— Он меня запер, не волнуйтесь. Но вам бы следовало знать, что в таких домах от замков толку мало.

Генерал яростно сверкал глазами. Двое мужчин, один — негр, второй обитатель Востока, выглядели озадаченными и раздраженными. Марба поднялся и сказал:

— Вы с ума сошли, Грофилд? Вы хотите вынудить нас лишить вас жизни?

— Марба, взгляните правде в глаза. Одному мне отсюда не выбраться. Насколько мне известно, я тут единственный представитель англосаксонской расы, и заметить меня нетрудно. Оставьте меня в покое. Я посижу у огня, почитаю книжку, сыграю с кем-нибудь в шашки. Я не в силах помочь правительству Соединенных Штатов, не в силах помочь самому себе. Я это знаю и обещаю быть хорошим гостем.

Марба задумчиво хмурился. В конце концов он покачал головой и сказал:

— Вы слишком непредсказуемы, Грофилд. Добром это не кончится.

— Вы видели ту комнату? Пошли бы вы туда жить без книжек, радио, даже без часов, да еще не зная, надолго ли вам придется там застрять? Вы что, сели бы на кровать и стали ждать, как пай-мальчик?

— Бывают жилища и похуже, — заспорил Марба.

— Мы можем вовсе поселить вас на улице, — сказал генерал и погрозил Грофилду пальцем. — Мы не любим умников. Не умничайте, Грофилд, возвращайтесь в свою комнату.

— Не хочу.

— Проклятье! — произнес Марба. — Господа, я сейчас вернусь. Идемте, Грофилд.

Он зашагал прочь, таща за собой Грофилда, который кожей чувствовал взгляд генерала.

— Не восстанавливайте против себя генерала Позоса, дурень вы эдакий, вполголоса сказал Марба. — Он и впрямь выселит вас на улицу.

— А я опять зайду в дом, и все дела. Марба остановился и устремил на Грофилда тяжелый взгляд.

— Не говорите о том, что вы сделаете и чего не сделаете.

Здесь вы пленник, неужели непонятно?

— Как сказал Оскар Уайльд, если королева так обращается со своими узниками, она их недостойна.

— Вы мне нравитесь, Грофилд, — признался Марба. — Вы очень интересная и забавная человеческая особь. Но вы должны понять, что кое-кто из собравшихся здесь людей облечен верховной властью. В своих странах они правят железной рукой. Если вы их разозлите, они без колебаний расправятся с вами. В том случае, если защищать вас станет опасно, я брошу вас на произвол судьбы. Так что попробуйте взять себя в руки.

— Попробую, — согласился Грофилд. — Но я не собираюсь сидеть под замком в этой гуверовской деревне.

— Не понимаю смысла этого слова, — сказал Марба. — Ну да ничего. Пойдемте. И предоставьте мне вести переговоры.

Их путь, как и прежде, пролегал через читальню. На этот раз два или три читателя удивленно нахмурились, когда Грофилд шествовал мимо них. Он не соврал, когда сказал, что кроме него тут нет ни одного англосакса. Он был весьма примечательной личностью, да еще то и дело шнырял туда-сюда через комнату. Грофилд не мог знать, что думают о нем эти люди, но сам себе он казался механическим медведем в стрелковом тире, который разворачивается и идет в обратную сторону всякий раз, когда в него попадает пуля. С учетом сложившихся обстоятельств такое образное сравнение отнюдь не поднимало настроения.

На этот раз, выйдя из читальни, они свернули в другую сторону и поднялись по узкой лестнице на второй этаж. Миновав коридор, Марба и Грофилд оказались в тесном закутке, который почти полностью занимала фигура громадного негра. Марба что-то сказал ему на своем туземном наречии, и негр, взглянув на Грофилда, медленно кивнул. Он стоял, сложив руки на груди, и был похож на стража гарема — сплошные мышцы.

— Подождите здесь, — велел Марба Грофилду.

— Сделаю все, что он пожелает, — Грофилд кивнул на стражника.

Марба едва заметно улыбнулся и, открыв дверь в противоположной стене, исчез за порогом. Грофилд подумал и решил не заводить светской беседы с негром. Вместо этого он сел на коричневый кожаный диван, занимавший остаток полезной площади, и попытался сделать вид, будто ему все нипочем. Может, зря он не остался в той вонючей каморке? Может, там лучше? Нет. Безопаснее возможно, но уж никак не лучше. Хуже, чем там, нигде быть не может. Эта комната погубила бы его как личность. В понедельник он вышел бы из нее вконец разочарованным в жизни стариком, клацающим вставными зубами, да еще плохо подогнанными.

Кроме того, у Грофилда была еще одна тема для размышлений — Кен. Поверит ли Кен, что его похитили? Или Кен не захочет верить ни во что, кроме побега, который на сей раз оказался удачным? Как ни крути, а придется возвращаться к Кену и как-то доказывать, что он не обманщик, что он хотел помочь и трудился в поте лица. Лучшим доказательством были бы правдивые сведения о целях этого сборища, но поскольку получить их не удастся, следует хотя бы как-то убедить Кена в том, что он искренне старался помочь. Может быть, тогда Кен пойдет на мировую в понедельник. Но если бы он, Грофилд, впустую потратил время, сидя в этой ночлежке для бездомных, на всех мечтах о примирении с Кеном можно было бы поставить крест. Поэтому он не жалел о том, что покинул вонючую каморку. Более того, Грофилд был полон (или, во всяком случае, не лишен) надежд на безнаказанность и успешное завершение своего бескровного мятежа.

Пока Грофилд подбадривал себя такого рода рассуждениями, дверь открылась опять, и вошел Марба. У него был встревоженный вид, и Грофилд, естественно, тоже встревожился.

Присев рядом с ним на диван, Марба тихо спросил:

— Чем вы насолили Вивьен Камдела?

— Я? Ничем.

— Она вас недолюбливает.

— Знаю.

— Почему?

— Потому что я не патриот, — ответил Грофилд. — Мы малость поспорили на эту тему, и оказалось, что патриотизма во мне меньше, чем ей хотелось бы. Я прежде пекусь о себе самом, и это ей не нравится. А в чем дело?

— Она там, — ответил Марба. — В той комнате. Выступает с нападками на вас. Если бы мне удалось убедить полковника Рагоса вступиться за вас, вы могли бы получить относительную свободу.

— Полковника Рагоса? Он ведь ваш президент, не так ли?

— Да. Обычно он прислушивается к моим советам, но Вивьен настроена против вас и говорит весьма пылко. Поэтому он хочет встретиться с вами самолично, и я прошу вас держаться как можно вежливее. Полковник не любит, когда ему дерзят.

— Я буду вести себя прилично, — пообещал Грофилд.

— Ваша задача — понравиться полковнику.

— Может, подарить ему свой локон?

— Не надо, — резко ответил Марба. — Такие волосы не в его вкусе.

— Что ж, прекрасно, — сказал Грофилд, и Марба повел его к своему правителю.

Глава 17

В комнате полукругом стояли несколько стульев и кушетка. В глубоком каменном очаге потрескивали горящие поленья. Вивьен Камдела сидела на одном из стульев, сложив руки, скрестив ноги и злобно зыркая на Грофилда. Она была прекрасна даже в гневе.

