— И лучше позвонить твоей маме, хорошо?

Медленное движение проволоки прекратилось, только когда ему пришлось до предела вытянуть в разные стороны обе руки — правую, сжимающую бомбу, и левую, прикованную к батарее. Теперь он держал бомбу прямо под шурупом на потолке. Если его рука опустится на несколько дюймов, чека выскочит. И тогда с Вилли Гарвином будет покончено навсегда.

— Я отведу тебя в ванну, — сказала я.

За дверью Розита обрезала кусачками проволоку, обмотала ее вокруг маленького шурупа, потом засунула шуруп в замочную скважину, так, чтобы его не было видно. Подхватив свой чемоданчик, она не торопясь покинула отель — с видом человека, вполне заслуживающего за свой труд самых высоких похвал, но так и не получившего их.

Я оставила Троя в ванне и пошла на кухню, где среди строительных обломков стоял Брендан и разогревал в микроволновой печи кувшинчик молока для шоколада Троя. Брендан мог пользоваться только здоровой рукой, поэтому все его действия были неуклюжи.

Вилли Гарвин слышал, как закрылась входная дверь номера. Он посмотрел на бомбу в протянутой руке и невероятным усилием воли подавил волну страха, чуть было не захлестнувшую его. Десять минут, подумал он. Через десять минут приедет Модести, а Рейли будет ждать ее внизу со своим автоматом.

— Я прослушал сообщение Марсии на твоем автоответчике. Очевидно, она не знает, что ты переехала, — сказал он.

Пальцы начали деревенеть. Спокойно. Вилли медленно расслабил все тело, напрягая мускулы только одной руки, удерживающей бомбу, и вкладывая в них всю свою силу.

Микроволновая печь просигналила, он вытащил из нее кувшинчик молока, перелил в какао, добавил сахар, все размешал и сбил в пену.

Его мозг лихорадочно работал. Десять минут. Если перевернуть бомбу так, чтобы зацепить проволоку кончиком отрезка трубы, высовывающимся из крышки на дюйм… нет. Ничего не выйдет. Закричать? С заклеенным пластырем ртом? Все же кое-какие звуки издавать можно. Можно мычать и стучать ногами. Если кто-нибудь услышит, то, конечно, войдет в номер и попытается открыть дверь спальни… То есть потянет за проволоку, которая вытащит чеку из гранаты. Достаточно приоткрыть дверь дюйма на три.

— Так. — Он попробовал, добавил еще сахара. — Поэтому решил, что нужно пойти и поискать.

— Где он был?

Опять не то. Что же еще? Изо всех сил дернуть «устройство» к себе, порвать проволоку и выбросить бомбу из окна до того, как она успеет взорваться.

— Там, около заброшенных складов. Не знаю, почему я пошел туда, просто почувствовал, что он там. Это как инстинкт. Я знаю, что у некоторых есть такой дар, ты так не думаешь?

С взрывателем, рассчитанным на одну секунду? С закрытыми жалюзи? Прекрасно. Настолько прекрасно, что лучше, пожалуй, просто послать за Суперменом.

Я вздрогнула.

И… даже если Модести удастся благополучно миновать Рейли, произойдет то же самое. Она придет сюда и откроет дверь в спальню. И это будет последнее, что она сделает в своей жизни.

— Кто знает, что могло бы случиться, не окажись там я. Думаю, что предназначен для того, чтобы спасти его. Это судьба. И поэтому принял решение… — Он налил шоколад в кружку. — Прекращаю поиски работы, пока с Троем все не будет хорошо. Трои станет моей работой.

Наручники. Открыть их нельзя, но…

— О нет, — не выдержала я, — не думаю, что это очень хорошая мысль. Совсем нет. На самом деле, если ты спросишь меня…

Вилли осторожно поднял левую ногу, уперся ею в батарею и медленно потянул руку из металлического кольца, как бы выкручивая кисть. Через две минуты рука стала мокрой от крови. Вилли бросил и эту затею. Мышцы могут поддаться, но не кости. У него слишком крупная рука, чтобы она проскользнула через кольцо наручника.

— Нет, не спрошу.

Иисус всемогущий! Пока он занимался этим, бомба чуть-чуть опустилась. Проволока натянулась. Вилли поднял бомбу на дюйм и снова усилием воли заставил себя расслабиться.

— Ну, тогда я все равно скажу: Трой не нуждается в тебе. Совсем наоборот. Что нужно Трою, помимо всего остального, так это чтобы ты убрался из его…

— Отнесу ему шоколад, — резко прервал Брендан. — Тебе вообще не нужно здесь оставаться, если ты занята.

Должен быть хоть какой-нибудь выход. Он снова посмотрел на бомбу и снова поразился своему положению. Вот бомба, он сам держит ее в руке и при этом бессилен что-либо предпринять. В руке уже чувствовалась тупая боль.

— Я подожду, — возразила я, рассвирепев. — Не брошу его!

