— Подождите здесь, — сказал он наконец, — я посмотрю, началась ли уже дневная молитва.
Когда дверь в сторожку за ним захлопнулась, девушка заметила, что внутри не было ручки. И, хотя Афра была заперта, ей не было страшно. Тем не менее ее терзали сомнения по поводу того, правильно ли она поступила.
Пока Афра размышляла, раздались шаги, и в сторожку заглянул привратник.
— Пойдемте, — сказал он. — Все чисто. Вы вынесли мой вид, значит, вынесете и то, что сейчас будет.
«Конечно», — хотела ответить Афра, но предпочла промолчать.
Привратник тоже молчал. Без слов шла Афра за калекой по пустому коридору, закончившемуся лестницей. Крутая лестница из старого известкового туфа вела вверх на еще два этажа. Оттуда шел коридор направо до поперечного перехода. Высокая двустворчатая потемневшая дверь, до ручки которой нужно было дотягиваться — так высоко она была прикреплена, — закрывала вход в длинный зал.
Когда горбун открыл двери, им в лицо ударил теплый затхлый воздух, похожий на воздух в коровнике. По обе стороны зала были деревянные перегородки. На грубых полках, покрытых прелой соломой, сидели жалкие фигуры. Уродливые, как привратник, и потерявшие разум люди висели на деревянных решетках, как звери, и смотрели по сторонам. Некоторые рычали, когда мимо них проходили. Затхлый воздух мешал Афре дышать.
Опустив голову, привратник искоса посмотрел на девушку.
— Вы этого хотели, — сказал он, входя. — Я думаю, вы привыкли к другим запахам.
Афра едва дышала.
Подойдя ближе, она услышала сильный голос старика, декламировавшего латинский текст. Он не замолчал даже тогда, когда Афра с горбуном остановились у его клетки, не закрытой, в отличие от других. Афра не решалась прервать его. Старик был похож на пророка. Его густые всклокоченные волосы блестели сединой, так же как и борода, доходившая ему до груди и шевелившаяся, когда он говорил.
Закончив, старик коротко взглянул на Афру и пояснил:
— Гораций. «Моей музе Мельпомене».
Привратник пробормотал что-то и исчез.
Какое-то мгновение Афра и старик молча стояли друг напротив друга, потом старик ворчливо спросил:
— Что вам нужно? Я никого не звал. Кто вы вообще такая?
— Меня зовут Афра, и я пришла по особому делу. О вас идет слава как о человеке необыкновенного ума. Говорят, что вы прочли все книги в библиотеке доминиканцев.
— Кто так говорит? — вдруг заинтересовался старик.
— Якоб Люсциниус, который взял на себя ваши обязанности.
— Не знаю такого. А что касается ума, — он неопределенно махнул рукой, — один из умнейших людей, мудрый Сократ, в конце своей жизни сказал:
«Oida ик Oida
» — я знаю, что ничего не знаю.
— В любом случае вы человек начитанный.
— Был, девушка, был. Ветхий Завет — вот и все, что мне здесь оставили. Глаза у меня уже не те. Вероятно, они не хотят видеть мерзость этого мира. Мне осталась только моя голова, точнее то, что я прочел раньше. Но что я все о себе да о себе. Говорите, что вам нужно!
С чего же начать? Афра слепо поддалась порыву в надежде на то, что брат Доминик сможет ей помочь. В том, что старик сумасшедший, она сомневалась с самого начала. Теперь девушка утвердилась в своих подозрениях. Может быть, он был просто слишком умен для остальных обитателей монастыря. Может быть, он просто знал больше, чем позволяла ему его вера. Может быть, его считали еретиком, поскольку он читал наизусть тексты языческих авторов, поэтов, поклонявшихся другим богам. Она была в восхищении от спокойствия, с которым он встретил удар судьбы.
— Я знаю, что вы здесь незаслуженно, брат Доминик.
Старик отмахнулся от нее.
— Откуда вам знать, девушка. И даже если вы правы, через пару месяцев пребывания здесь становишься таким же, как все. Но вы все еще не ответили на мой вопрос.
— Брат Доминик, — запинаясь, начала Афра, — мой отец оставил мне древний документ, значение которого мне непонятно…
— Ну, если вы не понимаете, о чем идет речь, то откуда же мне это знать?!
— Документ составлен не моим отцом. Он написан монахом из монастыря Монтекассино.
Тут старик моментально оживился и спросил:
— Документ при вас?
— Нет, он в тайнике, и я не смогу воспроизвести вам текст. Но у меня есть повод полагать, что это запрещенный документ, за которым какие-то люди охотятся, как дьявол за заблудшими душами. В документе упоминается CONSTITUTUM CONSTANTINI. Тут речь идет, очевидно, о тайном договоре. Больше я ничего не знаю.
Слушая Афру, брат Доминик забеспокоился. Потом он задумчиво погладил бороду и после непродолжительной паузы тихо спросил:
— Вы сказали CONSTITUTUM CONSTANTINI?
— Так было написано в пергаменте.
— И больше вы ничего не знаете?
— Нет, брат Доминик. Это все, что я запомнила из текста. Ну, говорите же: что значит CONSTITUTUM CONSTANTINI? Наверняка вы знаете об этом больше.
Старик покачал головой и промолчал.
Афра не могла поверить, что старый мудрый монах, знаний которого многие боялись, никогда не слышал о CONSTITUTUM CONSTANTINI. Было очевидно, что он пытается что-то скрыть.
Словно желая перевести разговор на другую тему, брат Доминик вдруг сказал:
— А как вы вообще сюда попали? Кто-нибудь знает о том, что вы здесь?
— Только привратник. Мне пришлось кое-что сделать для него. Он сказал, что во время дневной молитвы нет опасности, что нас обнаружат. Но почему вы не говорите о том, что знаете, брат Доминик?
— Бедолага, — ответил монах. — Светлая голова на демоническом теле. Он единственный, с кем я вообще могу побеседовать.