Посреди комнаты стоял со стаканом в руке высокий тощий седовласый негр в очках в роговой оправе. На нем был темно серый костюм и узкий черный галстук, как у страхового агента, а на обеих руках сияли перстни с рубинами. Негр казался хитрым, умным, расчетливым, нетерпеливым и холодным как лед. Марба сказал что-то на туземном наречии, и Грофилд узнал свое имя, совсем не к месту вплетенное в странную мешанину незнакомых слов. Потом Марба повернулся к Грофилду и объявил:

— Это полковник Рагос.

— Как поживаете, сэр?

— Хорошо, — полковник говорил тоном образованного человека, с британским акцентом, который подавлял еще какой-то, едва заметный в речи. — Вы пьете виски?

— Да, сэр, — Грофилд перекинул пальто через спинку кресла.

— Оно африканское, — сказал полковник. — С нашей родины.

Если предпочитаете канадское…

— Я никогда не пил африканское виски, — ответил Грофилд.

— Хотелось бы попробовать.

Полковник кивнул Вивьен Камдела. Все с тем же неприязненным выражением лица она выпрямила свои длинные скрещенные ноги, поднялась и подошла к бару. Вивьен выглядела прекрасно в зеленых лыжных брюках и коричневом свитере.

Рагос что-то говорил. Грофилд оторвал взгляд от лыжных брюк и услышал:

— Вы когда-нибудь путешествовали по Африке?

— Нет, сэр, я никогда не покидал западного полушария.

— Вы домосед.

Зеленые лыжные брюки приближались.

— Да, сэр. Мою жену зовут Мери.

Вивьен Камдела вручила ему старинный бокал с бледно-желтой жидкостью не меньше трех унций. И без льда. Жижа эта больше всего напоминала тухлое пиво. Когда Вивьен подавала Грофилду бокал, глаза ее злорадно сверкнули.

Грофилд заглянул в бокал, потом посмотрел на полковника.

— Обычно я пью виски со льдом, — сказал он.

— Наше виски прекрасно и без льда, — ответила Вивьен. Лед разрушает букет.

Полковник ничего не сказал. Он стоял и молча наблюдал за Грофилдом.

А Грофилд чувствовал приближение беды. Он поднес бокал к губам и опасливо сделал глоток. Кислота прожгла борозду на его языке и огненным потоком скользнула по пищеводу в желудок.

О притворстве не могло быть и речи. Грофилд прослезился и утратил дар речи. Он просто стоял и моргал, держа бокал в поднятой руке и пытаясь сделать глотательное движение, не поперхнувшись при этом.

Неужели глаза полковника весело блеснули? Надеясь, что это так, Грофилд откашлялся и попытался заговорить.

— О, я тоже не стал бы портить такой букет. Ни за что, хрипло выдавил он.

— Неужели наше виски слишком крепкое для вас? — с улыбкой спросил полковник. — Возможно, в этом и заключается одна из слабостей белой расы. Наверное, у белых глотки мягче.

Он поднял свой бокал, содержащий примерно унцию такой же желтой дряни, насмешливо тостировал Грофилда и выпил. В глазах его при этом не заблестели слезы, откашливаться полковник тоже не стал. Он протянул пустой бокал Вивьен и сказал:

— Налейте мне еще, пожалуйста. И принесите мистеру Грофилду немного льда.

Когда Вивьен протянула руку, чтобы взять у Грофилда бокал, лицо ее выражало неприкрытое удовлетворение. Грофилд сунул было бокал ей, но потом передумал и не отдал его.

— Бокал тоже африканский? — спросил он.

— Нет, он был тут, в доме, — нахмурившись, ответил полковник.

— О-о, — Грофилд передал бокал Вивьен, которая несколько секунд озадаченно смотрела на него, прежде чем отнести к бару.

— Не понимаю, к чему этот вопрос о бокале, — сказал полковник.

— Просто было интересно. Может, это изделие ваших народных промыслов. Извините, полковник, но я почти ничего не знаю о вашей стране. Впрочем, и о своей собственной тоже.

— Как я понял, вас силой завербовали в шпионы. Вами руководили отнюдь не патриотические убеждения.

— Шпионаж — грязная работа, — ответил Грофилд. — Она сродни поприщу судебного исполнителя. Не понимаю, как можно шпионить из благородных побуждений.

— Но если это помогает вашей стране?

— Ну, когда человек не способен предложить своей стране ничего лучшего, чем умение подслушивать и подглядывать в замочные скважины, вряд ли его вообще можно назвать полноценным человеком.

— А что вы можете предложить своей стране, мистер Грофилд?

— Бездеятельное сочувствие.

— Не понимаю этого выражения, извините.

— Ну, я не из тех, кто посвящает всю жизнь служению родине.

Вивьен вернулась с бокалами. Грофилд взял свой и продолжал:

— Я принадлежу к большинству. Канадец, который сделал этот бокал, не думал о том, что делает его для Канады. Он делал его за доллар в час. Разве из-за этого его можно обвинять в отсутствии патриотизма? И неужели люди, производившие ваше виски, заботились при этом о славе Ундурвы?

— Почему же нет? — возразил полковник. — Почему человек, чем бы он ни занимался, не должен делать во славу отечества все, что в его силах?

— Вы хотите сказать, что государство первично, а человек — вторичен. Я не очень разбираюсь в политике, но полагаю, что моя страна придерживается противоположной точки зрения.

— В теории, — ответил Марба. — Скажите, вы хоть раз видели Гарлем?

— Так и знал, что вы об этом спросите. Полковник, я никогда не видел Палм-Бич. Думаю, нам обоим ясно, что я не Святой Франциск Ассизский. Но покажите мне этого святого. Будь я бескорыстен и заботься о приумножении славы отчизны, сидел бы сейчас в отделении Армии Спасения и раздавал бесплатную похлебку. И никогда не впутался бы в такую передрягу. Я знаю свои грехи, и, уверяю вас, политические пристрастия не входят в их число.

Глаза полковника весело блеснули.

— Политика — грех?

— Не я, а вы заговорили о Гарлеме. Веселый блеск померк.

— Разумеется, возможна и такая точка зрения. Однако, по-моему, пора перейти к текущим делам. Со льдом виски вкуснее? — Я еще не пробовал, ответил Грофилд и сделал глоток.

Виски по-прежнему жгло, как молния, но лить было можно. Теперь оно взорвалось, лишь достигнув желудка. — Гораздо лучше, благодарю.

— Похоже, вопрос заключается в том, убить вас или оставить в живых, проговорил полковник. — Вы никак не хотите сидеть под замком и отвергаете этот самый гуманный компромисс. Значит, придется выбирать между двумя крайностями. Я верно оцениваю положение?

— К сожалению, да, — ответил Грофилд.

