови.

На какой-то момент я остановился, тяжело дыша и вытирая с лица кровь. Внезапно Вит, не уступая в ловкости змее, молниеносно рванулся ко мне и, всхлипнув, вцепился разбитым ртом в мою лодыжку. Не удержавшись, я упал, изрыгая проклятия. Пока я барахтался в траве, Виталий встал на четвереньки и, скрежеща обломками зубов, поднялся.

Мне также удалось встать, и мы, сверля друг друга взглядом, начали кружить вокруг друг друга, словно индейцы в каком-то магическом танце. Наверное, мы напоминали двух обезумевших дикарей — истекающие кровью, охваченные слепой яростью, грязные, поросшие щетиной, провонявшие потом, в обрывках одежды…

Вдруг Вит остановился и вытащил из кобуры свой газовый пистолет. На окровавленном лице расползлась рваная улыбка.

«Ну, что теперь скажешь?» — казалось, смеясь, говорили его заплывшие глаза.

Я тяжело дышал, в груди появился какой-то свист, все тело болело и сводило судорогой. Язык царапнул осколок выбитого зуба. Я вытащил нож и взял его за лезвие.

— О\'кей, ковбой. Я вижу, у тебя куча чертовых проблем. Но, к твоему счастью, у меня есть решения к ним, — устало проговорил я и отставил в сторону руку, внимательно следя за дергающимся в руке пистолетом.

— Много трепа. — Вит сплюнул кровь и обхватил свою «пушку» второй рукой. Он наверняка забыл снять пистолет с предохранителя, и, как только вспомнит об этом, я рассеку его прогнившее сердце.

Целую вечность, казалось, мы с ненавистью смотрели друг на друга. Взгляды высекали искры, точно сталь с кремнем. Рука Вита тряслась все сильнее, дуло смотрело то на меня, то вбок. На меня, вбок, на меня, вбок… Ухмылка погасла, на лице появилось озабоченное, а потом болезненное выражение.

— Ладно, Стропов, хватит мять друг другу бока. Глядишь, и вовсе перемочим друг друга, — сказал Виталий. Он попытался улыбнуться, но у него ничего не вышло. Я начал было опускать руку, как вдруг увидел, что его большой палец перевел предохранитель вниз.

Я взмахнул рукой, раздался хлопок, и после этого — вскрик. Глаза нестерпимо защипало, я практически ничего не видел перед собой, но все равно бросился вперед. Я врезался в Вита, и мы снова упали на землю. Лицо моментально распухло, из глаз ручьем полились слезы, но мне удалось рассмотреть, что происходит. Если бы расстояние между нами было бы меньше, Вит бы вышиб мне глаза. Рукоятка ножа торчала в плече Вита, вокруг него распускалась алая роза крови. Я выдернул нож. Браво! Меткий бросок, Стропов.

Вит что-то проскулил.

— Дима… — донесся сзади хриплый голос.

— Сейчас, подождите. Я только сниму скальп с этого придурка. — С этими словами я схватил Вита за волосы и поднес к его лбу нож. Внезапно я почувствовал удар по голове. Удар был несильным, но это слегка привело меня в чувство. Я отпустил голову Вита, она вяло мотнулась. Все лицо горело, словно ошпаренное, слезы все лились непрерывным потоком, смешиваясь с соплями. С трудом я поднялся, ожидая нового удара, как вдруг почувствовал отчаяние.

«Вит? Я хотел его убить?»

Вит застонал и схватился за раненое плечо. Я глубоко вздохнул, дрожа всем телом.

Неожиданно все исчезло — страх перед будущим, ненависть к Виталию, боль и голод отступили на второе место. В мозгу отчетливо, подобно сработавшей сигнализации, стучало: «Идти. Нужно идти вперед».

Сзади послышался шорох. Я медленно обернулся, чувствуя, как скрипят мои мышцы, будто давно не смазанные ржавые шарниры. Это была Ольга. Остервенело сжимая в руках топор, она подкрадывалась к Виту, который с обалделым видом продолжал сидеть на земле.

— Не-ет!!! — не своим голосом закричал я, бросаясь к девушке. Огромные серые глаза будто поглотили меня, мне казалось, что я тону в них.

