— Азура Галладрина.

Госпожа Гильдии отшатнулась, словно у Жеана между губами мелькнул раздвоенный язык.

— Помочь вам обойти мою собственную работу? Вы с ума сошли?

— Я надеялся, — ответил Жеан, — что владелец сейфа не вызовет у вас особого сочувствия.

— Кто и где?

— Реквин. Солнечный Шпиль.

— Двенадцать богов, вы действительно сумасшедший! — Прежде чем продолжить, Галладрина осмотрелась, словно проверяя, нет ли шпионов. — Сочувствую. Себе.

— У меня глубокие карманы, Госпожа Гильдии. Я думаю, можно поговорить о сумме, которая смягчит ваши угрызения совести.

— Во всем мире не наберется такой суммы, — ответила женщина, — которая убедила бы меня помочь вам. Ваш акцент, мастер де Ферра… кажется, я поняла, откуда вы. Из Талишема?

— Да.

— А Реквин — вы собрали о нем сведения?

— Конечно. И очень тщательно.

— Вздор. Если бы вы изучили его тщательно, вас бы здесь не было. Позвольте кое-что рассказать вам о Реквине, бедный талишемский простак. Вы слыхали о его женщине — Селендри? Той, у которой медная рука?

— Я слышал, она самый близкий к нему человек.

— Это все, что вы знаете?

— Более или менее.

— Несколько лет назад, — заговорила Галладрина, — у Реквина был обычай каждый День Перемен устраивать в Солнечном Шпиле грандиозный маскарад. Гости соперничали, щеголяя тысячесоларовыми костюмами, причем у Реквина всегда был самый грандиозный. Так вот однажды он и эта его молодая красавица решили поменяться костюмами и масками. Каприз… Убийца, — продолжала она, — натер костюм Реквина изнутри чем-то дьявольским. Чернейшей алхимией, чем-то наподобие царской водки для человеческой плоти. Это был порошок… но от тепла и пота он оживал. Женщина проходила в костюме полчаса, пока не начала потеть. И закричала.

Сама я там не была. Но в толпе были мои знакомые ремесленники, и они говорят, что Селендри кричала, пока не сорвала голос. Пока из ее горла не пошел только хрип — а она все пыталась кричать. Этим порошком была натерта только половина костюма — извращенная жестокость. Кожа женщины пузырилась и текла, как расплавленная смола. От нее валил пар, мастер де Ферра. Никто, кроме Реквина, не посмел прикоснуться к ней. Он сорвал с нее костюм, потребовал воды; как в лихорадке, обтер ее — обрывками одежды и голыми руками. И сам так серьезно пострадал, что и сегодня ходит в перчатках, скрывая собственные шрамы.

— Поразительно, — сказал Жеан.

— Он спас ей жизнь, — продолжала Галладрина, — то, что еще можно было спасти. Вы, конечно, видели ее лицо. Один глаз испарился, как виноградина в костре. Ей ампутировали пальцы ног. Пальцы руки превратились в обугленные прутья, сама рука сгорела. Ее тоже отняли. Селендри отрезали одну грудь, мастер де Ферра. Уверяю вас, вы и понятия не имеете, что это значит — для меня это и сегодня стало бы тяжелым потрясением, а ведь прошло много лет с тех пор, как я в последний раз посчитала себя привлекательной.

Когда ее уложили в постель, Реквин связался со всеми своими бандами, со всеми своими ворами, со всеми своими контактами, знакомыми и друзьями среди богатых и могущественных. Он обещал тысячу солари без каких бы то ни было дополнительных вопросов тому, кто сообщит ему имя отравителя. Но этого убийцы все страшно боялись, а Реквина тогда уважали еще не так, как сейчас. И он не получил ответа. На следующий вечер он предложил пять тысяч солари, не спрашивая ничего больше, и опять не получил ответа. На третий вечер он пообещал десять тысяч солари, и опять впустую. На четвертый вечер он предложил двадцать тысяч… и все равно ему никто ничего не сказал.

И тогда каждую ночь начали происходить убийства. По случайному выбору. Среди воров, алхимиков, среди слуг приоров. Среди всех, кто мог иметь доступ к полезной информации. По одному убитому каждую ночь — беззвучно и абсолютно профессионально. И у каждой жертвы ножом была срезана кожа слева. Как напоминание.

Его банды, его игроки и посетители, его партнеры по сделкам просили Реквина прекратить. «Найдите убийцу, — ответил он, — и я остановлюсь». Они умоляли его и начали расспрашивать, но ничего не узнали. Тогда он начал убивать по два человека за ночь. Он убивал жен, мужей, детей, друзей. Одна из его банд возмутилась, и на следующее утро все ее члены были найдены мертвыми. Все. Все попытки убить его самого проваливались. Он правил бандами железной рукой, избавляя их от мягкосердечных. Он убивал, и убивал, и убивал, пока весь город не начал лихорадочно искать, переворачивая каждый камень, распахивая каждую дверь. Потому что страшней всего было вызвать его неудовольствие. И наконец в ответ на его вопрос к нему привели человека.

Галладрина испустила долгий шелестящий вздох.

— Реквин поместил человека в деревянную раму, приковав его левую сторону. Раму заполнили алхимическим цементом, которому позволили затвердеть, и наклонили, так что вся левая половина человека — от ноги до головы — ушла в каменную стену. Потом раму поставили вертикально, и человека оставили в хранилище Реквина умирать. Реквин каждый день лично спускался в хранилище и насильно вливал этому человеку воду в горло. Залитые цементом части тела начали гнить. Человек умирал медленно, от голода и заражения крови; он испытывал такие муки, о которых я не слышала за всю свою долгую жизнь. Поэтому простите меня, — мягко сказала она, беря Жеана за руку и подводя к левому окну, — но Реквин останется клиентом, которому я сохраню абсолютную верность, пока Самая Милостивая Госпожа не извлечет мою душу из этого старого мешка костей.

— Но ведь ему совсем не обязательно знать.

