В тот день среди испанской толпы Жюльен почти физически ощутил, как универсальны ценности демократии. То, что он вновь открыл для себя, шло отнюдь не только от головы и вовсе не показалось ему откровением. Просто в едином тигле наконец сплавилось то, что уже долго копилось, разрозненные мысли пришли в необходимый порядок.
В этот момент очень знакомый голос над ними произнес:
Я никогда прежде не разговаривал с тобой на повышенных тонах, и сегодня не планирую начинать, сказал он ей спокойно, хотя напряжение в его плечах говорило о том, что его спокойствие лишь фарс. Гнев Калеба кипел внутри, словно раскаленная лава, но когда он выходил наружу, то от него невозможно было спастись. Если ты не принимаешь Оливию, то не принимаешь и меня. Затем он вывел меня из комнаты так быстро, что я едва ли успела осознать, что только что произошло.
— Во всяком случае, я тогда понял, — объяснял он Лорансону, — что каталонское самоопределение, как бы ни были заурядны представления тех, кто его добивался, способствовало умиротворению Испании, где разнородность и разношерстность устремлений обогащались универсальностью демократических принципов. И напротив, баскское движение, основывающееся, по сути, на тоталитарном варианте того, что Руссо называл «человеческим договором», в борьбе с демократией обедняет себя до полного идиотизма и мракобесия, превращая терроризм в своего рода мистическое действо, а на самом деле просто в мистификацию своей подлинной сути.
— Что? Как?
Калеб? сказала я, пока мы шли. Он остановился, и я чуть не упала, пытаясь не врезаться в него. Прежде чем я успела сказать что-либо еще, он развернул меня, словно мы танцевали, и прижал к своей груди.
— А у меня такое же просветление наступило не в Барселоне, а в Иерусалиме! — одобрительно кивнул Лорансон. — И помогла мне книга: эссе Оруэлла «Лев и Единорог».
Глаза Драко были закрыты, он почувствовал, как объятие Гермионы ослабло и та села.
Извини меня, Герцогиня, сказал он, нежно целуя меня в губы. Обе его руки были на моем лице, и его глаза были так сильно связаны с моими, что мне захотелось плакать.
— Оруэлла? Теперь мне понятно, почему ты носишь такие насквозь британские усики времен колониальных войн. Ну-ка расскажи! Что там было в Иерусалиме?
— Ой! — услышал он. — Гарри!
Но Даниель Лорансон жестом отмел любые вопросы:
За что ты извиняешься? прошептала я, приподнимаясь на носочках, чтобы поцеловать его снова.
— Что-о? — сказал Гарри. — Как?
— Подождем до Асконы. Надо же что-то оставить и для тамошнего нашего сидения…
Гарри знал, что должен закрыть рот, но это было просто невозможно. Гермиона с кусочками стекла в волосах таращилась на него и, хотя он был ужасно счастлив ее видеть, его шокировало, что она обнимала… Драко Малфоя? Драко Малфоя, который выглядел точно как Гарри, но все равно был Драко Малфоем.
Он еще не знал, что Сапате осталось жить всего несколько часов. Не ведал, что не поедет в Аскону и не сможет рассказать Жюльену, о чем беседовал с Иегудой Авирелем в его иерусалимской библиотеке.
За это, сказал он, указывая кивком головы в сторону дома. Я ожидал, что она не сразу примет тебя, но я и подумать не мог, что все пройдет вот так. Её поведение было непростительным. Мне так стыдно, что я даже не знаю, что сказать.
— Ой, — выдохнула она, и он подумал, что это прозвучало как-то виновато, — Гарри!
Пока что Даниель поднял голову и снова прислушался:
Драко тоже обнимал Гермиону. Его глаза были уже открыты, и он смотрел на Гарри с удивленным выражением лица, по которому Гарри очень хотелось вмазать.
— Ты слышишь, старина, что он делает? — мотнул он головой в сторону эстрады.
Тебе не нужно ничего говорить. Она - твоя мама, и желает для тебя только лучшего. Будь я на ее месте, то, вероятно, тоже с подозрением отнеслась бы к такой, как я.
— Привет, Гарри, — сказал он. — Я смотрю, ты нашел мою пижаму. Хотя я обычно ношу верх тоже.
Неизвестный им музыкант заиграл соло из «Cornet Chop Suey».
Гермиона заплакала.
И они оба дослушали его, отбивая такт сплетенными над столом руками.
Сейчас ты - моя семья, сказал он серьезно, и если они не могут принять это, то к черту их.
— Гарри, -повторила она, вскакивая на ноги и подлетая к нему, — ты жив!
Жюльен Сергэ открыл глаза и взглянул на воды озера Маджоре, матово блестевшие до самого горизонта под лучами заходящего солнца.
— Я же тебе говорил, что он жив, — Драко начал раздражаться.
Он крепко-прекрепко обнял меня и повел к машине. Я следовала за ним, тихо дрожа. Никто и никогда не делал ничего подобного ради меня, чтобы показать, как сильно он любит меня. Для Калеба семья была целым миром, но он просто выбрал меня вместо нее. Я переплела свои пальцы с его, пока мы, сидя в машине, ехали домой, и попыталась понять суть происходящего.
Затем он перевел взгляд на запад, туда, где начиналась долина Маджиа.
Гермиона выглядела так, как будто хотела обнять Гарри, но ее останавливало то, что он был без рубашки и привязан к кровати.
Он находился в Асконе, близ Локарно, там, где некогда Бакунин проводил зимние месяцы.
