Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Слово срывается с моих губ, и я немедленно затыкаюсь. Мы ещё не обсуждали название для наших отношений, но обжимаемся битый час, вот у меня и вылетело это жеманное словечко. И чем я лучше мальчика Мэтти?

— Ну, то есть… — бормочу я и зажимаю рот ладонью. Вот позорище, из такого мне не выкарабкаться.

Холдер поворачивается ко мне всем телом, всё ещё стоя у входной двери. Не улыбается, лишь смотрит с уже знакомым сосредоточенным выражением, удерживая меня взглядом. Потом наклоняет в мою сторону голову и с любопытством задирает брови.

— Ты только что назвала меня своим бойфрендом?

Он не смеётся над тем, что я назвала его бойфрендом — и при мысли об этом я вздрагиваю. Господи, детский сад какой-то!

— Нет, —  заявляю я упрямо и скрещиваю на груди руки. — Так говорят только слащавые четырнадцатилетние девчонки.

Он делает шаг в мою сторону, сохраняя на лице всё то же выражение. Останавливается в двух футах от меня и копирует мою позу.

— Жаль. Потому что когда я услышал, как ты называешь меня бойфрендом, мне немедленно захотелось зацеловать тебя до полусмерти. — Он сощуривается, и его игривый вид разом снимает моё напряжение. И что делает это чудовище дальше? Поворачивается и шагает к двери. — Увидимся через час. — Открывает дверь, медленно заносит ногу над порогом, поворачивает ко мне голову, дразнится лукавой ухмылкой и «облизательными» ямочками.

Я вздыхаю и закатываю глаза.

— Холдер, подожди.

Он опускает ногу и с гордым видом прислоняется к дверной раме.

— Ну-ка подойди и поцелуй на прощанье свою девушку, — заявляю я. Ох, до чего же слащаво!

Его лицо озаряется радостью победы, и он быстро проходит в гостиную. Кладёт ладонь на мою поясницу и притягивает меня к себе. Впервые я целуюсь с ним, не имея опоры, и мне нравится, как он поддерживает меня рукой. Его пальцы, погладив мою щёку, зарываются в волосы. Сейчас он смотрит не на мои губы, а прямо мне в глаза с выражением, которое я не смогла бы определить. Нет, не желание, скорее, благодарность.

Он всё так же смотрит на меня, не сближая наши губы. Он не дразнит меня, не пытается заставить первой его поцеловать. Просто смотрит с благодарностью и волнением, и от этого моё сердце тает. Мои руки лежат на его плечах, и я медленно глажу его шею, поднимаясь к волосам, наслаждаясь каждой секундой этого блаженного молчания. Мы дышим в унисон, и его глаза изучают моё лицо, останавливаясь на каждой чёрточке. От этого взгляда моё тело слабеет, и я благодарна поддерживающей меня руке. 

Он прижимается своим лбом к моему и испускает глубокий вздох. Во взгляде его появляется что-то похожее на боль, и я нежно скольжу пальцами по его щекам, стараясь убрать это выражение из его глаз.

— Скай. — Он произносит моё имя так, словно за ним последуют ещё какие-то очень важные слова, но потом умолкает. Медленно приближает свои губы к моим, и они встречаются. Прижимается губами крепче, делает глубокий вдох, словно пьёт моё дыхание. Отстраняется и снова смотрит на меня, гладя мою щёку. Он будто смакует меня, и это невыразимо прекрасно.

Снова наклоняется и обхватывает губами мою верхнюю губу. Очень, очень бережно, словно мой рот — самая хрупкая в мире вещь. Я раздвигаю губы, позволяя ему углубить поцелуй, что он и делает, но всё так же мягко. Медленно пробует на вкус и дразнит мой рот, благодарно и нежно. Одна его рука лежит на моём затылке, другая —  соскользнула на бедро. Этот поцелуй —  такой же как и он сам: испытующий и задумчиво неторопливый.

И ровно в тот момент, когда я без остатка отдаюсь на его волю, его губы останавливаются и он неспешно отстраняется. Я распахиваю глаза и испускаю долгий вздох, смешанный со словами: «О боже!»

Видя, как я задыхаюсь, он напускает на себя самодовольный вид и ухмыляется.

— Официально объявляю нас парой. И это был наш первый поцелуй в таком качестве.

Жду наступления паники, но она не приходит.

— Парой, — повторяю я тихо.

— Чертовски верно. — Он снова кладёт руку мне на поясницу и прижимает к себе. Я встречаюсь с ним глазами. — И не беспокойся, — добавляет он, — Грейсону я сам сообщу. Пусть только попробует к тебе прикоснуться — заново познакомится с моими кулаками.

