— Мерещится не мерещится, а на просушку выкладываться надо. Опять же — полнолуние на носу. Являться буду. Ну как найдется молодец — а я перед ним болотной сыростью разольюсь?
Купол вокруг магов засиял сильнее, полыхнул слепящей вспышкой.
Бахтеяр-Сундук тонко усмехнулся.
— Гляди ты, как оно все повернулось, — произнес он задумчиво. — Ведь какие, прости Господи, сукины сыны нас сюда клали! Какой дрянью заговаривали! А вот триста лет прошло — и что же? Лежали мы, лежали, и что вылежали? Стыд вылежали — боимся, что о нас руки марать не захотят…
Ничего…
Говорил он об одном стыде, а думал совсем о другом, но никто его попрекать не стал, как не попрекнули Елисея его внезапной трусостью. Переругаться-то нетрудно, а лес — один, лежать в нем — всем рядышком. Вот и дед Разя, позлобствовав, начнет вылезать понемногу — и с ним придется как-то обращаться…
Ниче….
— Да ладно тебе, — крепким своим баском одернул Алмазка. — Главное-то что?
Вот!
Кубышечка подняла указательный перст:
— Главное — человек бы хороший попался!
И спорить с ней, понятное дело, никто не стал.
Волны на огромном участке начали исчезать! Вода выравнивалась и одновременно покрывалась мелко-мелко дрожащей зыбью….
Записки архивариуса
Р-Р-Р-Р-Р-А-А-А-АМ-М-М-М-М!!!
Евгений Харитонов
\"Счастие, разум и сила…\"
Чудовищно громкий звук прокатился на километры вокруг. Покрытый зыбью участок океана провалился вниз и с воем начал закручиваться. Идущие за нами корабли начали поспешно расползаться в стороны, при этом продолжая сбрасывать и сбрасывать магические бомбы. Колоссальный зарождающийся водоворот крутился все быстрее, с жадным хрипом он принялся заглатывать в себя все подряд. Поверхность воды мгновенно очистилась от мусора, от обломков судов, от горящих и тонущих целых кораблей. Все ухнуло в подводную воронку и, танцуя смертельный хоровод, будто катапультой было отправлено глубоко вниз, ко дну — к немыслимо далекому дну Квантонского провала. Водоворот мощнейший, но ему не достать своим языком до дна бездны. Однако ему хватит сил, чтобы придать раскаленным бомбам максимальное ускорение и нацелить их точно в середку Квантона.
Господин….
Черная Баронесса просто….
Рассказывая в «Записках архивариуса» о первопроходцах направлений отечественной фантастики, было бы непростительно обойти вниманием «отцов» фэнтези. Впрочем, об одном из них, пионере историко-фэнтезийного романа А.Ф.Вельтмане, мы уже рассказали (№ 3, 2001 г.). Но сам жанр возник в русской словесности отнюдь не в XIX столетии, его корни теряются в эпохе Просвещения. Вспомнить истоки отечественной фэнтези особенно поучительно и познавательно сегодня, когда книжный рынок последних 3–4 лет атакован сериями типа «Загадочная Русь» или «Дороги богов», штампующими странную на вкус и цвет продукцию, гордо величающую самое себя «славяно-киевской фэнтези» — «восточный ответ Чемберлену». Авторы сиих сочинений весьма вольно и небрежно обращаются с историческими реалиями и славянской мифологией, зато неизменно претендуют на лавры пионеров славянской фэнтези.
Она создала магическую пушку для одновременного посыла прямо к Диграцию огромного количества обжигающих гостинцев! У меня сейчас сердце от возбуждения выскочит из груди….
XVIII век в литературной истории — эпоха особенная. Время становления авторской прозы и многих жанров. Примечательно столетие и бурным ростом жанров массовой литературы: набрали силу авантюрный и любовный романы, а 1779 год ознаменовался появлением первого российского детектива — безумно популярного романа Матвея Комарова под длинным названием «Обстоятельные и верные истории двух мошенников: первого российского славного вора, разбойника и бывшего московского сыщика — Ваньки Каина со всеми его сысками, розысками, сумасбродною свадьбою, забавными разными его песнями, и портретом его. Второго французского мошенника Картуша сотоварищи».
С огромным трудом превозмогая усиливающуюся тягу порожденного магией водоворота корабли опустошали трюмы выбрасывая в море все что может нагреть воду или просто взорваться горящим под водой термитным огнем.
Еще более плодотворно развивались жанры и направления фантастики — утопия и антиутопия (М.Херасков, Ф.Эмин, М.Щербатов, В.Левшин), научная фантастика («Дворянин-философ» Ф.Дмитриева-Мамонова)
[5].
Возникший в эти годы интерес к старине былинной, славянской привел к появлению жанра волшебно-авантюрного романа. Это уже в XX веке он стал называться на западный манер — «фэнтези».
Но Баронессе этого показалось мало.
Но речь, действительно, идет о фэнтези — без каких бы то ни было натяжек, со всеми классическими признаками жанра. Моделирование вторичных миров в псевдоисторическом антураже, условная мистико-средневековая атрибутика, переработка канонической мифологической системы, мечи, магия, инфернальные силы Зла и цементирующий все это любовно-авантюрный сюжет-«бродилка» — все это с избытком присутствует в романах трех «столпов» русской фэнтези.
— По водовороту! Всем огненным! Огонь!
«Во времена древних наших князей, до времен еще великого Кия, на том месте, где ныне Санкт-Петербург, был великолепный, славный и многолюдный город именем Винета; в нем обитали славяне, храбрый и сильный народ. Государь сего города назывался Нравоблаг; он был храбрый полководец в свое время, ополчался противу Рима и Греции и покорял многие окрестные народы под свою область. Благоденствие и мудрые узаконения от времени до времени приводили владение его в цветущее состояние; счастие, разум и сила присвоили ему все по его желанию, и он утешался и был доволен, смотря на изобилие и спокойство своего государства, ибо тишина и благоденствие народа составляли все его благополучие».
Так начинается роман-пенталогия «Пересмешник, или Славенские сказки». Первые четыре части были изданы в 1766–1768 годах за подписью Русак, и только в 1789 году при переиздании с включением 5-й части на титуле появилось подлинное имя автора — Михаил Чулков.
Я подчинился.
Писатель, исследователь мифологии, драматург и журналист Михаил Дмитриевич Чулков (1744–1792) вышел из самых низов (он родился в семье солдата), но после ошеломляющего успеха «Пересмешника» совершил головокружительный взлет не только в литературе. Стал актером придворного театра, затем за относительно короткий срок преодолел путь от камер-лакея до коллежского асессора, попав даже в Дворянские книги Московской губернии.
Выставил перед собой обе руки и направил на исполинскую водную ревущую воронку свой магический огонь, посылая огненные шары прямо в ее середку. Не только я — десятки магов делали то же самое! Стрелки посылали зажженные стрелы. Алхимики прямо на палубе создавали котлы наполненные волшебным термитом, а матросы их подхватывали и выливали страшную жижу за борт.