— Это…? — начала она.
Снова и снова ему приходили на память слова из нечаевского «Катехизиса»:
Когда мы вернулись к общежитиям, он обошел машину, чтобы открыть дверь с моей стороны. Мы шли к моему дому, никто из нас ни проронил за всю дорогу ни слова, как вдруг Калеб внезапно остановился.
— Связывающее заклятие, — закончил Гарри.
«Революционер — человек обреченный. У него нет ни своих интересов, ни дел, ни привязанностей, ни собственности, ни даже имени. Он презирает общественное мнение. Он презирает и ненавидит во всех побуждениях и проявлениях нынешнюю общественную нравственность. Нравственно для него все то, что способствует торжеству революции, безнравственно и преступно все, что мешает ему. Разумеется, он не должен ожидать какой-либо жалости к себе. Каждый день он обязан быть готовым умереть. Все в нем поглощено единым исключительным интересом, единой мыслью, единой страстью — революцией».
Гермиона вынула палочку, направила ее на Гарри:
Потанцуешь со мной? спросил он, протягивая руку. Моим первым побуждением было желание осмотреться вокруг, чтобы понять, мог кто-нибудь увидеть нас.
Молоденькая гостиничная служанка подбежала к нему: его звали к телефону.
— Заклихватем!
Пять часов. Предстоял разговор с Даниелем Лорансоном.
Руки Гарри упали на одеяло, и через секунду она уже обнимала его и плакала.
Нет, не делай этого, сказал он, всего лишь один танец, не переживай.
Через ее плечо он видел, как Драко встал и стряхивал стекло с одежды, очень холодно глядя на Гарри и Гермиону. Гарри обнял Гермиону не очень охотно, сам не зная, почему, он злился на нее.
— Где Рон? — резко спросил он.
Я сделала робкий шаг в его сторону. Смогу ли я сделать это?
— Рон? — Гермиона убрала руки и вытерла слезы. — Он… он в школе, Я оставила ему записку.
X
— Оставила записку? — не веря, переспросил он.
Небо расчистилось, и уже издалека можно было разглядеть почти весь Париж.
Его рука была такой теплой, когда он взял меня за руку. Другую руку он положил мне на поясницу, прижимая меня поближе к себе. Я могла слышать голоса. Вокруг нас находились люди. Постепенно желающих посмотреть на нас становилось все больше и больше. Я сделала глубокий вдох и закрыла глаза.
Гермиона открыла рот и закрыла его снова. Она не могла поверить, что Гарри такой бестолковый; она не могла поверить, что его первые слова были «Где Рон?» Неужели он не рад ее видеть?
Даниель Лорансон набрал номер отеля в Асконе, поглядывая в окно гостиной. Где это? Кажется, у Гюго: «…и равнина упирается в Молиньон и Сен-Лё». Там еще что-то было о «голубом небе»…
— Рон ненавидит Драко, — дрожащим голосом произнесла она. — Он бы не согласился пойти.
Будь смелее, сказал он, улыбаясь мне. Открой глаза.
— Согласился бы, — и Гермиона должна была признать, что так оно бы и было.
И здесь в окне голубело декабрьское небо. Как у Виктора Гюго. Далеко простирались точеные профили парижских дворцов, Сакре-Кёр белел как сахарная голова, а серый раструб Эйфелевой башни лениво уходил в вышину.
И я это сделала. Его ноги начали двигаться, и я автоматически последовала за ним. Он был прекрасным танцором.
— Хорошо, он бы пошел — ради тебя. Но мне бы пришлось объяснить, что ты — это не ты, а Драко. Прошло бы несколько часов, пока бы он понял и поверил. А я думаю, мы должны вернутся к утру, и, Гарри… — ее голос сорвался. — Когда я узнала… все, о чем я думала, — это как добраться до тебя и удостовериться, что ты в порядке.
Аскона откликнулась женским голосом с жестковатым немецко-швейцарским акцентом. Он попросил к аппарату Жюльена Сергэ. Ему ответили, что господин Сергэ ожидал звонка и его сейчас пригласят.
Цюрихский акцент — это серьезно!
Гарри смотрел на нее со странным выражением лица.
Но у нас нет музыки, уголком глаза я пыталась узнать, кто наблюдает за нами.
— Я правильно понял? Ты только что назвала Малфоя «Драко»?
Сергей Геннадиевич Нечаев прибыл в Цюрих весной 1872 года. Он приехал из Парижа, где жил во время франко-прусской войны на улице Жардине и в доме на Сент-Андре-дез-Ар… Когда он приехал в Швейцарию, в руках у него был только небольшой чемоданчик и две книги: «Исповедь» Жан-Жака Руссо и «Подлинные мемуары» Робеспьера. Потрясающее начало для какого-нибудь романа!
Драко сделал шаг вперед, вставая между Гарри и Гермионой.
Он начал напевать. Я закрыла глаза, но на этот раз от удовольствия. Его голос был невероятно приятным.
Его попросили не класть трубку. Господин Сергэ сейчас подойдет.
— Слушай, Поттер, — резко сказал он. — Я знаю, ты меня не любишь. Я от тебя тоже не в восторге. Если бы решал я, я бы оставил тебя моему отцу — он запер бы тебя умирать в подземелье. Но, увы, это не так. И если ты не веришь мне, то поверь Гермионе: мы здесь, ЧТОБЫ СПАСТИ ТВОЮ ЖИЗНЬ, НЕБЛАГОДАРНЫЙ ПРИДУРОК! — проорал Драко. — Так что пошли!
