– Не смеши меня, Хьюго. Никого я не присваивала.



Что ж, по крайней мере, это было правдой.

Бобу Гейгеру, по причинам, которые здесь объяснять не стоит, и Бобу Дилану за песню Mister Tambourine Man.

– Правда? Значит, ты свободна? Надеюсь, бедный мистер Феллоу не думает, что способен составить мне конкуренцию?



Судя по тому, как отчаянно Хьюго корчил из себя мачо, сексуальный опыт у него был не богаче, чем у слизняка под виагрой. Бри так и подмывало пошутить на эту тему, но она сдержалась. Слишком опасно. Каждый нейрон у нее в мозгу переключился в режим экстренного мышления. Бри попыталась прорваться через его руку, ожидая, что Хьюго ее опустит, но он не только не дрогнул, но еще и впечатал в стену вторую ладонь, так что она оказалась в ловушке.

«Тот, кто превращается в животное, избавляется от боли быть человеком».

Ладно, пора признать: Бри была смертельно напугана.

Доктор Сэмюэл Джонсон

– Хьюго, во что ты играешь?

Он наклонился к ней так близко, что со стороны можно было подумать, будто они целуются. Плохо. Хотя в этой ситуации вообще не было ничего хорошего.

– Мне надоело твое притворство, будто ты меня не хочешь, Бри, – протянул он голосом, который ему самому, по-видимому, казался томным. – Поэтому давай пропустим этап с разговорами и перейдем сразу к разврату. Если тебе так нравятся учителя, я тоже могу преподать тебе пару уроков…

Часть 1



В жизни бывают моменты, когда нужно отставить эмоции и включить голову. Это был один из них. Бри знала, что должна сейчас притвориться, будто без ума от трусов Хьюго и их содержимого, со скрещенными пальцами пообещать ему секс где-нибудь в следующем году и подробно рассказать, насколько ей плевать на мистера Феллоу и как она на самом деле мечтает снова оказаться в его спальне.

Накрыло где-то около Барстоу, у края пустыни. Помню, как сказал что-то вроде: «У меня голова кружится, садись ты за руль». И вдруг со всех сторон послышался жуткий рев, небо заполонили какие-то огромные летучие мыши, с визгом пикировавшие и взмывавшие вокруг нашего кабриолета, который с опущенной крышей мчался в Лас-Вегас со скоростью сто шестьдесят километров в час. Раздался вопль: «О, господи! Что это за твари?!»

Увы, в последнее время Бри нечасто включала голову. По правде говоря, она посвятила целый блог самым неблагоразумным советам. И у нее только что закончилось терпение.

Потом всё стихло. Мой адвокат сидел без рубашки и поливал грудь пивом, чтобы ускорить процесс загара. «Чего разорался?», – пробурчал он, подставив солнцу лицо в облегающих темных испанских очках. «Проехали, – ответил я. – Твоя очередь вести». Я затормозил и направил Большую Красную Акулу на обочину шоссе. Незачем рассказывать ему про мышей, подумал я, сам скоро увидит.

Был почти полдень, а нам еще предстояло преодолеть больше сотни миль. Тяжелых миль. Очень скоро, я знал, нам обоим напрочь снесет крышу. Но возвращаться нельзя, а отдыхать некогда. Придется перетерпеть. Регистрация репортеров на феерическую мотогонку «Минт-400» уже началась, и чтобы получить свой звуконепроницаемый номер-люкс нужно добраться туда до четырех. О брони позаботился солидный спортивный журнал из Нью-Йорка, он же выдал денег, на которые мы только что взяли напрокат на Сансет-стрип этот огромный красный кабриолет «Шевроле». И, в конце концов, я – профессиональный журналист и должен подготовить репортаж, чего бы мне это не стоило.

– Черт возьми, Хьюго! – заорала она ему в лицо с такой яростью, что он слегка отшатнулся. – Когда до тебя уже дойдет? Ты мне не нравишься! И не нравился никогда. Ясно? Та ночь была худшей в моей жизни. Это был не секс, а дерьмо. И знаешь почему? Потому что ты сам – мешок с дерьмом. Я тебя ненавижу. Все в тебе. Ты грязная, пустая, похотливая свинья. То, как ты обращаешься с Жасмин, просто позорно. То, как ты обращаешься со всеми. Хочешь знать, зачем я с тобой переспала? – Бри выпрямилась, чувствуя, что уже ничто не сможет остановить ее признание после недель бессильной немоты. – Это был эксперимент. Вот и все. И он оказался отвратительным. Извини, но я больше ни секунды не намерена находиться рядом с твоим куцым мозгом и куцым пенисом. Немедленно убери от меня руки, иначе я позову на помощь и запачкаю твое смазливое личико блевотой.

Если бы они были в кино, из темноты медленно выступили бы и принялись аплодировать восхищенные зрители.

Редакция также выдала мне 300 долларов наличными, и почти все они были уже израсходованы на чрезвычайно опасные вещества. Наш багажник напоминал мобильный склад конфиската наркополиции. У нас было два мешка травы, семьдесят пять катышков мескалина, пять листов промокашки с мощной кислотой, полсолонки кокаина и целый арсенал разноцветных таблеток: разогнаться, притормозить, повопить и посмеяться … а еще кварта текилы, кварта рома, ящик «Бадвайзера», пинта чистого эфира и две дюжины капсул амилнитрита.

Если бы они были в кино, Хьюго ударился бы в слезы, выбежал из школы и устроился работать мусорщиком.

Все это мы достали накануне, носились как угорелые по всему округу Лос-Анджелес – от Топанги до Уотса, брали всё подряд. Не то, чтоб без всего этого нам в дороге было не обойтись ? просто когда начинаешь основательно запасаться наркотиками, как правило, трудно остановиться.