«Пересмешник» представляет собой череду увлекательных историй, которые поочередно рассказывают друг другу двое молодых повес. Неслучайно композиционно книга напоминает «Декамерон». Истории в книге самые разные — героико-приключенческие, где богатыри-славяне совершают подвиги не только в пределах славянских земель, но и по всей Европе; бытовые, изобилующие описаниями свадебных обрядов, гаданий, пословицами; есть даже сатирические истории. Впервые в русской литературе Чулков создал свой «вторичный мир», заселив его былинными персонажами, смело используя не только славянскую, но и античную мифологию. Реальные исторические события, названия племен соседствуют с вымышленными, а документальная дотошность переплетается с намеренными искажениями
[6].
В предисловии к первому изданию автор прямо признается: «В сей книге важности и нравоучения очень мало или совсем нет. Она неудобна, как мне кажется, исправить грубые нравы; опять же нет в ней и того, чем оные умножить; итак, оставив сие обое, будет она полезным препровождением скучного времени, ежели примут труд ее прочитать». И все-таки новаторство «Пересмешника» очевидно — Чулков ввел в русскую литературу абсолютно новый жанр и новых героев. Он первым предпринял попытку систематизировать славянскую мифологию, упорядочить пантеон богов. Кстати, писателю принадлежит не только первый русский роман-фэнтези, но и ряд книг, которые уверенно можно назвать учебниками для авторов, взявшихся творить «славянское фэнтези»: «Краткий мифологический лексикон» (1767) и «Абевега русских суеверий, идолопоклоннических жертвоприношений, свадебных простонародных обрядов, колдовства, шеманства и пр.» (1786).
Да, огонь не мог уцелеть до самого дна шестнадцатикилометровой пропасти. Но это и не требовалось — ему было достаточно нагреть воду в самой кружащейся на поверхности воронке. А затем водоворот уже сам отправлял горячую воду отвесно вниз, обрушивая в Квантон толстенный теплый поток падая на дно подобно солнечному пеклу. И Диграцию не выносящему ничего теплого это не могло прийтись по душе…. А ведь еще падают глубинные бомбы приносящие еще больше ненавистного жара…..
Друг и соратник Чулкова переводчик, поэт, писатель, автор знаменитой «Российской Эраты» Михаил Иванович Попов (1742 — приблизительно 1790) тоже вошел в историю как один из «создателей» и систематизаторов славянского пантеона богов. В 1768 году он издал «Краткое описание древнего славенского языческого баснословия». Однако, в отличие от трудов Чулкова, фактический материал Попов щедро приправил художественным вымыслом. Вероятно, данная книга — первый образец жанра научно-художественной прозы и в то же время одно из лучших описаний славянских языческих существ.
Три минуты….
Материалы этой работы легли в основу волшебно-богатырского романа «Славенские древности, или Приключения славенских князей» (1770–1771), принесшего Попову всероссийскую известность. Позже обновленная версия романа была переиздана под названием «Старинные диковинки, или Удивительные приключения славенских князей, содержащие историю храброго Светлосана; Вельдюзя, полотского князя; Прекрасной Милославы, славенской княжны; Видостана, индийского царя; Остана, древлянского князя; Липоксая, скифа; Руса, Бориполка, Левсила и страшного чародея Карачуна» (1784).
Мы палим по водовороту всем что есть.
Если книга Чулкова — это все-таки роман в разрозненных историях, то «Старинные диковинки» — это уже классическая героико-приключенческая фэнтези-«бродилка» в европейском духе, но сделанная на славянском и псевдославянском материале. С первых же страниц на читателя обрушивается фейерверк сюжетных ходов с похищениями, погонями, сражениями, чародеями, кораблекрушениями и пиратами. Действие то и дело переносится в разные концы света; временные пласты, исторические и псевдоисторические реалии пересекаются.
Переводчик Попов прекрасно знал европейскую и восточную литературу, и в «Старинных диковинках» то и дело встречаются мотивы из рыцарских средневековых романов, из «Похождений Гаруна аль-Рашида» или из «Чудесных приключений мандарина Фум-Хоама».
Четыре минуты…
Волшебства и магии в книге Попова хватает, чего стоит один чародей Карачун — воплощение вселенского зла. Да что там волшебники! В одном из эпизодов «Старинных диковинок» появляются даже пришельцы из космоса! Вот это уж точно произошло впервые на страницах сказочно-фантастического произведения. Весь этот безумный коктейль, придуманный Поповым почти 300 лет назад, и сегодня читается куда увлекательнее большинства современных штампованных романов в жанре фэнтези.
Глубинных бомб все меньше — трюмы не бездонные.
Выпустив в 1780 году роман в историях «Русские сказки, содержащие древнейшие повествования о славных богатырях, сказки народные и прочие оставшиеся через пересказывание в памяти приключения», Василий Алексеевич Левшин (1746–1826) разработал романно-эпическую форму нового жанра. Внимание Левшина сосредоточенно уже не столько на языческих временах, сколько на периоде правления Владимира Красное Солнышко. В сущности, «Русские сказки» — это обработка (так и хочется сказать: «новеллизация») русских былин в духе западноевропейских рыцарских романов. Приключений и волшебства в произведении Левшина тоже хватает, по популярности «Русские сказки» даже обогнали сочинения Чулкова и Попова, хотя и явно уступают «Старинным диковинкам» в отношении сюжетной изобретательности.
Впрочем, о романе Левшина мы уже упоминали в очерке, посвященном этому первопроходцу «русского космоса» (№ 5, 2001), поэтому к сказанному остается добавить лишь, что именно из левшинских «Русских сказок» А.С.Пушкин почерпнул сюжет для своей бессмертной поэмы «Руслан и Людмила».
Пять минут….
Романы трех основоположников российской фэнтези имели огромный успех, но после смерти их создателей книги оказались в забвении. Даже историки русской словесности брезговали упоминать эти образчики «низовой развлекательной культуры». Сегодня все три романа переизданы, и, уверен, для нынешних творцов славянской фэнтези было бы весьма поучительным заглянуть в «первоисточники» и многому поучиться у литературных пращуров. Сюжетам в волшебно-богатырских романах — несть числа, не на один роман хватит.
Евгений ХАРИТОНОВ
Из воды с протяжным стоном появляется насаженная на длиннющую шею голова динозавра. На ее макушке стоит во весь рост девушка ахилот и пронзительно кричит:
Крупный план
— ОН ИДЕ-Е-Е-ЕТ! ИД-Е-Е-ЕТ!
Виталий Каплан
КВАДРАТУРА ЖЕЛЕЗНОГО КРУГА
Г-В-В-А-А-А-Р-Р-Р-О-М!
Донёсшийся из-под нас тоскливый, болезненный и наполненный безумной яростью рев подтвердил ее слова….
Диграций шел наверх… он двигался прямо на нас….
Мы таки обожгли Бога….
Ошпарили ему божественные бока….
И сейчас бессмертный монстр краб до нас доберется….
Или нет — получивший приказ рулевой раскрутил штурвал, Стриж тяжело прошел прочь — мы лишились двух мачт, части обшивки, получили немало пробоин, нахлебались воды и вообще нас потрепали нехило. Одна бригада рабочих вовсю стучала молотками, закрывая самые страшные дыры накладкой временного пластыря.