— Брат Доминик, почему вы не говорите, что знаете? — в голосе Афры звучала мольба.
Скрип половиц сообщил, что с другого конца зала приближается привратник.
— Если я могу дать вам совет, — торопливо сказал старик, — то возьмите пергамент и бросьте его в огонь. И никому не говорите, что он у вас когда-либо был.
— Вы имеете в виду, что он ничего не стоит?
— Ничего не стоит? — Монах иронично усмехнулся. — Я только боюсь, что до этого дело не дойдет.
— А почему, брат Доминик?
— Потому что другие…
— Время, девушка! — привратник грубо оборвал их разговор. — Время дневной молитвы подходит к концу. Идемте!
Афра едва не вцепилась горбуну в глотку. Именно теперь, когда монах наконец-то заговорил, он взял и помешал.
— Могу ли я еще раз прийти к вам? — спросила на прощание Афра.
— Это не имеет смысла, — серьезно ответил старик. — Я и так сказал вам слишком много. Если хотите совет: никогда не пытайтесь им воспользоваться!
Горбун кивнул, словно зная, о чем идет речь. Потом подтолкнул Афру к выходу. Они быстро спустились вниз по лестнице. Когда деревянные двери сторожки привратника захлопнулись, Афра почувствовала облегчение. День клонился к вечеру, и она вдохнула холодный воздух.
Слова старого мудреца скорее запутали ее еще больше, чем дали какое-то объяснение. Девушка испуганно оглядывалась по сторонам, проверяя, не следят ли за ней. Без сомнения, ее жизнь была в опасности. Но она была жива! Может быть, все дело в пергаменте, именно благодаря ему она и жила. Пока он у нее, думала Афра, с ней ничего не может случиться.
Приближаясь к мосту, она вспомнила слова старика: Папа римский, вероятно, озолотил бы вас и обсыпал драгоценными камнями, словно королеву, если бы вы отдали ему этот пергамент. Что-то в этом роде, может быть, и не совсем так, говорил и отец.
Иль медленно нес свои темные воды. Афра перешла мост. Взволнованные люди бежали куда-то на север. Женщины подобрали юбки, чтобы бежать быстрее. Из боковых улиц выскакивали люди с кожаными ведрами, и внезапно стали слышны крики:
— Пожар! Горит!
Афра ускорила шаг. По переулку Проповедников неслась огромная толпа людей. Еще одна толпа приближалась от Соборного переулка. Им в лицо ударил едкий запах дыма, пахло горелым камышом. Когда они добежали до Братского переулка, небо окрасилось в кроваво-красный цвет. Афра была очень взволнована и напряжена. У нее появилась смутная догадка, и эта мысль обожгла ее, как весть о Страшном суде. Мужчины образовали живую цепь до самой реки и передавали друг другу ведра с водой.
— Раз-два! — эхо их криков отражалось от соседних домов. — Раз-два!
В начале Братского переулка Афра остановилась и посмотрела вперед. Ее дом горел. Столб оранжевого огня вырывался из покрытой камышом крыши. Из окон валил черный дым. Пожарные уже бросили тушить дом. С помощью приставной лестницы они пытались помешать тому, чтобы огонь распространился на соседние дома.
Тут настал звездный час зевак. Пожар — это всегда волнующе. Большинство считали пожар чем-то вроде увеселительного аттракциона, они пели и плясали от сознания того, что сами остались живы.
Афра, как зачарованная, смотрела на пламя. Огонь уничтожил не только ее дом, он уничтожил часть ее жизни, которую она считала самой счастливой. Что ж, она ошибалась. Казалось, бушующее пламя и дымящийся дом — символы ее жизни в Страсбурге — исчезали прямо у нее на глазах.
Каждый раз, когда рушилась балка или стена, зрители ликовали, как на ярмарке, где за два страсбургских пфеннига можно было окунуть клетку с брызжущим слюной идиотом в большую бочку с водой. Обессилев от ярости, Афра закрыла лицо руками.
Когда толпа немного успокоилась, стали слышны вопросы: чей это был дом? кто там жил? где его обитатели?
Афра стояла как вкопанная. Она боялась, что ее узнают.
Рыночная торговка с корзиной на спине объясняла любопытным, что в этом доме жили архитектор собора Ульрих с женой, странные люди, ни с кем не общавшиеся. Бородатый мужчина, благородные одежды которого указывали на то, что он был членом муниципалитета, сообщил, что мастера Ульриха арестовал городской судья. Мол, его подозревают в том, что он убил парализованного Верингера Ботта.
Сообщение разнеслось со скоростью ветра, и Афра предпочла отойти подальше. Ей было все равно, откуда взялся пожар. Она потеряла все — свои скромные пожитки, платья, мужчину, которому так доверяла.
Ульрих — убийца! — молотом отдавалось у нее в голове. Может быть, это все-таки он убил свою жену? Растерянная, без единой ясной мысли в голове, девушка подошла к монастырю доминиканцев. Там, в библиотеке, находилось единственное, что у нее осталось, — пергамент.
Афра чувствовала себя беспомощной и опустошенной. К монастырю доминиканцев ее гнало отчаяние. Разве отец не говорил ей, чтобы она использовала пергамент только тогда, когда не будет знать, что делать дальше? Не сама ли судьба распорядилась так, что Афра спрятала пергамент в библиотеке доминиканцев?
На город опустился вечер, и к тому времени, как Афра добралась до ворот монастыря, она уже совершенно замерзла. Из церкви доносилось монотонное пение псалмов во время вечерни. Афре пришлось долго стучать, прежде чем ей наконец открыли. В дверном проеме появился Якоб Люсциниус, однорукий библиотекарь.
— В это время посещения бывают редко, — извиняющимся голосом сказал он. — Брат привратник и все монахи сейчас на вечерне.
— Слава Богу! — ответила Афра. — Значит, мне не придется давать лишние объяснения. Впусти меня.
Люсциниус нехотя подчинился.
— Следуйте за мной, да поживее. Вечерня вот-вот закончится. Если меня увидят с вами, выгонят немедленно. Что вам вообще нужно в такой час?
