Кому: TullyHawke@gmail.com
От кого: VincentRaphaelaWilde@gmail.com
Тема: Новый цвет – желтый
Ух ты, Талли, ОЧЕНЬ понравилась песня. (!!) Особенно проигрыш. Я кайфую от твоих проигрышей! Часто крутится в голове тот, что из песни «Christchurch Place». Стопудово скажу папе, что он первый сорт, и пошлю ему ссылки на твою музыку. Ему точно понравится. А слушает он все, если оно хорошее, а у тебя уж – хорошо без дураков. Честно.
Сейчас иду гулять по Парижу и слушать «Теперь синий», чтобы получше ознакомиться, а сама буду искать желтый! Ведь желтый и синий дают зеленый, буду начеку, чтобы не пропустить и эти волшебные превращения. К этому мы еще вернемся!
Как всегда,
В

– Я не имею в виду панков и дельцов, Джек, – перебил Бредли, – речь о выстреле женщины-офицера из службы по борьбе с наркотиками по твоей сигнализации. В момент упомянутого выстрела ты держал ее, надо сказать, очень остроумно – чуть ли не у себя на голове.

PS: Твоя мама однозначно классная, ты был прав. Ее письмо согрело мне сердце.


– И еще – она погасила мой фонарь. – Уиллоус улыбнулся, однако это не смягчило Бредли. – Она – из породы бойцов и подняла много шума из ничего. – Он умолчал о том, в каком бешенстве была борец с наркобизнесом, как прыгало у нее в руке дуло револьвера и какое выражение лица было у нее, когда она случайно в него выстрелила.

После того, как Мина практически застала Винсент и Лу flagrante delicto[71], Винсент просветила Батиста по некоторым пунктам.

Да, они с Лу целовались, многоточие.

– Весьма забавно, Джек. А какой прекрасный заголовок для газеты: «Мент стреляет в мента». – Он открыл резную крышку коробки с сигарами, но даже это его не успокоило. – Прежде всего, какого черта ты там делал? Тебе никто не давал разрешения околачиваться на крыльце у Росса.

Нет, у них с Лу не было секса.

– Я работал в свободное время, инспектор.

Да, ей было стыдно, что Мина предположила, что в ванной произошло что-то еще.

– Разумеется. А если бы та дама убила тебя? Кто бы за это отвечал?

Уиллоус сильнее вдавился в стенку.

Нет, Винсент ни о чем не жалеет.

– Есть ребята, которые специально отслеживают таких сотрудников. Уже пять лет они заняты только одним – ждут повода нажать кнопку, чтобы вывести все на печать. Там будет все, Джек: каждая оплошность, любая самая незначительная деталь. Так что я тебе говорю, без разрешения не трать ни минуты времени на сверхурочные. Ты меня понял?

Non, je ne regrette rien.

Пока не жалеет.

Уиллоус кивнул и, как будто это только что пришло ему в голову, сказал:



– Я чуть-чуть его не прихватил. – Он соединил указательный и большой пальцы.

Ноябрь проходит в суматохе: Винсент не забывает часто связываться с детьми, преподает, делает украшения, фотографирует новые изделия, обновляет сайт магазина «Go Wilde!», отправляет заказы покупателям. Через день ходит в угловой супермаркет «Franprix» за хлебом, свежими фруктами и овощами.

Бредли холодно посмотрел на него.

– Чуть-чуть не прихватил кого?

Несколько раз в неделю после занятий к ней приходит Лу, они вместе готовят тушеный нут, или bœuf bourgignon[72], или oeufs cocotte[73], или другое теплое, уютное блюдо и смотрят фильмы Жана-Люка Годара.

Уиллоус рассказал ему, что «понтиак» появился из-за угла Огден-стрит перед самой перестрелкой.

«Une femme est une femme»[74] они пересматривают несколько раз. Винсент рассказывает Лу, как ей нравятся сцены, когда он и она поссорились и перестали разговаривать друг с другом. Вместо этого они по очереди ходят по дому с лампой, ищут книги, названия которых выражают их чувства.

– И ты видел парня, который пересек улицу и перепрыгнул ограду дома Росса?

У Винсент и Лу вошло в привычку целоваться на диване, пока она не начинает настаивать на прогулке. Иногда у нее появляется желание подвести глаза стрелками и надеть что-то в полоску, неизменный плащ, неизменная красная помада. Однажды она даже надевает красные колготки, как у Анны Кариной в фильме «Une femme est une femme».

Уиллоус кивнул. Паркер уставилась на него. Для нее это тоже было новостью.

Когда Лу на руках ходит по тротуару и обратно, она запоминает каждую крупинку координации, сосредоточенности и силы, которые ему необходимы, чтобы это проделывать, откладывает в укромный и протопленный уголок сознания, чтобы достать в тот момент, когда она вернется домой и окажется наедине со своим Gideon 7000, или, как Агат предпочитает называть его, новым лучшим другом.

– Тогда почему ты его не схватил?

Теперь уже я немного ревную и к Лу, и к Gideon 7000! MDR — Агат добавляет к сообщению французскую аббревиатуру mort de rire («умираю от смеха») вместо американского LOL. Винсент отвечает своим собственным «mdr».

– Потому что видел, что он этим не ограничится.

– Думаешь, он собирался вломиться в дом?