Уходили не только мы — от еще воющего водоворота начали отходить все союзные корабли.
Усевшаяся на лавку Черная Баронесса устало улыбнулась мне, похлопала ладонью по скамье рядом с собой — плюхайся мол. Почуяв что-то интересное, я уселся, обвел взглядом изуродованный нами кусок несчастного океана. Где-то дымит, где-то горит, где-то масло разлито, а где-то жир или вовсе что-то непонятное. Даже жадный водоворот не сумел сожрать все подчистую. Не увидев ничего интересного — разве что кроме весело танцующего Злобы приобнявшего за талии двух девушек магинь Поддержки — я взглянул на ЧБ.
— Редко удается просто насладиться зрелищем, побыть зрителем — выдохнула девушка, массируя виски.
Выпустив роман Алексея Бурьянова «Из Железного Круга», издательство «Новая космогония» не прогадало. И любителям крутого сюжета, и ценителям приключений духа достанется по кусочку шоколадки. Слишком удобный жанр избрал Бурьянов. Мистический триллер, написанный более или менее мастеровитой рукой, с легкостью увлечет читателя, переместит на несколько часов из первичной реальности в иллюзорную, и причиной тому — общие свойства жанра. Эффект сопереживания гарантирован, ибо сюжет мистических триллеров обычно строится так, чтобы читателю было с кем из героев себя отождествить, а убедительные декорации этому весьма способствуют, поскольку действие большей частью происходит «здесь и сейчас». Все узнаваемо, все привычно, хотя и так фантастично… Короче, довольны могут быть все заинтересованные лица — и читатель, и издатель, и, видимо, даже автор. Другой вопрос: а возможно ли в рамках жанра нечто большее? Может ли мистический триллер, не теряя массового читaтeля, подняться до истинных литературных высот, где воздух редкий и холодный, а звезды яркие-яркие и до них рукой подать? Нетрудно догадаться, что Алексей Бурьянов такую задачу перед собой ставил. В его романе не только ведь на мечах дерутся, наводят чары и палят по супостату из автомата «узи». Текст, в котором событийная линия перемежается главами древнего мистического трактата (разумеется, вымышленного), претендует на идейную драму.
— Хм…. К нам поднимается злобный бог — напомнил я — Не рановато ли мы расслабляемся?
Сия драма, впрочем, завязывается не у нас, а в некоем сопредельном мире, вполне фэнтезийного типа — с колдунами, императорами, нечистью, дворцовыми интригами. Интересны декорации — они сработаны не по надоевшим средневеково-европейским образцам, а на базе иной, куда более архаичной культуры. Это даже не античность, а, скорее, Древний Восток — Египет, Месопотамия, отчасти Китай. Архаика проявляется не только в описании «иного» мира, но в линии «желтых свитков», т. е. рассыпанных по тексту глав из некоего мистического трактата. Прямой сюжетной связи нет, «свитки» поначалу кажутся чужеродными вкраплениями, но потом понимаешь — это неслучайно, в них постулирована метафизическая концепция, объясняющая как психологию местных магов-жрецов, так и механизм взаимодействия миров (а уж из этого механизма напрямую вытекает и сюжет). Оригинальна ли, впрочем, подобная концепция? При внимательном взгляде различаешь и заимствования из Кастанеды, и из «Розы мира» Даниила Андреева, и из раннехристианских гностиков. Поистине, нового слова в оккультизме, как ни старайся, не скажешь, грядка эта давно уж окучена. Правда, стилистика «желтых свитков» весьма оригинальна, и автор сознательно играет на ее контрасте с сюжетной составляющей.
— Не бог. А просто неубиваемая злобная тварь, не понимающая ничего и ищущая лишь холода и жратвы. Это не бог. Это живое оскорбление богов, считающих себя тонкими интеллектуалами самой высокой пробы. Им не нравится когда их сравнивают с чавкающими животными — поправила меня Баронесса.
В Олларе (так по названию крупнейшей тамошней империи именуется этот мир) начинается религиозная война, постепенно переходящая в войну гражданскую. На смену язычеству приходит монотеизм, вера в Единого Благого Бога, «Рожденного и Нерожденного». Местные жрецы, естественно, страшно недовольны и противостоят, страна расколота надвое. Выступающий за «Единого» Север, отсоединившись от богомерзкого Юга, предпринимает военный поход с целью спасти людские души и низвергнуть идолов. Разумеется, люди всегда люди — то есть море крови, запредельная жестокость с обеих сторон… Ясно просматриваются аналогии с историей христианской Церкви, когда поддержанное в начале IV века римским императором Константином, гонимое дотоле христианство стало господствующей верой. Параллели эти, скорее всего, проводятся автором сознательно — его всерьез интересует вопрос, насколько насилие неизбежно в борьбе двух духовно несопоставимых традиций, тем более, когда эта борьба затрагивает архаичное общество.
— Но все же — не рановато ли? Тем более Диграций ну ОЧЕНЬ не любит Неспов и тебя персонально.
Хорошо, но при чем тут мы, наше «здесь и сейчас»? Да ведь олларские страсти выплеснулись и сюда, на московские улицы. Могущественный Орден магов (фактически — теневое правительство Юга) трезво просчитал свои перспективы и понял — близится закат, грядет эра Единого Бога. Его приверженцы, ясное дело, магов придавят, это лишь вопрос времени. Где же выход? А выход — эвакуация Ордена в подходящий сопредельный мир. Но вот беда — наиболее подходящий лежит далеко, а перед ним — наша Земля (называемая олларскими магами Железным Кругом). Вот Землю и решено использовать как пересадочную станцию, ибо по всем физико-магическим законам прямой переход невозможен, без буферной зоны не обойтись. Поэтому к нам командируют опытного пожилого мага Хайяара, который, натурализовавшись, должен подготовить все необходимое для массового перемещения. Однако и наши не лыком шиты. Хайяара тут же берет в разработку спецотдел ФСБ, контролирующий всяких мистиков, экстрасенсов и колдунов. Вообще, этот спецотдел, УКОС — отдельная «песня». Более всего он напоминает кусочек ван Зайчика, Ордуси пересаженный на нашу неприглядную почву. Управление, куда не берут плохих людей, где сотрудникам не «грозят» ни высокие зарплаты, ни привилегии, ни служебная карьера, они работают за идею… Интересно, Бурьянов иронизирует или мечтает всерьез? Да, замысел по-своему логичен — ведь тот же УКОС, построенный на обычных началах, оказался бы слишком опасен для страны. Контролируя всяческую магию, овладевая тайными знаниями, укосовцы сами могут стать непредсказуемой и неконтролируемой силой. Лишь тонкий слой морали способен удержать их от этого. Да вот удержит ли? Итак, интрига разворачивается на нашей Земле. Орденский резидент Хайяар, маскирующийся под скромного пенсионера, вербует себе помощников из числа сектантов-оккультистов, укосовцы устанавливают астральную связь с вождями олларских приверженцев «Единого», которым вовсе не хочется выпускать мятежных магов. Но что те, что эти недооценивают тайную службу государя Южного Оллара, а ведь тот ведет свою игру…
— Все уже продумано — еще часы назад. Сейчас ты увидишь КЛАУДы кланов Гордый Нарвал и Трезубец Атлантов. А затем мы насладимся явлением кое-кого еще. О… а вот и он…. Диграций…. У тебя осталось еще вино?