Он поднял глаза и увидел, что в комнату вошла Вероника. Кажется, сиделку или компаньонку его матери звали именно так. Когда он полчаса назад зашел к ним, она сразу отнеслась к нему с отчетливым недоверием. И вот сейчас заявилась в комнату, где стоит телефон, и копается в ящиках, напустив на себя таинственность и делая вид, будто разыскивает что-то, по-видимому, несуществующее. Она явно следила за ним.
Гарри моргнул. Затем спокойно сказал:
Он напевал «Yellow».
— Мадемуазель, — вежливо обратился он к ней, — не могли бы вы оставить меня одного? У меня приватный разговор…
— Я с вами не пойду.
Она подняла на него глаза и испепелила его взором.
Здесь мы впервые встретились, сказал он, уткнувшись носом мне в шею. И именно здесь начались все проблемы.
Драко и Гермиона уставились на него. Даже Малфой не нашел, что сказать. Наконец Гермиона выдохнула:
— Приватный? Что вы имеете в виду? Сдается мне, вы не у себя дома…
Он поддразнивал меня, но выбор слов сейчас мне показался невероятно верным.
— Почему?
Даниель как можно радушнее улыбнулся ей.
Гарри вздохнул. Потом объяснил им про Сириуса, про план МакНейра заманить Гарри в Имение Малфоев и сдать его Волдеморту, про Червехвоста… В конце он добавил:
Почему ты это сделал? спросила я, мои глаза по-прежнему были закрыты. Тебе не следовало так поступать.
— И я думаю, что с твоей матерью что-то не так, Малфой.
— Вы ошибаетесь, — мягко возразил он. — Вернее, вы не совсем правы… Мадам Марру — моя мать… Ведь она вам сказала это, не так ли?
— А, — сказал Драко. — Оскорбления пошли. Ну, конечно.
Потому что я люблю тебя. Она придет в себя, я ее знаю.
— Нет, я имею в виду, что-то действительно не так. Она кажется несчастной и сегодня упала в обморок, когда они привезли Сириуса.
Да, действительно, она об этом говорила.
Это заткнуло Драко рот.
По правде говоря, она встретила сына без особого удивления: «Я же знала, Даниель, что ты вернулся! А мне никто никогда не верит!»
Ты хороший парень, Калеб Дрэйк.
Губы Гермионы дрожали, но подбородок твердо поднят.
— Уйдите! — неожиданно резко приказал Веронике Даниель.
— Ну, все! — сказал она. — Придется спасать Сириуса тоже.
Она заколебалась, попробовала возразить. Тогда он вытащил из кобуры свой «магнум» и направил на нее.
Человек настолько же хорош, настолько прекрасно то, что он любит больше всего, не так ли? Я вздрогнула. Надеюсь, это не правда. Ведь я была насквозь прогнившая, словно яйцо месячной давности.
— Это будет нелегко, — объяснил Гарри. — Я пытался попасть в подземелье сегодня и… там, видно, какая-то сигнализация.
— Вы уберетесь или нет? — рявкнул он.
— Заклятия наложены на все входы в подземелье, — пояснил Драко. — Чтобы войти, надо иметь Малфоевскую кровь. Мы не любим чужаков.
Что ей оставалась делать? Она ретировалась.
Твоя мама такая красивая, произнесла я, уткнувшись в его плечо.
— И все остальных тоже, — заметил Гарри. — В вашем доме не так уж много положительной энергии, ты знал об этом, Малфой? Это то, что я твердо запомнил. Это — и еще то, что вам нужно наладить центральное отопление.
— Жюльен? — спросил он в трубку.
— Гарри, я уверена, что ты узнал много полезного, — успокаивающе проговорила Гермиона. — Я уверена, ты…
Да, это Жюльен. Каким-то странно болезненным голосом он спросил Даниеля, когда его ожидать…
Он рассмеялся и схватил прядь моих волос, оттягивая мою голову назад, пока я смотрела ему прямо в глаза.
— Для тебя все это домашнее задание, да? — невежливо перебил ее Гарри. — Ну хорошо: я узнал, что у Малфоев в роду были сумасшедшие — несомненно, все в этом доме просто чокнутые; я узнал, что у блондинов развлечений не больше чем у нас; да, я узнал, что у Малфоя родимое пятно в форме Великобритании на заднице.
— Я не приеду, — отрезал Лорансон.
— Нет, — сказал Драко.
Но почему, ведь еще вчера они обо всем договорились, что же могло случиться…
Ты собираешься сейчас разозлить меня, ты знаешь это?
— Есть!
— Ооо, покажи, — попросила Гермиона.
Я знала.
— Нет, — одновременно ответили Гарри и Драко.
— Какая тебе разница, Гарри, это ведь не твое тело, — резонно заметила она.
После того, как он поцеловал меня, пожелав спокойной ночи, я побрела в свою комнату и рухнула на кресло-мешок, принадлежавшее Кэмми.
— Ну, если будешь хорошо себя вести, я, так и быть, покажу тебе Шотландию.
— Это мое тело, — оборвал Драко, — и я не позволю эксплуатировать его. Только посмотри на себя! Ходишь тут полураздетый, не можешь дождаться, чтобы совсем раздеться? Приятно иметь мускулы хоть иногда, да, Поттер?
Все это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Хорошее никогда не длится долго. Наше время было на исходе. Я чувствовала это. Мы пробудем вместе только до тех пор, пока он не узнает, какая я на самом деле, и не захочет иметь ничего общего со мной. Он был светом, а я была тьмой.