Афра не ответила. Она молчала, пока они не оказались внизу, в библиотеке. И только там она шепотом произнесла:
— Брат Якоб, ты наверняка помнишь, что не так давно я помогла тебе выбраться из затруднительного положения.
Однорукий библиотекарь смущенно махнул уцелевшей левой рукой.
— Да, конечно. Просто… Я очень рад, что мне больше не нужно ходить побираться и выслушивать насмешки людей. Вы должны понять…
— Я очень хорошо понимаю, брат Якоб, и не хочу тебя обременять. Я оказалась в жалком положении. Мой муж в тюрьме. Его обвиняют в том, что он убил мастера Верингера. Какой-то негодяй поджег мой дом. У меня не осталось ничего, кроме того, что сейчас на мне. Я не знаю, что мне теперь делать. Приюти меня у себя на пару дней, пока я не соберусь с мыслями.
Намерения Афры обеспокоили однорукого:
— Девушка, как вы себе это представляете? Орден доминиканцев очень строг и весьма редко разрешает женщинам входить в монастырь. Я не представляю себе, что будет, если вас найдут.
— Ни один монах не узнает, что грех был так близок, — насмешливо ответила Афра. — Книжные полки — прекрасное место для того, чтобы спрятаться. Ты сам говорил, что тут редко кто не заблудится.
— Да, конечно…
— Можешь быть спокоен, брат Якоб, я не доставлю тебе никаких хлопот. — Афра опустилась на стопку сложенных друг на друга фолиантов, уткнулась лицом в ладони и закрыла глаза.
Она была в подавленном состоянии — не похоже, что Люсциниусу удастся убедить ее покинуть библиотеку. Видимо, однорукому стоило постепенно привыкать к мысли о том, что придется предоставить убежище женщине среди монахов, хотя бы на пару дней.
— Ну хорошо, — сказал он наконец, — правила ордена Святого Доминика предписывают бедность и добродетель. О том, чтобы отказывать в крове бездомному, нигде не сказано. Но если вас поймают, то я вас не знаю. Вы пробрались сюда тайно.
Афра протянула библиотекарю левую руку.
— Согласна. Не переживай.
Казалось, Якоб Люсциниус немного успокоился. Прежде чем закрыть за собой дверь в библиотеку, он еще раз повернулся и, обращаясь к Афре, сдавленным голосом сказал:
— Девушка, будьте осторожны со светом. Вы же знаете, что ничто не горит так хорошо, как библиотека. Ну, до завтра, до утренней молитвы.
Афра прислушалась к шагам, удалявшимся по лестнице и постепенно стихшим. В самом дальнем углу бокового хода, где беспорядок был больше всего и где был самый настоящий лабиринт из книг, она отобрала дюжину фолиантов в кожаном переплете и отложила их в сторону. Из пергаментов и книг в мягкой овечьей коже Афра устроила себе ложе. В качестве подушки она выбрала толстую книгу из особенно мягкого пергамента, написанную Вальцером фон Армандусом де Белловисом:
[16]«De declaratione diffilicium terminorium tarn theologiae quam philosophiae ac logicae». Познаний Афры в латыни не хватило для того, чтобы перевести это бесконечное название. Для нее главным было то, что эта книга мягче прочих.
У Афры были и более удобные ложа, и более мягкие, но никогда — такие ученые. Для начала ей было этого довольно. Сальная свеча на полу давала мягкий свет. Девушка положила руки под голову и стала смотреть в потолок и думать. Она просто обязана еще раз навестить брата Доминика, жалкого гения, в сумасшедшем доме. Как-то нужно было заставить его заговорить. Как, она сама еще не знала. Афра знала только то, что брат Доминик был единственным, кто мог пролить свет на мрак тайны, покрывавший пергамент. Его намеки были обоснованны. Старик точно продумал каждое слово, которое ей сказал, и даже те слова, которые не сказал.
И прямо на своем неудобном ложе Афра составила план. Для начала ей нужен был список с пергамента. Но для этого снова понадобится помощь алхимика. В Страсбурге было больше алхимиков, чем в каком-либо другом городе. Большинство из них жили на севере, вокруг монастыря Святого Петра — довольно жуткой местности, где горожане избегали ходить по ночам. Но прибегнуть к помощи алхимика значило посвятить в это дело еще одного человека. И, конечно же, он не согласится сделать это за «спасибо».
И с этой безрадостной мыслью Афра заснула. Ей приснился сон, что она стоит, одетая в дорогое платье, в окружении слуг, наверху широкой длинной лестницы из белого мрамора. В руке у нее пергамент. Откуда-то издалека приближался отряд всадников в блестящих доспехах. Они размахивали белыми флагами с желтым крестом посредине. За ними следовала карета, запряженная шестью лошадьми. На золотом троне сидел Папа и приветливо махал рукой.
У подножия лестницы Папа вышел из кареты и стал подниматься по бесконечным сверкающим ступеням. Его сопровождающие несли золото и драгоценные камни. Но как ни пытались сопровождающие подняться по лестнице, они не могли сдвинуться с места. Афра проснулась вся в поту.
«Какой странный сон», — подумала она и посмотрела на пламя свечи, стоявшей на полу рядом с ее ложем. По непонятной причине пламя внезапно затрепетало, словно по коридору пошел сквозняк. Было похоже на то, что дверь была открыта. Замерев от ужаса, Афра посмотрела в сторону главного коридора. Она не решалась вздохнуть. Кровь стучала в висках. Девушке казалось, что так, не двигаясь, она просидела целую вечность.
И вдруг на пол с грохотом упала книга. Афру охватил страх. Она хотела закричать, позвать на помощь, выйти незнакомцу навстречу, но ее руки-ноги не повиновались ей, не хотели двигаться.
Свеча! Нужно погасить свечу! Но прежде чем Афра успела что-либо сделать, она увидела слабый свет в одном из боковых проходов. Он становился все сильнее, и внезапно в десяти локтях от нее бесшумно промелькнула тень — человек в капюшоне с фонарем в руке. Потом снова стало темно.