– Так это выглядело.

Винсент пока не видела его обнаженным, но к этому времени уже трижды довела его до оргазма рукой. Они всегда в темноте, всегда в ее ванной, как будто в любом другом месте квартиры окажутся слишком реальны. Четыре раза она чувствовала его – при том, что они оба были в основном одеты: он был толстым и твердым между ее ног на мягком диване; она, устроившись сверху, раскачивалась на нем, а он держал ее за бедра. Однажды он нежно лизал и посасывал ее соски, и она кончила – сам он с удивлением понял, что тоже достиг апогея, влажно расплылась темнота. Voilà! Именно это у нее перед глазами, когда она разговаривает с Киллианом и тот спрашивает, чем она занимается. Она чуть не вскрикивает, вспомнив, и радуется, что это не видеозвонок, иначе он увидел бы, что ее лицо омрачают следы мучений от испытываемых одновременно чувства вины и желания.

– Ты думаешь, выжидать было разумно? Ведь ты был один, тебя никто не прикрывал. У парня оружие, он убийца. Господи, да могла произойти история с заложниками…

Что мог сказать Уиллоус в свое оправдание? Бредли был прав, а он – нет.

Лу шлет ей песню Джефа Бакли «Everybody Here Wants You»[75].

Винсент посылает «Tessellate»[76] группы «alt-J» и «Furnaces»[77] Эда Харкорта.

– Ладно, стрельба его вспугнула, и он удрал. Что случилось, того не переделать. Он тебя видел?

Он: «Can’t feel my face»[78] в исполнении The Weeknd.

– Нет.

Он: «I’m Your Man»[79] Леонарда Коэна и «Power over Me»[80] Дермота Кеннеди.

– Ты уверен?

– Да, уверен.

Она мучительно и напряженно думает о том, как Лу выбирает эти песни и применяет их к ней. Она не выдерживает, и ей приходится лечь. Она размышляет, не потратиться ли на кушетку.

– Теперь он уже знает, что перестрелка была связана с наркотиками и не имеет отношения к его скромным делам. Ты думаешь, он вернется?

– Да. – Уиллоус кивнул. – Парень грабанул по крайней мере тринадцать банков, тринадцать кассирш. И каждый раз – удача. Все, что он задумывает, – удается.

Она: «Because the Night»[81] Патти Смит.

– Но он грабит банки, а не дома.

– До сих пор мы не выяснили, что Мендес делал в банке Росса. Однако отдел по мошенничеству уверен, что Росс не отмывал панамских наркодолларов. Не знаю, что было в портфеле у Мендеса – может быть, всего-навсего его ленч, – сказал Уиллоус.

Он: «Angel»[82] группы «Massive Attack» и «Can’t Get You Off My Mind»[83] Ленни Кравица.

Бредли вновь проверил содержимое своей коробки и улыбнулся Паркер.

Она: «Partition»[84] Бейонсе и «Justify My Love»[85] Мадонны.

Он: «Talk»[86] Hozier и «The Sweetest Taboo»[87] Шаде.

– Сдается, что парень целится на дочку Росса, чтобы добраться до денег Росса через нее. Она подходит к его шаблону – не замужем, молода, загляденье, – продолжал Джек.

После этих двух песен она снова в постели.

– Думаешь, он попытается ее захватить?

Она: «Lovesick»[88] в исполнении Banks и «Two Weeks»[89] FKA twigs.

– Он не убивает, он разбивает сердца. Насилие – не его стиль, по крайней мере с женщинами.

– И что будет, когда он окажется в доме?

Он: «Rue Saint-Vincent»[90] Ива Монтана после того, как они холодным беспокойным вечером совершают прогулку туда и он показывает ей вывеску с ее именем.

– Не знаю, инспектор.

Подумав немного, Бредли сказал:

В течение недели они каждое утро пересылают друг другу – туда-сюда – «Je t’aime… moi non plus»[91] Джейн Биркин и Сержа Генсбура.

– Ну хорошо, предположим, что парень, которого ты видел, и тот, за которым ты охотишься, – один и тот же человек. Если он снова там появится, что ты предполагаешь делать?

Винсент составляет из песен плейлист, дав ему название «Страсть в разговоре», и слушает на прогулках, воображая себя в un film français[92].

– Обезвредить Росса и устроить засаду.



– Ты думаешь, Росс согласится?

Когда Лу учился в школе, то был слишком большим хулиганом, чтобы как следует прочитать «Джейн Эйр», и она покупает ему эту книгу. Он присылает ей сообщение из целого ряда восклицательных знаков, когда гадалкой оказывается Рочестер и когда он наконец рассказывает Джейн правду о Берте. Лу обводит фразу «полураскрытая роза», делает снимок и посылает ей.

– У него нет выбора.



В дни, когда в штатах отмечают День благодарения, Лу, рассудив, что вдали от семьи она может скучать, приходит к ней и дарит натюрморт, над которым работал. Кожура клементина, которую он положил себе в карман, когда был у нее в квартире на первом ужине, изображенная на столе, рядом ваза с похотливо-красной полураскрытой розой. За стеклом тигриные лапы, они лишь угадываются из-за налитой в вазу воды.

– С нашей точки зрения – нет. Будем надеяться, что он достаточно умен, чтобы встать на нашу точку зрения. Когда вы собираетесь поговорить с ним?