— Дурак, — сказал Гарри, — у тебя руки как палки, Малфой, ты же сам знаешь, — он помахал руками в доказательство. — Посмотри — одни кости!
— ДА ЗАТКНИТЕСТЬ ВЫ ОБА! — рявкнула Гермиона. — Мы должны поговорить о Сириусе.
Оливия, что случилось? спросила Кэмми, выходя из ванной, окруженная облаком пара.
— Да, конечно, — Гарри чувствовал себя виноватым.
И тут...
Я потеряю его, Кэм, сказала я, пряча свое лицо в руках.
Раздался стук в дверь. Они замерли, глядя друг на друга вытаращенными глазами и надеясь, что, кто бы это ни был, он просто уйдет.
Нет, нет, сказала она, быстро вставая на колени возле меня, он очень сильно любит тебя. Все вокруг видят это.
Но постучали громче и настойчивей, дверь задрожала.
Гарри, показывая на Драко и Гермиону, прошипел:
Оу, подлая любовь, сказала я, скорее себе, нежели ей. Она не всегда выдерживает выпадающие на ее долю трудности.
— Вы двое! В шкаф! Сейчас же!
Какие еще трудности, О? Ты как всегда преувеличиваешь, она подвигает еще одно кресло и садится на него. Что ты натворила?
Глава 6.
Кэмми, сказала я, в ужасе смотря на нее. Я делала поистине плохие вещи. И самое ужасное состоит в том, что я не знаю, смогу ли когда-нибудь остановиться.
Мальчик, который дулся
Драко и Гермиона нырнули в шкаф и захлопнули за собой дверь. Гарри, дрожа, направил палочку на окно, прошептал «Репаро!» и разбитое стекло взлетело в раму. Затем он прыгнул на кровать и схватился за один из столбиков. В этот момент дверь не выдержала, распахнулась, и в комнату влетел разъяренный Люций Малфой.
Кэмми посмотрела на меня с сочувствием. Ты не такая плохая, как думаешь. Чтобы ты не сделала, Калеб все еще будет любить тебя. Ты должна позволить ему любить себя, Оливия, и, что гораздо важнее, ты должна полюбить его в ответ.
— Ты! — проорал он Гарри. Малфой-старший был очень похож на Драко, когда злился: очень бледный, с красными пятнами на щеках. У Гарри было чувство, что Люций мог открыть дверь с помощью магии, но захотел выместить на ней свой гнев. — Почему ты не открывал?
Спустя полгода я переехала из общежития в собственную квартиру. Мне осталось отучиться всего лишь один семестр, и я не могла дождаться того момента, когда же он закончится. Мы с Калебом уже даже начали говорить о том, чтобы жить вместе, когда я закончу учиться. Последние полгода он провел, работая на отчима, и я видела его все реже и реже.
— Я не знаю, — спокойно ответил Гарри. — Может потому, что ты привязал меня к кровати?
Люций выглядел уязвленным.
Мы решила отправиться вдвоем в небольшое путешествие. Куда-нибудь недалеко, но где бы мы могли нежиться на солнышке и ничего не делать. Мы остановили свой выбор на Дейтона-Бич и решили, что он заберет меня, когда закончит работать. Я уже собрала все необходимые вещи и вернулась домой после последней пары. Мой спальный мешок лежал у моих ног, в то время как мои руки нервно сжимали колени. Мне хотелось, чтобы эти выходные были идеальными. Я впервые зашла в «Victoria’s Secret» и выбрала себе кое-что, что, как мне показалось, должно ему понравиться. Сегодня вечером мы будем вместе. Мы встречаемся уже полтора года.
— Я забыл, — заметил он, направил палочку на Гарри и произнёс, — Заклихватем!
Гарри уронил руки.
Кэмми вопила от радости, когда я рассказала ей об этом.
— Спасибо, — сказал он. — Как Нар... моя мать?
— Нормально, — отрезал Люций.
— Могу я ее увидеть?
Ну наконец-то, тупая корова, сказала она, вручая мне невероятного размера пачку с презервативами. Надеюсь, ты знаешь, как все это работает? Потому что у меня нет желания посвящать тебя в основы.
— Нет. Я хочу, чтоб ты мне кое с чем помог. Мне надо вниз, в подземелье, и ты пойдешь со мной.
Гарри уставился на него. Это было приглашение, о котором он мечтал — пойти посмотреть, где держат Сириуса. Только ему совсем не хотелось оставлять Гермиону в шкафу вместе с Драко. С другой стороны, отказывать Люцию Малфою тоже нельзя. Похоже, он вот-вот начнет плеваться огнём.
Если бы я нуждалась в совете шлюхи, то спокойно могла бы позвонить по около девятистам номеров, сказала я, выхватывая у нее коробку. Она рассмеялась и отдала ее мне.
— О’кей, — сказал Гарри, вставая, и, думая о тех, в шкафу, вышел за Люцием.
В шкафу было абсолютно темно. Лицо Гермионы было прижато к какой-то грубой ткани, колено упиралось в ногу Драко, а рука затекла под сумкой Гарри. Она чувствовала рядом дыхание Драко, и слышала сквозь дверь разговор Люция и Гарри. Она слышала, как Люций сказал Гарри, что берет его в подземелье, слышала, как Гарри согласился и как они ушли из спальни, захлопнув дверь.