Его рука скользит вверх и касается моей щеки.

— Всё, ухожу. Увидимся через час. Живу тебя.

Быстро чмокает меня к губы, разжимает объятия и поворачивается к двери.

— Холдер? — говорю я, как только в мои лёгкие набирается достаточно воздуха. — Что это значит: «заново познакомится»? Ты уже дрался с Грейсоном?

Поджав губы, Холдер едва заметно кивает.

— Я тебе говорил: он мерзкий тип.

Дверь за ним закрывается, а я остаюсь с кипой очередных вопросов. Впрочем, в этом-то как раз ничего нового.

Я решаю вместо душа позвонить Шесть — нужно многое ей рассказать. Бегу в свою спальню, вылезаю в окно, забираюсь в комнату подруги. Беру телефон у её кровати, достаю свой мобильник, чтобы найти номер, который она прислала мне в эсэмэс. Начинаю набирать цифры, и в этот момент приходит сообщение от Холдера.

«Какой ад — провести с тобой весь день! Будет совсем не весело. И ещё: это платье подчёркивает все недостатки твоей фигуры и вообще слишком летнее, но ты всё равно останься в нём».

Я улыбаюсь во весь рот. Проклятье, я и правда живу этого безнадёжного мальчишку.

Набираю номер Шесть и устраиваюсь на её кровати. После третьего сигнала слышу сонный голос.

— Привет, — говорю я. — Ты что, спишь?

Она зевает прямо в трубку.

— Теперь уже нет. Но ты всё-таки учитывай разницу во времени.

— Шесть, у вас там день в самом разгаре. Даже если бы я учитывала разницу во времени, что бы это изменило?

— Утро было отвратное, — защищается она. — Скучаю по тебе. Чего звонишь?

— Да так, просто.

— Не ври. Голос такой, будто ты умираешь от счастья. Значит, вы с Холдером во всём разобрались?

— Ага. И ты первая узнаешь, что я, Линден Скай Дэвис, больше не свободная женщина.

Она издаёт стон.

— И зачем люди подвергают себя таким несчастьям, выше моего понимания. Впрочем, рада за тебя.

— Спа… — я только собираюсь поблагодарить, но меня обрывает вскрик: «Господи боже мой», прилетевший из трубки.

— Что?!

— Я забыла! Блин, у тебя день рождения, а я напрочь забыла. С днём рождения, Скай, и будь я проклята, я худший друг на свете.

— Да ладно тебе, —  смеюсь я. — Вот и хорошо, что забыла. Ты же знаешь, терпеть не могу подарки, сюрпризы и вообще всё, что связано с днём рождения.

— Погоди-ка, я вспомнила, какая я офигенная. Пошарь у себя за шкафом.

Я закатываю глаза.

— Я так и знала!

— И скажи своему дурацкому бойфренду, пусть положит деньги на телефон.

— Есть, мэм! Ладно, я пойду, а то твоя мама сойдёт с ума, когда увидит счёт за международные переговоры.

— Да уж. Лучше бы она жила в более тесном контакте с природой, как твоя мама.

Я смеюсь.

— Люблю тебя, Шесть. Береги себя, ладно?

— Я тоже тебя люблю. И, Скай?

— Да?

— У тебя счастливый голос. Я счастлива, что ты счастлива.

Я улыбаюсь, и мы кладём трубки. Устремляюсь в свою комнату. Какое бы отвращение я ни испытывала к подаркам, я всё-таки человек, и любопытство мне не чуждо. Бросаюсь к шкафу, заглядываю за него. На полу лежит коробка в подарочной упаковке. Хватаю её, усаживаюсь на кровать и снимаю обёртку. Коробка битком набита шоколадками.

Чёрт, обожаю эту девчонку.

Суббота, 29 сентября, 2010

10:25

Я нетерпеливо топчусь у окна, когда машина Холдера наконец-то въезжает на подъездную дорожку. Выскакиваю за дверь, запираю её, бросаю взгляд на автомобиль и замираю. Холдер приехал не один. Открывается пассажирская дверца, вылезает какой-то парень. Когда он поворачивается, на моём лице наверняка появляется ошеломлённое выражение: нечто среднее между OMG и WTF. Надо же, запомнила — быстро учусь.

Брекин придерживает дверцу и радостно скалит зубы.

— Надеюсь, ты не будешь возражать против третьего лишнего. Мой второй лучший друг на свете предложил мне присоединиться к вам.