К счастью, драма идей разворачивается в виде драмы людей. Психологические метания главных героев вполне достоверны, ведь жизнь (на самом деле, конечно, автор) то и дело ставит их в неразрешимые ситуации.
— Есть целая бутылка, но вино так себе.
— Сойдет. Смотри, Нарвалы уже почти готовы — девушка указала на небольшое скопление потрепанных кораблей под белыми флагами с изображением золотого рога. Вокруг кораблей сгущались молочно-белые облака, к ним примешивалась поднимающаяся из океана золотистая дымка….
Фактически, вся событийная составляющая романа является переплетением трех сюжетных линий, по числу главных героев. Трудный подросток Митька, деликатный полковник Виктор Михайлович, суровый маг Хайяар — все они раскрываются с неожиданной стороны, выходят за рамки отведенных им по сюжету ролей. Они попеременно вызывают то сочувствие, то раздражение. Светлых рыцарей без страха и упрека здесь нет. Герои воюют преимущественно сами с собой, и вплоть до финала исход этих поединков неясен. Финал, впрочем, вызывает сложные чувства. Интрига, лихо закрученная автором, под конец явно провисает. Похоже, Алексей Бурьянов и сам не знал, чем же ее завершить, не теряя в качестве. Если с человеческими коллизиями еще как-то можно найти красивое решение, то с религиозно-философской проблематикой такое не удалось. «Нулевой вариант», к которому все приходит в итоге, кажется не то чтобы неестественным, но недостаточным. Так неумелый воспитатель, не в силах помирить поссорившихся детей, с досадой расставляет их по углам. Но ведь это беда не одного лишь Алексея Бурьянова. Похоже, такова вообще примета нашего не склонного к неспешным раздумьям времени — ставя острые и глубокие вопросы, тут же предлагать меню из банальных ответов или (что честнее) не предлагать ничего. Увы (а может, к счастью?) — небанальные ответы живут за гранью собственно литературы. Умей мы нырять на такие глубины — у нас, возможно, была бы другая страна и другая фантастика. Но пока — бегаем в железном круге.
Сидя на корме, бок о бок с ЧБ, мы разливали вино по бокалам. Как раз когда я плеснул Баронессе винца, водоворот приказал долго жить — его воронку просто выгнуло в обратную сторону, будто наизнанку вывернуло, в небо поднялся стол пенной грязной воды толщиной метров в сорок. Внутри мутной серой воды и грязи я с содроганием разглядел столь знакомые ужасные очертания…. Ну здравствуй….
Первый страшный удар последовал от Гордых Нарвалов в тот самый момент как гигантский краб, исходя злобным треском, рухнул обратно в воду. Тут его и приголубило КЛАУДОМ — под косым углом из океана выскочило громаднейшее золотое копье присобаченное к туманному сгустку похоже на нечто живое, на некое плохо оформившееся существо.
Виталий КАПЛАН
— Их КЛАУДУ расти и расти — заметила ЧБ — Молодой клан. Но упорный.
Я слушал ее мнение провожая взглядом летящего по кривой Диграция мотающего всеми лапами. Кажется, несколько конечностей и одну клешню ему сломало…. На корабли Нарвалов полезли выскочившие из воды и воющие во всю глотку крабберы. Их Бога убивали у них на глазах…. Ну или почти. Ведь он бессмертный.
Рецензии
Следующий адский удар последовал сверху. Кланы участники сработали отлично, изобразив из себя чемпионов по великанскому теннису, где Диграций выступал в роли мячика. Парировали удар Нарвалов игроки клана Трезубца — собственно в роли теннисной ракетки сплетенной из воды, молний и воздуха выступил именно трезубец, появившийся, ударивший и тут же исчезнувший. Краба швырнуло обратно. Как пушечное ядро бедолага просвистел в воздухе и ударив в воду, словно камень начал скакать по океанской глади, по пути уничтожив большой корабль, разметав его в щепки.
Арина ВОРОНИНА
ДЕТИ БРАГГИ
Едва Диграций остановился, по нему ударили со всех кораблей, со дна, с воздуха. На жутко кричащем павшем боге скрестились удары всех без исключений. Он бился, пытался уйти вглубь, но постоянные удары с океанского дна удерживали его на поверхности. Забыв про вино, замерев, я в шоке смотрел на клубящийся громадный шар огня, яда, молний, взрывов и всего прочего кроме холода. Это квинтэссенция ужаса, это концентрат урона.
Москва: ACT. 2001. — 416 с. (Серая «Заклятые миры»). 8000 экз.
Многие наши авторы, обращаясь к фэнтези, как правило, движутся по накатанной дорожке. Либо это очередная интерпретация артуровского цикла, обильно сдобренная магами, драконами и прочим антуражем, либо нечто славяно-языческое, нашпигованное былинными персонажами. Привязка к конкретным историческим реалиям — вещь довольно-таки редкая на книжных пажитях. Именно поэтому дебют Арины Ворониной вызывает особый интерес. На первый взгляд — это добротный авантюрный роман о временах конунгов и скальдов, о битвах и волшебстве, ну и о рунах, естественно, ибо какая история о делах скандинавских без рун… Итак, юный Скагга должен доставить некое послание, но таинственный незнакомец хитростью отбирает его. Юноша встречает берсерка Грима, могучего воина Бьерна, и тут начинаются приключения, битвы, пророчества и все, что полагается, когда речь идет о Рагнареке — битве конца света и гибели богов… Знаток северной прозы вполне оценит стилизацию, любитель острого сюжета будет с упоением следить за похождениями героев, влекомых роком или… рунами. Композиция книги — это первая подсказка. Каждая глава обозначена конкретной руной, каждая руна явно или неявно получает свое толкование в тексте. В итоге возникает ощущение, что «Дети Брагги» — очень странный роман, тонко маскирующийся под традиционное фэнтезийное повествование. С одной стороны, руны в фэнтези столь привычны и обычны, как звездолеты и бластеры в «космической опере». Но с другой — впервые, очевидно, именно руны оказываются костяком произведения, являясь не дежурным артефактом, а смыслообразующей компонентой действия.
Десять секунд…. Двадцать…. Тридцать….
Вторая подсказка — издательская аннотация. Она залихватски обещает разудалое «стебное» чтиво, тогда как на самом деле перед нами драматическая сага, полная мрачного юмора, свойственная именно скальдическому творчеству. С какой целью предпринят сей отвлекающий маневр, и от чего он должен отвлечь?
В стороны полетели ошметки конечностей, крутясь улетела одна клешня. Вой Диграция достиг предела, мои барабанные перепонки грозили разорваться.
Один из моих знакомых, прочитав книгу, пошутил в том смысле, что этот роман на самом деле некое послание рунических мастеров, а Арина Воронина — коллективный псевдоним глубоко законспирированных хранителей Футарка, готовящихся в тайне от всех к грядущему Рагнареку… Слишком пристальное внимание к рунам, пояснительный аппарат в конце романа, отдельные, разбросанные по тексту вкрапления древних текстов заставляют подозревать: а нет ли в этой шутке доли правды?
