— Нет, спасибо. Я жду одного человека.

Этуотер ел чипсы. Старик ушел. Как видно, ненадолго: на стойке остался его недопитый стакан, а рядом лежали лиловые перчатки и потрепанная книга в мягкой обложке под названием «L’Ersatz d’amour»[22]. Неужели ему придется ждать Сьюзан в баре всю ночь? Молодые люди выпили еще по одной.

— Славно посидели, — сказал один.

— Славно, ничего не скажешь, — отозвался второй.

— Я тебе одно скажу: за прокладкой нужен глаз да глаз, — сказал первый.

— Это точно.

Старик вернулся. Он вновь подсел к стойке, закурил и предложил сигарету Этуотеру, который, поблагодарив, отказался.

— Похоже, ваш друг уже не придет, — сказал он.

— Женщины считают своим долгом заставлять себя ждать.

— А, так это женщина?

— Да, — сказал Этуотер. — Женщина.

Старик деликатно покашлял.

— В кино бываете? — спросил он.

— Очень редко, — ответил Этуотер, сделав глоток мартини. — И без кино развлечений хватает.

Надо было купить газету, подумал он. А вдруг она вообще не придет? Молодые люди выпили по последней и слезли со своих табуретов.

— Бывай, командир.

— Спокойной ночи, сэр.

— Держись, Джордж.

— И вам того же, сэр.

Этуотер допил мартини. Он с удовольствием заказал бы еще порцию, но тогда надо было бы либо угостить старика в оранжевом галстуке, либо дать тому возможность угостить себя. Ему же не хотелось ни того, ни другого. Бармен принялся мыть стаканы. Протерев стакан, он поднимал его на свет и пристально в него вглядывался, словно стремясь убедиться, что спиртное, которое в него наливали, не разъело поверхность стекла.

— Автомобилями тоже не интересуетесь? — спросил старик в оранжевом галстуке.

— Не особенно, — ответил Этуотер.

Придет сегодня эта девчонка или нет? Очень похоже на то, что не придет. Старик стал рассказывать, что он часто по воскресеньям отправляется в длинные автомобильные прогулки. «Чтобы нагулять аппетит», — выразился он. Этуотер ел чипсы. Бармен отошел к дальнему концу стойки и раскрыл вечернюю газету, которую достал из маленького бумажного пакета. Старик тяжело вздохнул и сказал:

— Уже поздно.

— Да.

— Вы не обидитесь, если я скажу вам всю правду?

— Обижусь, и очень, — сказал Этуотер. — Терпеть не могу, когда мне говорят всю правду. Джордж, еще один мартини.

— Сухой, сэр?

— Сухой.

В бар вошел молодой человек в сопровождении двух девиц. Они сели за столик, и одна из девиц сказала:

— Я заставила ее встать передо мной на колени и извиниться.

Судя по выражению ее лица, эта маленькая толстушка в галстуке офицера артиллерийского полка говорила чистую правду.

— Несколько месяцев счастья — даже не месяцев, а недель. И на том спасибо, — сказала вторая девица.

— Живи сам и дай жить другим — вот моя жизненная философия, — сказал молодой человек. Он одернул свой двубортный пиджак, подошел к стойке и заказал два «Кловер Клаба» и «Сайдкар». Где-то за стеной зазвонил телефон. Вошел официант.

— Мистер Уотер? — спросил он. — Здесь есть джентльмен с такой фамилией?

— Да, — сказал Этуотер, — скорее всего, есть.

— Вас к телефону, — буркнул официант и, повернувшись к бармену, сказал: — Нерон-то проиграл.

— Ты его, надеюсь, не сыграл?

— Еще как сыграл.

— Иди ты!

— Эта лошадь, помяни мое слово, будет вторым Тиши, ничуть не хуже, — сказал официант.

— В следующий раз будешь умнее, — сказал бармен.

Официант вытер рот тыльной стороной ладони. Этуотер вышел из бара и направился к телефону. В трубке, где-то очень далеко, раздался голос Сьюзан:

— Мне ужасно жаль, но сегодня вечером мы не увидимся. Я загородом.

— Понятно.

— И никак не могу уехать.

— Что значит, не можете?

— Вы на меня не в обиде, скажите?

— В обиде.

Она засмеялась.

— Нет, этого не может быть.

— Ладно, я на вас не в обиде.

— Я себя чувствую ужасно виноватой, — сказала она. — Гадкой маленькой сучонкой, вот кем я себя чувствую.