Если бы они были в кино, Логан выпрыгнул бы из-за угла, двинул Хьюго в челюсть, и они с Бри уехали бы в закат на ждущем за воротами белом жеребце. Но жизнь – это не кино, верно?

Один только эфир вызывал у меня беспокойство. Нет на свете ничего беспомощнее, безответственнее и безнравственнее, чем человек в пучине эфирного делирия. А я знал, что скоро мы доберемся и до этой дряни. Пожалуй, на следующей заправке. Всё остальное мы уже опробовали, и сейчас самое время отведать эфиру. И проделать оставшиеся сто миль в безобразном судорожном оцепенении с текущими изо рта слюнями. Единственный способ сохранить бодрость под эфиром – занюхать побольше амилнитрита – но не весь сразу, а постепенно, так чтобы в Барстоу удержать внимание на дороге на скорости 140 км/ч.

Хьюго отступил на шаг, склонил голову к плечу и лукаво ей подмигнул:

«Да, вот это я понимаю поездка», – сказал мой адвокат. Он перегнулся через сиденье и сделал погромче радио, похмыкивая в такт ритм-секции и полуподпевая-полумыча: «Одна затяжка и вперед1 … «

– Осторожнее, Бри. Я не из тех людей, кому можно говорить такие вещи безнаказанно.

Одна затяжка, говоришь, дурила. Погоди, увидишь сейчас этих богомерзких мышей. Я едва слышал радио. Оно валялось в углу на заднем сиденье и пыталось оттуда перекричать магнитофон, откуда на всю катушку неслась Sympathy for the Devil . Это была наша единственная плёнка, и мы её крутили по кругу, как безумный контрапункт радио. А еще чтобы поддерживать ритм. Ровная скорость бережет топливо, а тогда это почему-то казалось важным. Да, в самом деле. В таких поездках нужно следить за расходом топлива. Избегать резких ускорений, от которых кровь приливает к затылку.

– Заткнись, а? Ты не чертова мафия.

Мой адвокат заметил автостопщика гораздо раньше, чем я. «Подвезем паренька», – сказал он и, не успел я возразить, как он остановился, а эта несчастная деревенщина, разинув рот в улыбке, уже бежала к машине: «Ни фига себе! Ни разу не катался в кабриолете!»

В ответ Хьюго только улыбнулся. Он не должен был улыбаться. И эта улыбка не должна была наполнить Бри нестерпимым ужасом.

«Да? – сказал я. – Ну тогда, ты, наверно, готов?» Он радостно закивал, и мы рванули с места.

– Пожалуй, вернусь к Жасмин. Наверное, она уже всю голову сломала, куда мы подевались.

«Мы твои друзья, – сказал адвокат. – Мы не такие, как все».

– Предлагаю оставить ее в неведении. Она моя подруга, и я бы не хотела причинять ей боль.

Господи, да он рехнулся. «Хватит! – рявкнул я, – А то пиявок напущу». Он усмехнулся, вроде понял. К счастью, в машине стоял такой страшный шум от ветра, радио и магнитофона, что на заднем сиденье парнишка ничего не слышал. Или слышал?

Здесь терпение Хьюго лопнуло. Он снова наклонился к Бри и прошипел, брызжа слюной в лицо:

Долго ли мы еще сумеем продержаться, подумал я. Пока один из нас не сорвется и не начнет грузить беднягу? Что он тогда подумает? Ведь эта безлюдная пустыня была последним известным пристанищем «семьи» Мэнсона. Вдруг эта мрачная подробность всплывет в его памяти, когда мой адвокат заверещит, что машину атакуют летучие мыши и огромные скаты. Что ж, в таком случае нам придется отрубить ему голову и где-нибудь закопать. Отпускать ни в коем случае нельзя. Он сразу донесет на нас в местное отделение полиции, и эти захолустные фашисты затравят нас как диких зверей.

– Не указывай мне, что делать. Ясно?

Господи! Это я сказал или только подумал? А вдруг сказал? Меня услышали? Я глянул на адвоката, но тот с отрешенным видом следил за дорогой, управляя нашей Большой Красной Акулой на скорости под 180. С заднего сиденья звуков не доносилось.

Если он хотел ее запугать, то своего добился. У Бри лихорадочно затряслись руки, и она скривилась, беспомощно смаргивая брызги слюны.

Может лучше поговорить с пареньком? Если я ему всё объясню, он не будет пугаться.

Ну да, конечно. Я обернулся и одарил его лучезарной улыбкой … любуясь формой его черепа. «Вот что, – сказал я, – надо тебе кое-что уяснить».

Он не мигая уставился на меня. И, кажется, заскрежетал зубами.

– Ты меня слышишь?!!!! – заорал я.

– Ты потерял малютку Иисуса, – сказала она, указывая дрожащим пальцем в угол.

Он кивнул.

Хьюго опустил взгляд, увидел валяющуюся на полу игрушку и разразился смехом:

– Хорошо, потому что я хочу, чтобы ты знал: мы направляемся в Лас-Вегас на поиски Американской мечты. – Я улыбнулся. – Поэтому мы взяли напрокат эту машину. По-другому никак. Усваиваешь?

– У-упс.

Он снова кивнул, но в глазах его был испуг.

А затем – как ни в чем не бывало – подобрал куклу, снова ей подмигнул и растворился в огнях и грохоте танцпола.

– Я хочу, чтобы ты знал всю предысторию. Потому, что это очень суровое задание, сопряженной с чрезвычайным риском для здоровья. Черт, совсем забыл про пиво! Не желаешь?

Бри сползла по стене и сгорбилась на полу, отчаянно пытаясь восстановить дыхание.

Он помотал головой.

– Может эфиру?

Глава 45

– Что?