Винсент. Моему клементину. Моей розе. Моей тигрице.

– Мы как раз сейчас туда отправляемся.

Как и обещал, картину в рамке он вешает над ее кроватью.

Бредли еще раз посмотрел в коробку и взял сигару, которую уже давно облюбовал.



– На сей раз позаботьтесь, чтобы у вас было соответствующее прикрытие.

Наступает декабрь, днем становится холоднее, темнота растягивается. На прошлой неделе Винсент взяла выходной и не преподавала, потому что из-за месячных опять плохо себя чувствовала. Пришел Лу, приготовил чай и тост. Завтра прилетают Олив и Рамона, они проведут с ней рождественскую неделю.



Сегодня она идет на концерт «Анчоуса» одна, потому что и у Агат, и у Батиста оказались другие планы, хотя оба сказали, что постараются увидеться с ней позже.

Уиллоус вел бледно-зеленый «каприс», Паркер, сидевшая рядом с ним, наблюдала, как двухтонный фургон пытается обогнать шоколадного цвета «мерседес».

Как бывает вечерами, на улицах и тротуарах людей вполне достаточно, и Винсент комфортно идти одной. Она неторопливо направляется к Ле Маре, не спешит, осваивает новый маршрут. Ей нравится теряться в Париже; это лучше, чем потеряться где-нибудь еще.

– Знаешь, Джек, чего я хочу?



– Обязательного телесного наказания для всех нарушителей дорожного движения.

Когда она сворачивает на rue du Temple и когда идет по rue de Braque, ей вслед присвистывают, потому что издали кажется, что под плащом у нее только черные блестящие колготки и ничего больше. Платье – красное, воздушное – едва доходит ей до колена. Губы накрашены под цвет платья, которое, как считает Винсент, легко определить как платье женщины, которая переживает определенные чувства. Платье-месть. Она увидела его на торговой улице в витрине и зашла померить, убеждая себя, что купит его, только если оно сидит идеально, – оно сидело. К платью она надела черные бархатные туфли на платформе и с сигаретой шагает сквозь сухой и прохладный звездный вечер.

– И этого тоже. А еще работать с партнером, который дает мне знать, чем он занимается.

– Послушай, извини. Тогда ночью дом был таким пустым. Я уже налил себе стаканчик, и тут мне пришло в голову… Ты знаешь, Клер, что это такое. Мне нужно было куда-то уйти, что-то делать.

Она подходит к клубу, но тут в сумке вибрирует мобильник – звонит Киллиан. Отойдя в сторону, она отвечает.

– Найти где-нибудь паркинг, – сказала Клер, – побыть там.

– Salut, – говорит она.

Джек был прав – она знала, как бывает тяжко вернуться после смены в пустую квартиру. Она нечасто в этом признается, но она-то знала.

– Винсент, любимая. Как ты? Завтра приезжает Олив, да?

Уиллоус запарковался на стоянке для клиентов позади банка и опустил солнечный козырек, чтобы видна была надпись: «ПОЛИЦЕЙСКИЙ АВТОМОБИЛЬ».

Ах, она обожает его голос, его акцент. Раздражает до чертиков. И это после всего, что произошло?

– Как ты собираешься это проделать, Джек? – спросила Паркер.

– Да, завтра. Они с Рамоной летят одним рейсом, – говорит Винсент.

– С тактом, дипломатично и непринужденно.

– А если не сработает?

Ее всегда успокаивал тот факт, что Рамона тоже жила в Нашвилле, недалеко от Олив, но теперь, когда Винсент в Париже, это успокаивает еще больше. Бездетная, счастливая Рамона была Олив второй матерью, и Винсент чувствовала себя намного лучше, зная, что ее близкая подруга неподалеку и всегда придет дочери на помощь, а еще не такой виноватой, что сама далеко.

– Остается откровенная угроза.

Летом они всей семьей решили, что Олив проведет Рождество с Винсент, а Колм – с отцом в Кентукки. У мужчин были планы покататься на лыжах в Индиане и закончить начатый на прошлое Рождество марафон просмотров Джеймса Бонда.

Мартин Росс был в кабинете. Сгорбившись над столом, заваленным бумагами, он сидел и смотрел в. окно. Уиллоус постучал костяшками пальцев в косяк двери. Банкир не слышал. Уиллоус постучал снова, на этот раз так сильно, что стало больно пальцам.

– Когда к тебе приезжает Колм, сегодня вечером или завтра? – в свою очередь спрашивает она.

– Мистер Росс, – окликнула Паркер.

Росс глубоко вздохнул. Он повернулся и снова посмотрел в окно, как будто там за стеклом было что-то, что одновременно притягивало и пугало его.

– Он отложил день приезда до послезавтра, это все фильм, над которым они работают. Какие-то сложности с расписанием из-за одного актера, – говорит Киллиан с живой интонацией, которую Винсент сразу узнает. Он слегка навеселе или даже пьян. Она мысленно высчитывает, сколько времени в Кентукки – на шесть часов меньше. Значит, три часа дня.

– Мистер Росс, не могли бы вы с нами поговорить несколько минут, – попросила Паркер.