Выбравшийся на палубу Стрижа краббер воин забыл про атаку — он рухнул на колени подогнув все четыре лапы, вытянул руки к воющему богу и плачуще закричал:
Олег Добров
— Ау-ау акарто! Ау акарто! Лиэму дирамо! Ау акарто!
Его прикончил шагнувший вперед Алый Барс. И с ударом его оружия оборвавшего жизнь плачущего краббера прекратили огонь и все остальные.
Ричард КНААК
Там, где бешено бился дымящийся краб с расколотым панцирем, дергался лишившийся многих лап Диграций, появилось две величественные фигуры…
ОГНЕННЫЙ ДРАКОН
Девушка неземной красоты с длинными зелеными волосами и рыбьим хвостом — ее фигура была не меньше фрегата, поэтому разглядел я все в деталях. В ее руках богато украшенная арфа.
Москва: ACT, 2000. - 608 с. Пер. с англ. А.Ленского, О.Гасско — (Серая «Золотой Дракон»). 8000 экз.
Странный длинношеий зверь с огромными фиолетовыми глазами, вместо лап — ласты. Шкура бела как снег, по спине бежит золотистый гребень.
Кнаак, как и множество крепких ремесленников, не ограничивает свое творчество рамками жанров и направлений. Но если доселе мы знали его как автора «ужастиков», то в последнее время он предстал перед нами в роли сочинителя НФ и фэнтези. Четыре романа, вошедшие в две книги — «Огненный дракон» и «Ледяной дракон», «Волчий шлем» и «Конь-призрак», — судя по всему, начало долгой, но довольно-таки бестолковой саги, о некоем мире, в котором драконы почему-то считают человеческий облик наиболее для себя привлекательным, волки-рейдеры (именно так!) преследуют Грифона, который борется с силами зла, колдун Сумрак по мере умирания и воскрешения становится то добрым магом, то скверным чародеем…
Повествование начинается с того, что Короли-драконы, дабы снова не оказаться во власти людей, рыщут в поисках наследника могущественного волшебника Натана Бедлама. Юный Кейб поначалу не знает ни о своей силе, ни о предназначении. Но только читатель начнет вспоминать, где он еще встречал такой зачин, как следует новое событие, а за ним другое, и так далее без остановки. В какой-то момент суровый ценитель изящного слога и тонкого вымысла попросту отложит Кнаака в сторону, а менее строгий, коих большинство, проглотит и попросит еще. Каждый роман выстроен как самостоятельный эпизод игры в духе доброй старой «Quake». Персонажи (героями их назвать трудно) бродят по разным уровням, добывают и используют артефакты, время от времени перед ними открываются порталы… Кнаак даже не удосуживается придумать им какие-то иные названия. Не исключено, что такая нарочито «игровая» выстроенность романов не есть творческий провал, а напротив, тонкий расчет на весьма специфический круг потребителей, живущих в несколько ином ритме, нежели неторопливые ценители высокохудожественной прозы. В принципе, в этом нет ничего плохого. Другое дело — не совсем понятно, для чего в книжных аннотациях Кнаака упорно называют «достойным учеником «профессора Толкина». Был бы жив Профессор, поставил бы такого ученичка в угол, да на горох коленками…
Боги явились…. Они нависли над своим павшим несчастным сородичем, воздели руки и ласты над воющим Диграцием, склонили печально головы,… в воздухе разлилась рвущая душу грустная струнная музыка, послышались странные гремящие слова звучащие как бушующий океан и перекатывающиеся валуны.
Павел Лачев
Удар! Удар! Удар! Удар!
О черт….
Сергей ГЕРАСИМОВ
С почерневших небес начала бить алая как артериальная кровь молния, вонзаясь в дымящее тело краба бога. Била с частотой электроразряда, с силой, что невозможно описать.
ЛОГИКА ПРЫЖКА ЧЕРЕЗ СМЕРТЬ
Москва: ACT, 2001. — 366 с. (Серая «Звездный лабиринт»). 12 000 экз.
Удар! Удар! Удар!..
В будущем человеку делать нечего. Все, способные выжить в условиях грядущих двух веков, так или иначе, уже не люди, а «измененные существа». Сергей Герасимов предлагает два варианта будущего. Оба они страшны, как смертный грех. В первом случае — информационно-техногенное развитие, глобализация, клонирование, сейчас это можно отыскать в любом научно-популярном журнале и в доброй половине крупных газет. Эта версия будущего наполнена расплодившимися мутантами, коих в массовом порядке уничтожают. Человеческая жизнь почти ничего не стоит. Автор предлагает несколько ситуаций, в которых квазиправительственные структуры, какие-то коммерческие спецслужбы относятся к людям не лучше, чем к лишней информации в компьютере: тысяча человек — тот же килобайт. Лишние? Выдели и нажми «delete».
Да что же это… мне уже жалко переставшего выть и начавшего странно хрипеть Диграция.
Другой вариант — остров Россия, где победили ультранационалисты. Жизнь подчинена бессмысленным «нацтрадициям» и «нацприоритетам», все загажено до состояния, в котором природы нет как таковой, а человек видоизменяется в сторону «зеленого человечка»: ногти теряет, волосы, от чистой воды еще не дохнет, но уже сильно мучается.
И с той, и с другой стороны мир полнится «моральными кретинами». Эти могут с виду казаться вполне людьми, но нравственная и интеллектуальная начинка, делающая человека человеком, у них начисто утрачена, восстановлению не подлежит. Собственно, роман Сергея Герасимова на четыре пятых представляет собой хлипкосюжетное хождение от одного морального урода под микроскопом к другому моральному уроду под микроскопом. Своего рода литгалерея… Роман сделан в жесткой манере конца 80-х, написан ярким, очень пластичным языком. Эти его сильные стороны очевидны. Но впечатление текстуальной доброкачественности сильно смазано тем, что автора без конца сносит на стеб. Время от времени он отвлекается от действия и начинает бескомпромиссно ругать что-нибудь такое, чего не выносит его душа. Например, женское коварство, родную милицию, брюзжание старших по поводу младших… Особенно достается христианству, тут пинки и затрещины принимают форму какого-то ритуального действия. Поругавшись вволю, автор принимается хихикать. Благо, есть над чем: моральным уродством, с точки зрения Сергея Герасимова, поражены «почти на сто процентов… преступники, военные, несовершеннолетние, полиция, любые секты, ячейки, кружки, кроме спортивных и самодеятельности… политическая, бюрократическая и шоу-элита».
Удар!
Может быть, автор и хотел предупредить: «Люди, да не становитесь же вы такими!» Вышло иначе: «Эта сволочь все равно пожрет нас — настоящих нормальных людей». Но какой смысл — заранее заводить «Красную книгу» для себя и себе подобных?
Дмитрий Володихин
Из тела обмякшего колоссального краба начала подниматься полупрозрачная синеватая дымка. И в этот же момент над ним, над колышущейся на волнах тушей, начал открываться телепорт — золотисто-серебристая дымка в форме объемной пятилучевой звезды налившейся яркостью, а затем медленно опустившей и поглотившей тело павшего боя.