НАУТРО ЕЕ РАЗБУДИЛ ВОСХИТИТЕЛЬНЫЙ АРОМАТ горячих тостов с маслом.

– Просыпайтесь, мисс Похмелин, остался один учебный день!

– Не важно. Ближе к сути. Короче, сутки назад мы сидели в коктейль-баре «Поло» в отеле «Беверли Хиллс» – на террасе, разумеется – и вот мы сидим под пальмой, и ко мне подбегает карлик-официант с розовым телефоном и говорит: «Сэр, должно быть, этого звонка вы ждали всё это время».

Я засмеялся, открыл банку с пивом, залив все заднее сиденье пеной, и продолжил.

Мама поставила поднос с завтраком на прикроватный столик и распахнула шторы. В комнату медленно заструился серый свет, пропитанный холодной моросью. Бри села в кровати, потерла глаза кулаками и зевнула:

– И знаешь, он угадал! Я и в самом деле ждал звонка, но не знал только от кого. Улавливаешь?

– Который час?

На лице у парня застыла маска растерянности и ужаса. Меня понесло дальше.

– Половина восьмого. У тебя не так много времени на сборы.

– Я хочу, чтобы ты понимал, человек за рулем – это мой адвокат! А не какой-то псих, я его не на улице подобрал. Да ты взгляни на него! Он не похож на нас с тобой, верно? Это потому, что он иностранец. Самоанец, кажется. Впрочем, какая разница? У тебя нет предрассудков?

Бри повернула ноющую голову к тумбочке. На подносе обнаружились не только тосты, но и апельсиновый сок.

– Нет, какой там!

– Я так и думал. Потому что, несмотря на свою национальность, этот человек представляет для меня огромную ценность.

– Мам, ты прекрасна. Ты знаешь?

Я метнул взгляд на адвоката, но он был не с нами.

Та улыбнулась и присела в изножье кровати:

Я врезал кулаком по водительскому сиденью. «Это важно, черт подери! Это всё правда!» Машину неприятно повело в сторону, но она быстро выровнялась. «Убери свои сраные лапы с моей шеи!» – заорал адвокат. Парень, похоже, готов был выпрыгнуть из машины и пуститься наутек. Между нами поползли неприятные вибрации – но почему? Я запутался и отчаялся. Неужели в этой машине общение стало невозможным? Неужели мы опустились до уровня бессловесных тварей?

Потому, что я рассказал правду. Самую что ни на есть. И я чувствовал, что надо непременно разъяснить ему цель нашего путешествия. Мы на самом деле не один час просидели в баре, попивая коктейли с мескалем и лакируя их пивом. Когда мне позвонили, я был готов.

– Хочешь верь, хочешь нет, но я тоже когда-то была молодой. И по своему опыту знаю, что углеводы и витамин С способны поправить самое безнадежное дело.

Карлик с опаской приблизился к нашему столику и вручил мне розовый телефон. Я ничего не говорил, только слушал. Потом повесил трубку и обратился к адвокату.

Бри вгрызлась в тост и застонала от наслаждения:

– Это из редакции. Они хотят, чтобы я немедля отправлялся в Лас-Вегас и связался с португальским фотографом по фамилии Ласерда. Все подробности у него. От меня требуется только заселиться в номер, он сам меня найдет.

– Определенно способны.

– Ну, как вчера повеселились? Я нашла костюм овцы внизу лестницы. Боюсь, его теперь только на свалку.

Мой адвокат посидел молча, потом вдруг ожил. «Черт подери! – воскликнул он. – Я всё понял. Тут пахнет серьезными неприятностями!» Он заправил защитного цвета майку в белые шорты и заказал еще выпить. «В этом деле тебе понадобится много советов юриста, – сказал он. – И вот мой первый совет: возьми напрокат скоростную тачку с откидным верхом и вали из Лос-Анджелеса хотя бы на пару суток. ? Он с грустью покачал головой, ? Выходные коту под хвост, ведь, мне, разумеется, придется ехать с тобой – и нам надо вооружиться».

– Почему бы и нет, – сказал я. – Если и браться за такое дело, то как положено. Нам понадобится приличная техника и куча наличности – хотя бы на наркотики и сверхчувствительный магнитофон, чтобы непрерывно записывать.

Бри постаралась припомнить остаток ночи. Ах да – на обратном пути шел дождь. Шерсть впитала влагу, и ее разнесло минимум вдвое. Жасмин сочла это уморительным и дорога до дома, хотя это вернее было назвать ковылянием до дома, растянулась до бесконечности, потому что она все время хихикала и снимала Бри на мобильный.

– О чём репортаж?

Жасмин… Ох черт, Хьюго. Одного воспоминания об их разговоре оказалось достаточно, чтобы с новой силой воскресить вчерашний ужас. Бри вернулась как раз на последние две песни, так что они еще успели поводить хоровод и сорвать голос от криков «Всем счастливого Рождества!». Хьюго вел себя вполне нормально – ну, насколько нормальным может быть двухметровый игрок в регби, одетый под Деву Марию.

– «Минт-400», самая роскошная внедорожная гонка среди мотоциклов и багги в истории профессионального спорта. Фантастическое зрелище, организованное в честь какого-то толстосума по фамилии Дель Уэбб, владельца фешенебельного отеля в самом центре Лас-Вегаса … Так, по крайней мере, написано в пресс-релизе. Мой человек из Нью-Йорка мне только что его зачитал.

Что-нибудь еще случилось?..

Пожалуй, нет. Если не считать почти стриптиза Геммы под «Santa Baby». Она так вспотела от усердия, что лужи блесток потом мерцали по всему танцполу. Это было в буквальном смысле блистательно.

– Как твой адвокат, советую тебе купить мотоцикл. Иначе как ты сможешь правильно освещать гонку?