– Кстати, о днях… как мило, ты пьешь среди дня. Развлекаешься, да? – говорит Винсент. – Ты хорошенько расслабился. – Прислонившись к стене здания, она наблюдает за вереницей людей, просачивающихся сквозь двери клуба. Подтыкает получше шарф на шее; ужасно замерзли ноги.

Росс рассеянно улыбнулся, когда они подошли к его столу. Он поправил узел голубого с золотыми полосками галстука, пригладил серебристые волосы. На расстоянии он выглядел неплохо. Но вблизи кожа оказалась бледной и дряблой, а глаза – красными. Росс плакал, и плакал недавно. В этом не было сомнений.

На другом конце слышен треск телефонной линии, потом женский голос:

Уиллоус подошел прямо к столу банкира, оперся о него. Росс не возражал.

– Винсент, давно потерянная жена! Винсент, ты должна вернуться домой. Муж пропадает без тебя. Мы тут в «дартс» играем, и он среди бела дня напоил меня двумя рюмками текилы! – Последнюю фразу женщина практически выкрикивает.

– По соседству с вами прошлой ночью была перестрелка, мистер Росс?

Банкир кивнул, но не поднял глаз от стола.

– Вин, прости. Пожалуйста, прости. Это Ханна, с работы. Ты с ней знакома. Это спонтанное сборище, мы не одни. Здесь еще Джамал. Помнишь Джамала? Извини, что я позвонил и потревожил тебя, просто я очень скучаю. Моя жизнь… моя жизнь без тебя не такая, как с тобой. А твоя без меня? Какого черта, – Киллиан перебивает сам себя. На том конце теперь тихо. Он отошел подальше от людей и от шума. – Вин, что мы творим?

– Да, я читал об этом в утренних газетах.

Сердце Винсент сильно колотится, она в замешательстве: какой абсурд – ревновать Киллиана за выпивку днем и женщину рядом, когда она стоит в таком платье у клуба, куда пришла к молодому мужчине, с которым уже почти спит.

– Вы, конечно, слышали выстрелы? Росс заколебался.

Она представляет себе руки Киллиана на теле Ханны, как его разгоряченное праздником дыхание смешивается с ее дыханием. Оба тяжело дышат, гладят друг друга возле рождественской елки; потом Киллиан выдергивает еловые иглы из ее волос. Интересно, не в баре ли он сейчас, недалеко от кампуса, где продают медовуху? В том уютном, отделанном темным деревом баре, где он любит проводить вечерние занятия, когда они изучают поэму «Беовульф»?

– Стрельба происходила в полквартале от крыльца вашего дома. Было сделано более ста выстрелов. Девять человек убито. И вы хотите, чтобы я поверил, что вы этого не слыхали.

– Моя жизнь без тебя не такая, нет. И я не знаю, что мы творим. Я думаю не об этом… Не знаю, о чем думаю. Сейчас просто с нетерпением жду приезда Олив и Рамоны. Этого достаточно, – говорит она.

– Ты меня разлюбила? – спрашивает он.

– Куда вы клоните, что общего у меня со всем этим?

– К сожалению, нет.

– Я не сожалею! Пожалуйста, не разлюби меня. Умоляю тебя.

– Офицеры по борьбе с наркотиками находились в этом районе, когда началась перестрелка. Они были предупреждены и усиленно наблюдали за паркингом.

– Я не смогу… даже если захочу, – говорит она, и скука холодом набегает на ее тон, как волна.

– Винсент, я люблю тебя, – говорит он.

– Вы знаете кого-нибудь, кто водит синий или черный «понтиак» последней модели с четырьмя дверцами? – спросила Паркер.

– Я знаю.

– Киллиан, твоя очередь. Иди сюда! – Из трубки слышится голос Ханны. Она смеется. Киллиан подхватывает смех, но замолкает, поняв, что это плохой ход.

Измученные глаза Росса переместились с Уиллоуса на Паркер и снова на Уиллоуса.

– Ладно. Ты иди. Не пропускать же свою очередь. Поговорим… потом, – завершает звонок Винсент.

– Нет, не знаю, а почему вы об этом спрашиваете?



– Один из дежурных детективов видел, как автомобиль, соответствующий этому описанию, медленно проезжал мимо вашего дома, еще до начала перестрелки. В конце квартала водитель развернулся и запарковался напротив, через дорогу. Затем он вышел из автомобиля и пробрался к вам во двор. Было похоже, что он собирается вломиться в ваш дом.

Винсент заказывает джин с тоником и пьет, прислонившись к столбу сбоку от сцены. Лу знает, что она здесь, в зале, но найти не сможет. На него направлен слишком яркий свет, на нее – мигающий. Ей нравятся такие ситуации, когда она никого не знает и ее никто не знает. Она не чувствует себя одинокой. Она еще ни разу не чувствовала себя одинокой в Париже – кажется, она бы говорила себе так, даже если бы это не было правдой.

– Я не знаю, о чем идет речь, – глухо сказал Росс.

Она чувствовала многое другое, но одиночество – никогда.

– Скорее всего это касается вашей дочери Саманты, – сказала Паркер.

Одинокая – слово негативное. Одна – нейтральное. Ей нравится быть одной.

Ресницы Росса затрепетали. Кожа внезапно приобрела желтоватый оттенок. Уиллоусу показалось, что он едва держится и готов упасть.

«Я одна», – думает она, и слово «одна» звучит положительно.