— И точно так же я никогда не изменю своего ответа. Никогда.

— Но хорошая плата…

— Вы слышали, — перебила Галладрина, — что бывает с теми гостями, которые мошенничают в его башне? Он отрезает им руки, а потом выбрасывает тела на каменный двор; семьям присылают счет за очистку двора от останков. А что случилось с тем, кто последним подрался в его Шпиле и пустил кровь? Реквин привязал его к столу. Лекарь отрезал драчуну коленные чашечки, и в раны запустили красных муравьев. А чашечки приставили на место и привязали. Этот человек умолял перерезать ему горло. Но его просьбу не исполнили.

Реквин обладает большой властью. Архонт опасается трогать его, боясь рассердить приоров, а приоры считают его слишком полезным, чтобы отказываться от него. С того времени как едва не умерла Селендри, Реквин способен на жестокости, каких не видел город. И нет вознаграждения, которое я сочла бы достойным, чтобы рискнуть навлечь на себя гнев этого человека.

— Я отношусь ко всему этому очень серьезно, мадам. Нельзя ли как-нибудь свести ваше участие к минимуму? Вы опишите самую общую схему механизма, общий вид? То, что никак не смогут связать лично с вами?

— Вы не слушали. — Галладрина покачала головой и показала на левое окно своего дома. — Позвольте спросить вас еще кое о чем, мастер де Ферра. Вам виден Тал-Веррар за этим окном?

Жеан подошел и посмотрел в оконное стекло. Окно выходило на юг, на западный край полуострова Ремесленников, на пристань и серебристо-белые воды Морского Меча. Там, защищенный высокими стенами и катапультами, стоит на якоре флот архонта.

— Да… прекрасный вид.

— Не правда ли? Теперь обдумайте мой окончательный ответ. Вы знаете что-нибудь о противовесах?

— Не могу сказать, чтобы я…

В этот момент Госпожа Гильдии дернула за один из кожаных ремней, свисавших с потолка.

Первое впечатление Жеана, когда пол под его ногами неожиданно разверзся, было таково: вид Тал-Веррара неожиданно устремился к потолку; чувства Жеана спешно пытались определить, в чем дело, но долю секунды спустя тошнотворное ощущение в желудке подсказало, что движется совсем не вид города.

Жеан провалился сквозь пол и ударился о жесткую квадратную платформу, подвешенную на железных цепях непосредственно под домом Галладрины. Первой его мыслью было, что это что-то вроде лифта, — и платформа тут же устремилась вниз, к улице, находившейся в сорока с лишним футах под ним.

Цепи скрипели, ударил неожиданный ветер; Жеан плюхнулся на живот и вцепился в платформу так, что побелели костяшки пальцев. Ему навстречу неслись крыши и булыжники мостовой, и он весь подобрался, готовясь к удару — но его не было. Платформа невероятно плавно затормозила… обещание верной смерти сменилось обещанием возможной раны и, наконец, просто нелепым положением. Спуск завершился в двух футах над поверхностью улицы, цепи слева от Жеана остались натянутыми, цепи справа провисли. Платформа наклонилась и толчком выбросила Жеана на груду камней.

Он сел и благодарно перевел дух; улица вокруг него слегка поворачивалась. Жеан огляделся и увидел, что платформа стремительно поднимается в прежнее положение. За мгновение до того как она остановилась под домом, из отверстия над ней выпало что-то маленькое и блестящее. Жеан успел отскочить и прикрыть лицо, прежде чем его окатили осколки стекла и брызги коньяка из разбившейся бутылки.

Он вытер с волос порцию белого сливового аустерсхолина стоимостью в несколько солари и, бранясь, поднялся, изумленно раскрыв глаза.

— Доброго вам дня, сэр. Подождите, не говорите ничего. Позвольте угадать. Госпожа Гильдии отвергла ваше предложение?

Удивленный Жеан увидел всего в пяти футах от себя улыбающегося торговца пивом. Тот стоял, прислонившись к стене ничем не примечательного двухэтажного дома. И походил на загорелое чучело в широкополой кожаной шляпе, так обвисшей от старости, что она едва не касалась его костлявых плеч. Торговец пальцами постучал по большой тачке в виде бочки с колесами; к тачке длинными цепями были прикреплены несколько кружек.

— Гм… что-то в этом роде, — ответил Жеан. Топорик выпал из-под его куртки и со звоном ударился о булыжники. Покраснев, Жеан наклонился, поднял топорик и заставил снова исчезнуть.

— Можете назвать это гонкой за выгодой, и я первым соглашусь с вами, сэр, но вы похожи на человека, которому стоит выпить. Вам нужна выпивка, которая не разбивается о камни, едва не разбив вам голову.

— Правда? А что у вас есть?

— Бергл, сэр. Вы, возможно, о нем слышали; истинно веррарский напиток. Если вы пробовали его в Талишеме, вы ничего не пробовали. Конечно, я ничего не имею против Талишема. У меня самого там семья.

Бергл — густое темное пиво, обычно приправленное несколькими каплями миндального масла. По крепости оно сравнимо со многими винами. Жеан кивнул.

— Полную кружку, пожалуйста.

Продавец вынул затычку из бочки и наполнил одну из прикованных кружек почти черной жидкостью. Одной рукой он передал кружку Жеану, другой вернул затычку на место.

— Знаете, она так делает по несколько раз в неделю.

Жеан отпил пива и позволил приятному напитку с привкусом дрожжей прокатиться по горлу.

— Несколько раз в неделю?

— Она порой очень нетерпелива с некоторыми посетителями. Не заканчивает разговор по всей форме. Но вы и так это знаете.

— М-м-м… Вполне сносное пойло.

— Благодарю вас, сэр. Сентира за полную кружку… спасибо, большое спасибо. Те, кто оттуда падает, хорошо раскупают мой товар. Я на всякий случай стараюсь держаться поближе: вдруг выпадут один-два клиента. Мне очень жаль, что ваша встреча закончилась неудовлетворительно.