В отчаянии Афра раздумывала, что делать дальше. Капюшонник! Ужасные воспоминания снова обступили ее. Был ли это один из тех, кто едва не разрушил собор? И что ему было нужно в этой комнате среди ночи?
Афра боялась даже думать о том, что причиной ночного визита был ее пергамент. Никто не видел, как она входила в монастырь. И откуда незнакомец может знать, в какой из многих тысяч книг она спрятала пергамент?
Издалека девушке было слышно, как капюшонник снимал с полок книги и перелистывал их. При этом казалось, что у него море времени, в любом случае, он совершенно не торопился. И чем дольше продолжалась работа незнакомца, тем больше Афру снедало любопытство — кто же спрятался под широким плащом и что ему все-таки нужно?
Постепенно ее конечности снова обрели подвижность, страх спал с нее, как промокшее под дождем платье. Афра выпрямилась, бесшумно поднялась и осторожно, чтобы не издать ни звука, стала пробираться к боковому ходу, в том направлении, куда исчез человек в капюшоне.
В конце длинного коридора Афра увидела свет. Страх, еще несколько минут назад сковывавший ее полностью, улетучился. Она бесстрашно шла на цыпочках к свету в конце бокового коридора. Человек в капюшоне повернулся к ней спиной. Ничего не подозревая, погруженный в книгу, он не слышал, как Афра подкралась сзади.
Афра сделала последний шаг и сорвала капюшон с головы незнакомца. Она совершенно не думала о последствиях своего поступка. Не думала она и о том, кто мог скрываться под капюшоном. Но теперь от неожиданности она не знала, что сказать, только беспомощно пробормотала:
— Б-брат До-ми-ник!
— Вы меня напугали, девушка! — ответил тот. — Но что вы делаете здесь, да еще в такое время?
Афра глубоко вдохнула. К ней наконец вернулся дар речи:
— То же самое я могла бы спросить у вас, брат Доминик. Я думала, вы заперты в сумасшедшем доме!
Старик, ухмыляясь, погладил длинную бороду и, хитро прищурившись, сказал:
— Так оно и есть, девушка, но тот, кто всю свою жизнь провел в стенах монастыря, отовсюду найдет выход. Вы ведь не выдадите меня?
— Зачем мне это? — примирительно ответила Афра. — Если вы не выдадите меня…
Брат Доминик покачал головой и, указав рукой на маленькое распятие, сказал:
— Клянусь святой Девой!
Так они простояли несколько минут, приветливо улыбаясь друг другу, и каждый думал о том, зачем, с какой целью оказался здесь собеседник.
— Я вошла через ворота. Мне открыл Якоб Люсциниус, новый библиотекарь, — прошептала Афра, казалось, угадавшая немой вопрос старца.
А Доминик сказал:
— В хранилище для костей под апсидой церкви есть потайной выход за стены монастыря. Тот, кому не страшно пройти мимо костей и черепов, которым несколько столетий, попадет прямехонько в коридор, ведущий в библиотеку. А что касается сумасшедшего дома, то, как следует из его названия, он построен для сумасшедших, которые не владеют собственным разумом. А образованный человек найдет много пустей, чтобы убежать от монахов из Святой Троицы.
— А что вам нужно здесь, брат Доминик?
— Как что? — возмутился старик. — Книги, девушка, книги! Мне разрешили иметь одну книгу, всего лишь одну-единственную книгу! Можете себе представить? С одной книгой, даже если это Библия, человек может сойти с ума. Поэтому я каждую неделю беру новую, а старую ставлю на место.
— И еще никто не заметил этого? Не верится.
— Ах, девушка! — неожиданно монах заметно погрустнел. — С книгами все точно так же, как и с людьми. Поначалу кажется, что они все одинаковые. И только приглядевшись повнимательнее, можно заметить различия. Вы серьезно думаете, что монахи из сумасшедшего дома будут интересоваться книгами?
Как и во время первой встречи, живость ума старика сильно поразила Афру. Ей еще не доводилось встречаться с человеком, который настолько безропотно принимал бы свою судьбу. Конечно, он убежал в мир иллюзий, в мир своих книг. Но что же в этом плохого, если это сделало его счастливым? В любом случае, брат Доминик мог быть каким угодно, но не несчастным.
— А теперь расскажите вы мне, что вам нужно в этой комнате, полной книг. Уж наверняка не Ветхий Завет и не деяния апостолов. Дайте я угадаю: вы не ищете какую-то определенную книгу. Библиотека доминиканцев скорее служит тайником для того самого пергамента, о котором вы упоминали.
Афра до смерти испугалась. До сих пор она считала доминиканца всего лишь старым мудрым человеком. Но неужели же брат Доминик был ясновидящим? Афра почувствовала, что попалась. Она доверилась старику и его знаниям, а теперь нужно было бояться, что он ее выдаст. Или же он уже действовал от имени темных сил, преследовавших ее столь долгое время?
Чтобы потянуть время, Афра вымученно улыбнулась, как будто то, что написано в пергаменте, ее не особенно интересовало.
— А если даже и так, брат Доминик? Если я действительно спрятала пергамент здесь, в этой библиотеке? — Она не сводила со старика пристального взгляда.
— Лучшего тайника и не придумать, — ответил брат Доминик, — если только…
— Если только что?
— …вся библиотека не станет добычей огня.
Спокойствие и холодность, с которой он это сказал, взволновали Афру. Он вынимал книги с полки одну за другой, ненадолго углублялся в них и снова ставил на место. Наконец старик остановил свой выбор на одном труде, с облегчением кивнул и обернулся:
— А сейчас я вас покину. Я должен быть в Святой Троице еще до рассвета. А вам, девушка, что вам нужно?
Афра неуверенно посмотрела на брата Доминика, не зная, стоит ли ему открыться. Да, его поведение было непонятным, но когда она смотрела в его открытое лицо, то начинала сомневаться, не обижает ли она монаха своим недоверием. И по-прежнему нерешительно девушка ответила:
— Мне нужно провести здесь ночь. У меня больше нет дома.
