Разумеется, он должен будет все тщательно продумать, ему придется быть вдвое осторожнее и хитрее, чем обычно. Дрожащими от возбуждения пальцами он набрал номер в Ньюарке, совершенно позабыв о разнице во времени и подняв с постели капитана Чайлдса.

— В таком случае возвращаюсь к своей машинке.

– Доставьте самолет в Эр-Рияд, – приказал Наджиб, с каждой минутой чувствуя, как растет в нем возбуждение.

Пока я выжимал из себя очередную страницу, я слышал, как она разговаривает сама с собой на кухне. Всего я не разобрал. Однако сквозь бормотание время от времени всплывало мрачное пророчество: «Перережет прямо в постели или еще что-нибудь».

Он снова принялся ходить по комнате, но шаги его уже не были медленными и бесцельными.

— Нет, все это очень подозрительно, — заявила Рут, когда все мы тем же вечером сидели за столом.

Теперь, когда на смену слепоте пришел яркий свет, его замыслы не знали границ. Голова гудела от новых идей, планов и схем.

Я улыбнулся Филу, и он улыбнулся мне в ответ.

Ему потребуется яхта, поскольку она оборудована вертолетной площадкой и – что важнее – вертолетом «Белл Джет Рейнджер» дальнего радиуса действия.

Остановив взгляд на телефонном аппарате, он сделал еще один звонок, на этот раз в Монте-Карло, где на первоклассной стоянке с внутренней стороны волнореза стояла его яхта.

— И я того же мнения, — согласилась Мардж. — Кто вообще когда слышал, чтобы пятикомнатная квартира с мебелью сдавалась всего за шестьдесят пять в месяц? Плита, холодильник, посудомоечная машина — просто фантастика.

На этот раз он поднял с постели капитана Делькруа.

— Девочки, — призвал я. — Давайте не будем уходить от сути вопроса. Надо радоваться такой удаче.

– Утром заводите двигатели, – приказал Наджиб полусонному капитану, – и на полной скорости через Суэцкий канал следуйте в Оманский залив, где будете дрейфовать вдоль побережья.

— О! — Рут тряхнула хорошенькой светловолосой головкой, — Если тебе кто-нибудь скажет: «Слушай, старик, вот тебе миллион долларов», ты ведь, скорее всего, возьмешь.

От Оманского побережья дворец отделяли сто восемьдесят воздушных миль. Триста шестьдесят миль в оба конца – это чуть меньше, чем радиус действия вертолета, оборудованного дополнительными топливными баками. А вертолет, похоже, это как раз, то, что ему нужно.

— Я наверняка возьму, — сказал я, — а потом побегу со всех ног.

Но Дэлии он ничего не скажет, подумал Наджиб. Пока рано. Он откроется ей только тогда, когда все будет готово и все мосты будут сожжены.

— Какой же ты наивный, — сказала она, — Тебе кажется, что люди… люди…

Он плюхнулся на согретую солнцем постель и, положив под голову руку, закрыл глаза. Упиваясь теплом, Наджиб улыбался. Теперь, приняв правильное решение, он чувствовал себя превосходно. Честно говоря, он вообще не припоминал, чтобы ему когда-нибудь было так хорошо.

Он поможет ей бежать, преодолеет все препятствия, которые встретятся на их пути.

— Достойны доверия, — подсказал я.

Поступив так, ему, возможно, удастся доказать ей, что его любовь искренна. И, может быть, таким образом, он искупит свою вину за те боль и ужас, которые ей пришлось испытать.

— Ты думаешь, будто каждый из них Санта-Клаус!

Приняв решение, Наджиб наконец впервые за много дней провалился в глубокий, живительный и совершенно безмятежный сон в сиянии лучей, которыми солнце заливало его постель.

— Все-таки это действительно несколько странно, — вставил Фил. — Подумай об этом, Рик.



Я думал об этом. Пятикомнатная квартира, новенькая, обставлена прекрасной мебелью, посуда… Я поджал губы. Можно позабыть обо всем, сидя за пишущей машинкой. Может быть, они правы. Я кивнул. Я принимал их доводы. Но разумеется, не сказал об этом вслух. Чтобы испортить мою и Рут невинную игру в войну? Ни за что.

Огромная, достойная современной одалиски кровать была завалена книгами и журналами, которые Дэлии удалось найти. Мягко горел ночник, стакан воды и пульт дистанционного управления телевизора были под рукой, из стерео неслась нежная музыка – «Мужчина и женщина», «Тема Лары», «Лунная река».

— А мне кажется, они берут слишком дорого, — заявил я.

Посреди всего этого лежала Дэлия, натянув до подбородка стеганое шелковое покрывало и защитив глаза от света черной бархатной повязкой. Лежала неподвижно, как статуя, и только неровное дыхание выдавало, что она бодрствует.