– Никак. Где можно достать «Винсент Блек Шэдоу»?

По большому счету, вечер выдался отличным. Прежняя Бри ни за что бы не поверила, что сможет получить удовольствие от таких развлечений, но прежняя Бри вообще многого о себе не знала.

– Что это?

– Сказочный мотоцикл. У новой модели движок – две тысячи кубиков, двести лошадок на четырех тысячах оборотов, магниевая рама, два пенопластовых сиденья, полная масса – ровно двести фунтов.

Теперь ей предстоял последний учебный день перед двухнедельными каникулами. Бри планировала взять отдых от блога минимум до Рождества и посвятить это время чтению хороших книг и просмотру артхаусных фильмов. Возможно, даже заглянуть к Холдо – ну так, невзначай… Господи, как же она скучала по их однообразным вечерам, язвительным разговорам, дурацким шуткам-самосмейкам… Скучала по нему.

– Для нашего дела в самый раз.

– И я о том же. На поворотах, правда, херня, зато по прямой рвёт в клочья. Обгонит Ф–111 на взлете.

– Да, было весело. – Бри глотнула апельсинового сока. Судя по ощущениям в горле, на вековую пустыню пролился благодатный дождь. – Костюм жалко, конечно, но все остальное было здорово.

– На взлете? Сами не улетим?

– Поцеловала кого-нибудь под омелой?

– Ни в коем разе. Позвоню в Нью-Йорк насчет денег.

– Мам!



– Что? Мне просто интересно. Ты же прячешь от меня какого-то мальчика.

2. Развод свиноматки в Беверли-Хиллс на 300 долларов

Логан. На Бри снова накатил страх перед Хьюго – точнее, перед тем, что он может сделать. Хотя вчера он вел себя прилично… Так что она усилием воли задвинула эти мысли в дальний угол.



Они с Логаном должны были встретиться после уроков – попрощаться перед каникулами и обменяться подарками. В глубине души Бри надеялась, что он ей что-нибудь купит. Она так и не поняла, почему им нельзя видеться на праздниках, хотя Логан привел целый букет причин – в основном семейные обязательства и обещание съездить в Шотландию проведать тещу (Бри чуть не умерла от ревности).

– Мне нужно одеться, – неловко заметила она.

В нью-йоркской конторе о «Винсент Блек Шэдоу» ничего не знали: меня отфутболили в лос-анджелесскую, которая на самом деле находилась в Беверли Хиллс, в нескольких кварталах от бара «Поло» – но когда я туда добрался, тётка-бухгалтер отказалась выдать мне больше трехсот наличкой. Она сказала, что понятия не имеет, кто я такой, а я к тому времени уже истекал потом. Кровь у меня слишком густая для Калифорнии: в этом климате у меня никогда не получалось объясниться по-человечески … Особенно, если пот льет градом … глаза красные и выпученные, а руки дрожат.

Я взял 300 баксов и вышел. Адвокат ждал меня в баре за углом. «Маловато будет, – сказал он. – Нужен неограниченный кредит».

– Ну да, ну да. Ты никогда мне ничего не рассказываешь. – И мама наконец оставила ее в одиночестве.

Я заверил его, что кредит будет. «Вы самоанцы все такие, – упрекнул я его. – Никакой веры в порядочность, на которой зиждется культура белого человека. Ведь еще час назад мы сидели в тухлом кабаке без цента в кармане и планов на выходные, и тут из Нью-Йорка звонит совершенно незнакомый человек и велит мне отправляться в Лас-Вегас – на расходы плевать – потом посылает меня в какую-то контору в Беверли-Хиллс, а там еще один совершенно незнакомый человек дает мне триста баксов просто так … Вот это, друг мой, американская мечта в действии! Будет глупо затормозить в самом начале этого странного пути и так и не узнать, куда он нас заведет».

Этим утром Бри не стала чересчур усердствовать с косметикой. Просто наложила основу со светоотражающими частицами, чтобы скрыть следы похмелья, пару раз провела по губам красной помадой и собрала волосы в высокий хвост. Правда, код на воротах поддался ей не с первого раза, но в остальном Бри была полностью готова к учебному дню.

Долгопят Елена

– Точно. Так нельзя.

Она опоздала на встречу с Жасмин всего на пару минут, но угол подозрительно пустовал. Бри принялась листать новости в телефоне, ожидая, что в конце дороги вот-вот замаячит знакомый силуэт. Но на горизонте так и не возникло ничего жасминовидного.

Физики

– Верно. Но сначала машина. Потом кокаин. И еще магнитофон с особой музыкой и гавайские рубашки.

Прошло еще пять минут. Никого.

Я знал: единственный способ подготовиться к такой поездке – нарядиться как павлины и, попрощавшись с разумом, совершить бросок через пустыню и сделать репортаж. Главное – не упускать из виду основную задачу. А в чем она, собственно, состоит? Никто так и разъяснил. Значит, придумаем сами. Свобода предпринимательства. Американская мечта. Горацио Элджер, обторчавшийся в Лас-Вегасе до потери рассудка. Здесь и сейчас: чистая гонзо-журналистика.

Бри набрала эсэмэс:

Ты где, опоздун? Я уже на углу, так что поторопись. Жду еще пять минут и ухожу без тебя.


Был еще социо-психический фактор. Всякий раз, когда жизнь усложняется и вокруг тебя начинают кружить хищные твари, единственное лекарство – заправиться губительными веществами и ломиться из Голливуда в Лас-Вегас. Обрести покой в утробе залитой солнцем пустыни. Откинуть и закрепить верх кабриолета, намазать лицо маслом для загара и выдвигаться в путь с музыкой на полную катушку и пинтой эфира – не меньше.