Смущённая до чёртиков, подхожу к машине. Брекин ждёт, пока я сяду, потом открывает заднюю дверцу и забирается на сиденье. Я поворачиваюсь к Холдеру, который ржёт так, словно до него дошла суть какой-то очень смешной шутки. А меня в неё не посвятили.

— Мне кто-нибудь объяснит, что, чёрт возьми, происходит? — требовательно вопрошаю я.

Холдер хватает мою руку и целует костяшки пальцев.

— Пусть Брекин, он быстрее говорит.

Он пускает машину по подъездной дорожке, а я поворачиваюсь к Брекину и выгибаю бровь.

Тот бросает на меня виноватый взгляд и произносит смущённо:

— Примерно две недели назад я заключил что-то типа второго альянса.

Я встряхиваю головой, пытаясь осмыслить это признание. Перевожу взгляд с одного собеседника на другого.

— Две недели? Вы общаетесь уже две недели без меня?! Почему вы мне не сказали?

— Я поклялся хранить тайну, — говорит Брекин.

— Но…

— Сядь прямо и пристегни ремень, — велит мне Холдер.

Я меряю его сердитым взглядом.

— Минуточку! Я пытаюсь понять, почему ты уже две недели тусуешься с Брекином, а со мной —  только с сегодняшнего дня.

Взглянув на меня, он снова обращает взор на дорогу.

— Брекин заслуживал извинений. В тот день я вёл себя как последняя сволочь.

— А я, значит, на заслуживала?

Он прямо и твёрдо смотрит на меня.

— Нет, — молвит он решительно, снова глядя на дорогу. — Ты не заслуживаешь слов, Скай. Ты заслуживаешь поступков.

Пялюсь на него, раздумывая, сколько ночей он не спал, чтобы сформулировать столь идеальное высказывание. Он снова бросает на меня взгляд, отпускает мою руку и щекочуще касается моего бедра.

— Да ладно тебе, хватит дуться. Твой бойфренд и твой самый-самый лучший на свете друг везут тебя на блошиный рынок.

Я смеюсь и шлёпаю его по руке.

— А как не дуться, если мой альянс раздвоился без моего участия? За это будете весь день ко мне подлизываться.

Брекин устраивает подбородок на спинке моего сиденья.

— По-моему, в этом суровом испытании я пострадал больше всех. Твой бойфренд убил два моих пятничных вечера подряд. Всё скулил и хныкал, как ему хочется быть с тобой, но как он не может тебя подвести, и бла-бла-бла. Ты не представляешь, чего мне стоило не плакаться по этому поводу тебе в жилетку.

Холдер встряхивает головой.

— Теперь можете плакаться на меня друг другу сколько хотите. Жизнь вернулась в правильное русло.

Он переплетает наши пальцы и стискивает мою ладонь. Я чувствую покалывание на коже и не уверена, от чего оно — то ли от его прикосновения, то ли от его слов.

— Вы мне за это заплатите. Будете покупать на рынке всё, что я ни пожелаю, и плевать, сколько оно будет стоить или весить. И вообще весь день будете лизать мне задницу. По-моему, я это заслужила.

— Натурально! — соглашается Брекин.

— О господи, Брекин, Холдер и на тебя плохо влияет, — со стоном отзываюсь я.

Брекин хохочет, наклоняется через спинку моего сиденья, хватает меня за руки и тащит назад.

— Похоже на то, потому что мне вдруг захотелось полапать тебя на заднем сиденье.

— Ну, не настолько уж плохо я на тебя влияю, если ты думаешь, что на заднем сиденье я бы её всего лишь лапал, — замечает Холдер и шлёпает меня по попе, прежде чем я падаю на Брекина.

* * *

— Ты это серьёзно?! — вопрошает Холдер, держа солонку, которую я только что положила ему на ладонь. Мы слоняемся по блошиному рынку уже больше часа, и я строго придерживаюсь своего плана. Они приобретают для меня всё, что бы я ни пожелала. Эти черти меня предали. Вот возьму и скуплю весь блошиный рынок, чтобы приглушить обиду!

Взглянув на фигурку в его руке, киваю.

— Ты прав. Она хороша только в наборе.

Беру ещё и перечницу и протягиваю ему. Мне совсем не нужны эти фигурки. Вообще не думаю, что кто-то мог бы ими прельститься. Кто делает солонку и перечницу в виде тонкой и толстой кишки?

— Ставлю что угодно — раньше они принадлежали врачу, — заявляет Брекин, восхищённо разглядывая маленьких уродцев.