— О… Боже! — Рут приняла это за чистую монету, как и всегда, — Дорого? А пять комнат! Мебель, посуда, постельное белье… телевизор! Чего тебе еще надо, бассейн?

Чего только она ни перепробовала: считать овец, считать от ста до нуля, молиться, мысленно заставлять неметь тело, начиная с пальцев ног, как учил ее Тоши Ишаги. Дэлия пролистала кучу журналов и пыталась читать книгу. Затем откинулась на подушки, убежденная в том, что если все другие средства бессильны, то уж Мантовани точно унесет ее в царство снов.

— Ну, может, самый маленький? — произнес я смиренным тоном.

Ну что же, она ошиблась. Последние два часа только и делала, что беспокойно ворочалась, без конца взбивая пуховые подушки.

Она посмотрела на Фила и Мардж.

В конце концов она села, стянула с лица повязку и, отшвырнув ее прочь, стукнула кулаком по кровати.

— Давайте обсудим все спокойно, — предложила она. — Давайте сделаем вид, что четвертый голос, который мы слышим, это просто ветер за окном.

Бесполезно. Ничего не помогало. Как ни старалась она выбросить все мысли из головы и забыться спокойным сном, перед ее взором, приводя в исступление, то и дело настойчиво вставало лицо – кого бы вы думали? – Наджиба Аль-Амира! Наджиба Аль-Амира, мерзавца, равного которому нет на свете, подонка, по сравнению с которым все остальные подонки казались младенцами, арабского преступника, благодаря которому – ей это было прекрасно известно – она и попала в эту переделку. Чтоб его четвертовали, а потом пусть он вечно горит в аду на медленном огне! Чего только она ни перепробовала, чтобы изгнать его из своих мыслей. Дошла даже до того, что стала придумывать для него подходящий конец: расчленение в результате страшной аварии; перелом позвоночника, из-за которого он становится калекой; проказа в последней стадии; кастрация, что звучало наиболее заманчиво. Когда же и это не помогло, она попыталась мысленно убить его, представляя себя кем-то вроде безумной оперной Медеи. В мыслях Дэлия то закапывала его, то била дубинкой, то казнила на электрическом стуле. Она испробовала все способы убийства, которые только смогла вспомнить, в том числе и самые ужасные: электронож, паровой утюг и паяльную лампу. Но его лицо выходило из всех этих воображаемых злоключений целым и невредимым, и от этого она злилась все больше и больше.

— Ну вот, я ветер за окном, — сказал я.

В конце концов, чувствуя, что ее нервы по-прежнему натянуты, как стальные пружины, она резко откинула покрывало и выскочила из постели. Дэлия была так напряжена, что у нее дрожали руки. Затем она опустилась на край кровати и принялась тереть ладонью глаза. Нужно взять себя в руки! Иначе, если она не будет осторожна, то просто заболеет. Слишком уж велика амплитуда: от глубочайшего отчаяния до страшного гнева.

— Послушайте, — Рут вернулась к своим предсказаниям, — а что, если это место совсем не то, чем кажется? Я имею в виду, может, им просто нужны люди для прикрытия? Это объясняло бы низкую цену. Помните, как все кинулись сюда, когда начали сдавать квартиры?

Это так на нее не похоже. Так странно. Что с ней творится?

Я помнил, точно так же, как и Фил с Мардж. Единственная причина, по которой мы заполучили эту квартиру, состояла в том, что мы случайно проходили мимо, когда дворник вывешивал объявление о сдаче внаем. Мы сейчас же вошли. Я помню наше изумление, наш восторг от цены. Мы решили, что настало Рождество.

А ночь все тянулась – казалось, ей не будет конца.

Она призывала сон. Если бы только удалось поспать, тогда хотя бы на несколько благословенных часов она перестала бы о нем думать! Как было бы чудесно!

Мы оказались первыми квартирантами. На следующий день дом превратился в осажденный форт Аламо[8]. Снять здесь квартиру было уже совсем не просто.

Дэлия снова залезла в кровать, натянула на себя покрывало и закрыла глаза, но еще долго лежала без сна.

— В общем, есть в этом что-то странное, — завершила Рут, — Кстати, вы обратили внимание на нашего дворника?

Никогда прежде ей не доводилось испытывать такую муку, такой гнев и такую полную беспомощность.

— От него мурашки по спине, — осторожно вставил я.

Он, ее враг, завладел всеми ее мыслями, не позволяя ей изгнать его оттуда.

Проклятье!

— Это точно, — засмеялась Мардж. — Господи, он просто сошел с экрана. Такие глаза. Он просто вылитый Питер Лорре.

Как будто мало всех бед, связанных с ее похищением, теперь приходится сражаться с голосом собственного сердца – смятением чувств и крайним волнением. Часы шли за часами, а он по-прежнему стоял перед ее мысленным взором, его хищные глаза жадно вглядывались в нее, проникая все глубже и глубже, как будто пытались выведать какую-то тайну.

— Вот видишь! — торжествующе воскликнула Рут.