— Неудовлетворительно? Что ж, возможно, она избавилась от меня раньше, чем я ожидал, Но то, что я собирался сделать, я сделал. — Жеан допил пиво, вытер рукавом рот и вернул кружку. — Я всего лишь посадил семя на будущее. Только и всего.

Глава четвертая

Слепые союзы

1

— Мастер Коста, будьте благоразумны. Знай я это средство, оно принесло бы немало золота в мой карман, верно?

У Бледной Теризы, консультанта по ядам, был очень удобный кабинет с приемной, где она вела дела с клиентами. Локки и Жеан сидели на диване, на мягких подушках, нога на ногу, и держали в руках маленькие фарфоровые чашки с густым джерешитским кофе. Держали, но не пили. У этой тридцатилетней серьезной, с ледяными глазами, вадранки волосы цвета новых парусов. Эти волосы колышутся над ее черным бархатным воротником, когда она расхаживает по комнате перед посетителями. У единственной двери кабинета стоит, прислонившись к стене, молчаливая и внимательная телохранительница, хорошо одетая веррарка с острой рапирой в руке и деревянной лакированной дубинкой на поясе.

— Конечно, — ответил Локки. — Прошу прощения, мадам, но я слегка не в себе. Надеюсь, вы понимаете наше положение… возможно, мы отравлены и даже не знаем этого точно, тем более не знаем, где искать противоядие.

— Да, мастер Коста. Ваше положение действительно серьезно.

— Мне вторично дают яд, чтобы заставить что-то сделать. В первом случае мне удалось спастись.

— К сожалению, это очень действенное средство держать кого-нибудь на цепи.

— В вашем голосе удовлетворение, мадам.

— Послушайте, мастер Коста. Не думайте, что я вам не сочувствую. — Бледная Териза протянула левую руку, демонстрируя множество колец и алхимических шрамов, и Локки с удивлением увидел, что у нее нет безымянного пальца. — Несчастный случай. Еще подмастерьем проявила невнимательность в работе. У меня было десять секунд, чтобы решить: потерять палец или жизнь. К счастью, поблизости оказался тяжелый нож. Я знаю, каково испытать на себе плоды моего ремесла, джентльмены. Знаю, каково быть больным, тревожиться и отчаиваться, не ведая, что произойдет дальше.

— Конечно, — сказал Жеан. — Простите моего партнера. Просто… Мастерство, с каким нас отравили, позволяет думать, что существует не менее искусное средство исцеления.

— Как правило, отравить всегда легче, чем излечить. — Териза потерла обрубок пальца — жест был привычным. — Противоядия — деликатные средства; во многих случаях они сами яды. Не существует панацеи, универсального лекарства, очистительного напитка, который выведет из организма любой яд, известный в моей профессии. И поскольку средство, которое вы описываете, — нечто исключительное, я предпочла бы перерезать вам горло, нежели пробовать противоядия наугад. Это лишь продлит ваши мучения или даже усилит действие исходного яда.

Жеан прикрыл рукой подбородок и осмотрел кабинет: Одну его стену Териза украсила алтарем толстого коварного Гандоло, Отца счастливого случая, Покровителя торговли и звонкой монеты, небесного покровителя всех сделок. На противоположной стене — святилище Азы Гуиллы, Госпожи Долгого Молчания, Богини Смерти.

— Но вы сказали, что есть известные вещества, действующие аналогично тому, которым мы предположительно отравлены. Разве это не сужает круг поисков?

— Такие вещества действительно есть. Вытяжка из Сумеречной Розы спит в организме несколько месяцев, а потом начинает умерщвлять нервные окончания субъекта, если регулярно не принимать противоядие. «Белое увядание» лишает питательности любую пищу или напиток; жертва может пожирать огромные количества еды и ничего не получать. Пыльца ануэллы заставляет жертву терять кровь через поры кожи, и начинается это через несколько недель после вдыхания самой пыльцы… Но разве вы не понимаете, в чем проблема? Три различных латентных яда, три очень разных средства причинить вред. Противоядие к яду в крови вполне может убить вас, если вы отравлены каким-то другим ядом.

— Проклятие! — сказал Локки. — Ну хорошо. Я чувствую себя глупо, заводя речь об этом, но… Джером, ты упоминал о другой возможности…

— Безоары, — сказал Жеан. — В детстве я много о них читал.

— К сожалению, безоары — миф. — Териза сложила руки перед собой и вздохнула. — Волшебная сказка, как «Десять честных предателей», «Меч, пожирающий сердца», «Призывный рог Терим Пела» и прочий восхитительный вздор. Я уверена, что читала те же книги, мастер де Ферра. Простите. Чтобы извлечь волшебные камни, из желудка дракона, нужен хотя бы живой дракон, не правда ли?

— Да, кажется, драконы в большом дефиците.

— Если вы ищете какой-нибудь дорогой и чудесный способ, я могу кое-что подсказать…

— Все что угодно, — сказал Локки.

— Контрмаги Картена. У меня есть достоверные сведения о том, что они способны приостанавливать действие ядов, созданных нами, алхимиками. Но, конечно, их услуги стоят дорого.

— …только не контрмаги, — закончил Локки.

— Что ж, — сказала Териза спокойно и веско. — Хотя ни мой кошелек, ни моя совесть не позволяют отправить вас на улицу без решения, боюсь, я больше ничего не могу сделать, учитывая, как мало мы знаем. Вы абсолютно уверены, что вас отравили недавно?

— Накануне вечером, мадам, была единственная возможность, которой мог воспользоваться наш… отравитель.

— Тогда я могу дать вам единственный совет. Постарайтесь оставаться полезными этому человеку, и впереди у вас, вероятно, недели или месяцы безопасности. А тем временем какой-нибудь удачный поворот дела может дать вам необходимую информацию. Внимательно наблюдайте и слушайте в поисках каких-нибудь ниточек. Возвращайтесь ко мне с новыми сведениями, а я прикажу своим людям принять вас в любой час дня и ночи и посмотрю, что смогу сделать.