— Пусти! Он бы убил тебя, не раздумывая! — прошипела она, вырываясь, но я крепко обхватил ее за локти и прижал руки к телу.

— Оля, прошу тебя… — Слова давались мне с трудом, язык тяжело ворочался.

— Димон… — раздался еле слышный шепот.

Вверху раздался странный гул.

— Ольга, брось топор, или я ударю тебя. — У меня стала кружиться голова, кровь все еще лилась из изувеченного носа. Он был наверняка сломан.

Гул нарастал. Что это, стая чаек?

— Димон!.. Посмотри… наверх… — Вит медленно встал и, шатаясь, сделал несколько шагов.

Руки Ольги разжались, топор выпал.

Гул становился все громче.

Жмурясь от слепящего солнца, я задрал голову. Мне наконец удалось разлепить оба глаза, но жжение не проходило.

— Вертолет! — не своим голосом завопила Ольга и, оттолкнув меня в сторону, бросилась к обрыву.

Только тут до меня дошло.

Это было все равно что увидеть микроволновку в каменном веке — словно частичка нашего прежнего, уютного, доброжелательного мира случайно, будто сильным порывом ветра, была занесена в этот кошмарный ад.

Сил кричать у меня не было — я просто стоял и смотрел, щуря слезящиеся глаза, как вертолет неторопливо летит над волнующимся морем. Ольга стояла у самого обрыва и что-то кричала, Вит беспомощно смотрел на удаляющийся вертолет. Вскоре машина превратилась в крошечную точку, не больше укола от булавки на материи, и все стихло.

Я подошел к Ольге и неловко обнял ее. Девушка повернулась ко мне — лицо пепельного цвета, волосы всклокочены, губы дрожат.

— Они не заметили нас, — ей пришлось приложить большие усилия, чтобы не зарыдать. — Они нас не заметили, — как робот, повторила Ольга, и глаза ее вновь стали влажными.

Я осторожно потрогал разбитый нос.

— Во всяком случае, не исключено, что нас уже начали искать.

— Никто нас не найдет, — тихо добавила Оля. Она заплакала. — Никто из нас не доживет до заката солнца. Пришло время молиться.

— А я думал, ты атеистка, — прогнусавил Виталий. Его распухшие губы попытались сложиться в улыбку, но на лице появилась гримаса боли. — Кто-нибудь, перевяжите меня.


Из дневника Ольги Соломатиной.
23 августа, 13:55
«Как глупо. Голова болит, внутри все пересохло. Очень хочется пить, но у нас осталось лишь полбутылки воды. Ее надо поберечь — когда мы еще найдем ручей?
Еды тоже почти нет — банка огурцов, которую нашли ребята в сарае Клима, и немного костей с ошметками мяса — то, что осталось от Ральфа. Есть очень хочется, но я никак не могу заставить себя проглотить хотя бы маленький кусочек.
Интересно, дойду ли я до такого состояния, когда мне будет абсолютно все равно, что есть? Явспомнила, как однажды смотрела с отцом жуткий фильм „Катастрофа“. Смысл в том, что группа ребят-спортсменов летела на самолете через Альпы на соревнования. По дороге самолет потерпел крушение. Часть молодых людей выжила. Спортсмены жили в заснеженных горах, без тепла и еды семьдесят два дня! Когда у них закончилась еда, они ели своих друзей… Мне не хочется думать об этом, но мысль о том, что человек способен дойти до такого состояния, ужасает меня.
Солнце попирает нас обжигающей стопой; налившись краснотой, оно ослепляет, превращая каждую слезинку пота в кристаллик боли.
Тело все болит. Утром я обнаружила синяки на плечах, ногах, внутри все жжет. Я смутно помню, что ночью мы с Димой занимались любовью прямо на земле. Тогда мне было очень хорошо. Только в конце у меня снова возникло странное чувство, которое в последнее время все чаще и чаще посещает меня. И это очень пугает меня. Как будто внутри меня находится еще кто-то, и намерения у него явно не из лучших. Кто-то… Маленький и злобный. Который хочет причинить боль мне и Диме. Иногда он спит, и тогда я чувствую себя вполне сносно, но когда он просыпается…