Ну же, придумай что-нибудь. Хотя бы попытайся помешать им расправиться с Модести. Можно ускорить взрыв. Все здесь разлетится на куски. Смятение и паника в гостинице. Полиция приедет быстро, но все равно гораздо позже Модести. Рейли взрыв не помешает. Он уже высказывал сомнение, сможет ли Вилли продержаться достаточно долго. Он будет просто сидеть в углу вестибюля, спрятав автомат под пальто. Общая паника его не коснется. Даже облегчит ему отход.

— Как хочешь, — ответил он.

Пот уже струйками сбегал со лба и попадал прямо в глаза, теплый и едкий. Вилли стало по-настоящему страшно.





ГЛАВА 16

Внизу, в вестибюле, царили тишина и спокойствие. Там не было никого, кроме Рейли и ночного портье, который должен был бы сидеть за своим столиком. Однако сейчас он лежал у ног Рейли, скрытый длинной стойкой. Из его головы тонкой струйкой сочилась кровь. На Рейли был форменный пиджак портье. Он оказался ему почти впору. Лежавшая перед ним газета прикрывала автомат.



Правую руку Рейли не снимал с оружия. Чувствовал он себя совершенно счастливым. Уже давненько он никого не расстреливал в упор, не видел вереницы черных маленьких дырочек, разбегающихся по живой мишени и тут же на глазах превращающихся из черных в красные. К тому же это будет первая убитая им женщина. Рейли замирал от удовольствия, предвкушая то, что должно вот-вот произойти.

— Я думала, тебе становится лучше. Думала, что наконец все снова будет нормально.

Она пройдет через вращающиеся двери и направится к лестнице или к лифту. А может, появится из коридора, ведущего к боковому выходу. Не имеет значения. Так или иначе, Блейз придется идти мимо него. Прежде чем открыть огонь, он ее хорошенько рассмотрит, и в этот миг она поймет, что жить ей осталось секунды две. И тогда он с наслаждением нажмет на спуск.

Рейли надеялся, что Гарвин продержится до этого момента. Если бомба все же взорвется раньше, все будет немного по-другому. Это, конечно, ничего не решает. Но Рейли хотел, чтобы Гарвин слышал, как умрет Модести Блейз. Когда рядом ждет машина, а за рулем верный человек, не стоит применять глушитель. Пусть будет громко. Глушитель портит всю картину. Грохот, несомненно, является ее неотъемлемой составной частью. Еще чуть-чуть.

Моя мама возбужденно расхаживала по комнате. Волосы выбились из узла и свисали прядями на лицо. Джемпер был надет задом наперед.



— Что именно означает «лучше»? — спросил Трой. — И что такое «нормально»? Все ненормальные.

В двухстах ярдах от гостиницы капитан Сагаста взглянул в зеркальце, чтобы удостовериться, что следующая позади машина с четырьмя полицейскими остановилась. Затем он проехал вперед, притормозил и свернул на площадку перед отелем.

Он сидел на том же диване, где я нашла его накануне ночью, в той же расслабленной позе, словно у него в теле костей не было.

— Может, мне войти в главный вход, а вы пойдете через боковой? — спросил капитан.

— О, во имя всего святого! — вырвалось у моей матери.

— Эта ловушка — для меня, — ответила Модести. — И я сама займусь этим, Мигель. Они думают, что я попытаюсь приблизиться осторожно и незаметно, но я, пожалуй, сделаю по-другому.

— Успокойся, любимая, — произнес отец, стоявший спиной к окну.

— Но…

Он рано вернулся домой из Шеффилда, на нем все еще был костюм. Он был небрит, узел на галстуке почти распущен. Еще не было явных признаков резкого физиологического упадка сил, но у него был странный, опустившийся вид.

Что-либо еще добавить он не успел. Не дожидаясь, пока машина остановится, Модести на ходу выскочила и бегом бросилась к гостинице.

— Успокоиться? И это все, что ты можешь сказать мне? Все время происходит что-то неприятное, и вот твой совет. Почему бы тебе не добавить, что ты приготовишь нам всем по чашке вкусного чая?

Сагаста выругался, заглушил двигатель, поставил машину на ручной тормоз и рванулся за ней.

— Марсия…



— Хочу, чтобы еще кто-нибудь отвечал за то, что происходит здесь, не всегда же мне!..

Наконец Рейли услышал звук открывающихся дверей главного входа. А через секунду из-за выступа стены показалась сама Модести Блейз.

На ней была черная мужская рубашка с карманами и короткая юбка того же цвета. Темные нейлоновые чулки и мокасины. Ноги ее были просто великолепны. Впрочем, как и лицо. В руках — ничего. Рубашка расстегнута чуть ли не до пояса.

Я взглянула на Троя. Через окно солнце освещало его шелковистые волосы, он казался вполне спокойным. Почувствовав на себе мой взгляд, он посмотрел на меня, поднял брови и чуть-чуть улыбнулся.

Модести чуть замедлила шаг, окидывая холл быстрым взглядом. Палец Рейли любовно ласкал курок. Вот этот миг. Он в упор смотрел на нее, и девушка остановилась. Их взгляды встретились.