Полковник кивнул, отвернулся и в задумчивости побродил по комнате. Потом остановился и выглянул в окно. Был день, но на улице уже стемнело. Полковник отпил виски. Наконец он повернулся к Грофилду и сказал:

— Вы, конечно, понимаете, что это вполне объяснимая человеческая реакция. Когда вас задевают, вы даете сдачи. — Я не собираюсь никого задевать, ответил Грофилд. — Ваш отказ сидеть взаперти — это своего рода нападение на нас. — По лицу полковника скользнула улыбка. — Любопытно, правда? Вы можете отказаться сесть под замок, но не можете отказаться умереть. Весьма странный расклад, вы не думаете? Грофилд кисло усмехнулся в ответ.

— Очень странный.

— Вы настоящий американец, — сказал полковник. — Свобода или смерть, верно?

— Похоже на то.

— Однако, когда Муссолини сказал то же самое, хоть и в несколько иных выражениях, американский народ выразил ему свое презрение.

— Опять вы о политике, — буркнул Грофилд.

Полковник пытливо оглядел его.

— Вы и впрямь аполитичны или у вас просто такая тактика?

— Всего понемногу.

Полковник медленно кивнул, поразмыслив, и наконец сказал: — Даже если я сохраню вам жизнь, вы сами себя угробите.

Рано или поздно вы поссоритесь с кем-нибудь из наших, и вам придет конец. А тогда возникнет вопрос, кто позволил вам свободно слоняться по усадьбе, и я попаду в неловкое положение.

— Я буду тише воды, ниже травы, — пообещал Грофилд, — и не стану никому докучать. Полковник покачал головой.

— Нет. Вы прирожденный смутьян. Прежде чем вы вошли сюда, я получил две ваши характеристики, столь разные, что мне трудно было поверить, что речь идет об одном и том же человеке. Это одна из причин, по которой я решил лично встретиться с вами. Теперь я вижу, что обе характеристики были верными, и вы представляете куда большую потенциальную опасность, чем можно было бы заключить на основе любой из этих характеристик. Вы не привели ни одного довода, способного убедить меня сохранить вам жизнь…

— Но и в пользу моего убийства тоже нет ни одного убедительного довода, сказал Грофилд. — Я никому не угрожаю.

— Но можете угрожать. А такое лучше пресекать в зародыше, пока ничего не случилось.

— Это слишком ничтожная причина, чтобы лишать человека жизни.

— Человеческая жизнь сама по себе ничтожна.

— И ваша тоже? — спросил Грофилд. Полковник холодно улыбнулся.

— О моей речи нет. Мы обсуждаем вашу. Не вижу никаких оснований заступаться за вас.

Грофилд посмотрел на Марбу. Тот стоял с бесстрастной, ничего не выражающей физиономией и явно не собирался защищать его перед президентом. Грофилд его не винил. Он взглянул на Вивьен, и она отвела глаза. Неужели на ее лице отразилось сомнение? Возможно. Но вряд ли это имеет значение. Ему не удастся повлиять на нее и заставить передумать. Но, с другой стороны, отстреливаться надо до последнего патрона.

— Вивьен, — сказал Грофилд.

Она встала и повернулась к нему спиной, глядя в огонь.

— Это не ее решение, мистер Грофилд, — проговорил полковник, — а мое. Ни она, ни господин Марба не в силах изменить его.

— И какое же оно? — спросил Грофилд. — Отрицательное?

— Я дам вам знать, — пообещал полковник. — А сейчас Марба отведет вас обратно.

Решение было отрицательным. О положительном ему сообщили бы здесь же и сейчас же, причин откладывать не было. Но об отрицательном и приличнее, и безопаснее сказать через посредника.

Грофилд снова взглянул на Марбу и заметил, что тот жалеет о таком обороте дела. Жалеет, но ничего не предпринимает.

— Мне было любопытно встретиться с вами, мистер Грофилд, — сказал полковник. — Мое личное общение с американцами прежде не выходило за рамки дипломатических контактов, а дипломаты разительно не похожи на…

Грофилд выплеснул виски в физиономию полковника, съездил Марбе по челюсти, запустил пустым бокалом в голову Вивьен Камдела, дал Рагосу под дых, схватил со стула свое пальто и выпрыгнул в окно.

Глава 18

Пальто Грофилд набросил на голову, чтобы защититься от осколков оконного стекла; он сжался в комок и падал со второго этажа в неизвестность.

Грофилд врезался в снег, как кулак в буханку хлеба, и наткнулся грудью на собственные коленки. У него перехватило дыхание. Грофилд полежал несколько секунд, запутавшись в пальто. Он чувствовал лбом толстую ткань, ощущал щекой тепло собственного дыхания, а носом — запах виски. В конце концов он мало помалу пришел в себя и, брыкаясь, выбрался из-под пальто, будто бабочка из кокона. Он встал, оказавшись по колени в рассыпчатом снегу, и посмотрел на разбитое окно, из которого выпрыгнул.

В оконном проеме на фоне света возник силуэт Вивьен Камдела. Будто дикарь, Грофилд пожалел, что у него нет пистолета, но тут заметил, что Вивьен подает ему какие-то знаки. Она оглянулась через плечо, потом по пояс высунулась из окна и неистово замахала руками: смывайся, мол.

— Ох, женщины… — буркнул Грофилд.

Черт с ним, с непостоянством. Но это уже просто нелепо. Грофилд подхватил пальто, отряхнул с него снег, натянул на плечи и поплелся прочь по глубоким сугробам, высоко поднимая колени. Он был похож на футболиста при замедленной съемке. Грофилд не знал, куда идет, зато знал, откуда. Следует избегать любых огней. Он направил стопы во тьму, радуясь, что в безоблачном небе нет луны. Снег отражал свет звезд, и вблизи было видно неплохо, но темнота наверняка скроет его от любых преследователей.

Единственная сложность заключалась в передвижении. Идти по сугробам было изматывающе трудно, и Грофилд забуксовал, не успев сделать и десяти шагов. Однако выбора не было, и он продолжал тащиться вперед. В конце концов переставлять ноги стало и вовсе невозможно. Грофилд развернулся и затрусил обратно, поскольку погони не было.

Почему же ее не было?

Очевидно, преследование началось. С чего бы еще Вивьен Камдела стала так неистово махать ему руками? Что же случилось?

Потом он увидел глубокие борозды, которые оставил в снегу, и все понял. В усадьбе было больше умных людей, чем дураков. Вскоре этот вывод подтвердился: Грофилд услышал голоса.

— Чего бегать за ним впотьмах? Никуда он не денется. Утром пойдем по следу, и все дела.

Вот это правильно. Если, конечно, утром он еще будет жив. На улице было ужасно холодно. Пока Грофилд бежал, этого не чувствовалось, кроме того, его согревало выпитое виски. Теперь же, когда он стоял на месте, мороз взял его в оборот. Щеки и тыльные стороны ладоней уже коченели, а мочки ушей начинали болеть.

В карманах пальто лежали перчатки, и Грофилд натянул их, хоть они и были тонкие. А вот прикрыть макушку и уши ему было нечем.

Ноги тоже. На них были туфли и тонкие носки, уже насквозь мокрые. Так недолго и обморозиться. Ну что ж, его задача — выжить, и первым делом надо привести в порядок мысли, а потом точно определить, в какой стороне находится усадьба.