Залезаю в карман Холдера, достаю его бумажник и обращаюсь к продавцу:

— Сколько?

Тот пожимает плечами и отвечает равнодушно:

— Не знаю. По доллару каждая?

— А если доллар за обе? — спрашиваю я. Он берёт доллар и кивком прощается с нами.

— Отлично торгуешься, — замечает Холдер. — Смотри у меня, чтобы в следующий мой приход эти красавцы стояли на кухонном столе.

— Фу, с ума сошёл? — морщусь я. — Пялиться на внутренности во время еды?

Мы обследуем ещё несколько павильонов и подходим к палатке, в которой обосновались Карен и Джек. Завидев нашу троицу, Карен по очереди окидывает Брекина и Холдера оценивающими взглядами.

— Привет! – говорю я, разводя руками. — Сюрприз!

Джек подскакивает со стула, обходит палатку и обнимает меня. Карен следует за ним.

— Расслабься, — говорю я, видя с какой озабоченностью она изучает Холдера и Брекина. — В эти выходные я не забеременею ни от одного из них.

Она смеётся и наконец обнимает меня.

— С днём рождения! — Отстраняется, и тут в ней внезапно просыпается материнский инстинкт. — Погоди-ка, ты почему здесь? Что случилось? Ты в порядке? Дома всё в порядке?

— Всё нормально. Я — нормально. Просто мне стало скучно, и я попросила Холдера съездить со мной за покупками.

Холдер у меня за спиной знакомится с Джеком. Брекин протискивается мимо меня и обнимает Карен.

— Я Брекин, — представляется он. — Мы с вашей дочерью — союзники против школьной системы и всех её приспешников.

— Были, — уточняю я, сердито посматривая на Брекина. — Мы с ним были союзниками.

— Ты уже мне нравишься, — Карен улыбается Брекину. Смотрит на Холдера и пожимает его руку. — Холдер, — говорит она вежливо. — Как дела?

— Хорошо, — осторожно отвечает тот. Кажется, ему страшно неуютно. Не знаю, то ли из-за солонки и перечницы, которые он держит в руке, то ли потому, что Карен может повести себя с ним иначе теперь, когда он встречается с её дочерью. Пытаясь снять напряжение, я спрашиваю Карен, нет ли у неё пакета, куда мы могли бы сложить свои покупки. Она наклоняется под стол, достаёт пакет и открывает его Холдеру. Тот складывает уродцев, и Карен, заглянув в пакет, поднимает на меня вопросительный взгляд.

— Не спрашивай, — говорю я, забираю у неё пакет и отдаю его Брекину, чтобы он уложил другую нашу покупку — картинку в деревянной рамке со словом «тает», написанным чёрными чернилами на белой бумаге. Она обошлась нам в 25 центов; вещица абсолютная бессмысленная, отчего мне и захотелось её приобрести.

К столу подходит покупатель, и Карен с Джеком возвращаются в палатку. Я поворачиваюсь к Холдеру — тот вперился в них обоих тяжёлым, неприятным взглядом. Такого выражения лица я не видела у него с того злосчастного ланча. Слегка занервничав, подхожу к нему и обнимаю его за талию, отчаянно желая, чтобы этот взгляд исчез.

— Холдер, — говорю я, привлекая его внимание к своей персоне. — Что с тобой?

Он целует меня в лоб.

— Всё хорошо. — Тоже обнимает меня за талию и ободряюще улыбается. — Ты мне обещала «воронку», — вспоминает он, поглаживая мою щёку.

Я с облегчением киваю. Совершенно не хочется, чтобы Холдер сейчас от чего-то завёлся прямо перед носом у Карен. Вряд ли она поймёт его страстность, как начинаю понимать я.

— Воронка? — вмешивается Брекин. — Ты сказал: «воронка»?

Оборачиваюсь к маме. Покупатель ушёл, а она застыла у стола, вцепившись взглядом в руку, которая покоится на моей талии. Да ещё и побелела как полотно.

Что такое с ними со всеми сегодня, чего они так странно смотрят?

— Ты в порядке? — спрашиваю я теперь у неё. Можно подумать, она ни разу не видела меня с бойфрендом. Куда там! Мэтт пасся у нас в доме весь месяц, пока я с ним тусовалась.

Она смотрит на меня, потом ненадолго переводит взгляд на Холдера.

— Просто я и не догадывалась, что вы встречаетесь.

— Ну да, типа того, — откликаюсь я. — Я бы тебе рассказала, но вообще-то мы начали встречаться четыре часа назад.