Паркер и Уиллоус обменялись взглядами. Росс не отрываясь смотрел на свои бумаги.

– Думаю, на этот раз нам повезло – всем.

После нескольких быстрых песен начинается медленная композиция. Поет Ноэми. На этот раз без светодиодной ленты на голове. Прическа два «космических» пучка[93] и очки в толстой оправе. Винсент рассмотрела ее лицо, когда лазала в соцсетях, и решила, что она привлекательна какой-то ледяной красотой, словно явилась из темной морозной страны. Словно в детстве ей приходилось каждое утро пить горячий шоколад, добираться до школы на снегоступах и разводить голубоглазых лаек. Ноэми раз за разом поет на французском «куда ты уходишь». Это напоминает Винсент одну из ее любимых песен «ABBA» «Voulez-Vous», и как только это приходит ей в голову, Ноэми, как по волшебству, начинает петь «Voulez-Vous». Способности Винсент к прорицанию, хотя и слабые, снова активизировались. Пара минут «Voulez-Vous» – и музыка перетекает в «Gimme! Gimme! Gimme!» (A Man after Midnight). Ноэми исполняет припев. Зрители тоже. Винсент пьет и подпевает. Все оживленно танцуют. Женщина рядом с Винсент подпрыгивает, расшитое пайетками платье вспыхивает и гаснет, вспыхивает и гаснет.

Росс передернул плечами и резко разогнулся.

– Вы не хотите рассказать нам об этом? – мягко спросил Уиллоус.

Капля пота упала с подбородка банкира на письменный стол, прямо на его подпись в конце отпечатанного документа. Росс стер ее голубым с золотым платком, слегка размазав подпись.

Винсент не то чтобы пьяна, но ей радостно – ведь она так любит эту песню, и она смеется, потому что «Gimme! Gimme! Gimme! (A Man after Midnight)» и есть именно тот сигнал, который она мысленно отправляет Лу, наблюдая, как он играет на клавишах и нажимает кнопки на стоящих перед ним пикающих электронных коробках. У него на шее болтается пара больших наушников, и он время от времени прикладывает один из них к уху; волосы опять собраны сзади в свободный узел.

– Во всем виновата Саманта. Она еще совсем ребенок. А Мендес так умел очаровывать. Он сказал ей…

На нем белая рубашка. Он сияет. Похож на ангела.

– Что он сказал? – спросил Уиллоус.

Ей не терпится быть с ним наедине, целовать его, касаться его, вдыхать его аромат, быть покоренной и соблазненной им. Она смотрит на танцующих и слушающих музыку людей вокруг и думает только об одном.

– Что он разведется с женой и что поэтому он копит деньги здесь, в Канаде, чтобы она не добралась до них.

Она поворачивает голову и видит Батиста, рядом с ним Агат. Винсент машет им рукой, но они ее не видят. Батист наклоняется к Агат и что-то говорит ей на ухо. Агат кивает и смеется, обнимает его за талию. Целует в губы. Люди вокруг них смыкаются, они теряются в толпе. Винсент поднимается на мыски и вглядывается, пока снова их не находит. Они все целуются, и она все смотрит, чтобы удостовериться, что зрение ее не подводит.

– А сколько денег?

Наконец Винсент отворачивается и фокусирует взгляд на Лу.

Батист и Агат? Агат и Батист? Они никогда не кокетничают друг с другом. Но опять же, почти каждый раз, когда Винсент видит их вместе, там присутствует и Мина.

То, что Мина временами бывает холодна с Агат, внезапно становится логичным.

Винсент никак не может разобраться, почему ее охватывает ревность. Это неожиданно и совершенно противоречит здравому смыслу. Ревнует к кому? К Батисту? К Агат? К тому, что у этих двоих есть тайна, в которую она не посвящена? Она дружит с ними недавно, с лета; Батист и Агат знают друг друга много лет.

– Понятия не имею.

Батист женат, но и Винсент замужем. Не ей его судить! Она столько всего не знает о них. Они столько всего не знают о ней.

Все и везде все время делают то, что хотят. Хранят тайны.

Ее сердце при виде Лу на сцене начинает ускоренно колотиться. Она думает: «Сегодня я наконец с тобой пересплю», и эта мысль так же естественна и банальна, как думать: «Сегодня я сплю в постели». Она надеется, так оно и будет, а рядом с ней будет спать Лу. Ее выбор. Решать мне.

– А вы знали, что Мендес – офицер по борьбе с наркотиками у себя в Панаме?

«Анчоус» уходит на перерыв, Батист находит Винсент. Он и Агат теперь рядом с ней, ведут себя как ни в чем не бывало, как будто только что пришли сюда, каждый сам по себе, и время совпало случайно.

– Нет, конечно, не знал.

– А как ваша дочь встретилась с Мендесом?

Он целует Винсент в обе щеки.

– Он пытался втянуть меня в свои дела. Я сделал ошибку, сказав ей об этом. Потом случайно они встретились. Но поверьте мне, это была чисто личная симпатия.

– Саманта помогала Мендесу отмывать деньги?

– Все-таки смог прийти, Видабс. И еще не вечер, так ведь? – говорит он.

– Какие деньги? Все это не более, чем предположения, так ведь?

– А Мина не смогла? – Винсент противно, что она сразу заговорила о его жене, но мысли у нее путаются.