Вот она, впереди, залитая желтым светом. Из этого дома он выпрыгнул. Теперь он стоит с противоположной его стороны, не с той, где вход. А это значит, что озеро расположено позади усадьбы. Слева от главного здания находился низкий и хуже освещенный дом, похожий на мотель, ненадолго приютивший Грофилда, когда тот был еще наивным юношей. Точно такое же строение виднелось справа. Еще дальше справа высилось грузное угловатое двухэтажное здание с темными окнами, которое было не таким широким, как сама усадьба.

Логичнее всего было бы устроить первый привал именно там. Крыша над головой все-таки, да еще народу никого, судя по отсутствию огней. Грофилд направился к строению, на этот раз не пробиваясь сквозь сугробы, а просто неспешно шагая по ним. Он чувствовал, как отмерзают уши, нос и кончики Пальцев. Лодыжки и запястья тоже замерзли, и Грофилд вспомнил, как читал где то, что эти части тела надо держать в тепле, поскольку сосуды тут ближе всего к коже и можно застудить кровь. Впрочем, сейчас он был бессилен помочь этой беде. Фонарик! Грофилд замер, увидев луч, бивший из окна усадьбы. Мгновение спустя вспыхнул еще один. Они не были направлены на Грофилда, но приближались, и он должен был попасть в сноп света именно там, где стояло нужное ему строение!

Ублюдки. Они догадались, что Грофилд захочет спрятаться в пустом доме, и стремятся ему помешать. Если он попросту замерзнет насмерть, это будет всем на руку. А утром они придут полюбоваться фигурой, застывшей в причудливой позе. Например, на одной ноге, с поднятым вверх пальцем. Они могут подвести проводку, сунуть ему в рот лампочку и сделать из Грофилда фонарь.

Лучи приближались к темной постройке, и Грофилд следил за ними, зная, что ему не успеть. Ну, а если успеет, что толку? Он безоружен, чего не скажешь о его противниках.

И все-таки больше податься некуда. Грофилд побрел вперед, теперь медленнее, чтобы они осмотрели дом и убрались до его появления.

Но те, кто его искал, не стали входить внутрь. Во всяком случае, сначала. Грофилд опять остановился и принялся наблюдать. Один из лучей погас, второй шарил по площадке возле дома. Потом первый вспыхнул опять, уже позади строения. Ищут следы. Они уверены, что он еще не забрался внутрь.

Грофилду это совсем не понравилось. Лучи фонарей двигались рядышком, потом снова исчезли, но в темном доме начали загораться огни — сперва в середине, потом — по торцам. Скоро горели уже все окна первого этажа. Больше ничего не происходило.

Только пошевелившись, Грофилд осознал, насколько закоченели его ноги. Уши тоже. Они больше не болели. Скоро онемеют и пальцы, если он так и будет торчать на морозе.

А идти по-прежнему некуда, только к этому дому впереди.

В остальных полно людей, а в этом — только двое, и оба — в теплой одежде. Если повезет, ботинки одного из них придутся Грофилду впору.

Он снова зашагал вперед, чувствуя себя, как никогда, тяжелым и неповоротливым. Трудно было заставить работать мышцы, трудно поднимать ноги, переставлять их, снова опускать, переносить вес тела с одной на другую. Куда легче было просто стоять на месте. Теперь болели только пальцы и горло, когда он втягивал воздух ртом, но и эта боль скоро пройдет.

Удивительно, насколько легко найти на родной планете уголок, в котором невозможно жить. Холод быстро и безболезненно убивал Грофилда, и, чтобы двинуться вперед, ему пришлось не на шутку рассердиться. Он злился на себя, на полковника Рагоса, на Вивьен и Марбу, на Кена и даже на Лауфмана, который не сумел увезти его подальше от ограбленного броневика. Гнев — штука калорийная. Он согрел Грофилда и преисполнил его решимости выжить и утереть всем нос.

Поблизости от углов дома не было окон, а значит, и света. Грофилд ковылял вперед, вспахивая снег ногами: у него уже не было сил поднимать их. Добравшись до стены, он привалился к ней и какое-то время стоял, переводя дух.

Потом закрыл глаза, и это едва не стало роковой ошибкой. К счастью, стоял он неровно и, начав падать, снова пришел в себя. Оказывается, он потерял сознание, и это испугало его. Грофилд не знал, долго ли был без чувств, но понимал, что никогда не очнулся бы, если бы стоял более ровно.

Дюйм за дюймом Грофилд продвигался вдоль стены влево, опираясь на нее. Наконец добрался до первого окна и с опаской заглянул в него.

Он увидел кладовую с полками из нестроганых досок, забитыми картонными коробками. Людей внутри не было, но дверь напротив окна стояла распахнутой настежь, за ней виднелся ярко освещенный коридор и еще одна дверь, которая вела в другую кладовку. Грофилд кивнул, рассказал себе, что он видит, дабы не заснуть, и пошел дальше.

За всеми окнами были совершенно одинаковые кладовки, коридоры и опять кладовки. Дойдя до середины дома, Грофилд наткнулся на дверь со стеклянным верхом и увидел маленький коридорчик, который вел в большой коридор. Там сидели и курили двое чернокожих в толстых распахнутых куртках и кожаных сапогах.

Грофилд отошел от двери, привалился к стене и забормотал себе под нос:

— Хорошо, давай проснемся и подумаем, что делать. Другое крыло дома такое же, как это. Верно? Они сидят так, что я не могу пробраться внутрь незамеченным. Все окна наверняка заперты, и если я разобью одно из них, это черные услышат и будут знать, где я. Верно? Верно. Значит, войти нельзя. Верно? Нет, неверно. Что значит неверно? Это значит, что способ попасть внутрь обязательно должен быть, потому что мне необходимо попасть внутрь.

Он перестал бормотать и начал шевелить мозгами. Боль в пальцах ослабла, зато заболели колени. Шея была как деревянная, голова тоже. Казалось, она набита пухом, паутиной и клеем.

— Второй этаж, — сказал Грофилд. Он поднял глаза и сумел разглядеть окна, которые были едва видны. Второй этаж негров не интересовал, значит, они не верили, что он сумеет забраться туда. Что ж, им этот дом, вероятно, знаком, а ему — нет.

Но попробовать стоило. Грофилд не видел никакого способа забраться вверх по стене, поэтому пошел к дальнему углу здания, желая осмотреть его со всех сторон.

В этом конце размещался большой склад инвентаря, плугов, мотыг и разных механических приспособлений. В торцевой стене было нечто вроде гаражных ворот. Грофилд, шатаясь, миновал их. На ходу он заглянул в маленькое оконце на створке и увидел, что посреди склада есть свободная площадка, за которой расположена дверь в коридор, где лениво сидели два негра. В тепле. Начеку. При оружии. Грофилд их возненавидел. Сразу же за люком его рука наткнулась на выступ в стене.

Грофилд нахмурился и увидел, что это металлический ящик с кнопкой на передней крышке. Дверной звонок рядом с воротами гаража? Нет, конечно же, нет. Должно быть, на воротах есть электропривод, который открывает их, если нажать на эту кнопку.

Жалкий околевающий Грофилд поплелся дальше. Веки его отяжелели от намерзшего льда, и видеть становилось все труднее. Он добрался до угла дома и оглянулся.