Но пять минут миновали, а Жасмин так и не появилась. Спит или обнимается с белым другом, рассудила Бри, направляясь к школе.



Елена Долгопят

Достать наркотики не составило труда, но раздобыть машину и магнитофон в шесть тридцать вечера в пятницу в Голливуде оказалось непросто. У меня была своя машина, но для работы в пустыне она не годилась – слишком маленькая и медленная. Мы зашли в полинезийский бар, где адвокат совершил семнадцать звонков, прежде чем ему удалось найти кабриолет с достаточно мощным мотором и подходящего цвета. Я слушал разговор.

Из-за Жасмин Бри опоздала, так что в итоге ей пришлось бежать. Пот смыл почти всю светоотражающую основу, лицо раскраснелось. У нее оставалась всего минута, чтобы добраться до классной комнаты, поэтому она решила пропустить традиционный туалетный междусобойчик.

Физики

– Ждите. Мы приедем и всё оформим через полчаса.

Повесть

Едва шагнув в коридор, Бри поняла: что-то не так. На нее обращались все взгляды до единого. Ученики буквально выворачивали шеи, когда она проходила мимо, а потом принимались увлеченно шептаться за спиной.

От автора

Возникла пауза, потом он взревел: «Что?! Разумеется у этого джентельмена безлимитный кредит. Да ты, блядь, соображаешь вообще, с кем разговариваешь?»

Утро, автобус, электричка, метро, Музей кино, метро, электричка, автобус, вечер. Сны.

Что, черт возьми, происходит?

– Не позволяй этим свиньям тебе хамить, – сказал я ему, когда он впечатал трубку в аппарат. – Теперь нам нужен магазин с лучшей аудио-техникой. Никакого хлама. Новый бельгийский «Гелиоватт»: выносной микрофон с голосовой активацией – ловить разговоры из встречных машин.

Моя жизнь упорядоченна, размеренна (отмерена). Как жизнь большинства людей, я полагаю. Но человек живет воображением, а не реальностью. Строго говоря, реальности не существует.

Было сложно выяснить причину незаметно. Она пахнет? Бри слегка склонила голову и принюхалась к подмышке. Вроде нет. Может, макияж потек? Она вытащила карманное зеркальце и придирчиво изучила свое отражение. Нет. Она выглядела нормально… Не шикарно, конечно… Но нормально.

Еще несколько звонков – и мы нашли нужную технику в магазине в километрах восьми от нас. Он уже закрывался, но продавец обещал подождать, если поторопимся. Однако мы задержались в пути, из-за аварии на бульваре Сансет: «Шевроле Стингрей» перед нами сбил пешехода. Когда мы доехали, магазин уже закрылся. За стеклянной дверью были люди, но открывать они не хотели, пока мы несколькими сильными ударами по двери не объяснили, кто мы такие.

Я - это не сведения обо мне (родилась, училась, работает...). Подозреваю, что и мои рассказы - это не совсем я, это люди, которые их читают.

А затем ее слуха достигло одно-единственное слово.

Один мой знакомый говорит, что мои рассказы действуют на него магически.

Наконец к двери подошли два продавца с разводными ключами, и через узкую прорезь нам удалось договориться о покупке. Потом они приоткрыли дверь, просунули магнитофон, захлопнули и заперли. «Забирайте и катитесь отсюда ко всем чертям!» – крикнул один сквозь прорезь.

Картошка.

\"Физики\", видимо, имеют другую природу. Мне самой не совсем ясную. Могу лишь сказать, что это все-таки не реализм и не бытовая история. Фантастика, наверное. (И с меня взятки гладки.) Герои разгадывают загадки Вселенной. Но самой большой загадкой оказывается их собственная судьба.

Адвокат погрозил им кулаком и прокричал: «Мы еще вернемся! Я вам как-нибудь сюда бомбу захуячу! У меня на чеке ваши фамилии! Найду, где живете, спалю дом!»

Утро, автобус, электричка, метро, Музей кино, метро, электричка, автобус, вечер. Сны.

Нет, серьезно, что происходит?!

– Вот ему будет над чем задуматься, – пробурчал он, когда мы отъезжали, – Он все равно – психопат-параноик. Таких сразу видно.

Моя жизнь упорядоченна, размеренна (отмерена). Как жизнь большинства людей, я полагаю. Но человек живет воображением, а не реальностью. Строго говоря, реальности не существует.

Бри вошла в классную комнату сразу после звонка. Все остальные были на местах, включая Хьюго, Сета и компанию. Увидев Бри, они дружно прыснули.

Неувязки возникли и в автопрокате. Подписав все бумаги, я сел в машину на стоянке и, сдавая назад к заправке, чуть не потерял управление. Продавца аж затрясло.

Я - это не сведения обо мне (родилась, училась, работает...). Подозреваю, что и мои рассказы - это не совсем я, это люди, которые их читают.

– Тишина! Звонок уже был, – нахмурился мистер Филипс.

– Это … ребята, ну вы … с машиной поосторожней, ладно?

Один мой знакомый говорит, что мои рассказы действуют на него магически.

– Конечно-конечно.

– Нет, ну вы даете! Вы сейчас перемахнули через полуметровый уступ и даже не притормозили! Семьдесят на задней передаче! Вы чуть в колонку не врезались!

\"Физики\", видимо, имеют другую природу. Мне самой не совсем ясную. Могу лишь сказать, что это все-таки не реализм и не бытовая история. Фантастика, наверное. (И с меня взятки гладки.) Герои разгадывают загадки Вселенной. Но самой большой загадкой оказывается их собственная судьба.