— Вы прощены, — сказал Этуотер. — Я не сержусь.

— Нет, правда, мне ужасно стыдно.

— Не стыдитесь раньше времени.

Она снова засмеялась.

— До свидания, — сказала она.

— До свидания.

— Позвоните мне на днях, — сказала Сьюзан.

Этуотер повесил трубку. Проходя мимо него к выходу, старик в оранжевом галстуке остановился и сказал:

— Спокойной ночи. Увидимся.

Этуотер вернулся в бар. Двух мартини на ужин было явно не достаточно, и, поскольку ложиться спать Этуотер еще не собирался, он сел за угловой столик и заказал себе яичницу с беконом. Покончив с яичницей, он позвонил нескольким знакомым, но их либо не было дома, либо они не подходили к телефону. Бар по-прежнему пустовал. Было поздно. Оставалось только одно — зайти к Носуорту. Телефона у Носуорта не было — такими хлопотами, как установка телефона, он себя не обременял, но он почти наверняка был дома.

На улице шел дождь. На Черинг-Кросс-Роуд Этуотер впрыгнул на ходу в автобус, воспользовавшись тем, что тот, пропуская такси, притормозил. Интересно, Сьюзан было весело загородом или нет? В такую погоду загородом вряд ли очень уж весело. С другой стороны, погода там, вполне может быть, совсем другая. Автобус доехал до Тотнем-Корт-Роуд и повернул в сторону Кингз-Кросс. Носуорт жил на верхнем этаже большого дома на северо-востоке Блумсбери. Этоутер сошел с автобуса и повернул в переулок. Дождь прекратился, но тротуары еще не высохли и переливались всеми цветами радуги. Этуотер позвонил в звонок, и привратник открыл входную дверь. Он поднялся по лестнице и постучал в квартиру, где жил Носуорт. Дверь открыл сам хозяин. Он был во фрачных брюках и в нательной рубашке овсяного цвета с длинными рукавами.

— Заходите, — сказал он.

— Вы собирались уходить? — спросил Этуотер.

— Я должен идти на прием в честь чеха, — сказал Носуорт. — Только что отвратительно поужинал в ресторане Павези.

— Я могу у вас посидеть, пока вы будете одеваться?

— У меня на белом жилете какие-то пятна — сию минуту обнаружил. Как вы думаете, прилично будет вместо белого жилета надеть черный?

— Боюсь, что не очень.

— Это не модно.

— Да.

Комната была завалена книгами. В углу лежал камень — Носуорт нашел его во время раскопок в Малой Азии; говорили, что он являлся символом Артемиды Эфесской[23].

— А вот у меня, — сказал Этуотер, — ужин в последний момент отменился.

— Ужин с женщиной, разумеется, — сказал Носуорт. — Как вы считаете, подтяжки надевать?

— О да.

— Вы очень злитесь?

— Очень.

— Я тоже когда-то злился, — сказал Носуорт. — Но с возрастом понял, что требовать от женщин того, что мне надо, бессмысленно: качествами, которые я ценю, они никогда не обладали и обладать не будут. Боже, как они растянулись с тех пор, как я надевал их в последний раз!

— Почему вы пришли к такому выводу?

— Скажу вам прямо: больше я с ними дела не имею. В Париже я иногда посещаю одно заведение на рю де Льеж, но всякий раз прихожу к выводу, что это пустая трата денег. Вы не передадите мне мой белый галстук? Он в верхнем ящике комода. Боюсь, он не слишком чист. Должно быть, после ужина с архиепископами я забыл отдать его в чистку.

Носуорт прицепил все свои медали, почистил щеткой брюки и сказал:

— Говорят, правда, что единственное средство от женщин — это женщины.

— Мало ли что говорят, — сказал Этуотер.

— Я же не утверждаю, что разделяю эту точку зрения.

— Не разделяете?

— Нет ничего хуже этих фраков и смокингов, вы не находите?

— Пожалуй.

— Но без них никуда.

— О да.

— Этот смокинг я купил в Афинах еще до войны. Стоил он сумасшедшие деньги, но зато, как видите, ему сносу нет. Я ничего не забыл?

— Ключ?

— Да, — сказал Носуорт, — ключ. Поскольку времени у меня еще достаточно, а здесь мне предложить вам нечего, давайте по дороге зайдем в «Пламерс Армз». Я не хотел бы приходить раньше всех.