— Действительно, чаю было бы хорошо, — проговорил он. — И я очень голодный. Целый день у меня не было и крошки во рту.

Темные глаза цвета полуночной синевы, холодные и уверенные. Ни тени испуга в них не было. Все наслаждение, весь восторг Рейли мгновенно улетучились, и их место занял безотчетный страх. Левая рука его скользнула вперед, рванула ствол автомата, газета слетела. Он нажал на спуск.

Я встала.

Есть какая-то тайна в искусстве ведения ближнего боя. Движения борца дзюдо кажутся нарочито замедленными, а его противник послушно идет навстречу мощному броску. Получается странная картина. Таким же странным образом в руке Модести, казавшейся почти неподвижной, вдруг появился маленький черный предмет, из которого вырвалось яркое пламя, и в тот же миг сама она была на полу. Рейли стоял уже мертвый, с маленькой черной дыркой в переносице. Дырка начала быстро краснеть, когда он рухнул вперед на стойку, прямо на свой автомат. Высоко над головой Модести посыпалась штукатурка. Автомат Рейли дал прощальный салют мертвому хозяину.

— Приготовлю нам всем что-нибудь через минуту, — предложила я. — Поджаренные сандвичи с сыром?

— Слава Богу, здесь был Брендан! — воскликнула мама. Меня передернуло. Я ведь тоже была здесь, не так ли?

Девушка крикнула:

— Если бы он не нашел его…

— Где-то рядом должна быть их машина. Надень его пиджак, Мигель!

— Я в этой же комнате, мама, — заметил Трой. — Можешь разговаривать со мной.

Через несколько секунд Сагаста выскочил из боковой двери гостиницы — в пиджаке ночного портье, распахнутом настежь. Поблизости стоял черный «шевроле». За рулем сидел какой-то человек.

— Что такого я сделала?

Сагаста распахнул дверь. Ударил стволом по рукам, вцепившимся в руль, потом сунул пистолет прямо в удивленное лицо сообщника Рейли.

— Где Гарвин? — сквозь зубы процедил Сагаста.

— Точно, — вставил отец. — Мы ничего не добьемся, если все сведется к разговору о твоем чувстве вины. Это все о Трое.

Модести уже подбежала к ним. Парень за рулем скорчился от боли, но упрямо сжал губы. Сагаста яростно ткнул стволом ему в рот.

Мать открыла рот, чтобы сказать что-то, но тут же передумала. Она села на диван и взяла Троя за руку.

— Отвечай!

Мотнув головой, парень согнулся пополам. С хрипом, чуть слышно, едва шевеля разбитыми губами, прошептал:

— Я знаю, — сказала она. — Я так волновалась. И продолжала думать…

— Четыре, один, пять. Номер в гостинице…

Она остановилась.

Сагаста еще раз ударил парня по голове рукояткой пистолета и выбрался из машины. Прошло не больше минуты с того момента, как Модести вошла в вестибюль отеля. Они снова вбежали в холл. Испуганный человек в пижаме выглянул из двери с надписью «Не входить», расположенной рядом с боковым выходом. Где-то надрывался телефон.

— Управляющий? — рявкнул Сагаста.

— Я не собирался покончить с собой или что-нибудь в этом роде, — заявил Трой.

Человек робко кивнул.

— Так о чем же ты думаешь? — спросил отец. — Пропускаешь уроки. Бродишь неизвестно где.

— Тут стреляли…

Трой вздрогнул.

— Да. Прикажите постояльцам оставаться в номерах. Это требование полиции.

— Я хотел, чтобы все оставили меня в покое, — выпалил он в конце концов. — Не переношу, когда вокруг меня постоянно суетятся. Люди смотрят на меня, чтобы увидеть, как я себя чувствую.

Они бросились вперед. На бегу Модести скомандовала:

— По лестнице. В лифте можно застрять.

Сагаста быстро взглянул на ее решительное бледное лицо.

— Вы думаете, уже поздно спасать Гарвина?

Она мчалась, перепрыгивая через три ступеньки.

— Не знаю. Уверена только, что медлить нельзя.

— Ты имеешь в виду меня, — уточнила мама. — Именно я создаю суету. Знаю, я суетливая. Пытаюсь остановиться и не суетиться, но ничего не могу с собой поделать. Чувствую, что, если бы смогла вернуть тебя на правильный путь, с тобой было бы все в порядке.

Когда вдалеке прозвучала автоматная очередь, Вилли Гарвин замер, пытаясь справиться с подступившей слабостью и острой болью, пронзающей дрожащую правую руку.

— Ты должна доверять мне.

Он почувствовал, что пот, крупными каплями стекающий по его лбу, стал ледяным, а боль словно отдалилась и уже не составляла часть его существа. Он прекратил тщетные попытки освободиться от лейкопластыря и отрешенно посмотрел на бомбу, потом на свою левую руку, прикованную к батарее. Казалось, какая-то часть его сознания полностью отключилась, но другая была ясной как никогда.