– В его комнате мы нашли квитанцию, – сказал Уиллоус. – Поверьте, мистер Росс, где-то здесь лежат очень крупные деньги.

– Не-а. На работе задерживается, – отвечает Батист, слова которого накладываются на гул сотни разных разговоров.

– Coucou! Ты великолепно выглядишь, – говорит Агат. – Какое платье! Ну богиня, да и только! – Она берет лицо Винсент в ладони.

– Саманта не имеет к этому отношения. Она очень упряма, но не глупа.

– Новое. Вчера купила. – Винсент вдруг чувствует себя глупо и не к месту. Поправляет подол платья. С плащом в руках ей вдруг становится жарко.

– Но если она занималась деньгами Мендеса, она должна стать очень богатой девушкой, не так ли?

– А что вы с Лу делаете после концерта? Или лучше не спрашивать? – говорит Агат.

Росс поднял голову. В глазах у него появилось бешенство. Впервые Паркер и Уиллоус заметили, что под этой мягкой личиной скрывается тигр.

Батист интересуется, хотят ли они выпить. Винсент отказывается. Агат заказывает вино, он направляется в бар.

– К чему вы подводите? Что она наняла убийцу, чтобы убрать Мендеса?

– Знаешь… иногда я думаю… Боже, если бы он был холостой. У него бы не было никаких проблем с тем, чтобы кого-то закадрить, – когда Батист отходит на достаточное расстояние, замечает Агат.

– Вовсе нет, – мягко сказала Паркер.

Уиллоус пояснил:

Винсент не отвечает, лишь улыбается Агат и смотрит на сцену. Кто-то включил генератор дыма, члены «Анчоуса» выходят на сцену. Лу приветствует зрителей.

– Дело в том, что человек, который убил Мендеса и захватил портфель, возможно, считает, что вы или Саманта имеете доступ к деньгам. Я спросил вас, знаете ли вы кого-нибудь, кто водит темно-синий или черный «понтиак» последней модели. Мы полагаем, что автомобиль принадлежит человеку, который убил Мендеса.

– Ты в порядке? – интересуется Агат.

– Вы думаете, вчера был он?

– Да! Все хорошо, – говорит Винсент и добавляет, что Агат тоже прекрасно выглядит.

Уиллоус кивнул.

– Боже мой, она…

Играет музыка, возвращается Батист. Винсент хочет домой.

– За домом ведется наблюдение.



– Вы знаете, где сейчас ваша дочь, мистер Росс? – спросила Паркер.

В этот раз Лу – в красной вязаной шапочке, сдвинутой со лба, – знакомит Винсент со всеми, а сам тем временем грузит аппаратуру в фургон. Винсент раньше никогда не видела его в вязаной шапочке, а когда что-то происходит впервые или она видит что-то новое, то чувствует себя как зачарованная. Все приветствуют ее, а Ноэми говорит, что много слышала от Лу про занятия с Винсент и даже зашла посмотреть на сайт магазина «Go Wilde!». Батист и Агат еще некоторое время проводят с ними, а потом, насколько может судить Винсент, уходят каждый своей дорогой.

– Нет, к сожалению, не имею понятия.

– Тебе холодно? Можно погулять. А вообще, хочешь, пойдем ко мне? – обнимая Винсент, спрашивает Лу. Они уже идут в сторону rue des Arquebusiers, где он живет.

– Она не на занятиях?

– Она бросила их в первый же месяц. Сказала, что ей скучно.

Она хочет домой, но никогда не была у него, а от шапочки Лу, и джина, и платья, и «ABBA», и телефонных звонков, и сообщений, и тайн она становится излишне эмоциональной. Соглашаясь, она быстро выдыхает «да».

– И с тех пор вы не знаете, как она распоряжается своим временем?



– Я боюсь спрашивать.

Верхней одежды они не снимают, обувь оставляют у двери. Квартира Лу выглядит лучше, чем она себе представляла, хотя он и сказал ей, что получил деньги в наследство от бабушки с дедушкой. Она, тем не менее, воображала себе пластиковые ящики из-под молочной тары и шлакоблоки, может быть, диван-кровать, телевизор, игровую приставку. Но нет, у Лу есть занавески и настоящая мебель: хороший диван, реальный кофейный столик, посреди которого в горшке «неоновый» сциндапсус. Подарок его мамы, или мамы Аполлона, или еще какой-нибудь женщины.

– Мы хотели бы вот что сделать, – заявила Паркер, – устроить засаду у вас дома. Вы с Самантой проведете одну-две ночи в загородном отеле за счет города. Как вы на это смотрите?

Росс мял в руках папку, потом отложил ее, кивнул:

В спальне два больших прямоугольных окна и стены бледно-коричневые, как подтек от чая. В воздухе едва различимо витают его запахи: землисто-мускусного шампуня и неприкуренных сигарет. У стены большое полотно, покрытое узнаваемыми мазками Лу. В углу невысокая рождественская елка с гирляндой – когда Лу щелкает кнопкой, лампочки моргают. Он закрывает за ними дверь.

– Я согласен. Согласен.

Маленькие каретные бронзовые часы на столе Росса пробили четверть. Паркер взглянула на свои и увидела, что они спешат. Она улыбнулась. Это лучше, чем опоздать.