Когда они вышли на улицу, дождь начался снова. Перед входом в «Пламерс Армз» какой-то человек играл на корнете. Он сыграл «Тайнами жизнь полна», после чего вошел в бар с маленьким бархатным мешочком в руках и собрал с посетителей деньги. Носуорт бросил в мешочек несколько полупенсовиков.

— Ну, мне пора, — сказал он.

Они вышли из бара, и Этуотер отправился домой под дождем.

15.

— Привет, Уильям, — сказала Лола.

Всякий раз, когда Этуотер приходил к ней, в ее голосе сквозило удивление, как будто она его совершенно не ждала. Происходило это, даже если он звонил ей с улицы за десять минут до прихода и говорил, что скоро будет.

— Ты меня совсем забыл, — сказала она.

Этуотер сел и оглядел глазами комнату; по стенам висели муаровые японские гравюры. «Мне нужен цвет», — имела обыкновение говорить Лола. Она легла на софу и сказала:

— Почему ты совсем ко мне не приходишь?

— Вот же, пришел.

— Ты никогда не приходишь.

— Прихожу, как только у меня выдается свободная минута.

— Ты ужасно себя со мной ведешь.

— Мужчины вообще ужасно ведут себя с женщинами, — сказал Этуотер. — Могла бы уже заметить.

На столе лежала вилка для поджаривания хлеба, он поднял ее и пару раз несильно ударил Лолу вилкой по руке. Потом встал и пересел к ней на софу; она же продолжала повторять, что он ее «совсем забыл».

— А где Гвен?

— Уехала на выходные.

— Вон как.

— Ты ей не нравишься.

— Знаю, что не нравлюсь.

— И что же ты собираешься в этой связи предпринять?

— Ничего. Ровным счетом.

Потом она говорила об искусстве. Говорила долго. Об искусстве и литературе. Этуотер слушал и курил.

— С кем это ты познакомил меня на выставке?

— Ты имеешь в виду Гектора Барлоу?

— Он симпатичный.

— Находишь?

— Тебе так не кажется?

— Не знаю.

Софа скрипнула. Лола сказала:

— Нет, милый, нет.

— Да.

— Нет, говорю же, нет.

— Да.



— Тогда задерни занавески.

Задергивая занавески, Этуотер видел, как по оконному стеклу сбегают капли дождя, а в доме напротив человек в пальто играет на пианино. Лола сказала:

— В современной скульптуре влияние Архипенко невозможно переоценить[24].

16.

— Если ты действительно не можешь без нее жить, почему бы не сделать ей предложение? — сказал Барлоу. — Я иногда так поступаю. Девушкам это нравится. К тому же, тебе ничего не грозит. Сомневаюсь, чтобы она согласилась. А можно выбить из музея аванс за три месяца вперед и свозить ее на выходные в Брайтон. Впрочем, в Брайтон она тоже не поедет. Наверняка найдутся дела поважней.

— От брайтонского воздуха у меня болит печень, — сказал Этуотер.

— Тогда женись. Старик Наннери в качестве тестя с лихвой окупит тебе все хлопоты и затраты.

17.

Выходя из музея, Этуотер видел, как Носуорт стоит у входа в лучах заходящего солнца в окружении группы негров, которые, судя по всему, еще совсем недавно скакали по деревьям.

— Если вы приходите сюда, — наставлял их Носуорт, — то должны следовать правилам. «Не курить». Написано же черным по белому.

На пожелание Этуотера спокойной ночи он не ответил.

Этуотер направился к метро. Поезда были переполнены: сегодня он вышел из музея позже обычного и попал в «час пик». «Еду к Сьюзан на коктейль, даже не верится», — подумал он. Поезд был переполнен, и ему пришлось всю дорогу стоять. Как это бывает при искусственном освещении, некоторые женщины смотрелись очень неплохо. Этуотер рассеянно наблюдал за ними. На остановке он первым вышел из вагона и первым вошел в лифт, однако лифтер не закрывал дверцы лифта до тех пор, пока из поезда не вышли все пассажиры. Квартира находилась неподалеку от станции. Дверь в подъезд была открыта, на ней висело объявление, приглашавшее гостей подниматься наверх. На лестнице пахло так же дурно, как и в прошлый раз, но валявшийся под ногами мусор убрали, и подниматься теперь было гораздо легче. Когда он дошел до середины лестницы, сверху до него донеслись звуки музыки. Дверь в квартиру на верхнем этаже тоже была открыта, Этуотер вошел и положил шляпу на столик в холле. В дверях, с шейкером в руке, стояла Сьюзан.