Брайан ГЕРБЕРТ, Кевин АНДЕРСОН
Секунда, другая… золотая вспышка режет глаза, корабль вздрагивает от набежавшей волны. А когда прыгающие в глаза солнечные зайчики рассеиваются, я понимаю, что нет больше на успокоившейся глади ни Диграция, ни явившихся за ним богов, ни странного звездообразного телепорта унесшего павшего бога туда, откуда не возвращался еще никто….
ДЮНА: ДОМ АТРЕЙДЕСОВ
Москва: ACT, 2001. - 704 с. Пер. с англ. А.Анваера — (Серая «Золотая библиотека фантастики»). 10 000 экз.
— Если моя дочь станет богиней, я убью любого, кто попытается ее низвергнуть — спокойно отметил я, описав этой фразой все свои ощущения от зрелища.
Отношение суровых рецензентов к так называемым приквелам (а равно и сиквелам) не радует разнообразием. Приговор один — хороших приквелов (сиквелов) не бывает, тем более, если они ко всему еще написаны не самим автором, а его «продолжателями». Однако бывают случаи, когда строгое суждение, несмотря на всю его обоснованность, не вполне справедливо, поскольку не учитывает, как положено в беспристрастном суде, всех обстоятельств…
— Понимаю тебя — кивнула Баронесса, устало потягиваясь всем телом — Что ж, вот и стартовая веха начавшихся несчастий для клана Неспящих.
«Дом Атрейдесов» — один из таких случаев. «Дюна», самая знаменитая сага прошлого столетия, породила бесконечное множество подражаний, но, хвала литагентам, избежала участи многих известных произведений, взятых в работу шустрыми ремесленниками после смерти автора. Однако настал и ее час, и теперь читатель поймет, из-за чего насмерть разругались в общем-то родственные дома Атрейдесов и Харконненов, в чем заключалась роковая ошибка генетических программ Бене Гессерит; узнает он о нелегкой юности Лето Атрейдеса, проникнет в зловещую тайну воцарения императора Шаддама и многое, многое другое… Создается забавное впечатление: после того, как мы ознакомились с полем битвы, сосчитали потери и разобрались, кто враг, а кто друг, авторы романа заботливо собрали все уже выстрелившие «ружья» и развесили по стенам, прикрепив бирочки с напоминанием, в каком действии, вернее, в какой книге, стреляло то или иное ружье… Но надо отметить, что при чтении не возникает ощущения того, что сын писателя и его «компаньон» пытались самореализоваться на великом имени. Напротив, авторы изо всех сил старались сохранить дух Фрэнка Герберта. Правда, не всегда это выходило удачно: рыхловатость композиции и избыточность эпитетов свидетельствуют об уровне мастерства, не адекватном «исходнику». Однако бережное отношении к реалиям и атрибутам саги, несомненная верность художественной традиции творчества Фрэнка Герберта в какой-то степени оправдывают проект и не позволяют судить его слишком строго.
— В смысле?
А кроме того, раскрыв книгу, вскоре забываешь о всех этих высоких материях и не отрываешься от нее, пока не дойдешь до последней страницы.
Олег Добров
— ЧБ! Взрыв на наших складах в предгорьях Хребта Царь-Рыбы! — выпалил подлетевший к главе Энгри Оушен — Там адский пожар! М-мать! Это точно не случайность — гребаная диверсия!
— Усильте охрану на всех наших объектах втрое — велела ЧБ и встала — Отныне мы в состоянии войны. Он не простит нам вмешательства. Все самое ценное — в Барад-Гадур! А саму цитадель — охранять в десять раз лучше!
— Атака на Барад-Гадур? — удивленно спросил Алый Барс — К чему?
— К тому, что она еще раз не была взята — ответила Баронесса — И вся Вальдира знает, как мы этим гордимся. Рос.
Джульет Э. МАККЕННА
— Ау?
ИГРА ВОРОВКИ
— Я выхожу в реал. Через час буду в аэропорту — произнесла глава Неспящих — Посплю в полете. Пообедаем вместе?
Москва: ACT, 2001. — 560 с. Пер. с англ. Ю. Кряклиной — (Серия «Век Дракона: коллекция»). 10 000 экз.
— Конечно — кивнул я — Пообедаем.
— Хорошо. Скинь мне контактный телефон. Оушен, труби отбой. Возвращай уцелевшие корабли к Кровавым Рифам. Объявляйте общий сбор. Завершайте погрузку в трюмы. Потом веди корабли к нашему главному флагману. Всем удачи!
Авантюристка Ливак, этакая достойная наследница Молль Флендерс, и не подозревала, во что вляпалась, когда украла старинную кружку у одного неприятного богача. Жила себе не тужила, промышляла мелким шулерством, а тут на тебе! Кто же знал, что Верховный маг Планир велел собирать антиквариат времен Старой Империи! Вот и пришлось ей накрепко связать свою судьбу с магами и воителями… Позже станет ясно, что за артефактами охотятся и иные силы, причем, весьма зловещего свойства.
— Удачи, ЧБ! — хором и с обожанием рявкнули Неспы, проводив взглядами исчезнувшую в телепорте изящную женскую фигурку.
«Игра воровки» начинается как типичный плутовской роман, но довольно быстро сюжет наполняется фэнтезийной атрибутикой, и далее события идут по канонам литературы «меча и магии», несколько облагороженные, если можно так сказать, трикстериадой героини. Психологическая достоверность характеров персонажей весьма высока. Комичный образ «заигравшегося» мага Азазира не снижает пафоса произведения. Тем более, что ближе к финалу драматизм ситуации нарастает… Но пересказывать сюжет — значит, испортить читателю удовольствие от книги.
— Удачи! — буркнул я, доставая свиток.
Роман «Игра воровки» — весьма добротное произведение. Написано не без изыска, перевод тоже вполне приличен. Вставки-комментарии не раздражают, напротив, они весьма уместны. Приятно радует глаз некое новшество. Впервые в практике издательства в книге помещены цветные вклейки-иллюстрации… Можно приветствовать столь смелое начинание, но только хотелось бы знать — какое отношение именно к этой книге имеет известный художник А.Дубовик? Вероятно, имело бы смысл поместить его иллюстрации в том с обложкой его работы, либо же дать их в конце романа (а не в середине) с небольшим рассказом о художнике? И еще интересно — издательский ли это каприз или выход на новый уровень оформления?
Олег Добров
— Вали уже!
— Вот к-к-к….! — выдавил я, активируя свиток и уносясь прочь.
Гостиница. Личная комната.
Дочь уже вернулась — Роска спит, прильнув к мохнатому боку дрыхнущего легендарного черно-белого волка.
Опустившись на колени, я провел ладонью по непослушным волосам дочери, тихо прошептал:
Джулия ДЖОНС
— Я убью любого, кто вздумает тебе навредить, милая. Спи сладко.
ПЕЩЕРА ЧЕРНОГО ЛЬДА
Дочь вздохнула, улыбнулась. Накрыв ее курткой, я отошел к стене, уселся, открыл меню и устало выдохнув, вжал кнопку:
Москва: ACT, 2001. 656 с. Пер. с англ. Н.И.Виленской
\"Выход\".