Монах вопросительно посмотрел на Афру и промолчал. Он был уверен, что она скажет что-то еще. И, как он и ожидал, девушка продолжила:
— Я Афра, жена архитектора собора. Когда я вчера возвращалась от вас, то увидела, что наш дом сгорел. Я уверена, что его подожгли. Дом сожгли в надежде, что пламя уничтожит пергамент. Оказавшись в трудном положении, я пошла к брату Якобу, который занимает ваше место. Он обязан мне кое-чем. Конечно, я знаю, что монастырь доминиканцев — не самое лучшее место для молодой женщины, но я не видела другого выхода, мне не хотелось провести ночь на ступенях собора вместе с нищими.
Доминик кивнул:
— Не переживайте, госпожа Афра, в эту комнату очень редко забредают монахи. Пока я находился здесь, бытовало мнение, что между книжных полок бродит дьявол. Признаю, я не совсем невиновен в этих слухах. В Страстную пятницу и на Вознесение Господа нашего я всегда подкладывал пару костей из хранилища на лестницу, ведущую к библиотеке. Это повергало моих собратьев в панику, и я надолго мог быть спокоен. Если хотите, прежде чем уйти, я положу еще пару берцовых костей на лестницу, и тогда вам нечего бояться, — он лукаво усмехнулся.
Но Афре было не до шуток.
— Вчера вы мне посоветовали выбросить пергамент в огонь, — осторожно начала она. — В то же время вы говорили, что он стоит целое состояние.
— Да, я говорил. Как вы упоминали, написанное относилось к CONSTITUTUM CONSTANTINI.
— Так оно и есть, брат Доминик.
— Покажите мне пергамент!
Афра украдкой посмотрела туда, где спрятала пергамент. Но в коридоре было не видно ни зги.
— Это ничего не даст, — уверенно сказала она.
— Как это понимать, девушка?
— Он написан тайным шрифтом, который можно сделать видимым только с помощью специального раствора. Я уже поручала это алхимику, он сумел проявить текст. Но на следующий день алхимик исчез и вскоре умер — его убили.
— У вас сложилось такое впечатление, что алхимик понял смысл документа?
— Поначалу нет. Но потом, когда я снова перебрала в памяти то, что было тогда, мне стало ясно, что алхимик точно знал, что он читал. А когда он рассказал то, что знал, его убили.
— Где?
— Его труп нашли у ворот Аугсбурга. Его жена сказала, что он собирался навестить епископа Аугсбургского.
На какое-то мгновение Афре показалось, что брат Доминик потерял дар речи. Было видно, что его ум напряженно работает. Ничего не объясняя, старик взял свой фонарик, пересек центральный коридор и исчез в боковом коридоре напротив. Афра стояла в темноте, прислушиваясь к шорохам.
В задней части комнаты она услышала какое-то бормотание. Осторожно, держась поближе к стеллажам, Афра пошла на свет, туда, где она устроила себе ложе. Она пришла вовремя. Свеча уже почти догорела. Афра зажгла новую и отправилась искать брата Доминика.
На полдороге старик сам вышел ей навстречу. Он казался взволнованным.
— Нужно запретить дуракам брать в руки книги, — ругался он, протягивая Афре том небольшого формата с двумя маленькими грубыми застежками.
— Что это такое? — Она раскрыла книгу и прочла красиво написанное название: «Castulus a Roma — ALCHIMIA UNIVERSALIS».
— Раньше здесь был порядок, — ворчал монах. — И я мог найти любую книгу в считанные секунды. Как, вы сказали, зовут нового библиотекаря?
— Якоб Люсциниус.
— Ужасный человек!
— Вы его знаете?
— В лицо нет. Но тот, кто так обращается с книгами, как этот Люсциниус, может быть только ужасным человеком. — И без перехода продолжил: — В этой «Алхимии» вы найдете рецепт жидкости, с помощью которой можно проявить написанное на пергаменте. Но теперь вы должны меня извинить. Скоро рассветет.
Афра хотела задержать монаха, но она поняла, что этим только навлечет опасность на себя и на брата Доминика.
Прежде чем закрыть за собой дверь, он тихонько сказал Афре:
— Через неделю, девушка, я вернусь, позаботьтесь о том, чтобы к тому времени жидкость была готова. Тогда мы еще раз поговорим о документе, если вы, конечно, не против.
Против ли она?! Брат Доминик казался Афре посланцем небес. Он был единственным, кто не был заинтересован в пергаменте. Да, и какая польза может быть ему от пергамента в Троицком сумасшедшем доме? Золото и богатство нужны ему в последнюю очередь.
Афра как раз нашла свое ложе и попыталась хотя бы ненадолго заснуть, но вдруг непонятное беспокойство подняло ее на ноги. Внутренний голос требовал от нее, чтобы она встала и пошла посмотреть, цел ли пергамент. Поэтому девушка поднялась, взяла свечу и направилась в коридор, расположенный в задней части комнаты. Она нашла бы дорогу даже с закрытыми глазами, и название книги, в которой она спрятала пергамент, Афра знала наизусть, как «Отче наш»: «Compendium theologicae veritatis».
Подойдя к стеллажу, где на верхней полке стояла книга, Афра подняла вверх свечу. Полка была пуста. На девушку смотрели пустые ящики. Прошло довольно много времени, прежде чем Афра поняла всю значимость своего открытия: книга с пергаментом исчезла.
Афра осветила комнату. Но все, кроме пустой полки, выглядело так же, как и несколько дней назад. Девушка еще не верила, что книга могла пропасть из библиотеки. Наверняка Люсциниус убрал все эти книги в другое место.
Хотя уже приближалось время утренней молитвы и вскоре должен был появиться брат Якоб, которого она могла спросить, Афра начала искать сама. Как объяснить Люсциниусу, что она ищет именно эту книгу, не выдавая тайны? Она должна была найти ее, прежде чем появится однорукий.