— Вы весьма великодушны, мадам, — сказал Локки.

— Бедные джентльмены! Я буду молиться о вашем благополучии. Я знаю: вам придется жить с тяжелым бременем… и, если вы не найдете решения, я могу предложить вам другие свои услуги. Как говорится, перемены всегда возможны.

— Вы деловая женщина нашего типа, — сказал Жеан, вставая. Он поставил чашку и положил рядом с ней золотой солари. — Мы высоко ценим ваше время и гостеприимство.

— Никаких проблем, мастер де Ферра. Значит, вы готовы уйти?

Локки тоже встал и поправил свою длинную куртку. Они с Жеаном одновременно кивнули.

— Хорошо. Валиста проводит вас. Еще раз прошу прощения за повязки на глазах, но… эти предосторожности — ради вашей безопасности и моей тоже.

Истинное местоположение кабинета Бледной Теризы — тайна. Этот кабинет скрыт среди множества респектабельных деловых зданий, кофеен, таверн и жилых домов Изумрудной Галереи, где солнечный и лунный свет смягчаются, проходя через грибообразные купола Древнего стекла, покрывающие весь район. Выгодных клиентов телохранители по длинным узким коридорам провожают к Бледной Теризе, завязав им глаза. Вооруженная молодая женщина ждала у выхода из кабинета с повязками в руке.

— Мы вполне понимаем, — ответил Локки. — Не волнуйтесь. Мы уже привыкаем к тому, что нас водят по ночам с завязанными глазами.

2

Две ночи Жеан и Локки ходили по Савроле, непрерывно осматривая крыши и переулки, но ни контрмаги, ни агенты архонта не показывались. За ними следило несколько групп мужчин и женщин, это не вызывало сомнений. Локки предполагал, что это люди Реквина, получившие приказ тревожить их постольку-поскольку, чтобы Локки и Жеан не слишком успокаивались.

На третий вечер они решили, что могут вернуться в Солнечный Шпиль, делая вид, что ничего не произошло. Одетые на несколько сотен солари, они прошли по красному ковру и вложили в руки привратников по серебряному волани, а вокруг стояла довольно значительная толпа хорошо одетых ничтожеств, ожидая подачек.

Наметанный взгляд Локки сразу выделил в толпе двоих с гнилыми зубами, жесткими лицами и настороженными глазами — дорогие костюмы на этих субъектах сидели плохо, аксессуары были подобраны неверно, да и цвета не гармонировали. Правильные люди Реквина, получившие доступ в Солнечный Шпиль за какую-то хорошо выполненную работу. В свое время их пропустят, но не позволят подняться выше второго этажа. Их присутствие — еще одна составляющая привлекательности башни: богатые и влиятельные получают возможность смешаться с грязными и опасными.

— С возвращением, мастер Коста и мастер де Ферра, — сказал один из привратников.

Через раскрытые перед ними широкие двери Локки и Жеан услышали голоса, ощутили волны тепла и запахов — знакомое дыхание декаданса.

Первый этаж был относительно свободен, зато второй — от стены до стены море плоти в хорошей одежде. Толпа начиналась от самой лестницы, и Локки и Жеану пришлось прокладывать дорогу локтями.

— Что, во имя Переландро, здесь происходит? — спросил Локки у прижатого к нему мужчины.

Тот повернулся, возбужденно улыбаясь:

— Клетка!

Посредине второго зала стояла большая медная клетка; ее опускали на цепях с потолка в отверстие в полу, и она образовывала куб с ребром примерно в двадцать футов. Сегодня клетку дополнительно покрыли тонкой сеткой. Нет, поправился Локки, двумя сетками: одной снаружи, другой изнутри. Несколько счастливчиков из числа посетителей Шпиля наблюдали за клеткой, сидя за столиками на возвышении у стены; сотням остальных приходилось смотреть стоя.

Локки и Жеан протискивались против часовой стрелки через толпу, стараясь увидеть, на что же смотрят. Вокруг возбужденно гомонили зрители, оживленно, как никогда, — прежде Локки в этих стенах ничего подобного не слышал. Но подойдя поближе к клетке, он понял, что не весь шум исходит от толпы.

Что-то величиной с ласточку билось о сетку и гневно жужжало. Этот низкий дребезжащий звук вызывал у Локки ощущение животного ужаса.

— Оса-стилет, черт ее дери, — прошептал он Жеану. Тот энергично кивнул в подтверждение.

Локки никогда не везло настолько, чтобы он лично встретился с этим насекомым. Осы-стилеты — проклятие нескольких больших тропических островов далекого, за много тысяч миль отсюда, Востока, лежащего далеко за пределами обозначенных на теринских картах Джерема, Джереша и других земель. Жеан давным-давно отыскал в одной из книг по естествознанию описание этих страшных тварей; он вслух прочел его другим благородным подонкам, и несколько ночей после этого они плохо спали.

Немногие выжившие прозвали их осами-стилетами за их укусы. Размером осы с певчую птицу, ярко-красные; жалящее брюшко у них длиннее среднего пальца взрослого мужчины. Если у кого-нибудь в любом теринском городе-государстве обнаруживали матку этих ос, такого человека казнили — из опасения завезти заразу. Говорят, стилеты строят гнезда величиной с дом.

В клетке находился молодой человек, одетый только в легкую рубашку, брюки и короткие ботинки. На руках у него были перчатки: опытный человек может такими поймать и раздавить осу-стилет, но ему понадобится проявить недюжинное проворство и быть очень уверенным в себе. На столе у противоположной стены клетки стоял прочный деревянный ящик, передняя часть которого была усеяна десятками покрытых сеткой ячеек. Некоторые из этих ячеек были открыты. Остальные, если судить по шуму, полны рассерженных ос, ждущих освобождения.

— Мастер Коста! Мастер де Ферра!

Этот возглас прозвучал громко, но обнаружить его источник в шумящей толпе было нелегко. Локки пришлось несколько раз осмотреться, прежде чем он обнаружил этот источник — Маракозу Дюренну, которая махала им рукой от столика у дальней стены.