(Серия «Век Дракона: коллекция»). 10 000 экз.
Здравствуй, радуга… унеси меня с собой….
Как много разговоров о вымирании научной фантастики и о вытеснении ее фэнтези! Но, видимо, и фэнтези, во всяком случае, фэнтези классических форм, тоже пребывает в пенсионном возрасте. Здесь так же трудно вызвать к жизни искру оригинальности, и даже известным мастерам, добывая «живой огонь», приходится с яростью бить извилиной об извилину, словно кремнем о кремень. Но в абсолютном большинстве случаев происходит очередное встряхивание калейдоскопа: набор сюжетных и антуражных деталек, естественно присущих фэнтези, выстраивается в новую конфигурацию, не более того.
В обмен на Вальдиры чудесной забвенье
К таким романам относится и «Пещера черного льда». Тут есть полная обойма фэнтезийных «стекляшек»: древняя кровь, почти иссякшая в потомках, еще более древнее зло, которому надобно вырваться из ловушки, магия, используемая почти всегда в качестве оружия, мечи, стрелы, боевые молоты в подобающих количествах, портал между мирами, память древних империй, невесть куда сгинувших, и, конечно же, квест. Собственно, путешествий в романе несколько. Они напоминают отдельные ходы и целые комбинации шахматной партии. Наконец, одна из комбинаций становится центральной…
Хлебну я реала похмелье…
При всем том роман Джулии Джонс — это, что называется, качественная работа. Книгу отличает необыкновенное правдоподобие и продуманность бытописи. Очень хорошо представлены обычаи разных народов, их одежда, способы ведения боевых действий. Очевидны этнографические и культурологические знания автора. Графически четко вычерчена история целых стран. В этом смысле роман представляет собой подарок ролевикам: настоящая, готовая к употреблению игровая среда.
Несколько затруднительно продираться сквозь дебри перевода: «тело Тариссы продолжало сокращаться» (о родах), «пальцы торчали под одеялом…», «шелест пальцев, скользящих по шелку» и т. п. В конце романа очевидна сюжетная недосказанность, видно, будет продолжение… еще один поворот все того же калейдоскопа.
Дмитрий Володихин
С легким шумом отошла крышка кокона. Содрав шлем с мокрой головы, я с трудом выбрался наружу, постоял неподвижно на дрожащих от слабости ногах. Привык к неприятной серости мира вокруг…. А может забраться обратно? Может лучше поспать в Вальдире?
Йэн БЭНКС
Из зала доносится голос Киры:
ШАГИ ПО СТЕКЛУ
— Что? Его часто обижали в детском садике? Бедный….
СПб: Азбука, 2001. — 352 с.
Пер. с англ. Е.Петровой — (Серия «Bibliotheca Stylorum»). 7000 экз.
Отцовский голос отвечает утвердительно, что-то добавляет с хрипловатым укором касающимся меня.
Писателю, который увлечен фантастикой и в то же время стремится преуспеть в секторе мейнстрима, всегда нелегко. Он вынужден быстро мимикрировать, а то и раздваиваться, чтобы угодить одновременно Сцилле и Харибде. Автор рецензируемой книги решил раздвоиться. Под именем Йэн М.Бэнкс он пишет фантастические романы (кое-что у нас переводилось). А под именем Йэн Бэнкс успешно строит карьеру «настоящего» писателя; эхо его популярности докатилось теперь и до России.
— Эй! — заявляю я, делая первый шаг, прочь от кокона — Я вернулся!
Перед нами настоящий постмодернистский роман. Проявляется это, во-первых, в огромном количестве цитат и заимствований (из литературы, включая НФ, и современной гуманитарной теории). Здесь Джойс пересекается с Дугласом Адамсом, Кафка — с Филипом Диком, а ставшие узниками Замка Дверей ветераны вселенских Терапевтических войн увлечены логическими играми в духе Кэрролла.
Во-вторых, здесь части никогда не складываются в осмысленное целое. Стилистически безупречные фрагменты оказываются не деталями одной головоломки, а разными интерпретациями, принципиально несводимыми друг к другу. И в-третьих, роман отличается саморефлексией: его главный мотив сам становится предметом художественного анализа. Анатомируя вымысел, Бэнкс рисует образы «жертв научной фантастики», которые увлечены собственными фантазмами и только через них могут интерпретировать реальность.
— Рос! — радостно откликается Беда — Быстрее! Каши почти не осталось! А без каши хорошим навигатором не стать!
С одной стороны, реальности вроде бы нет, это лишь наведенная галлюцинация (авторство этого тезиса ошибочно приписывают В.Пелевину). С другой, она несомненно есть за пределами вымысла — реальность прорывается в художественном изображении юности и старости, любви, процедур социализации (именно этим мейнстрим отличается от фантастики, увлеченно разрабатывающей чистый вымысел). С третьей стороны, размноженная в фальшивых отражениях реальность бесчеловечна — и сознание с охотой продуцирует новые вымыслы, чтобы прикрыться ими как щитом. Умение объединить в одном тексте примитивные сентенции и сложность современной культуры — наверное, это и вывело Бэнкса в «авангард нового британского романа».
Сергей Некрасов
— И без образования! — добавляет отец — А ведь еще не поздно! Выползай на камбуз, матрос! Явись во всей красе….
Крупный план
— Я дома — вздыхаю я и шагаю на мягкий свет и шум голосов.
Олег Добров
САМЫЙ ПРЕДАННЫЙ УЧЕНИК
Конец!
В прошлом тысячелетии кто-то из обозревателей фантастики сетовал на то, что такие трудно переводимые авторы, как, например, Гай Кей, вряд ли в обозримом будущем попадут в поле зрения издателей, озабоченных, как правило, выпуском легкого и быстро распродаваемого чтива. Ситуация на книжном рынке тогда, казалось, подтверждала это мрачное пророчество. прошлом тысячелетии кто-то из обозревателей фантастики сетовал на то, что такие трудно переводимые авторы, как, например, Гай Кей, вряд ли в обозримом будущем попадут в поле зрения издателей, озабоченных, как правило, выпуском легкого и быстро распродаваемого чтива. Ситуация на книжном рынке тогда, казалось, подтверждала это мрачное пророчество.
Но не прошло и трех-четырех лет, как издательство «ЭКСМО» выпустило «хит» Кея, роман «Тигана»
[7], а затем и более ранние «Хроники Фьонавара», блестяще опровергнув пессимистов.
Трилогию «Гобеленов» (в подлиннике — «The Fionavar Tapestry») составили романы «Древо Жизни», «Блуждающий огонь» и «Самая темная дорога».