А может быть?

А может быть.

Грофилд потащился обратно к воротам и изучил их более тщательно. Они имели всего одну створку. При нажатии кнопки ее верхняя часть уходила внутрь помещения, а нижний край поднимался и оказывался на улице.

Грофилд взглянул на темные окна второго этажа.

Получится ли? На воротах были ручки. Если он нажмет кнопку и встанет ногой на одну из них, то створка может поднять его на второй этаж. Надо только соскочить с этой проклятущей штуковины раньше, чем она поползет внутрь дома, стать на узкий подоконник, как-то зацепиться и открыть чертово окно. Без шума. Но с молитвой, чтобы оно оказалось не заперто.

Даже будь он в лучшей форме, такое могло бы получиться только чудом. Но что еще остается делать? А если ничего не выйдет, можно попробовать опять скрыться в темноте, пока негры будут бежать сюда из коридора. Хотя скрыться вряд ли удастся.

Впрочем, сейчас все «вряд ли удастся». А эта задумка — единственное, что сулит хоть призрачный, но успех. Была не была. Грофилд протянул руку и нажал на кнопку онемевшим большим пальцем.

Ворота оказались голосистыми. Электромотор взревел, как грузовая лебедка. Грофилд попытался упереться ногой в рукоятку на створке и прижаться к поднимающейся двери. Возможно, мотор ревел так из-за того, что к весу створки прибавился и вес Грофилда. Наверное, по той же причине ворота поднимались так медленно. Но все-таки поднимались. Чего нельзя было сказать о Грофилде. Его одежда обледенела, тело наполовину превратилось в сосульку и стало неповоротливым, колени не сгибались. Он копошился на поднимающейся двери, но металлическая створка была скользкой, и вся его возня ни к чему не приводила.

К тому же, створка медленно вползала внутрь. Прищурившись, Грофилд увидел надвигающуюся на него притолоку и понял, что она пройдет над самой его головой. Пришлось расстаться с мечтой добраться до окна второго этажа. Очевидно, он въедет на створке в гараж, а потом выедет обратно, если его не зажмет между дверью и притолокой.

Чувствуя себя последним дураком, Грофилд держался за створку, пока она не остановилась в горизонтальном положении под потолком гаража. Внизу послышались шаги, и, судя по звуку, под створкой прошел только один человек. А они не дураки. Не поперлись вдвоем выяснять, почему открылись ворота. Один остался на посту на тот случай, если Грофилд задумал отвлекающий маневр.

В гараже было гораздо теплее, чем на улице. Грофилд чувствовал приятный запах машинного масла, исходивший от электромотора. Чувствовал, что его тело прямо-таки мечтает о тепле. Он уже вполне очухался и теперь сознавал, что там, на улице, был на волосок от смерти, Грофилд был одет явно не по погоде. Чуть ли не босиком, без шапки, без рукавиц.

Через минуту-другую сторож убедится, что его нет поблизости, и опять запрет ворота. Грофилд слегка приподнял голову и огляделся.

Смотреть было особенно не на что. Стропила от стены до стены, а на них дощатый настил. Впереди — электромотор на стальном кронштейне, подвешенном к балке. Слева и справа — стальные желоба, по которым скользит дверь.

Недолго думая, Грофилд пополз по воротам, стараясь производить как можно меньше шума. Обледеневшее пальто тихо скользило по металлу. Протянув руку, он ухватился за ближайшую скобу кронштейна, на котором висел мотор, и перелез на него. Стальные уголки имели дюйма три в ширину. Грофилд ничком распластался позади мотора. Ноги его лежали на одной скобе, а грудь упиралась в другую. С великим трудом согнув колени, он просунул ступни ног в щель между балкой и деревянным потолком. Руки он кое-как запихнул за отвороты пальто, чтобы не свисали. Теперь из-под мотора торчала только его голова, но и она была не очень заметна.

Поза была весьма причудливой, но не такой уж неудобной. К тому же, Грофилд видел дверь, через которую только что проник в дом. Правда, видел вверх тормашками.

Дверь оставалась неподвижной еще три или четыре минуты. Потом она внезапно поползла вниз, а с улицы вошел человек. Он топал ногами, сбивая с ботинок снег. Человек остановился прямо под Грофилдом и прокричал что-то нечленораздельное, обращаясь к своему напарнику, который по-прежнему сидел в коридоре. Потом он повернулся и следил за дверью до тех пор, пока она не опустилась, описав дугу вдоль направляющих желобков. После этого негр взял свой автомат на плечо и, вернувшись в коридор, сел на стул рядом с напарником. Грофилд лежал неподвижно. Ему стало тепло. Тут, под потолком, где скапливался нагретый воздух, было градусов шестьдесят по Фаренгейту. Истинное наслаждение. Грофилда разморило, он расслабился и подумал, что под крышей гораздо лучше, чем под открытым небом. Глаза медленно закрылись, и он незаметно уснул.

Глава 19

Проснувшись, Грофилд первым делом подумал, что он астронавт. В сознании промелькнули обрывки сновидений. Он представил себе, как висит в пухлом скафандре рядом с кораблем в открытом космосе, и открыл глаза.

Он и впрямь летел. Бетонный пол был далеко внизу. Грофилд парил под самым потолком.

Он вздрогнул, подался назад и ударился затылком о доски потолка. На какое-то ужасное мгновение Грофилду показалось, что он падает. С трудом вытащив руки из-за отворотов пальто, он инстинктивно вытянул их и растопырил пальцы, чтобы смягчить удар.

Но потом увидел, что бетонный пол совсем не приближается, и почувствовал боль в сдавленной чем-то груди и ногах. Побрыкавшись, он высвободил застрявшие в щели ступни, при этом колени его жалобно заныли.

Боже мой, какой ужас. Грофилд вернулся к действительности и сразу же почувствовал боль. Где-то саднило, где-то кололо, а в довершение ко всему навалилось чувство черной безнадеги, повергнувшее его в уныние.

Нет, вы только посмотрите. Вот он. Висит под потолком, черт возьми, будто бабочка на просушке. А если слезет, его тотчас заметят два ублюдка в коридоре.

Так что же, оставаться здесь? Конечно, нет. Утром его начнут искать. Вероятно, они будут сновать туда-сюда. Внизу стояли два снегохода на гусеничном ходу, с полозьями впереди. Вероятно, завтра Третий мир воспользуется ими, чтобы отыскать его. Кроме того, рано или поздно кто нибудь посмотрит вверх.

Так что же делать? Забравшись сюда, он выторговал несколько лишних часов жизни, но проспал все это время. Сейчас ему было тепло, но тело онемело еще больше, чем на морозе, а положение оставалось все таким же безнадежным. Грофилд заворочался, пытаясь устроиться поудобнее, но здесь это было невозможно. Он только стукнулся локтем о мотор, и к многочисленным ушибленным местам прибавилось еще одно. Грофилд злобно посмотрел на мотор, но потом выражение его глаз изменилось, и он стал более тщательно изучать механизм.