— А! — произносит она. — Ну… вы мило смотритесь вместе. Скай, на два слова?

Она кивает в сторону, мол, отойдём, поговорить надо. Я отрываю руку от Холдера и мы с мамой отходим подальше.

— Даже не знаю, как к этому относиться, — шепчет она, качая головой.

— А что тут такого? Мне восемнадцать, и у меня есть бойфренд. Большое дело!

— Знаю, но… — вздыхает она, — что случилось вчера вечером, когда меня не было дома? Откуда мне знать, что он не околачивался у нас всю ночь?

— А тебе и не надо знать, — пожимаю плечами я. — Ты просто должна мне доверять.

Ну вот, соврала маме. Если бы она узнала, что Холдер уже провёл со мной ночь, от моего бойфренда осталось бы лишь бездыханное тело, к бабке не ходи.

— Как-то странно, Скай. Мы ни разу не обсуждали с тобой правила поведения с парнями, когда меня нет дома.

Она совсем разнервничалась, и я делаю всё возможное, чтобы её успокоить.

— Мам, доверяй мне, ладно? Ну правда, мы всего несколько часов назад договорились, что будем встречаться. Ничего такого страшного мы не сотворим. В полночь он уйдёт, обещаю.

Она неуверенно кивает.

— Просто… ну, не знаю. Посмотри на всё моими глазами. Вы обнимаетесь, так обращаетесь друг с другом, словно… Парочки, которые только-только сошлись, так друг на друга не смотрят.  Я сбита с толку, потому что мне кажется, ты уже давно с ним встречаешься, а от меня скрывала. Мне хотелось бы, чтобы ты обо всём мне рассказывала.

Я сжимаю её руку.

— Да, конечно, мам. И поверь, если бы мы сегодня не приехали сюда вместе, завтра я бы всё тебе о нём рассказала. Ездила бы по ушам до бесконечности. Я ничего от тебя не скрываю.

Она улыбается и обнимает меня.

— С нетерпением жду, когда ты начнёшь ездить мне по ушам.

Суббота, 29 сентября, 2012

22:15

— Скай, проснись.

Я поднимаю голову с плеча Брекина и вытираю стекающую по щеке слюнку. Он смотрит на свою подмокшую рубашку и морщит нос.

— Извини, — смеюсь я. — Это потому что на тебе так хорошо спится.

Мы подъехали к его дому после восьмичасового шатания и разглядывания всяческого хлама. В конце концов Холдер и Брекин вошли во вкус, и мы вступили в соревнование, кто отыщет самый дурацкий предмет. По-моему, победила всё-таки я со своими столовыми уродцами, но и Брекин наступал мне на пятки с бархатной картинкой, на которой был изображён щенок, едущий верхом на единороге.

— Не забудь свою картинку, — говорю я Брекину, когда он выходит из машины. Тот наклоняется, поднимает с пола свой шедевр и целует меня в щёку.

— Увидимся в понедельник, — говорит он мне и добавляет, обращаясь к Холдеру: — И не мечтай занять моё место на первом уроке только потому, что теперь она твоя девушка.

— Не я же каждое утро приношу ей кофе, — смеётся тот. — Сомневаюсь, что она позволит мне тебя свергнуть.

Дождавшись, когда Брекин скроется в доме, Холдер трогает машину с места.

— И чего ты там сидишь? — интересуется он, улыбаясь мне в зеркало заднего вида. — Лезь сюда.

Я качаю головой и не шевелюсь.

— А мне нравится. Я представляю себе, что ты мой личный шофёр.

Он прижимает машину к обочине, останавливается, отстёгивает ремень безопасности и поворачивается на сиденье.

— Иди сюда, — говорит он, хватает мои запястья и тащит вперёд, пока наши лица не оказываются в нескольких дюймах друг от друга. Поднимает руки и стискивает мои щёки, словно я маленький ребёнок. Громко чмокает мои сжатые в гузку губы. — Мне было весело. Ты чуднáя.

Я выгибаю бровь. Не уверена, что это был комплимент.

— Спасибо?..

— Мне нравятся всё чуднóе. А ну лезь сюда, кому говорю, пока я не забрался назад и не начал тебя лапать.

Я перебираюсь на переднее сиденье и пристёгиваюсь.

— Куда теперь поедем? К тебе домой? — спрашиваю я.

Он мотает головой.

— Не-а. Ещё кое-куда.

— Ко мне домой?

Он снова качает головой.

— Увидишь.