Она была…

— Детишки, — произнес я, взмахнув рукой в знак вынужденного примирения, — если что-нибудь нехорошее и происходит у нас за спиной, пусть себе происходит. Нас никто не заставляет принимать в нем участие или страдать из-за него. Мы живем в отличном месте за отличную цену. Так что же нам теперь делать — докопаться до сути и все испортить?

Дэлия поспешно отогнала от себя эту мысль.

— А что, если это заговор против нас? — спросила Рут.

Этого она не вынесет. Только не те желания, которые он пробуждал в ней. Они слишком порочны, чтобы даже думать об этом. Может быть, с надеждой решила Дэлия, если она выберется из этого проклятого места и очутится далеко отсюда, тогда старая поговорка «С глаз долой – из сердца вон» еще раз докажет свою правоту и ей удастся вычеркнуть его из памяти. Не мог же он в самом деле пробраться так глубоко внутрь нее, что навсегда останется в душе?!

А может быть, именно это и произошло?

— Какой заговор, детка? — удивился я.

Наконец перед самым рассветом она забылась неглубоким, тревожным сном. И, конечно, во сне видела его – кого же еще? Он держал ее в плену своих рук, крепко сжимая в стальных объятиях, и эти объятия были такими реальными и живыми, что она чувствовала жар его тела и слышала быстрое биение его сердца.

— Не знаю, — сказала она. — Но я чувствую что-то.

Он был горячим, и твердым, и восхитительно влажным…

— Помнишь тот раз, когда ты чувствовала, что в ванной завелись привидения? — поинтересовался я. — Так то была мышь.

Дэлия проснулась в холодном поту. В висках стучало, сердце билось как бешеное. Она была в смятении, вся дрожала, стыд и горькая ненависть к самой себе переполняли ее. Сон показался ей слишком реальным; у нее было такое чувство, как будто ее вываляли в грязи, унизили, изнасиловали. Как могло такое даже присниться?

Она принялась собирать тарелки.

Но почему же тогда, хитро нашептывал внутренний голос, она так сильно его ненавидит и в ее сердце горит это предательское пламя желания?

— Ты тоже замужем за слепцом? — спросила она Мардж.

Дэлия провела рукой по волосам. Почему именно он? Проклятье, проклятье и еще раз проклятье! Почему именно он?

— Все мужчины слепцы, — сказала Мардж, сопровождая мою несчастную провидицу на кухню, — С этим приходится мириться.

Мы с Филом закурили.

Она с трудом села, и в эту минуту действительно пришла в ужас от самой себя. Сон был таким реальным, полным такой страсти, что она физически отреагировала на него: внутренние поверхности ее бедер были липкими.

— Ну а теперь шутки в сторону, — сказал я так, чтобы девочки не услышали. — Как ты считаешь, здесь что-то не то?

Она потянулась рукой вниз, ощутив сочившуюся между ног влагу, и на мгновение окаменела от ужаса. Затем пулей выпрыгнула из постели и как безумная огляделась по сторонам. Первым, что попалось ей под руку, была тяжелая хрустальная сигаретница.

Он пожал плечами.

Пульс яростно бился. Кровь стучала в висках.

— Не знаю, Рик, — сказал он. — Совершенно очевидно только одно: это чертовски странно — платить за такое жилье так мало.

— Угу.

Придя в ярость от страшного разочарования и испытывая потребность причинить кому-нибудь боль – ему… чему угодно, – она нацелилась сигаретницей в одно из двух бесценных венецианских зеркал, холодно мерцающих на обитой розовой замшей стене.

Да, подумал я наконец всерьез.

И со всей силой швырнула ее.

Странно это все.

Следующим утром я остановился поболтать с нашим участковым. Джонсон пешком патрулирует окрестности. Он говорил мне, что в нашем районе имеются банды, сложная дорожная ситуация да и за детьми необходимо приглядывать, особенно после трех часов дня.

В ту же секунду испещренное крапинками антикварное зеркало покрылось паутиной трещин, угол барочной рамы отломился и медленно и беззвучно упал на ковер.

Он славный парень, этот Джо, весельчак. Я каждый раз останавливаюсь с ним поболтать, когда куда-нибудь выхожу.

Затем, впервые с тех пор как ее похитили, она рухнула на колени и, склонив к ковру голову, как будто умоляя о чем-то, разразилась слезами…

— Моя жена подозревает, что в нашем доме происходит что-то противозаконное, — сказал я ему.



— И я подозреваю то же самое, — сказал Джонсон чертовски серьезным тоном. — Я невольно прихожу к выводу, что за этими стенами шестилеток заставляют плести корзины при свете свечей.

— Под надзором горбатой старой карги с кнутом, — добавил я.

Он печально кивнул. Потом огляделся по сторонам с заговорщическим видом.

Пятнадцать часов спустя принадлежащий Наджибу «Боинг-727» совершил посадку в 375 милях к северу от Эр-Рияда.