Завязка повествования традиционна — герои «приглашаются» в иной мир, Фьонавар, чтобы спасти его от козней злых сил в лице темного властелина Ракота Могрима, который вырвался из своей подземной темницы. Героев пятеро — Пол Шафер, Дейв Мартынюк, Кевин Лэйн, Дженнифер Лоуэлл и Ким Форд. Каждому из них предстоит пройти свою дорогу подвигов и страданий, уподобиться божеству и пасть в грязь ничтожным червем… Пересказывать эпопею невозможно, да и бессмысленно. Богатое, можно даже сказать — феерическое воображение автора насыщает трилогию таким количеством событий, так причудливо сплетает сюжетные нити, что иному автору этого хватило бы на полтора десятка романов. Но тем не менее в выдумке ради выдумки Кея упрекнуть нельзя. Мироздание Фьонавара выстроено логично, мотивация действий персонажей задана весьма жестко… даже жестоко. Это не благостный мир, в котором пара заклинаний доброго мага и верный меч решают все проблемы. Битва не на жизнь, а на смерть ведется без правил, подлость и предательство, кровь и насилие захлестнули «изначальный мир», и даже могущественный маг Лорин Серебряный Плащ, приведший «великолепную пятерку» во Фьонавар, в какой-то момент чуть не опускает руки…
Каждому из героев суждено прикоснуться к тем или иным силам, стать проводником их воли. Любопытно, что в книгах многих авторов протагонисты наделяются божественными свойствами ближе к финалу, как бы в награду за добродетель, мужество и иные качества. У Кея они практически сразу по прибытии в Фьонавар становятся чуть ли не воплощениями божеств. Но радости от этого не испытывают.
Сцены испытаний героев корнями уходят в кельтскую и скандинавскую мифологии. Так, например, сцена мучений Пола на Древе Жизни не только воспроизводит кельтские ритуалы страданий бога Пуйла, но и ассоциируется с муками Вотана-Одина на ясене Иггдрасиль. Муки и страдания, которые героям приходится испытать, с лихвой перевешивают краткие мгновения радости от преодоления очередных препятствий. Победы слишком похожи на поражения, исход битвы неясен до самого конца…
Стоит заметить, что, в отличие от американских авторов, канадец Кей не выводит в своих романах персонажей, озабоченных мелкими комплексами. Личностям героев свойственен некий надрыв, вообще-то характерный для российской художественной словесности. Миссия их раскрывается не сразу; порой даже не вполне ясно, кого олицетворяет тот или иной персонаж. Так, поначалу казалось, что сюжетная функция Дженнифер, которую изнасиловал повелитель темных сил Ракот, заключается лишь в том, чтобы родить злосчастного Дариена, их сына. Но вот во Фьонаваре появляется некий воитель, герой всех времен и народов, имя которого — Артур, и повествование наполняется новым смыслом. Явление сэра Ланселота становится неизбежным, их непростые взаимоотношения только усугубляют психологизм коллизии из-за Дженнифер — Гиневры.
Надо сказать, что это всего лишь одна из многочисленных сюжетных линий. Чего стоит трогательная история принца Дьярмуда и прекрасной Шарры!..
А хэппи-энд, дань жанру, несколько омрачен… но об этом умолчим.
В издательской аннотации к трилогии Гай Кей назван «самым преданным учеником» Толкина. Действительно, на первый взгляд, влияние Профессора чувствуется во многом, особенно в «Древе Жизни», романе, открывающем эпопею. Но в «Блуждающем огне» и, особенно, в «Самой темной дороге» фэнтезийная атрибутика отходит на дальний план, героический пафос уступает место высокой трагедии. Тем не менее Кея действительно можно назвать самым преданным учеником, и вот почему…
Во-первых, его творчество если и отталкивается от произведений Дж. Р.Р.Толкина, то оно ни в коей мере не является эпигонским, подражательным; в романах Кея нет заимствований, прямых или косвенных. Многие пытались с большим или меньшим успехом «продолжать и дописывать» Толкина, но клеймо вторичности горит на их челе. Кей избежал этой участи. Что ему помогло — мастерство, чувство меры и отменный вкус? Наверное, это теперь не имеет значения. Другое дело, трилогия является весьма поучительным примером того, как, находясь под впечатлением чужого текста, не перейти грань, отличающую творца от компилятора.
Во-вторых, Гай Кей, работая поначалу в традиции толкиновских текстов, следуя канону, не замыкается в их эстетике и, как принято сейчас говорить, контенте. Даже самый придирчивый знаток творчества Толкина не сможет упрекнуть Кея не только в заимствовании конкретных реалий из саги о Хранителях Кольца, но не найдет у него и сюжетных ходов, воспроизводящих структуру тех или иных фрагментов у Толкина. Можно сказать так: получив творческий импульс, Кей идет дальше и скоро выходит в самостоятельное плавание, или, пользуясь его образами, начинает создавать свой гобелен. И если в «Хрониках Фьонавара» Гай Кей еще следует канону, то уже в «Тигане» он создает свой канон. Вот примета настоящего мастерства.
Олег ДОБРОВ
Сергей Некрасов
ПРОГУЛКА С ФАНТАЗИЯМИ
Вклад Александра Казанцева в отечественную фантастику значителен, как бы ни относились к нему сегодняшние участники литературного процесса. Выход его новой книги для многих стал неожиданностью. Старейший фантаст вновь решил продемонстрировать, как следует расставлять точки над i. Взяв в соавторы сына Никиту, он выпустил двухтомный «мнемонический» роман под названием «Фантаст» (М.: Современник, 2001) — рассказ о себе на фоне эпохи. Текст оказался живым благодаря тому, что автор сам себя делает героем своего, сочинения (хотя и ведет повествование в третьем лице). Точно так же, как раньше он писал об инопланетянах и покорителях Арктики, теперь он рассказал о себе и о тех, с кем ему приходилось встречаться за 95 лет своей жизни. «Очевидец XX века» дает свидетельские показания, настаивая на достоверности фактов и имен. Но именно субъективность подобных заметок делает их по-настоящему интересными.
В романе много хронологических нестыковок. Но это не имеет значения; понятно, что факты здесь специально подогнаны так, чтобы составлять связный и волнующий, полный пафоса рассказ. А вымысел всегда сильнее факта. Вымысел может стать реальностью, если его последовательно придерживаться — таков главный девиз этой книги.
Герой романа Шурик Званцев появился на свет в начале века в полуцивилизованном Акмолинске в семье богатого купца. Мальчик читает много, без разбору, все подряд: с точки зрения подростка, нет различия между приключенческой и научно-популярной литературой — и та, и другая одинаково будят фантазию и стимулируют воображение. Пройдя сквозь бедствия Гражданской войны, он попадает в мир, где мечты становятся реальностью. В стране начинается индустриализация, «век машин». Смекалка, талант и отвага позволяют ему преодолеть препятствия, связанные с неправильным социальным происхождением, и стать инженером — полноправным творцом нового мира. Главный механик металлургического комбината, военный изобретатель, инженер-полковник, которого в шутку именуют «вице-королем Штирии» — вот лишь некоторые этапы его пути.
Мелькают на страницах исторические персонажи: Колчак и Тухачевский, Орджоникидзе и Андропов, А.Н.Толстой и Фадеев. Появляются фигуры знаменитых ученых, герой романа в мыслях видит себя наравне с ними. Капица — вчерашний соперник на конкурсе НФ-сценариев. Ландау, который на обсуждении в издательстве вступается за роман «Пылающий остров». Эйнштейн, выступление которого Званцев слушает на Всемирной выставке в Нью-Йорке. Нильс Бор, которому он излагает замысел романа «Фаэты».