— Как можно доверять тебе, — спросил отец, — если ты прогуливаешь уроки и лжешь нам?

В цепочке наручников шесть звеньев. Он вывернул кисть и повел ею вверх-вниз. Браслет скользнул по запястью, и цепь перекрутилась.

— Это моя жизнь, — упрямо сказал Трой. — Мне семнадцать. Если хочу прогуливать уроки, это мой выбор. Если нет настроения и я обеспокоен, то это мое беспокойство, не ваше. Вы обращаетесь со мной как с малым ребенком.

Рука, удерживающая бомбу, все еще дрожала. Вилли сосредоточил на ней всю свою волю. Сейчас нельзя ошибиться. Слишком многое еще предстоит сделать и со многими людьми надо свести счеты. Мышцы послушно напряглись, и Вилли снова переключил внимание на наручники, мягко делая вращательные движения рукой вокруг цепи.

В конце концов цепь стала короче на дюйм или два, звенья перекрестились и легли внахлест друг на друга таким образом, что гибкая цепь превратилась в жесткий стержень. Больше руку поворачивать нельзя. Только немножко согнуть, чтобы выиграть еще несколько миллиметров.

— О… — только и смогла произнести мать.

Пора.

Прозвучало это как стон.

Вилли опустил голову. Теперь он полностью расслабил каждый мускул своего тела — разумеется, кроме правой руки, которая словно перестала ему принадлежать. Его глаза были широко открыты, но ничего не видели. Он плыл в бархатной темноте, и для него не существовало ничего, кроме дремлющей пока, медленно концентрирующейся энергии.

— Если ты хочешь, чтобы с тобой обращались как со взрослым, ты должен и вести себя как взрослый, — проговорил отец.

Он потер лоб, затем добавил:

Две минуты прошли.

— Все это потому, что мы любим тебя, Трой.

Вилли приподнял голову и глубоко вдохнул через нос. Потом по его левой руке, от плеча до кисти, как будто пронесся ураган, вобравший в себя всю его силу, духовную и физическую, и направивший ее в одну точку — на перекрещенные звенья цепи.

Отец никогда не произносил ничего подобного.

— Приготовлю сандвичи, — заметила я, удаляясь на полуразрушенную кухню, где гулял ветер.

Где-то вдалеке появилась боль. Она все приближалась, и вот уже вцепилась острыми когтями в израненную кисть. Зрение вернулось к нему. Вилли посмотрел вниз и увидел, что его левая рука свободно повисла вдоль тела. Наручник с двумя звеньями цепи по-прежнему болтался на батарее. А третье звено было разорвано.



Когда я вернулась с подносом, полным разогретых сандвичей с медленно растекающимся расплавленным сыром и с четырьмя кружками чая, у мамы были красные глаза, она явно плакала.

Он медленно поднял руку. Стальной браслет глубоко врезался в разодранную кожу, но пальцы пока работали. Тогда Вилли начал продвигаться к двери, осторожно выворачивая занемевшую правую руку. Теперь уже обеими трясущимися руками он удерживал бомбу у себя на плече. Пот ручьями стекал по лицу. Пластырь стал совсем мокрым.

— Трой сказал, что некоторое время он хочет пожить с тобой.

Еще чуть-чуть. Спокойно. Без спешки. Никто не собирается открывать дверь…

— О! — ответила я. — Чудно, мне нравится это, Трой, Это будет прекрасно. Но дело в том, что в настоящее время я там не живу, там Брендан и Кэрри.

Он приподнял одну ногу и, не наклоняясь, левой рукой стащил с нее носок. Не стоит резать пальцы до кости. Вилли поднялся на цыпочки, чтобы ослабить натяжение проволоки, и, обернув руку носком, обмотал проволоку вокруг кисти. Сначала мягко он потянул ее вниз, удерживая бомбу в прежнем положении. Потом все сильнее и сильнее…

— Хотя бы недолго, — попросил Трой. — Я могу пожить с ними недели две или около этого, потом ты же вернешься? Правда?

Проволока разорвалась в том месте, где она проходила через отверстие шурупа в потолке. Сжимая бомбу обеими руками, Вилли медленно опустился на колени. Он склонился над ней, потирая изуродованную кисть и пытаясь остановить дрожь, сотрясающую все тело. И в этот момент оконное стекло разлетелось вдребезги.

— Ты знаешь, как я хочу, чтобы ты приехал, — вздохнула я, — но не мог бы ты подождать всего неделю или немного больше?

— Почему?

Он повернул голову. На подоконнике, на высоте четвертого этажа, сидела Модести Блейз. Она повела пистолетом, оглядывая комнату. Потом ее взгляд остановился на Вилли. И вдруг он ощутил приближающийся приступ какого-то дурного, безумного смеха. Но все же смог удержать его, потряс головой, что должно было выразить его одобрение, и поднял, большим пальцем вверх, окровавленную непослушную руку.