Электромотор — он и есть электромотор. Если удастся устроить короткое замыкание, то свет в доме, возможно, погаснет, и он успеет незаметно спрыгнуть на пол. А потом спрячется в куче фермерского инвентаря и станет следить за развитием событий.

Все лучше, чем висеть. Но, будь что будет. Грофилд прижался к мотору, почти обвившись вокруг него, как удав, и провел более подробный осмотр. Вот они. Два проводка, свисавшие с привинченного к потолку ящика и прикрепленные болтиками к заднему концу мотора. Если замкнуть их, избежав удара током, и мотор и пробки должны выйти из строя.

Значит, нужен кусок железа. У Грофилда его, естественно, не было. Поискав на кожухе мотора какую-нибудь плохо закрепленную и не очень важную деталь, он тоже ничего не нашел, как и на кронштейне. Он поднял глаза, главным образом для того, чтобы обратить к Господу долгий страдальческий взгляд, и увидел гвозди в дощатом потолке. Тут и там торчали их острые кончики, местами они высовывались больше чем на дюйм. Грофилд снял правую перчатку, протянул руку, схватился за один из гвоздей и начал сгибать его. Это оказалось нелегко, но Грофилду было не занимать упорства. Чем дольше он сгибал и разгибал гвоздь, тем легче шло дело. Гвоздь нагрелся в пальцах и, наконец, стал почти нестерпимо горячим, а потом сломался, и у Грофилда в руках оказался его острый кончик длиной примерно в дюйм с четвертью.

Но самое трудное было впереди. С огромной осторожностью Грофилд вставил острие гвоздя в прорезь одного из болтов, державших проводки, и наклонил так, чтобы он упал на второй болт, когда Грофилд отпустит его. Он закусил нижнюю губу, уперся ногами в железную скобу и приготовился спрыгнуть на пол в тот миг, когда погаснет свет. Грофилд облизал губы, сглотнул слюну и отпустил гвоздь. Тот упал на второй болт, и ворота гаража начали открываться.

Неужели тут все сломано? Может, хоть что-то работает, как надо? Грофилд был так разочарован, что едва не задал этот вопрос вслух. Сперва он попытался въехать на гаражных воротах на второй этаж, а кончилось тем, что повис под потолком на первом. Потом хотел сжечь какую-то вонючую пробку, но вместо этого привел в действие механизм двери. И, кроме того, одного из сторожей. Грофилд услышал, как негр бежит по коридору в его сторону.

Следующий поступок Грофилда, скорее всего, диктовался злостью. Он ухватился обеими руками за скобу, которая поддерживала его под грудь, отбрыкался от другой скобы, державшей ноги, повис, как Тарзан на ветке, и, когда в гараже появился охранник, ударил его обеими ногами по лицу.

При этом охранник проделал нечто весьма любопытное. Его ноги устремились вверх по склону воображаемого холма, голова откинулась назад, и на мгновение он повис в воздухе в горизонтальном положении, футах в четырех над полом. Казалось, какой-то рассеянный фокусник попросту забыл его там. Однако в следующую секунду усталые руки Грофилда отпустили железную скобу, он упал задницей на живот охранника, и они вместе рухнули на пол, причем тело охранника обеспечило Грофилду мягкое приземление.

Автомат. Автомат. Автомат. Когда охранник вбежал, автомат висел у него на левом плече, но после того, как Грофилд начал хулиганить, оружие куда-то отлетело. Он принялся лихорадочно вертеться на животе бесчувственного охранника и увидел, как автомат падает на пол возле его ног. Грофилд метнулся за ним, схватил, перевернулся на спину и посмотрел на дверь. Он увидел в коридоре второго охранника. Тот разворачивался, чтобы взглянуть, что случилось.

Грофилд показал ему автомат, но стрелять не стал, потому что хотел избежать лишнего шума и кровопролития: ему мог еще пригодиться пуховик охранника. Однако негр не разделял его желаний. Он выпустил в Грофилда короткую очередь, но совершил обычную при стрельбе сверху вниз ошибку, и пули просвистели выше цели. Они ударили в бетон и рикошетом отлетели в сугроб на улице.

Что ж, ладно. Грофилд спустил курок. Автомат у него в руках затрясся, и охранник, перевалившись через два стула, стоявших в коридоре, упал на спину.

Грофилд перевернулся на правый бок и на несколько секунд застрял в этом положении. Он не мог шевельнуться, не выпустив из рук автомат. Ему удалось подняться на колени рядом с бесчувственным часовым, и он увидел, как гаражная дверь завершает свой путь вверх по направляющим желобкам.

Грофилд устремил взгляд в холодную уличную тьму. Он видел два других дома, теперь почти не освещенных. Они стояли довольно далеко… Интересно, слышали там стрельбу или нет? Две короткие очереди, и обе были выпущены в доме. Вероятно, их не заметили. В любом случае придется положиться на судьбу. Дверь поднялась, лязгнула и опять поползла вниз. Что ж, прекрасно. Грофилд подобрал автомат и медленно встал, опираясь на него. Он поднялся как раз в тот миг, когда створка опустилась. Она опять щелкнула и лязгнула, а потом снова поехала вверх.

Проклятье. Грофилд в отчаянии огляделся по сторонам и увидел у стены справа стремянку. Обойдя снегоход и маленький бульдозер, Грофилд схватил ее и, спотыкаясь, потащил к выходу. Поставить лестницу оказалось нелегко, а лезть по ней ему очень не хотелось. Пока он возился, створка ездила то вверх, то вниз и успела совершить путешествие туда и обратно, прежде чем Грофилд, наконец, набрался решимости и полез вверх по стремянке.

Стоило кому-нибудь в усадьбе случайно выглянуть из окна, и все. Они увидят, как желтый прямоугольник на стене склада то сужается и исчезает, то появляется опять и делается все шире. Рано или поздно кому-нибудь придет в голову послать сюда охрану, чтобы выяснить, в чем дело.

Грофилд поднялся наверх одновременно со створкой, но побоялся взяться за гвоздь голыми руками. Он торопливо спустился на пол, отыскал в кармане бесчувственного охранника смятую пачку сигарет и, поднявшись по лестнице, дождался, пока створка опустится опять. Как только она щелкнула и лязгнула, Грофилд пустил в ход пачку, пытаясь вытолкать застрявший между болтами обломок гвоздя. Тот скатился с мотора и с тихим звоном упал на бетон.

Грофилд застыл на площадке стремянки, с сомнением глядя на створку ворот. Она остановилась. Грофилд улыбнулся. Спустившись с лестницы, он подошел к охраннику, на котором еще недавно сидел верхом. Тот был без сознания, но дышал. А на ногах у него оказались чудесные кожаные сапожки с голенищами до колен.

Впервые за всю свою воровскую карьеру Грофилд стаскивал обувь с бесчувственного человека. Он чувствовал себя гнусным мародером, но сейчас было не время впадать в профессиональный снобизм. Он снял с охранника сапоги и носки, потом сбросил холодные, насквозь промокшие башмаки и, усевшись на бетон, примерил обувку негра. Обнаружив, что сапоги на меху, Грофилд улыбнулся блаженной улыбкой пьяницы.