Драко заговорил первым. Вообще, он не столько говорил, сколько ругался, с необыкновенной изобретательностью и богатством словарного запаса. Его словарь и воображение просто поразили Гермиону. Ей даже в голову не приходило, что такое можно сделать с метлой.
Но Калеб так и не постучался в дверь. Я пыталась дозвониться ему на сотовый, но каждый раз меня переправляли на голосовую почту. Калеб никогда не опаздывал; он появлялся везде, где его ждали, по крайней мере, минут за десять до назначенного времени. Я пыталась не думать о том, что он мог попасть в ДТП, однако, в конце концов, беспокойство взяло надо мной верх. Я позвонила в больницу, но они сообщили, что никого, подходящего под мое описание, у них нет и сегодня ночью не поступало. Я думала о том, чтобы позвонить его родителям, но учитывая, как прошла моя последняя встреча с ними, я не могла заставить себя набрать их номер. Я снова набрала ему, кусая ногти. Был еще один вариант. Он мог просто задержаться на работе и потерять счет времени. Такое случалось в последнее время, ведь его работа была настолько требовательной, что иногда он забывал про время, и нам приходилось встречаться уже где-нибудь, как, например, это было на годовщину в честь нашего полуторолетия, когда мы встретились в магазине и купили друг дружке по садовому гному в подарок. Я не была сумасшедшей. Меня это устраивало. Я просто зайду в офис, чтобы напомнить ему. Точно. Я схватила ключи и помчалась вниз по лестнице.
— Эй, — сказала она. — Извини, что перебиваю, мне даже нравится, но я думаю, нам надо выбираться из шкафа. У меня сейчас рука отсохнет.
— Мы не можем выбраться из шкафа, — почти спокойно ответил Драко. — Он запирается снаружи.
— Что ты хочешь сказать?
Офисное здание, в котором располагалось «Fossy Financial», находилось в сахарном районе Форт-Лодердейл, в двух кварталах от «Bonjour Bakery», в которой Сильвестр Сталлоне покупал себе круассаны по семь долларов за штуку.
Голос Драко был резким:
— Какую часть из «он запирается снаружи» ты не поняла? Вот уж воистину! Я думал, ты сообразительная.
В здании, в котором располагался «Fossy Financial», было домом для кучи других офисов, оказывающих различного рода услуги, которые богатеи этого мира только могли себе позволить, поэтому, разумеется, там был охранник. Он посмотрел на меня своими опухшими глазами, которые, полагаю, были последствием того, что прошлой ночью он выпил слишком много ликера.
— А простое Открывающее Заклятие?
— Нет, — сказал Драко. — Шкаф защищен. Мой отец запирал меня в нем, когда я плохо себя вел, так что я знаю.
Здание закрыто на весь вечер, высказал он мне раздраженно.
— Твой отец — просто изверг!
— Оставь в покое мою семью, Грейнджер, — отрезал Драко.
Почему же тогда входные двери открыты? дерзко спросила я, наблюдая за людьми, слоняющимися по лобби. Все они были одеты в шелковые, разрисованные бабочками платья и пошитые на заказ смокинги. Вся сцена кричит: «любуйся на богатеев» самым худшим из всех возможных способов.
— «Грейнджер?» — раздраженно фыркнула Гермиона. — Сначала Гарри, теперь ты! Почему вы ведете себя так, как будто внезапно возненавидели меня? Все, что я сделала Гарри — это пыталась спасти его жизнь. Что же касается тебя, я не знаю, на что ты жалуешься, но...
— Ты правда, не знаешь? — голос Драко, холодный и далекий, теперь звучал так, как Гермиона помнила по стычкам в Хогвартсе.
Вечеринка проходит только на пятом этаже. Частная вечеринка, подчеркнул он. Так что двери закрыты для всех клиентов.
— Нет.
На пятом этаже работал Калеб. Я осознала это с каким-то ноющим чувством в животе. Он никогда не упоминал при мне про эту вечеринку. Правда, это неделя была для него довольно напряженной, но как можно забыть о чем-то вроде этого?
— Иллюмос, — сказал Драко, и свет вырвался из палочки, озаряя внутренности шкафа. Гермиона вздрогнула. Говоря с Драко в темноте, она представляла его себе таким, как в школе. А теперь она оказалась лицом к лицу с Гарри. Свет из палочки заставлял его глаза мерцать малахитовым цветом.
Но улыбался он злобной улыбкой Драко.
Как здорово, я как раз приглашена на вечеринку, устраиваемую «Fossy», сказала я, используя свой лучший задиристый голос.
— Поттер, — коротко пояснил Малфой, — придуривается по двум причинам. Первая: ему ненавистна мысль быть спасенным мной. Это я понимаю. Сам бы чувствовал то же самое на его месте.
— А вторая? — с любопытством спросила Гермиона.
Да? А вот я так не думаю, его глаза проследили от моих джинсов к футболке.
— Он ревнует.
Гермиона почувствовала, как сердце проваливается вниз, затем стрелой взлетает вверх и застревает в горле.
Мое имя есть в списке приглашенных, сказала я быстро. Честно, я даже не знаю, существует ли вообще этот список. Ава Лилибет. Проверьте сами. Ава была коллегой Калеба, и он частенько нелестно отзывался о ее чесночном дыхании и силиконовой груди. На всякий случай, я выпятила грудь вперед. Я была права, когда предположила, что существует список приглашенных, и секунду спустя, проследив по списку глазами, охранник отыскал в нем мое фальшивое имя.
— Ревнует? Как так?