Я пристально и беспомощно смотрела на него:

— Ты уверен, что тебе будет хорошо с Кэрри и Бренданом?

Модести была уже рядом с ним. Она решительным рывком содрала пластырь с его лица — это было больно, но невыразимо приятно. Опустив ослабевшие руки, Вилли сделал несколько огромных глотков воздуха, потом прохрипел:

Он пожал плечами:

— Они также слишком много суетятся. Было бы лучше с тобой.

— Так подожди.

— Рейли?

— Мне нужно переехать сейчас.

— Это тот, в вестибюле?

— Я буду рядом, — пообещала я. — Просто позвони мне, когда буду нужна тебе, ладно?

— Ладно.

Модести показала автоматический «МАБ».



— О Боже. А они ведь не сомневались, что ты погибнешь в любом случае. Если что-нибудь помешает Рейли, тебя должна была убить эта штука, когда ты попытаешься открыть дверь.

* * *



Модести сунула пистолет в кобуру системы «бухаймер», скрытую под рубашкой. Вилли Гарвин сам подгонял для нее эту кобуру.

На следующий день я взяла несколько свободных часов на работе, и мы с Троем пошли в «Аквариум». Мы провели там два часа, прижав носы к стеклу. Трою понравились тропические рыбы, сверкающие, как мелкие осколки цветного стекла, но мне больше всех остальных понравились огромные плоские рыбы, морды которых были вывернуты нижней стороной наверх. Они имели очень дружелюбный и озадаченный вид, когда проплывали в воде, плавно помахивая телами. Потом я поехала к дому родителей, чтобы собрать его вещи. Брендан и Кэрри предполагали забрать его через несколько часов. Я крепко обняла его.

— Очень скоро приеду, чтобы увидеться с тобой. Через день или два.

— Наверняка должно было быть что-то еще, Вилли. Поэтому я спустилась сюда из комнаты, расположенной этажом выше. Эти огромные каменные плиты с выступами — точь-в-точь хорошая лестница.

На самом деле не прошло и часа, как я обнаружила, что кое-что забыла. Пришлось взять с собой бумагу и ручку, чтобы вести список. Мне нужно было купить еще несколько коротких штанишек, но не все можно было купить. Еще три тенниски. Щипчики для ногтей. Кондиционер. Шерстяную шапку. Чековую книжку. Карту улиц. Просто смешно, но после работы на следующий день я поехала в свою квартиру со списком покупок. Там в большой комнате увидела, что Брендан и Трой играют в карты. Они посмотрели на меня немного удивленно. Брендан что-то сказал, но я не расслышала из-за громкой музыки. Прошла через комнату и убавила громкость.

Вилли кивнул, и на его бледном, измученном лице появилось некое подобие усмешки.

— Едва слышно, — объяснил Трой. — Похоже, к приемнику нужно приставить стетоскоп, чтобы что-нибудь услышать.

— Заскочила, чтобы кое-что взять, — сказала я.

— Значит, я мог и не калечиться. — Голос его звучал все еще хрипло, но теперь в нем было гораздо больше силы и уверенности.

Модести нежно взяла его руку. В том месте, где наручник разодрал мускулы, уже выступила кровавая полоса. Только теперь, осмотревшись, Модести заметила второй наручник, болтающийся на трубе, потом увидела свисающую с потолка проволоку, шурупы с отверстиями, и наконец ее взгляд остановился на желтой банке, из крышки которой торчал другой конец проволоки.

Только одна-единственная мысль, что Брендан весело приглашает меня пройти в мою собственную квартиру, вызывала у меня желание вскипятить чайник воды и вылить ему па голову. Но все же мне пришлось заговорить:

Модести медленно произнесла:

— Как ты, Трой?

— Признаюсь, я только половину всего поняла, милый мой Вилли.

— Да совсем хорошо, правда? — ответил Брендан. Трой улыбнулся мне и приподнял брови.

— В сущности, все прошло совсем не плохо. — Вилли провел рукой по лбу, смахивая пот. — И в конце концов, в такие переделки попадаешь не каждый день.

Я прошла в спальню. Ничего нет удивительного в том, что там спал Трой и всего за один день моя комната приобрела точно такой же вид, какой всегда имела его собственная спальня. Постель не убрана, на полу одежда, лежат раскрытые книги, чувствуется неприятный запах пота. Действовала я так быстро, что даже представить себе не могла, что способна на это. Бросила какие-то вещи в сумку, которую принесла с собой. Тихо закрыла дверь и достала книгу, в которой прятала деньги. Сосчитала их и сразу почувствовала, как побежали мурашки по спине. Шестьдесят фунтов. Пересчитала снова. Шестьдесят. Почему же он не смог взять все? Что он делает со мной? Положила оставшиеся деньги в кошелек. Вернулась в большую комнату.

— У меня в спальне были деньги, — заявила я.



Брендан весело оглянулся:

— Да?

— Часть денег исчезла. Хотелось бы знать, может быть, кто-нибудь взял их в долг?