* * *

Мы выезжаем за пределы города, и когда машина останавливается у обочины, я узнаю местный аэропорт. Холдер молча выбирается из автомобиля, обходит его и открывает мою дверцу.

— Приехали, — заявляет он и машет в сторону взлётно-посадочной полосы, протянувшейся через поле наискосок от нас.

— Холдер, это самый маленький аэропорт в радиусе двухсот миль. Если ты хочешь посмотреть, как приземляется самолёт, мы проторчим здесь не меньше двух дней.

Он берёт меня за руку и ведёт вниз по склону невысокого холма.

— Я и не собирался смотреть на самолёты. — Мы подходим к забору, огораживающему территорию аэропорта. Мой спутник трясёт ограду, словно проверяет на прочность, потом снова берёт меня за руку. — Снимай обувь, так будет легче.

Я перевожу взгляд с него на ограду, потом обратно.

— Я что, должна перелезть через эту штуку?

— Ну-у, — тянет он, глядя на забор, — я бы мог тебя перебросить, но, боюсь, ты больно ударишься.

— Я в платье! Ты не предупредил меня, что мы будем лазить через заборы. И вообще, это противозаконно.

Он мотает головой и подталкивает меня к ограде.

— Это не противозаконно, если мой отчим управляет аэропортом. И да, я специально не предупредил тебя, что мы будем лазить через заборы, чтобы ты не переоделась из платья во что-то другое.

Я вцепляюсь пальцами в ограду, пытаясь тоже проверить её на прочность, но вдруг его руки ложатся на мою талию, и вот я уже взмываю вверх и оказываюсь на той стороне.

— Господи, Холдер! — воплю я, прыгая на землю.

— Знаю, я немного поторопился. Забыл тебя облапать. — Он подтягивается на ограде, перекидывает ногу и спрыгивает вниз. — Пойдём, — говорит он, хватает меня за руку и тащит вперёд.

Мы доходим до взлётно-посадочной полосы, и я притормаживаю, впечатлённая её размерами. Я никогда не летала на самолётах, и сама мысль о подобном способе передвижения слегка меня пугает. Особенно если принять во внимание огромное озеро, простирающееся в конце полосы.

— Интересно, а самолёты когда-нибудь приземлялись прямо в это озеро?

— Всего один. Но это была маленькая Сессна, а пилот был пьян. Он-то выбрался, но самолёт так и остался на дне.

Холдер садится на полосу и тянет меня за руку — сесть рядом.

— Чем займёмся? — вопрошаю я, расправляя платье и сбрасывая обувь.

— Тс-с-с. Запрокинь голову и посмотри вверх.

Я подчиняюсь, и… у меня перехватывает дыхание. Надо мной простирается бескрайнее чёрное небо, усыпанное яркими, ослепительными звёздами.

— Вот это да! — шепчу я. — Из нашего двора они выглядят по-другому.

— Знаю. Поэтому и привёз тебя сюда.

Он протягивает руку и подцепляет своим мизинцем мой.

Мы сидим так долго-долго в тишине, в мирном молчании. Время от времени он приподнимает мизинец и гладит им мою ладонь, но больше не делает ничего. Мы сидим бок о бок, я в платье, открывающем свободный доступ к моему телу, но Холдер даже не пытается меня поцеловать. Очевидно, что он привёз меня в такую даль не для того, чтобы пообжиматься. А для того, чтобы поделиться со мной всей этой красотой. Ещё чем-то, к чему он испытывает страсть.

В Холдере столько сюрпризов, и большинство из них он преподнёс мне за последние сутки. Мне по-прежнему неясно, почему он так расстроился тогда за ланчем, но, похоже, ему-то это точно известно, и он уверен, что это никогда не повторится. И сейчас мне остаётся лишь одно —  принять всё как есть. Снова довериться ему. Надеюсь лишь, он осознаёт, что лимит моего доверия уже почти исчерпан. И если он опять причинит мне боль, следующего шанса сделать мне больно у него уже не будет. Для меня это очевидно.

Поворачиваю голову и наблюдаю, как он смотрит на звёзды. Он хмурит брови — у него явно что-то на уме. Такое ощущение, что у него постоянно что-то на уме. Любопытно, удастся ли мне когда-нибудь понять его? По-прежнему многое хочется узнать о его прошлом, сестре, семье. Но если я начну задавать вопросы сейчас, когда он погрузился в себя, я разрушу его состояние. Лучше не надо. Я точно знаю, где он сейчас и что с ним происходит. Ровно то же, что происходит со мной, когда я смотрю на звёзды на моём потолке.