— Не будь дурой, Гермиона.
Ладушки, мисс Лилибет. Вы можете подняться. Даже не взглянув на него, я резко повернулась и пошла по направлению к лифтам. Надеюсь, настоящая мисс Чесночное Дыхание не появится в ближайшее время и не разрушит все мое прикрытие. Поездка на лифте была невероятно мучительной. Когда я услышала «динь», то выскочила из лифта, практически спотыкаясь об свои же собственные ноги. Я не поверила своим глазам от удивления. Не было никаких рабочих столов, никаких факсов и офисных клерков. Весь этаж был очищен от рабочей техники и заставлен элегантными обеденными столами, уставленными плавающими свечами и отполированной хрустальной посудой. Все жалюзи на этаже были открыты, чтобы продемонстрировать великолепный вид на Форт-Лодердейл. Прекрасные люди берут закуски с икрой с подносов, проплывающих мимо них, благодаря официантам, на руки которых надеты белые перчатки. Прижавшись к ближайшей стене, я начала сканировать помещение в поисках его лица. Но Калеба не было. Ни рядом с взбалмошной группой секретарш, которые всегда заставляли меня ждать его слишком долго, ни с отчимом, улыбка которого сейчас была обращена к группе инвесторов. Я ощутила прилив беспокойства. Что, если он ждал меня сейчас в моей квартире, а я шныряю тут по его офису, словно параноик...
Гермиона схватила Драко за руку и сильно ее сжала.
— Что ты имеешь в виду?
Я решила сделать хоть одну правильную вещь за сегодняшний день и уйти прежде, чем превращусь в реальную занозу в заднице. Я направилась туда, где висел знак «выход», надеясь найти лестницу. Мне предстояло пройти через коридор, выстроенный скоплением маленьких офисов. Вероятность того, что там кто-то находился, была небольшой, ведь вечеринка была в самом разгаре. Я рванула вперед по коридору. Я уже дошла почти до самого конца. Мне оставалось около трех шагов до лестницы, когда услышала его голос. Мне показалось странным, что среди трелей Шопена и гула десятков голосов, я услышала его голос.
Драко не выдергивал руку.
— Я знаю, что ты хочешь услышать, — сказал он. — Но ты уверена, что хочешь услышать это так?
Я остановилась и наклонила голову, но не потому, что услышала что именно он произнес, а потому, что услышала как он это произнес - быстро и интимно. Я прислонилась к закрытой двери его кабинета и услышала женский гортанный смех. Мое сердце молило ноги о переходе на третью передачу.
Гермиона задумалась. Так ли она хотела услышать, что у Гарри — возможно! — могут быть чувства к ней (или чувство… любое чувство)? От Драко, который шпионил в голове у Гарри? Это было насилие, хоть и не добровольное. И, в конце концов, Драко может ошибаться. Она покачала головой и убрала руку.
— Нет.
Хотел бы ты об этом узнать? ее голос был явно флиртующим. Вы не можете его перепутать, не через дверь толщиною в два дюйма. Одна из прелюдий Шопена играла на заднем фоне, когда я отшатнулась назад.
— Только потому, что я чувствую то, что чувствует Гарри, — неожиданно сказал Драко, — я не перестал чувствовать, то, что чувствовал.
Гермиона уставилась на него.
Узнать о чем? Я затаила дыхание и прижалась ухом к двери. Хотела ли я узнать об этом?
— Что ты чувствуешь? — спросила она — и к собственному удивлению, ей хотелось услышать ответ, так же как и на предыдущий вопрос.
Но Драко опустил голову и она больше не видела его глаза, только отражение света в очках.
«Некоторые вещи лучше оставлять в морозилке», всегда в таких случаях говорила моя мама.
— Прямо сейчас я чувствую голод, — сообщил он. — Жуткий голод. Я не ел со вчерашнего обеда.
— А, — разочарованно вздохнула Гермиона. Она подтянула сумку Гарри, чтобы достать молнию.
Я прижалась сильнее, пока мое лицо не вжалось в дверную панель. Не было больше никаких разговоров. Все, что ни происходило по ту сторону двери, происходило в тишине. Я сделала шаг назад. Теперь был мой выход. Вводите сумасшедшую подружку. Я не стану кричать, говорила я сама себе. Я справлюсь с этим, не запятнав честь и достоинство. Я схватилась за ручку, повернула ее и распахнула дверь. Дверь отъехала в сторону, словно занавес, открывая сцену, которая навсегда останется в моей памяти. Она в одночасье все изменила. Все разрушила. Все сломала.
Теперь она сидела рядом с Драко. — Я взяла поесть… Шоколадные лягушки, масляный эль и маринованные огурцы.
Драко скорчил рожу:
ГЛАВА 14
— Я сказал, я голодный, а не беременный.
Гермиона хихикнула.
(Переводчик: [unreal]; Редактор: [unreal])
— Ну, это все, что есть.
— Ладно. Дай мне эль. Может, если я выпью много, я не буду так сильно против того, чтоб сидеть здесь взаперти.
Настоящее
Гарри шел за мистером Малфоем по все более знакомым коридорам Имения до самого кабинета, где Люций открыл люк и жестом велел Гарри следовать за ним. Гарри шел осторожно, чтоб ничего не задеть. Он не хотел, чтобы отсутствие Малфоевской крови дало повод для еще какой-нибудь сигнализации. Серые каменные ступени вели вниз, в холодную темноту, где светился только кончик палочки Люция Малфоя. Там было что-то вроде лабиринта: узкие проходы разбегались во всех направлениях как змеи. Гарри пытался запомнить путь, бормоча про себя, когда они поворачивали:
«Налево, направо, направо, резко налево». Но он знал, что это, скорее всего, бесполезно. Люций Малфой заговорил с ним только раз, когда они переходили из одного коридора в другой, украшенный мраморной мозаикой.