Ее черные волосы были убраны в сложную прическу — длинный хвост-веер на роскошном серебряном украшении. Дюренна курила изогнутую серебряную трубку почти в руку длиной. На запястье левой руки, которой она махала, наползали одно на другое украшения из белого золота и нефрита. Локки и Жеан взглянули друг на друга, приподняв брови, но начали протискиваться сквозь толпу и скоро оказались возле ее столика.

— Где вы были последние несколько вечеров? Измила болела, но я курсировала по местным водам в поисках игр.

— Наши извинения, мадам Дюренна, — сказал Жеан. — Нас удерживали в другом месте дела. Мы иногда консультируем… очень важных клиентов.

— Пришлось пуститься в короткое плаванье, — добавил Локки.

— Переговоры касались будущего сливового сидра, — заметил Жеан.

— Будущее сливового сидра? Какое опасное и романтическое занятие, должно быть. В ставках на будущее вы так же удачливы, как в «Карусели риска»?

— Приходится, — ответил Жеан, — иначе нам не на что было бы играть в «Карусель».

— В таком случае как насчет демонстрации? Я имею в виду дуэль в клетке. Как по-вашему, у кого из участников лучшие перспективы?

В клетке оса метнулась к молодому человеку, но он поймал ее в воздухе и с внятным треском раздавил ботинком.

— Очевидно, нам уже поздно высказывать свое мнение, — сказал Локки. — Или потеха еще не кончилась?

— Только началась, мастер Коста. В гнезде сто двадцать ячеек. Специальный механизм открывает их наугад. Может открыть одну, а может сразу шесть. Захватывающее зрелище, не правда ли? Он не может выйти из клетки, пока не убьет все сто двадцать ос или… — Дюренна осеклась и глубоко затянулась, подняв брови. — Мне кажется, пока что он убил восемь, — закончила она.

— Ага, — сказал Локки. — Ну… если бы мне пришлось выбирать, я поставил бы на парня. Можете называть меня оптимистом.

— Хорошо. — Женщина выпустила из ноздрей две струи дыма, похожие на серые водопады, и улыбнулась. — Я ставлю на ос. Двести солари моих — по сотне с каждого из вас. Идет?

— Я не меньше других люблю легкие пари, но давайте спросим партнера. Джером?

— Если это доставляет вам удовольствие, мадам, наши кошельки в вашем распоряжении.

— Какие любезные обманщики, — ответила Дюренна. Она поманила одного из служителей Реквина, и все трое купили в кредит фишки. И получили четыре резные деревянные палочки с десятью кольцами на каждой. Служитель записал их имена в табличку и ушел; в толпе по-прежнему заключалось множество пари.

В клетке из ячеек выбрались еще две сердитые осы-убийцы и полетели к молодому человеку.

— Я вам не говорила, — сказала мадам Дюренна, раскладывая перед собой на столике свои фишки, — что смерть одной осы приводит других в сильное возбуждение? В продолжение боя противники парня будут злиться все больше.

Две свободные осы в клетке выглядели достаточно сердитыми: парню приходилось непрерывно плясать, чтобы увернуться и не подпустить их к спине и бокам.

— Захватывающе, — сказал Жеан, вытягивая шею, чтобы наблюдать за дуэлью, и одновременно делая условные знаки. В распоряжении Жеана было не очень много выразительных средств, но Локки понял смысл: «Неужели надо оставаться с ней и смотреть на это?»

Он уже собрался ответить, но на плечо ему опустилась знакомая тяжесть.

— Мастер Коста, — сказала Селендри, прежде чем Локки успел повернуться к ней. — Один из приоров хочет поговорить с вами на шестом этаже. Небольшое дело. Касающееся… карточных трюков. Он говорит, вы поймете.

— Мадам, — ответил Локки, — я… гм… с удовольствием выполню его пожелание. Передайте, что я скоро буду.

— Лучше я сама отведу вас, — сказала Селендри с улыбкой: улыбалась только половина ее лица, другая оставалась неподвижной. — Это поможет вам быстрее пройти через толпу.

Локки улыбнулся, словно именно об этом и мечтал, и повернулся к Дюренне, разведя руками.

— У вас любопытные знакомые, мастер Коста. Вам лучше поторопиться; Джером позаботится о вашей ставке и выпьет со мной.

— Какая нечаянная радость, — сказал Жеан, подзывая служителя, чтобы заказать выпивку.

Селендри больше не тратила времени; она повернулась и двинулась через толпу к лестнице в дальнем конце круглой комнаты. Она шла быстро, выставив вперед медную руку, и толпа чудесным образом расступалась перед ней. Локки торопливо шел следом, держась поближе, потому что толпа мгновенно смыкалась снова, словно колония многочисленных существ, мимолетно потревоженных в своей деятельности. Звенели стаканы, в воздухе висели рваные клочья дыма, жужжали осы.

Вверх по лестнице на третий этаж; и снова толпы хорошо одетых людей расступались перед мажордомом Реквина. В южном крыле третьего этажа, в служебном пространстве, у полок, уставленных бутылками, хлопотали официанты. В глубине этого служебного помещения оказалась узкая деревянная дверь с нишей возле нее. Селендри вставила в эту нишу свою искусственную руку, и дверь отошла, открыв темное пространство не больше гроба. Селендри первой вошла в него, встала спиной к стене и поманила Локки.

— Подъемный шкаф, — сказала она. — Гораздо быстрей, чем пробиваться сквозь толпы по лестницам.

Помещение было очень тесным; Жеан с Селендри в нем не поместились бы. Локки невольно прижало к левому боку женщины, он чувствовал спиной ее медную руку. Селендри мимо него протянула здоровую руку и закрыла дверь. Они оказались в темноте, и Локки остро ощутил запахи: свой свежий пот, ее женский мускусный запах и что-то еще, исходящее от волос и похожее на дым от горящего соснового полена. Запах лесной, дразнящий и приятный.