От этого они только сильнее развеселились. Бри села на свое место и бросила через плечо взгляд «Какого черта?» – но все отвели глаза. Все, кроме Хьюго. Он ухмылялся и смотрел на нее в упор. Бри снова адресовала ему вопросительный взгляд, и он ответил ей таким выражением лица, от которого у нее кровь заледенела в жилах. Бри даже не смогла бы его описать. Это было нечто среднее между подмигиванием, кивком и улыбкой Чеширского кота.

– Всё обошлось. Я всегда так проверяю трансмиссию. Заднюю часть. На прочность.

Предисловие

Плохо.

Мой адвокат тем временем перетаскивал ром и лёд из нашего «Форда Пинто» на заднее сиденье кабриолета. Продавец нервно уставился на него.

Господи, неужели он рассказал? Что он рассказал?

Представление о том, что вокруг нас, что есть мы, из чего состоят звезды, солнце, голубое небо с белыми облаками или пес, облаявший прохожего (прохожий бежал на автобус, утро стояло раннее, туман стлался в низинах, белый, холодный)...

– Ребята, вы что, пьете?

– Картошка, – провыл Сет, и весь класс зашелся в хохоте.

Что такое жизнь и, соответственно, смерть?

– Я нет, – сказал я.

Весь класс минус Бри.

Разнообразны представления наши.

– Давай заправляй, – рявкнул адвокат. – Мы чертовски торопимся. Мы едем в Лас-Вегас на гонку в пустыне.

– Ну хватит! – рявкнул мистер Филипс и пустился в лекцию о грядущих перестановках в расписании.

– Что?

Было время, люди думали, что Земля плоская. Становилась ли она в самом деле плоской? \"Повиновалась\" ли нашим представлениям о себе? Нынче считают, что Земля подобна сфере. Становится ли она и в самом деле круглой, как яблоко, о котором мы тоже думаем - \"круглое\"? И что станет с ней в будущем, когда представления о ней претерпят изменения? Что претерпит она?

– Неважно, – сказал я. – Мы ответственные люди.

Бри не услышала из нее ни слова. Она лихорадочно размышляла. Дело в мистере Феллоу? Но Хьюго вряд ли успел рассказать о нем всем. К тому же это были бездоказательные угрозы – уловка, чтобы затащить ее в постель. Если бы он на них настучал, Бри уже объяснялась бы с директрисой. Может, он пустил слух о ее «эксперименте»? Бри мысленно покачала головой. Нет… Это не имеет смысла. Жасмин ему нужна для каких-то своих извращенных целей. Он не стал бы ею рисковать. Да и кто ему поверит? Все знают, что Жасмин и Бри – лучшие подруги… Ну, по крайней мере, так считается. Тогда о чем это? Картошка?

Был ли в космосе эфир, когда думали, что он там есть?

В итоге Бри решила, что Хьюго просто сочинил какую-то дурацкую сплетню – в качестве мести за ее вчерашнее выступление. За обедом она выяснит все у девочек, и они вместе над этим посмеются – как раз к Рождеству.

Я дождался, пока он закрутит колпачок на бензобаке, врубил первую передачу и выкатился на дорогу.

Любые представления верны. Но всегда ограниченны.

Наверное…

– Еще один беспокойный, – сказал адвокат. – Наверняка под быстрым.

С какой-то точки зрения, Земля остается плоской, с другой - становится подобно плоду на Древе жизни. Иные явления очень удобно толковать, если считать, что в космосе есть эфир, а для других эфир абсолютно лишнее допущение.

После классного собрания Бри не стала тратить время на разговоры с парнями. В любом случае, они лишь безостановочно повторяли «картошка, картошка» – причем с каждым разом смеялись все истеричнее. Так что Бри сразу отправилась на латинский – удивительно, насколько это быстро, если все в коридорах перед тобой расступаются. Однако даже сдвоенная латынь не помогла ей успокоить нервы.

– Ага, ты бы ему транков отсыпал.

Наши представления всегда ограниченны. Никогда не узнать нам, что же на самом деле Земля, человек (опоздавший все-таки на автобус и наблюдающий теперь за белым плотным туманом в низине, над которым встает солнце, которое есть звезда, раскаленный газ, термоядерный реактор, дар Божий, Гелиос, свет, надежда...), никогда, никогда, никогда. И это бы еще ничего, это еще полбеды. Беда в том, что никогда, никогда, никогда не узнать нам, \"зачем?\". Для чего, почему есть все это: и солнце, растопившее уже почти туман, и автобус, и человек, потерявший надежду приехать вовремя...

Секундная стрелка ползла по циферблату со скоростью улитки и еще, по-видимому, отлучалась в ближайший паб пропустить пинту пива. Бри сидела как на иголках, так яростно скребя каблуком по паркету, что лишь чудом не проделала в нем дыру.

– Такому козлу транки не помогут. Да и хрен с ним. У нас еще полно дел перед отъездом.

Ты знаешь, что изрек,

Наконец, наконец прозвенел звонок на обеденную перемену. Бри пулей вылетела из класса и помчалась в их обычный туалет. Девочки наверняка там. Должны быть. Теперь-то она все выяснит.

– Я бы не прочь достать мантии священников. В Лас-Вегасе могут пригодиться.

Прощаясь с жизнию, седой Мельхиседек?

Но всё магазины одежды уже закрылись, а грабить церковь мы не отважились. «Вот еще, – сказал адвокат. – Ты кстати не забывай, что многие копы – злобные благочестивые католики. Прикинь, что эти ублюдки с нами сделают, если нас примут – бухих, гашёных, в паленых ризах? Господи, да они нас кастрируют!»

Стоило Бри распахнуть дверь, как она услышала завывания из дальней кабинки.

Рабом родится человек,

– Как она могла?!

– Ты прав. И ради бога, перестань пыхать из трубки на светофорах. Не забывай, нас видно со всех сторон.

Рабом в могилу ляжет,

– Не знаю, дорогая. Пожалуйста, не плачь. Они того не стоят.