Сапоги пришлись впору. Может, чуть великоваты, но все равно лучше башмаков, которые жали даже после того, как пропитались влагой. Пуховик охранника тоже был значительно удобнее, чем пальто Грофилда, поэтому он махнулся с негром не только обувью, но и одеждой. Потом подхватил автомат и подошел ко второму охраннику.

Тот был мертв. Грофилд забрал его оружие, стараясь не дотрагиваться до тела. На полу возле перевернутых стульев валялись меховые шапки, перчатки и четыре запасных магазина. Оттащив свою добычу в гараж, Грофилд разложил ее на полу, потом подхватил охранника под мышки и затащил его в пустую кладовку. Вернувшись в гараж, он вытащил из своих башмаков шнурки и привязал запястья негра к лодыжкам, потом запер дверь кладовки на засов и отправился обследовать дом.

Он был прекрасен. Тут хранились все запасы провизии и выпивки, стирального порошка и мыла, бензина в канистрах, масла и лампочек, еще бог знает чего. Грофилд отыскал консервный нож, открыл банку говяжьей тушенки и съел ее прямо руками, без подогревания.

В последующие полчаса он был очень занят, обшаривая комнаты и отыскивая вещи, которые могли ему пригодиться. Все свои находки он относил в гараж и складывал на полу. Покончив с этим, Грофилд запасся консервами, водостойкими спичками, одеялами и фонариком, потом вытолкал из угла снегоход и принялся грузить в него свой скарб. В снегоходе было два места, переднее и заднее, и Грофилд запихнул снаряжение и припасы назад, накрепко привязав веревками все, за исключением фонарика и одного из автоматов. Проверив бензобак снегохода, Грофилд убедился, что тот полон, и натянул перчатки. Приготовления были завершены. Возле ворот на стене гаража была кнопка. Нажав ее, Грофилд поднял створку и вытолкал снегоход на улицу, потом закрыл гараж, запустил мотор снегохода, включил передачу, и маленькая машинка послушно поехала вперед, неся Грофилда по снегу, еще недавно причинявшему ему столько тягот и неудобств. Он сделал большой крюк, обогнул усадьбу, а потом поехал прямо. Время от времени он оглядывался, дабы убедиться, что по-прежнему удаляется от домов, но большей частью смотрел вперед. Грофилд напрягал глаза, вглядываясь во мрак, и ехал по сугробам, один-одинешенек, лишенный даже общества деревьев. Знай он, как выглядит Полярная звезда, то мог бы проложить целенаправленный маршрут. Но Грофилд ничего не смыслил в штурманском деле. Придется ждать рассвета, только тогда можно будет более-менее точно определить направление на юг. А пока вообще не имело смысла куда-либо ехать.

Разве что убраться подальше от усадьбы, полной врагов. Вот почему он не останавливался. Могло статься, что он вообще едет на север, хотя Грофилд надеялся, что это не так. Главное — убраться прочь. Они смогут пойти по следу только утром, а к тому времени он уже направится на юг и ускользнет от этой шайки ненормальных.

Разумеется, придется еще разбираться с Кеном, но с этим можно не торопиться. Утро вечера мудренее, так, кажется, говорят.

Спустя какое-то время Грофилд остановился. Оглянувшись раз-другой, он не увидел никаких огоньков: между ним и усадьбой было слишком много высоких сугробов, заслонявших собой сельский пейзаж. Наверное, он уже достаточно далеко и может спокойно дождаться рассвета.

Грофилд спустился в низину, защищенную от легкого ледяного ветерка. Достав два одеяла, он расстелил их на снегу, одно поверх другого, лег и завернулся с ног до головы. Натянув шапку пониже, Грофилд прикрыл ею лоб и уши, улегся на бок, свернулся калачиком и затих до утра.

Глава 20

Пальба.

Пригревшись, Грофилд дремал в своем коконе из одеял; его желудок спокойно переваривал вторую банку холодной говяжьей тушенки. Грофилд не сразу услышал приглушенные расстоянием звуки — треск, стрекот и отрывистый лай.

Он нахмурился, сел и прислушался. Звуки доносились издалека, очередями, сменявшимися тревожной тишиной. Господи, да там идет настоящее сражение! Где же? Разумеется, в усадьбе. Грофилд сбросил одеяла и поднялся. Теперь он видел тусклое красное свечение на горизонте в той стороне, откуда приехал.

Что же это? Неужели они подожгли усадьбу?

А может, там Кен? Спасательная партия? Неужели эти сукины дети все-таки вживили ему под кожу радиопередатчик?

Он никак не мог решить, радует его эта мысль в сложившихся обстоятельствах или огорчает.

В любом случае надо узнать, что происходит. Может, это всего лишь стычка между членами милой компании, а если так, он, вероятно, сумеет извлечь выгоду из их свары.

Грофилд свернул одеяла, снова привязал свои пожитки к снегоходу, повесил на плечо автомат, завел мотор и поехал в сторону мерцающего зарева. Минуты через две снегоход взобрался на высокий сугроб, и он увидел пожарище. Один из флигелей был объят пламенем, возле двух других строений суетились освещенные красными сполохами огня фигурки людей. Они проворно, но бестолково сновали туда-сюда.

Грофилд повернул руль вправо и поехал вокруг усадьбы, стараясь замечать все, что происходит, и при этом оставаться незамеченным. Оказалось, что его занесло прямо к озеру, на которое накануне сел самолет. Чуть погодя Грофилд увидел на льду еще одну крылатую машину. На ней стоял прожектор, направленный на главное здание усадьбы.

Неужто и впрямь Кен? На освещенном пространстве перед усадьбой не было видно ни одного человека, все действие разворачивалось на задах дома, в неверном свете пожарища. Самолет с прожектором маячил на озере черной глыбой, и было невозможно определить, чей он. Но даже если это не Кен с сотрудниками, все равно эти люди атакуют Рагоса, Позоса и компанию, а враги этой шайки его, Грофилда, друзья. По крайней мере, сейчас он думал именно так.

Впрочем, не надо принимать опрометчивых решений. Поэтому Грофилд не поехал прямо к самолету, а взял чуть в сторону и подобрался к нему сзади. Снегоход двигался отнюдь не бесшумно, его мотор работал чуть тише газонокосилки, но звуки, доносившиеся из-за усадьбы, напрочь заглушали все остальные шумы. Рев пламени, сам по себе на удивление громкий и зловещий, смешивался с выстрелами, восклицаниями, криками и воплями участников стычки. Подъехав к самолету, Грофилд увидел его силуэт на фоне освещенного прожектором берега озера. Это был либо тот же двухмоторный транспортник, на котором они вчера прилетели сюда, либо очень на него похожий. Если самолет тот же самый, что это означает? Возможно, междоусобную войну.

Грофилд уже почти добрался до хвоста самолета, когда из-за угла усадьбы выбежали два человека с пистолетами в руках. Пригнувшись, они бросились к самолету, хотя Грофилд не заметил, чтобы за ними кто-нибудь гнался. Когда они приблизились, из среднего люка показался еще один парень. Он торопился навстречу приятелям.