— Что ж, — негромко сказал он, — здесь со мной произойдет несчастный случай. Если он меня ждет.

— Это не будет несчастный случай, мастер Коста. Но нет, по дороге наверх вас ничего не ждет.

Она пошевелилась, и Локки услышал в стене справа щелканье какого-то механизма. Мгновение спустя стены помещения задрожали, и над ними послышался слабый треск.

— Я вам не нравлюсь, — неожиданно для себя сказал Локки.

Наступило короткое молчание.

— Я знавала многих предателей, — ответила наконец Селендри, — но таких разговорчивых и бойких среди них еще не было.

— Только сознательные предатели — действительно предатели, — ответил Локки, стараясь говорить с болью. — А я хочу отплатить за обиду.

— Вам еще понадобятся оправдания, — прошептала она.

— Я вас чем-то обидел?

— Называйте это как хотите.

Локки сосредоточенно разрабатывал интонацию, с которой скажет следующую фразу. В темноте, скрывающей его лицо, его слова очищены от всех намеков, которые она могла бы усмотреть в выражении лица и манерах. Более удобного случая у него не будет. Точно алхимик, он составил необходимую обманчивую смесь: сожаление, смущение, желание.

— Если я вас чем-то обидел, мадам, я откажусь от своих слов и дел. — Едва заметное колебание: то, что нужно, для впечатления искренности. Самый надежный инструмент в его словесном репертуаре. — Только скажите. Дайте хотя бы намек.

Она едва заметно передвинулась: медная рука на мгновение нажала сильнее. Локки закрыл глаза и приказал ушам, коже, своим животным инстинктам искать в темноте малейший ключ. Презрение или желание? Он слышал биение собственного сердца, слабый пульс в висках.

— Хотел бы я получить хоть что-нибудь. Чтобы успокоить вас.

— Нельзя. — Она вздохнула. — Нельзя.

— И вы не разрешите мне даже попробовать?

— Вы говорите так же, как мошенничаете с картами, мастер Коста. Слишком гладко. Боюсь, вы умеете прятать свои мысли лучше с помощью слов, чем прятать карты с помощью рук. Если хотите знать, только ваша возможная полезность для нанимателя — и только она — позволяет мне сохранить вам жизнь.

— Я не хочу быть вашим врагом, Селендри. Не хочу неприятностей.

— Слова дешевы. Дешевы и бессмысленны.

— Я не могу… — Снова расчетливая пауза. Локки был осторожен, как скульптор, обрабатывающий резцом глаза статуи. — Послушайте, возможно, я боек. Я не умею говорить по-другому, Селендри. — Повторное использование имени, принуждение, почти заклинание. Более действенное и интимное, чем титул. — Я таков, каков есть.

— И удивляетесь, почему я вам из-за этого не доверяю?

— Я думаю, а есть ли что что-нибудь, чему вы доверяете?

— Не верь никому, — ответила она, — и тебя никогда не предадут. Противостоять будут, но предать не смогут.

— Гм-м… — Локки прикусил язык и напряженно думал. — Но ему-то вы верите, Селендри?

— А это не ваше дело, мастер Коста.

С потолка подъемного шкафа послышался громкий скрежет. Помещение в последний раз дернулось и застыло.

— Еще раз прошу прощения, — сказал Локки. — Это не шестой этаж. Девятый?

— Девятый.

Через секунду она откроет дверь. Последний момент наедине в интимной темноте. Он взвешивал слова, готовил последнюю стрелу. Нужно что-нибудь рискованное, но потенциально тревожащее.

— Знаете, я много о нем думал. Прежде чем понял, что он достаточно разумен, чтобы искренне любить вас. — Еще одна пауза. Локки понизил голос так, что его слова были едва слышны. — Думаю, более храброй женщины я никогда не встречал.

Он считал в темноте удары своего сердца. Наконец она ответила.

— Великолепное предположение, — прошептала Селендри, и в ее словах чувствовался яд. Что-то щелкнуло, тишину разорвала желтая полоска слепящего света. Селендри решительно втолкнула Локки искусственной рукой за дверь, в кабинет Реквина.

Что ж, пусть немного подумает над его словами. Пусть даст ему сигнал, подскажет, как продолжать. У него была определенная цель: достаточно, если у нее поубавится уверенности и желания ударить его ножом в спину. И если какую-то его часть смущало то, что он играет на чувствах Селендри (Черт побери! Эта часть так редко раньше проявляла себя), что ж… он напомнил себе, что, пока остается Леоканто Костой, может думать и делать что угодно. Леоканто Коста не существует в природе.

Он вышел из подъемного шкафа, не вполне понимая, кого убеждает: себя или Селендри.

3

— Мастер Коста! Мой загадочный новый союзник. Вы очень занятой человек.

Кабинет Реквина был загроможден так же, как во время первого посещения Локки. Локки с удовлетворением увидел, что на столе лежит несколько его колод карт. Подъемный шкаф открывался в нишу между двумя картинами. В прошлый раз Локки эту нишу не заметил.

Реквин стоял у проволочной сетки своего балкона и смотрел наружу. На нем был плотный темно-бордовый плащ с черными обшлагами. Рукой в перчатке он почесал подбородок и искоса посмотрел на Локки.

— На самом деле, — ответил Локки, — у нас с Джеромом выдалось несколько спокойных дней. Я ведь вам обещал.

— Я имею в виду не только последние дни. Я расспросил о том, что вы делали в предыдущие два года в Тал-Верраре.

— Как я и надеялся. Ну и?..

— Весьма познавательно. Не стану ходить вокруг да около. Ваш партнер пытался выудить у Азуры Галладрины сведения о моем хранилище. Больше года назад. Вы знаете, кто она?

Селендри медленно прошла по комнате слева от Локки, глядя на него через правое плечо.

— Конечно. Один из самых высокооплачиваемых изготовителей всякой мерзости из числа ремесленников. Я велел Джерому отыскать ее.