Он кивнул.

И смерть ему едва ли скажет,

– Нужен большой кальян. Поставим на сиденье, чтобы незаметно было. Кто увидит, подумает, кислородная подушка.

– Какая шлюха!

Зачем он шел долиной чудной слез,

Остаток ночи мы провели в сборах. А потом закинулись мескалином и пошли купаться в океане. Ближе к рассвету позавтракали в кофейне в Малибу, потом очень осторожно пересекли город и, выехав на окутанную смогом автостраду Пасадена, устремились на восток.

– Да, и теперь в этом никто не сомневается.

Страдал, рыдал, терпел, исчез.

– Но как…



Так написал уже в настигающем его безумии поэт Батюшков. И пусть его стихотворение станет первым эпиграфом нашего повествования. А вторым:



У Бри перехватило дыхание. В кабинке плакала Жасмин. Этот ублюдок и правда ей рассказал.

3. Странное лекарство в пустыне … Кризис доверия

Что ж, ей придется ОЧЕНЬ много врать, чтобы выпутаться из этой истории.

\"Девять дней одного года\".



– Мин? – позвала она со всем возможным сочувствием.

Название старого фильма.

Из кабинки донеслось «шшш!», и все стихло.

Меня до сих пор смутно тревожат слова нашего попутчика о том, что он «ни разу не катался в кабриолете». Этот дурень живёт в мире, где по шоссе мимо него один за другим проносятся кабриолеты, а он никогда в жизни в них не катался. Я ощутил себя королем Фаруком2. У меня возникло желание заставить адвоката зарулить в ближайший аэропорт и составить простой договор о передаче машины в пользование этому несчастному дурачку: «Распишись вот здесь и тачка твоя». Отдать ему ключи, по кредитке купить билеты на реактивный самолет – например в Майами, там взять напрокат еще один красный кабриолет и, заправившись наркотиками, гнать на полной скорости по воде до самого Ки-Уэста … а там поменять машину на лодку. Главное не останавливаться.

1. Прощание

– Мин, я знаю, что ты там. Я тебя слышу.

Но эта маниакальная затея быстро выветрилась у меня из головы. Парнишку арестуют – а это ни к чему, кроме того, у меня на машину свои планы. Я предвкушал, как буду рассекать на ней по Лас-Вегасу. Можно устроить нешуточный дрег-рейсинг на центральной улице: встать у большого светофора напротив отеля «Фламинго» и заорать: «Ну что, цыплята дрисливые! Задроты! Когда загорится зеленый, я выжму газ и всех до одного вас трусливых ушлепков уделаю нахер!»

Снега нет. Но тучи столь темны, столь низко и тревожно они опустились над землей, застывшей и заледеневшей, что, кажется, грозят не только снегом, но и громовыми раскатами, слепящими разрывами молний.

Молчание. Молчание и истеричное шмыганье носом.

Точно. Бросить гадам вызов на их же территории. С визгом тормозов подкатить юзом к «зебре» – в руке бутылка рома – клаксоном глушить музыку … изрыгая бессвязные вопли … за маленькими стеклами гризерских3 очков в золотой оправе остекленелые глаза с огромными зрачками… по-настоящему опасный пьяница, от которого разит эфиром и веет неизлечимым психозом. Разогнать движок до жуткого дребезжащего визга … дождаться зеленого …

По широкому свободному шоссе гонит, рвет такси с московским номером. Новенькая машина с бешено ревущим мотором. Свет фар пляшет и скачет. Шофер похож на танкиста. Будто перед ним не широкое стекло новейшего автомобиля \"Волга\", а узкая бойница в толще брони. Впрочем, он и служил в армии танкистом, о чем еще в Москве, когда не предвещало ничто непогоды и было тихо и даже влажно в тишине, успел сообщить своему пассажиру, посулившему огромные деньги до аэропорта - двести пятьдесят рублей.

Бри вздохнула:

Когда еще представится такая возможность? Выморозить гадов до самой селезенки. Старые слоны идут умирать в холмы; старые американцы выезжают на шоссе и мчатся на своих огромных машинах навстречу смерти.



– Понятия не имею, что наплел тебе Хьюго… Но, пожалуйста, не верь ему. Я не знаю, что происходит, но мы сможем с этим разобраться… Ты моя лучшая подруга…

Деньги от тут же и вручил шоферу и сказал, что это вся его премия, только что полученная. Но за что премия, не сказал.

Но у нашей поездки иная цель: классическое утверждение всего правильного, истинного и порядочного, что есть в национальном характере. Грубая физическая дань уважения фантастическим возможностям, что открывает эта страна – но только тем, кто крепок духом. Мы были крепки.

Дверь распахнулась, и из кабинки вылетела Жасмин – с лицом таким жутким, что Бри невольно отступила на шаг.

Он казался глубоко погруженным в созерцание того, что происходило прямо перед его широко открытыми сонными глазами. И шофера посетило нелепое ощущение, будто и он, и машина, и дорога, и низкие страшные тучи - тяжелые бомбардировщики, - пассажиру снятся.

Мой адвокат, при всей своей расовой неполноценности, эту идею понимал, но нашего попутчика убедить было нелегко. Он сказал, что понял, но по его глазам я видел, что это не так. Он меня обманывал.

– Да как ты смеешь? – прошипела она.

Всякому человеку иной раз кажется, что жизнь его есть сон, но не всякому покажется вдруг, что жизнь его есть сон человека напротив, отражение в равнодушных глазах. Но шофер не любил философствовать, да и некогда было. Он вел машину. Давление падало. Шофер гнал. Не успевал даже бояться, что машину занесет на льду.