Я долго наблюдаю за ним, потом обращаю взор к небу и тоже постепенно ухожу в свои мысли, и вот тогда он разбивает молчание неизвестно откуда взявшимся вопросом.

— Тебе нравится твоя жизнь? — спрашивает он тихо.

Я взвешиваю этот вопрос, но больше потому, что хотела бы знать, из чего он возник. О чём на самом деле думал Холдер: о моей жизни или о своей?

— Да, — отвечаю я честно, — нравится.

Он тяжело вздыхает и берёт мою руку в свою.

— Хорошо.

Через полчаса  он сообщает, что готов уехать. И за эти полчаса мы не обменялись больше ни словом.

* * *

Мы подъезжаем к моему дому за несколько минут до полуночи. Выходим из машины, Холдер подхватывает пакеты с покупками и провожает меня до двери. Останавливается на пороге и опускает на крыльцо пакеты.

— Дальше я ни ногой, — заявляет он, засовывая руки в карманы.

— Почему это? Ты вампир? Тебе нужно разрешение, чтобы войти в дом?

— Просто не думаю, что мне следует остаться, — улыбается он.

Я приближаюсь к нему, обнимаю и целую в подбородок.

— Почему? Устал, да? Мы можем просто поспать, я же знаю, в прошлую ночь ты почти не сомкнул глаз.

Мне правда не хочется, чтобы он уходил. Прошлую ночь в его руках я спала лучше, чем когда бы то ни было прежде.

Он обнимает меня за плечи и прижимает к себе.

— Не могу, — говорит он. — По нескольким причинам. Моя мама замучает меня вопросами, где я прошатался целые сутки. Ты обещала своей маме, что в полночь я уйду. И ещё: наблюдая за тобой весь день, я непрестанно думал о том, что скрывается под этим платьем.

Он обхватывает ладонями моё лицо и смотрит на мой рот. Веки его тяжелеют, а голос опускается до шёпота.

— Не говоря уже об этих губах. Ты и представить не можешь, насколько это было тяжело — слышать каждое слово, срывающееся с твоих губ, и только и думать, какие они мягкие. Какой невероятный у них вкус. Насколько безупречно они сливаются с моими губами. — Он мягко целует меня и отстраняется ровно в тот момент, когда я начинаю плавиться. — И платье. — Его рука отправляется вниз по моей спине, скользит по талии и останавливается на бедре. Я дрожу под кончиками его пальцев. — Это платье — главная причина, по которой я не вхожу в твой дом.

Да, пожалуй он прав: раз моё тело так на него реагирует, пусть лучше он уйдёт. Как бы мне ни хотелось быть с ним, как бы мне ни нравились его поцелуи, очевидно, что сдержать свои порывы мне не удастся и мы можем зайти слишком далеко, а к этому «первому разу» я пока не готова.

Мой вздох больше похож на стон. Конечно, мы приняли разумное решение, но моё тело в бешенстве, что я не умоляю Холдера остаться. Знаете, странно. Я провела с ним целый день и в результате моё желание быть с ним рядом только усилилось.

— Это нормально? — спрашиваю я, глядя в его глаза, до краёв залитые желанием — более сильным, чем прежде. Я знаю, почему он решил уйти — ему тоже было бы трудно удержаться и не пройти этот «первый раз».

— Что нормально?

Я прячу голову у него на груди. Лучше не смотреть на него. Иногда я такое несу, что самой стыдно, но, тем не менее, мне просто необходимо высказаться.

— То, что мы чувствуем друг к другу — это нормально? Мы познакомились совсем недавно, и больше были врозь, чем вместе. Не знаю, у нас всё как-то необычно. Само собой, когда люди начинают встречаться, первые несколько месяцев они стремятся наладить контакт. — Поднимаю голову и смотрю на него. — А у меня такое чувство, что он уже существовал, когда мы впервые встретились. Все происходящее между нами так естественно, так само собой разумеется —  словно что-то уже было и мы пытаемся к этому вернуться. Словно стараемся узнать друг друга заново и подсознательно не торопим события. Разве не странно?

Он отбрасывает прядь волос с моего лба и смотрит на меня с совершенно новым выражением лица. Желание в его глазах сменяется страданием, и у меня тяжелеет на сердце.

— Как бы то ни было, я не хочу анализировать. И не хочу, чтобы ты анализировала, ладно? Давай просто будем благодарны, что я в конце концов тебя нашёл.

Последняя фраза вызывает у меня смех.

— Ты так говоришь, будто давно меня искал.

Он хмурится, обхватывает ладонями мою голову и приподнимает к себе.