— Но только ты никому не говори, — попросил он, — Я хочу сам раскрыть это дело.



Я похлопал его по плечу.

— Джонсон, — сказал я. — Твоя тайна умрет вместе со мной.

Приближающаяся пресс-конференция страшила их всех, но для Тамары превратилась в настоящий кошмар. Она знала, что, благодаря той известности, которой пользовалась Дэлия, пресс-конференция и в ее отсутствие станет событием мирового значения. Дэни сказал Тамаре, что ей необязательно там быть, но она с ним не согласилась.

— Я тебе так благодарен, — сказал он.

– Я – мать Дэлии, – решительно заявила она. – Я обязана там быть. Ты это знаешь не хуже меня. – И прочла облегчение в глазах Дэни, сразу поняв его причину. Для того чтобы добиться нужного им размаха освещения в прессе, она, давно покинувшая экран платиновая блондинка – кассовая звезда тридцатых годов – должна была сыграть роль приманки, которой будут размахивать перед носом прессы.

Мы засмеялись.

Тамара понимала, что событие это станет мечтой каждого журналиста, так как обладало всеми составляющими, необходимыми для увеличения тиража и заполнения эфирного времени: здесь были и преступление, и тайна, и сразу две знаменитые кинозвезды, одна из которых до сего дня жила жизнью затворницы. Начиная с сегодняшнего дня и еще в течение долгого времени, после того как с похищением будет покончено, средства массовой информации будут разрабатывать эту тему, всеми силами поддерживая ее огонь, пока не угаснет последний уголек. Не надо было обладать богатым воображением, чтобы представить себе сенсационные заголовки, с которыми выйдут вечерние газеты:

— Так как поживает супруга? — спросил он.

«ПОХИЩЕНИЕ ИЗВЕСТНОЙ КИНОЗВЕЗДЫ».

— Подозревает, — сказал я. — Любопытствует, Расследует.

«КИНОЗВЕЗДА ПРЕДСТАНЕТ ПЕРЕД ОБЪЕКТИВОМ ПОСЛЕ СОРОКА ЛЕТ ЗАТВОРНИЧЕСТВА».

— Все как всегда, — заметил он. — А значит, все в порядке.

«ВНУЧКА ИЗРАИЛЬСКОГО ГЕРОЯ ПРОПАЛА БЕССЛЕДНО».

— Точно, — сказал я. — Наверное, пора запретить ей читать журналы со всякой научной фантастикой.

«ЗНАМЕНИТАЯ СЕМЬЯ ПРЕБЫВАЕТ В СОСТОЯНИИ ШОКА».

— А что она подозревает? — поинтересовался он.

Справиться со всей этой известностью будет нелегко, но для Тамары самым трудным было поделиться личным, узкосемейным горем с публикой. После своего ухода из Голливуда она отчаянно пыталась окружить себя и свою семью непроницаемой стеной, но теперь все оборонительные заграждения рухнут под натиском журналистов, которые станут осаждать друзей, соседей, знакомых, партнеров Дэлии и ее самой, и многих давно забытых людей, которые выползут на свет, чтобы дать интервью. В их частной жизни не останется ни одного нетронутого уголка.

— Ну… — Я усмехнулся. — Это только предположение. Она считает, что рента слишком мала. Все кругом платят на двадцать — пятьдесят долларов больше, чем мы, как она утверждает.

Назначенная на одиннадцать часов утра пресс-конференция должна была состояться на улице перед многоквартирным домом на отгороженной автостоянке. К половине восьмого, когда Тамара в первый раз вышла на балкон с чашкой кофе, она с ужасом обнаружила, что представители прессы уже начали собираться, как стая голодных стервятников, а начиная с восьми часов число микрофонов, устанавливаемых снаружи, все росло и росло. Три полицейских и агент из Шин Бет сдерживали натиск репортеров, пытавшихся прорваться в дом, но троим все же удалось войти внутрь, выдав себя за жильцов. В конце концов все четыре входа в здание были блокированы полицией.

— Это правда? — спросил Джонсон.

К девяти часам фургоны и легковые автомобили, принадлежащие различным редакциям средств массовой информации, выстроились в два ряда вдоль всей улицы Хаяркон, и с каждой минутой число их стремительно возрастало. Но и это было еще не все: уличные торговцы, привлеченные возможностью быстрой наживы, расставляли где только можно свои тележки.

— Ага, — сказал я, тыкая его кулаком в плечо. — Но только никому. Не хочу, чтобы об этом пронюхал арендодатель.

Все это сильно смахивало на праздничный карнавал. Не хватало только оркестра. К этому времени Тамара уже смирилась с тем, что ее ожидало, понимая, что скоро сюда стекутся толпы любопытных прохожих и жителей окрестных домов и тогда толпа примет невообразимые размеры.

И я направился в магазин.