— А откуда вы знали, что она участвовала в создании моего хранилища?

— Удивительно, сколько можно узнать в баре для ремесленников, если угощать выпивкой и делать вид, будто все, что тебе рассказывают, захватывающе интересно.

— Понятно.

— Но старая сука ничего ему не сказала.

— И не должна была. Однако она на этом успокоилась. И ни словом не обмолвилась мне о его вопросах. Но несколько вечеров назад я начал расспрашивать, и оказалось, что в списке моих надежных глаз состоит некий продавец пива. Вот он-то и рассказал о том, как с неба упал человек, по описанию похожий на вашего партнера.

— Да. Джером рассказывал, что у старухи уникальный метод прерывать беседу.

— Что ж, вчера вечером с ней побеседовала Селендри, их беседу не прерывали. Старуху убедили вспомнить все, что можно, о визите вашего Джерома.

— Убедили?

— Финансово, мастер Коста.

— Ага.

— Я также выяснил, что вы расспрашивали о моих бандах в Серебряной Марине. С того самого времени, как Джером навестил госпожу гильдии Галладрину.

— Да. Я говорил с мужчиной по имени Драва и с женщиной по имени… как же ее звали?

— Армания Кантацци.

— Да, с ней. Благодарю вас. Роскошная женщина. Я пытался говорить не только о деле и подружиться, но она не оценила мое очарование.

— И не могла: Армания предпочитает общество других женщин.

— Какое облегчение. А я было подумал, что теряю зубы.

— Вас интересовали товары, которых никогда не видят таможенники. Вы обсуждали эти дела с несколькими людьми, но никогда не доводили переговоры до конца. Почему?

— Мы с Джеромом, поразмыслив, согласились, что безопасней нанять корабль за пределами Тал-Веррара. Тогда мы погрузили бы украденное у вас в несколько маленьких барж и избежали бы внимания, какое привлекает большой лихтер.

— Если бы я сам планировал ограбление, я бы, вероятно, согласился с вами. Теперь об алхимиках. У меня надежные сведения о нескольких ваших контактах с алхимиками на протяжении года. С респектабельными и не очень.

— Конечно. Я провел несколько экспериментов по действию горючих масел и кислот на механизмы. Подумал, что это поможет избежать скучного пиления.

— Эксперименты были плодотворными?

— Я поделюсь этой информацией с нанимателем, — с улыбкой ответил Локки.

— М-м-м… Пока оставим это. Но похоже, вы действительно готовились к чему-то. Слишком много разнообразных фактов подтверждают ваш рассказ. Остается только еще одно.

— Что именно?

— Мне любопытно, что делал старый Максилан, когда вы три дня назад его навестили.

Локки неожиданно понял, что Селендри больше не прохаживается, а неподвижно стоит в нескольких шагах за его спиной. «Покровитель воров, пошли мне надежную ложь и дай мудрость понять, когда прекратить лгать», — подумал Локки.

— Ну, он самодовольный тупица.

— Это не секрет. Любой ребенок на улице скажет мне это. Но вы признаете, что были в Мон-Магистерии.

— Был. У меня была частная встреча со Страгосом. Кстати, он считает, что вы не знаете о существовании его агентов в ваших бандах.

— Каково и было мое намерение. Но вы увиливаете, Леоканто. Чего именно хотел от вас и Джерома архонт Тал-Веррара? Причем посреди ночи? Сразу вслед за тем, как у нас с вами состоялась столь интересная беседа?

Локки вздохнул, чтобы выиграть несколько секунд на размышление.

— Я могу сказать, — ответил он, когда колебания уже начинали выглядеть подозрительно, — но боюсь, вам это не понравится.

— Конечно, не понравится. Выкладывайте.

Локки снова вздохнул. Очертя голову в ложь — или в окно.

— Именно Страгос платил мне и Джерому. Посредники, с кем мы имели дело, его агенты. Это он хочет, чтобы ваше хранилище выглядело как ледник после банкета. Он решил, что пришло время подстегнуть нас.

На лице Реквина появились легкие морщины; он стиснул зубы и заложил руки за спину.

— Вы сами это от него слышали?

— Да.

— Поразительно, до чего он вас уважает — лично рассказывает о своих делах! Чем докажете?

— Ну, понимаете, я попросил дать нам письменное подтверждение его намерения вас ограбить, и он с удовольствием его дал, но я такой невезучий… потерял его по пути сюда!

Локки посмотрел влево и нахмурился. Он видел, что Селендри внимательно за ним наблюдает; здоровую руку она держит под одеждой.

— Ради богов, если вы мне не верите, я прямо сейчас могу выпрыгнуть из окна и сберечь нам обоим уйму времени!

— Нет… пока нет необходимости пачкать булыжники двора вашими мозгами. — Реквин поднял руку. — Однако для человека положения Страгоса необычны личные контакты с агентами, стоящими так низко в его иерархии и в его мнении. Без обид.

— Я не обижаюсь. Если мне будет позволено высказать предположение, Страгос по какой-то причине теряет терпение. И… я совершенно уверен, что нам с Джеромом не позволят пережить свой успех у вас. Это единственное разумное предположение.

— И это принесло бы ему больше денег, полагаю. Такие, как Страгос, всегда ценят деньги больше человеческих жизней. — Реквин похрустел пальцами в тонких кожаных перчатках. — Все это звучит вполне здраво. У меня правило: если перед вами загадка, которая решается изящно и просто, значит, кто-то пытается вас надуть.

— Есть вопрос, — сказала Селендри. — Почему Страгос имеет дело с вами лично, зная, что вы выдадите его, если вас постараются… убедить?

— Существует одно обстоятельство, о котором я не хотел упоминать, — пристыженно сказал Локки. — Это… очень смущает меня и Джерома. Во время встречи Страгос дал нам выпить сидра. Не желая показаться неблагодарными невежами, мы выпили довольно много. Он сказал, что в сидре был яд, медленный и латентный. Который требует, чтобы мы через определенные промежутки времени брали из его рук противоядие. Иначе нас ждет мучительная смерть. Теперь мы в его власти и, если хотим получить противоядие, должны хорошо себя вести.