Брендан пожал плечами:

Прошло пятнадцать минут. Модести Блейз разобрала бомбу, вынула из гранаты взрыватель и открыла замок наручника, оставшегося на руке Вилли. Тот лежал на кровати, совершенно расслабившись, дымя сигаретой. В его желудке бултыхались две солидные порции неразбавленного виски, по телу разливалось приятное тепло.

— Не виновен. Где они были?

— Какое это имеет значение?

К счастью, оказалось, что рука у него не сломана. Сидя рядом с ним, Модести делала ему перевязку. Капитан Сагаста вызвал было врача, но она отослала его обратно. Позвонила Стиву Колльеру, и тот на радостях так замысловато выругался, что, вероятно, и сам удивился этому.

— Они могли потеряться или завалиться куда-нибудь.

— Не важно, — сказала я. — И еще не могу найти тампакс.

Сагаста превратил номер во временный полицейский штаб. Он буквально не слезал с телефона. Злость не давала ему успокоиться. Он ненавидел американских гангстеров и излюбленные ими методы и уж никак не мог стерпеть такого наглого покушения на убийство на своей собственной территории.

Модести закрепила повязку, вынула сигарету изо рта Вилли, поцеловала его в щеку и вложила сигарету обратно. Она делала нечто подобное два или три раза за все годы их дружбы, и Вилли понял, какая тяжесть свалилась с ее души. Она уже приготовилась увидеть его мертвым. Или не увидеть вообще. А все получилось иначе.

— Кэрри могла одолжить, — предположил Брендан. — У нее начинается трудный период.

Вилли Гарвин закрыл глаза, чувствуя себя безмерно счастливым. Он ведь тоже был уверен, что она мертва. Интересно, смог бы он сделать то, что сделал, если бы не думал так? Мелькнувшая у него мысль, что можно было бы этого и не делать, снова изумила его. Да, кобура Бухаймера — истинное произведение искусства, особенно после того, как он приспособил ее для Модести. А неплохо было бы своими глазами посмотреть, как она расправилась с Рейли. Такие эпизоды только в книгах можно найти.

— Одолжить?

Сагаста наконец положил телефонную трубку и встал.

— Пока ничего, — хмуро произнес он. — Я поднял на ноги всех своих людей. Боюсь, в ближайшее время мы потревожим своими расспросами множество ни в чем не повинных американцев.

— Да, — отвечал Брендан. — В настоящее время только анальный секс.

Модести спросила:

— Когда мы можем считать себя свободными?

Я не могла поверить своим ушам, когда услышала это. Почувствовала, как до самого горла разливается желчь, кислая и жгучая.

Капитан развел руками.

— Простите? — переспросила я.

— Когда пожелаете. Неприятностей от Габриэля, пожалуй, пока больше не будет. Он в бегах и слишком занят спасением своей собственной шкуры.

— Это шутка, — произнес Брендан, широко улыбаясь Трою, лицо которого стало непроницаемым, словно застыло. — Миранда любит, когда я дразню ее. Во всяком случае, думаю, что любит. Твоя очередь.



— О, он наверняка вывернется, — заметила Модести. — Отсюда совсем недалеко до трехмильной зоны. Но, во всяком случае, сейчас ему не до нас. А как насчет того человека, которого я убила в вестибюле?

Я снова все перебирала в уме и пыталась объяснить Нику. Рассказала ему, как вставил а в дверь клочок бумаги, как он оказался в другом месте, когда проверила. Отпила глоточек вина. Мы сидели в винном баре на Тоттнем-Корт-роуд, совсем рядом с его квартирой. — Считаю, что все слишком сложно, — сказала я. — Помнишь, как в фильмах, когда вставляют кусочек бумаги, а потом видят его на полу и понимают, что там кто-то был.

— Да, — ответил Ник. — Это было в фильме «Жало». Роберт Редфорд сделал это, потому что его преследовали гангстеры.

— Какого человека? Человека с автоматом, который мне угрожал? Да я его сам убил.

— Правда? — спросила я. — По-моему, давным-давно смотрела его по телевизору. Не могу вспомнить этот отрывок. Что-то ужасное у меня с фильмами. Забываю абсолютно все.

Выпила еще глоток вина. Похоже, я пила больше Ника, Он сидел совершенно спокойный и трезвый, а я все время говорила и пила.

— Пулей двадцать пятого калибра, выпущенной из пистолета сорок пятого калибра?

— Мне непонятно, что кусочек бумаги все-таки был там, но совершенно в другом месте, это было очевидно. Понимаешь, что я имею в виду?

Сагаста улыбнулся.

— Нет, — ответил Ник.

Мне трудно было прийти к какому-то выводу. Действительно, надо прекратить думать об этом. У меня начинается головная боль.

— Вряд ли полицейский врач будет спорить со мной.