Тамара, сцепив перед собой руки и мрачно опустив голову, ходила взад-вперед по длинной гостиной, которую они переделали четыре года назад, купив соседнюю квартиру и сломав перегородки, вновь и вновь повторяя один и тот же маршрут: от соснового стола, над которым висел ее обожаемый Матисс, до ниши в дальнем конце комнаты, заставленной книжными полками.

— Я так и знала, — сказала Рут. — Я знала!

Мысли о Дэлии не покидали ее ни на минуту. Хотя она всегда говорила, что любит Ари не меньше, в глубине души знала, что это не так. Дэлия была ее любимицей. Как сильно она ни любила Ари, он был больше похож на Дэни. Но Дэлия унаследовала ту опасную искру независимости, которая некогда была ее собственной отличительной чертой; она ушла в большой мир, готовая, если надо, штурмом взять его, точно так же, как когда-то поступила сама Тамара. Огонь, некогда горевший в ней, теперь горел в Дэлии. Тамара всегда стремилась защитить детей от страшных сторон жизни. Каким тщетным оказалось это желание! Доказательством тому были судьбы Азы и Дэлии. Только в сказках желания сбываются, а реальная жизнь имеет очень мало общего со сказкой.

Она впивалась в меня взглядом, отгородившись тазом с влажным бельем.

К ней подошел Дэни, и она, приподнявшись на цыпочки, скользнула в его объятия.

— Что ты знала, дорогая? — спросил я, опуская на стол пачку бумаги, за которой ходил на другой конец улицы.

– Не надо смотреть так испуганно, – нежно сказал он.

— Это место просто прикрытие, — сказала она. Она взмахнула рукой. — Ничего не говори, — сказала она. — Просто послушай меня.

Тамара подняла на него широко раскрытые глаза и кивнула в сторону окна.

Я сел. Подождал немного.

– Дэни, там внизу настоящий цирк, – дрожащим голосом промолвила она.

— Да, дорогая, — сказал я.

– Они пришли только для того, чтобы помочь.

— Я обнаружила в подвале машины, — сказала она.

– Ты думаешь? – В голосе ее слышались истерические нотки.

— Какие именно машины, детка? Пожарные?

Раздавшийся в этот момент пронзительный звонок в дверь заставил их испуганно отпрянуть друг от друга и повернуться в сторону прихожей.

Она сжала губы.

– Они становятся нетерпеливыми, – обеспокоенно сказала Тамара.

Из кухни вышел Шмария. «Тяжелое испытание сказывается на всех нас», – подумала Тамара, увидев, как сильно он хромает.

— Ладно, хорошо, — произнесла она несколько раздраженно. — Я видела то, что можно пощупать.

– Я спущусь вниз, – угрюмо сообщил старик, – скажу, чтобы они попридержали лошадей. – Он, хромая, вышел из квартиры, захлопнув за собой дверь.

Она действительно имела в виду то, что говорила.

Тамара посмотрела ему вслед. Она впервые видела, чтобы он дома ходил в ермолке. Еще недавно она задавала себе вопрос, что он все это время делает на кухне, теперь же знала ответ. Он молился.

— Но я тоже бывал в подвале, детка, — сказал я, — Как получилось, что я не видел там никаких машин?

Подойдя к окну, она чуть-чуть раздвинула шторы. Там, внизу, качая головой, стоял Шмария, подняв вверх руки и прося тишины. Через мгновение он повернулся к полицейскому, что-то коротко сказал ему, сильно жестикулируя, затем показал в сторону входных дверей. За этим снова последовала жестикуляция, и наконец он вернулся в дом.

Она огляделась по сторонам. Мне не понравилось, как она это сделала. Она озиралась так, словно действительно думала, что кто-то мог притаиться у окна, подслушивая нас.

Услышав, как в замке поворачивается ключ, Тамара пошла ему навстречу, не сводя с него вопросительного взгляда.

— Потому что они под фундаментом, — сообщила она.

– Им здорово не терпится, – проворчал Шмария, – но я велел подождать. Мы сказали в одиннадцать, значит, так тому и быть. Не думаю, что они снова станут звонить в дверь, – в его голосе слышались удовлетворенные нотки. С этими словами он отправился на кухню, хромая еще сильнее, чем прежде.

Без четверти одиннадцать Тамара направилась в спальню. Ее остановил Дэни. В его взгляде читалось беспокойство.

Я смотрел озадаченно.

– Ты куда?

Она вскочила на ноги.

На ее лице появилось удивленное выражение.

— Проклятье! Пойдем, и я тебе покажу!

– Как это куда? Поправить макияж и переодеться, разумеется. – Она показала на себя. – Я же не могу появиться перед камерами в таком виде.

Она схватила меня за руку, и мы пошли по коридору к лифту. Она мрачно смотрела на меня, пока мы спускались, крепко зажав мою руку в своей.

Он невольно улыбнулся.

— И когда ты их видела? — спросил я, стараясь не рассердить ее.