Найти книгу среди других книг, авторы которых, начиная с буквы А, выстроены по алфавиту, — легче легкого. Но это предполагает две вещи, а именно — что известен автор произведения и что все книги примерно одинакового размера. Но поскольку большинство книг в этой комнате скрывали своего автора, а что касалось их размера, и вовсе вели себя по-разному, чтобы навести тут порядок, требовалась определенная система. А поскольку Афра не могла разобраться в системе брата Якоба, ее поиски «Compendium» напоминали поиски иголки в стоге сена. Как и ожидалось, они не увенчались успехом.
Наконец, когда уже настало утро, появился Люсциниус с кружкой воды и большим количеством хлеба, под каким-то предлогом раздобытым в кухне монастыря.
Афра была в замешательстве.
— Где книги с самой задней полки? — набросилась она на однорукого.
— Вы имеете в виду копии теологических трудов?
— Книги на самой задней полке! — Афра схватила Люсциниуса за рукав и потащила в дальний угол библиотеки. — Вот, — сказала она, показывая на пустую полку, — куда подевались эти книги?
Брат Якоб удивленно посмотрел на Афру.
— Вы ищете какую-то определенную книгу? — неуверенно спросил он.
— Да, «Compendium theologicae veritatis»!
Люсциниус с облегчением кивнул головой.
— Идите за мной! — Он целеустремленно пересек широкий центральный ход и пошел в тот коридор, в котором ночью остановился брат Доминик. — Вот она, — сказал Люсциниус, доставая книгу с нижней полки. И с любопытством добавил:
— А теперь я хочу знать, зачем вам понадобился именно этот теологический труд. Он написан на латыни и, кроме того, очень труден для понимания. Но в теологических кругах его очень ценят.
Что ей было отвечать? Загнанная в угол, Афра решила сказать правду, по крайней мере полуправду.
— Я должна тебе признаться, брат Якоб. Я спрятала в этой теологической книге важный документ. Тут содержание труда не играло никакой роли, скорее его объем. Мне показалось, что это хорошее место для того, чтобы спрятать пергамент. Ну вот, теперь ты знаешь!
Афра раскрыла книгу. Она спрятала пергамент между последней страницей и обложкой. Но там его не было. Афра пролистала страницы фолианта.
— Он исчез, — пробормотала она и захлопнула книгу.
— Да это и не та книга, которую вы ищете!
— Не та? Но здесь же написано «Compendium theologicae veritatis»! — Но, пока Афра говорила это, ее обуяли сомнения. Почерк и порядок строк были другие. — Что это значит? — спросила она.
— Охотно объясню, — начал Люсциниус издалека. — Эта книга, которую вы держите в руках, — оригинал, написанный самим автором, и ему почти три сотни лет. Та книга, которую вы выбрали хранилищем для своего документа, — список, сделанный монахами этого монастыря для бенедиктинцев из Монтекассино. И, кстати, не единственный. Всего было скопировано сорок восемь книг, которых нет в монастыре Монтекассино. За это наш доминиканский монастырь получит тридцать шесть списков книг, которых нет у нас. Manus тапит lavat — рука руку моет. Вы понимаете, что я имею в виду.
— Очень хорошо понимаю! — воскликнула Афра. — Но меня интересует только один вопрос: где сейчас список «Compendium»?
Люсциниус смущенно пожал плечами.
— Где-то на пути в Италию.
— Скажи, что это неправда!
— Это правда.
Афра была готова задушить однорукого, но потом поняла, что Люсциниус как раз виноват меньше всех. Он ведь не знал, что она спрятала пергамент именно в одной из этих книг.
— Важный документ? — осторожно поинтересовался Люсциниус.
Афра промолчала. Было похоже, что мыслями она была далеко отсюда. Что же теперь делать? Она судорожно сглотнула. Такой поворот событий ей даже в голову не приходил.
Поэтому она сначала не придала значения словам Люсциниуса, который говорил:
— Гереон, сын богатого купца Михеля Мельбрюге, вчера отправился в направлении Зальцбурга. В тамошнем монастыре Святого Петра он возьмет на себя задачу дальнейшей транспортировки книг. Если я не ошибаюсь, он собирался дальше в Венецию, Флоренцию и Неаполь, где хотел купить изделия из кожи, сбрую и мочалки. Он сказал, что через четыре месяца, если позволит погода, он вернется.
Мысль о том, что пергамент потерян для нее навсегда, мучила Афру, и она зажала рот ладонью, боясь, что не выдержит, настолько сильно она волновалась.
Люсциниус, заметив это, попытался успокоить девушку.
— Я не знаю, стоит ли об этом упоминать, — спокойным голосом сказал он, — но почему бы вам не нанять кучера и не попытаться догнать молодого купца? У Гереона Мельбрюге два дня форы, но до Зальцбурга вы его еще десять раз догоните!
Афра посмотрела на однорукого так, словно он пытался прояснить для нее тайное откровение Иоанна.
— Ты имеешь в виду, что я могла бы… — запинаясь, начала она.
— Если пергамент действительно так важен для вас, то вам стоит по крайней мере попытаться. Скажите молодому Мельбрюге, что вас послал библиотекарь монастыря доминиканцев. Мол, он забыл в одной из книг важный для ордена документ. И я не вижу никакой причины, почему бы Гереону вам его не отдать.
Если только что Афра хотела задушить Люсциниуса, то теперь она готова была его расцеловать. Не все потеряно!
— День еще только начался, — заметил однорукий. — В это время извозчики собираются в тени собора и ждут пассажиров и грузы. Поторопитесь, тогда у вас будет целый день. Да пребудет с вами Господь всюду, куда бы вы ни направились!
Люсциниусу удалось моментально развеять сомнения Афры.
— Прощай! — спокойно сказала она и повернулась к выходу. — Я уйду через ворота Бедного Грешника. Не волнуйся!
Проходя мимо, она схватила отложенную «Алхимию».