— Привет, дорогой.

— Привет, — сказал Этуотер.

— Выпить не хотите?

Она протянула ему коктейль — очень крепкий и малоприятный на вкус. Затем повернулась к нему спиной, пересекла комнату и угостила коктейлем кого-то еще. Этуотер осмотрелся. В комнате собралось много народу, лица некоторых гостей были ему знакомы. Мистер Наннери стоял, облокотившись на камин, и что-то пил из высокого бокала. Он беседовал с Фозерингемом. Этуотер направился к ним. Мистер Наннери кивнул ему и дружески улыбнулся, хотя, по всей вероятности, забыл, что они знакомы. Не успел Этуотер раскрыть рот, как Фозерингем схватил его за руку:

— Мой дорогой Уильям, позвольте мне закончить этот разговор — он для меня жизненно необходим, а потом я должен сказать вам что-то очень важное, — воскликнул он, после чего повернулся к мистеру Наннери и сказал:

— И какие же мои слова вы процитируете в «Нэшнл Инкорпорейтед»?

Мистер Наннери глубоко вздохнул и сказал:

— На этот вопрос я сейчас ответить не готов. Если не можете пить это пойло — вот виски. — Последняя фраза предназначалась Этуотеру.

— А еще ведь рудники? — сказал Фозерингем, видимо, продолжая прерванный разговор.

— Для человека с техническим образованием рудники — вещь неоднозначная.

— Я говорил вам, Уильям, что подумываю сменить работу? — спросил Фозерингем Этуотера.

— Что-то припоминаю.

— Не мог я вам об этом говорить. Это решение я принял только что.

— Сменить работу и уехать в Америку?

— В перспективе, да. Впрочем, Америку можно отложить на год-другой. Мы с мистером Наннери говорили про Сити. Он полагает, что работа в Сити по мне.

— В Сити, спору нет, можно неплохо заработать. А можно и разориться, — изрек мистер Наннери.

— По-моему, мне давно пора начать зарабатывать деньги, — сказал Фозерингем. — Неважно, что у меня нет опыта, и я плохо считаю. Зато у меня есть нюх. Я могу по названиям фирм определить, поднимутся их акции или упадут. Я постоянно просматриваю финансовые разделы газет и в прогнозах ошибаюсь редко.

— Не ошибаетесь в течение длительного времени? Вот ведь что важно.

— Вы будете смеяться, — сказал Фозерингем, — но если вы дадите мне двадцать тысяч фунтов, то к концу года я эту сумму берусь удвоить.

— Очень жаль, что мы не можем сотрудничать. С моим опытом и вашей энергией мы могли бы горы своротить, — сказал мистер Наннери.

Его тусклые глаза сверкнули. Возможно, в молодости он был хорош собой, однако Сьюзан была на него совершенно непохожа.

— Финансы ведь вас не слишком интересуют? — спросил он Этуотера.

— Я мало что в них смыслю.

— Увлекательное дело, доложу я вам, — сказал мистер Наннери. — Даже слишком увлекательное. Отнимает все силы. Возможно поэтому, я и перестал заниматься финансами. А еще потому, что у меня не осталось денег.

— В том-то и штука, — сказал Фозерингем. — И у меня тоже нет денег. Поэтому и иду в Сити.

— У меня было все ровно наоборот. У меня не осталось ни пенса — поэтому я и бросил финансы. Весь вопрос в том, как вы на это смотрите.

— И все-таки что вы думаете о моих планах?

— Все надо тщательно обдумать и взвесить.

— И я того же мнения, — сказал Фозерингем. — Кстати, Уильям, вот о чем я хотел вас спросить. На тот случай если я не стану капиталистической акулой, смог бы ваш музей отправить меня в какую-нибудь командировку?

— Куда?

— О, куда угодно. Это совершенно несущественно. На Суматру или в Гвиану. Туда, где идут раскопки.

— Я предложу вашу кандидатуру, если услышу о чем-то подобном.

— Был бы вам очень признателен. Понимаете, моя нынешняя работа не дает мне никакого удовлетворения. В ней нет размаха.

— Люди по-настоящему одаренные карьеру делают редко, — сказал мистер Наннери. — Они вызывают зависть — в этом вся беда.

— Я бы не причислял себя к «по-настоящему одаренным», — сказал Фозерингем. — Сейчас я уже не тот, но в свое время мне было чем похвастаться.