– Как Суонсон в «Бульваре заходящего солнца»? Вновь перед камерой после долгого перерыва?

— Когда стирала белье в нашей прачечной в подвале, — сказала она. — То есть, я имею в виду, уже в коридоре, когда несла белье обратно. Я входила в лифт и увидела дверь. Дверь была немного приоткрыта.

— И ты вошла? — спросил я.

Она даже не пыталась улыбнуться, и Дэни мгновенно осознал свою ошибку; для шуток сейчас было неподходящее время.

Она посмотрела на меня.

– Прости меня, – запинаясь, произнес он.

— Да, ты вошла, — признал я.

– Тебе не за что извиняться, – ответила Тамара. – Я просто хочу хорошо выглядеть, чтобы привлечь на нашу сторону репортеров. Мне кажется, что я вызову и у них, и у публики больший интерес к этому делу, если дам им то, что они жаждут увидеть.

— Я спустилась по ступенькам, и там был свет, и…

Дэни взглянул на нее с еще большим уважением. Интуиция, как всегда, ее не подводит. Он поцеловал ее в щеку.

— И ты увидела машины.

– Ступай, надень убитое горем лицо, – с нежностью проговорил он.

— Я увидела машины.

Тамара кивнула.

– Я скоро.

— Большие?

И сдержала слово. Когда она вернулась, перед ним предстала совершенно другая женщина. Благодаря дорогим кремам и лосьонам морщинки разгладились, тонкий, незаметный слой румян скрывал бледность. Разумеется, напряжение не покинуло ее, но оно было замаскировано – и не только благодаря косметике. Тамара, которая входила в спальню, выглядела сломленной и небрежно одетой, а спустя десять минут оттуда показалась холеная, собранная, исполненная достоинства женщина. По этому случаю она надела свой лучший наряд: кремового цвета костюм от Шанель с синей отделкой, три нити очень крупного искусственного жемчуга и элегантную белую соломенную шляпу.

Лифт остановился, дверцы открылись. Мы вышли.

– Ты выглядишь прекрасно, – сказал Дэни.

— Я тебе покажу какие, — сказала она.

У нее в руках был его лучший летний пиджак, и она помогла ему надеть его. Затем, встав перед ним, застегнула среднюю пуговицу и положила в нагрудный карман носовой платок.

– Ну вот. – На ее лице появилась ласковая, хотя и несколько натянутая улыбка. – У тебя очень галант…

Там была гладкая стена.

Она замолчала на полуслове, удивленно подняв брови: часы начали бить одиннадцать.

— Это здесь, — сказала она.

Из кухни, хромая, вышел Шмария, что-то угрюмо бормоча себе под нос.

Я посмотрел на нее. Постучал по стене.

– Готовы? – Дэни окинул взглядом их обоих.

Тамара взглянула на Шмарию.

— Детка, — произнес я.

– Отец?

— Не смей ничего говорить! — отрезала она. — Ты что, никогда не слышал о дверях в стене?

– Готов, как никогда.

Тамара вопросительно посмотрела на Дэни.

— А в этой стене была дверь?

– Заявление для прессы?

— Стена, скорее всего, выдвигается, — сказала она, принимаясь простукивать стену. По мне, так звук получался весьма солидный, — Проклятье! — произнесла она, — Я так и слышу, что ты хочешь сказать.

– Оно у меня здесь. – Он показал на внутренний карман пиджака. – Внизу у входной двери стоит целая коробка с копиями для распространения.

Я не стал этого говорить. Я просто стоял и смотрел на нее.

Тамара решительно вздернула подбородок, хотя глаза ее лихорадочно блестели.

– Ну что же, – с напускной легкостью проговорила она, – пошли. И помните, никаких слез, никакой демонстрации горя. Мы должны держаться с достоинством и выдержкой… – Она прошептала дрогнувшим голосом: – Давайте поскорее покончим со всем этим.

— Что-то потеряли?

Они вышли на лестничную клетку и, взявшись под руки, так что Тамара оказалась в центре, начали спускаться вниз по лестнице, всем своим видом демонстрируя единство и черпая силу от близости друг друга.

Голос у дворника действительно был как у Лорре, тихий и вкрадчивый. Рут ахнула, застигнутая врасплох. Я и сам подпрыгнул.

Стоило им показаться, затворы камер разом защелкали, репортеры рванулись навстречу. Дэни почувствовал, как напряглась Тамара, но им со Шмарией удавалось прикрывать ее с двух сторон, когда они протискивались сквозь толпу. Глядя невидящими глазами поверх толпы и не обращая никакого внимания на обрушившийся на них неразборчивый шквал вопросов, они направились в сторону леса микрофонов, выросшего на автостоянке. Полицейские, сцепив руки, сдерживали натиск толпы.

— Моя жена считает, что… — начал я нервно.

«Смахивает на премьеру, – подумала Тамара. – Если сейчас мне кто-нибудь сунет книжечку для автографов, я закричу».