— Дело вот в чем, — сказала я. — Большинство людей и вовсе не заметили бы клочок бумаги. Может быть, пять процентов увидят бумажку и приложат все усилия, чтобы вернуть ее обратно на то же самое место, чтобы никто и не заподозрил, что дверь открывалась. Но из этих пяти процентов еще пять процентов — крошечная макиавеллиевская группа — сознательно положат кусочек бумаги в заметное другое место. Они считают тебя дураком, понимаешь?

— Честно говоря, нет, — сказал Ник.

— Это незаконно, Мигель.

— Конечно. Но меня интересует справедливость, а не законность. К несчастью, дистанция между этими понятиями иногда довольно велика.

Было видно, что внимание Ника рассеивалось, он становился нетерпеливым, но я не могла остановиться. И я не хотела останавливаться. Мне хотелось испытать его. Если вам нравится кто-то или вы любите кого-то, то вас же не будет раздражать, что его что-то постоянно беспокоит и мучает. Вы даже не побоитесь наскучить ему. Возможно, мне захотелось проверить, проявит ли он терпимость ко мне.

Модести стояла перед ним, чуть заметно улыбаясь.

— Вы мне нравитесь, честный полицейский, — мягко сказала она. — Скоро я вернусь, чтобы поблагодарить вас. Не сейчас, но вскоре.

— Брендан играет со мной. Он положил этот клочок бумаги туда сознательно, чтобы я знала, что ее положили обратно. Но чтобы я знала также, что он положил ее так, чтобы доказать мне, что он и не пытается скрыть, что побывал в моей комнате. — Я отпила следующий глоток вина. — Он послал мне сообщение. В нем было следующее: ты подозревала, что я заглядывал в твою комнату; мне известно, что ты подозревала меня; я хочу показать тебе, что знаю; и также хочу показать тебе, что меня нисколько не беспокоит, что ты знаешь; и еще: я действительно был в твоей комнате, и ты не знаешь, что я на самом деле собираюсь сделать. Вот, и еще кое-что. Я спрятала в книге семьдесят пять фунтов. Это мой тайник.

Темные глаза полицейского капитана ярко блеснули, и он ответил ей изящным поклоном.

— Ты что, не могла просто пойти и положить деньги в банк, чтобы потом получать их в банкомате, как все люди? — спросил Ник.

— Никаких обещаний, прошу вас. Но знайте: я буду чертовски рад.

— Это не годится, — сказала я. — Иногда в банкоматах кончаются деньги. Всегда нужно иметь какие-то наличные деньги, припрятав их где-нибудь. Ну и нормальный вор просто взял бы все деньги. А Брендан взял только пятнадцать фунтов. Он дразнит меня. Он пытается пробраться ко мне в голову.

— В твою голову?

— И вот пожалуйста — в каком я положении. Он живет в моей чертовой квартире, а я сижу здесь, описанная с ног до головы, в этом баре.

Воцарилось долгое молчание. Я чувствовала себя комедийным актером, который исполнил свой номер, но над чьими шутками никто так и не засмеялся. Зал замер, стояла гробовая тишина.

— Ничего не могу поделать, — наконец выговорил Ник.

— Что ты хочешь сказать? — спросила я, хотя и знала.

Глава 9

— Не возражаешь, если буду честен?

— Нет, — ответила я, зная, что, если кто-то собирается быть честным, предполагается, что с вами не будут особенно церемониться.

Просторное помещение с высоким потолком и толстыми каменными стенами было лишено окон и освещалось только электрической лампочкой. Где-то невдалеке слышался ровный гул работающего генератора.

— Знаешь, что я подумал?

— Нет, не имею представления.

В комнате находились два человека. Один из них, которому необыкновенно подходило прозвище Большой парень, снял наушники и выключил приемник. Потом он беззвучно рассмеялся, затрясшись при этом так, что складной стул под ним заскрипел.

— Не подумал, — сказал Ник. — Знаю. Ты все еще влюблена в Брендана.

— Что? — вырвалось у меня. Этого я действительно не ожидала.

На нем была армейская рубашка хаки и того же цвета брюки, прекрасно сшитые и даже в какой-то мере скрадывающие несоразмерность его фигуры.

— Ты мучаешься им. Ты можешь говорить только о нем.

— Конечно, мучаюсь им, — сказала я. — Он как червь гложет меня. Он изводит меня.

— О Боже, Боже. Бедняга Габриэль.

— Точно. Все было прекрасно, Миранда.

— Было, — уныло повторила я. Сейчас наконец он выпил глоток вина.

Его собеседник тем временем делал гимнастические упражнения. Он был в белой спортивной куртке и темных, великолепно отглаженных легких брюках. Правильное, несколько высокомерное лицо, коротко подстриженные волосы. Даже занимаясь гимнастикой, он держался подчеркнуто прямо, словно старался ни на минуту не потерять военной выправки. Ему бы очень пошла старинная офицерская форма венгерской кавалерии. Звали его Венцель.

— Прости, — сказал он.

Мне хотелось наорать на него. Мне хотелось ударить его. И неожиданно мне расхотелось. Я порылась в своем кошельке, нашла двадцатифунтовую купюру и положила ее рядом с пустым стаканом. Наклонилась к нему довольно неуверенно и поцеловала.