Ночью похолодало, и Афра дрожала всем телом, уходя от монастыря доминиканцев по переулку Проповедников. Солнце еще не поднялось высоко над горизонтом. И ни один его луч не попал на сырые затененные переулки постепенно просыпавшегося города.
Афра направлялась в Соборный переулок, где жили менялы. Там у богатого менялы Соломона Афра хранила все свои сбережения. Какое счастье, думала она, потому что если бы она хранила деньги дома, то они стали бы добычей огня и у нее не осталось бы ни единого пфеннига.
Соломон, тучный мужчина средних лет с темной неухоженной бородой, носил черную шапку на лысом черепе. Он как раз открыл свою лавку и уселся за деревянный прилавок, с недовольством ожидая сделок, которые принесет новый день.
Лавка находилась на три ступени ниже уровня Соборного переулка, и даже Афре, которая была невысокого роста, пришлось втянуть голову в плечи в низком дверном проеме. Внутри было настолько темно, что невозможно было отличить страсбургский пфенниг от ульмского. Деньги делают человека жадным, и меняла отказывался тратиться на свечи после восхода солнца, если, конечно, не наступит вдруг тьма египетская.
Хотя меняла и знал Афру в лицо, тем не менее он придерживался своего стандартного ритуала, с которого всегда начинал разговор с каждым приходящим в его лавку. Склонившись над прилавком, он ненадолго поднял голову и, не глядя на вошедшего, невнятно завел свою обычную песню:
— Кто вы, назовите свое имя и сумму ваших долгов.
— Выдайте мне, пожалуйста, двадцать гульденов с моего счета. Но побыстрее, я спешу.
Требовательный тон в такую рань сделал менялу еще более раздражительным, чем обычно. Ворча, он встал из-за прилавка и вышел.
Афра ходила взад-вперед по лавке, когда в низкую комнату вошла статная женщина. На ней была дорожная одежда, а в руке — плеть. Афра приветливо кивнула ей, и та без околичностей начала:
— Вы, случаем, не жена архитектора собора Ульриха фон Энзингена? Я видела вас на пиру у епископа.
— Да, и что? — раздраженно ответила Афра. Она не могла припомнить, чтобы когда-либо видела эту женщину.
Тем более удивилась она, когда та продолжила:
— Я слыхала о вашей судьбе: дом сгорел, муж в темнице. Если вам нужна помощь…
— Нет-нет, — отмахнулась Афра, хотя у нее не было даже крыши над головой. Гордость не позволяла ей просить помощи у кого бы то ни было.
— Вы можете мне доверять, — сказала женщина, подходя ближе. — Меня зовут Гизела, я вдова ткача Реджинальда Кухлера. Женщине, которая осталась одна, нелегко. Слишком уж большой охотничий интерес у мужчин она вызывает. И епископ здесь не исключение.
Афра задумалась, ища в словах Гизелы скрытый намек на то, что она заметила заигрывания епископа. Но прежде чем Афра нашла, что ответить, женщина опередила ее:
— Он подкатывался к каждой, кого пригласил на пир. Вы в этом случае не исключение.
И тут же вернулись все те мрачные мысли, связанные с празднеством у епископа. Афра по-прежнему была в долгу у Вильгельма фон Диста. Конечно, епископ обладал властью и мог помочь ей выбраться из трудного положения. Но какой ценой! Жизнь хотя и ожесточила Афру, но вести себя, как продажная девка, она не собиралась — совесть не позволяла.
— Возможно, вам стоит исчезнуть на время из Страсбурга, — вдруг услышала девушка слова Кухлерши.
Афра посмотрела на нее неуверенно.
— Это я и собиралась сделать, — ответила она.
— Мне нужен попутчик для путешествия в Вену. Конечно, было бы желательно иметь извозчика, но дорога трудна, а мой груз шерсти не слишком велик. Думаю, две таких женщины, как мы, справились бы.
— Вы собираетесь в Вену? — удивленно спросила Афра. — Зальцбург — это по пути!
— Так и есть.
— Когда вы думаете уезжать?
— Лошади уже запряжены. Мой фургон стоит на площадке за собором.
— Само небо послало вас! — воскликнула Афра. — Мне срочно нужно в Зальцбург! Срочно, слышите?!
— За мной дело не станет, — ответила женщина. — Но скажите, что за причина у вас так спешить в Зальцбург?
Но прежде чем Афра успела ответить, вернулся меняла с маленьким кошельком, отсчитал двадцать гульденов и положил их на прилавок.
— Вы, похоже, собираетесь надолго, — заметила Гизела, увидев немалую сумму. — Вся моя поклажа столько не стоит.
Отсчитав деньги Афре, меняла повернулся к Кухлерше:
— Кто вы, назовите свое имя и сумму ваших долгов.
— Выдайте мне десять гульденов с моего счета.
Тут меняла хлопнул в ладоши над головой и запричитал оттого, что с самого раннего утра нужно выдать так много денег. Брюзжа и ворча, он снова скрылся.
Женщины договорились о встрече через час на площадке за собором. Афре нужно было еще купить себе одежду и все самое необходимое — ведь у нее осталось только то, что было на ней.
Глава 8
На один день и одну ночь
Они были голодны, им хотелось пить, и они настолько устали, что едва держались на козлах. Но когда перед ними, приехавшими с запада, показался отвесный холм с крепостью на нем и силуэт города, и голод, и жажда, и усталость — все словно рукой сняло. На последней миле Гизела пустила коней галопом, чего не случалось за все девять дней пути, и Афра испуганно вцепилась в скамью.
Хотя кобылы, два плотных тяжеловоза, были сильны, а Кухлерша правила ими опытной рукой, их поездка из Страсбурга в Зальцбург заняла на два дня больше времени, чем планировалось. Виноваты в этом были непогода и сильные ливни, настигшие их в Швабии. Гизела Кухлер боялась за груз, и им пришлось искать приюта неподалеку от Ландсберга, на одиноком хуторе. Но когда на следующий день они продолжили путь, дороги оказались размыты и колеса не раз увязали в грязи по самую ось. Кое-где дорогу им преграждали упавшие с деревьев ветви.