— Я искал тебя всю свою грёбаную жизнь.

Как только у него вырывается эта фраза, он с непреклонной решимостью сминает мои губы в жадном, страстном  поцелуе. Я уже готова силой втащить его в дом, но в тот момент, когда я зарываюсь пальцами в его волосы, он резко отстраняется.

— Я живу тебя, — произносит он, заставляя себя сойти по ступенькам. — Увидимся в понедельник.

— Я тоже тебя живу.

Я не спрашиваю его, почему мы не встретимся завтра, ибо знаю —  нам обоим нужно время, чтобы осмыслить всё случившееся за последние сутки. К тому же мне действительно надо поговорить с Карен и рассказать ей о своей новой любовной жизни. Вернее, о своей новой живой жизни.

Понедельник 22 октября, 2012

12:05

Прошёл уже почти месяц с того дня, как мы с Холдером объявили себя парой. И за всё это время мой бойфренд не выкинул ни одного финта, от которого у меня могла бы поехать крыша. Наоборот, некоторые его милые привычки вызывают у меня всё большее восхищение. То, каким изучающим взглядом он подчас на меня смотрит; как играет желваками в раздражении; как облизывает губы, когда смеётся. Очень сексуально. А уж ямочки… нет, лучше вообще не начинать, иначе не остановлюсь никогда.

К счастью, с того момента, как он проник в мою спальню и мою постель, со мной всё тот же Холдер. Ни намёка на Холдера мрачного или бешеного. На самом деле, мы с ним всё глубже настраиваемся на один лад, звучим в унисон, и чем больше времени мы проводим вместе, тем лучше я начинаю понимать его, почти так же глубоко, как он понимает меня.

Поскольку Карен никуда не уезжает на выходные, у нас с очень мало возможностей побыть наедине. Мы вместе за ланчем, а по выходным ходим на свидания. По какой-то причине он не хочет появляться в моей спальне, пока Карен дома, и когда я пытаюсь заманить его, вечно придумывает какие-нибудь отговорки. Так что мы посмотрели уже кучу фильмов и периодически тусуемся с Брекином и его новым бойфрендом Максом.

В общем, мы с Холдером развлекаемся как можем, но этим развлечениям не хватает главного. Мы оба досадуем из-за отсутствия подходящего места, где можно было бы вдосталь пообжиматься. Его машина маловата для таких целей, но за неимением лучшего… По-моему, он, как и я, уже считает часы до отъезда Карен в ближайшие выходные.

Я сажусь за стол к Брекину и Максу, жду, пока Холдер принесёт нам обоим еду. Макс и Брекин встретились в местной галерее искусств, даже не зная, что учатся в одной школе. Я счастлива, что Брекин нашёл себе пару — мне кажется, он чувствовал себя третьим лишним, хотя никакой он, конечно, не лишний. Мне нравится его общество. Но теперь, когда он весь сосредоточен на собственных отношениях, общаться стало намного проще.

— Вы с Холдером заняты в эту субботу? — спрашивает Макс, когда я устраиваюсь за столом.

— Кажется, нет. А что?

— В центре города есть галерея, они устраивают выставку местных художников, там будет и моя картина.

— Круто, — говорит Холдер, усаживаясь рядом со мной. — А что ты собираешься выставлять?

— Пока не знаю, — пожимает плечами Макс. — Выбираю между двумя работами.

Брекин закатывает глаза.

— Я знаю, какую работу тебе нужно выставить, но среди этих двух её нет.

Макс впивается взглядом в бойфренда.

— Мы живём в Восточном Техасе. Сомневаюсь, что картина на гейскую тему соберёт много поклонников.

Холдер переводит взгляд с одного из собеседников на другого.

— А  какая к чёрту разница, что думают другие?

Улыбка Макса меркнет.

—  Для моих родителей есть разница.

— Они знают, что ты гей? — спрашиваю я.

— Да, — кивает он. — По большей части, они меня поддерживают, но всё-таки надеются, что их друзья по церкви ничего не проведают. Не хотят, чтобы их жалели —  как же, их дитя проклято и попадёт в ад.

Я качаю головой.

— Если Бог из таких парней, если он готов проклясть тебя только за то, что ты кого-то любишь… я бы не хотела провести подле него вечность.

— Ставлю что угодно — в аду вовсю жарят «воронку», — смеётся Брекин.

— Когда закрывается выставка? — спрашивает Холдер. — Мы придём, но на вечер у нас со Скай свои планы.

— Открыта до девяти, — отвечает Брекин.

Я смотрю на Холдера.