Снаружи, за скалами, окружавшими глубокую долину, под палящими лучами жестокого солнца, лежали в безмолвии пески пустыни. В самой долине, защищенной стенами камня, было тоже жарко, но не настолько. В комнатах и коридорах, высеченных из дикого камня руками давно умерших строителей, температура воздуха была лишь на несколько градусов выше обычной комнатной.

— Прощай, Ник, — сказала я. — Время было, похоже, неподходящее.

Я вышла из бара. Еще один из этих неожиданных уходов. А предполагала остаться с Ником на всю ночь у него дома. Именно это и обещала Лауре. Еще одно нарушенное обещание.

Венцель наконец закончил свои упражнения. Несколько раз подпрыгнув напоследок, он подошел к столу, на котором стоял радиоприемник.



— Девчонка у них? — спросил он.

ГЛАВА 17

— У них ее нет, — ответил гигант, расплываясь в широкой улыбке. — Гарвин их обдурил. Они схватили его и даже устроили ловушку для Модести Блейз. Ну что ж, она попала в нее — и пристрелила идиота, который собирался ее убить. Бедный Габриэль вынужден был рвать когти из Панамы со всей своей кодлой.



— Не вижу в этом ничего смешного, — хмуро произнес Венцель. Он говорил по-английски совершенно правильно, но с заметным акцентом.

На следующий день перед тем, как заставить себя подняться и встретить утро, я полежала немного на диване Лауры. На улице было ветрено и еще почти темно. Я замерзла, устала, нужно было вымыть голову. Язык едва шевелился. Теперь я не бегала целыми днями, все мои члены онемели от бездействия. Закрыла глаза, прислушалась к приветливому шепоту, доносившемуся из спальни Лауры, и почувствовала, что будто нахожусь на склоне, медленно соскальзывая вниз и не имея возможности остановиться. Что-то из того, что я захватила при переезде, в моих руках.

Задумалась о предстоящем дне. Мне придется снова поехать в этот проклятый дом в Хэмпстеде и перекрашивать красную стену в зеленый цвет. В обед должна забрать Кэрри с работы и осмотреть еще одну квартиру, которая стоила очень дорого. Вернусь сюда по возможности позднее, чтобы Лауру и Тони не начало раздражать мое присутствие. Вздохнула и, прилагая неимоверные усилия, откинула пуховое одеяло.

— Ага. — Большие голубые глаза насмешливо посмотрели на Венцеля. — Естественно, ты не видишь. Я полагаю, что недостаток чувства юмора и глупость в человеке чаще всего успешно сочетаются. — Он с удовольствием наблюдал, как Венцель, стараясь осознать услышанное, мысленно разбивает фразу на части, потом краснеет от гнева, но изо всех сил стремится не показать этого. Венцель его немного побаивается, но только немного. При случае это надо исправить.

Я подъехала к турагентству, в котором работала Кэрри, немного раньше и плечом открыла дверь, с радостью покидая улицу в такую ужасную погоду. Босс Кэрри, Малкольм, сидел за ближним столом, пытаясь убедить грузного мужчину в кричащем костюме в безопасности путешествия в Египет, несколько других клиентов вертелись около стенда с проспектами, рассматривая иллюстрации, на которых были изображены солнце и море, улыбающаяся молодежь с белоснежными зубами и белокурыми волосами. Кэрри находилась в дальнем конце помещения, разговаривая с каким-то мужчиной в длинном пальто. Хотя он и стоял ко мне спиной, я узнала его, это был Брендан. Это и заставило меня остановиться в нескольких шагах от них.

— Я уже исчерпала свои возможности, — умоляюще говорила Кэрри.

Венцель сказал:

— Мне вполне хватит сорока фунтов.

— Но…

— Время идет, девушка нам крайне нужна. А теперь что делать?

— Кэрри!

— Она сейчас наверняка на пути в Европу. Под опекой Гарвина и Блейз. Похоже, мне надо вмешаться самому. — И снова его плечи затряслись от беззвучного смеха.

Его голос был тихий и строгий. Он заставил меня содрогнуться, когда я услышала его.

— А Габриэль?

— Ты не даешь мне денег? После всего, что я сделал?

— Будет в Алжире через четыре дня. Я с ним там встречусь перед отъездом в Англию. О Боже, ну и злится же он, наверное.

— Ты же знаешь, что это не так, Брен. Она начала искать в кошельке деньги.

— Время идет, — повторил Венцель.

— Нет? Я удивлен, Кэрри. Расстроен.

— Ты уже это говорил. — Человек-гора улыбнулся. — Если еще раз скажешь, не знаю, смогу ли я удержаться от искушения и не сломать тебе какую-нибудь кость, майор Венцель. Может быть, это будет даже столь ценная для тебя правая рука.

— Не говори так. Нашла. Вот все, что есть.

Венцель плотно сжал губы.

— Как я могу, сейчас?