Внезапно мы свернули с дороги, заскользили по гравию и остановились на обочине. Меня швырнуло о приборный щиток. Адвокат обмяк на руле. «Что такое? – закричал я. – Здесь нельзя останавливаться. Здесь летучие мыши!»

Жасмин так рыдала, что у нее, похоже, началась аллергия на собственные слезы. Лицо было мокрым и красным, как свекла; глаза опухли, волосы растрепались. Горе сочилось буквально из каждой ее поры. Хотя не только горе. Еще в ее лице читалась злость. Или нет, даже не злость, а ярость. Или… Что хуже ярости? Вот это было оно.

Погруженный в созерцание пассажир в дешевом драповом пальто, в шапке-ушанке, съехавшей на оттопыренное ухо, казался мальчиком, школьником, погруженным в гипнотический сон заезжим гипнотизером.

– Сердце, – застонал адвокат. – Где лекарство?

– Жасмин, – слабо запротестовала Бри, – не слушай его. Он лжет. Что бы он тебе ни сказал, это неправда…

Тонкий стебель шеи торчал из грубого серого воротника. Глаза были открыты и смотрели... издалека, издали, из дали.

«А, лекарство, погоди, сейчас достану». Я полез в чемоданчик за амилами. Паренек застыл в ужасе. «Не бойся, – сказал я. – У него больное сердце – стенокардия. Но у нас есть лекарство. Ага, вот оно». Я вынул из жестяной банки четыре ампулы и две вручил адвокату. Тот немедля разломил одну под носом. Я сделал то же самое.

– Хватит врать! – заорала Жасмин в таком бешенстве, что у Бри чуть не взметнулись волосы. – Как ты посмела? Как ты посмела? Ты не только разрушила единственное – единственное, – что у меня было в жизни хорошего, так теперь еще и имеешь наглость врать мне в лицо?! Я тебя ненавижу. Ненавижу. Убирайся! Сейчас же. Больше в этой школе тебе жизни не будет. Не будет, поняла?

Он глубоко затянулся и откинулся на сиденье, подставив лицо солнцу: «Музыку, блядь, погромче! У меня сердце как аллигатор!»

Она снова разрыдалась и сползла на пол, икая и всхлипывая.

Когда Москва осталась далеко позади, поднялся сильный западный ветер. Тучи в небе сдвинулись и полетели. Заворчал гром, но снег все еще не начинался. Бортовой ветер усилился, он толкал ревущую, упирающуюся \"Волгу\" к обочине. Шофер направлял машину против ветра. Но когда начался снег и мгновенно усилился, все показалось бесполезным. Видимость падала, темнело, и куда рвалась машина, было уже неясно: по шоссе, в поле ли ее несло, или обратно - к Москве. Но шофер что-то еще высматривал в белой мгле, весь изогнувшись, лбом подавшись к стеклу, вглядываясь в вихрь освещенного фарами снега.

Только тогда до Бри дошло.

«Громче! Чётче! Басы! Побольше басов!» – он замолотил воздух голыми руками. «Да что за херня? Что мы как старушки?» Я выкрутил громкость радио и магнитофона на полную. «Подлый адвокатишка, – сказал я. – Подбирай выражения. Ты разговариваешь с доктором журналистики!». Он истерически хохотал. «Хули мы делаем в этой пустыне? Полиция! На помощь!»

В салоне было темно. Пассажир отрешенно молчал.

Она так долго пыталась игнорировать тот факт, что Жасмин – человек. Личность. Не персонаж, не образ, не популярная сука. У нее тоже были чувства, история, слабые места… Обычная жизнь обычного человека – уязвимого, как и все прочие.

«Ты на этого борова не смотри, – сказал я попутчику. – Он не умеет обращаться с лекарствами. Вообще-то мы оба – доктора журналистики и едем в Лас-Вегас писать главный материал о нашем поколении». И тут меня пробило на смех …

Деревню как будто не заносило снегом, а уносило. Так казалось мальчику, лежавшему на печи за занавеской. Электричество мигнуло и погасло. Дед зажег свечу и полез в погреб, он вынул из погреба керосиновую лампу и засветил на столе. Сел курить.

Ей можно было причинить боль. Предать. Унизить. Но Жасмин была не просто человеком. Она была другом Бри. Другом, который с такой тактичностью принял ее шрамы, который впустил ее в свой мир. Да, в прошлом она вела себя отвратительно, но это не давало Бри права так с ней поступать. Застарелые обиды не служили оправданием ничему.

Мой адвокат развернулся лицом к попутчику со словами: «На самом деле мы едем в Лас-Вегас завалить героинового барона по кличке Свирепый Генри. Мы с ним давно знакомы, но недавно он нас кинул. Чуешь, чем пахнет?» Я хотел его заткнуть, но нас обоих скрутило в приступе смеха. Хули мы делаем в этой пустыне, если у нас обоих больное сердце?

Мальчик вообразил себя в трюме корабля в бурю. Волны поднимаются и обрушиваются. Качка. Мальчику прежде не приходило в голову, что можно ведь окончить мореходку в Одессе и войти в экваториальные воды на большом современном судне. Но лучше на деревянной шхуне под парусами. Шторм выносит к неизвестному берегу...

Бри потянулась к плечу Жасмин с естественным желанием утешить, успокоить, но путь ей преградила Гемма. Ее лицо было искажено такой злостью, что казалось еще уродливее обычного.

«Свирепый Генри подписал себе смертный приговор! – зарычал адвокат. – Мы ему легкие вырвем!»

Или так: закончится снежная буря, выйдешь на крыльцо, если дверь не заклинит, выйдешь и рот разинешь, - унесла тебя буря в африканскую саванну. Снег на крыльце тает, мокрые доски просыхают на глазах. Луна - громадина, все видно до жути. Гиены лают.

– Не трогай ее.