Этуотер не сводил со Сьюзан глаз. Она стояла в противоположном конце комнаты рядом с Верелстом и, поигрывая шейкером, с нескрываемым интересом слушала собеседника. Верелст стоял, прислонившись к стене; одет он был хуже обычного и, очевидно, накануне лег спать лишь под утро. Это его старило. Сьюзан слушала, чуть повернув голову набок. Верелст говорил хорошо и даже жестикулировал, однако убедить Сьюзан в правоте своих слов явно не стремился. Вид у него при этом был такой, словно он бы очень обиделся, если бы Сьюзан пропустила хоть слово из того, что он говорил. Если стоять с ним рядом, можно было заметить, что в его взгляде сквозила боль, таилась глубоко запрятанная тоска, но было ли это национальной чертой или чем-то благоприобретенным, douceur, передавшимся ему от многочисленных подружек, Этуотер сказать затруднялся. Пробираясь сквозь толпу гостей к Сьюзан, Этуотер обменивался репликами со знакомыми. Когда он подошел к ней, Верелст сказал:

— Не проходит и дня, чтобы мы с вами не встретились.

— Да, действительно.

— Как выставка вашего друга Прингла? Имеет успех?

— И немалый.

— Сьюзан собирается ко мне посмотреть картины, которые я приобрел буквально на днях, — сказал Верелст. — Буду рад, если придете и вы.

— Ему достались великолепные рисунки, — подтвердила Сьюзан. — Вчера мне довелось увидеть некоторые из них. Обязательно приходите.

— Конечно, с удовольствием.

— Пойду налью себе чего-нибудь выпить, — сказал Верелст и направился к столу с бутылками.

— Сядьте и поговорите со мной, — сказала Этуотеру Сьюзан.

— Вы сегодня со мной не поужинаете? — спросил Этуотер.

— Не могу.

— Когда я увижу вас снова?

— Не знаю.

— Почему не знаете?

— Я уезжаю.

— Надолго?

— Нет, — ответила она. — Ненадолго.

— Я совсем вас не вижу.

— Я знаю, — сказала она. — Когда вернусь, будем видеться чаще.

— А когда вы возвращаетесь?

— Не знаю. Довольно скоро.

— Я обязательно должен увидеть вас перед отъездом. Можно я увижу вас перед отъездом? Я и сам скоро уезжаю, и тогда мы не увидимся тысячу лет.

— А зачем вообще нам встречаться?

— То есть как, зачем? Мне это доставляет удовольствие.

— Но ведь я в вас не влюблена. Говорю же, я ненавижу влюбляться. И не хочу.

И она встряхнула шейкером, который по-прежнему держала в руке, и бросила Этуотеру в стакан то, что осталось от апельсина, в основном — мякоть и косточки.

— Если вам так уж хочется, давайте встретимся перед отъездом, — сказала она.

— Конечно, хочется.

— Хорошо, договорились. Но влюбляться в вас я не стану, так и знайте.

— Хорошо.

— Уезжаю я скоро, поэтому мне это, если честно, не очень удобно.

И она воззрилась на него своими огромными глазами.

— Как жаль, что вы уезжаете, — сказал Этуотер.

— Думаю, ненадолго. Но мне хочется уехать. А теперь, — сказала она уже громче, — давайте все напьемся до чертиков!

Гости остались очень довольны вечеринкой и разошлись поздно. Сьюзан куда-то подевалась, но ушла она с Верелстом или с кем-то еще, Этуотер не знал. Что вечеринка подошла к концу, он понял, только когда вдруг обнаружил, что в комнате их осталось всего трое: он, Фозерингем и мистер Наннери.

— Мы где-то встречались, — сказал Этуотеру мистер Наннери. — Вот только где, не соображу.

— Это было поздним вечером, несколько недель назад. Мы встретились в дверях вашей квартиры, на верхнем этаже. Мы со Сьюзан возвращались из ресторана.

— Ну конечно, конечно же! — вскричал мистер Наннери. — Именно так. Не могу вам передать, как я здорово в тот вечер повеселился.

Фозерингем, который весь вечер не закрывал рта, теперь слонялся по комнате в поисках чистого стакана.

— Вы со Сьюзан часто встречаетесь? — спросил Этуотера мистер Наннери.

— Ваша дочь совершенно неуловима, — ответил Этуотер.

— Знаю, знаю, — сказал мистер Наннери. — Я и сам ее почти не вижу. Кстати, она мне сегодня заявила, что уезжает. И вы думаете, я знаю, куда? Ничуть не бывало. Вы, надо полагать, тоже не знаете?