— Старый трюк, — сказал Реквин. — Старый и надежный.

— Повторю — это нас очень смутило. Как видите, у него уже есть средство избавиться от нас, когда мы послужим его целям. И я уверен: теперь он убежден в нашей верности.

— А вы все равно хотите предать его?

— Будьте честны, Реквин. На месте Страгоса вы дали бы нам противоядие и отпустили на все четыре стороны? Для него мы уже мертвы. Теперь, пока я жив, мне нужно отомстить двоим. Даже если яд Страгоса меня убьет. Я хочу поквитаться с Джеромом. И хочу, чтобы архонт страдал. Вы по-прежнему лучший способ достичь того и другого.

— Разумное предположение, — промурлыкал Реквин, отчасти смягчаясь.

— Рад, что вы так думаете, потому что, оказывается, я знаю о внутренней политике этого города гораздо меньше, чем полагал. Что происходит, Реквин?

— Архонт и приоры снова точат друг на друга зубы. Половина приоров держит большую часть своих личных состояний в моем хранилище, что лишает шпионов архонта возможности определить размеры этих состояний. Очистить мое хранилище значит не только оставить приоров без средств, но и заставить гневаться на меня. Сейчас архонт не будет пытаться лишить меня бизнеса небольшими провокациями из опасения развязать гражданскую войну. Но поддерживать третью сторону, намеренную ограбить мое хранилище… да, это сослужит ему хорошую службу. Я буду искать вас и Джерома, приоры будут стараться утопить меня или четвертовать, и тут Страгос выступит и просто…

Реквин проиллюстрировал, что сделает Страгос, сильно ударив кулаком по ладони.

— Мне казалось, — заметил Локки, — архонт подчиняется Совету приоров.

— Технически — да. У приоров есть красивый листок пергамента, в котором так говорится. Но у Страгоса есть армия и флот, которые позволяют ему придерживаться иного мнения.

— Хорошо. Так что же нам делать?

— Хороший вопрос. Больше никаких предположений, планов или карточных трюков, мастер Коста?

Локки решил, что настало время сделать Леоканто Косту чуть более человечным.

— Послушайте, — сказал он, — пока мой наниматель оставался анонимом, который ежемесячно присылает мне мешок денег, я знал, что делать. Но теперь кое-что произошло, ножи показались из ножен, и вы видите все углы, которых не вижу я. Так скажите мне, что я должен делать.

— Гм-м… Страгос. Он спрашивал о наших разговорах?

— Он их даже не упоминал. Вряд ли он о них знает. Думаю, нас с Джеромом схватили ночью и доставили к нему вне связи с ними.

— Вы уверены?

— Уверен, насколько это возможно.

— Скажите мне кое-что, Леоканто. Если бы Страгос открылся вам раньше, чем у вас появилась возможность показать мне несколько карточных фокусов… если бы вы знали, кого предаете, вы бы все равно сделали это?

— Ну… — Локки притворился, что обдумывает ответ. — Не знаю, что бы я сделал, если бы он мне нравился и я бы ему доверял. Может, просто ударил бы Джерома ножом в спину и продолжал работать на Страгоса. Но… для Страгоса мы крысы, верно? Просто насекомые. Страгос — самоуверенный сукин сын. Он считает, что знает меня и Джерома. А я… мне он просто не нравится, даже если забыть про этот яд.

— Он должен был долго общаться с вами, чтобы внушить такую неприязнь, — заметил с улыбкой Реквин. — Значит, так. Если хотите найти дорогу в мою организацию, придется заплатить определенную цену. Эта цена — Страгос.

— О боги! Что это значит?

— Когда Страгос будет мертв или в моей власти, вы получите то, что просите. Место в Солнечном Шпиле, должность моего помощника по играм. Жалованье. Всю помощь, какую смогу оказать вам с ядом. И Джером де Ферра будет кричать под вашим ножом. Согласны?

— Но как мне это сделать?

— Я не жду, что вы все провернете самостоятельно. Но Максилан правил достаточно долго. Помогите мне обеспечить его отставку любыми возможными средствами — из вашего и моего арсенала. Тогда у меня будет новый старший по этажу.

— Давно ничего лучше не слышал. И… гм… деньги на моем счету, который закрыт по вашему распоряжению…

— И не откроется — из-за ваших же действий. Не забывайте, Леоканто, я не филантроп. Помните об этом, когда будете служить мне.

— Конечно, конечно. Но позвольте задать вопрос. Почему вас не заботит возможность моей двойной игры со Страгосом? Вдруг я приду к нему и все расскажу?

— А с чего вы взяли, что я не учитываю такую возможность? — спросил Реквин, улыбаясь, явно довольный.

— От всех этих возможностей у меня голова болит, — сказал Локки. — Интригам я предпочитаю карточные фокусы. Если вы мне не поверите, логично было бы вернуться к себе в номер и повеситься.

— Да. Но я дам вам лучший ответ. Что вы можете сказать Страгосу? Что я его не люблю, поддерживаю его врагов и желаю ему смерти? Чтобы он получил подтверждение моей враждебности? Бессмысленно. Он и так знает, что я его враг. Он знает, что на его пути к победе подпольный мир Тал-Веррара — препятствие. Мои фелантоцци предпочитают правление гильдий власти мундиров и копий. При диктатуре оружия обычно бывает меньше денег.

Фелантоцци — так во времена Теринской империи называли пехотинцев; Локки и раньше несколько раз слышал, как этим словом обозначают преступников, но никогда не сталкивался с тем, чтобы они сами использовали это слово.

— Теперь остается, чтобы ваш второй судья согласился, что рискнуть стоит, — сказал Реквин.

— Мой второй судья?

Реквин показал на Селендри.

— Ты все слышала, моя дорогая. Выбросим Леоканто в окно или отправим обратно туда, откуда ты его привела?