— Я показывала ему, как правильно вешать картину, — поспешно перебила меня Рут, — Надо вот так, милый.

Дэни наклонился к микрофону.

Она повернулась ко мне лицом.

– Прежде всего я хотел бы зачитать подготовленное заявление, – ровным голосом проговорил он. – После этого у нас будет время ответить на ваши вопросы. Я был бы признателен вам, если бы до тех пор вы воздержались от них…

— Гвоздь должен входить под углом, а не прямо. Ну, теперь ты понял?

Опустив глаза на документ, он слово в слово зачитал его:

Она взяла меня за руку.

– Леди и джентльмены, господа журналисты. С глубоким прискорбием мы вынуждены сообщить, что наша дочь, актриса Дэлия Боралеви, пропала, как мы предполагаем, в результате похищения. – Толпа задвигалась и зашумела. Он поднял вверх руку, прося тишины. – Она прибыла два дня назад в аэропорт Бен-Гурион рейсом El Al 1002, где была перехвачена каким-то неизвестным или неизвестными. Требования выкупа пока не поступали, полиция и Шин Бет проводят расследование. Есть мнение, что ее исчезновение, возможно, связано с убийством Эли Левина, представителя пассажирской службы авиакомпании «Эль Аль»…

Дворник улыбнулся.

Тамара не отрываясь смотрела на Дэни, который продолжал зачитывать заранее заготовленные сведения, а также новый номер телефона и номер полиции. Она восхищалась его выдержкой. Невозможно было догадаться, что этот человек находится на грани нервного срыва. Перед лицом обращенных к нему камер он собрался с силами и держался просто молодцом.

— Всего хорошего, — неловко произнес я.

– Благодарю вас, дамы и господа, – говорил Дэни. – Прежде чем вы уйдете, пожалуйста, пройдите в фойе. Представитель полиции раздаст всем вам копии настоящего заявления. А теперь, если у вас имеются какие-то вопросы…

Я ощущал, как он глядит нам вслед, пока мы шли обратно к лифту.

Начавшееся светопреставление помешало ему продолжить. На него обрушилась такая лавина вопросов, что разобрать что-либо было совершенно невозможно.

Когда дверцы захлопнулись, Рут порывисто обернулась.

Дэни взглянул на Тамару. Она кивнула и, глубоко вздохнув, выступила вперед. Удивительно, но репортеры разом замолчали.

– Леди и джентльмены, – негромко заговорила она своим незабываемым экранным голосом. – Думаю, мне нет необходимости представляться.

— Ты что, совсем? — бушевала она, — Ты что, собирался заложить ему нас?

В толпе оценивающе зацокали языками.

— Дорогая. Что ты?.. — Я был ошарашен.

– Мне остается только добавить, что я нахожусь здесь не в качестве экс-кинозвезды. Я просто мать. Дэлия – моя дочь, – продолжала она, и голос ее дрогнул от еле сдерживаемого волнения, – и, как и всякая мать, оказавшаяся в подобной ситуации, я страшно волнуюсь. Я прошу вас обратиться к вашим читателям и телезрителям с просьбой сообщить нам или полиции любые имеющиеся у них сведения, любые, какими бы незначительными они им ни казались. У нашего телефона установлено круглосуточное дежурство, и мы гарантируем полную анонимность всякому, кто что-то сообщит нам. Каждый, кто сообщит какую-то информацию, которая поможет освободить Дэлию, получит вознаграждение в пятьдесят тысяч долларов без всяких вопросов. – Она помолчала. – Мы будем вечно благодарны вам за вашу помощь в распространении настоящего заявления. – Губы ее задрожали, кончики пальцев утерли слезу. – Благодарю вас.

— Да ничего, — сказала она, — Там внизу машины. Громадные механизмы. Я их видела. И он о них знает.

Посыпались новые вопросы. Как и ожидалось они были адресованы Тамаре.

— Детка, — сказал я. — Почему бы не…

Прилагая все усилия, чтобы ее голос не дрожал, она отвечала:

– Нет, к сожалению, нам не известно, кто мог это сделать… Нет, насколько нам известно, у нее нет врагов… Да, иногда я задумываюсь о том, какой ценой достается слава. На свете столько психически неуравновешенных людей, а известность… Но, честно говоря, я не думаю, что это мог быть какой-то умалишенный поклонник. Поклонники никогда бы… Нет, мы не имеем ни малейшего представления…

— Посмотри на меня, — приказала она поспешно.

По мере того как Дэни смотрел на нее, он все больше поражался. От волнения она раскраснелась, глаза сияли тем живым блеском, который, он знал, так хорошо получался на пленке. Несмотря на переживания и солидный возраст, в этот, вероятно, самый страшный момент своей жизни, она блистала, отличаясь той же фотогеничностью, что и в свои лучшие времена.

Я посмотрел. Внимательно.