Этот человек в самолете показался Грофилду знакомым, хотя он мог и ошибиться. Трое мужчин остановились под крылом и принялись совещаться, крича во все горло и размахивая руками. Они общались не по-английски. Грофилд не был языковедом, но их речь показалась ему похожей на говор того парня, который убил Генри Карлсона.

И почему один из этих троих знаком ему? Кто он такой, черт возьми? Грофилд вылез из снегохода и затрусил к самолету, потом осторожно подкрался ближе. Оказавшись возле крыла, он пригнулся и принялся рассматривать из-под фюзеляжа трех жестикулирующих мужчин. Тот, что показался ему знакомым, был «доктором». Именно он участвовал в похищении Грофилда. Густые усы, и так далее. Сейчас он что-то кричал, но не по-английски и не по-французски.

Кто же они? Квебекские сепаратисты? Но разве в такой глухомани начинают вооруженный мятеж? Нет, должно быть какое-то другое объяснение. Но сейчас не время его искать. Грофилд снял с плеча автомат и побежал обратно к снегоходу, то и дело оглядываясь. Его никто не заметил. Он забрался на переднее сиденье и поехал по льду озера прочь, подальше от шума и света.

Грофилд не знал, из-за чего сыр-бор, но понимал, что ни одна из враждующих сторон не станет его союзницей, а посему лучше всего убраться подальше и отсидеться, пока не кончится заваруха. А завтра утром он пойдет на пепелище и посмотрит, есть ли там, чем поживиться. Может, найдется компас. Это было бы просто чудесно.

Он думал о компасе, путешествии на юг и горячем душе, когда увидел впереди вспышку. Мгновение спустя что-то обожгло его левое плечо. Грофилд тотчас же свалился с сиденья на лед и перевернулся на живот, сжимая в руках автомат. Снегоход проехал по инерции еще несколько ярдов, потом остановился. Мотор заглох.

Зная, что его видно на фоне зарева, Грофилд не шевелился и вглядывался в темноту.

Скрип снега под подошвами. Грофилд не поднимал головы и прислушивался к нарастающему звуку шагов. Он уже хотел перевернуться и открыть пальбу, но тут увидел футах в шести от себя зеленые лыжные брюки. Грофилд заколебался. Вивьен сделала еще шаг, и Грофилд, вместо того, чтобы выстрелить, бросился вперед. Он ударил ее прикладом автомата по коленям и услышал, как она вскрикнула. Вивьен рухнула, словно из-под ног у нее вдруг выдернули коврик. Одной рукой Грофилд выбил у девушки пистолет, а другой вцепился ей в горло. Она была похожа на пушного зверька. Меховая шуба, меховая шапка с меховыми завязками под подбородком. Грофилд не сразу проник сквозь всю эту шерсть, но в конце концов добрался до шеи. Девица извивалась и дергалась, била его запрятанными в рукавицы кулачками, и в конце концов Грофилд не придумал ничего лучшего, чем схватить ее за шапку и разок-другой приложить головой об лед.

Бойцовский дух разом улетучился, руки Вивьен повисли как плети, глаза подернулись поволокой. Грофилд подобрал автомат, поднялся, отыскал в снегу пистолет Вивьен и похлопал им себя по боку, чтобы отряхнуть снег, после чего сунул оружие в карман пуховика и зашагал к снегоходу. Он уже садился, когда Вивьен окликнула его по имени. Грофилд оглянулся и с трудом различил во тьме ее силуэт. Она уже успела сесть.

— Почему бы вам не довести дело до конца? — с горечью спросила девица. Или вы хотите, чтобы меня убили ваши дружки?

— Они вовсе не мои дружки, — ответил Грофилд. — Если вы говорите о той шайке, которая напала на вашу шайку, то никакие они мне не друзья.

Вивьен молчала. Грофилд не видел ее лица, поэтому в конце концов пожал плечами и опять принялся заводить мотор. Но тут девица сказала:

— Я вам не верю.

— Таков уж мой удел — удирать от своих друзей, — ответил Грофилд и запустил двигатель.

— Подождите! Прошу вас, подождите!

Он раздраженно повернулся и посмотрел в ее сторону.

— Чего мне ждать?

— Я думала, что они ваши люди, потому и стреляла в вас. Я бы не стала этого делать, если б знала.

— Я это запомню, — сказал Грофилд, берясь за рычаг переключения передач.

— Нет! Пожалуйста, выслушайте меня!

И почему он не бросил ее там? Разве она не стреляла в него? Разве не науськала на него этого полковника с жестяными звездами на погонах? Но ему вспомнилось выражение сомнения на лице Вивьен, которое он заметил перед тем, как выпрыгнул из окна, и то, как она неистово махала ему руками, когда он стоял внизу. Грофилд заколебался.

Ему пришло в голову, что, если девица влипла и ей не к кому обратиться за помощью, можно заключить с ней сделку. Он ей — защиту, она ему — сведения. Таким образом, он наконец-то узнает, что тут творилось. Разве это не обрадует Кена? Если, конечно, Грофилду суждено еще раз встретиться с Кеном и вообще увидеть цивилизацию.

Он запустил мотор и сказал:

— Ладно, слушаю.

Вивьен поднялась и заковыляла к нему, держась за ушибленное колено.

— Мне нужна ваша помощь, — сказала она. — И дело не во мне одной, а во всех нас.

— Не подходите слишком близко, — предупредил ее Грофилд.

— Стойте на месте. Я вас вижу, а вы оттуда меня не достанете. — Я не собираюсь на вас нападать, — ответила Вивьен. — Я думала, это ваши люди. Будь иначе, я бы не стала стрелять.

— Вы это уже говорили.

— Не понимаю, почему американцы так себя ведут. Стреляют, убивают, ни с того ни с сего поджигают дом. Не могу понять. — Они не американцы, — сказал Грофилд. — Они вообще неизвестно кто.

— Нельзя допустить, чтобы они захватили… — Вивьен умолкла, в отчаянии качая головой. — Надо их остановить. Вы должны мне помочь.

— Вы хотите сказать, что я многим вам обязан?

— Я никогда не желала вашей смерти. Я думала, они опять вас запрут. Вы сами виноваты. Не захотели сидеть под замком и вынудили полковника принять решение убить вас. А я хотела, чтобы вас просто куда-нибудь упрятали.

— Благодарствуйте.

— Потому что я вам не доверяла, — сказала Вивьен. — И вы должны согласиться, что это справедливо, признав, что я имела все основания не доверять вам. Вы хотели получить возможность все разнюхать и поэтому отказались сидеть под замком. Разве не так?

— Не обязательно было запирать меня, чтобы что-то скрыть.

— Вы слишком пронырливы, — возразила Вивьен. — Видите, я говорю то, что думаю. Мне жаль, что все так вышло. Я не думала, что у вас хватит тупости ставить полковнику ультиматум, и была права, призывая не оставлять вас на свободе.

Грофилд покачал головой и усмехнулся.

— Вы так сладкоречивы, — сказал он. — Вы вскружили мне голову, честное слово.

— Но я не хотела вашей смерти, — заявила девица. — Там, в усадьбе, я уже собиралась подать голос в вашу защиту, только это было совершенно невозможно. Вы сами лишили полковника выбора. Он не мог пойти на такое унижение.