На постели мятые белые простыни и темно-синее одеяло, к стене над кроватью прикреплены открытка с репродукцией картины Пауля Клее и плакат Баския. Половина спальни выделена под занятия музыкой: ноутбуки и множество электронных коробок. Письменный стол с двумя клавиатурами: большой и маленькой. А под столом – шкафчик, заполненный разноцветными проводами, адаптерами и микрофонами. На полу – коробки с записями и аккуратно разложенные, датированные кассеты, стопки CD и мини-дисков, рядом небольшая чаша с флешками.

– Что за записи? – интересуется Винсент.

Глава 22

– Помнишь тот день, когда я спросил, можно ли записать твое занятие?

На следующее утро после веселенькой поездки Грег спал долго и в ужасе проснулся, когда товарный поезд, вломившись через дверь спальни, с грохотом прокатился по нему тоннами стали и железа.

Он широко раскрыл глаза. Ух! Ночной кошмар. Но и явь была не намного лучше. Ренди основательно его уделал.

Винсент кивает. Он тогда вроде сказал, что часто записывает случайные вещи. Пока он говорил, кто-то что-то уронил, он опустил голову, чтобы посмотреть на уроненный предмет, и она отвлеклась на его профиль и падающие на лицо волосы, поэтому из его слов и половины не услышала.

Он быстро встал и осмотрел себя в большое зеркало, врезанное в дверь спальни с другой стороны. Оказалось, что выглядел он еще хуже, чем предполагал: будто он всю ночь обнимался с мотком колючей проволоки. Спина в области почек опухла и была цвета перезревшей сливы. На затылке, там, где он вчера стукнулся о бетон, была огромная шишка. Страшно болела нога. Он был уверен, что ничего не сломал, и радовался этому, потому что меньше всего человеку в бегах нужна сломанная нога.

А что он скоро будет в бегах, сомнений у него не было.

– Вот он, тот день, – показывая флешку, говорит Лу. Она берет ее в руки. На ней крошечные буквы ВУ и дата того летнего дня. – Ну, здесь и другие записи, я записываю все, что угодно. Иногда использую эти записи в музыке… в остальное время они у меня просто так. – Он проводит рукой по кассетам, показывая ей, где записи его прадеда-британца, рассказывающего о Второй мировой войне, где бабушка-француженка читает поэму Бодлера, которую выучила в школе. – Это когда на прошлое Рождество мы поссорились с Лизетт из-за того, что я не помыл посуду, – продолжает Лу, показывая CD. Он объясняет, что иногда переносит записи на CD и флешки, в зависимости от того, сколько места у него на компьютерах. – Но теперь я почти всегда записываю на мобильник.

Он долго, очень долго принимал ванну, надел мягкую фланелевую сорочку, черные кордовые брюки и черные спортивные туфли «Найк». Потом положил в тостер пару вафель, приготовил чашку кофе. Ко времени окончания завтрака он полагал, что уже совсем проснулся и в состоянии трезво соображать.

– Потрясающе. Мне нравится, – проводя рукой по носителям, говорит она. – А сейчас ты нас тоже записываешь?

Но когда он налил себе третью чашку, на него из дымящегося носика кофейника полез Ренди, и Грег ударил его левой полусогнутой прямо между глаз, и кулаком так заехал ему в лоб, что кулак прошел сквозь его череп. Ренди исчез.

– Нет. Я бы не стал записывать, не спросив тебя. Всегда сначала спрашиваю разрешения.

Грег понимал, что настоящего человека из крови и плоти невозможно дематериализовать левой полусогнутой, каким бы сильным ни был удар. К тому же он помнил, что вчера он сделал из него отбивную, видел, как он полетел с утеса, как его подмял локомотив, как его перемололи восемьдесят семь железнодорожных вагонов. Парень был мертв.

– А твой сосед сегодня придет ночевать?

Собственно, и он, Грег, был мертв, хотя и стоял на ногах. Висячие часы над холодильником утверждали, что через несколько минут будет полдень. Может, разумней вздремнуть днем? Кто знал, что за дьявол мог вынырнуть в ночном сне? Он снова вернулся в спальню и лег. С помощью блока включил телевизор, взятый в аренду «Хитачи», который неуютно приткнулся на письменном столе. Новости. Игры. Мыльные оперы. Слегка порнографическая видеомузыка. Канал недвижимости. Канал купи-продай. Потом он слушал счастливого до одури парня на большой яхте, в объятиях женщины с большими грудями в бикини пастельных тонов, который уверял его, что он тоже может стать миллионером, если у него хватит силы духа.

– Нет, не придет.

Грегу требовалось предзнаменование, и он его получил. Он прибавил звук. Вместо яхты появился дом, достаточно большой, чтобы его назвать виллой. Перед выходом запаркован «роллс-ройс», а плавательный бассейн так велик, что можно припарковать яхту. Присутствовали и малышки, дружественно улыбались и молчали с таким видом, словно они и в голове не держали что-то там сказать. Бикини полны, головы пусты.

…Наличные, наличные, наличные, наличные. Только соберись с духом, чтобы не упустить случай. Случай, случай, случай!

– А давай все равно запрем дверь? – просит Винсент. Лу щелкает замком. Она развязывает пояс плаща и впервые предстает перед ним в красном платье. – Мы подходим друг другу. Сочетаемся, – говорит она, указывая на его шапочку. Он срывает ее с головы, бросает на пол. Снимает и куртку.