– Разумеется, мы не ожидали ничего подобного, в противном случае у нас были бы телохранители. Но это ведь такое насилие над стремлением человека к уединению. И, как я уже говорила, нам никогда и в голову не приходило, что нечто подобное может случится.

— Ты считаешь, что я сошла с ума? — спросила она. — Ну давай. Отвечай, не колеблясь.

Удивление Дэни все возрастало. Хотя Тамара, очевидно, по-прежнему находилась в состоянии глубокого стресса, напряжение понемногу начинало ослабевать. Из уважения к ней и репортеры, и фотографы давали ей время обдумать свои ответы. Они даже между собой стали вести себя более цивилизованно, перестав толкаться и напирать друг на друга.

Я вздохнул.

«ТАМАРА УКРОЩАЕТ ПРЕССУ», – мысленно озаглавил происходящее Дэни.

— Мне кажется, это все твое воображение, — сказал я, — Ты все время читаешь эти…

– Мы, безусловно, сделаем все, что в наших силах, чтобы вернуть Дэлию, – говорила Тамара. – Я согласна поменяться с ней местами, но не уверена в том, что идея получить такую старую женщину, как я, приведет похитителей в восторг.

Дэни переглянулся со Шмарией и понял, что это не плод его фантазии. Тамара буквально веревки вила из всех этих репортеров.

— Тьфу! — буркнула она. Она была полна возмущения. — Ты, ты просто…

– Вы спрашиваете, что будет после ее возвращения? – задала вопрос Тамара. – Я не могу советовать ей держаться подальше от людей, не так ли? Я хочу сказать, что это ведь ее работа, так же, как когда-то она была моей. Разве среди вас найдется хоть один репортер, который отказался бы от своей профессии только потому, что она опасна? – Она окинула взглядом толпу. – Нет, думаю, таких среди вас нет. Поэтому отвечу вам: да, я посоветовала бы ей продолжать жить той жизнью, что она вела до сих пор.

— Несносный тип, — завершил я.

Тамара продолжала свой исполненный достоинства монолог, следя за тем, чтобы ни один вопрос не остался без ответа. Она разговаривала с ними так, будто все они были ее друзьями. Истерических ноток, появившихся в ее голосе, когда они были наверху, не было и в помине.

— Я тебе покажу эти штуки, — пообещала она. — Мы спустимся туда сегодня ночью, когда дворник будет спать. Если он вообще когда-либо спит.

«Клянусь Богом, – изумленно подумал Дэни, – она играет роль! Создаст образ по мере появления импровизированного сценария».

Вот тут я забеспокоился.

– Какой совет я бы дала ей, если она сейчас смотрит этот репортаж? – Тамара помолчала, выжидая, пока сердце неслышно сделает два удара, и, безошибочно рассчитав эффект, театрально усмехнулась и проговорила: – Если ты не можешь придумать, как сбежать от них, лягни их туда, где им действительно будет больно! – Затем она слегка поклонилась. – Благодарю вас, дамы и господа.

— Милая, прекрати, — сказал я. — Ты и меня выводишь из равновесия.

Никто не произнес ни звука.

— Прекрасно, — сказал она. — Прекрасно. Я-то думала, что для этого потребуется ураган.

Наклонив голову, Тамара сделала шаг назад от микрофонов и, взяв под руки Дэни и Шмарию, исполненной достоинства походкой торопливо направилась к дверям.

Весь день я просидел, глядя на пишущую машинку, и ничего не лезло в голову.

Войдя в дом, Дэни недоверчиво покачал головой, во все глаза разглядывая жену. Она была просто бесподобна. Вместо того чтобы предстать перед ними в облике сопящей и проливающей слезы мамаши, Тамара казалась твердой как скала. Тем не менее все репортеры там, снаружи, разглядели снедающий ее страх и беспокойство, которые она пыталась скрыть за невеселой бравадой и исполненной достоинства позой.

За счет искренности она вышла победительницей.

Кроме беспокойства.

Ее актерская звезда засияла вновь.

Я так и не понял. Говорила ли она серьезно? Ладно, думал я, я поверю в это. Она увидела в стене открытую дверь. Случайно. Это очевидно. Если под многоквартирным домом действительно стоят какие-то огромные механизмы, как она уверяет, значит, тот, кто построил дом, совершенно точно не хочет, чтобы кто-нибудь о них узнал.

Только когда они вошли в квартиру, ее внешний лоск дал трещину. Казалось, пресс-конференция уничтожила всю оставшуюся надежду на то, что похищение было только кошмаром.

Тамара рухнула в кресло и разрыдалась.

Седьмая Ист-стрит. Многоквартирный дом. И под ним громадные машины.



Неужели?

Дворец братьев Элмоаид был оборудован по последнему слову телекоммуникационной техники; установленная на крыше одного из вспомогательных строений спутниковая антенна позволяла принимать телевизионные программы со всего мира.

— У дворника три глаза!