Я ушла. Лия сможет заполучить его, но мне не хотелось быть рядом, когда она это сделает. Я взяла с собой немного: всего лишь несколько книг и фотоальбомов, которые принадлежали еще моей матери. Все остальное было уничтожено. Я засунула все это в машину вместе с Пиклз и надавила на газ. Я оставила свою шкатулку лживых воспоминаний о мистере «Х» посреди пострадавшего журнального столика вместе с конвертом, в котором лежали украденные Лией фотографии. Она запихнула пять сто долларовых купюр в конверт, и я... их тоже оставила. Если я сказала, что сделаю это, то я это сделаю. Больше никаких безделушек, которые способны превратить мое сердце в фарш.
— Это будет хорошая практика для тебя, сын, — сказал он.
Наконец они дошли до входа в подземелье — огромной каменной арки с ржавыми железными воротами, запертыми на здоровый замок в виде переплетенных змей. Люций Малфой положил на замок руку и тот открылся, ворота распахнулись. Гарри вошел вслед за Люцием.
Прежде чем я вышла через переднюю дверь, я взяла старый пенни и положила его лицевой стороной в свою ладонь. Чертов пенни. Чертов Калеб. Я накрыла его пальцами и сжимала так сильно, как только могла, до тех пор, пока мой кулак не побледнел, и я не убедилась, что слова «Один поцелуй. В любое время. В любом месте» навсегда отпечатаются на моей коже. После чего я открыла ладонь и позволила пенни упасть вниз, на ковер. Я подкинула прощальную записку под дверь Роузбад, в которой соврала что-то насчет работы в Калифорнии, и пообещала, что напишу ей, как только устроюсь на новом месте. Я сняла ключи с ключницы и поехала. Я почувствовала, как эмоциональный груз свалился с моих плеч, когда я вырулила на I-95. Я почувствовала себя невероятно свободной, когда пересекла государственную границу штата Джорджия, но настоящее облегчение пришло ко мне, когда Кэмми обняла меня.
Малфой прошел вдоль ряда клеток около стен и остановился у одной из них, заглядывая туда.
Добро пожаловать в Техас, подружка, улыбнулась она, целуя меня в щеку. Давай начнем с тобой новую жизнь.
Гарри остановился рядом, уже зная, что увидит. Клетка была голой с мокрыми каменными стенами и соломой на полу. У дальней стены стояла низкая каменная скамья, на которой лежал человек.
Это был Сириус.
Прошлое
— Эй, Блэк, — крикнул Люций, и Сириус поднялся. Гарри с облегчением увидел, что с него сняли Связывающее Заклятие. — Удобно?
Сириус зарычал, глухо как собака.
Ветер сердито ударялся в машину, словно протестуя из-за того, что его не впускали внутрь. Снаружи треснувшее лобовое стекло собирало танцующие в воздухе снежинки, расстилая белое одеяло по кроваво-красной паутине трещин. Оба пассажира были израненные и без сознания. Они сидели, сгорбившись, на передних сидениях автомобиля. Водитель был залит собственной кровью. Никто не мог вызвать скорую помощь, ведь для этого сначала нужно обнаружить автомобиль, затерявшийся среди снежной бури. Пассажир очнулся, застонал и схватился рукой за свою голову. Когда потом он убрал руку, то увидел кровь, размазанную по кончикам своих пальцев.
— Вот, — сказал Люций. — Вижу, ты так гордишься тем, что ты зверомаг, что уже не можешь говорить по-человечески.
Сириус отвернулся.
Он озирался в темном пространстве автомобиля, задаваясь вопросом, кто он и кем был истекающий рядом с ним кровью человек. Он чувствовал себя странно. Казалось, словно все его органы были напряжены внутри его тела. Переместившись немного вдоль дверцы, он схватился за ручку, но дверь не открылась. Потом он понял очевидное, то, что затуманенный разум не сразу заприметил. Автомобиль был сдавлен до половины своего первоначального размера. Он отстегнул свой ремень безопасности и начал ощупывать карманы в поисках телефона. Найдя его, он набрал 911. Когда женщина-оператор ответила на звонок, он заговорил, не узнавая своего голоса.
Люций с отвращением покачал головой, посмотрел вниз и закатал левый рукав мантии. На руке была метка в виде черепа и змеи — Знак Мрака. Он поднял руку к лицу и заговорил в нее, как по рации.
— МакНейр, — рявкнул он. — Питер. Где вы?
Произошел несчастный случай. Я не знаю, где мы находимся, и кто я такой, хотелось ему добавить, но он не стал.
Череп на руке Люция зашевелил ртом и тонкий голос произнес.
Он положил телефон рядом с собой и поднял голову. Патрульная машина прибудет, как только они отследят сигнал. Он ждал, дрожа то ли от холода, то ли от шока, сам точно не понимая истинных причин. Был ли это его друг? Его отец? Его брат?
— Мы не можем войти в подземелье без тебя, нужно, чтобы кто-то открыл дверь.
— Черт, — взорвался Люций. Он посмотрел на Гарри. — У тебя палочка с собой?