Парень вел серию семинаров. Он верил в свободное предпринимательство, и ему хотелось распространить знания. Скоро, к счастью для Грега, он будет в Ванкувере. Название загородного отеля высветилось на экране большими, легко читаемыми буквами. Семинар продолжится три часа и будет бесплатным. Бесплатный, бесплатный, бесплатный!

– Ты великолепна. Это платье такое сексуальное, что носить его преступно, – трогая ткань и дергая за подол, говорит он. – Ты такая сексуальная, что это тоже преступно.

Парень снова вернулся, ухмыляясь Грегу из-за руля «феррари» краснее адского пламени. Черный «порше» примостился рядом с «феррари». А с другой стороны – «роллс». Белый с поднимающимся верхом. Пальмы служили фоном, они были цвета денег и надежды, а небо – голубовато-чипсовое. А где же девочки? Да здесь же, дюжины девушек выглядывали из «роллсов», «порше», «феррари», и все смотрели на счастливого парня, ожидая, когда он закончит свои дела и вернется к ним, чтобы развлекаться, развлекаться, развлекаться.

– Тогда сними его. C’est moi qui décide. – Она поворачивается спиной, чтобы он расстегнул молнию. Она поднимает мешающие волосы. – Но прежде, чем мы приступим, у меня есть вопросы.

Счастливчик снова был на яхте и говорил Грегу, что стать богатым совсем не сложно – нужно только собраться с духом, духом, духом!

Лу целует ее сзади в шею, платье падает на пол.

Конечно, это было предзнаменование.

Грег проспал весь день и весь вечер, он проснулся, когда на часах было двадцать минут одиннадцатого. Он выключил ТВ. Красный сигнал на автоответчике вспыхивал в половину своей обычной силы.

– Ты проверялся на всякую всячину? Сейчас с кем-нибудь еще спишь? Я – ни с кем.

Он какое-то время смотрел на него, а потом встал с постели, пошел на кухню и достал из холодильника последнее пиво.

– Да, я проверялся. Все хорошо, чисто. Хочешь, справку покажу? Она у меня правда где-то здесь лежит, – говорит он. – И нет, я ни с кем не сплю.

Другое предзнаменование. Если кончается пиво, значит, пора шевелиться. Выпив половину бутылки, он прошел в гостиную. Ему пришло в голову, что, если появятся менты, он им скажет, что Ренди ворвался к нему в квартиру, избил и украл у него «понтиак».

Но вчера он оставил «понтиак» в нескольких кварталах отсюда, полил бензином и сжег до головешки. Так что встанет вопрос – каким образом Ренди добрался до залива Хорсшу?

– Ладно, хорошо. Как зовут твоих родителей?

Ну что ж, он продумал и это: Ренди приходил с приятелем, они избили его до полусмерти и украли автомобиль.

Другой вопрос – а как выглядит приятель Ренди?

– Джульетта и Дэниел. Джульетта – это мама, Дэниел – папа, если необходимо прояснить до конца, – говорит он.

Грег создал совершенно точный портрет Пола Ньюмана. Нет, так не пойдет… Он вообразил линялого типа на велосипеде, парня с редеющими волосами, бородой цвета кетчуп с солью, круглые очки в окрашенной металлической оправе, сидящие на курносом носу, чересчур волосатая грудь, кислая улыбка, короткие пальцы, мнущие сигарету «Кэмел». Великолепно, но менты тут же схватят управляющего дома, как только его увидят. Итак, как же все-таки выглядел приятель Ренди?

– Merci.

– Я видел только его кулак, господин офицер.

Он оттягивает бретельку бюстгальтера и целует ее плечо. Поцелуй за поцелуем.

Грег выпил еще немного пива и закурил сигарету. У него было несколько граммов кокаина, спрятанных в квартире, но он не мог вспомнить где. Он начал рыться в гостиной, под подушками софы нашел пистолет, за стереосистемой – другой. Потом еще отыскался кольт 357-го калибра в вазе с искусственными цветами рядом с дурацким камином. Он заткнул один пистолет себе за пояс, потом встал у окна, взяв по пистолету в каждую руку, причем вес оружия так сильно тянул его руки к земле, что он сгибался. Не каждый может себе представить, как тяжело носить крупнокалиберный пистолет или как неудобно его иметь на себе – одежда протирается и рвется.

– Сколько лет маме? Она старше меня? Пожалуйста, пусть она будет старше.

Он отпустил курки. Один из пистолетов был совсем новенький, и взвести курок было намного труднее, чем он предполагал: магазин начинал ползти, когда курок еще не схватился. Но он поставил его на место, выстрела не произошло. Он пошел в спальню, покопался там в поисках кокаина, пока его взгляд не упал на автоответчик. Красный огонек мигнул последовательно три раза, показывая, что его ожидают три звонка.

– Ей пятьдесят пять. А сейчас, пожалуйста, давай про мою маму больше не будем, а?

Первый был от Хилари. Сначала она говорила так, словно его избиение было ошибкой. Потом вдруг превратилась в судью и обвинителя и сказала, что уже ночь, а Ренди так и не вернулся. Потом снова впала в меланхолию, голос выражал сожаление, и она попрощалась. Перезвонить она не попросила.