— Боюсь, что нет.

— Я так и думал, — сказал мистер Наннери. — Разумеется, это не моего ума дело, но я решил, что спрошу вас, вдруг вы в курсе…

— Нет, не в курсе.

— С моей стороны это не более чем любопытство, не думайте…

Фозерингем встал на четвереньки и полез под диван посмотреть, нет ли там случайно чистых стаканов. Потом вдруг вскочил и бросился к Этуотеру:

— Уильям, Уильям, где чистые стаканы? Мне очень нужен чистый стакан.

— Зачем?

— Микробы. Береженого Бог бережет.

— Надо посмотреть, осталась ли какая-нибудь еда, — сказал мистер Наннери, — и, если осталась, немедленно ее съесть. Надеюсь, вы оба не торопитесь.

— Я вам еще не надоел? — спросил Фозерингем.

— Нет, не надоели.

— Вы уверены?

— Более чем.

— Правда?

— Да.

— Если вы и в самом деле уверены, что я вам еще не надоел, я, так и быть, остаюсь. И если найду чистый стакан.

Мистер Наннери отыскал сыр и банку сардин.

18.



— Разумно ли это? — усомнилась миссис Рейс. — Стоит ли игра свеч?

— Разумно — вряд ли, — сказал Этуотер. — Но, пожалуй, удобно.

— И давно у него этот дом?

— Только что снял. Он узнал про него у Андершафта, который жил поблизости.

— Жить загородом с Андершафтом — это одно, — рассуждала миссис Рейс. — С Принглом — совсем другое.

— Риск был бы в обоих случаях, — сказал Этуотер. — Меня он позвал потому, что Апфельбаум, галерист, разорился. Об этом я узнал от Реймонда. Поэтому меня зовут на тех же условиях.

— И каких же?

— На условиях целесообразности.

— А там уютно?

— Не сказал бы.

— Даже не знаю, что вам и посоветовать, — сказала миссис Рейс.

— Очень удачно, что доктор Апфельбаум приехать не сможет. Ведь если бы Реймонд жил с ним в одном доме, он так бы ему хамил, что наверняка нажил бы себе врага на всю жизнь. А теперь он, глядишь, когда-нибудь Реймонду и пригодится.

— Подумать только, чем платят нам за наши услуги, — вздохнула миссис Рейс. — Вы помните Дженнифер?

— Да.

— Так вот, Вочоп не выходит у нее из головы, поэтому она, в надежде его повидать, по вечерам является ко мне не меньше трех раз в неделю.

— И как вы вышли из положения?

— Пришлось нанять другую машинистку, только и всего, — сказала миссис Рейс. — Хотя новая куда дороже.

19.

— Возможно, вам будет любопытно, — сказал Этуотер.

— Очень может быть, — сказала Сьюзан.

— Ну что, пойдем?

— Давайте пойдем.

— А потом где-нибудь поужинаем, хорошо?

— Почему бы и нет.

— Тогда поехали. А то ведь это далеко, на другом берегу реки.

Когда они приехали, было уже почти восемь, и в кассу стояла небольшая очередь. Они повернули налево и поднялись по лестнице на галерею.

— Никогда еще не была на боксе, — сказала Сьюзан.

— Сегодня вы получите удовольствие. Когда встречаются чемпионы, не так интересно.

По другую сторону от ринга, там, где места были незарезервированы, народу набралось полно. Зарезервированные места тоже были в основном заняты, но два стула в первом ряду у прохода, рядом со Сьюзан, пока пустовали. За ними сидела какая-то женщина, еще несколько женщин заняли места перед ними, возле самого ринга. Одна из них, в бежевой шляпке, была очень недурна собой, женщина же, сидевшая рядом выше, была, напротив, некрасива. Ее сопровождал мужчина крохотного роста с седыми усами и с большой булавкой фальшивого жемчуга в галстуке.

— Когда мы входили, кто-то сказал, что сегодня будет отличный бокс, — заметил он.

Черные квадратные абажуры на лампах над рингом были обклеены газетными вырезками, на канатах вокруг ринга были развешены красно-белые плакаты, рекламирующие программу на следующую неделю.

— Надо надеяться, эти плакаты поснимают, когда начнется бокс? — спросила у своего спутника сидевшая сзади женщина.

— Можешь не беспокоиться, — отозвался коротышка с усами.