Он понял, что помощь прибыла, когда краем глаза заметил огни скорой помощи, отражение которых танцевало на стекле. Раздались голоса, и дверь открылась. Вскоре появились люди, которые попытались вытащить его из машины.
— Да, — ответил Гарри, вынул ее и показал Малфою.
— Очень хорошо, Драко, — улыбнулся Люций. — Я хочу, чтоб ты посмотрел за Блэком, пока я не вернусь с Питером и МакНейром. Если он двинется, наложи на него заклятие ватных ног. Ты уже достаточно большой для такой ответственности, — добавил он. — Пришло время посмотреть, чего ты стоишь.
Нам нужны «Челюсти жизни», услышал он, как произнес один из спасателей. Кто-то светил фонариком ему в глаза, в то время пока кто-то другой накидывал на него оранжевый шерстяной плед. Они погрузили его на носилки, и он почувствовал, как снег стал приземляться на его лицо. Голос, прозвучавший словно вдалеке, поинтересовался, как его зовут. Он покачал головой, не зная, что ответить. Джош - хорошее имя, и он даже хотел сказать, что его так зовут, но не стал. Он задался вопросом, жив ли тот человек, который был рядом с ним, но потом он услышал гул сирен машины скорой помощи, скольжение колес по гравию. Крики сирен стали уноситься в даль. Он откинулся на подушку, пытаясь вспомнить ... и ему удалось сделать это. Хорошие и плохие воспоминания начали просачиваться назад в его голову, словно теплая вода сквозь глыбы льда. Он вздрогнул, вспомнив то, что так отчаянно пытался забыть.
Гарри подозревал, что Люций меньше всего хотел дать шанс Драко показать чего он стоит. Просто Малфою нужна была помощь, а Нарцисса была не в состоянии что-либо делать. Естественно, Гарри жаловаться не собирался.
— Да, отец, он сказал. — Я послежу за ним.
Люций ушел, оставив Гарри стоять в темноте, дрожа от нетерпения. Как только он услышал как за мистером Малфоем захлопнулись ворота, он подскочил к решетке и позвал — Сириус! Сириус, не бойся — это я…
Фельдшер скорой помощи спросил, все ли с ним в порядке. Он кивнул головой, словно говоря «да», хотя глубоко внутри, там, где старые раны снова стали кровоточить и их невозможно уже было зашить, он был не в порядке. Он потер костяшками пальцев у висков, желая, чтобы все воспоминания разом исчезли. Какой легкой стала бы жизнь, если бы его воспоминания стерли, словно карандаш ластиком. Никаких следов счастья или несчастья. Лишь чистый лист. Новый старт. Машина скорой помощи плавно остановилась, и обе дверцы машины были нараспашку открыты командой в белых перчатках. Он позволил, чтобы его приподняли и вынесли на носилках из машины скорой, пронесли через двери больницы и занесли в абсолютно белую комнату, где ему придется дожидаться результатов МРТ. Он лежал в тишине. Доктор вошел в комнату, в которой парень дожидался своих результатов. Врачом оказался индиец с добрым выражением лица. Он носил на безымянном пальце обручальное кольцо, украшенное тремя рубинами, утопленными в золото. Его имя было указано на бейджике. Его звали Синджи Пуни. Он задался вопросом, был ли доктор Пуни счастлив в браке и не символизировали ли эти три рубина его детей. Ему хотелось спросить об этом, но он так ничего и произнес вслух. Врач заговорил первым довольно серьезным голосом.
Сириус поднял голову.
— Гарри, что ты сделал с волосами? Это ужасно.
Гарри удивленно закашлялся.
У Вас серьезное сотрясение головного мозга. Мне нужно провести еще несколько тестов, чтобы убедиться, что у Вас нет обширного поражения мозга. Фельдшер скорой помощи рассказал мне, что у Вас возникли некоторые проблемы с ответом на довольно простой вопрос о том, как вас зовут. Пациент ничего не ответил. Он сидел, уставившись на белый потолок, словно это было величайшее произведение искусства.
— Ты узнал меня?
Сириус улыбнулся.
Вы можете сказать мне, как Вас зовут? Он все еще ничего не мог ответить. Его взгляд устремлялся вперед-назад, вперед-назад.
— Я собака, Гарри. Я могу узнать тебя по запаху быстрее, чем по внешности. Я знал, что ты здесь, с того момента как меня привезли.
Гарри прижался к решетке. Было приятно узнать, что кто-то узнает его, пусть даже по запаху.
Сэр? Вы знаете, кто Вы такой? голос доктора стал обеспокоенным, прозвучав на тон выше, нежели до этого. «Я знаю! Знаю!» - кричал его разум. Пациент повернул свою голову и посмотрел в устремленные на него черные глаза. Он принял решение прямо сейчас и прямо здесь. Будут, конечно, проблемы с реализацией задуманного, но его это не волновало. Он должен был найти её.
— Притворятся сыном Люция Малфоя очень опасно, — неодобрительно сказал Сириус. — Что ты использовал? Многосущное зелье?
— Что-то вроде, — ответил Гарри и торопливо рассказал, что произошло за последние несколько дней. Сириус слушал молча, иногда кивая или удивленно вскрикивая, пока Гарри не дошел до части, где Червехвост и МакНейр привезли Сириуса в спальню Драко, а Нарцисса упала в обморок.
Нет, сказал Калеб Дрэйк. Я вообще ничего не помню.
— Нарцисса, — задумчиво проговорил Сириус. — Да, это загадка.
— Что?
Прошел год...