Осеннее солнце стояло прямо над Монхсбергом, и поэтому город, притаившийся в лощине между горой и рекой Зальц, утопал в густой тени. Зальцбург был небольшим городом, окруженным скорее милыми пейзажами, чем богатыми полями. Над городом возвышался гордый, немного страшноватый замок, по оба берега реки было несколько монастырей и богатых домов на рыночной площади — вот и все, о чем стоило упомянуть.
Важное значение Зальцбург приобрел скорее благодаря своему расположению. Здесь пересекались важнейшие дороги с севера на юг и с запада на восток, а по Зальцаху — так называлась горная, бурная подчас река — с гор сплавляли дорогую соль.
Извозчик, обогнавший женщин при въезде в город, посоветовал им поехать к хозяину Бруку — там должным образом позаботятся о них и их лошадях. Здесь, кстати, вид двух женщин, сидящих на козлах, вызывал намного меньше удивления, чем там, откуда они приехали.
Хозяин Брук, живший на другом берегу реки, обошелся с женщинами на удивление предупредительно и без всякого недоверия, как это уже случалось раньше. Он за версту видел хитрых красоток, которых называли «бродячими девками», и никогда бы не допустил, чтобы одна из них ночевала под его крышей. Но уже один только богатый фургон указывал на то, что Гизела и Афра были приличными дамами, с которыми следовало обращаться уважительно.
Во время нелегкого путешествия Афра и Гизела сильно сблизились: у обеих были похожие судьбы. Обе потеряли мужей, хотя и по разным причинам, и были вынуждены сами справляться с нелегкой судьбой. Кухлерша, на два года старше Афры, за время поездки рассказала о себе намного больше, чем Афра. Та, наоборот, рассказала попутчице только отдельные куски своей биографий и не хотела говорить об истинной цели своего путешествия даже после настойчивых расспросов.
Поручив слугам заботу о лошадях и фургоне, женщины отправились в общую залу, чтобы утолить голод и жажду. Собравшиеся там были в основном мужланы, моряки, водившие свои соляные суда, называемые «утюгами», вниз по реке, — они были здесь хозяевами положения. При виде путешествующих в одиночку женщин они уставились на них, как баран на новые ворота. Некоторые стали делать многозначительные жесты и бросать многообещающие взгляды.
Шум в общей зале ненадолго смолк. Тут Гизела, устроившаяся на дальнем конце стола, крикнула:
— Вы что, языки проглотили? Никогда красивых женщин не видели?
Смелое поведение Кухлерши смутило мужчин. Они тут же снова заговорили, и вскоре моряки уже не обращали никакого внимания на путешественниц.
Такой трактир, как у хозяина Брука, был также местом, где обменивались новостями. Здесь были извозчики, делившиеся информацией только тогда, когда их обильно поили и кормили. Так, ради бесплатной еды рассказывали об убийствах и чудесах, которых никогда не было и быть не могло. Но народ, от нищих до благородных господ, с наслаждением впитывал эти слухи. Даже если слухи оказывались неправдой, все равно — они давали пищу для разговоров.
Одухотворенным голосом проповедника моряк, знававший, судя по платью, лучшие дни, рассказывал, что своими собственными глазами видел в Вене, как человек поднимался в воздух на змее, сделанном из холста, и как он, здоровый и невредимый, опустился на землю неподалеку. Это чудо удалось совершить при помощи огня, который разожгли под полотняным змеем. Купец с севера в свою очередь рассказал, что арбалет как оружие себя изжил и в будущем войны будут вестись исключительно при помощи пороховых пушек, которые швыряют тяжелые железные шары на целую милю вперед, прямо на врага.
Афра непроизвольно вздрогнула, когда один путешественник упомянул об Ульме. Мол, это единственный город, где свиньям и птице запрещено гулять по улице. Таким образом люди надеются уберечься от чумы, свирепствующей во Франции и Италии, где она уже унесла тысячи жизней.
Чума была главной темой для разговоров среди путешественников того времени. Каждый день, в любом месте смертельная болезнь могла вспыхнуть снова. Купцы и бродяги способствовали тому, что зараза молниеносно распространялась из страны в страну.
Так, одетый в черное странствующий студент, судя по белому воротничку и широким рукавам магистр искусств, вызвал всеобщее недоверие, объявив, что в Венеции, где свирепствует чума, он оказался к ней невосприимчив. Соседи по столу, ранее с интересом слушавшие его рассказы об искусстве и культуре южных народов, постепенно, один за другим, стали отодвигаться от него, пока студент не оказался в одиночестве и не замолчал.
Насытившись обильной едой и страшными историями, Афра и Гизела отправились в свою комнату, где, как и много ночей до этого, им предстояло спать в одной постели.
Около полуночи монотонное пение городской стражи, раздавшееся в переулке, разбудило Афру. Громкие противные голоса уже давно стихли, но Афра по-прежнему не могла заснуть. Все ее мысли были о пергаменте и книге, присутствие которой она ощутила очень близко.
И где-то на грани сна и реальности она вдруг почувствовала, как чья-то рука нежно погладила ее грудь, живот, раздвинула ей бедра и стала возбуждать, лаская круговыми движениями. Афра испугалась.
До сих пор Гизела не давала ни малейшего повода заподозрить, что она питает склонность к своему полу. Но гораздо больше Афру испугало то, что она сама не делала ничего, чтобы остановить страстные ласки Кухлерши. Наоборот, нежные касания были ей очень приятны. Она позволила ласкать себя, полностью отдала Кухлерше свое тело и наконец сама протянула руки и поначалу несмело, а потом все более страстно начала исследовать пышное тело Гизелы.
Ради всего святого, она никогда не могла даже подумать, что женское тело может дать столько наслаждения! Когда Афра почувствовала язык Гизелы у себя между ног, она тихонько вскрикнула и, повернувшись на бок, отвернулась.